Канпэ

Хван Хенджин. Казнь будет показательной, он это сразу понял. Сразу после ужина от Ёнбока пришло сообщение: «Дресс-код — черный». Хенджин надел кожаные штаны, туфли, майку с треугольным вырезом и кожаную куртку — жара спала и по вечерам гулял неприятный прохладный ветер. Из аксессуаров выбрал сразу четыре серебряных цепочки разного размера. Остальные тоже были в черном. Чонин надел черный костюм в тонкие белые полосы с пиджаком на голое тело. Грудные мышцы красиво играли на свету. Темно-рыжие волосы он уложил назад, и только одна маленькая прядь красиво выбивалась, легонько касаясь левой брови. Феликс стянул волосы в высокий хвост, надев костюм с черной майкой и с удлиненным пиджаком, который украшало по меньшей мере десять рядов декоративных золотых пуговиц — по две с правого и левого борта пиджака. Чан сегодня превзошел всех. На нем был тонкий кожаный плащ, волосы были уложены точно как у Чонина, глаза подведены черным. Наверняка постарался Феликс. Под плащом Хенджин успел разглядеть атласную черную рубашку. С собой Чан взял трость, больше декоративную, подаренную Чанбином в шутку: наконечник трости завершался головой волка. «Пусть у Чана будет чан», смеялся Бин, когда дарил ее. Для кого будет выступление, и, главное — зачем там он, Хенджин не знал. Попробовав расспросить Феликса, он встретил только снисходительную улыбку и обещание, что «будет круто», а это могло значить буквально что угодно. Они остановились за отелем на окраине Сеула. Хенджин узнал его — это место пользовалось популярностью у тех, кто снимал проституток у его конкурентов. Те были дешевле и качество услуг… так себе. Зачем они здесь? Чан с Чонином вышли на улицу, приказав парням оставаться в машине. — Тебе понравится, я надеюсь, — хихикнул Феликс. — Я очень постарался, чтобы провернуть это за один вечер! — Да что происходит? — Возмутился Хенджин. Сначала он боялся, но сейчас ситуация откровенно нервировала. — Вы решили меня продать как шлюху, конкурентам? Предупредили бы, я бы мог одеться получше. Феликс несколько раз медленно моргнул и больно толкнул Хенджина рукой в грудь: — Ты идиот? — Обиженно спросил он, — как тебе такая хрень вообще в голову пришла? Хенджину стало неловко. Он пытался доверять, действительно пытался. Но всегда где-то под слоем лет, проведенных вместе: общих обедов и ужинов, работы, смеха, объятий, разговоров, слез, драк и споров, всегда под слоем всего прекрасного, связанного с Семьей, находилась одна навязчивая мысль. Поверить ей было легко — ее подтверждал опыт Хенджина. Эта мысль частенько приходила в самые неподходящие моменты. «Ты вещь» — говорила она. Она дополнялась колкими комментариями голосов в голове, которые бесцеремонно шептали ему: Тебя скоро выбросят. Можно найти получше. Бесполезная игрушка. Ни на что не годишься. Зачем ты им? Ты лишний. Феликс бы не предал Хенджина. Именно таким образом — точно не предал бы. Опасаться нечего. Но почему-то именно сейчас, в ожидании Чана и Чонина в машине, когда рядом сидит веселый Ёнбок, в голове пляшет: «Продадут, продадут!». В голове танцует: «Выбросят. Тебя просто выбросят!». В голове звенит: «Хуже мебели, зачем ты им?». Ёнбок снова смотрит, довольно улыбаясь. Он обнимает Хенджина и гладит его по голове. Шепчет какую-то ерунду, что они все его любят, что бояться нечего и это просто приятный сюрприз. Хенджину сложно расслабиться: от низкого голоса Феликса вибрирует диафрагма, пуговица на его пиджаке неприятно впилась в грудь, в куртке жарко и руки уже мокрые. Вдруг пространство заполняет звук открывающегося багажника, удара и чей-то стон после. Хенджин в ступоре. Они кого-то похитили? — Ехать полтора часа. Феликс, можешь поставить музыку, — предлагает Йена, весело улыбаясь, — давай какой-нибудь агрессивный реп. Можно что-то от Хана, если у тебя есть? Феликс рядом возится с телефоном и подключает блютуз. — «I got it» подойдет? — Спрашивает он, и, не дожидаясь ответа включает на громкость, от которой у Хенджина болят уши. «Взлетаю вверх, к самому Богу». Чонин с Феликсом громко подпевают. Чан качает головой, периодически выступая в роли бэк-вокала, заканчивая за Ханом последние слова в строчках. Музыка полностью перебивает шум, доносящийся из багажника. «Поднимаюсь в небо, будто я и есть Всевышний». Хенджин хмурится. Джисон не верит в Бога, но верит в себя. Хенджин, кажется, не верит больше ни во что, но строчки песни его откровенно смущают. Они приехали в Чхунчхон и остановились у заброшенной психиатрической больницы Конджиам. Их встретили четверо людей Чонина с яркими фонарями, в одном из людей Хенджин узнал Мин Убина — правую руку Йены. Солдаты вытащили из багажника сопротивляющееся тело и потащили по ступеням главного входа в здание. — Ну что, — Чонин обернулся к парням, сидящим сзади, и плотоядно облизнулся, — повеселимся? Место жуткое. Облупившийся фасад трехэтажного здания уже захватила природа: тут и там фары автомобиля выхватывали мох и плющ, путешествующий от окна до окна. На них давно не было стеклопакетов и они зияли черными дырами. Иногда, если всматриваться, можно было выхватить тени внутренностей дома: призраки столов, стульев, шкафов или занавесок. Воображение тут же рисовало присутствие потусторонних сил. Если бы не фонари, которые расставили подчиненные Чонина, находиться здесь было бы невыносимо страшно. Хенджин наступил на стекло и подпрыгнул от громкого хруста. — Спокойно, мертвых не боимся — живые хуже, — бодро сказал макне, подхватывая его под руку. — А все живые тут — наши, — добавил Чан. — Наша семья, наши друзья, наши коллеги, и, — перечислил Чонин и загадочно улыбнулся, — и наши пленники. — Вы его так напугаете сейчас, что никакого веселья не будет, придется откачивать, — Феликс подхватил Хенджина за свободный локоть и пошел рядом. Они поднимались туда, куда еще недавно затащили похищенного солдаты. Небольшой холл со ржавыми скамейками для ожидания был освещен несколькими фонарями. При свете становилось не так страшно, и Хенджин отметил, что при других обстоятельствах, он бы даже мог восхититься кинематографичностью ситуации. Сюрприз приготовил Феликс, а значит, он похлопотал еще и о той части Хенджина, которая любила все атмосферное. Стены были покрыты голубой облупившейся краской, на полу валялся всякий мусор, но его расчистили в том месте, где нужно было пройти. По бокам продолжали сопровождать под руку младшие и это успокаивало. Чан шел впереди с идеально прямой спиной, бодрым пружинистым шагом, звучно постукивая тростью.  