Канпэ

Сынмин покачал головой: — Мы не можем нести Чану какие-то слухи. Если это окажется неправдой, мы только всех рассорим. Феликс возмущенно всплеснул руками, фыркнув: — Как пользоваться моими паучками, так ты первый! А сейчас ты им не веришь? — Хватит косплеить Вариса из «Игры Престолов». У него пташки, у тебя паучки… — Сынмин поморщился, закатив глаза, — я им верю. Просто этого недостаточно. Они сидели на низкой скамейке в переулке между домами недалеко от пекарни Ёнволя. Феликс рассказал Сынмину, что его «паучки» — дети, которым он платил за информацию, несколько раз видели, как Уджин продает наркотики. А некоторым из них он даже предложил роль «бегунков». — Я люблю «Игру Престолов», — обиженно пробубнил Феликс. — Так что будем делать? Ким залип в стену, слегка приоткрыв рот. Феликс терпеливо ждал. — Я не могу сказать, что мне не нравится Уджин, — наконец негромко произнес он, — но я ему не доверяю. — И боишься, — несколько раз кивнул Феликс, — я знаю, что ты его боишься. Сынмин вздохнул, роняя голову на руки: — Боюсь, — согласился он, — он, как будто бы, всегда играет только по своим правилам. С ним всегда нужно заранее обговорить все нюансы. Я привык к такому, но… не внутри Семьи. Приходится быть настороже даже дома. Но Чан не будет ничего делать с Уджином только на основе слухов. Он… добрее, чем кажется. Феликс усмехнулся: — Да, Чан не опасный. Во всяком случае, не по-настоящему опасный. Самые страшные люди — психопаты или униженные. — Психопат у нас есть, — хмыкнул Сынмин, — он… — он повертел головой по сторонам и понизил голос, — он уберет Уджина, если мы расскажем ему о том, что он предатель. Феликс замахал руками: — Нет, он спросит сначала разрешение у Чана, а он, со своим ненормальным чувством ответственности, не даст макне вершить суд вместо него. К тому же, — он поднял указательный палец вверх, — его просто перестанут уважать, зная, что Чан не может наказать члена своей банды. Сынмин нервно растирал колено рукой: — Ты ж понимаешь, что мы говорим об… — его лицо болезненно скривилось, — об убийстве? Феликс медленно и серьезно кивнул. — Если психопат не может сделать это, то у нас должен появиться униженный, — Сынмин продолжал терзать правое колено. Феликс перехватил его руку, сжимая его ладонь. — Это несложно организовать, — произнес он, склоняясь к уху Сынмина, — один слух, мелькнувший возле здания полиции. Немного времени. И… — Феликс сжал руку Сынмина чуть сильнее. — Звонок Отцу, — закончил за него Сынмин, сжимая руку Феликса в ответ. — Думаешь, сработает? Феликс снова медленно моргнул, лукаво улыбаясь. *** — Почему ты здесь? — Отец нависал над ним, упершись руками в стол. Чан отвел взгляд. — Нас подозревают в распространении наркотиков, — произнес он тихо, — как я понял. В маленькой комнате для встреч с адвокатом в местном отделении полиции, эхо от пощечины раздалось слишком громко. Щека алела от тяжелой руки отца. — Что значит: «как я понял»? — Лицо Отца исказилось в презрительной гримасе. — Потому что мы их не распространяем. — Ты собственную банду удержать не можешь? — Отец схватил Чана за волосы, задрал его голову наверх и заставил смотреть в глаза, — сопля! Он сплюнул на пол и, мысленно Чан обрадовался, что не на него. Он бы не выдержал и разрыдался, за что получил бы еще пару унизительных ударов. В дверь постучали, и Отец открыл ее рывком. При виде Сынмина гримаса презрения на его лице сменилась теплой улыбкой. — Сынмин-а, — Отец похлопал растерянного парня по плечу, — как только вокруг моего дебила такие люди хорошие собрались-то? — Он развел руки в сторону, обращаясь к Чану, который молча буравил поверхность стола взглядом. — Мне удалось во всем разобраться, — Сынмин положил на стол какие-то бумаги. — Ты теперь вне подозрений. Ну и, — он почесал затылок, — Хан дал кое-кому взятку, так что обойдется без суда. — Он обернулся к Отцу и виновато опустил взгляд, — простите, Отец, я вам позвонил, потому что испугался. Я не думал, что нам самим удастся справиться, я растерялся… Отец сел на стул, закинув ногу на ногу, достал сигарету и закурил. — Сколько тебе? — Спросил он, затягиваясь. Он зажимал сигарету основанием пальцев, между указательным и средним, прижимая к губам свою ладонь. — Двадцать два, если по-корейски, господин, — Сынмин поклонился низко, почти под девяносто градусов. Отец одобрительно покивал: — Двадцать один, значит, — он повернул голову в сторону Чана и похлопал его по той щеке, по которой еще недавно прилетела пощечина. — Смотри, Чан-а, какие у тебя друзья крутые. Пиздюк, а какой смекалистый, — он перевел взгляд обратно на Сынмина и прищурился, — не хочешь ко мне, кстати? Юристом взял бы тебя, толковый. Подучить — цены тебе не будет. Сынмин тяжело задышал, шумно сглотнул и поклонился еще ниже: — Простите, господин, — произнес он дрожащим голосом, — если позволите мне выбирать, я бы остался с Чаном. Отец кивнул, скривив губы в одобрительной усмешке: — Отчего же не позволю? Оставайся с Чаном, раз такой верный, — Отец еще раз затянулся и усмехнулся, — умный и верный. Цены тебе нет, — он поднялся и похлопал Сынмина по согнутой спине. — Выпрямись, чего согнулся. Нехер пол разглядывать. — Почему нас обвинили? — Спросил Чан негромко у Сынмина. Тот покосился на Отца, но, получив одобрительный еле заметный кивок от лидера, произнес: — Уджин. Он… толкает наркоту от нашего лица. Чан громко цокнул, ударив по столу ладонью. — Ты не знал? — Спросил Отец, вскинув голову. Чан отрицательно помотал головой. —Он предлагал, но я не думал, что он будет делать это за спиной… я… Отец громко фыркнул, бросил сигарету себе под ноги и затушил ее носком ботинка. — Слабак, — бросил он равнодушно. — Ожидаемо, — он обвел комнату взглядом и устало выдохнул, — в следующий раз позовите меня для более приятных новостей. Позорься без моего участия. Подумай дважды, Чан, насколько тебе дороги твои мизинцы. Он вышел, тихо прикрыв за собой дверь, и Чан соскочил со стула, быстро приближаясь к Сынмину. — Нахуй ты ему позвонил? — Прорычал он, схватив того за ворот рубашки. — Я правда испугался, — Сынмин дрожал, но выглядел слегка обиженным. — Я не вытаскивал раньше никого из тюрьмы с такими обвинениями… я вообще никого раньше из тюрьмы не вытаскивал, — он опустил голову себе на грудь, — прости, Чан. Прости меня. Чан несколько раз помахал кулаком в воздухе, прежде чем притянуть младшего в объятия и шумно выдохнуть ему в плечо: — Спасибо. Спасибо, что остался. Сынмин обнял его в ответ, совсем не крепко, неловко и все еще боязно. Чан обнимал его еще пару секунд, прежде чем отстранился и взял лицо Сынмина в свою ладонь, больно впиваясь пальцами в его щеки. — Никогда больше не зови отца, понял? — Зло прошипел он, — даже если я подыхать буду! Ты меня понял? Сынмин мог только быстро моргать, настолько сильной была хватка старшего. — Чудно, — бросил Чан, похлопав его по плечу. Он вышел из кабинета, с хлопком закрыв дверь, а Сынмин тогда подумал, что они с отцом очень похожи. *** Бан Чан. Дождь барабанил по крыше авто, по асфальту, по кожаным курткам, создавая фоновый шум, который, однако, не помогал Чану заглушить свои мысли. Его предали. Его унизили. Над ним просто посмеялись. Он хотел видеть все своими глазами. Хотел увидеть товар в порту, который принимает Уджин. Где-то, в глубине души, он не верил, в то, что происходило. Убивать врагов — одно. Вершить суд над человеком, с которым несколько лет делил кров — совершенно другое. Он не был уверен, что готов к такому. — В целом, — начал Хан, примирительно разводя руки, — если он уже нашел, у кого закупать, нашел распространителей… — он почесал подбородок, — как будто бы выгоднее просто принять его предложение и начать… — Хан, — Чан остановил его, выставив ладонь вперед, — нет. Джисон подвигал плечами, пританцовывая: — Но у нас же всегда все обсуждаемо, Чанни-хён. — Это — не обсуждается. Чанбин пихнул Хана в бок локтем и покачал головой, прикрыв глаза. Джисон равнодушно пожал плечами. — Так и что тогда делать будем? — Спросил он, — ты планируешь его типа наказать как-то или изгнать или что? Йена громко хмыкнул, а Чанбин болезненно поморщился. — Я планирую его убить, Джисон, — произнес Чан тихо, — убить. — Оу… хотелось бы, чтобы со мной такое тоже обсуждали… — Если он решил нарушить запрет, который ему несколько раз озвучивали, решил навариться в обход общего заработка, предал клятву… Хан замахал руками: — Я это все понимаю! Я хотел сказать, что подобрал бы более эффектное оружие для Чана, вот и все… — Позер! — Хохотнул Чонин. — Чо сказал? — Тут же оскалился Джисон. — Заткнулись оба, — Чанбин дал им одновременно по подзатыльнику. В воздухе пахло соляркой и озоном: тяжелые облака нависли над Сеулом с самого утра, не желая сдуваться даже сильным ветром, который гонял по улицам мусор. Металлический лязг кранов, контейнеров и кораблей отражался в голове неприятным эхом. Чайки истошно кричали, кружась над головами. У Чана болела голова. Они шли к частному причалу, где, по данным Сынмина, должна была причалить небольшая лодка, с которой Уджин планировал забрать товар. Джисон остановился у одного из контейнеров, призывая жестом парней быть тише. — Тут подождем, — шепотом произнес он, хотя в этом не было нужды: естественное дыхание порта заглушало даже более громкие звуки, — я хочу это увидеть собственными глазами. Чонин снова хмыкнул, прислонившись к контейнеру. Вчетвером они ждали недолго. Серый без солнца порт, меньше чем за полчаса превратился в черный, подсвечиваясь редкими фонарями. Жизнь здесь никогда не останавливалась: лязг металла, крики рабочих, шум от техники. Создавалось ощущение, будто они попали в пчелиный улей. До попадания в отделение полиции, Чан бы предпочел не увидеть то, что увидел. Он мечтал бы о том, чтобы вся эта история с Ужином оказалась простой шуткой или ошибкой. Он бы предпочел, чтобы всего этого не было. Но, после пощечины отца, после его ядовитых слов, после его презрения, хотелось, чтобы все так и было. Хотелось, чтобы Уджин действительно оказался предателем, а Чан наказал бы его, как следует наказывать предавших в канпэ. Хотелось гордо поднять голову перед отцом и произнести что-то крутое, как в фильме, мол, «проблема устранена, Отец». Тот одобрительно кивнет и коротко улыбнется, всего на секунду, краешком губ. Чану и этого будет достаточно. И он чувствовал, что на шаг ближе к этой цели, когда увидел, как Уджин сам помогает выгружать коробки из небольшой лодки. — Вот гнида, — произнес Чанбин шепотом, настолько громким, что мог бы уже просто говорить вслух. Чонин несколько раз кивнул и провел языком по зубам, усмехнулся. — Ну, — Джисон почесал затылок, — пизда ему, получается. Я тут вкалываю, как не в себя, а эта сука денежки прячет. Чанбин поморщился: — Дело, блять, вообще не в деньгах, Джисон… *** Хан Джисон. Минхо