Канпэ

Все друзья отца прочили ему, что Минхо вырастет избалованным. Не будет уметь проигрывать, станет жадным взрослым с «синдромом единственного ребенка». Отец был бы не против, если бы Минхо вырос именно таким, но сын вырос эгоистичным похуистом, что, как оказалось, на репутацию идеального сына не тянуло. — Почему тебя не было на физике? — Отец использовал этот свой пугающий тон. Пугающий всех, кроме его жены и Минхо. — Не хотел, — улыбнулся четырнадцатилетний сын, разводя руки в стороны, — там ничего важного, приду завтра. — Ты не можешь посещать уроки согласно своему «хочу»-расписанию! — Как оказалось, могу, — мальчик приставил указательный палец ко лбу, — нужно лишь использовать вот это, — Пак Чинён нахмурился, и он пояснил, — мозг, пап. Мозг. Сегодня нет контрольных и не разбирают новую тему. Я не сделал ничего плохого, только что не почесал самомнение учителю. — Да в кого ты такой? — Отец потрясенно покачал головой. Его охватывала смесь злости и восхищения. — Ща, — Минхо разблокировал телефон и, включив фронтальную камеру, повернул телефон к лицу отца, — я думаю, в этого мужчину, который не ходит на родительские собрания, потому что «чо я там не видел»? Минхо громко рассмеялся, показывая на родителя пальцем. Тот задохнулся от возмущения, а после и сам ткнул в него пальцем: — Ты! — Мужчина рассмеялся, внутренне признавая, что бунтарский дух и невероятное бесстрашие сын взял даже не столько от него самого, сколько от его жены, — ладно, похоже, ты не пропадешь, хотя за наглость тебе еще не раз врежут. — Для чего-то же твои парни учат меня драться, — Минхо пожал плечами, — может и не врежут… *** Со Чанбин Ёнбок растерянно пялится на фотографию. Его грудь вздымается, он шумно сглатывает, не поднимая взгляд. Чанбин помнит, как была сделана эта фотография: они с Йеной и Чаном поспорили, кто больше отожмется. Макне хохотал, что Чанбин тяжелый, а лидер уже старый, так что победит он. Чан снисходительно хмыкнул, потрепав его по голове, а Чанбин тогда размял шею и расхохотался: «Давай проверим!». Ёнбок весело крикнул в руки, сложенные рупором: «Покажи ему, Чанбин! Молодежь совсем ахерела!». Он, отжимаясь, бросил взгляд на него, и подмигнул. Подметив, что веснушки потускнели под покрасневшей кожей. Подметив, как Феликс прикусил нижнюю губу, медленно отпуская ее, также покрасневшую. Подметив, что его указательный палец тут же оказался в плену его зубов. Наблюдая за ним, он сам не заметил, как обошел Чонина и Чана, а состязание остановил уже Сынмин, который просто сел на него сверху с требованием его покатать на спине. Которое, разумеется, не было исполнено: скинув его в траву и смеясь, Чанбин просто придавил его своим весом. Сынмин мог быть очень веселым и спонтанным на домашних посиделках. Чанбин еще тогда порадовался, что напряжение между ним и Минхо не помешали младшему дурачиться, как обычно. Только реакция Феликса вдруг стала заметна, будто младшего подсветили фонарем: тот провел языком по зубам, сжал губы и отвернулся, чтобы положить Чану закусок. Которых у него было навалом: макне, как всегда, уже позаботился об их лидере. Чанбин не может точно сказать, когда он осознал, какие именно чувства вызывает у младшего. Долгое время он смотрел, но не видел. Грелся в его обожании, как ящерица в лучах солнца, не задумываясь, сгорит ли когда-нибудь сам. Он знал, что случалось с каждой из девушек, с которой он пытался завести что-то большее, чем одноразовая встреча для секса: самая первая, в детском доме, рассказала ему сама, написав письмо через год после расставания. Та девушка, из казино, Щиён, вернувшись в один из вечеров, решила уточнить, правда ли они с Ёнбоком вместе. В остальных случаях ему было нетрудно догадаться, куда и почему они пропадают: Ёнбок всегда был рядом. Чанбин списывал все на дружескую ревность, на почти братскую привязанность. Когда аргументов в пользу таких чувств уже не осталось, он предпочитал делать вид, что ничего не понимает. Минхо, появившись в их Семье, не стал катализатором, он стал лакмусом, который легко обнажил то, что тщательно скрывалось годами. Чанбин сразу заметил, что Джисон влюбился. Он упал в Минхо, как падают с обрыва на камни, в жажде умереть. Он наблюдал агонию Джисона, совсем как когда-то давно, когда его крыло после того, как у них появился Хенджин. Только в этот раз Хану удалось подружиться с самим собой. Внезапно, на его фоне чувства Феликса к Чанбину стали слишком явными. Чанбин каждый день проклинал себя за жестокость к младшему: за то, что он дает ему вместо наваристого бульона суррогат из кубика для ленивых домохозяек. За то, что он, в крайней степени трусости, проверяет и перепроверяет свои догадки, боясь поверить в них окончательно. За то, что продолжает это делать, поверив. В конце концов, совесть немного успокаивалась под последним аргументом: Ёнбок и сам скрывал свои чувства. Очной ставки не планировалось. Она, тщательно избегаемая, пугала Чанбина до чертиков. Потому что он не мог перестать греться в лучах привычного ему солнца. Но он сомневался в том, что сможет его принять, и, что важнее — дать что-то в ответ, по силе хотя бы наполовину то же, что получает сам. Но, увидев утром, что Ёнбок принялся его избегать, Чанбин откровенно запаниковал. Сколько еще можно кормить крошками голодающего, пока тебе не откусили руку? Сколько еще можно кружить вокруг солнца, не сгорев? На сколько их двоих вообще хватит? Он ненавидит себя за эту жестокость, когда поворачивает голову к Ёнбоку и спрашивает: — Как думаешь, насколько очевиден ты? Они встречаются взглядами: Чанбин — пытливым, Феликс — испуганным. В воздухе его страх можно потрогать руками, он замирает, как дичь перед хищником. Чтобы в следующую секунду сорваться и побежать со всех ног в сторону лестницы, ведущей к его комнате. Чанбин успевает даже подумать о том, что он знает пароль на замке Ёнбока, он сможет войти в его комнату без проблем, даже если тот закроется. Хотя, так бы он никогда не сделал: если младший не хочет с ним говорить, он даст ему время. Но все эти правильные, все эти хорошие мысли проносятся еще быстрее, чем реагирует тело. Возможно, не зря Ёнбок ведет себя как его добыча: Чанбин и есть его хищник. Не смотря на действительно большие размеры, которые должны делать его медленным, Чанбин бежит за Феликсом так быстро, что догоняет уже у лестницы. Подхватив его на руки, он вдруг получает от младшего пару достаточно точных ударов по шее и один, менее сильный — в солнечное сцепление. Атака больше обидная, чем действительно причиняет боль, но Чанбин отпускает маленькое юркое тело, резко выдыхая. Ёнбок стоит пару секунд, не шевелясь, а на его лице — практически животный ужас. Чанбин понимает, что он просто испугался, что сделал действительно больно, и слегка качает головой, давая понять, что все хорошо. В этот же момент Ёнбок делает невероятно длинный для его роста прыжок в сторону своей комнаты. Он не успевает набрать код на электронном замке, как Чанбин вновь хватает его своими сильными руками. Он прижимает Феликса к стене у двери, лишая возможности пнуть его или ударить. Он хочет говорить успокаивающе и нежно, но алкоголь в нем, адреналин от недолгой, но такой важной борьбы, и его собственное волнение выдает жесткое и властное: — Я тебя сейчас отпущу и открою дверь. Без глупостей, — последнюю фразу он почти рычит. Тело в его руках немного обмякает, но Чанбин знает: Феликс — обманчиво хрупкий. А еще очень хитрый. Поэтому, вместо того чтобы выполнить обещание и отпустить его, он поворачивает его лицом к двери, перехватывая его запястья за спиной, как будто бы они играют в полицейского и задержанного. Он с силой вжимает его в себя, не давая пошевелиться, и Ёнбок издает странный утробный скулеж, пытаясь ужом вырваться из хватки. Чанбин сам свободной рукой набирает код на замке, и, когда она открывается, они вваливаются в комнату, падая на кровать, которая стоит прямо перед дверью. Ёнбок выскальзывает из-под Чанбина и пятится к изголовью кровати, закрывая руками лицо. Чанбин садится на кровать, сам загнанно дышит, и вид такого Феликса, испуганного и трясущегося, разрывает его изнутри. Неоновые вывески, яркие плакаты и переливающийся разными цветами системный блок компьютера сейчас выглядят, как их владелец: панически мигают, истошно кричат и пугливо мерцают. Матрас у Феликса средней жесткости, но сейчас Чанбину кажется, будто он сидит на деревянной скамье в католической церкви: Феликс водил его туда, показать, в каких условиях он рос до того, как попал к ним. — Ёнбок, — негромко зовет он младшего, трогая его лодыжку, которую обнажила задравшаяся штанина джинс, — давай поговорим. Тот вдруг отнимает руки от лица и смотрит на него тем самым взглядом, который Чанбин видел у него тогда, когда все шло не по плану. Не по плану Ёнбока. Эта пронзительная искренняя растерянность настолько нечасто появляется на веснушчатом лице, которое обычно демонстрирует непоколебимую уверенность в том, что он делает. Чанбин знает этот взгляд. Это взгляд проигравшего, который не умеет проигрывать. Феликс напряженно молчит, рассматривая его. Чанбин знает: он ждет, когда старший подставится, когда даст возможность подсечь его за ошибку и вывернуть разговор и вообще всю ситуацию в свою пользу. Чанбин не хочет манипуляций, не хочет лжи и больше всего не хочет, чтобы Ёнбок играл их чувствами. Во всяком случае, не в одиночку. Он засовывает руку в задний карман и достает еще несколько фото. Бросает их все перед Феликсом, и падает спиной на кровать, рассматривая потолок. Он слышит, как младший рассматривает эти фото. Как перебирает их, снова и снова, хотя там всего три фотографии. На одной из них: они, живущие еще в старой квартире, Чанбин и Чан сидят на кровати, а Феликс стоит посреди комнаты и что-то эмоционально рассказывает. Чан смеется, а Чанбин смотрит на Феликса так, будто он — центр его вселенной. На второй: они в их прошлом доме, который подарил Отец и который подорвал Уджин, на заднем дворе устраивают очередное барбекю. Ёнбок режет стейки, обжигаясь, а Чанбин сидит рядом с тарелкой