Они дошли до одной из дверей, перед которой пол был особенно расчищен: чтобы дверь могла легко открываться и закрываться. Феликс отпустил Хенджина и, взявшись за ручку, торжественно произнес: — Это твой подарок на сегодня! Просто так, без повода. Наслаждайся, — и открыл дверь. Чонин подтолкнул его и пришлось зайти в комнату первым. Следом зашел Феликс и сам Чонин. Чан заходить не торопился. Небольшая, метров восемь, комната была освещена двумя фонарями. Пол тут не стали расчищать до конца и под ногами валялся всякий мусор: мятые листы бумаги, обломки старой мебели, стекло. У стены стояли два новых стула, а у окна — крепкий стол, который неплохо сохранился. Он был чистый, видимо, подчиненные макне его протерли. У стены на цепях висел железный скелет кровати, на которой был брошен грязный потемневший матрас. В нескольких местах торчали пружины и наполнитель. От толстой железной цепи, которая держала каркас кровати, тянулась цепь поменьше. Она заканчивалась металлическим ошейником на шее мужчины, на скуле которого красовался кровоподтек. — Чжу Фенг? — Удивленно воскликнул Хенджин, прикрывая рот рукой. Мужчина зашевелился и поднял на него взгляд. Усмехнулся. — У шлюхи оказалось много псов, — протянул он с презрением и повернулся к Чонину, — а ты тут главный, похоже. Поебываешь его? Как тебе? Чонин весело мотнул головой: — Не, я по бабам, — хохотнул он. — А с главным ты немного попутал. — Совсем чуть-чуть, — вкрадчиво произнес Чан, медленно входя в комнату, безэмоционально смотря на связанное по рукам и ногам тело, растянувшееся на матрасе, сверху вниз. — О, ну конечно, — нервно рассмеялся Фенг, — покровитель должен быть постарше. Чан молча сел на стул у стены, откинувшись на спинку и, оперев одну из ладоней на трость, немного склонил голову в бок. Хенджин отметил, что, пожалуй, нужно начать рисовать людей, не опираясь на свои сексуальные предпочтения, потому что такой Чан был крайне живописный. Феликс упер руки в бока и немного возмущенно поинтересовался: — Ты идиот или прикидываешься? Ты не знал, на кого работает Хенджин? Чжу Фенг попытался устроиться удобнее на матрасе и сел, оперевшись на стену спиной. — На меня он работает, на кого еще, — фыркнул тот. Парни удивленно переглянулись, — он приезжает, я выбираю шлюх. — Посмотрев на выражение лиц присутствующих, он добавил, — нет, я знаю, конечно, что он из каких-то там детей, но не вникал. Кидс… кидс… — Фенг тщетно пытался подобрать слова, почесывая шею под ошейником. — Хён, похоже, этого дядьку надо научить, что если ты и живешь не в Сеуле, это не значит, что ты можешь быть таким беспечным. — Чонин театрально сложил руки в умоляющем жесте, повернувшись в Чану. Тот выставил вперед ладонь. — Хённи, ничего не хочешь ему сказать? — Лидер перевел взгляд на Хенджина. Тот в ступоре наблюдал за происходящим со стороны. Будто смотрит кино. Вопрос старшего застал его врасплох и заставил вернуться в тело. При взгляде на китайца к горлу подкатывала тошнота. — Он говорил, что я поживу у него в роли собачки. И хотел, чтобы я погавкал, — пробормотал Хенджин. — Как я с ошейником-то угадал! — Воскликнул Феликс, но, поймав взгляд Чана, осекся. — То есть, я хотел сказать, какая гадость. — Ничего, — покивал Чонин, — ты только скажи, он у нас и погавкает, — он подошел к Фенгу и потянул его за железный ошейник, — и помяукает, — он приблизился к лицу пленника, — и похрюкает, и даже завоет. Что желаешь, Хенджини? — Как только голова Чонина отвернулась, Фенг ударил макне головой в висок. Йена зашипел, отстраняясь, и пнул того в голову. Голова стукнулась о стену и Фенг застонал. — Вот сука! — Зашипел Чонин, морщась, — не умеем вести себя прилично, значит… — Хорошо, — казалось, Чан игнорировал происходящее, но Хенджин отметил напряженные желваки и руку, которая с силой сжала наконечник трости. — Ты не знаешь о Стрей Кидс, но неужели ты не знаешь о таком человеке, как Аен? Китаец улыбнулся, мелко качая головой: — Завербовать его хотите? — Прищурился он. — Куда вам до него, вы — мелочь, а Аен — настоящая легенда. Он попадает в глаз вороне с двух сотен метров! И работает только на Чана. Про него много не знаю, но он с вами и разговаривать не будет. — Ну почему же, — приподнял бровь Чан, — иногда люблю поговорить сам с собой. Феликс, переглянувшись с Чонином, громко расхохотались. — Ну уж, напридумывали, — отсмеявшись, произнес макне, — если про пистолет речь, то хотя бы метров с восьмидесяти попаду… — он почесал подбородок, — кстати, нужно попробовать, даже самому интересно стало. Глаза пленника широко распахнулись, он вжался в стену, насколько это было возможно. — Нет, — прошептал он, — этого не может быть… — Что это за сюрприз такой? — Поник Феликс, почесав голову. — Я устраиваю тебе крутую казнь, а ты не узнал палачей? Ты идиот или клоун какой-то? Чан поднялся, стукнув тростью о пол. Фенг вздрогнул. Приближаясь к нему, Чан уточнил: — Ты сказал, что я трахаю Хенджина, пару минут назад, — он в притворной задумчивости почесал подбородок. — Мне это не понравилось, — железно отрезал он, отвесив своей тяжелой ладонью пощечину пленнику.  Это было несоизмеримо менее больно, чем настоящий удар кулаком, но боль здесь была не так важна. Осознав, в чьих руках он находится, Фенг застонал и принялся шептать: — Я ошибся, я очень ошибся, я приношу свои извинения! — Он повернул голову к Хенджину и, умоляюще подняв руки, затараторил, — Джинни, я не хотел! Я был не в себе! Пожалуйста, давайте разойдемся по-хорошему… Хенджин поморщился от нелепого прозвища, которым решил его назвать китаец. — О, — поднял брови Чан, — мы разойдемся по хорошему, — дождавшись, пока на лице Фенга появится облегчение, он добавил, — по-хорошему для нас. Чонин безумно захохотал, нетерпеливо подпрыгнув: — Я уже столько всего придумал! Можно, хён? Можно? Чан покачал головой: — Сначала Хённи. Хенджин стоял, широко распахнув глаза и переводил взгляд с одного члена канпэ на другого. — Я? — Выдохнул он. — Что я… должен делать? Феликс уселся на чистый стол, откинулся, опершись на руки и с интересом глядел на происходящее. Чонин понимающе ухмыльнулся и затолкал Фенгу в рот кляп. Чан подошел к Хенджину и мягко положил руки ему на плечо. — Он считает тебя дерьмом, — зашептал он в ухо младшему, — он унизил тебя, он сделал тебе больно. Если бы мы сейчас сидели в его кабинете, он бы обращался с тобой так же, как обычно. И с нами. Считал бы нас всех за грязь под ногтями.  Хенджин обернулся, чтобы посмотреть на лицо старшего. Он редко видел Чана таким: сейчас рядом с ними не тот Чан, который ест с ними в столовой. Не тот, что смеется над их шутками, когда жарит мясо для барбекю. Не тот, что бродит по дому ночами, когда не может уснуть. И даже не тот, который строго смотрит прямо в душу, сидя за своим массивным столом в кабинете. Сейчас с ними тот Чан, который почувствовал, что на его территорию покусились. Который поймал нарушителя его спокойствия в капкан. Который хочет, чтобы все вокруг знали: то, что принадлежит Чану — неприкосновенно. Для этого Чана Фенг вообще не имел права считаться за человека. Висок прострелило. «Спокойно меня обслужишь». Воздуха в комнате, несмотря на зияющую дыру окна, из которой тянуло прохладой, стало не хватать. Шею, которая помнила, как ее сжимал Фенг, начало саднить. Тошнота подкатила к горлу.  