задышал тяжелее и издал тихий стон, приоткрыв рот. Джисон медленно надрачивал ему, наблюдая за его реакцией и удивляясь, как он умудряется спать, когда кто-то трогает его член. Сам Джисон просыпался, даже если в коридоре кто-то громко прошел мимо. Если только не спал рядом с Минхо. С ним он не полуночничал. Придавленный тяжелой рукой, которая обхватывала его талию, он просто не мог дотянуться до заветного телефона, чтобы в нем позалипать. Или его убаюкивало мерное дыхание Минхо, если он спал, устроившись у него на груди, во время того, как они смотрели телек. Он старался подстроить свое дыхание под него и, в этих попытках, сам не замечал, как засыпал. Минхо вдруг хмурится и, с очередным рваным выдохом, открывает глаза. Сонно моргает и переводит взгляд на руку Джисона, обхватившую его член. — Доброе утро? — С сомнением спрашивает он, потягиваясь, — ты в порядке? Ничего не болит? Джисон с улыбкой любуется тем, как расслабленные ранее мышцы Минхо напрягаются во время этого нехитрого действия. Как раскрывается грудная клетка, становясь еще шире. Как подтягивается живот. — Нет, все в порядке, — говорит он тихо, — я даже сам немного удивлен. «Он — мой», — проносится у него в голове. Он проводит пальцем посередине живота Минхо. — Пытаешься завести меня, чтобы я встал и приготовил нам завтрак? — Минхо улыбается и приподнимает бровь. Джисон смеется, закрывая на секунду лицо руками. — Да нет, просто никогда не держал чей-то член в руке. Ну, кроме своего. Пора привыкать, вроде как? Минхо высоко хихикает, берет за руку Джисона и роняет его на себя, крепко обнимая: — Я никуда не исчезну, еще привыкнешь. Джисон льнет к нему и двигает ногой, стараясь бедром провести по члену. Старший перехватывает ногу, отстраняясь. — Так-так, полегче, пожалуйста. Джисон чувствует, как мурашки иррационального страха, совсем неуместного сейчас, в домашней теплой обстановке утренней комнаты Минхо, заползают под кожу. — Ты не хочешь?.. Минхо встает с кровати и идет в сторону ванной комнаты: — Хани, — ласково говорит он, — я не знаю, как у тебя, но в мои пожилые годы, с утра люди чаще хотят в туалет и позавтракать, — он останавливается в дверном проеме и спрашивает, — японский омлет будешь с говяжьим бульоном? Джисон угукает, Минхо удовлетворенно кивает. Он одевается, пока ждет его из ванной комнаты, и вытаскивает мусорный пакет с ромашками из корзины. Они ненужными, уродливыми сухими ветками выглядывают из-под использованных презервативов и салфеток. Он с жалостью гладит пальцами лепестки одного, оставшегося свежим, навершия, и закусывает губу. Что было, когда он ушел из этой комнаты прошлый раз? Минхо пошел к Хенджину сразу или… …или у него были еще варианты? Он пошел к Хенджину, потому что это был единственный вариант или… …единственный желанный? Он отодвигает шторы, впуская в комнату свет, и выглядывает в окно. Днем с ними практически никогда ничего не происходило. Старший выходит из ванной комнаты, посвежевший, но все еще голый, и Джисон рассматривает его при дневном свете, стараясь запомнить в мельчайших деталях. — Не пялься так, — ворчит тот со смущенной улыбкой. — Пойдем сегодня куда-нибудь? — Спрашивает Джисон, жадно подаваясь вперед, — в кафе, в кино. Пойдем гулять? Минхо натягивает джинсы и что-то набирает в телефоне, рассеянно отвечает: — Не могу, днем дела. Давай вечером? Во рту у Джисона копятся вопросы. Они сцепляются друг с другом, образуя уродливый снежный ком, который по форме похож на допрос, а не на нормальный разговор. Наконец, он выдавливает капризное: — Я хочу днем. Минхо медленно переводит на него взгляд, отрываясь от телефона и несколько раз моргает, рассматривая его. — Давай завтра, — он склоняет голову набок и смотрит в упор. Это не предложение и не вопрос. Он произносит это утвердительно и безапелляционно. Джисону, почему-то, именно сейчас необходимо проверить,выберет ли он его. — Я хочу сегодня, — он в ужасе от своего тона. Он требовательный и по-деловому сухой. Совсем не такой, каким он хочет разговаривать с Минхо. От самого себя противно. Минхо лишь по-доброму усмехается, приближаясь к нему, целует его в щеку. — Такой ты миленький, — говорит он с улыбкой, но тут же прячет ее, отстраняясь, — если надо днем, то завтра, Хани. На пороге он оборачивается: — Японский омлет и бульон? Джисону почему-то не хочется ни того, ни другого, но он улыбается и кивает: — Японский омлет и бульон. * На кухне Чанбин напевает песню какой-то женской группы, пока смешивает себе протеиновый коктейль на молоке. Выглядит он, тем не менее, просто ужасно: отекший, с огромными кругами под глазами, сонный, с шапкой не уложенных кудрей на голове. — Вау, — Лино хлопает его по заднице, — хорошо поешь! Он показывает Хану на кофе-машину, и тот кивает, садясь за барную стойку. Лино включает ее, открывает холодильник, достает продукты и принимается стучать сковородками в поисках нужной. Чанбин хитро улыбается, переводя взгляд с Хана на Минхо и обратно. — Вау — это то, что вы утром спустились из твоего крыла, — он несколько раз приподнимает брови, Джисон закатывает глаза. — Передо мной хоть не шкерьтесь. Вы вместе или что? — Он делает глоток коктейля. — Тебя интересует, кто кого трахал? — Непринужденно тянет Минхо, пробуя на вкус бульон. Джисон издает сдавленный писк, Чанбин выдает набор самых разнообразных звуков и, в конце концов, давится своим протеином, закашливаясь. — Блять, а можно я никогда этого не узнаю? — Выдает наконец он, вытирая губы салфеткой, — просто хотелось бы ясности в происходящем. — Мы вместе, — Хан произносит это с вызовом, плотно сжимает губы и вскидывает голову. Его руки непроизвольно сжались в кулаки. Чанбин переводит взгляд на Минхо. Хан тоже. Тот несколько раз кивает и добавляет веселое «ага», сворачивая омлет в аккуратный рулет на своей квадратной сковороде. Джисон выдыхает как-то слишком облегченно. Чанбин довольно хихикает. — Так и знал, — говорит он, довольно пританцовывая. Минхо, положив омлет на тарелку, вдруг оборачивается к нему, наставив на него лопатку. — А почему ты сказал, что он не гей? — Что? — Встрял Джисон. — Ну до тебя не был, — громко хохочет Чанбин, пожимая плечами, — хотелось просто проверить всю серьезность твоих намерений. — Вы меня обсуждали? — Младший хмурится, непонимающе переводя взгляд с одного старшего на другого. Минхо закатывает глаза: — Он обвинил меня в том, что я к тебе подкатываю, и сказал, что ты не гей, вот и все. Джисон принимает кофе, которое ему подает Лино, и спрашивает: — А ты подкатывал? — И быстро прячет лицо за кружкой. Лино не отвечает. Сосредоточено разливает бульон по тарелкам, предлагает Чанбину и, после его кивка, наливает третью тарелку. — Кстати, Чанбин, — говорит он негромко, но достаточно угрожающим тоном, — а ты тоже не был геем до Ёнбока? Чанбин резко бросает тарелку с бульоном в раковину, она с грохотом разбивается на несколько крупных осколков, брызги попадают на бежевую футболку Минхо, на пол и немного — на стены. — Да пошел ты нахуй, — морщится Чанбин, выходя из кухни. — Поговорим на дне уборки! — Кричит Минхо, улыбаясь. На кухне повисает напряженная тишина и Джисон тихо произносит: — Зря ты так… они же просто дружат. Минхо не садится за стойку, пьет бульон стоя. — Ну да, — усмехается он, — ну да… Они едят в тишине, Джисон больше ковыряется в тарелке, рассеянно протыкая рулетики из омлета палочками. — Не вкусно? — Спрашивает Лино расстроенно. — Нет, вкусно, просто… — Хан жует свои губы, — я не особо хотел говорить о нас так сразу, еще и Чанбину первому. Минхо пожимает плечами: — То есть, было бы лучше, если бы я сказал, что мы просто друзья? — Он звучит зло. Джисон слишком сильно втыкает палочки в рулет: одна из них вылетает из рук, падая на пол. Он закусывает губы еще сильнее, Минхо шумно выдыхает. — Джисон, посмотри на меня. Он говорит это так строго, что у младшего мгновенно пересыхает во рту. — Говори, — требует Минхо, — скажи прямо сейчас то, что хочешь сказать. Страх, который заполз под кожу Хану еще утром, задергался под ней, пополз от затылка по рукам, вызывая мелкую дрожь, которую сложно скрыть за закушенной губой. Минхо стоит напротив, превратившись в своей жесткости практически в мраморную статую. Он бросает взгляд на часы, висящие над телевизором в гостиной, вид на которую открывается с кухни, и говорит. — У тебя десять минут сейчас. Или уже вечером. А может быть, уже завтра, — он складывает руки на груди и приподнимает одну бровь. Он никогда не вел себя так с Джисоном. Никогда не был таким жестоким. — Хани, пожалуйста! — Вдруг восклицает Минхо жалобно, — если ты мне сейчас скажешь, что, лучше бы я сказал Чанбину, что мы друзья, и ты передумал быть вместе, либо еще какую-нибудь подобную хуйню, я клянусь, я улечу в Японию первым же рейсом! — Что? — Переспрашивает тихо Хан. Страх прячется где-то внутри, уступая недоумению. — Ты с утра какой-то странный и зашуганный, то ты вечером со мной не хочешь время проводить, то Чанбину ты не хочешь говорить, что мы вместе, — поясняет Минхо, шумно выдыхая. Он зачесывает волосы назад, запустив в них руку, проводя рукой от лба до затылка. Подходит к Джисону вплотную, поворачивает его на стуле, и, встав между его ног, обнимает его, совсем как пару дней назад, в квартире Минджуна. — Мы же всегда нормально общались до… ну до. Почему сейчас так сложно? Джисон глубоко вдыхает, утыкаясь лбом в его грудь. — Ты можешь со мной говорить? — Просит Минхо мягко, но отчаянно, чуть отстраняясь, чтобы заглянуть в лицо Джисону, — просто говори ртом то, что ты себе там навертел в голове, — он горько усмехается, — я тоже умею надумывать себе всякое, но я — из активных долбоебов, я мыслями себя не мучаю долго, я сразу иду делать хуйню. «Сразу идешь к Хенджину?», — Хану стоит много сил, чтобы не сказать то, что приходит в голову, и он морщится. — Чем ты сегодня будешь занят? — Спрашивает Джисон, — с кем? Минхо недоуменно сводит брови на переносице: — С Чаном поеду к отцу. А потом к котам и в клуб, как обычно, а что? Джисон делает брови домиком, облегченно выдыхая, и несколько раз стучит лбом по груди Минхо. — Ты из-за этого такой? — Спрашивает старший, улыбаясь, — что мы сегодня с тобой никуда не пойдем? — Прости, я идиот. Я… не важно. — Хани. В Японию. Первым рейсом. Хан морщится: — Да мне стыдно даже говорить это… — Минхо гладит его по плечу, — я загнался, что ты не хочешь проводить со мной время, и… думал о том, с кем ты сегодня будешь. И кому ты писал… а потом еще и Бинни по жопе хлопнул, и я совсем… Минхо свистит: — Ну уж к Бинни-то… — он укоризненно качает головой. — Да знаю я! — Огрызается Джисон, — я не могу с этим ничего поделать, оно само. Минхо вновь прижимает его к себе, гладит по спине и чмокает в макушку. — Это проблема, — он трет свою шею, — я ненавижу, когда меня ревнуют. — Я ревную, — Джисон