и, вопреки всей любви к мясу, с любовью Чанбин смотрит не на него, а на лицо младшего. Он тянется к нему рукой, чтобы помочь заправить прядь волос за ухо. На третьем — последнее их барбекю. Их снял Хенджин: Феликс что-то жует, а Чанбин смотрит на него, задумчиво закусив губу. — Может быть, — слышит Чанбин низкое, — это случайные фото. Он не смотрит на Ёнбока, он не хочет видеть, как тот придумывает себе дорожки отступления и обходные пути. Как делает тайные подкопы, юлит и изворачивается. — Может быть, — соглашается он, не прекращая рассматривать потолок, — а может и нет. Но ты побежал, Ёнбок. А я тебя поймал. — Что ты от меня хочешь? — Голос младшего загнанный и плаксивый. Это не его голос. Чанбин не отвечает, пассивно ждет, когда зверь перестанет биться о клетку, из которой не выбраться. Ему нужна честность, и он ее получит, пусть и таким жестоким образом. — Ты пьяный и начал мне что-то предъявлять, — голос вдруг раздраженный и злой, — конечно, я побежал, что мне оставалось делать, я растерялся! Слушать подобную чушь Чанбину просто обидно. Но он знает, для чего запер зверя. Ёнбок немного возится, глубоко вздыхает и через минут пять мерно и тихо спрашивает: — Давно ты знаешь? Чанбин поворачивает голову и рассматривает его. Спокойного и сосредоточенного, немного обреченного, но взявшего себя в руки. Дышащего через нос и смотрящего уверенно. Там, в глубине карих глаз — все еще агонический страх, но это уже он, настоящий. Чанбин так сильно ненавидит себя, когда отпирает клетку, выпуская притихшего зверя, которого выкрал из его ареала обитания и бросил в незнакомую среду. Он так же тихо говорит: — Всегда знал. И начинает ненавидеть себя еще сильнее, когда видит, как младший, с болезненной гримасой закатывает глаза, раздувает ноздри, а по его левой щеке быстро катится слеза. Ёнбок никогда не плакал. Феликс — плакал тогда, когда ему было выгодно. Сейчас перед ним — совершенно точно Ёнбок. Лишенный фундамента всего того, на что когда-то опирался. Разрушенный изнутри не столько по той причине, что боялся, что его раскроют, сколько по причине того, что это было не по плану. Не по его плану. Ёнбок вдруг сосредотачивается на лице Чанбина. Он хмурится, склоняет голову набок и подается вперед, почти в обвинительном и шокированном: — Ты издевался надо мной! — Он резко отклоняется на спинку кровати и прижимает свои пальцы к вискам, — вчера ты… ты не спал, ты… — запрокинув голову, он снова смаргивает подступающие слезы, шмыгает носом и шепчет совсем тихо, — но зачем? — Потому что я трус, — честно говорит Чанбин, — потому что знал я всегда, а действительно осознал недавно и… — он поджимает губы, — и я не знаю, что с этим делать. — Я больший трус, — вдруг спорит Ёнбок, покачав головой, — я все время молчал... Он замолкает и, обхватив свои колени, кладет на них подбородок. Он внимательно слушает Чанбина, словно тот ему зачитывает условия задачи. — Все ли я правильно понял? Чего хочешь ты? Какими ты видишь… нас? Что я действительно могу дать тебе и… хочу ли я сам этого? А главное, что будет с нами, с нашей дружбой, если ничего не получится? — Перечисляет Чанбин свои страхи. Он всегда любил неоновые вывески в комнате младшего. Ему нравилось приходить в гости и оставаться на ночь. Многих пугала эта кричащая атмосфера, но в ней было столько от самого Ёнбока, что даже та лампа, с навязчиво розовым светом, висевшая прямо над кроватью, казалась для Чанбина чем-то привычным и родным. — Больше всего я бы хотел сохранить нашу дружбу, — добавляет Чанбин, — для меня именно это на первом месте. Ёнбок рвано выдыхает и басит: — А я уже не могу ее сохранять. Не теперь, когда я знаю, что ты знаешь… — он с силой качает головой, уткнувшись лбом в колени, и бубнит сдавленно, — и после вчерашнего это тоже… тяжело. Чанбин садится на кровати и подсаживается ближе, гладит его по голове и слышит сдавленный всхлип. — Ты не дашь мне того, что я хочу, — говорит Ёнбок, — а просто дружить у меня уже не получается. И я тоже не знаю, что с этим делать. В тишине комнаты вдруг раздается звонок, и на большой экран компьютера выводится изображение камеры наблюдения со стороны ворот. Сумин стоит, нервно кусая губы, у нее на плече увесистая сумка. Одета она крайне непривычно — в трикотажный серый спортивный костюм, на голове небрежный пучок. Светлые волосы забавно торчат в разные стороны, образуя антенки. Они оба смотрят на нее на экране, Чанбин с улыбкой, Феликс — задумчиво. — Почему она здесь? В таком виде… Чанбин довольно усмехается: — Она решила пойти ва-банк. * Хан Джисон. Он весь в крови, но кровь его никогда не пугала. Тело, изуродованное неглубокими, но точными порезами, на лице которого приоткрытые еще стекленеющие глаза, сидит напротив, неуклюже привалившись к стене. Зрелище не из приятных, но Хан точно знает — эта сцена не придет к нему перед сном и не будет напоминать о себе в периоды раздумий над своей жизнью. Он уже давно решил, что для убийства врагов у него нет ни жалости, ни мук совести, ни самоедства. Хан просто уже давно решил выбирать себя. Выбирать себя, парней, а с некоторых пор — Минхо, легко и приятно, остальными можно пренебречь. Намного больше его пугает Хенджин, который, обняв себя руками, трясется на кровати. — Пожалуйста, — шепчет он, — пожалуйста, не надо… Он смотрит в одну точку — куда-то в стену напротив себя, раскачивается и стучит зубами, все повторяя и повторяя испуганное «Пожалуйста, не надо». Джисон стаскивает с кровати покрывало, подвинув с него Хенджина, как большого кота, и накрывает им окровавленное тело, чтобы поменьше смотреть самому. Не для того, чтобы непривычный к такому виду Хенджин, не нервничал больше, конечно нет. На Хенджина ему, в сущности, насрать. Это Джисон мысленно повторяет про себя и когда накрывает тело покрывалом, и когда придвигает стол к двери, чтобы их внезапно не застал случайный гость, и когда отмывает кровь с рук и лица в ванной. Он возвращается в комнату посвежевший, но все еще покрытый кровью. Джисон знает: скоро она застынет, покроется коркой и будет еще более неприятно царапать кожу. Он садится на край кровати и снимает с себя толстовку, кобуру с пистолетом и футболку, и начинает аккуратно ползти к Хенджину. От которого, несмотря на его состояние, не ускользнуло то, что Джисон теперь полуголый. — Не надо, не надо, не надо, — частит Хенджин, смотря на его голую грудь, и зарывается пальцами в свои волосы, с силой оттягивая их в разные стороны. Джисон ловит себя на понимании того, что от него скрывали слишком многое из того, что касалось жизни Хенджина до попадания в канпэ. И то, что Соджун — был явно не тем, кто хорошо обращался с Хенджином. Дело дрянь: Уджин просил своих людей проверить вентиляцию, а Хан не помнит, закрывал ли он решетку, когда в нее влезал. Хенджин в невменяемом состоянии, и это большая удача, что истерит он тихо, без криков, и их еще никто здесь не обнаружил. Пистолет у Джисона есть, но он вообще не планировал ввязываться в заварушку, патронов не очень много, а телефон остался лежать в вентиляции, с включенным диктофоном. Умные часы позволят позвонить из комнаты, пока телефон в вентиляции и ловит, но дальше связь будет потеряна. Перед ним труп и комната в крови. Решив, что для начала нужно успокоить Хенджина, Джисон перебирает варианты. Можно его ударить, как бьют людей в истерике, для отрезвления. Но такого опыта у него мало, а бить Хенджина, пребывающего в приступе паники, почему-то вдруг не хочется совсем. Можно накричать на него, но привлекать к себе внимание не стоит, да и не совсем понятно, как может себя повести Хенджин. Джисон видит реакцию на свое голое тело, и для начала просто прикрывается одеялом. Хенджин больше не пялится на него, и паузы между его бормотанием становятся длиннее. — Кто вы? — Вдруг испуганно произносит Хенджин, поднимая глаза на Джисона. Вот теперь — дело действительно дрянь. Какого хрена Хенджин делает вид, что не знает его? Издевается? Но изумление старшего такое искреннее, что Хан тут же отметает эту мысль. — Соджун ушел? — Хенджин оглядывается по сторонам и нервно сглатывает, его голос какой-то чужой: он выше и плаксивый, — значит, Хисао вернется завтра… Джисон ничего не понимает, у парня напротив лицо совсем незнакомое, наивное и какое-то даже детское. И нужно срочно что-то с этим делать. «Что обычно делает Чанбин?», — спрашивает себя Джисон. Хан и сам подвержен всплескам неконтролируемых эмоций, но Чанбин всегда мастерски его успокаивал. Возможно, дело в том, что у него были брат и сестра, и он, до того, как они погибли, умел справляться с их детскими истериками. Сравнение себя с ребенком заставило недовольно поморщиться. Он оглянулся и обнаружил книгу, валяющуюся рядом с Хенджином, в его голове появилась идея. — Хенджин! Смотри! — Говорит Хан преувеличенно восторженно, но не особо громко, и сует ему книгу. Тот ее принимает почти на автомате, не прекращая трястись, — Хенджин, — Джисон старается не трогать его, тычет пальцем в бумагу, — прочти мне третий абзац на вот этой странице. Хенджин бросает на него взгляд, полный глубокого недоумения, но Джисон ободряюще кивает: — Это очень важно! Нужно прочитать третий абзац, Хенджин-и, прямо сейчас. Он старается говорить ласково, но твердо. Хенджин медленно отсчитывает абзацы, водя пальцем по бумаге, и неспеша читает что-то про скульптуру древней Греции. Закончив, он робко смотрит на Джисона. Тот в очередной раз ужасается, насколько сейчас Хенджин не похож на себя: его выражение лица будто скинуло ему десяток лет. — Замечательно, Хёни, просто прекрасно! — Хвалит он горячо, используя уменьшительно-ласкательное, которое сам никогда не применяет к Хенджину, если только не издевается над ним, — скажи, пожалуйста, сколько в этом абзаце гласных? Хенджин долго загружается, прежде чем переспросить: — Мне нужно посчитать гласные буквы в абзаце? Джисон уверенно кивает. Как будто бы от этого, блять, зависит сейчас весь мир. Хенджин снова водит пальцем, считает себе под нос и дает ответ. Джисон бегло смотрит в книгу, делая вид, что проверяет, и снова активно хвалит