В ушах зазвенело. «Будешь хорошим мальчиком». Хенджин вцепился в старшего — в руках появился такой привычный, но от этого не менее неприятный зуд. «Скажи «гав». — Эй, — позвал его Чонин, — пока ты будешь лежать, тебя будут продолжать бить. — Хённи, — Чан почувствовал, как дрожит Хенджин и прижал его к себе, обнимая и успокаивающе баюкая. — Не спрашивай, что тебе делать. Делай то, что хочется. Если ты к нему не притронешься, это тоже выбор. Я слова тебе не скажу. «Поживешь в роли собачки», пульсировало в голове. «Спокойно меня обслужишь», больно било под дых. «Будешь хорошим мальчиком», раздражало больше всего. Сказанное не тем человеком, не тем голосом, не так… Чан был ниже, и Хенджин стоял, опустив голову ему на плечо. Большие руки гладили по спине, нос щекотал приятный аромат кожи и сандала — парфюма старшего. — Он позволил себе то, чего не должен был, — так тихо, чтобы слышал один Хенджин, прошептал Чан. — Он посчитал, что ты — грязь, а он выше и лучше тебя. Выше и лучше всех нас. Посмотри, как забегали его глаза, когда он понял, кто перед ним. Неужели ты думаешь, что ты — просто приложение к Семье? — Чан отодвинул от себя Хенджина и, глядя прямо в глаза, громко произнес, — ты — полноправный член канпэ. Ты — один из нас. И сейчас ты можешь делать все, что пожелаешь.  — Один из нас, — басом отозвался Феликс. — Один из нас, — согласно кивнул Чонин. Его лицо, обычно не выражающее особо многого, сейчас светилось благоговением. — Один из нас, — повторил Хенджин завороженно, переводя взгляд на Фенга. — Как он там сказал? — Протянул Феликс, болтая в воздухе ногами, — «поживешь в роли собачки»? Пиздец. — Просил тебя погавкать? — Вторил ему Йена, растянувшись в хитроватой улыбке, — какая мерзость. Внутри закипала злость. На Феликса, на Чана, на Чонина. Зачем Феликс это затеял? Хенджин не говорил, что это секрет, но и не думал, что младший окажется таким треплом. Зачем они сейчас заставляют его смотреть на связанного обидчика и выбирать, хочет он отомстить или нет? Это только его переживания, это только его бессонница, это только его расчесанные в кровь руки. Злость перекинулась на самого себя. Почему он всегда выбирает тактику «замри»? Разве не эффективнее выбрать «беги» или даже «бей»? Почему он всегда так вяло сопротивляется? И остались ли у него силы сопротивляться… — Боль это то, чем стоит делиться, — Чонин, не переставал улыбаться. — Поделись с господином, — он указал рукой на пленника, который, вжавшись в стену, в слезах мычал что-то в кляп уже минут пять. — Ты задолжал ему много боли. Не будь жадным. Боли в Хенджине — как воды в океанах. Боли в Хенджине — мириады звезд. Боли в Хенджине — от крыши небоскреба до ядра земли. Немерено. Он жмурится: по телу проходится непривычный ему в такой обстановке заряд адреналина. Волоски на теле вздымаются от мурашек. Ноги напрягаются и просят бежать. Непривычная ему злость — холодная, быстрая, как разряд тока, простреливает от позвоночника до головы, заставляя подойти к кровати, к которой прикован китаец, вплотную. Теперь он знает, к кому на самом деле она обращена. — Я просто пришел к тебе по делу, — прошептал он с обидой, — я хотел, чтобы тебе было хорошо. Я подбирал шлюх по твоему вкусу целый вечер и даже уломал для тебя пару наивных девственников, хотя это отвратительно, — Хенджин поморщился, то ли от вида пленника, то ли от самого себя. — Я разве был с тобой неуважителен? Чонин подскочил к Фенгу, вытащил из его рта кляп и быстро отвесил ему хлесткую пощечину: — Отвечай, псина! Фенг застонал и ответил одними губами: — Нет. — Разве я давал тебе какие-то двусмысленные намеки? Говорил что-то, что могло заставить дергаться твой мелкий член в штанах? — Хенджин перешел с шепота на шипение.  — Н… нет, — прохрипел тот. — Тогда почему, — Хенджин отпустил сжатые в кулаки руки вдоль тела. Его глаза блестели от слез. — Почему ты решил, что тебе позволено меня унижать? Первый удар был неловким и смазанным, сделав больно скорее самому Хенджину, чем Фенгу. Во второй он вложил уже больше силы. Феликс быстро вышел из комнаты, подав знак Чану, что он подождет на улице. Чонин подошел ближе, и, не давая Хенджину уйти в тьму аффекта, задержал его руку. — Смотри, — его голос был возбужденным, — держи кулак вот так, — Чонин поправил руки старшему. — И бей сюда, если хочешь слышать хруст, — он указал на нос, — сюда, если тебе больше нравится звук типа «клац», — переместил палец на челюсть, — или сюда, если времени еще много и хочется растянуть удовольствие, — он указал на скулы. Перехватив злой взгляд Хенджина, Йена отошел, подняв руки вверх: — Или можешь действовать по наитию, как тебе угодно. Это не было похоже на драки с Ханом. Хенджину кажется, что Хан — единственный, с кем он вообще дрался. Тем более, так отчаянно. В драках с ним Хенджин защищал свою жизнь и верил, что у него есть надежда ее защитить. Может быть, Джисон даже в кураже дрался с ним не в полную силу. А может быть, часть азарта передавалась и самому Хенджину. Драки с Ханом это что-то про упрямство. Что-то про мальчишескую вспыльчивость. Что-то про споры двух непримиримых братьев, которые все равно поделятся вкусной едой. Это другое. Сейчас же Хенджина рвало болью, рвало отчаянием, рвало обидой. Вместо рвоты — удары по лицу Фенга. Вместо саднящего горла — начинающие ныть костяшки. Из звуков — весь набор, описанный макне: «клац», «хруст», стоны, глухие удары и легкий «хлюп» крови. В какой-то момент Фенг затих и Хенджин оторвался от него, обнаруживая нового себя в этой старой психиатрической палате. Того себя, который не хочет больше замирать. Того себя, который не будет держать боль в себе.  Того себя, который устал терпеть. Того себя, который готов брать то, что он хочет. Тяжело дыша, Хенджин вышел из комнаты, не глядя на присутствующих. Нужно найти Феликса и сообщить, что сюрприз вышел отменным. — Хён, — позвал Чана макне. Он смотрел на него, нетерпеливо кусая губы, пока избитый Фенг валялся на матрасе. Один глаз опух, второй заплыл. Нос был сломан в нескольких местах, а передних зубов явно недоставало. — Конечности ему оставь, — хмыкнул Чан, кивая. — Ну и в целом — в живых. Пусть все видят, что будет, если трогать моих парней. — Без проблем, — кивнул Чонин. — Эй! — Прикрикнул он, тормоша пленника за плечо, — подъем! Ты слышал? Никакого такси, отсюда своими ногами пойдешь. Фенг выдохнул, разобрав лишь то, что его отпустят. — Вот смотрю на тебя, — Чонин облизнулся, жадно разглядывая Фенга, — ночь такая долгая… а у тебя два уха есть. Не многовато ли? Подаришь мне одно? Чан вышел, поморщившись. Пока он шел по коридору в ушах стоял задушенный кляпом свинячий визг пленника. *** Пляж Ырванри в Инчхоне, который показал ему Чанбин, отлично подходит для свиданий. Осень еще толком не началась и днем очень жарко, поэтому они едут под вечер: на Ырванри самые красивые закаты. У него есть зонт, свежие фрукты, плед, шампанское и… — Вот дерьмо, — негромко ругается Феликс, ведя свой оранжевый спортивный Porsche-кабриолет. Сумин вопросительно смотрит на него, пытаясь поймать свои растрепавшиеся волосы. Она укладывала их около сорока минут, но кабриолеты и женские укладки не очень дружат. На самом деле, она не очень расстроена — Феликс смотрит на нее все с таким же лукавым интересом, и, кажется, прическа — последнее, что его в ней волнует. На ней короткие джинсовые шорты, босоножки на низком каблуке и белая полупрозрачная футболка. Под ней — кружевной лифчик, совсем без чашек и периодически через футболку видны бугорки сосков. — Пошлятина. И шорты для твоих жирных ляшек короткие слишком, — сказал ее муж, когда увидел ее наряд. И поморщился. — Не знаю, в какую лотерею я выиграл ваше внимание, но удача на моей стороне! — Восклицает Феликс при встрече и целует ее руку, расплываясь в широкой улыбке.  