говорит честно и грустно, поднимая голову, — я и есть твоя проблема. Минхо смеется: — Я думаю, с такой я справлюсь! Джисон хотел бы верить, что справится, но не верит. Минхо вдруг улыбается и медленно целует Хана, прикусывая его нижнюю губу. Невероятно ласковый и горячий. Для Джисона, в общем-то, во всех смыслах. Поцелуй со вкусом бульона и примирения после ссоры, которая не состоялась. Минхо, отстраняясь, предлагает: — Поехали с нами к папе? — Папе? — Растерянно переспрашивает Хан. — Объясню, если поедешь, — смеется Минхо, — поедешь? Джисон кивает. *** — Почему я не могу жить с тобой? — Одиннадцатилетний Бан Чан скуксился. Отец зачерпнул ложкой бульон из рамена. — Ты знаешь, кто я, — сказал он сухо, — со мной опасно. Ешь. Чан ел свою порцию с неохотой, желудок волновал его не так сильно, как скопившиеся в голове вопросы. — У Чонина никого нет, — произнес он, — он в детском доме. У Джисона никого нет. Он в детском доме. У меня остался ты. Почему я в детском доме? Отец дожевал резанные нори, проглотил и внимательно посмотрел на Чана. — Какой мультик вы сейчас смотрите? Чан пожал плечами: — Нам покемонов в доме вечером показывают… Отец усмехнулся вдруг как-то по-доброму, и закивал: — Да, знаю таких. Ты дружишь с кем-то еще, кроме Чонина? Чан несколько раз кивнул: — Я со всеми хорошо общаюсь. Но близко дружу только с Чонином. Отец нахмурился: — А кто тогда Джисон? — Он очень классный, я бы хотел с ним дружить, но… — мальчик задумался, — он все время будто на расстоянии. Чан снова растерянно пожал плечами, сгорбившись, и голос отца стал тверже: — Выпрямись, не выдавай свою неуверенность. — Прости, папа, — тихо отозвался мальчик, выпрямляясь. Мужчина вытер рот салфеткой, встал из-за стола и бросил: — Зови меня отцом. Когда, через полчаса, они снова были в детском доме, отец Чана вдруг обратил внимание на мелкого паренька, что стоял посреди двора. — И что? — Громко отвечал он, стоя напротив более крупного мальчика. Тот был выше его на пару голов, не меньше, и явно старше. — Ты сказал, что в теплице есть сокровище! — Возмущался крупный, — а там ничего не оказалось! Отец указал на мелкого мальчика пальцем и спросил у Чана: — Кто это? Чан улыбнулся: — Это Хан Джисон. Очень-очень классный. Отец недоуменно приподнял брови и продолжил наблюдать за этой сценой. — Я виноват, что ли, что сокровище до вас нашли? Я продал вам карту? Продал. За подлинность я не ручался, а вы, кстати, и не спрашивали, — Джисон сложил руки на груди, и, несмотря на то, что был сильно ниже соперника, умудрился смерить его таким снисходительным и взрослым взглядом, что тот стушевался. — Ты жулик, — обиженно засопел крупный, — я тебя сейчас… Он принялся наступать на Джисона, который, в свою очередь, ехидно ухмыльнулся. Отец хмыкнул, улыбаясь. Мальчики принялись кружиться, вокруг начала собираться толпа. — Врежь ему, Джисон! — Нет, врежьте Джисону! Вдруг двор пронзил высокий женский голос: — Хан Джисон! Я сказала, что ты должен перекопать грядку в теплице, а не перерыть там вообще всю землю, как какой-нибудь крот! Джисон рассмеялся и, пока крупный мальчик стоял в замешательстве, быстрыми скачками побежал к воспитательнице. — Я просто очень люблю работать, я увлекся, — он сделал круглые жалобные глаза, трогательно вытянув губы. На секунду он обернулся и показал язык толпе, а после вновь принялся милашничать перед воспитательницей. Женщина улыбнулась: — Веревки из нас вьешь, — совсем не сердито проворчала она и погладила его по голове, — ты обед пропустил… будешь булочку? — А то! — Весело отозвался мальчик. Отец вдруг расхохотался. — Я понял, почему он классный, — кивнул он, не прекращая улыбаться. Чан редко видел его таким. Отец повернулся к нему и, стерев с лица улыбку, серьезно произнес, — ты здесь не просто так, Чан. Ты здесь на важном задании. — На задании? — Спросил мальчик недоверчиво. — Собери самых лучших покемонов, — сказал отец, — подружись с самыми крутыми ребятами. И пусть они все будут твоими. Начни с Джисона, — он махнул куда-то в сторону двора, — когда соберешь их всех, поймешь, какой это подарок — находиться здесь. Чан тоже вытянул руку в сторону двора, представив, что ловит Джисона в покебол. — Собрать идеальную команду? — Он вскинул одну руку вверх в победном жесте, будто уже поймал. Отец поднялся со скамейки: — У меня было пятеро друзей, — сказал он, — осталось трое. Попробуй не растерять своих. Чан склонил голову набок: — А семья? — Спросил он, — когда у меня будет семья? Его семьей должен был быть отец, но Чан этого никогда не чувствовал. Он вообще не был уверен, что знает, какого это — чувствовать, что у тебя есть семья. Из кармана мужчины раздался звонок, он посмотрел на экран и улыбнулся. — Да? Скоро приеду, — ответил он мягко, — передай маме, что я уже поел. Да, знаю, будет ругаться… — он довольно рассмеялся, запрокинув голову, — во сколько у тебя репетитор? У меня будет пара часов на бадминтон, — он внимательно слушал ответ, вокруг его глаз собрались маленькие морщинки. — Готовь ракетки, в этот раз я тебя уделаю! Чан не узнавал мужчину, который сидел перед ним. Этот был теплым, довольным и казался очень добрым. Его же отец был колючим, жестким и требовательным. — До встречи, — отец похлопал Чана по плечу и пошел в сторону выхода из детского дома. Мальчик опомнился, когда он был у самых ворот. Догнал его, запыхавшись, оперся о свои колени сгибаясь. — А когда у меня будет семья? — Крикнул он. По щекам тек пот из-за быстрого бега, но, почему-то перед глазами тоже все помутнело. Отец остановился всего на секунду. Не оборачиваясь, он протянул временный пропуск охраннику и вышел за калитку ворот. Чан сел на землю, растерянно наблюдая за тем, как закрывается калитка, унося с собой все накопившиеся вопросы, которые Чан не посмел задать. Он зло вытер мокрые щеки и, стиснув зубы, поднялся на ноги. — Я не буду собирать себе друзей, — прошептал он громко, сжимая кулаки, — я соберу себе семью. *** Ли Феликс. Как только он оказался в своей кровати — он уснул беспокойным сном. Чанбин во сне ухмылялся дьявольски. Улыбался тепло. Смеялся презрительно. Пошло облизывал губы. Чанбин во сне брал его руки в свои. Гладил его по щекам. Нежно сжимал его талию. Облизывал мочку уха. Чанбин во сне шептал: «я знаю». Кричал: «я знаю». Укорял: «я знаю». Разочарованно фыркал: «я знаю». Феликс чувствует себя живым трупом — не меньше. Он спускается на кухню и в замешательстве смотрит на разбитую тарелку в раковине. Повсюду пахнет говяжьим бульоном, и он тщательно осматривает помещение, в поисках подсказок. Нигде нет следов борьбы, одни лишь мутные капли по всей кухне укоризненно смотрят на каждого входящего. А это Феликсу не кажется чрезвычайным. Значит, он посмотрит камеры позже, ради интереса. А пока — он мочит тряпку и погружается в медитацию уборки, которую всегда так любил. Ему нравится смотреть на результат своих трудов. Там, где прошлась тряпка, поверхность сверкает. Холодильник снова улыбается хромом, когда Феликс натирает его, уничтожая отпечатки обитателей этого дома. Особенно Феликс любит сложные загрязнения. Когда кажется, что ты никогда не ототрешь это, но оттираешь. Когда «до» и «после» настолько заметны, что внутри поднимается удовлетворение, близкое к оргазму. Из этой медитации его буквально вырывает с мясом теплая мозолистая рука, лежащая на талии. Он узнает эти руки не глядя, с закрытыми глазами. Через футболку, через куртку, через бронированную дверь, через улицу, через соседнюю, блять, галактику. Если бы Феликс мог, он клонировал бы Чанбина по одной лишь памяти. Воссоздал бы его отпечатки пальцев, радужку глаза. Воспроизвел тон его голоса, ритм его дыхания. Нарисовал направление роста его волос на каждом из участков тела. Но Феликс не может. Ему приходится довольствоваться настоящим Чанбином. И этот, настоящий Чанбин — хоть и не подвластен ему, — лучшее, что случалось в его жизни. — Ого! — Громко восхищается Бин, — ты убрал мой бардак. Спасибо! Рука все еще лежит на талии. Феликс старается звучать непринужденно: — Это ты натворил? — А звучит жалко и неожиданно слишком высоко, ломающимся голосом. Чанбин, словно не обращает внимания, кивает: — Минхо выбесил. Феликс отходит от старшего так медленно, на сколько может, стараясь разорвать физический контакт между рукой и своей талией. — Минхо? Чанбин вдруг смотрит прямо в лицо Феликсу. Серьезно и внимательно — в глаза. С любопытством — на веснушчатые щеки. Задумчиво — на губы. Он подвисает, втягивает свою нижнюю губу, проходясь по ней зубами. Феликс сглатывает и отходит еще на пару шагов, поворачивается спиной, открывая холодильник. Нужно срочно что-то там найти. Нужно что-то взять… Он хватает тарелку с курицей-гриль, которую не доели вчера. — О, будешь доедать? — Чанбин вдруг радостно улыбается и смешно морщит нос. Феликсу мгновенно передается его веселость и он улыбается в ответ, зеркаля старшего, — можно я с тобой? Феликс всегда весь — для Чанбина. Но не сегодня. Не сейчас. Сейчас ему нужно спрятаться куда-то далеко, чтобы контакт между ними был минимален. — Так я для тебя и достал, — он протягивает Бину тарелку. — Посидишь со мной? — Тот не смотрит на него, ставит тарелку в микроволновку, выбирает нужный режим. — Нет, — получается неожиданно тихо и сдавленно. — На самом деле… — Чанбин, наконец, справляется с микроволновкой и смотрит на него, ковыряет пальцем маленький прыщик у виска. Феликс еще вчера заметил, что назревает. — Я хотел поговорить. — Нет! — Получается неожиданно громко и панически. — Ты занят? — Чанбин хмурится в недоумении, — мне сейчас непросто… — У меня… много работы, — Феликс перебивает и протискивается по кухне, стараясь не задеть Чанбина, который заблокировал выход, заперев его между барной стойкой и двумя стенами — с холодильником и рабочим столом, с плитой и раковиной. Старший перехватывает его за талию, не давая выйти, и Феликс почти рычит: — Отпусти, я правда тороплюсь. Чанбин не отпускает: — Может, придешь вечером ко мне? Или я зайду к тебе? — Нет! — Феликс ужом крутится, чтобы сбросить со своей талии тяжелую руку, — не сегодня! Чанбин резко отпускает, заставляя его неуклюже врезаться в угол барной стойки. — Енбок-а, я, хоть и держусь, но внутри меня просто черная дыра, потому что я… — Прости, телефон! — Младший резко вытаскивает мобильник из заднего кармана джинс и буквально убегает, делая вид, что отвечает на звонок, — да, добрый день… Он не слышит, как Чанбин тихо заканчивает говорить, растерянно смотря ему вслед. — …я же совсем недавно убил Ёнволя. И я не думаю, что это было верным решением… Слова тонут в криках микроволновки, оповещающей об окончании работы. Чанбин качает головой и уходит, забыв про курицу. *** Хан Джисон. — Это не обсуждается, — Чан строго посмотрел на Джисона сверху вниз. Он умел быть действительно