Хенджина. — Молодец, Хённи, ты так хорошо справился! Скажи, чем пахнет эта книга? Хенджин смотрит на Хана, как на сумасшедшего, но на его лице постепенно начинают появляться знакомые черты. — Печатью? Если честно, не очень приятно… химозно, — его голос становится ниже и глубже, привычный такой голос бесячего хорька. Джисон никогда его голосу не был так рад. — А какая на ощупь обложка? — Спрашивает он, — расскажи мне, пожалуйста. Хенджин уже совсем похож на себя. Он хмурится, но послушно проводит ладонью по обложке, гладит тиснение букв и рассказывает о том, что обложка глянцевая, буквы вдавленные, а цвета выбраны просто отвратительно. — Ну да, ведь ты тут гений света и цвета, не так ли? — Джисон говорит это несколько раздраженно. Хенджин промаргивается и фыркает: — Вообще-то да! — Он вдруг очень осознанно осматривает комнату и спрашивает, — а какого хрена ты тут делаешь? — Он хмурится, — и почему все в крови?.. Теперь уже хмурится Джисон: — У тебя от Соджуна истерика случилась, — поясняет он, — я его убил, — он кивает головой на тело, накрытое уже пропитавшимся кровью покрывалом. Хенджин морщится, глядя на покрывало, и отворачивается. Джисон с уверенностью ставит в мысленной медицинской карте Хенджину диагноз «ебанутый», потому что следом тот тихо спрашивает: — Соджун это… аудитор казино? — Он чешет подбородок. — А почему у меня случилась истерика? Джисон трет виски и быстро рассказывает все сначала, упуская детали. Например, не признается, что пошел в дом Хисао из-за ревности: говорит, что забеспокоился, что никого не бесил уже сутки. Непозволительно Хенджину прохлаждаться без подколов Джисона. Не говорит, что Соджун предлагал накормить его спермой: вместо этого рассказывает о том, что тот пытался его избить, а Джисон глубоко убежден, что кроме него самого, бить Хенджина никто права не имеет. Хенджин определенно что-то подозревает, Хан это понимает, но не дает ему достаточно времени на нормальное осмысление. — Ты-то тут какого хера оказался? — Спрашивает он с вызовом. — Все-таки, ты крыса? Хенджин все еще старается не смотреть на тело. Вздыхает и быстро рассказывает. *** Рассказ Хенджина. Ты же знаешь, я облажался с клубом по полной… не следил нормально за доходностью. Я даже иногда рисовал цифры просто наобум. В какой-то момент вопросов от Чанбина стало слишком много, и я рассказал ему как есть, что я нихера в этом бизнесе не понимаю. Я правда знаю, как завести почти любого, я хорошо понимаю, что кому нравится. Я умею подбирать шлюх, умею их преподнести в выгодном свете, но… Бизнесмен из меня так себе, был вопрос времени, когда клуб загнется. Какое-то время он работал в минус, просто как место, где друзья семьи могут получить услуги. Пусть лучше прикормленные вкусной рыбкой, жирные депутатские коты продолжают ходить к нам, чем другие группировки начнут налаживать с ними контакт. Ты же это и сам знаешь. Тогда-то и начали распространять наркотики в казино Чанбина, да еще и не кто попало, а шлюха из моего клуба, Намсу. Парень в моем типаже, те, кто хотел трахнуть меня, всегда его снимали. Уджин специально подстроил все так, чтобы вы стали подозревать меня. Не хмурься, тут все логично: он просто хотел нас рассорить. Почти получилось, как видишь, если ты сюда примчался… я думаю, что он меня и решил подставить, потому что я легкая добыча — позже всех к вам присоединился, ты меня ненавидишь, и Уджин это знает. Он, правда, сказал мне пару часов назад о том, что Соджун на мне «как-то странно помешан», но я правда не понимаю, о чем он… возможно, это была дополнительная причина, почему подставить решили именно меня. В общем, так подумали Чан и Ёнбок. Они решили, что Уджин вряд ли захочет моей смерти, он захочет, чтобы меня выгнали или я ушел сам, не выдержав… всего этого. А он меня подберет, как «добрый дядюшка». Чан спросил, не хочу ли я побыть двойным агентом? Ну, знаешь, уйти к Уджину, как будто бы я за него. А на самом деле — разузнать, какие силы у него реально есть, может, накопать что-то на Чо Чинхва и на кого-то, кто помогал ему. Ну что ты опять фыркаешь! Я говорю правду, он попросил. У меня была возможность отказаться, но я решил, что… что давно должен сделать что-то для Семьи. Что-то действительно важное, чтобы наконец-то стать… Стать одним из вас? Получить право не бояться, что вы меня однажды вышвырните? Завоевать доверие? Не знаю. Еще раз увижу этот жалостливый взгляд — я тебя ударю, Хан! В общем, Феликс писал какие-то записки, письма Уджину от моего имени. Я понятия не имею, что именно там было внутри, но, судя по всему, я там жаловался на жизнь с вами и умолял меня принять к себе. Похищение? А Феликс знал, что так будет. Он сразу сказал, что Уджину выгодно организовать похищение. Смотри: во-первых, показать Чану, что он знает, где мы живем, показать, что ему нипочем пробраться к нам домой. Подорвать наше чувство безопасности. Во-вторых, он передумал делать из меня предателя, когда понял, что фокус с наркотой не удался. Похитить меня — иметь заложника. Чан, по мнению Уджина, был бы уязвлен, подумал бы, что мне тут плохо, захотел бы меня вытащить. И согласился бы на условия Уджина. А если бы не согласился — клуб еще у меня в собственности, а это, какие-никакие бабки, готовый бизнес, который, к тому же, сейчас хорошо работает, благодаря Лино. Теперь, конечно, по пизде мой шпионаж пошел… спасибо, блять. Как теперь будем выбираться? *** Ким Сынмин. Страшно так, что хочется сдохнуть. Он проебался, и, сейчас, одна только мысль о том, что с ними может сделать Чан, вызывала дрожь. Сынмин был старательным, исполнительным, послушным. Сынмин был правильным, с какой стороны не посмотри. Он выстраивал безупречную репутацию, и, пусть иногда и получал легкий нагоняй от лидера — как и все они — но никогда ему не предъявляли реальные претензии. За реальные ошибки. Одну из которых он сейчас совершал на пару с Чонином, который — внезапно — решил не ставить в известность Чана. — Заебись, — весело заключил макне, довольно улыбаясь, возвращая телефон в карман, — через полтора часа мои парни будут на месте. — Нам нужен план, — Сынмин, обхватив себя руками, раскачивался взад-вперед, сидя за своим рабочим столом. Чонин откинулся на спину, падая на кровать, положив руки на затылок: — Приезжаем, выносим нахуй всех. Уджина берем живым, его Чан обещал сестре отдать, — он недовольно фыркнул, — и все. Сынмин потряс головой и подошел к кровати, заглядывая в безмятежное лицо младшего. — Это даже отдаленно на план не похоже, — он сел на пол рядом с кроватью и принялся рассеянно рассматривать пустую стену, собираясь с мыслями. — Нормальный план, — недовольно пробурчал Чонин, повернув к нему голову. Сынмин еще какое-то время думал, мелко шевеля губами. Он негромко простонал и достал из заднего кармана небольшой блокнот с маленькой ручкой. — Смотри, — он открыл чистую страницу, — идем от общего к частному. Место действия — особняк Хисао, так? — Вот, вроде ебанутый у нас я, но ты мне кажешься ебанутым не меньше, — рассмеялся Чонин, — тебе правда нужен ответ? Типа… да? Сынмин проигнорировал его реплику и действительно записал в блокноте: «Место дейст. — особняк Хисао» — Теперь конкретизируем, — вздохнул он, — особняк огромный. Куда подъедет тачка с солдатами? Чонин поджал губы: — Ну… а куда надо? — Вот! — Сынмин радостно вскочил на ноги и принес на кровать свой ноутбук, открывая план особняка, — это — главный вход, — он водил кончиком ручки в воздухе рядом с экраном, — это вход для прислуги, там меньше народу будет ночью точно. У Уджина столько прислуги нет, как у Хисао. Я вообще думаю, исходя из нашей последней встречи, что у него какой-то клининг убирается раз в несколько дней… — он закусил кончик ручки и вздохнул, — у Феликса бы спросить, что ли?.. Чонин покачал головой: — Ой, этому себе дороже что-то рассказывать. С нами он не поедет, а пиздежа будет… еще и Чану расскажет. — С нами не поедет… — эхом отозвался Сынмин, — с нами, в смысле — с вами? Ты и солдаты? — Сынмин-и, — преувеличенно ласково произнес Чонин, жутковато улыбаясь, — стрелять ты умеешь. Метать ножи теперь тоже. Давай проверим сегодня, чего стоят твои новые навыки. В висках застучало, а в горле мгновенно образовался ком. Чонин говорил безапелляционно, утвердительно, практически в приказном тоне. — Ты не сдохнешь, — словно читая его мысли, заверил макне, — я не позволю. Да и людей там практически нет, я уверен, — он сел на кровати по-турецки и вздохнул, — конечно, нормально бы операцию провести, узнать точное количество людей, и вот это говно, которое ты так любишь, — он провел в воздухе рукой перед собой, с придыханием протянув, — планииирование. Но! — Он поднял вверх указательный палец, — мы же не оставим пацанов там, в особняке, с Уджином? Сынмин покачал головой. Он бы не оставил никого из них. — Тогда надо рискнуть жопой, — Чонин улыбнулся почти ласково. Сынмин глубоко вздохнул и шумно выдохнул, кивнув: — Место действия — особняк Хисао, — произнес он как можно тверже. Он посмотрел на карту, показывая Чонину комнату, где светились уже две GPS-метки: Хана и Хенджина, — восточные ворота, вход для прислуги, — он отдалил карту и бегло осмотрел округу, — в прошлый раз машины ставили здесь, но… Уджин был с нами, он может помнить это… Сынмин тер висок одной рукой, пока вертел ручку в другой. Чонин пододвинулся ближе, внимательно рассмотрел карту и произнес негромко: — Куда бы ты никогда не позволил подъехать нашим тачкам для этой миссии? Где ты бы посчитал безумием начать операцию? — У главного входа, конечно, — с уверенностью ответил Сынмин, запоздало осознав, к чему клонит Чонин. Уджин был с ними в прошлый раз, когда они проникали в особняк Хисао Тани. И он прекрасно понимает, что все подобные операции планирует в основном Сынмин. Он знает, что Сынмин осторожный и пугливый. Сынмин перестраховывается, перепроверяет, делает все аккуратно. Уджин, если и будет ждать их, то будет ждать ровно там, куда, по его мнению, именно Сынмин приведет парней. Куда-то в незаметное, в тихое, в скрытое место. Сынмин запрокинул голову, и громко