На его лице — сотни веснушек, маленький нос и белоснежные зубы. На лице мужа — недовольство, требовательность и скука. — Простите, я забыл дома брауни, — поясняет Феликс. Он флиртует с ней в переписке, откровенно рассматривает, пялится в глубокое декольте, везет ее на свидание, но неизменно разговаривает с ней на «вы». — Мы можем заехать за ним? Или совсем не по дороге? — Спрашивает она. Феликс странно смотрит в ее сторону и вздыхает. Пару минут ведет машину в полной тишине и, наконец, решает: — А давайте! Вас не затруднит посидеть в машине, пока я схожу? Я быстро. Сумин пожимает плечами: — Разумеется. Спустя некоторое время они подъезжают к сплошному высокому серому забору, который то тут, то там окутан зеленью. Забор метра два в высоту, не меньше. И абсолютно гладкий. Сумин вздыхает. Феликс выходит из машины и скрывается за калиткой. Когда та открывается, девушке удается разглядеть кусочек дома: графитово-серая стена встречается с целым блоком окон на два этажа. Она вспоминает, что Феликс рассказывал что-то про столовую, из которой открывается симпатичный вид на двор. Хочется увидеть больше, но дверь закрывается. Сумин открывает карту на телефоне и ставит метку на текущее местоположение. Выпрыгивает из кабриолета и быстро проходится вдоль забора. Ни дырочки, ни какого-либо способа забраться и заглянуть за сам забор. Даже если и было, быть пойманной так быстро и так глупо в ее планы не входило. Она оглянулась по сторонам: напротив дома Феликса, который стоит на углу двух улиц, стоит двухэтажный типовой дом, который обычно предназначался для сдачи квартир. Лестница на второй этаж в таких домах располагается сразу на улице. А значит, за забор, все-таки, заглянуть получится. Перебежав пустую дорогу, она влетела на второй этаж дома напротив и достала телефон. Зум работал просто потрясающе: было видно почти весь участок. Сарай, беседка, дорожки со скамейками и эта невероятная застекленная столовая, соединявшая две части здания. Сумин завистливо вздохнула: муж запретил делать дом по ее вкусу и она вынуждена была жить в каком-то, на ее взгляд, устаревшем уродстве. Чувствуя, что время поджимает, и Феликс вот-вот вернется, она торопливо спускается с лестницы. Секунда — под ногами вдруг не обнаруживается последняя ступенька и она летит, выставив руки, вперед. Еще секунда — асфальт перестает стремительно приближаться. Падение прекратилось, за талию придерживают сильные руки, а нос улавливает приятный парфюм с хвойными нотками. — Вы не ушиблись? — Громкий голос спрашивает ее где-то за ухом. Она все еще почти горизонтально висит в чьих-то руках, смотря на асфальт и на чьи-то черные туфли. — Простите, сейчас… Тело принимает вертикальное положение, тяжелые теплые руки зачем-то отряхивают ее плечи от невидимой пыли. — Целы? — Уточняет голос. Наконец, удается сосредоточиться и рассмотреть незнакомца получше. Он невысокий, ниже Феликса, но чуть выше самой Сумин. И, несмотря на рост, он действительно большой. У него широкие накачанные плечи, грудь, которую плотно облегает белая рубашка с закатанными рукавами. Черные брюки подчеркивают крепкие бедра. Темные короткие прямые волосы и челка уложены на пробор, открывая лоб совсем немного, по центру. Он смотрит, как большой добрый пес, и она невольно улыбается. Широко-широко, забыв про то, что скоро выйдет Феликс. — Да, в порядке. Спасибо, что поймали меня, — говорит она. И она правда вдруг чувствует это. Какую-то огромную благодарность. Мужчина улыбается ей в ответ, застенчиво, «перевернутой улыбкой», когда уголки губ стремятся вниз. Ей кажется это очаровательным. Они стоят так еще пару секунд, глядя друг другу в глаза. Он даже не пытается посмотреть на ее декольте. Сумин гадает, специально ли он сдерживается или правда ему даже не хочется посмотреть. Вдруг сознание пронзает молния: Феликс. Он сейчас выйдет и обнаружит ее, стоящую с каким-то мужчиной на противоположной стороне улицы. А Феликс… очень цепкий на мелочи, и Сумин не уверена, что сейчас она сможет придумать что-то невообразимо правдоподобное. Она кивает незнакомцу, замечая на его щеках румянец, еще раз благодарит и, попрощавшись, заходит за дом, со второго этажа которого только что делала фотки. У нее есть еще пару минут постоять за углом, пока мужчина не уйдет, чтобы вернуться в кабриолет. Она на это очень надеется. Постояв ровно минуту, она выглядывает из-за угла: никого. Сумин думает, что мужчина снимает квартиру на первом этаже этого двухэтажного домика, иначе с улицы так быстро исчезнуть просто невозможно. Сев на пассажирское место, она открывает тик-ток и начинает бездумно скролить ленту без звука. — О, хён, ты сегодня рано! — Совсем близко от забора голос Феликса, — я оставил брауни на столе, обязательно отпишись, как тебе. В этот раз я добавил чуть больше шоколада. — Сумин слышит в его голосе такой восторг, что невольно хочется постучаться и попросить впустить ее во двор. С кем он так разговаривает? На улицу выходит Феликс с большим контейнером, через прозрачные стенки которого видны коричневые кусочки. На его лице широкая улыбка. — Нам повезло! Никто не успел заметить его на столе и съесть, — хвалится он, тряся контейнером. — Надеюсь, вы не будете мне сегодня говорить ерунду про диету? Он садится в машину и передает контейнер Сумин. Та принимает его и ведет плечами: — Не знаю, муж сказал, что для этих шорт у меня «слишком жирные ляшки». Феликс резко наклоняется к Сумин, нарушая все правила личного пространства, открывает крышку контейнера и вытаскивает из него кусочек десерта. — Откройте рот, — строго требует он и девушка послушно открывает, рассматривая его ужесточившееся лицо. Удивительно, как он одной мимикой сбрасывает и добавляет себе десяток лет, становясь то задорным мальчишкой, то взрослым мужчиной. Она и вправду застонала от удовольствия. Брауни Феликса было в меру сладким, не приторным, очень шоколадным и достаточно сочным, чтобы его не хотелось мгновенно чем-нибудь запить. — Ну вот, — удовлетворенно кивает Феликс, хитро улыбаясь. — Я еще ничего не сделал, а вы уже