пугающим, когда хотел, но Джисона редко это останавливало. — Хера с два я останусь с этим хорьком! — Он сжал руки в кулаки. Чан больно ткнул его в грудь пальцем: — У тебя, блять, стопов нет! Ты в прошлый раз чуть не забил пацана посреди улицы, — он шипит, поправляя ремень, — ты остаешься дома. Хан поджимает губы, понимая, что спорить сейчас — не лучшая идея. Йена, Чанбин и Уджин нужны в драке, Сынмин на стреме, Феликс на подхвате. Джисон и правда тут мог только помешать со своей чрезмерной вспыльчивостью. — А если я вернусь и найду на Хенджине пару новых синяков… — Чан продолжал нависать, запугивая. Джисон неверяще раскрыл рот. — Такого ты обо мне мнения? — Прошипел он обиженно, — думаешь, я буду бить полудохлого, срывая на нем злость? Мне уже двадцать, вообще-то! Старший приподнял брови. — Иди уже, — буркнул Джисон, — не сдохнет он сегодня, даю слово. Он вернулся в спальню, ложась на нижний ярус кровати Йены и Феликса, которая стояла напротив их с Хенджином кровати. Лезть на свой верхний ярус не хотелось. — Хан, — тихо позвал его Хенджин. — Чего тебе? — Зло отозвался Хан, глянув на него исподлобья. «Вроде не умирает», — мрачно заключил он. — Мне холодно, принеси еще одеяло, — было видно, что ему было тяжело говорить, — пожалуйста. — Хер тебе, а не одеяло. Ты уже насквозь пропотел одеяла Чана и Бина, Феликса и Уджина. Йена взял с меня клятву, что я не дам тебе пропотеть его, а свое тем более не дам! Джисон посмотрел на него дерзко, но ответной реакции не последовало: Хенджин тяжело дышал, прикрыв глаза. Он вдруг приоткрыл рот и облизал губы мягким языком, проходясь от одного уголка рта до другого. Джисон застал себя за тем, что пытался повторить это движение. — Пить хочешь? — Спросил он максимально недовольным тоном, на какой был способен. Хенджин совсем слегка покачал головой и приподнялся на локтях. — Я сам… сейчас схожу, — он поморщился, валясь обратно на подушки. По плечам, выглядывающим из-под одеяла, пробежала крупная дрожь. Джисон закатил глаза. — Да лежи ты уже… Он сходил на кухню и, подавив в себе желание принести воду со льдом, налил ему теплый молочный улун. Подойдя к его постели, он замешкался: Хенджин выглядел уснувшим. Джисон присел у кровати на колени, поставив чай на пол, и принялся его рассматривать. Родинку на нижнем веке не было видно из-за ресниц. Нос немного распух, но само лицо осунулось: уже несколько дней он почти ничего не ел. Хенджин негромко дышал через приоткрытый рот. Блестящие от слюны губы красиво бликовали. «Вот же, черт губастый», — Джисон невольно облизнул свои губы и легонько ткнул Хенджина в щеку пальцем. — Эй, — негромко позвал он, — тебе надо попить. Тот не отзывался, только облизнул нижнюю губу плоским языком. Хан несколько раз сжал и расслабил кулак правой руки, которая лежала на кровати Хенджина. Он протянул указательный палец, чтобы ткнуть его в щеку еще раз, больнее, но, вместо этого, зачем-то опустил палец ниже и провел им по нижней губе Хвана, от одного края до другого. «Ахуеть, какие мягкие», — пронеслось у него в голове. Джисон с силой закусил свою нижнюю губу и положил руку на плечо Хенджина, чтобы его разбудить. Горячее-горячее. — Эй, — позвал он, слегка толкая его в мокрое плечо. Совсем не грубо, как хотелось. Он погладил большим пальцем его ключицу и шумно выдохнул. — Ладно, спи, — буркнул он. Он отполз, сел на пол на уровне талии Хенджина и, положив руки на кровать, уронил на них голову. Рука Хенджина лежала совсем близко к его лицу и стало интересно: холодная ли она? Горячая? Какая кожа на этой руке? Выглядела обманчиво мягкой, на самом деле, но… — Холодно, — вдруг пробормотал Хенджин. Джисон встрепенулся, садясь прямо. Хенджин, казалось, до сих пор спал, продолжая размеренно дышать ртом. — Уебок, — прошептал Хан, поднимаясь на ноги. Он достал толстовку Хенджина и, подойдя к кровати, сел на нее, уже больно толкая парня, — давай, вставай, шпала! На! Он положил толстовку Хенджину на грудь, продолжая расталкивать его. Тот приоткрыл глаза. — Спа… спасибо, — его снова пробила крупная дрожь и он застучал зубами, — сейчас я… Джисон смотрел на его попытки надеть самостоятельно толстовку с раздражением. «Нихуя сделать сам не может», — подумал он. Он взял из ванной маленькое полотенце, намочил его теплой водой и, вернувшись в комнату, застал Хенджина, повалившимся на подушку, с надетой на одну руку толстовкой. Он поймал себя на почти умиленной улыбке и тут же нахмурился. «Ладно, это просто жалость к убогим, и только», — решил он, подходя к кровати. Он снова сел на ее край и высвободил руку Хенджина из толстовки. Тот лежал в одной, насквозь промокшей, майке, ежился и тяжело дышал. Покачав головой, Джисон медленно спустил с Хенджина одеяло по пояс. Джисон быстро проверил, продолжает ли спать Хенджин, и потянул его мокрую майку вверх, обнажая плоский живот, грудь, на которой прорисовывались ребра, и острые ключицы. Хенджин был жилистым. Его мышцы всегда красиво прорисовывались, но, именно сейчас, во время болезни, он выглядел уже пугающе худым. Он старался не касаться его лишний раз, но, увидев настолько мокрый живот, будто на него налили воды, ему вдруг захотелось провести по нему пальцем. И он провел, целой ладонью, линию от низа живота до груди. По мокрому телу рука скользила легко. «Гадость какая потная», — подумал он, проводя рукой еще пару раз. Поглаживая живот большим пальцем. Пробегая пальцами по груди. Проводя указательным пальцем по кромке домашних штанов. Хенджин завозился и захныкал, шаря руками в поисках одеяла. — Холодно, — заныл он, складывая брови домиком. Джисон резко покачал головой, сбрасывая с себя странное наваждение, и, взяв полотенце, принялся аккуратно вытирать Хенджина. Он сходил в ванную несколько раз, чтобы действительно вытереть его, а не просто размазать его пот по телу. Он посмотрел на толстовку и, немного подумав, принес еще футболку. На удивление, крупный и длинный, Хенджин был достаточно легкий. Он не просыпался, безвольно висел на руках Хана. Тому, чтобы натянуть на него футболку, пришлось приподнять его, оперев о себя, обнимая. На миг замерев в этом положении, Джисон, оказавшись носом у уха Хенджина, вдохнул его запах. Потный парень должен был пахнуть ужасно. Хенджин же пах теплом и булками, напоминая пекарню Ёнволя. Он вдохнул еще раз, чувствуя, как внутри появляется какое-то странное чувство, которое рядом с Хенджином появляться не должно. И вообще рядом с парнями. Он быстро надел на него футболку и толстовку, забрал у него мокрое одеяло, повесив его на сушилку, и отдал ему свое. — Эй, — он грубо пихнул Хенджина в бок, отчего тот приоткрыл глаза. Он несколько секунд пытался сосредоточиться на лице Хана, и, когда наконец получилось, тихо прошептал: — Так тепло… В груди Джисона что-то дрогнуло, но он только поднес Хенджину трубочку к губам, чтобы тот смог попить чай и не пролить его на себя. — Спасибо, — он с улыбкой вновь упал на подушку. Его благодарное лицо было таким мягким, что захотелось, почему-то его снова потрогать. «Это просто жалость», — подумал Джисон, забираясь на свою кровать на верхнем ярусе, укрываясь пледом, который обычно был покрывалом на диване в гостиной. *** — Чанни, Чанни, — Уджин, вытянув руки вперед, улыбался заискивающе, — зачем нам портить отношения? Давай все обговорим. Чан покачал головой: — Ты уже все испортил. Джисон сплюнул: — Ты в крысу торгуешь, пока я ебашу за троих! Какое «обсудим»? Уджин улыбнулся уже весело: — Да ты же сам говорил, что идея хорошая. — Говорил, — кивнул Джисон, — на общем совете, блять, когда это было идеей! А не тогда, когда ты ее за нашими спинами принялся реализовывать. — Причем тут деньги, — покачал головой Чанбин, — это предательство, Уджин. И ты это знаешь. Уджин закатил глаза: — То есть, вы пришли не общаться со мной, а… Чонин улыбнулся своей особой, лисьей жуткой улыбкой: — Скорее наказать, — бархатно произнес он. Чан вытащил из-за спины пистолет: — Я правда, никогда не хотел бы этого делать, — сказал он с горечью. Уджин сделал шаг назад, приподнимая одну руку, и вдруг выставил вторую, с вложенным в него странным устройством. — Я бы тоже не хотел этого делать, — улыбнулся он неловко, — давайте так: я ухожу на своих двоих, и ребята не пострадают, — увидев замешательство в глазах парней, он пояснил, — Сынмин, Хенджин и Феликс. Они же никогда не ходят на подобные вылазки. Наверняка сейчас сидят дома, — он показал пальцем на устройство, — будет грустно, если они… — он театрально взмахнул руками, имитируя ими взрыв, — бух! — Это взрывчатка, — произнес мрачно Джисон, — причем, какая-то допотопная, судя по пульту. Он хочет подорвать наш дом. Уджин легонько поклонился, не сводя глаз с той руки Чана, в которой он держал пистолет. — Бинго! — Ты не посмеешь, — Чанбин побледнел. — А мне есть, что терять? — Уджин подмигнул ему, крепче сжимая устройство в руке, — я сдохну один или заберу кого-нибудь с собой. Такая математика. Чан быстро посмотрел на Джисона. — Звони Сынмину, — бросил он. Джисон кивнул. В ту же секунду Уджин нажал на кнопку своего устройства. Чан нажал на курок, выстрелив в сердце. Тот, улыбнувшись в последний раз, прижав руку к груди, повалился назад, упав в воду рядом с лодкой. — Звони, блять! — Взревел Чан, поднял руки в голове, все еще сжимая в одной из них пистолет. Джисон дрожащими руками не мог разблокировать телефон несколько раз подряд. Чонин, хмурясь, всматривался в красную воду, уносившую Уджина на дно. Чанбин стоял с непроницаемым лицом, застыв, как каменная статуя. — Да? — Ответил голос Сынмина на громкой связи. На фоне было слышно мерное пиканье пистолета для считывания штрих-кодов, — что-то случилось? Джисон вытащил ноготь изо рта: — Где вы все?! — Крикнул он в трубку. — Я с Ёнбоком в супермаркете, — начал было Сынмин, но Джисон перебил. — Хенджин, блять, где?! — Так его на кастинг какой-то позвали, он отписался, что еще минимум там часа два будет. — Заебись, — Джисон упал на задницу на деревянный настил причала, — я вас люблю, пацаны. Он отключился, подтянул к себе колени и уронил на них голову. Чан успел только отвернуться — его вырвало себе под ноги. Йена недовольно цокнул и достал свой телефон. — Алло, — произнес он в трубку бесстрастно, — тут Джисон не уточнил, что нам, возможно, дом подорвали, — он послушал ответ и добавил, — это не прикол, лучше бы вам поскорее проверить, — выслушав еще что-то от, судя по всему, Сынмина, он зафиналил, — кстати, Уджин все. Пока. Чанбин медленно осмотрел парней, помог Джисону подняться и громко произнес: — Поехали. Они шли к машине, каждый в своих мыслях, когда Йена произнес: — Зря ты в сердце стрелял. Надо было в голову. Голова всегда вернее сердца. Чан промолчал, а Джисон буркнул: — Не всегда. *** Бан Чан. Минхо, оказывается, умеет быть очень жестоким. — Почему отец позвал нас? — Спрашивает Чан, пока они втроем ехали в машине, — и почему вместе с Джисоном? Минхо пожимает плечами, сидя рядом на пассажирском сидении огромного джипа Чана. — Это не он позвал.