рассмеялся. — Йена, — он посмотрел на макне с восторгом и почти крикнул, — ты ебанный гений! — Воу-воу! — Тот поднял руки вверх, делая вид, что удивлен, — я испортил нашего правильного щеночка? Что за маты? Они рассмеялись уже вдвоем, Сынмин дописал в блокноте: «Место дейст. — особняк Хисао, главный вход.» — Что бы ты сделал дальше? — Спросил Чонин. У Сынмина возникло стойкое ощущение, что макне знает, куда его ведет и, что изначальное халатное отношение к операции, было лишь маской, чтобы сейчас вытянуть из Сынмина что-то совершенно необычное. Он посмотрел на карту, убеждаясь, что две яркие точки все еще в одной комнате и зажмурился: — Я бы постарался пройти незамеченным, — он пожал плечами, — по возможности. Глушители обязательно. Может быть, повторил путь Джисона по вентиляции… Чонин покивал и сделал жест рукой, будто хочет ускорить старшего. Сынмин прыснул: — Что, при входе сразу бросаем гранату в прихожей, привлекаем внимание и стреляем, как террористы под наркотой? Младший отсалютовал ему, кивая: — Шаришь, — довольно произнес он. — Это безумие какое-то, — прошептал Сынмин, — ты же не всерьез? В глазах макне — уверенность, озорство и одобрение. Сынмин уверен, что в его собственных глазах — страх, сомнения и тревога. — Мы немножко совместим, — Чонин успокаивающе похлопывает его по плечу, — Я устрою шумиху, а вы с Лино-хёном пойдете вызволять парней. — С… Лино-хёном? — Он мне нравится. Но мне нужно знать наверняка, — макне усмехнулся и почесал затылок, — он уже показал, что может работать с Ханом и может… умереть вместе с ним. Сынмин кивнул, вспоминая ту ночь, когда взорвался контейнер, который они угоняли. — Но захочет ли он умирать за Хана? — Чонин с силой помассировал свою ладонь, словно разминал руки перед дракой, — без прямого приказа от Чана? — Проверка на вшивость? — Спросил Сынмин, склоняя голову на бок. Иногда Феликс с Йеной были пугающе похожими. Чонин потянулся и встал с кровати: — Я романтик, — произнес он весело, — не хочу отдавать хёна в руки труса. Сынмин беззвучно рассмеялся. *** — И что тебе от меня надо? Что ты трешься возле меня вечно? — Маленький Джисон недовольно сдувал челку, выбирая самое спелое яблоко в столовой. — Ничего я не трусь, — обиженно засопел Чан, — просто спросил… — Хочешь меня подсидеть и сигареты сам старшакам доставать? — Джисон подозрительно прищурился. — Да нет же! — Они уже отошли от стола на раздаче, и Джисон, продолжая разговор, случайно сам сел за стол к Чану и Чонину, — просто стало интересно. Младший уставился на яблоко, лежащее на подносе Чана. — Дашь яблоко — расскажу, — ответил он. Старший ответил ему кивком, и тот, схватив яблоко с подноса, вгрызся в него со стоном наслаждения. — У тебя же такое же есть, — недоумевал рядом Чонин. — В этом то все и дело, — ухмыльнулся Джисон с набитым ртом. Сок от яблока стекал по его подбородку, но он даже не попытался его вытереть, — я яблоки не ем, а меняю у одного бездомного на сигареты. Он половину выкуривает, половину мне отдает. Я обрезаю кончик и отдаю старшакам. — О, — Чан округлил глаза и уважительно покивал, — это… находчиво. А если они узнают, что они докуривают за каким-то бездомным? Джисон прожевал и пожал плечами: — Попытаются отпиздить, — равнодушно произнес он, — надеюсь, не узнают, — он подмигнул старшему и покосился на яблоко Чонина. Чонин растерянно протянул ему свое яблоко и с удивлением наблюдал, как Джисон съел его меньше, чем в три полных укуса. *** Бан Чан. Они сидят в гостиной на их большом п-образном диване, Чан — отдельно, в то время как Сумин сидит на длинной части, зажатая между Чанбином и Феликсом. Феликс ближе к Чану, смотрит на него с вызовом и словно прикрывает Сумин своей спиной, положив свою левую руку ей на колено. Чанбин рассматривает ее лицо с какой-то робкой неуверенностью. Сама Сумин, опустив взгляд, сидит совсем тихо. — Итак, — Чан складывает руки на груди и хмурится, обращаясь к Сумин, — что привело вас… именно сюда, к нам домой? — Он наклоняет голову и смотрит на младшего, — а главное, как вы узнали, где я живу? Феликс сглатывает и поворачивает голову в ее сторону. Чанбин выпрямляет плечи. — Я, — негромко начинает Сумин, — следила за вами. Чан присматривается к Феликсу, который бросает на него быстрый взгляд, сжав ее колено чуть сильнее. Чанбин поджимает губы и кивает несколько раз, совершенно не удивленный. «Что здесь, черт возьми, происходит?», думает лидер, и, его мысли будто читает Феликс, потому что говорит: — Я знал, все в порядке. — Не в порядке, — качает головой Чан, — посторонний человек, связанный напрямую с нашими… врагами, почему-то знает, где мы живем. Это определенно не та ситуация, про которую можно сказать, что все в порядке. Сумин вскидывает голову и смотрит пронзительно: — Можно я все объясню? Лидер приглашающе разводит руками: — Попробуйте. Пока Сумин рассказывает то, что уже рассказывала Чанбину в школе ранее, тот просто слушает, изредка кивая, в то время как на лице Феликса эмоции сменяют одна другой. Сначала он хмурится, после, когда она рассказывает о муже, он сжимает руки в кулаки. В тот момент, когда Сумин переходит к тому, как она поначалу пыталась шпионить и даже сфотографировала дом, он восхищенно качает головой из стороны в сторону. Сумин достает конверт для документов и говорит, что взяла все, что может быть хотя бы отдаленно похоже на компромат на ее мужа. Она размахивает им и неловко улыбается, но на дне ее глаз плещется страх. Почему-то этот страх не обращен к Чану, она боится реакции Феликса и это заметно слишком сильно. Как и то, как успокаивающе гладит ее по спине Чанбин. Как и то, как Феликс абсолютно не реагирует, хотя видит это. Чан заставляет себя разжать челюсти, которые так и тянуло стиснуть. — Феликс, — зовет он, после того как Сумин замолкает, — отойдем. Младший поднимается слишком резко, весело подмигивает Сумин, кивает Чанбину и молча поднимается с ним по лестнице. Еще в коридоре Чан бросает: — Ты же понимаешь, ее нужно будет убрать… Он не успевает договорить, как Феликс, крепко сжав его за плечо, впечатывает его в стену и почти рычит: — Никто не будет ее убирать, Чан. Феликс играет желваками, на шее пульсирует вена. Их «Солнышко Ёнбок» готов был сейчас спалить его дотла. И, если к подобным выходкам Хана он уже привык, то подобное поведение Феликса на пару секунд вызывает у Чана замешательство. Он крепко хватает младшего за запястье, уводя от себя его руку и выпрямляется. Они одного роста, но подавлять в разговоре даже высокого собеседника Чан умеет. Он возвращает лицу уверенное выражение и чуть задирает подбородок, смотря Феликсу прямо в глаза. Тот подавляться не желает, выдерживая взгляд. Смотрит на него с такой неожиданной силой, которую Чан раньше в нем не замечал, он даже не думал, что она есть. Они играют в гляделки какое-то время, пока Феликс не выдергивает руку из хватки Чана, которая все усиливалась. «Не хочет открыто конфликтовать», — понимает Чан и решает в тишине коридора побыть лидером лояльным и демократичным. — Аргументы? — спрашивает он негромко, складывая руки на груди. Феликс никогда не действовал по чьему-то плану. Вот и сейчас, он разрушает все ожидания Чана. Чан готов к спору, к конфронтации, готов даже к драке, хотя бить Феликса — не то, чего бы он хотел сейчас или вообще когда-либо. Лицо младшего вдруг искажается от боли, и он выдыхает: — Пожалуйста? Чан растерянно переспрашивает: — Пожалуйста? И абсолютно не понимает, как вести себя с таким Феликсом. Такого Феликса обычно забирает себе Чанбин, скрывая его слабости от Семьи. Теперь тот, кто всегда улыбался, с первого дня, как появился в их компании, стоит перед ним, обнаженный в своей слабости, уязвимый и хрупкий. И выглядит так, будто бы в его «пожалуйста» не просто просьба. В его «пожалуйста» Чан сейчас слышит больше желания, чем во всех своих амбициях. Больше боли, чем во всех муках совести Чанбина. Больше эгоизма, чем во всех истериках, что закатывал Хан. У Чана ноги под костюмными брюками покрыты мурашками. Потому что Феликс, несмотря на лицо, полное боли, смотрит на него так же решительно, как смотрит Чонин за секунду до того, когда спускает курок. — Ты должен был сделать так, чтобы она дала нам какой-то компромат на Чинхва, — вкрадчиво и медленно говорит Чан, — чтобы она была полезна. А не так, чтобы ты был готов сейчас получить по лицу из-за нее, — он всматривается в лицо младшего, которое вновь становится нейтрально-участливым, — не так, чтобы она сидела у нас, блять, на диване в гостиной и просила помощи, Ёнбок! — Но она сидит, — тихо отозвался он с усмешкой, — у нас на диване и просит помощи. Принесла документы. Пришла к нам, хотя понимала, что это опасно. — Сколько она еще знает о нас? Вдруг ее рассказ — полный пиздеж? Вдруг она побежит к Чинхва, как только разузнает что-то еще? — Чан завелся и выплевывал слова, перебирая варианты, — что будет тогда, Ёнбок? Ты готов за нее поручиться? Следить за ней, чтобы не сбежала от нас? Готов взять на себя ответственность за нее? Он весело улыбается, понимая, что Феликс ни для кого не из Семьи на такое бы не пошел. Сумин отчасти — жертва обстоятельств, отчасти — хладнокровная сука. Ее нужно будет убрать. Уж Феликс должен это понимать… — Да, — говорит младший и смотрит прямо в глаза, — я готов взять ответственность. Если она сделает хотя бы один неверный шаг, ты можешь меня убить. Чан неверяще хохотнул: — Ты блефуешь! Феликс молча протянул ему руки: — Одного мизинца в качестве залога хватит? *** Ян Чонин. Как именно Сынмин подал информацию о том, что Хан с Хенджином сейчас в доме Хисао Тани, Чонин не знал — он ждал их в машине. Но Лино, судя по всему, воспринял все достаточно спокойно и согласился участвовать в их с Сынмином авантюре. Чонин не мог сказать, что присутствие Лино его особенно радовало, но он не любил, когда ему мешают, а Минхо мешать не собирался явно: сидел собранный на пассажирском сиденье и слушал план, который озвучивал Сынмин. — Чонин с солдатами наведет шороху, зайдя через главный вход, а мы с тобой пойдем вызволять парней, — Сынмин показывал карту дома