стонете. — Сумин фыркнула. Отстраняясь, и облизывая свои пальцы после брауни, Феликс зло восклицает, стукнув по рулю: — А муж ваш — полный идиот! Никогда ему не верьте. Сумин не могла не согласиться, но молчит. *** Ким Сынмин. Сынмин сидел на полу у кабинета лидера, не в силах усидеть ни у себя в комнате, ни в гостинной. То, что он узнал, взволновало его и настораживало. Со дня того самого выпуска новостей, он рыл носом землю, в надежде найти больше информации о Чо Чинхва, который теперь точно будет избран в законодательное собрание. Он часами прослушивал установленные в администрации города жучки, не доверяя эту работу помощникам. Отправил двух парней канпэ следить за его передвижениями и уже наизусть знал всех его близких друзей и родственников поименно, включая даты рождения, знаки зодиака и группы крови. Также Сынмин старался втереться в близкий круг его общения, чтобы урвать информацию лично. Он любил говорить: «Самый болтливый человек — либо случайный попутчик, либо новый друг». Удача улыбнулась неожиданно. Он достал приглашение на вечеринку, которую устраивал Сон Чжэрим, близкий друг Чо Чинхва. Он занимался техникой: держал несколько заводов по сборке смартфонов в Южной Корее, Вьетнаме и Индонезии. А также был большим любителем грубой лести, выпивки, платных женщин и сауны. Сынмин старался держаться на вечеринке к нему поближе, заглядывая в рот и рассыпаясь в таких бесстыдных комплиментах, что у самого горели уши.  Он подбирался издалека: сначала он хвалил статистику заводов и продаж, на что получал лишь вежливые кивки. После перешел на его детей: его сын профессионально занимался теннисом и накануне вечеринки занял первое место в городском турнире, а дочь была шахматисткой, прогремевшей на всю страну, в возрасте 13 лет обыграв именитых призеров. На это он получил от Чжэрима лишь несколько дежурных улыбок. Попытавшись еще пару раз похвалить мужчину в разных жизненных аспектах: от работы, до семьи и вкуса в организации вечеринок, Сынмин уже почти сдался. Он злился на помощника, который не удосужился пояснить, лесть какого рода любит Чжэрим. Попытки подобраться к другу председателя уже почти потерпели фиаско, но ему помогла простая случайность. — Представляешь, и он мне говорит: давай сфоткаем наши руки, как будто мы пара, а эта сучка поревнует, — Чжэрим рассказывал историю о друге, который, расставшись с женой, все пытался вывести ее на ревность. — Мне предложил, мужику! Она бы не поревновала, а ахуела бы, увидев, что у нее бывший муж переметнулся в другую лигу. — А что! Так даже обиднее, — хохотал Чинхва. — Сумин бы, наверное, умерла от возмущения, если бы я ей изменил с мужиком. — То есть то, что ты ей с бабами изменяешь, ее не возмущает? — Подмигнул ему Чжэрим. — Не боишься, что ее папка перестанет спонсировать твои предвыборные кампании? Чинхва пожал плечами и усмехнулся: — Нет, я… — он быстро глянул на Сынмина и стушевался, — предпринял определенные меры. Да и пока она в порядок себя не приведет, пусть не удивляется, что я изменяю, — пригубив из бокала, он вернулся к теме, с которой они съехали, — так и что, ты надел женские кольца и сфоткался? Я куплю у тебя такое фото, чтобы повесить у себя дома, — компания мужчин разразилась хохотом. — Я всегда знал, что твоя любовь ко мне глубже, чем кажется! — Поиграл бровями Чжэрим. — Я понимаю, почему ваш друг такое предложил, — произнес Сынмин негромко, все затихли и повернулись к нему, — у вас изящные руки. Не знаю, как насчет фото для бывших, но в рекламе часов или колец смотрелись бы замечательно. Повисла неловкая тишина. Чинхва фыркнул первый, остальные рассмеялись следом. Только Чжэрим стоял молча, краснея. — Да ладно вам, — вдруг тихо и застенчиво произнес он, резко контрастируя со своим амплуа шутника. Чинхва отдал пустой бокал официанту, притянул Сынмина к себе, обнимая за плечи и похлопал ладонью по его груди, представляя: — Я уже говорил вам о Сынмине? Прекрасный парень, очень наблюдательный и честный. Помогает мне искать всякую информацию, отличный юрист, умен невероятно! — Ну, раз умен невероятно, то нужно взять его с собой в сауну! — Хлопнул в ладоши еще один мужчина. Остальные поддержали идею, одобрительно постучав парня по плечам. — Ты каких любишь? Брюнеток, блондинок, рыжих? Сегодня за наш счет. На коленях у Чинхва хохотала болезненно худая проститутка. Он мазал пьяными поцелуями ей в шею, параллельно стараясь поддержать разговор, но все время отвлекался на нее. Рядом с Чжэримом сидела стройная блондинка, волосы которой были осветлены до желтого. Денег на благородный серый или блестящий пшеничный ей явно не хватало. Одной рукой она шарила под обернутым вокруг бедер мужчины полотенцем, другой пила из бокала шампанское. Сынмин не мог сосредоточиться: хотелось помыться с обеззараживающим средством и сбежать. «Его» проститутка сидела сбоку, пытаясь то погладить его по груди, то запустить руку под полотенце. Он вяло отбивался, вежливо улыбаясь. — Что, девка не в твоем вкусе? — Лукаво улыбнулся Чжэрим, кивая на проститутку. Он пялился на Сынмина с тех пор, как тот сказал про красивые руки. Конечно, после этого Сынмин понял что к чему и уже не боялся открыто говорить комплименты. Это было не сложно, если быть наблюдательным. Он умел объективно видеть что-то симпатичное, даже если человек — мразь полная. — Просто я не любитель… — Сынмин поморщился, когда девушка попыталась снова погладить его по груди, и отвел ее руку. — Платной любви такого рода. — Стремная, значит, — выдохнул мужчина. — Понятно, что такому красивому парню нужно что-то более… — он окинул Сынмина таким взглядом, от которого хотелось поежиться. — Эксклюзивное. — Да, я это и имел в виду. «Нужно будет отправить им приглашение на открытие клуба Минхо», подумал он. Чинхва, оторвавшись от своей ночной бабочки, резко прошипел: — Тогда пошла отсюда вон! Только настроение портишь! И платить тебе не за что. Вали! Девушка быстро поклонилась и, подхватив одежду, поспешила ретироваться из комнаты отдыха. — Я ее провожу, — быстро проговорил Сынмин и вышел следом, захватив пиджак. Оказавшись в коридоре, он схватил девушку за запястье, чтобы она не успела убежать. Встретив испуганный взгляд, он поспешно отпустил ее руку, и, пошарившись в пиджаке, достал несколько крупных купюр. — Вот, — протянул их девушке, — ты же приехала, оплата все равно должна быть. — Зачем? — Растерянно прошептала она, зажимая в кулаке деньги. — Это не твоя вина, я просто не хочу. Но ты не должна из-за этого оставаться без оплаты, — пояснил Сынмин. — Это несправедливо. — Вы очень добрый человек, — девушка низко поклонилась и поспешно посеменила к выходу. — Да если бы…  Он подобрался, глубоко вдохнул и вернулся в комнату, где сидели мужчины. Остальные из компании сейчас были в сауне, кто-то — в ледяной комнате. Можно было наконец подвести разговор к делам. Если они, конечно, не начнут трахать девчонок прямо на полу рядом со