Это я позвал его. А Джисон… — он легко улыбается, погладив пальцами свое колено через дырку джинс, — со мной. Джисон на заднем сидении рассеянно залипает в телефоне, но в зеркале заднего вида Чан замечает его довольную ухмылку. Чан хмурится. Если Феликс прав, и они с Джисоном… то, чем бы они ни были, то зачем тащить к отцу его, Чана? А если это деловая встреча, то почему он не предупредил? Чан сразу отметает эту мысль — Лино никогда не оспаривал его авторитет. Он бы не стал так поступать. Тем более, для делового общения явно не хватает Чанбина. В горле непривычно пересыхает, мысли в голове перепрыгивают через пороги сомнений. Лино позвал Отца на встречу, и тот согласился? Одним днем? Мысль о том, что Минхо настолько любимый сын, разрезает грудь тупым ножом. Оказывается, что настолько. — О, приехали! — Отец выходит из дома навстречу автомобилю, раскинув руки в стороны и улыбаясь. Чан в ступоре. Он его не узнает: нет строгого костюма, мрачного выражения лица и привычно сжатых зубов, привычку стискивать которые он унаследовал. Вместо этого: темно-синий домашний костюм, фартук с эмблемой их ночного клуба «God’s menu» и полотенце, которым он вытирает руки. Совсем как тогда, когда им готовил Минхо. Отец… умеет готовить? Нет критики в голосе. Одна лишь пугающая нежность, пронзающая голову, отражающаяся от внутренностей черепа, и просящая выйти как минимум, внезапной рвотой. Чан сегодня снова не спал полночи. Возможно, он просто бредит. — Что на обед? — Небрежно спрашивает Минхо и открывает дверь Джисону, сидящему на заднем сидении. Тот удивлен не меньше, но не показывает этого: Чан слишком хорошо его изучил. Что на обед… Чан мог спросить такое только будучи семилетним, когда Отец приезжал встретиться с ним раз в месяц. Он, почти по-садистски ждёт, что Отец ответит привычно: жестко, пресекая любые попытки даже не панибратства, а простого человеческого общения между людьми. Его руки немного немеют, когда Отец закидывает себе на плечо полотенце и широко улыбается, крепко обнимая Минхо. — Ребрышки на гриле, паста с томатным соусом и цезарь с курицей. Джисон негромко смеется: — День европейской кухни? Отец хлопает его по плечу, когда Хан кланяется ему, бросает ленивое «ага», и переводит взгляд на Чана. Он не сошел с ума, все в порядке. И отец… в порядке. На него смотрит привычный колючий взгляд. Будто бы он забыл сделать что-то, что обещал еще неделю назад. — Припарковался криво, — говорит он сухо и, развернувшись, идет к дому, даже не ответив на поклон Чана. Минхо забирает куртку у Джисона и ободряюще улыбается Чану. Чан ободряться не желает, потому что все, что тут происходит, сейчас пугает его сильнее любого фильма ужасов. Он неловко мнется на пороге, не понимая, нужно ли предлагать отцу свою помощь? Нужно помогать, не предлагая? Нужно сесть за стол и наблюдать, как отец сервирует стол… один? Минхо подсказывает: он направляется к кухне, показывая парням направление. Непривычно все: Чан никогда не был в доме Отца, никогда не встречался с ним в такой обстановке. Никогда не видел, как Отец дает попробовать Минхо пасту и, по его наставлению, добавляет специй. Лино же чувствует себя отлично: он открывает нужные ящики, достает тарелки и передает их Чану. Выходит с ним из кухни и показывает, кто где должен сидеть. Отец посередине стола, рядом с ним — Джисон, напротив — Чан с Минхо. Чан кивает и хмурится: рассадка спорная. Почему Отец не во главе стола? Почему рядом с ним сидит Джисон, а не Минхо? В чем вообще логика? Они накрывают на стол все вместе. Джисон носится с чашками, не боясь спрашивает, где чай и есть ли газировка, открывает морозилку в поисках льда. Чан знает, что такое уверенное и непосредственное поведение у Джисона от нервов. Он всегда органичен, ловок и непринужден, когда нервничает. Лучшее из его качеств. Только сейчас, на фоне уверенного и спокойного Лино и чрезмерно веселого Хана, сам Чан ощущает себя так, будто он — неподходящий к стволу калибр. Единственная дешевая тачка в люксовом гараже. Отец кладет свою большую руку на плечо Хану, тот вздрагивает, но тут же поворачивается, сверкая улыбкой. — Я купил коллекционную танэгасиму! — Отец взволнованно кивает, — времен имдинской войны. — Да ну нах… — шепчет Джисон в абсолютном восхищении, прикрыв рот ладонью, — простите, пожалуйста! — Спохватывается он тут же и пытается сидя поклониться, прикрыв лицо руками. Чан в ужасе. Минхо смеется, а Отец, казалось, не видит в происходящем ничего, что могло бы его рассердить: он легко гладит Джисона по спине, хохочет, запрокинув голову, и добавляет: — В идеальном состоянии. Джисон весь вибрирует в нетерпении, нервно поглядывая на накрытый стол. Отец, поднявшись, заговорщицки подмигивает ему: — Мы ненадолго, начинайте без нас. Когда они скрываются в коридоре, Чан прикусывает губу, выпрямляя спину. Отец учил, что нельзя показывать свою неуверенность. — Ты понял, о чем они? — Минхо втягивает в себя макаронину, и лидера тянет ударить его головой об стол, до того противно этот звук сейчас звучит в тишине гостинной. — Оружие, они оба его обожают. — О, — Минхо кивает, — папа пытался привить мне любовь к стрелялкам, но помимо самообороны мне это не особо интересно. Чану вдруг очень хочется воткнуть ему в глаз одну из палочек, которыми он ест. — А разве у нас не Чонин интересуется оружием? Чан запрокидывает голову и делает глубокий вдох. — Чонин интересуется убийствами. И он любит убивать медленно, поэтому… Минхо угукает, устремляя свой интерес к салату. Лидер просто не может не спросить. — Он всегда с тобой такой? — Джисон? Он всегда очень разный, но каждый из Джисонов мне нравятся, — у него во рту пропадает салатный лист, — так или иначе. — При чем тут Джисон вообще? — Раздраженно бросает Чан, — Отец! Лино успевает только приподнять бровь, как они слышат из коридора: — Что такое? Они входят вдвоем, бок о бок, и Чан болезненно отмечает, что даже Джисону более комфортно с Отцом, чем самому Чану. — Почему не ешь? — Отец хмурится, — не вкусно? — Тебя ждал, — Где-то глубоко внутри Чан надеется, что заработал несколько невидимых очков. Какой-то плюсик напротив своего имени у Отца в голове. Какую-то… наклеечку. Но тот лишь фыркает, приподнимая брови: — Я же говорил, начинайте без нас. Минус сто очков напротив его имени в невидимой таблице. Стертый плюсик, который никогда не рисовали. Наклеечка, которую никто никогда даже не покупал, потому что не собирались клеить. Да и клеить ее некуда. Минхо легонько сжимает его бедро и бросает на него сочувственный взгляд, от которого он чувствует себя еще более униженным. Чан трясет ногой, сбрасывая его руку, и набрасывается на еду. Он едва чувствует вкус, занятый своими мыслями, которые не формируются ни в одно членораздельное предложение. Хочется сбежать, но сделать это просто невозможно, а оставаться — невыносимо все больше, с каждой минутой. Нужно хоть иногда спать дольше четырех часов в день, чтобы держать себя в порядке. — Так что там с Соджуном? — Взгляд Отца устремляется прямо на него. Стакан Чана слегка качается, прежде чем встать рядом с тарелкой. Он переводит взгляд на Джисона, у которого лицо выражает искреннее удивление. Жалеет, что Минхо сидит рядом: незаметно посмотреть на него не удастся. — Если ты не можешь решишь этот вопрос, его решу я, — Он складывает руки в замок, наклоняясь вперед, и добивает вопросом, — только зачем ты вообще нужен, если не можешь справиться с какой-то мелкой крысой? — Я… уже решаю этот вопрос, — спина болит от той силы, с которой Чан ее выпрямляет, — мы нашли его и вышли на его сообщника. Хочется ударить самого себя за длинный язык. — Это кто-то важный? — хмурится отец. Чан замечает, что у них с Минхо идентичная жестикуляция за столом. Они в одной манере едят, отпивают напитки краешком губ и даже похоже вытираются салфетками. «Сколько нужно прожить вместе, чтобы перенять подобные черты?», — пролетает в голове у Чана, заставив в носу щипать. — Это Уджин, — Чан сам себе подписывает смертный приговор. Джисон роняет вилку и лезет за ней под стол. Минхо сидит рядом, Чан не видит ни его выражения лица, ни позы, но он искренне не думает, что тот злорадствует. А хотелось бы, чтобы злорадствовал. Можно было бы ненавидеть его, а не себя. Отец вдруг смеется, ударяя себя по колену рукой: — Тот выблядок? Который наркоту продавал? Которого ты застрелил или типа того? Все, что осталось у Чана из чувств, кроме ненависти к себе — полная растерянность. Он молча кивает, вызывая новую волну хохота. — Ты даже предателя пристрелить не смог, какая же ты никчемность, — отсмеявшись, Отец тянется за ребрышками. — Нет, — доносится твердое с места Джисона. Он — само возмущение. Он — сама отчаянность. Сама ярость, вставшая на его защиту. Которая, наверняка, сейчас пострадает за него. Отец поворачивает к Джисону голову, медленно. Он похож на рептилию, которая пытается опознать, съедобное ли перед ним. Чан знает — сожрет и не подавится. Джисон — глупость. Джисон — идиотизм в квадрате. Он встает из-за стола и кричит. Он разговаривает на языке панической злости, размахивая руками. — Я был там! — Он (только не это!) указывает пальцем на Отца, — это было ужасно! Уджин подорвал наш дом, чуть не убив младших, а Чан выстрелил ему прямо в сердце. Уджина унесло море, не было даже намека на то, что он был жив! Рядом заметно напрягается Минхо, поставив ладони на стол. «Будет ли он защищать Джисона от Отца?», — гадал Чан. — Вы не смеете говорить, что Чан — никчемность! Он собрал нас, построил все то, что сейчас у нас есть, всегда поддерживал нас, помогал, он всегда… Джисон вдруг облизывает передние зубы, не открывая рта, и шмыгает носом, как обычно делал, когда его охватывали злые слезы, но ему удается сдержаться. Он ставит руки в бока и задирает подбородок, уставившись на Отца жестким взглядом сверху вниз. — Теперь можете убивать меня или что вы там в таких случаях делаете, — торжественно, но уверенно заявляет он, — я сказал то, как есть на самом деле. Чан какой угодно, но он не никчемный! А я — с Чаном, что бы ни случилось. Чан слышит с места Минхо восхищенный вздох, но внутренне напрягается, ожидая реакции Отца. Тот, выдержав взгляд Джисона, поджимает губы, медленно кивая головой. — Мужик, — уважительно заключает он, показывая на стул рядом с собой, — ты, кстати, еще не пробовал ребрышки, садись. Джисон садится раньше, чем осознает, что сел. — Ладно, — отец усмехается и кладет на тарелку Джисона пару свиных ребер, выбирая куски покрупнее, и обращается к Чану, не смотря на него, — возможно ты не такой уж и никчемный, если за тебя так заступаются, — он кладет пару ребрышек себе на тарелку