на планшете, Минхо кивал. — Как именно ты «наведешь шороху»? — спросил старший. — Гранаты, — Чонин довольно улыбнулся. Лино покивал: — А если заденет парней? Сынмин показал пальцем на красные точки на втором этаже особняка: — Наши маяки сверхчувствительные, этаж я пойму по плану, а перемещение мне видно в режиме онлайн.. Если они спустятся, я успею предупредить макне. Чонин заправил волосы за уши и постучал по наушнику. — Чудеса блютуз, — кивнул он серьезно, смотря на дорогу, — тебе кобура какая удобнее? Наплечная или набедренная? Сынмин сзади издал странный крякающий звук. — От обеих бы не отказался. Нож бы еще, я свой не взял, — старший с силой провел руками по своим серым джинсам. — Ножи будут, — кивнул Чонин. С Лино было приятно работать. Он узнавал детали плана, не спорил, только задавал наводящие вопросы. А главное — никаких никому не нужных лишних глупых эмоций. Никакого страха, импровизаций на пустом месте, горячих споров и возражений. Когда они вышли из машины, Чонин заметил, что у Лино джинсы в районе бедра влажные. Странно, ведь он ничего не проливал. Дверь минивена с шуршанием отъехала в сторону, обнажая богатое военное оснащение. — Саджаним, — Убин приветствовал его низким поклоном и теплой улыбкой, испещренной шрамами. В ответ Йена похлопал его по плечу, — все готово, как вы и просили, семь человек. Чонин кивнул, показывая руками, что нужно достать из арсенала: — Броники, кобуры, мне автомат, этим — пистолеты. — И нож, — напомнил Лино, заглядывая ему за плечо. Чонин поежился — не любил, когда подходят близко сзади. — И нож… — он обернулся на старшего, взял его руку, оценил размер ладони и длину пальцев, — средний разделочный. Своими парнями Чонин был доволен: приехали заранее, привезли все что нужно и даже больше, подогнали дополнительную тачку и хорошо вооружились. Чанёль весело отдал честь: — Все пуговицы на месте, босс! — Воскликнул он, широко улыбаясь, — а если что, у меня и швейный набор при себе есть. Заметил, все-таки, как Чонин придирчиво осматривал их форму! Чонин беззлобно рассмеялся: — Язва ты непуганая. Через десять минут, когда все были подготовлены, они рассредоточились по автомобилям, направляясь к дому Хисао Тани. *** Они попадают в дом путем Джисона: через вентиляцию, и спускаются из нее в котельной. Сынмин, увидев вентиляционную решетку на своем месте, довольно вздохнул — это выиграет им время. — Дай мне планшет, дальше я сам, — Лино включает небольшой фонарик на своем бронежилете и протягивает руку Сынмину. Тот недоуменно смотрит то на нее, то на старшего. — Мы должны пойти вместе, там же… — начинает он, но Лино перебивает. — Там Джисон. Ты думаешь, я его не вытащу? — Там и Хенджин тоже. — Ты думаешь, я их не вытащу? Если они находятся в той комнате так долго, с ними ничего не случилось. Охраной тут не особо пахнет, я справлюсь. Сынмин делает несколько глубоких вдохов и тихо отвечает: — Я думаю, ты вытащишь, — честно отвечает он, — но по плану… — В жопу план, — отмахивается Минхо. Он светит фонариком вбок так, чтобы смотреть в глаза Сынмину, — ты мне доверяешь? — Нет, — младшему сейчас не до того, чтобы придумывать правдоподобное вранье: от страха волоски на руках встали дыбом, а от тона старшего хочется поежиться. — И ты, конечно, не думаешь, что я закрою тебя собой от пули? — Ехидничает он. — Не закроешь, — качает головой Сынмин, — а я не закрою тебя. Лино ухмыляется, выражая довольство своей правотой. — Нехер нам рядом на операции делать тогда, — заключает он, — иди к Чонину, ты там нужнее и надежнее, чем я буду переживать, что ты, по доброте душевной, забудешь предупредить меня об опасности. Я тебе тоже не доверяю. Сынмину хочется сказать, что его нелюбовь к старшему не настолько сильна, чтобы специально подставлять его. Но вместо этого он молча протягивает небольшой планшет, кратко объясняя, как им пользоваться. Минхо открывает дверь и проверяет обстановку в коридоре. Кивает Сынмину, чтобы тот вышел. Он проверяет для младшего и лестницу, прежде чем жестом показать ему, что путь свободен. — Слыш, Щен, — зовет он его негромко. Младший оборачивается со смесью возмущения и недоумения на лице от неожиданного прозвища. — Удачи тебе, — Минхо широко и по-доброму улыбаемся, — выберемся, и я приготовлю тебе кимчи чигэ. — Три литра? — Сынмин спрашивает серьезно, но вокруг глаз собираются морщинки, а рот растягивается в теплой улыбке. — Хоть пять, — кивает Минхо, салютуя пистолетом. Сынмин поджимает губы, кивает и салютует в ответ уже рукой. Он зажимает наушник и тихо говорит: — Йена, иду к вам с лестницы западного крыла, не подстрелите. Старший провожает его взглядом, убеждаясь, что тот дошел до первого этажа без приключений, и идет по коридору, туда, где располагаются сейчас две горящие точки. Дверь, мимо которой он проходит, резко открывается, выпуская из комнаты мужчину, который явно не ожидал увидеть здесь Минхо. Он получает пулю в лоб с негромким хлопком: Хан закупил для канпэ просто первоклассные глушители. Минхо наскоро оттаскивает тело обратно в комнату, а после — быстро осматривает ее. Комната выглядит, как кабинет, из которого вырвали все, кроме стола, установленного по центру. На ковролине — следы когда-то стоявших кресел и дивана, шкафов и тумб. На столе лежит карта их дома, и Минхо с удовлетворением отмечает, что она верная только в части двора — чертежи внутреннего расположения комнат сделаны от руки и неверно. Он быстро фотографирует карту и уже поворачивается в сторону выхода, как в комнату заходят сразу двое. В этот раз, у них есть оружие, а реагируют они быстрее, чем покойник, лежащий у двери. Один из них вскидывает пистолет и стреляет больше в сторону Минхо, чем в него самого. Звук оглушительный, и вызывает звон в ушах, который Минхо игнорирует. Он быстро переворачивает стол, мысленно молясь, чтобы толстая древесина сдержала пули. Он осматривает бумагу и мелочи, которые упали со стола, и поднимает тяжелое пресс-папье. Кидает его в одну сторону и, пока двое палят из пистолетов, привлеченные звуком, быстро перекатывается и делает два точных выстрела с другой стороны. Минхо вытирает тыльной стороны ладони пот со лба и выдыхает, стараясь унять адреналиновую дрожь. Резкий звук, похожий на взрыв, заставляет вздрогнуть. Видимо, Чонин приводит план в исполнение. Кто-то пробегает мимо комнаты по коридору, заряжая оружие и переговариваясь, даже не заглянув в комнату, где лежат их убитые товарищи. «Какой же тупой сброд набрал этот Уджин…», — изумляется Минхо, выползая из-за своего укрытия. Он смотрит на маленький планшет, где только что были еще видны две точки. — Айщ! — С досадой выдыхает он. Точки хаотично перемещаются по коридору с другой стороны дома. Тревога охватывает Минхо и, стараясь не обращать на нее внимание, он быстро выходит из комнаты, на всякий случай перезаряжая пистолет. *** Потолки высокие до безобразия, и даже если Хенджин его подсадит, то самого хорька в вентиляцию будет уже не затащить. «Слишком узко, даже для этого глиста», — размышлял Хан. — Ладно, — выдохнул он, — сейчас просто выйдем из комнаты и пойдем на выход. Ты же должен знать дом, ты же тут жил? Хенджин виновато нахмурился: — Проблема в том, что я не очень хорошо помню до того, как не увижу своими глазами, — произнес он негромко, — могу запутаться… — Но ты же увидишь и вспомнишь! — Как бы не вспомнил что-то, что потом помешает идти… — совсем тихо произнес Хенджин, закусив губу. Джисон всплеснул руками, воскликнув: — Блять, да что тут с тобой делали-то? То Соджун спермой накормить хочет, то твоя амнезия внезапная… Хан уже понял, что здесь могло происходить с Хенджином раньше, он не был идиотом. Но произносить вслух и, тем более, дать это сделать Хенджину, он не хотел — ему казалось, что тогда все станет слишком реальным. Хенджин побледнел: — Что ты сказал?.. Джисон постучал себя кулаком по лбу, поморщившись: — Да я так, к слову. Забудь. Хенджин сдавленно хохотнул, сжимая губу зубами еще сильнее. Он покосился на тело, прикрытое покрывалом. — Дай я на него посмотрю, — почти приказал он. — Не надо тебе на него смотреть, — Джисон схватил его за плечи и легонько потряс, — там кровище, глаза закатанные, зрелище — пиздец, спать потом не будешь! Хенджин вывернулся из его хватки и встал с кровати, все еще смотря на скрытое тело. Его прибивало ощущением, что именно сейчас он близок к разгадке. Близок к тому, чтобы прикоснуться к своему ужасу, встретиться с ним один на один. Сильные руки схватили его поперек талии, утянув на кровать. Он упал на Джисона, который обвил его еще и ногами и шептал в ухо: — Хоречек, пожалуйста, не смотри! Я сейчас тебя чудом собрал, ты лежал на кровати, ныл и даже забыл, кто я такой, — руки перешли на грудь Хенджина, прижимая к себе еще сильнее. Он не сопротивлялся, растерянно слушая Джисона, — нахуй тебе это надо? Было и было, ты уже взрослый, сильный мужик, а этот мертв, его нет, не будет его больше, — частил Джисон, — никогда никто тебе ничего плохого не сделает, — он сделал небольшую паузу и хихикнул, — ну я, может, тебе пару зубов выбью, если выбесишь, но больше тебя никто обидеть не посмеет! Хенджин уловил странную нежность в голосе Хана, которую слышал каждый раз после того, как они дрались, и негромко рассмеялся. — Ладно, отпусти меня, я не буду смотреть, — пообещал он. Джисон разжал руки и ноги, выпуская его из объятий, но тут же схватил за руку, когда в дверь постучали. — Господин Хван? Я принес ужин, — пробасил мужской голос из-за двери. Ручка принялась медленно поворачиваться, когда Хенджин высоко заверещал: — Подождите! Я не одет! Он смотрел на Хана в упор, округлив глаза и прошептал: «Что делать-то?» Хан, немного подумав, подсказал: «Пусть оставит у двери». Хенджин кивнул. — Оставьте у двери, пожалуйста, я сам заберу! — Нет, — возразил голос, — мне велено вас проверить. Джисон сделал полукруг головой, закатывая глаза. Он поднялся с кровати и оценил свою одежду — надевать толстовку и футболку, покрытые кровью, было противно. Хенджин быстро снял с себя свитер и футболку и протянул последнюю Джисону. Тот состроил