столом. «Гадость», — поморщился Сынмин. — Принципы, шмынципы, — усмехнулся Чжэрим, — главное, что заплатят. — Ну да, — простонал Чинхва. Его проститутка уже принялась отрабатывать зарплату минетом. — Сынмин, — улыбнулся Чжэрим, отодвигаясь от своей девки, — а как ты думаешь, если строительным компаниям, которым еще нет трех лет, дать возможность участвовать в тендерах на строительство от государства, это не слишком разойдется с политикой партии? Чо у нас всегда выступал за надежность, а тут такой законопроект… — он пощелкал пальцами в воздухе, подбирая слово, и, не найдя, нахмурился. — В общем, как будто бы нет в этом заботы о народе, что ли? Пришлось собрать все умение держать лицо, чтобы не продемонстрировать тот уровень шока, который сейчас испытал Сынмин. Он отошел к вешалке, чтобы повесить пиджак — это дало возможность взять передышку перед ответом. В голове промелькнул один из любимых мемов Феликса: «Искал медь, а нашел золото!». Вернувшись на свое место, напротив Чжэрима, он ответил, стараясь не смотреть на то, что Чинхва уже вовсю стонал, не стесняясь присутствующих: — Я понимаю ваши опасения. Но можно подать это под предлогом заботы о малом бизнесе. Как расширение возможностей сотрудничества государства и небольших компаний. А то мифы о чеболях, держащих все деньги страны, уже чуть ли не до Америки благодаря нашим дорамам просочились. — Он говорил серьезно, но Чжэрим весело прыснул, как школьник. — И правда, — кивнул он. Повернувшись к Чинхва, он похлопал его по колену, — этот парень и вправду умник! Береги его. Возьми на заметку, что он сказал. Отличная речь была бы перед собранием. Чинхва что-то невнятно простонал, одобряя одновременно и ум Сынмина, и навыки проститутки. Сынмин не сомневался — он запомнит его фразу и использует ее. — Пойдем в сауну, — подмигнул Чжэрим, грубо хватая одной рукой желтоволосую проститутку под локоть, а другой — мягко хлопая Сынмина по плечу, протянув руку через стол, призывая пойти с ним. Он устало протер глаза. Хотелось бы забыть тот вечер, особенно тот момент, когда Чжэрим в сауне кончил в рот проститутке, смотря Сынмину в глаза, разговаривая с ним, чтобы младший из вежливости не мог отвернуться. Но извлеченная информация была полезнее, чем отвращение, которое он испытал. Услышав шаги, он торопливо поднялся с пола и напустил на себя вид самого исполнительного человека в канпэ. Сынмин мог бы этого не делать — Чан, заметив у кого-то другого подобную актерскую игру, мог бы даже разозлиться. Но в глазах Сынмина это была необходимая дань уважения существующей иерархии. Дань уважения решению вопросов за дверью кабинета с запахом бумаги, книг, стоящих на полках и кожаным креслам. Дань уважения Чану не как брату, другу и члену Семьи, а как лидеру в том числе. Чан, в свою очередь, нежно любил эту черту Сынмина — разграничивать дело и личное, приходить к нему в кабинет — как подчиненный, и в комнату, поболтать — как друг. Но по лестнице поднялся не Чан. — О, ты здесь, — приподнял брови Минхо и остановился, протянув руку. Сынмин пожал ее крепче обычного. Старший удивленно посмотрел на их руки. — А ты здесь?.. — Я к Хану, — махнул рукой Минхо. Заметив, что Сынмин не удовлетворился ответом, он добавил, — позову посмотреть что-нибудь. Может, хочешь с нами? Младший задумчиво осмотрел его с ног до головы. — Тебя рисовал Хенджин, — почти обвиняюще сказал он. — А вечера ты проводишь с Джисоном? — Воу, что за тон, — Минхо отошел, подняв обе руки вверх, — я сделал что-то не так? — Ты мне не очень нравишься, — Сынмин прищурился. Старший вдруг вытянулся, уперев руки в бока и вздернул подбородок: — Я и не обязан, — отрезал он и покачал головой, — в чем твоя проблема? Мне казалось, у нас не было конфликтов. Сынмин покачал головой: — Ты — и есть конфликт. Почему тебя приставили именно к нам? Почему ты уехал из Японии? Минхо усмехнулся: — То есть, тебя просто бесят загадки, ответы на которые ты не знаешь? — Сынмин втянул воздух ноздрями, не скрывая недовольства. Лино громко хлопнул в ладоши, подаваясь вперед, — отлично! Раз ты такой любопытный говнюк, теперь ты точно не узнаешь ни одной чертовой разгадки. Или узнаешь последним. — Это мы еще посмотрим, — фыркнул Сынмин. — Посмотрим, — поиграл бровями Минхо. Было сложно прочитать по его лицу, говорил он в шутку или всерьез. Младший вдруг помрачнел: — Тебе вообще все равно с кем? Сейчас идешь к Джисону, а если он не сможет, пойдешь к Хенджину? — О чем ты вообще? — Лино раскинул согнутые руки в стороны, понижая голос. — Не гадь там, где ешь. Это отразится на всех нас. — Сынмин резко развернулся на пятках и зашагал вниз по лестнице, печатая сообщение Чану, чтобы тот написал, когда вернется. Минхо непонимающе смотрел вслед младшему.  *** Джисон совершал невероятное почти каждый день, с тех пор, когда в доме появился Минхо. Выходил из дома чаще раза в неделю, ел домашнюю еду, думал о ком-то чаще, чем о самом себе. И… даже убирался. В кружках на тумбочке у кровати появилось парочку новых цивилизаций, а под кроватью он нашел потерянные новые кроссовки в коробке, ни разу не надеванные. — Буэ, — он зачем-то понюхал футболку, которую нашел за кроватью. Джисон вошел в кураж. Обычная легкая уборка (Хан, соберись, так жить нельзя!) превратилась в вечерний гиперфикс. Теперь он замечал каждый грязный носок, каждую пылинку на комоде, каждую крошку от чипсов возле кровати. Он схватил расческу и принялся говорить в нее, как в микрофон, расхаживая по комнате: — Доброй ночи, с вами ведущий программы «Ночные чистюли», J.One! Сегодня мы с вами попали в комнату милого паренька Хана Джисона. Давайте посмотрим, что может сделать команда уборщиков под моим предводительством в этом убогом свинарнике! Он быстро пересек комнату, дошел до шкафа и принялся вытаскивать вещи с полок. — Для начала мы проведем ревизию всей одежды и выбросим уже ненужное, — говорил он вслух, пародируя ведущего. — После! — Он подошел к тумбочке и выдернул ящики, положив их на кровать, то же провернул и с комодом. — Проведем осмотр содержимого в тайниках. Что обнаружит наша команда: грязные носки, смазку для дрочки или миллион спутанных проводов? Узнаете в сегодняшнем выпуске! Он хохотнул и подбежал к ванной, резко открыл дверь и повис на ручке: — А потом мы окунемся в святая святых — в купальни! Тщательно отмоем санфаянс до блеска, чтобы в унитазе можно было заваривать рамен! Сделав еще пару кругов по комнате, он окончательно довел ее до полной разрухи и упал, раскинув руки, на гору одежды рядом со шкафом. — Блять, — вслух грустно усмехнулся он. — Ничего не сделал, а уже устал. И ведь не бросишь теперь, реально убираться придется… — он оглядел масштабы разрушений и застонал. Всю ночь убираться. Мало днем ему было… Послышался стук в дверь и Хан испуганно сел. — Кто там? — Свой голос показался чужим, чересчур высоким. — Это я, Минхо. Пошли смотреть «Человека-бензопилу». «Это ты будешь “Человека-бензопилу” смотреть, а я на тебя», проворчал Хан уже про себя. Нет, он должен сделать паузу во встречах с хёном. Иначе он просто сойдет с ума. Нельзя было так с ним сближаться. — Не могу, я… — Хан оглядел комнату и честно ответил, — убираюсь. — Сейчас? — В голосе Лино звучало недоумение. Правильно было бы уточнить «Что делаешь? Убираешься?», а не «Сейчас?», но Джисон знал, что старший просто не видел все это время, в каком сраче он обитал. Вдруг захотелось сходить в комнату к самому Минхо. Как у него? Светло? Темно? Есть какая-то ерунда, в виде привезенных плюшевых игрушек или картин? А вдруг у него такой же бардак, как у Джисона? Тогда они могли бы вместе снимать воображаемую передачу «Ночные чистюли»… Хан усмехнулся. — Ладно, я тогда… пойду? Спокойной ночи или легкой уборки там, не знаю, что лучше пожелать, — голос старшего звучал разочарованно, не дождавшись ответа. — Ага, и тебе, — только и смог выдавить из себя Джисон. Посмотреть «Человека-бензопилу» с хёном вдруг захотелось сильнее, чем делать вид, что он сможет продолжать попытки сократить общение. Минхо пожал плечами, отстраняясь от двери младшего. Дурдом какой-то, Сынмин вдруг жить не может без раскрытия секретов, которые, к слову, были скорее стыдными, чем мрачными и интригующими. Джисон… убирается ночью. Возможно, это знак от вселенной, что Чанбин прав, и пора уже начинать спать по ночам, а не в телик пялиться. Вот бы он был прав только в этом… Вдруг мимо вихрем по коридору пронесся Хенджин, отталкивая Минхо рукой с дороги. Он выглядел крайне возбужденным и скрылся за дверью спальни, громко хлопнув дверью. Минхо потер ушибленное от столкновения плечо. «То проходу мне не дает, флиртует, то дрочка по телефону, то толкается, не говоря ни слова. Сегодня какое-то затмение? Ретроградный Меркурий?», думает старший и фыркнув, окончательно решает идти спать. *** Вечеринка в честь открытия клуба волновала сразу нескольких членов канпэ. Минхо переживал за выступление Джисона и за свою репутацию в новой Семье. Хенджин гадал, придется ли по вкусу гостям новые «дополнительные услуги», от которых самого передергивало. Джисон просто переживал. По залу тут и там сновали люди: протирали столы, натирали витрину с алкоголем, отпаривали занавесы сцены и портьеры. Вот-вот должен был прибыть кейтеринг и официанты. — Не дергайся, пожалуйста, — Хенджин раздраженно вздохнул. Он заранее продумал, как будет выглядеть Джисон на сцене и заказал ему костюм. Только талия Джисона оказалась настолько узкой, что пришлось поработать с булавками. — Ты меня ткнул, — плаксиво протянул тот, все же вставая ровно. Он смотрел на свое отражение и оно ему нравилось. На Хане были черные брюки, расшитые золотыми вензелями на правом бедре и простая  белая рубашка. Брюки облегали его бедра и выгодно подчеркивали круглую задницу. На пальцах красовались кольца, а на шее — несколько цепочек разной крупности, также в золотом цвете. Золотой ему шел, подчеркивал медовую кожу. Главным элементом образа был широкий корсет, надетый поверх рубашки — черный, с декоративной шнуровкой красными атласными лентами спереди. Сами застежки располагались сзади, сзади же Хенджин и орудовал булавками, стараясь уменьшить корсет. Волосы Феликс уложил ему на одну сторону и эффектно накрасил глаза черными тенями с блестками. Хенджин, закончив, отошел от Джисона, чтобы полюбоваться своим творением. — Ладно, я признаюсь, сейчас ты очень хорош, — довольно улыбнулся он и замахал руками в сторону сцены, — ну-ка, иди, оценю тебя из зала. Джисон старался не показывать, что его смутила похвала Хенджина и деланно высокомерно поднялся на сцену. — Ну, — вздернул он подбородок, — все еще хорош? Хенджин сидел в VIP зоне, рассматривая Джисона. Он обратился к парню, стоящему у диджейского пульта: — Организуйте нам свет, пожалуйста. Я уже его выставил, просто включите. Зал погрузился в интимный полумрак. Софиты выстрелили в Джисона, заставляя все золотое в нем засверкать и переливаться. На контрасте с белоснежной рубашкой, кожа казалась еще более загорелой, свет сглаживал ее, заставляя светиться практически журнальным глянцем. На фоне подсвеченного красным задника сцены, талия Джисона смотрелась уж совсем невероятно тонкой, а бедра, наоборот, контрастировали приятной округлостью. — Да, никогда бы не подумал, что скажу это, — произнес Хенджин. Хан прислушался. — Но я — гений света, все-таки, настоящий гений. Света и цвета. Какой же я молодец! — Тьфу на тебя, — фыркнул Джисон, — гений ты, гений, кто же спорит? Я-то нормально выгляжу? Меня тут чуть слепит и я не вижу твоего лица. Плюс огромный, конечно! Хенджин фыркнул и подошел поближе к сцене, не спеша поясняя: — Ты не понял, я гений света и цвета, потому что благодаря мне, ты сейчас на сцене смотришься просто… — Вау! — Воскликнул голос у входа в клуб. — Невероятно… — добавил он уже тише. Джисону и Хенджину не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто это. Один из них не смог его забыть, как ни старался, а второй — хотел быть как можно ближе к этому голосу, лелея его в своей голове и возвращаясь к нему в своих снах. — Привет, хён! — Крикнули они одновременно. Джисон — обреченно, Хенджин — игриво. Минхо отошел в центр зала, так, чтобы видеть младшего на сцене с лучшего ракурса: не слишком запрокидывая голову, но достаточно близко, чтобы суметь рассмотреть, как ярко подведены его выразительные глаза и рассмотреть золотые вензеля на бедре. Хенджин вальяжно подошел, положив руку ему на плечо. — Круто выглядишь, — сказал он ему на ухо, — ты переоденешься или будешь в этом? Минхо был в кожаных глянцевых штанах с ремнем, украшенным блестящими камнями, в черной майке и красной кожаной куртке с заклепками. Из макияжа только черные стрелки, на шее — серебряный жетон на подвеске, похожие носят солдаты для опознания. На левом ухе — сережка в виде большой булавки, на которую надеты булавочки поменьше. Его новый пшеничный цвет волос молодил, верхняя губа аркой стала как будто больше, а острые черты лица чуть смягчились, оставаясь все такими же четкими. Джисон смотрит на то, как Хенджин трогает Минхо, как приближает к его уху губы, и софиты выхватывают то, как непроизвольно сжались его челюсти. Минхо смотрит на Джисона, не отводя взгляд и, замечая его реакцию, отвечает, не поворачиваясь к Хенджину. — Останусь так. Хан смягчается и выходит из под выставленного света, садясь на край сцены, свесив одну ногу. — Это все свет и цвет, без них я выгляжу как обычно, смотри, — он разводит руки в стороны, смущенно улыбаясь. — Ты обычно и выглядишь замечательно, — Минхо ответил почти шепотом и не был уверен, что младший его услышал, потому что тот застыл, не опуская разведенные руки, лишь немного приподняв брови. Шипение Хенджина в ухо зато он услышал хорошо: — Ладно, ладно, мы все тут красивые, там вывеску когда установят? Минхо отодвинулся от него, махнув рукой в сторону двери: — Вы не слышали, как