и вонзается зубами в мякоть, обгладывая кость, — даю тебе неделю. * Они паркуются у дома, когда Джисон, встрепенувшись, наклоняется к переднему сидению, чтобы весело сказать Минхо: — Вышел новый сезон! Давай сегодня в клубе все управляющий решит, а мы сейчас посмотрим, а вечером погуляем, а потом еще… Он практически репует совместными планами. В них нет даже десяти минут на уединение. Минхо вдруг кажется Чану немного нервным: он закусывает губу и неловко улыбается. — Мне сообщение пришло, там в клубе один из гостей расхреначил номер и шлюху ударил, — говорит он. — Я сейчас к котам быстро заеду, а потом туда, нагоняй устраивать. — Я могу съездить с тобой! — Джисон кладет руку ему на плечо и довольно улыбается, — и к котам, и в клуб. Минхо смотрит на Чана затравленным взглядом, но Чан помогать не собирается, ему сейчас вообще не до их отношений. — Нет, Джисон, — мягко, но твердо отвечает Лино, — я бы хотел все быстро сам решить и… — он мнется, — не отвлекаться. Там в клубе ничего интересного, а к котам я зайду всего на минуту. Джисон меркнет, словно задутая свеча, съеживается и грустно кивает: — Хорошо, тогда… вечером, как вернешься? — Как вернусь, — кивает Минхо. Они выходят из машины и он, махнув рукой, идет в сторону парковки к автомобилю Сынмина, на котором сейчас ездит. Джисон смотрит ему вслед и поворачивается к Чану. — Хён, — негромко зовет он, — ты когда-нибудь хотел чего-то так сильно, что готов был на все, чтобы это получить? Чан поднимает голову на Джисона и усмехается: — Всю жизнь, Джисон. Всю свою жизнь… Он поднимается в свой кабинет, отмечая про себя, что не помнит, когда последний раз работал в кабинете бизнес-центра. *** Феликс рассеянно водил ладонью по голой спине Сумин. Та лежала на животе на кровати в номере отеля, повернув к нему голову, и разморенно улыбалась. — Познакомились с Чанбином в школе? Сумин кивнула: — Он именно такой, каким вы его описывали. Я даже не могу ревновать вас к нему. Феликс странно хмыкнул: — Стоит ли ревновать мне? Она подмигнула, не ответив, и Феликс негромко застонал: — Иногда мы с вами просто отвратительно похожи. Она засмеялась: — Но вам именно это и нравится во мне? Он погладил ее круглую задницу: — Некоторые наши отличия, во всяком случае, нравятся мне даже больше… Сумин хихикнула, переворачиваясь на спину, и вдруг негромко спросила: — Была ли бы я тут, если бы не была женой Чинхва? Феликс недовольно поджал губы: — Определенно нет. Мы лежали бы у вас дома или в квартире, которую я бы нам снял? Купил? Как вам было бы удобнее… — Вы знаете, о чем я, — Сумин грустно усмехнулась. Феликс вернул усмешку, но совсем в другой, злой манере. — Меня он бесит, — процедил он, — само его существование и тот факт, что он вам кем-то приходится. Была середина дня, и номер равномерно освещало солнце. Сумин протянула руку, взяв прядь его волос и намотав ее на свой указательный палец, и прошептала: — Совсем голубые стали, вы давно не обновляли цвет. Феликс перехватил ее руку, крепко обхватив ее запястье: — Не переводите тему. Почему вы завели разговор о Чинхва? Девушка отвела взгляд, побаиваясь встречаться с таким взглядом Феликса, излишне внимательным. Это, определенно, была его лучшая черта, когда дело касалось секса: он замечал любую ее микромимику, самый тихий вздох. Но вне постели ей иногда становилось некомфортно. — В конце концов, я знаю о вас не так много, — ответила она уклончиво, но искренне, — вы принадлежите компании Стрей Кидс, а генеральный, Бан Чан, очень не хотел, чтобы избрали моего мужа. Депутата, которого он спонсировал, Пака Юнги, упекли за решетку, — она немного помолчала, покрутив рукой в хватке Феликса, побуждая его отпустить ее, — вам была бы выгодна близость ко мне, ведь я, в свою очередь, близка к Чинхва. Феликс явно ожидал продолжения и она добавила: — И мне… просто любопытно, насколько бы я была вам интересна, если бы не он. Ее печальный монолог разбился о внезапно веселую и беззаботную улыбку Феликса. Он перекинул через нее ногу и навис сверху. — Вы самая умная дура в мире, — рассмеялся он, целуя ее, не обращая внимание на ее возмущенное мычание, — прекрасная, — он поцеловал ее в правую щеку, — умная, — в левую, — дура. Он лег рядом с ней на бок, оперев голову на руку, согнутую в локте. — Да, Чинхва для дел моей… — он усмехнулся, — компании… не помешает. Но лично мне нужна именно вы, Сумин. — Вы продолжаете называть меня на «вы», но обзываетесь, — она надула губы, Феликс рассмеялся, — как это называется? Он пожал плечами: — Выказываю уважение, но остаюсь честным? — Остаетесь ли? Или держите дистанцию? Феликс положил ладонь на ее бедро и прижал Сумин к себе. — О какой дистанции речь? — Хитро спросил он, облизнув ее голую грудь. Сумин резко выдохнула: — Вы знаете, о чем я. *** В дверь постучали дважды, а после Чан услышал звон бокалов. В кабинет зашел абсолютно разбитый Чанбин. Он молча подошел к столу, за которым сидел Чан, поставил на него два стакана и разлил в них виски. — Я знаю, что ты особо не пьешь, но… — начал было он, но лидер прервал его, хватая стакан и выпивая сразу половину содержимого. — Сегодня пью, — отозвался он с горькой усмешкой. Чанбин нахмурился. — Что случилось? Чан допил содержимое стакана и откинулся на стуле. — Что если, — начал он неторопливо, но тут же махнул рукой, — а, забудь. Чанбин встал и, потянувшись через стол, положил руку на плечо Чана: — Хён, ты можешь рассказать мне, — произнес он негромко, — что угодно. Тот покачал головой, но все же начал говорить: — Что если… я зашел слишком далеко в погоне за тем, чего никогда не добьюсь? — Конец фразы он выпалил так быстро, как обычно делал Джисон, и Чанбин улыбнулся, узнавая знакомые черты. В конце концов, они все проросли друг в друга. Чан явно не ожидал, что Бин всерьез станет размышлять о сказанном. Но, он сел на кресло, сделал пару глотков виски, поджал губы, немного помолчав, и произнес: — Нужно понять, действительно ли ты этого не добьешься, — произнес он, — и, если правда нет, то можно просто отступить. Чан медленно перевел на него взгляд. — Отступить… Тот пожал плечами и оперся рукой в подлокотник. — Знаешь, иногда, когда я свожу баланс, кажется, что спрятать сотни миллионов вон просто некуда. Не впихнуть в отчеты клуба, казино и строительной фирмы. Не спрятать джисоновские автоматы, танки и прочую херню. Ты бы видел, какие там суммы. Такие не подставить в рядовую покупку алкоголя или там… бумагу тебе в офис, — он усмехнулся. — И что ты тогда делаешь? — Спросил Чан с неподдельным интересом. — Если сумма очень большая, и дробить ее некуда, то почему бы не оставить ее большой? — Чанбин заговорщицки подмигнул, — я так по бумагам продавал и покупал уже столько всего… начиная от предметов роскоши, заканчивая готовыми бизнесами. Главное, — он приподнял стакан, салютуя, — не забывать платить на все это налоги. Чан несколько раз моргнул и Бин помог сформулировать мысль: — Смени подход, — подытожил он, — вот и все. Они помолчали, Чанбин разлил еще виски. Он покраснел после второго стакана, взгляд стал немного поплывшим. — Скажи, — его голос звучал надломлено, — мне нужно было убивать Ёнволя? «Нет», — подумал Чан. — Нет, не так, — Чанбин помахал руками, — если бы я его не убил сам, ты бы все равно приказал его убить? «Скорее всего нет». Чанбин всматривался в лицо лидера, и Чан, боясь быть раскрытым, спрятал лицо в стакан, делая пару глотков. Опуская его на стол, его лицо уже было непроницаемой жестокой маской, когда он твердо и уверенно произнес: — Да, конечно. Чанбин выдохнул с некоторым облегчением. — Тогда, наверное, и хорошо, что это был именно я… — пробормотал он, поморщившись. Чан вернул лицу мягкое выражение: — Ты правильно поступил, Бинни, — соврал он задушевным тоном, — ты все сделал, как надо. Чанбин шумно сглотнул, допивая содержимое стакана, поднялся на ноги и уничтожил Чана: — Знаешь, чего бы ты там не добивался, я знаю, что ты никому из нас бы не причинил вреда или что-то в этом роде, — он уже открыл дверь, но обернулся, — хоть ты и всегда говорил, что цель оправдывает средства. Когда дверь за ним захлопнулась, Чан опустил голову на стол, больно ударившись лбом. — Сука, — вырвался из него отчаянный шепот. Он плеснул себе еще виски, выпив всю порцию залпом. *** Минхо ходил по квартире, прижимая телефон плечом к уху. — Я не знаю, это впервые, — пробормотал он. — Вы меня оба заебали, но это интереснее дорамы, так что продолжай, — Минджун хохотнул на том конце, и Минхо улыбнулся, — что теперь не так? Ты же так его хотел? Минхо уселся посреди комнаты на пол и почесал подошедшего Дуни за ухом. — И сейчас хочу! Мне иногда просто очень… много? И мне это нравится, но одновременно пугает. — Но ты ему сказал, что тебе нормально? — Уточнил Минджун. — Когда говорил, было нормально, я не врал, — Минхо шумно вздохнул, — он такой…весь мой, но может, я этого и не заслуживаю? Мне очень хочется проводить с ним время, но при этом в голове звенит дебильная мысль, не потеряю ли я себя? — Напомни мне, почему ты не платишь мне, как своему психотерапевту? Минхо рассмеялся: — Потому что я купил тебе уже несколько квартир, например? Это мой кэшбек. — Сволочь, — Минхо слышал в словах друга улыбку, — ничего бескорыстно не делаешь! — Я сын своего отца, так или иначе, — Минхо равнодушно пожал свободным от телефона плечом, — что мне делать? На том конце, после небольшой паузы, голос Минджуна предложил: — Дай себе немного пространства, но не слишком много. И старайся делать это, не как обычно. — А как обычно? — Минхо уже гладил пузико Дори. — Как мудак? — Минджун хрустнул чем-то, и продолжил, немного чавкая, — не кошмарь пацана, у него все впервые, не будь его первым мудаком. Минхо поморщился: — Я даже не думал… — Ага, ты вообще мало думаешь, а пора бы… — в трубке послышалось копошение, — слушай, мне пора, я вернусь через пару дней, надеюсь, к этому времени ты не просрешь свои отношения. — Спасибо, это так мило, — фыркнул Минхо. Завершив звонок, он, обдумав слова друга, посмотрел на свой телефон и открыл диалог с Ханом. -Lee Know- 17:45 «Я постараюсь очень быстро закончить и приехать примерно к десяти. Будешь меня ждать?)» Ответ пришел мгновенно. -Хани- 17:45 «Всегда!» Минхо сделал пару фотографий котов и отправил их, вызвав у Хана спам умиленными стикерами. Ладно, возможно, с Ханом не-быть-мудаком будет не очень сложно. Он съездил в клуб, решив все вопросы, возникшие после последней вечеринки, внес несколько человек в черный список к посещению и перепроверил все помещения клуба, убедившись, что ему не забыли сообщить о каких-либо еще проблемах с комнатами. Он уже готовился выходить из клуба, оставив его полностью в распоряжении управляющего, как позвонил Сынмин: — Сегодня в клуб приедет с друзьями военный комиссар, — недовольно прогудело в трубке, — он