страдальческое выражение лица, принимая ее двумя пальцами, и быстро надел на себя, накидывая сверху наплечную кобуру. Он принялся наматывать глушитель на пистолет, нервно поглядывая на дверь. Хенджин надел свой свитер и отодвинул стол, который Хан приставил к двери ранее. — Хорошо, сейчас открою, подождите! — Хенджин зачем-то продолжал пищать, из-за чего Хан прыснул от смеха и получил легкий удар ладони по плечу, — тихо ты, белка шумная. Джисон встал так, чтобы, при открытой двери его не было видно. Хенджин приоткрыл дверь на маленькую щелочку, стараясь по-максимуму скрыть обзор для гостя. — Откройте дверь, — потребовал мужской голос. Хенджин протянул руки, чтобы самому забрать поднос с едой, и негромко чертыхнулся: взгляд мужчины упал на рукав свитера, на который попала кровь Соджуна. Хенджин резко перевернул поднос, переворачивая еду и стакан с кофе на него, отошел вглубь комнаты и пискнул: — Хан! Джисону этого было достаточно, чтобы нажать на курок. С глушителем выстрел был больше похож на громкий щелчок, который был слышен не дальше соседней комнаты. Тело ничком упало на пол, и Хенджин, морщась, оттащил его в сторону, закрывая дверь. Джисон кивнул на тело: — Не боишься? Хенджин покачал головой, однако, все еще старался не смотреть на убитого. — У нас не осталось времени, — произнес он, — нужно выбираться… Они тихо вышли в коридор, оглядываясь по сторонам. Джисон передвигался на чуть согнутых ногах, держа пистолет двумя руками. Хенджин шел сзади, постоянно оборачиваясь, чтобы сообщить об опасности. — Дальше по коридору, — прошептал он, — есть пожарная лестница, по ней можно спуститься и выйти у черного входа. Вдруг послышался взрыв откуда-то с первого этажа. После они услышали топот ног с той стороны коридора, которая заворачивалась и была им не видна. Они встали у стены, чтобы не быть идеальными мишенями. Трое парней заметили их не сразу, поэтому двоих Хан успел быстро убить меткими выстрелами, но третий уже успел вскинуть свой пистолет, стреляя менее метко. Одна пуля пролетела над Хенджином, содрав деревянную панель на стене, вторая — влетела в бра, засыпав все вокруг осколками. Джисон рефлекторно пригнулся, чертыхаясь, когда мужчина целился для третьего выстрела. Хенджин стоял, растерянно глядя прямо на дуло пистолета, смотревшее на него с другого конца коридора, и вдруг увидел перед собой Джисона, прикрывающего его. — Пригнись, идиот! — Успел шикнуть он за мгновение до того, как издал болезненный вскрик, кренясь в сторону, и выстрелил сам. Хенджин успел фоном уловить звук падения тела на пол на той стороне коридора. — Джисон? — Обеспокоенно позвал он, подхватывая Хана, который еле держался на ногах. Ладонь, поддерживающая Хана за плечо, вдруг стала соскальзывать. Хенджин аккуратно усадил его на пол и посмотрел на свою ладонь, — какого хера тут кровь… — Блять, — хрипло отозвался Хан, держась за левое плечо. — Блять? — Переспросил Хенджин громче. — Дай посмотрю! Он аккуратно убрал руку Хана в сторону и оттянул ворот футболки, рассматривая рану. — Нихера не вижу, все в крови… В голосе Джисона звенела паника: — Я не могу согнуть руку… *** Сердце Сынмина отстукивало тревожный марш в ушах, когда он наблюдал за зачисткой, которую устроили парни Чонина. Убин держался рядом с макне, прикрывая его, остальные быстро и совершенно не скрываясь, передвигались по первому этажу, открывая двери и периодически стреляя в немногочисленных парней Уджина. Вокруг все грохотало, звенело, взрывалось и стукало с такой громкостью, что Сынмину казалось, будто он на рок-концерте. Вдруг он почувствовал на своем плече сильную руку. — Веди меня в кабинет Уджина, — макне жутковато улыбался, блестел потным лбом и поигрывал бровями. — Мы же только вызволить парней… — начал было Сынмин, но Чонин тряхнул его, припечатывая его твердым: — Веди. Сынмин медленно кивнул ему, набирая в телефоне сообщение Феликсу. В конце концов, план «Б» нужен всегда. С каждым шагом, который приближал их к кабинету Уджина, Сынмин все больше потел и покрывался позорными мурашками страха. Во рту стремительно пересыхало, кончики пальцев немели, а звук каждого взрыва и выстрела с первого этажа заставлял вздрагивать. — Почему ты думаешь, что он еще там? — Спросил шепотом Сынмин. Чонин по ходу их продвижения успевал заглядывать в закрытые комнаты, проверяя, нет ли в них парней Уджина. В одной из комнат обнаружилось сразу двое — они сидели на диване, жались к друг другу и дрожали от страха, совсем молодые. Один из них обнимал пистолет, другой — держал в руке нож, настороженно наставив его на дверь. «Почему они хотя бы не закрылись?» — вопрос, который успел пролететь в голове у Сынмина до того, как оба парня получили по пуле в лоб от макне. Он раздувал ноздри, двигаясь по коридору, словно хищная змея, периодически подталкивая Сынмина кулаком в поясницу, когда того сковывал страх настолько, что ноги отказывались двигаться. Опасности от Чонина исходило даже больше, чем от незнакомых коридоров, в тишине комнат которых прятались люди Уджина. Сынмин изумлялся их плохой подготовке и отсутствию координации между собой. Судя по всему, Уджин не знал о том, как хорошо Стрей Кидс подготовлены для неожиданных военных операций. — Щенки, блять, — прошипел Чонин, сплевывая на пол, после того, как очередная пуля прошила мужчину, который не даже пытался их остановить, пытаясь бежать от них по коридору. — Скукота! Всегда знал, что эта крыса просто отвратительна, когда дело касается бойни, — он презрительно поморщился, — слабак! — С чего ты решил, что он будет в кабинете? — Прошептал Сынмин, стараясь не смотреть на очередное тело и кровавую лужу под ним, когда они проходили мимо. — Зассыт выходить, — просто ответил Чонин, пожав плечами. Они остановились у двери, на которую кивком указал Сынмин. — Я думаю, — начал Сынмин, — нужно для начала… Не успел он договорить, как Чонин несколько раз выстрелил в замок, открывая дверь пинком ноги. Чонин вбежал в кабинет и Сынмин, оставшийся в коридоре, услышал его злой крик: — Стой, сука! Сынмин на ватных ногах, превозмогая ужас, вошел в кабинет, с удовольствием отметив, что документы на столе остались нетронутыми. Чонин наполовину торчал в открытом окне, то ли падая из него, то ли пытаясь выпрыгнуть. Быстро выглянув в окно, Сынмин увидел Уджина, который ловко спускался по водосточной трубе вниз. Чонин последовал за ним, цепляясь штанинами за стыки трубы и чертыхаясь, когда руки соскальзывали. — Уебок! — Ревел он громко. — Я тебя достану! Сынмин трезво оценил, что пользы в бою с Уджином от него не будет, и сосредоточился на лежащих на столе бумагах. Не успел он достать телефон, чтобы сфотографировать бумагу с титулом Медицинский центр «Сенмён», как услышал с улицы Чонина. — Сынмин, прикрой меня! Руки в мгновение намокли, едва не выпустив телефон из рук. Он бросился к окну, наблюдая за тем, как макне с Уджином вступили в неловкую драку. Уджин пытался сбежать, макне же хотел его обездвижить, чтобы не дать ему уйти. Высоты Сынмин никогда не боялся, пока в эту высоту не нужно было лезть. Только представив, как он будет карабкаться по водосточной трубе, он почувствовал подкатывающую тошноту. — Сынмин, блять, быстрее! Он зажмурился на секунду и полез в окно. *** Ян Чонин. Он выронил пистолет, пока спускался. Схватив Уджина за щиколотку, он повалил его на землю, вытаскивая нож из набедренных ножен. Уджин боялся Чонина, и тот это всегда знал, но сейчас в глазах старшего не было страха: он, ехидно улыбнувшись, вдруг быстро ударил Чонина в голову ногой, заставляя его отпустить ногу. Он знал, что Чонин плохо дрался в ближнем бою. Он мог догадываться, что Чонину было запрещено убивать Уджина. Быстро поднимаясь на ноги, игнорируя шум в голове после удара, Чонин быстро обежал Уджина, перекрывая ему путь. — Как ты выжил? — Спросил он, удобнее перехватывая нож в руке. Нужно было потянуть время. Уджин смотрел куда-то за Чонина, но тот понимал — это дешевая уловка, чтобы отвлечь его внимание. — Феликс искренне думал, что только он может купить себе детей-информаторов? — Фыркнул он. — Как наивно… — Броник и искусственная кровь? Как в фильмах? Серьезно? — Чонин рассмеялся. Уджин пожал плечами, пытаясь сделать обманные движения, раскачиваясь из стороны в сторону. — От Сынмина я научился, что иногда плана «Б» мало. Лучше иметь хотя бы до буквы «С». Чонин нахмурился: — Но откуда ты знал, что Чан не пустит тебе пулю в лоб? Уджин презрительно хохотнул: — Это же Чан! Он добряк и размазня. Чонин взревел, бросаясь на Уджина с ножом. Он пытался воткнуть его в не самые опасные места, чтобы тот не истек кровью до того, как они передадут Уджина сестре Чана — Ханне. Однако, у самого Уджина не было задачи оставлять Чонина в живых. Решив, что осторожничать уже нет смысла, он наседал на макне, переходя к ближнему бою, провоцировал на удары и взмахи ножом. Чонин поздно понял, что произошло, когда уже Уджин стоял напротив него, размахивая отобранным у него ножом. Пару раз отскочив от пролетающего лезвия, Чонин с неприятным удивлением понял, что Уджин не торопиться его убить быстро. Он танцевал вокруг, пытаясь нашинковать его, как свинью. Осталось только тянуть время дальше, надеясь, что Сынмин не струсит и спустится, чтобы прикрыть его. — Какая ты смешная псина, — рассмеялся Уджин, начав пародировать голос Чонина, — Чанни-хён то, Чанни-хён се. Вы не ебетесь, случайно? — Завались! — Зарычал макне, пытаясь усмирить в себе желание напасть на него голыми руками. — А что такое? — Уджин оскалился. — Не любишь играть в песика? Могли бы поиграть в папочку и детку. Ты же его любимый ребенок, наверняка такой кинк вам бы подошел. Чонин сделал неосторожный шаг вперед, сумев себя остановить на полпути, но этого было достаточно, чтобы лезвие пролетело слишком близко к его животу. Почувствовав резкую боль, макне охнул, больше от удивления, чем от боли, и прижал руку к тому месту, где она пульсировала. Рука мгновенно намокла. — Упс, — Уджин рассмеялся, — ну, мне пора! — Уджин, пятясь, отходил от него, поигрывая ножом, с которого стекали красные капли крови. Чонин