любит, когда его встречают владельцы заведений. Так что не бросай его, развлеки, пообщайся, послушай его шутки. И позаботься о шлюхах, которые выглядят очень молодо. — На сколько молодо? — поморщившись уточнил Минхо. — В идеале — экстремально молодо. — Почему нельзя было сказать заранее? — Раздраженно цокнул старший, — я пообещал Хану посмотреть с ним… — Пока у Хана нет столько власти над полицией, как у военного комиссара, в приоритете будет комиссар, — отрезал Сынмин, — а заранее он никогда не предупреждает, спасибо, что хоть за пару часов, — и отключился. -Lee Know- 21:02 «Прости, Сынмин сказал, что в клубе будет военный комиссар, мне нужно будет с ним возиться ((буду только утром» -Хани- 21:03 «Все хорошо, веселись» Минхо даже через текст понял, что Хан злится. Он точно не собирался веселиться, он собирался работать, и Хан должен был это понимать… Он посмотрел на барную стойку, на витрине которой виднелось пару пятен, и хищно улыбнулся, зная, что перед открытием он выпустит пар на ничего не подозревающий персонал. Миссия «не-вести-себя-как-мудак», похоже, провалилась с треском. Снова. *** -Хан- 21:03 «Все хорошо, веселись» — Нихуя не хорошо, — Джисон сидел в гостинной на своем любимом месте, в углу дивана. Он раздраженно провел рукой по волосам. Он не видел Хенджина со вчерашнего барбекю, и, откровенно говоря, был этому рад, но предпочел бы, чтобы сейчас хорек был дома, а не где-то там… …где-то там в клубе, рядом с Минхо. Джисон зажмурился. Хенджин любит тусоваться в клубе, каждый раз одевается во что-то провокационное. Минхо хотел его раньше, но захочет ли сейчас? Он задумался, насколько он вообще хорошо знает Минхо, не как друга, а как мужчину? Насколько легко его завести, будучи с ним не в достаточно близких отношениях? Насколько они с Хенджином были в близких отношениях? Насколько легко его спровоцировать? Вспомнив поцелуй в машине, Хан застонал вслух, вцепившись пальцами себе в волосы, понимая, что, возможно, уже знал ответы на эти вопросы. И они ему не нравились. Он бы хотел уметь переключаться с навязчивых мыслей, но он не мог. Он бы мог приехать сам в клуб, но Минхо еще днем ясно дал понять, что не хочет его там видеть. Почему? Они вчера занимались сексом, и, хоть и Минхо заверял, что даже если секс не понравится, они будут пробовать снова, но насколько велик соблазн просто пойти к Хенджину, который готов, судя по всему, принять вообще все, что угодно, в этом смысле? Хан не был уверен, что хочет проверять на своей заднице двадцать ударов ремнем. Хотя Хан уже ни в чем не был уверен. *** Сынмин сидел в своей комнате, когда в дверь принялись стучать так, будто произошел пожар. Он открыл, и в комнату ввалился Джисон, спотыкаясь и падая на пол. — Ты! — Джисон указал на него пальцем, в каком-то странном отчаянии, — ты мне должен, я тебе жизнь спас! Сынмин обреченно вздохнул. Он знал, что этот момент настанет, но то, как именно это происходило, его по-настоящему пугало. Взъерошенный и нервный, Джисон сидел на полу, маниакально облизывая губы. Он вел себя так, будто у него был замечательный план, но Сынмин, по одному его виду мог сказать: план был абсолютное дерьмо. Он помог встать старшему с пола, подав ему руку, усадил на кровать и дал стакан воды. — Что ты от меня хочешь? — Спросил он складывая руки на груди. — Феликс сказал, что у него нет прямого доступа к камерам клуба. Но… у хорька же тоже есть GPS-трекер? — Хан улыбнулся почти плотоядно. Сынмин кивнул, — где он сейчас? Младший поморгал и нахмурился. — Тебе нужно узнать, где Хенджин? — Уточнил он. Джисон угукнул. — Телефон? — Он не отвечает. Сынмин посмотрел на свои наручные часы: — Время почти десять вечера, он определенно либо у себя в комнате, либо в клубе. Хан как-то болезненно всхлипнул: — Управляющий сказал, что Хенджина нет в клубе, дома его тоже нет. А это значит только одно… — Что он уехал по модельным делам, не предупредив? — Сынмин нахмурился. Джисон хохотнул и улыбнулся младшему, совсем как несмышленному ребенку: — Это значит, что они мне все врут, — его голос дрожал, — Сынмин, — он почти перешел на умоляющий тон, — я не выдержу, если не узнаю наверняка… Младший недовольно поджал губы и сел за стол, открывая ноутбук. Он был уверен, что ни к чему хорошему отношения Хана и Минхо не приведут, но даже не мог догадываться, что когда-нибудь увидит Джисона таким отчаянным, когда дело касается какого-то мужчины. — Итак, если Хенджин в клубе, то тебе все врут, — проговорил Сынмин, включая программу поиска, — а если он где-то в другом месте? Джисон вместо ответа бросил на него еще один болезненный и отчаянный взгляд, и Сынмин понял — старший даже не думал, что ему могут не врать, настолько он потерялся в своей собственной реальности. После того, как они думали, Чан застрелил Уджина, было решено вживить каждому в коренной зуб GPS-трекер, чтобы можно было отследить каждого из них в случае какой-либо опасности. Трекер Хенджина работал, а это значило, что, как минимум, половина зубов была сейчас при нем. Сынмина не могло это не радовать, но то, где именно он увидел сейчас маячок Хенджина, заставил его протянуть вслух шокированное: — Чего? Джисон оживился: — Что? Он клубе? Сынмин перезапустил программу, чтобы сделать повторную проверку, и прошептал не менее ошеломленно: — Как так… Хан подбежал к нему, заходя за спину и в недоумении уставился на экран ноутбука. — Это где вообще? — Он смахнул руку младшего от тачпада, принявшись отдалять карту, — что это за здание?.. Сынмин потер виски: — Это особняк Хисао Тани, — произнес Сынмин негромко, — но я не понимаю, почему там Хенджин… хотя! — Он вдруг просиял, открывая сразу несколько таблиц, принялся вводить какие-то цифры, копируя из них другие, чтобы вставить в реестры собственности, доступ к которым он имел. Сынмин помрачнел, — ну это как-то совсем не смешно и слишком уж очевидно… Он указал пальцем на экран, где была видна запись о том, что бывший особняк Хисао Тани пару месяцев назад стал собственностью Соджуна. — Почему он это даже не скрыл? — Сынмин нахмурился, потирая подбородок, а Джисон просиял. — Я знал! — Крикнул он, — я знал, что эта сука перебежит от нас к Соджуну! — Он передразнил Чанбина, противно растягивая слова, — «Соджун к нему хорошо относииился», тьфу, ну какая гнида! А мне никто не верил. — Для человека, который только что обнаружил предательство Семьи, выглядишь слишком веселым, — мрачно отметил Сынмин. Глаза Джисона продолжали гореть, но, теперь уже, другим, азартным огнем, которого так опасался Сынмин. Они всегда горели так, когда Джисон забивал кого-то насмерть. — Ты должен провести меня, — возбужденно зашептал он, взяв младшего за грудки рубашки, — я проникну в особняк под твоим руководством. И все узнаю. Сынмин отрицательно покачал головой: — Это слишком опасно, я не буду этого делать. Мы должны сказать Чану. Джисон хищно улыбнулся: — Чтобы мне снова не поверили? Нет, ты мне должен, Сынмин-и, и тебе придется мне помочь. Или, — Хан отпустил его, поправив ворот рубашки, — я сделаю это сам. — Там не дом, а чертов лабиринт, ты не сможешь. Джисон улыбнулся: — Я только достану доказательства и сразу вернусь. Я не буду буянить, лезть на рожон или пытаться кого-то убить. Я могу даже пушку не брать… — А самооборона? — Возьму один пистолет, — согласился Джисон, — ну что? Сынмин посмотрел на экран, где пульсировала точка с именем «Хенджин», судя по всему, в одной из спален особняка. Сынмин подумал о том, что, возможно, Феликс знает, что происходит, но он бы ему наверняка сообщил. «Сообщил бы?», — пронеслось в голове неуверенное. — Не думаю, что они там что-то успели перестроить… — произнес он негромко, — а так же, я все еще не думаю, что Хенджин предатель, — Хан фыркнул, — но… — Сынмин посмотрел на старшего, — но и тебя одного я туда не пущу. — Ты в деле? Сынмин угрюмо кивнул. *** Хан Джисон. Джисон когда-то завидовал Сынмину и Хенджину, что они значительно выше его. Но теперь он едва сдерживал ехидный смех, почти свободно перемещаясь по вентиляции особняка. — Сейчас под тобой будет кухня, — в его правом ухе Сынмин раздавал указания, — проверь. Джисон нагнулся над сегментом вентиляционной шахты, ведущей вниз, где, сквозь лопасти вентилятора, была видна плита и стол, заваленный кастрюлями. «Надо же, почти как в ресторане», — отметил Джисон. Он тапнул на плюсик на своих умных часах, отвечая Сынмину в мессенджере, и тот продолжил говорить: — Тебе нужно повернуть направо, далее будет комната для персонала, просто пару дырок над коридорами. Не забывай отмечаться. Хан послушно отправлял плюсики и подписывал: кдп + кор + кор + — Сейчас будет разветвление, — предупредил Сынмин, — справа — кабинет, прямо — коридоры, слева — спальня, предположительно в которой должен быть Хенджин. Иди туда. Джисон, подумав мгновение, поставил минус в мессенджере. — Джисон, не дури! — В голосе Сынмина был слышен страх, — мы не знаем точно, кто в кабинете, тебя могут заметить. Он снова поставил минус и пополз в сторону кабинета так тихо, насколько мог. — Блять, Джисон, ну пожалуйста… Хан быстро напечатал: «Я тихо, помолчи» «Отп потом» Сынмин замолчал. Он склонился над нерабочим вентилятором, пытаясь разглядеть кабинет. Протянув руку, он аккуратно толкнул лопасти, чтобы сместить их, открыв себе обзор на рабочий стол. За ним сидел Уджин, рассматривая какие-то бумаги. Джисон достал телефон, открыл камеру и, максимально приблизив изображение, пытался разглядеть их через покрытый трещинами экран. Когда глаза выхватили титул Медицинский центр «Сенмён», он оживился и уже собрался сделать пару фото, как на экране беззвучно всплыло уведомление. -Ирино-хён- 1:27 «Джисон, мне правда очень жаль, я…» Он нажал на него раньше, чем осознал, что сначала нужно было сделать фото документов. «Джисон, мне правда очень жаль, я хочу провести с тобой время! Если ты завтра свободен, то завтра я весь твой?..» 1:28 «Вообще для чего угодно)» Из него вырвался выдох облегчения прежде чем он понял, что это могло быть слишком громко. Уджин вздрогнул, и отложил бумагу в сторону, повертев головой. Он прислушался. Джисон задержал дыхание, аккуратно набирая сообщение в ответ: -Хан- 1:30 «Тогда завтра ты мой, потому что у меня дел нет ;)» — Какого хера ты там замер? — Зашипел в его ухе Сынмин. Хан мысленно взвыл, отправляя ему короткое: «Подожди» Уджин тем временем, посмотрел на вентиляцию в упор. Джисон понимал, что, скорее всего, он его не видит, ведь в шахте было темно, но тот факт, что он сам мог видеть лицо Уджина, как на ладони, заставил руки вспотеть. А телефон из вспотевших рук некстати выскользнул, издав легкий грохот в шахте. Джисон прикрыл глаза, прикидывая, начать ему отползать или просто замереть на месте, на удачу, как вдруг Уджину позвонили на стационарный телефон. — Да, сейчас проверю, — ответил он и вышел из поля зрения Джисона. Из комнаты, однако, Уджин не выходил. Послышалось пиканье пультом управления микроклиматом и лопасти под Джисоном начали медленно вращаться. Как только в шахте мерно загудело, Уджин ответил: — Да, заработало, но вы все равно проверьте вентиляцию, она сегодня вечером уже глючила, — сказал он, положив трубку. — Джисон-и, — ласково пропел Сынмин в ухо, — ты же закрыл за собой решетку, когда пролез в шахту? Джисон отправил плюс в мессенджер, сам ловя себя на мысли, что искренне не помнит, закрывал ли он эту ебучую решетку. Меньше, чем через десять минут Джисон подполз к комнате, в которую его и вел все это время Сынмин. Через вращающиеся лопасти, было видно, как Хенджин лежал на кровати и читал книгу. Одетый во вчерашнюю одежду, нетронутый и вполне праздно проводящий время. «Какая же мразь», — подумал Джисон, ни секунду не сомневавшийся в такой концовке своей миссии. Он достал телефон, положив его, на этот раз, чтобы тот не выпал из рук, и включил диктофон, надеясь, что через гудеж вентиляции будет хоть что-то слышно. Он отправил Сынмину в чат: «кмнт + он тут все ок» и мстительно добавил: «урод» Сынмин вздохнул ему в ухо: — Джисон, нужны доказательства, а не твои оценочные суждения. *** Хван Хенджин. Он пришел в себя только на следующий вечер в спальне с собственной ванной комнатой. В ней раньше жил его учитель, которого нанимал ему Хисао. Хенджин облегченно выдохнул: он очень боялся, что Уджин догадается поселить его в его бывшую спальню, в которой его нашел Феликс. Он, правда, не помнил, как она выглядела и то, почему она вызывала ужас. Почувствовав на своих плечах чьи-то руки, он вздрогнул. — Тише, ты чего? — Лицо Уджина перед ним добродушно улыбнулось, — прости, что я все выставил, как похищение. Но не хотелось бы, чтобы парни решили, что ты предатель, если придут сюда за тобой и начнется заварушка. Он протянул Хенджину стакан воды, который тот выпил до дна. — Но они могут прийти меня… вызволять? Уджин рассмеялся: — Джинни, не думаю, что ты настолько им всрался. Я держу Чана на коротком поводке ебучей возможностью отдать ему тендер. Прости, но у него хуй стоит на власть, а не на тебя, — он хихикнул, — хоть у кого-то, да? Хенджин нервно хохотнул, растерянно бросая: «ага». — Выспись, а завтра поговорим о делах, — Уджин похлопал его по бедру, — у тебя же в собственности агентство и клуб, так? — Он прищурился. — Клуб, — Хенджин неловко улыбнулся, — отдали Минхо, но, по документам, он еще записан на меня. — Кому? — Уджин нахмурился лишь на секунду и махнул рукой, — да похуй, это не проблема. Он встал с постели: — Попозже тебе принесут ужин, я попросил, чтобы без баклажанов. Хенджин хмыкнул. — Да, это… все правда в тех письмах, которые ты мне передавал? Хенджин понятия не имел, что в этих письмах. Всем занимался Феликс. — Конечно, — кивнул Хенджин, — абсолютная правда. Уджин нахмурился: — Неудивительно, что ты решил перебежать ко мне, раз они заставляли тебя торговать собой, — он поморщился, — мерзость ужасная… Хенджин чуть не рассмеялся в голос, но вовремя спохватившись, прикрыл лицо рукой, сдавленно и трагично прошептав: — Давай не будем об этом… Чан, он… совсем слетел с катушек… Уджин приподнял брови: — Да уж, по нему заметно, — он покрутил пальцем у виска, присвистнув. Уже перед дверью он добавил, — тут такое дело… на меня работает Соджун. Он еще будет нужен, месяцок-другой, а потом я его уберу. Он как-то странно на тебе помешан, но он тебя не тронет, я ему не позволю. Просто… имей в виду, окей? Хенджин нахмурился. «Помешан на мне? Аудитор из казино Чанбина? С чего вдруг?» — Окей, — ответил он практически вопросительно, но Уджин, полностью удовлетворившись и этим ответом, кивнув, вышел из комнаты. Хенджин жадно прислушался — запирать его не стали, значит, доверяют. «Что же Ёнбок такого написал в тех письмах?» Он оглядел комнату в поисках камер и, ничего не обнаружив, зашел в ванную, гадая, куда подкупленная уборщица могла спрятать телефон. После десяти минут поисков, он провел рукой под навесным туалетом и почувствовал небольшой прямоугольник, прикрепленный к унитазу скотчем. «Гениально», — хмыкнул он, вытаскивая его из пакета и включая. Номер Ёнбока уже был сохранен и подписан, как «5 star mishlen» и Хенджин негромко рассмеялся от неправильного написания. Он отправил смс, что все хорошо, и спрятал телефон под матрас. Послонялся по комнате, выглянул в коридор, оглядевшись, и зашел обратно, чтобы не привлекать лишнего внимания. Он нашел небольшую книгу об истории искусств и грустно улыбнулся: Уджин, хотя бы попытался его чем-то занять, спасибо и на этом. *** Хан Джисон. Послышался звук открывающейся двери, и Хенджин резко сел на кровати, отбросив книгу, которую читал. Джисон никогда не видел его лицо таким. На нем была вежливо-нейтральная равнодушная маска с натянутой улыбкой. Она была похожа на посмертную. — Джинни, дорогой, — голос был мягкий и вкрадчивый, Джисона пробрало до самых костей от того, насколько жуткой была интонация. Так в фильмах ужасов разговаривали перед пытками, — ты скучал? Я — очень. Было плохо видно, но Хенджин, казалось, даже перестал дышать. Он моргнул, его кадык дернулся несколько раз в нервном сглатывании, прежде чем он выдавил из себя натужную улыбку. Он поклонился человеку сидя, но сразу же поспешно встал, поклонившись уже как следует, стоя, и быстро сел обратно на кровать. «Что за хуйня тут происходит?», — пронеслось у Джисона в голове. На голову Хенджину легла мужская рука, погладив его по волосам. Даже через крутящиеся лопасти Джисон увидел дрожь, которая пробежалась по телу Хенджина. Он и сам почувствовал, как липкий страх охватывает его, не смотря на то, что он сам был в относительной безопасности, в шахте вентиляции. — Я не люблю спрашивать дважды, — голос стал жестче. — Я соскучился, господин, — произнес Хенджин бесцветно, — очень соскучился. «Ебаные лопасти», — Джисон сжал руки в кулаки. — Что там происходит? — Сынмин обеспокоенно прошептал в ухо. — Хороший мальчик, — мужчина подошел чуть ближе, приподняв голову Хвана так, чтобы он смотрел ему в лицо, — я с тобой чуть позже поиграю, потерпи. Хенжин смотрел на него, и Хан мог поклясться, что тот не моргает и не дышит. — Хорошо, господин, — также бесцветно ответил он. Мужчина, наклонившись, запечатлел на его губах практически целомудренный поцелуй, от которого Хенджина начало трясти, как во время лихорадки. — Помнит псина хозяина, — тон звучал довольно, большая ладонь несколько раз похлопала Хенджина по щеке. Джисон видел, что Хенджин в ужасе, и сердце неприятно защемило, даже не смотря на то, что еще пару часов назад он был сам готов его придушить, думая, что он предатель. Он услышал всхлип Хенджина, и жар охватил все его тело. Он много раз слышал, как Хенджин плакал. Он слышал, какие стоны издает Хенджин, когда его бьешь, потому что сам бил его. Он видел сильные приступы его ломки. Но то, что происходило сейчас, заставило мир перед глазами подернуться красной пеленой, стреляя куда-то затылок и спускаясь по телу мурашками адреналина. Он даже забыл, что у него есть пистолет с глушителем. Мужчина вдруг проник большим пальцем в рот Хенджина, заставив открыть его, и произнес: — Хотя… может накормить тебя спермой прямо сейчас, не теряя времени? Что думаешь? — Пожалуйста, — палец все еще был у него во рту и вышло невнятно. — Пожалуйста что? — С насмешкой протянул мужчина. — Пожалуйста, — Хенджин всхлипнул еще раз, разорвав Хану сердце в клочья, — пожалуйста, не надо… Палец немедленно вышел из его рта и рука размашисто влепила Хенджину пощечину. Красное. *** Чонин зашел к нему тогда, когда Джисон наблюдал за Уджином в кабинете. И потребовал за молчание рассказать ему, что происходит. Теперь он сидел рядом с Сынмином, слушая все то, что передавал им Хан. Лицо Сынмина выражало ужас, но лицо Чонина… Он будто смотрел захватывающий боевик. Когда они услышали в наушниках сильный грохот, Сынмин панически прошептал: — Надо бежать к Чану… Чонин уже писал кому-то сообщение, отмахиваясь: — Устроим сюрприз, мне нужно не так много солдат. Сынмин схватил Чонина за запястье: — Это предательство, Йена, нельзя такое скрывать от Чана! Чонин хищно улыбнулся: — Это не предательство, — он облизнулся, — это возмездие. Я подниму там все на воздух. «Что я наделал?», — Сынмин схватился за голову и, включая микрофон, постарался как можно спокойнее спросить: — Джисон, что там происходит? *** Хан Джисон. Красное. Джисон едва осознает себя в подобные моменты, но сейчас даже успевает удивиться тому, как мысли не исчезают, уступая место гневу, а остаются, помогая действовать. Он с силой бьет ногами по вентилятору внизу, и со второго удара он вываливается вниз. Джисон падает следом и успевает сгруппироваться. Он встает и со всей силы бьет ошарашенного мужчину ногой в голову, откидывая его к стене. Быстро понимает, что по силе тот может быть сопоставим с Чаном, а это не в пользу Джисона. Он бросает быстрый взгляд на Хенджина, который лежит на кровати, свернувшись калачиком, и быстро наклоняется, вытаскивая из ножен на правой икре небольшой нож. Хан не сравнивает их шансы, он хочет крови. Красное. Но сквозь эту пелену ужасающе четко видно. В спальне не так много места и не так много предметов, которые можно было бы использовать, а мужчина уже поднимается с пола. Джисон подходит ближе и пропускает два удара, чувствуя, как горит скула и болит плечо. Хан отступает и дожидается, когда мужчина немного отойдет от стены, чтобы броситься вперед, подхватывая его под колени, ударяя его затылком о стену. Воспользовавшись тем, что тот обмяк, он быстро режет артерию в подмышке и заносит нож для следующего удара. — Пожалуйста, — шепчет Хенджин на кровати, обхватив себя руками, — пожалуйста, не надо… *** Ли Феликс. Феликс заходит на кухню в поисках вечернего перекуса и видит Чанбина, который сидит на диване в гостиной, перебирая какие-то маленькие бумаги в руках. В комнате витает легкий запах перегара, но даже сквозь него Феликс чувствует хвойный запах парфюма старшего. Хочется снова сбежать, но… — Смотри, — Чанбин не здоровается, просто показывает одну из бумажек, вытянув руку. Феликс подходит ближе, не в силах усмирить любопытство. Вблизи это оказываются полароиды, которые Чанбин сделал на барбекю. На нем: Минхо и Джисон сидят рядом. Джисон что-то рассказывает и пялится при этом на губы старшего. Тот, в свою очередь, смотрит с таким восхищением, будто увидел чудо. — Ого, — пробасил Феликс со смешком, — они такие очевидные. Чанбин почти саркастично хмыкнул, протягивая ему другой полароид: на нем Феликс, приоткрыв рот, кусает свой палец, смотря на что-то так, будто хочет немедленно это съесть. Феликс вдруг вспоминает этот момент и громко сглатывает. — Как думаешь, — Чанбин поворачивает к нему голову, — насколько очевиден ты?