сделал несколько шагов вперед, но третий шаг был нетвердым настолько, что пришлось остановиться. Он отнял руку от живота и растерянно вгляделся в окровавленную ладонь. Задрав футболку, он с изумлением наблюдал длинный порез на боку, который демонстрировал то, что должно быть скрыто под кожей: его собственное мясо. Голова моментально закружилась, ноги подкосились и он упал на газон, ощущая, как футболка пропитывается липкой кровью. Его даже не били никогда всерьез. Шок от осознания своей уязвимости захватил его, отодвинув на второй план и миссию, и Уджина. Он смотрел на свою красную ладонь, не в силах поверить, что это произошло именно с ним. Он подставил Чана, организовав операцию за его спиной. Он не принес ему трофей. Он, порезанный, лежит на траве, в ужасе от осознания степени хрупкости его тела. Он не непобедимый. *** Ким Сынмин. Сынмин видит, как кровь брызгает на траву, как шатается и падает макне. Он видит, как к нему бегут Чанёль с Убином. Он видит, как медленно, воровато оглядываясь, трусит по территории особняка Уджин с ножом в руке. Чувство, что из-за его промедления макне может умереть, подкидывает его, заставляя тело трястись от адреналина. Сынмин ощущает себя диким животным, когда зрение сужается до одного убегающего Уджина. Он бежит изо всех сил, сейчас Уджин — дичь, а Сынмин — хищник, который должен ее загнать. Его мозг работает на бешеной скорости, подкидывая идею, которая может стоить ему жизни: у Уджина нож, а у Сынмина — только хваленая соображалка, потому что пистолет Чонина он поднять не успел, а свой собственный был пустой — он отстрелял все пули и не перезарядился. Когда расстояние между ним и старшим сокращается до приемлемой дальности, Сынмин бросает в Уджина свой пустой пистолет, больно попадая ему куда-то между затылком и спиной. Уджин кренится, бежит уже не так бодро и принимается озираться, оступаясь и тут же выравниваясь, замедляется. Замедляется ровно настолько, сколько нужно Сынмину, чтобы с громким отчаянным криком прыгнуть на него, повалив на землю. Уджин не успевает толком отреагировать на то, что Сынмин выдирает из его рук нож. Он режется сам, ладони горят, но он несколько раз пихает Уджина локтем в челюсть, чтобы еще сильнее дезориентировать его. Он переворачивает Уджина на живот, садиться на него сверху и, стиснув зубы, режет ему сухожилия под коленями сзади. Он режет несколько раз, режет даже глубже, чем нужно, его уши наполняет визг Уджина, который бьется под ним, подкидывая его на себе. Он орет и плачет, захлебывается своим криком. Сынмин слезает с него и смотрит сверху. Не обращая внимание на кровь, он трет ладонями свое лицо, чувствуя запах крови и то, как сильно щиплет порезанные ладони. И вдруг замечает Чана, быстро идущего в их сторону со стороны главного входа. *** Ли Минхо. Минхо двигался за точками передвигающимися по особняку, все время отставая из-за того, что самому приходилось разбираться с охраной Уджина. Когда он вышел, наконец, в коридор, ведущий к пожарному выходу, он с удивлением обнаружил, что участок полностью зачищен — редкие люди Уджина лежали, подмигивая ему дырками на лбу. Минхо удивился тому, как точны были выстрелы и тому, что лишних выстрелов практически нигде не было: не было пуль в деревянных панелях на стенах и взорванных светильников, как бывает обычно, когда неопытный стрелок палит во все стороны. Когда он заметил, что по полу зачищенных коридоров тянулись пятна крови, которые явно оставили Хан с Хенджином, внутри него все похолодело, заставляя ускориться. Внезапный выстрел рядом с ногой заставил испуганно подпрыгнуть. Мужчина, которого Минхо посчитал убитым, наставил на него пистолет, еле удерживая его в руке. Добить его казалось правильным решением, но Минхо, подойдя ближе, откинул от него пистолет, оставляя его медленно умирать. Выйдя из пожарного выхода, он увидел спину Хенджина, который медленно удаляясь от него, шел с кем-то, повисшим у него на руках. — Хенджин! — Окликнул его Минхо. Тот медленно развернулся. Он выглядел измученным, весь измазанный кровью, он дрожал, прижимая к груди Джисона. Одежда Джисона, от плеча до бедра, темнела от крови, глаза были закрыты, а руки безвольно свисали, мотыляясь из стороны в сторону при каждом шаге Хенджина. — Он… — произнес одними губами Хенджин, — он отключился, — он прижал Хана к себе крепче и судорожно всхлипнул, повышая срывающийся голос, — ему прострелили плечо и он подвернул ногу. Я нес его… но он… — Плечо, — тупо повторил Минхо, кивнув, — в плече не должно быть ничего страшного, Хенджин-и, — ласково произнес он, подходя ближе и вытянув руки, — давай его мне, тебе, наверное тяжело. Хенджин, вцепившись в Хана, мелко мотал головой. По его щекам стекали крупные горошины слез. — Он… — всхлипнул он, — так хорошо стрелял, Минхо… он так хорошо стрелял… он спас меня столько раз... Минхо чувствовал подкатывающий к горлу ком, но сглотнул его, стараясь сохранять спокойствие. Неподвижный в руках Хенджина Хан пугал до скрутившего живот ужаса. «А если попали в шею?», — подумал он, рассматривая, сколько крови вытекло из Хана. Хенджин медленно опустился на газон, продолжая плакать, обнимая Джисона. Он баюкал его в своих руках, раскачиваясь из стороны в сторону, шептал ему что-то на ухо и гладил его по волосам. Небо уже подернулось дымкой рассвета. Цвета вокруг теплели, и на их фоне лица Хенджина и Джисона стали выглядеть еще бледнее. Минхо, на мгновение задрав голову в небо, быстро проморгался и достал свой телефон. Заметив движение сбоку, он резко обернулся, вскидывая пистолет, но тут же опустил его, выдохнув. К ним быстро приближался Чан. *** Ли Феликс. Он не готов был умирать за Сумин, но и не хотел, чтобы ее устранили. Недавний блеф давал о себе знать сильным стрессом, приближающим головную боль. Они спустились в гостинную и первое, что увидел Феликс — было то, как Чанбин разговаривал с Сумин. Они оба неловко улыбались, всматриваясь в лица друг друга, и Феликс с горечью подумал о том, что это выглядит намного более правильно, чем он сам с Сумин или Чанбином. Почему-то он впервые не почувствовал укола ревности, который обычно заставлял его делать глупости, в стремлении оставить Чанбина только для себя. — Сынмин сказал мне, какие документы вам будут полезны, я постаралась найти все, что может быть связано с медицинским центром «Сенмён» и его пожертвованиями, — Сумин, убрав маленькие пушистые волоски, со лба, деловито раскладывала на диване документы. Феликс сохранял спокойствие на лице, внутренне изумляясь тому, что она успела каким-то образом связаться и обсудить с Сынмином нюансы компромата на Чинхва. Что еще он о ней не знает? Чан рассеянно разглядывал документы, делая вид, что что-то в этом понимает, но Феликс внутренне улыбался: Чан далек от подобных бумажек настолько, насколько близок к ним Сынмин. Вряд ли он понимает, за что именно хотел зацепиться Ким, когда просил эти бумаги, и вряд ли знает, на что именно нужно обратить внимание. К сожалению, сам Феликс сейчас также был бесполезен, а Чанбин, если и нашел бы что-то интересное, то только по части чисел. Чан пристально посмотрел на Феликса. — Где Сынмин? — Строго спросил его он. — Он мне не отчитывается, — позволил себе хохотнуть Феликс, тут же стирая наглую улыбку под строгим взглядом Чана. — Не знаю, — поправился он, — я его вечером вообще не видел… Он не успел договорить, как мобильник щелкнул уведомлением, поставленным на сообщения от Сынмина. Феликс несколько раз перечитал сообщение, чтобы понять его смысл. — Что там? — Кивнул Чан на телефон. Феликс огляделся на присутствующих и принялся зачитывать: — Я, Й, М, у Хисао. изн 7 слдт. Джи, Хен спасаем. ОСТР СИТ ПМГ. — Это какой-то шифр? — Поинтересовалась Сумин. Чан с Чанбином одновременно нахмурились. Феликс пояснил: — Это сокращения, он так пишет, когда нет времени. «Я, Йена и Минхо у Хисао. Из наших — семь солдат. Спасаем Хенджина и Джисона. Острая ситуация, помогите», — расшифровал Феликс. — Какого хуя они вообще там делают? — Зло выплюнул Чан. — Еще и с солдатами! Почему ничего не сказали? — Я сам об этом впервые слышу, — растерянно произнес Феликс, — что они там забыли? Хенджин же отлично там обосновался, даже смс-ку скинул мне. Воздух гостиной разрезало громкое: — Не понял! А что там делал Хенджин?! — Чанбин смотрел на него с негодованием. Чан выставил вперед руку ладонью ко всем присутствующим и задумался на минуту. — Феликс, остаешься с Сумин здесь, будь готов вызвонить Луку с командой зачистки. Чанбин — ты со мной, по дороге все объясню, — объявил он после паузы. Он поднялся с дивана и осмотрел присутствующих, которые замерли в своих позах. — Быстро, блять! — Прикрикнул он, вставая и хлопая в ладоши. * Когда Чанбин с Чаном уехали, Феликс поднялся с Сумин в свою комнату. — Вау! — Воскликнула она, — у вас тут так… — Как в кей-поп кафе? — Усмехнулся Феликс. — Да, — улыбнулась Сумин, — но мне нравится, так ярко. Феликс сел за стол, вырывая компьютер из сна, и застучал по клавишам. — Я могу вам дать пароль от вай-фай или планшет, можете посмотреть что-нибудь, пока я работаю, — бросил он, не отрываясь от экрана. Он не особо опасался, что Сумин увидит слишком многое из его работы: она была на крючке канпэ, а после украденных у мужа документов, она не могла вернуться домой. А еще он надеялся, что Сумин пришла к ним не только за защитой от мужа. — Я могу посмотреть на вас, — протянула она, ложась на кровать Феликса, — надо же, такой матрас твердый! — Спина болит частенько, в детстве упал, — Феликс поступал по старому отточенному годами алгоритму. Подключиться к камерам вокруг зоны операции. Проверить зоны патрулирование районной полиции. Если полиции много или это те участки, которые не связанны работой с канпэ — отправить как можно больше нарядов в другие улицы и районы, уводя от места операции. Связаться с Лукой, предупредив о возможной зачистке. Ждать указаний. Он позвонил в полицию с нескольких подменных телефонов, сообщив о минировании школы, об ограблении в круглосуточном магазине и о массовой аварии на шоссе, недалеко от особняка Хисао, чтобы занять местную полицию. Когда он подключился к камерам возле особняка Хисао, он сначала не поверил своим глазам. — Они совсем страх потеряли? — Прошептал он, разглядывая автомобили солдат Чонина, стоящие у главного входа. — Куда смотрел Сынмин?.. — Что-то не так? — Спросила Сумин мягко. Он взглянул на нее, на несколько секунд залюбовавшись ее лицом, настороженным, но миловидным. Ему не хотелось ее пугать. — Ничего, — отмахнулся он, — просто у нас тут… произошло самовольство, видимо. Сумин нахмурилась: — Если честно, вы все меньше похожи на строительную компанию… — Потому что мы не совсем строительная компания, — Феликс хмыкнул, — мы гребанная мафия, Сумин. Как в кино, только хуже: убийства, темные дела и черные доходы на проституции. Вы же изначально пришли ко мне, чтобы я уничтожил актрисульку — любовницу вашего мужа. Вот такой у меня профиль. — О, — тихо произнесла она, — вы меня убьете? Я ведь больше не нужна, документы уже у вас… Феликс покачал головой: — Никто вас не убьет, Сумин. Я не позволю. — Чанбин тоже так сказал, — она улыбнулась. — И многое вы с Чанбином обсудили? — Феликс раздраженно толкнулся языком в щеку. Внутри кольнуло неприятное ощущение, что мимо него прошла не просто важная информация. Мимо него прошло что-то более значимое, что-то, что должно было предназначаться ему. Доверие. Она села на кровати, откинувшись на отставленные назад руки: — Вы ревнуете, — констатировала она хитро. — Да, — легко признался Феликс, не отрываясь от экрана, щелкая по камерам улиц возле особняка. Он не стал уточнять, что ревнует к информации, а не к Чанбину. — Кого именно вы ревнуете, Феликс? — Голос Сумин немного дрогнул, но, когда он обернулся на нее, взгляд был лукавым, — можете не отвечать, — пожала она плечами. Они несколько минут сидели в тишине, пока Феликс не услышал тихое: — Я рассказала ему о ситуации с мужем, когда мы были на благотворительном дне в школе. Чанбин правда очень… — она вздохнула, — ему хочется довериться, если вы понимаете, о чем я. — Мне, значит, не хочется, — голос неприятно охрип. — Я вас все еще побаиваюсь. Он взглянул на нее так холодно, как только мог. — И не зря, — произнес он твердо, с удовлетворением читая ответ от Луки. Сумин встала с кровати и, подойдя к его креслу вплотную, положила руки Феликсу на плечи. — Но это не меняет моих чувств к вам… — произнесла она тихо, — к тебе, Ёнбок. Свое корейское имя, произнесенное ею, заставило Феликса развернуться к ней в кресле. — Каких? — Спросил он настороженно. Сумин вздохнула: — Когда я все рассказала Чанбину, он позвал Сынмина и мы обсудили, какие документы нужны вам от меня. Взамен Чанбин пообещал, что поможет мне сбежать от мужа. Что вы вместе поможете мне. Феликс поежился. Он был не против помочь Сумин, но тот факт, что это уже сделал в обход него Чанбин, заставляло противно заныть в груди. Домашняя Сумин в спортивном костюме и нелепым пучком на голове сидела у него на кровати. И говорила ему о том, как ей обещал помочь другой мужчина. Хуже всего было то, что этим мужчиной был Чанбин. Феликса рвало изнутри что-то похожее на предопределение, будто он своими руками нашел и отдал Чанбину то, что хотел бы взять сам. Уничтожало то, что ему даже не хотелось это никак испортить. Вот только он и сам хотел и Чанбина тоже. — Я улечу на днях в Америку, — она села на край кровати, поджав под себя одну ногу, — у меня там есть пару подруг и небольшая квартира, которую мне оставила бабушка. О ней даже Чинхва не знает. Феликс сглотнул, не зная, что ему ответить. Параллельно он рассылал сообщение об уточнении обстановки всем членам канпэ, находящимся в доме Хисао, на случай, если кто-то из них у телефона. — Ёнбок, — Сумин практически шептала, переходя на «ты» — пожалуйста, поезжай со мной? *** Бан Чан. Пока они ехали, Чанбин распекал его в самым жестких выражениях, заменяя Хана. — Как ты мог! — Чану казалось, что еще чуть-чуть и в машине лопнут стекла, — ладно Феликс, этому лишь бы какую авантюру провернуть, но ты! Почему ты ничего не сказал нам? Как ты вообще мог отправить туда Хенджина? Ты же знаешь, что там с ним делали! — Не ори, — Чан поморщился, — за нашим домом наблюдали люди Уджина, было бы странно, если бы все ходили безмятежные, как ни в чем не бывало, — Чанбин в ответ фыркнул, — я хотел рассказать, когда Хенджин точно будет там. Кто знал, что младшие зачем-то попрутся его вызволять? Чанбин проскочил на красный и зло взглянул на него. — В каком смысле «зачем-то», Чан? — ошеломленно прошептал он, — потому что он один из нас. Потому что если он попал в беду, то его нужно вызволять. Или ты принял Хенджина, чтобы когда-нибудь использовать его, как пушечное мясо? — Не говори глупостей, — Чан почувствовал укол вины, — я спросил у него, хочет ли он помочь, и он согласился. Да и не стал бы Уджин там ничего с ним делать. Чанбин хмыкнул: — Ну да, у нас же так много свободы воли, когда ты о чем-то просишь. — Что ты имеешь в виду? — Нахмурился Чан. Чанбин вывернул руль, сворачивая на улицу, ведущую к особняку. — Это же все для дела, да? — Он покачал головой, оставляя вопрос без ответа, — блять, хотя бы нам с Ханом мог бы сказать… Они подъехали к главному входу, где уже стояли машины людей Чонина. — Умно! — Чанбин одобрительно покачал головой, — пришли, откуда их точно не ждали. Наши младшие не идиоты, это радует! Они получили сообщение от Феликса, что территория свободна и можно заходить внутрь. Следом пришло сообщение от Луки о том, что он прибыл со своими людьми. Трупов было слишком много, чтобы в этот раз он работал в одиночку. — Чанбин, встреть, пожалуйста, Луку и помоги в зачистке. — Я хочу убедиться, что все целы, — запротестовал Чанбин. Чан устало повернулся к нему вздыхая: — Я проверю, Бинни, правда. Помоги Луке. Уже почти рассвет, местные пойдут на работу и заметят, что что-то не так, — он посмотрел на особняк, — скоро дом окончательно начнет гореть. Друг фыркнув, снова покачал головой и, вздохнув, ушел в сторону особняка. Чан оглядел задний двор и сглотнул. Вдалеке от него, рядом с домом, на газоне сидел Хенджин, прижимая к груди Хана. Рядом стоял Минхо, достаточно спокойный, чтобы судить о том, что с ними со всеми было все в порядке. Уджин визжал на весь задний двор, над ним стоял Сынмин, печатая что-то в телефоне. Тоже целый. Переведя взгляд на небольшую толпу на газоне, Чан насторожился и направился прямиком к ним. Увидев, что на земле лежит Чонин, а газон рядом в рассветном свете отливает красным, он поторопился. Остаток пути он почти бежал. Он оттолкнул какого-то солдата, падая на колени рядом с Чонином. Тот выл, сжимая в зубах ремень для брюк, пока его наживую зашивал один из его солдат. — Что здесь происходит? Мин Убин оказался рядом с ним, положив руку ему на плечо: — Саджаним, — негромко произнес он, — Уджин порезал Чонина, мы промыли рану и Чанёль зашивает ее, чтобы не попала грязь, пока он не доедет до больницы. — Чем он его зашивает… — потерянно спросил Чан, — обычными нитками? Вы охренели? Чанёль огрызнулся: — Конечно, лучше оставить его так, с мясом из пуза, а потом разбираться с заражением. — Чанёль! — Предупредительно зашипел на него Убин. — Все верно он говорит, — подключился еще один солдат, — только там не прям мясо, не очень глубоко порезали, не переживайте, саджаним. Чонин сфокусировал взгляд на Чане и выплюнул ремень. — Все, — Чанёль довольно оглядел работу, — не идеально, конечно, но я этими нитками обычно пуговицы пришиваю, а не людям животы… Чан посмотрел на Чонина и нахмурился: — Нахрена ты полез на него? А если бы он тебя убил? Чонин дышал часто и неглубоко, морщась от боли: — Ты идиот, Чан, — прошептал он тяжело, — ты думаешь, что все всегда касается тебя, — он поморщился и выдохнул через сжатые зубы, — но Уджин предал не только тебя одного. Он предал нас всех. А Стрей Кидс — это не только ты, — он тихонько зарычал от боли и повернулся к Убину, — меня повезут в больницу или чо? Убин виновато улыбнулся Чану: — Мы пытаемся созвониться с главным врачом нашей больницы, но сейчас пять утра и он не выходит на связь… а мы не можем привезти нескольких парней с ножевыми и пулевыми в обычную не сотрудничающую с нами… — Пулевыми? — Торопливо перебил его Чан. Убин кивнул: — Господину Хану прострелили плечо и, кажется, повредили нерв… Чан поднялся на ноги и побежал к тому месту, где Хенджин баюкал Хана в руках. Вблизи все оказалось хуже: окровавленная одежда на Джисоне уже высохла, превратившись в корку. Хенджин укачивал его, раскачиваясь из стороны в сторону, гладил его по волосам. По его щекам текли слезы, но он даже не пытался их вытереть. Минхо набирал что-то в телефоне, зло поглядывая на Чана. — Что произошло? — Он сел на землю рядом с Хенджином и приложил пальцы к пульсу Джисона на шее. Он был жив, хотя и лежал в руках Хенджина в полной отключке. — Халатность со стороны руководства произошла, — холодно произнес Лино, — забирай свой сраный трофей, начальничек, — он кивнул в сторону Сынмина, стоявшего рядом с воющим Уджином. — Куда ты звонишь? — Спросил Чан, проследив за тем, как Минхо набирает чей-то номер, — Убин уже звонит в нашу больницу, нужно немного подождать, пока… Минхо приподнял брови и фыркнул, прислоняя телефон к уху: — Пап, — бодро произнес он в трубку, — у нас ЧП, нужны лучшие врачи и как можно скорее. Да, ножевые, пулевые, — он помолчал пару секунд и добавил, — Джисон. — Перед тем, как завершить звонок, Минхо тепло произнес, — спасибо, пап. Он сел рядом с ними на газон и мягко забрал у Хенджина Джисона. Хенджин больше не цеплялся за него, сидел, опустив голову, словно уснув, лишь изредка покачиваясь из стороны в сторону. — Я нихуя не знаю, что здесь произошло, — ласково произнес Лино, обращая тон голоса к Джисону, а сами слова к Чану, — но я не позволю оттягивать медицинскую помощь из-за твоей сраной гордости. Чан шумно сглотнул и сдавленно прошептал: — Спасибо. Лино нежно погладил Джисона по голове и поцеловал его в лоб. Тот вдруг приоткрыл глаза и, приподняв здоровую руку, легонько погладил Минхо по щеке, слабо улыбнулся. Прежде чем снова отрубиться.