мы вешали? Идите посмотрите. Меньше чем через минуту, они втроем смотрели на золотую вывеску «God’s menu». — Нас будут путать с рестораном, — обреченно вздохнул Хенджин, не скрывая разочарования. — Мы же блядушник, можно же было назваться как-то… ну там, «Charmer», например. — Чародей? Обольститель? Получилась бы стандартная пошлятина, — покачал головой Минхо. — А вот это гениально, — прошептал Джисон, переводя взгляд с вывески на улыбающегося Минхо. Хенджин нахмурился. — И что тут гениального? — Ну, если можно так выразиться, ваш клуб — как ресторан, торгующий людьми. И «меню» теперь правда впечатляет. Я видел ваш каст, там на вкус почти любого извращенца найдется блюдо. Даже та дамочка с протезом… — Хватит, пожалуйста, — Хенджин помассировал виски. — Хорошо, хоть детей у нас нет… — Это неудобно: их нужно куда-то селить, лечить, учить, а еще они в подростковом возрасте просто невыносимые… — поймав удивленные взгляды младших, Минхо рассмеялся, — ну и рожи у вас! Я шучу! Шучу. Продавать детей это пиздец, конечно. Хенджин первым зашел обратно в клуб, Лино же, пропуская Хана вперед, придержал его за талию, шепнув на ухо: — Это все благодаря тебе, помнишь, когда я впервые всем готовил ужин, ты устроил небольшое представление? Мне так понравилось, и… вот вспомнил, когда нужно было придумать название. Джисон сдавленно угукнул. Минхо смутился и убрал руку с его талии. Когда через полчаса в клуб вошел Сынмин, Джисон сидел на краю сцены, болтая ногами, а старшие ссорились у двери, ведущей в коридор, за которыми скрывались комнаты для «особых услуг». На большой черной двери, которая выглядела, как служебная, светились буквы «Backdoor». Сынмин был в черных штанах с подтяжками, в белой безрукавке с черными надписями на английском и в галстуке, который выполнял элемент декора, будучи расслаблено завязанным где-то на груди. На глазах были бордовые тени, делая его похожим на усталого вампира, что весьма сочеталось с его характером. Джисон помахал ему рукой, хлопая по сцене рядом с собой, приглашая сесть рядом. — Круто выглядишь, — шепнул он ему. Сынмин одними губами ответил: «Это все Феликс». — Ты опошляешь мой клуб! — Хенджин размахивал руками, он еще не кричал, но был близок к этому. Минхо стоял, привалившись к стене, сложив руки на груди. — Это мой клуб, и, если захочу, я сделаю тут фотообои с волосатыми жопами, — невозмутимо ответил он, глядя исподлобья. Сынмин сел рядом с Джисоном, обменявшись слабыми рукопожатиями. — Вот такие у тебя значит вкусы? — Хенджин понизил голос, — то есть, когда тебе от меня нужна работа, так это «наш» клуб. А когда ты хочешь все сделать по-своему, это только «твой» клуб, а я могу катиться нахер? — Получается так, — стена за спиной старшего выражала и то больше эмоций, чем он. После секундной паузы, в которую Хенджин успел вставить возмущенное фырканье, Минхо добавил, — ты ведь тоже называешь клуб «своим», в чем проблема? — Да он и был моим! Джисон толкнул Сынмина в бок локтем, шепнув: — Смотри, у хорька сдают нервишки, — и гаденько хихикнул. — Он и был моим, пока ты не приперся! — Распалялся Хенджин. Он ткнул несколько раз старшего пальцем в грудь. Лино перехватил его палец и, быстро вывернув руку, заломил ее за спину.  Хенджин взвыл, попытался пнуть Минхо ногой в колено, но получил только поджопник и более болезненную хватку. Сынмин неуверенно дернулся вперед, но Джисон твердо положил ему руку на бедро, покачав головой. — Когда я приперся, ты уже разорился, — громко прошипел Минхо, свободной рукой прижимая к себе Хенджина за шею, когда тот попытался ударить его затылком в нос. — Хватит выебываться в каких-то мелочах. Это всего лишь вывеска на двери. — Он смягчил голос, ослабляя хватку, — ну же, Хённи, ты обещал больше со мной не ругаться. Хенджин раскраснелся, стараясь не улетать мыслями далеко, но даже младшим со сцены было заметно, что уровень гнева в нем поубавился. Он облизнул губы и подался задницей назад, почти неуловимо потираясь о пах Минхо. Тот с шумом втянул в себя воздух через сжатые зубы. — Что ты… — Это ты так меня провоцируешь? — Еле слышно прошептал Хенджин, отворачивая голову от зрителей, — чтобы я нарывался, а у тебя был повод для наказания? Минхо совсем отпустил его. Он несколько раз растерянно моргнул, после чего его брови взметнулись вверх. — Что? — Прошептал он. — Ты об этом все время думал, когда меня выбешивал? — Что там у них происходит? — Джисон спрыгнул со сцены, сокращая расстояние до парней. Сынмин продолжал сидеть на сцене, не стесняясь всем видом выражать осуждение. Хан подошел к Хенджину и несильно толкнул его ладонью в плечо: — Ты чего разорался? Нормальная аллегория: заходишь типа в ресторан с божественным меню, — он показал в воздухе кавычки, — хорошо проводишь время, а за специальным блюдом от шефа нужно пройти через служебный вход, в непубличную зону. Это же все игра слов такая. Чего бесишься? — Да, — Хенджин сдул челку, упавшую на лоб, — всего-то. Пройти через служебный вход, который еще и черный, который еще и задний, да? Совсем никаких намеков! — Так это буквально бордель, хорек! Или твоя пидорская душонка не выдерживает намеков на жопы? — Хмыкнул Джисон. Минхо посмотрел на Джисона, задумчиво нахмурившись, а Хенджин возмущенно выдохнул через рот, красноречиво взглянув на старшего. — Я хотя бы не сужу людей за ориентацию, — он покачал головой и, резко развернувшись, быстро вышел из клуба. — Джисон, — укоризненно покачал головой Минхо и побежал за Хенджином, окликая его. Хан растерянно повернулся к Сынмину, который сидел, подперев голову кулаком. — А я-то что не так сказал? — Вы все тут, блять, всё не так сказали, — застонал, запрокинув голову Сынмин. Хенджин уже сидел на ступеньке у входа в клуб, обхватив себя руками и пытаясь дышать, считая до десяти, когда из клуба вышел Минхо. — Капец, ты быстрый, — простонал он, выдыхая. — Не угонишься. Хенджин не обернулся. Минхо сел рядом, наблюдая за выражением лица младшего. — Давай теперь честно, ты так сильно выбесился прям из-за этой сраной таблички? Лично мне нравится очень, но если тебе так уж принципиально, мы можем ее снять. Хенджин затравленно взглянул на него и тут же снова отвернулся.   — Не надо, — прошелестел он, — прикольно на самом деле… — Тогда какого хера, Хенджин! — Минхо было повысил голос, но вовремя осадил себя и более спокойно добавил, — я терпеть не могу вот эти истерики на пустом месте. Меня это очень злит. Потом всем паршиво. Скажи нормально, что у нас случилось? Хенджин повертел на пальце кольцо. — Ты знал, что он гомофоб? Джисон. Он очень часто начинает в ссоре переходить на ориентацию. Минхо отмахнулся: — Да ладно, в ссоре назвать «пидором» это еще не гомофобия. Даже я так иногда делаю, — он рассмеялся, — есть же реально «пидоры», без привязки к ориентации. — Нет, это мерзко, — покачал головой Хенджин. — Да я никому тут и не обещал быть приятным, — улыбнулся старший. — Так и… ты скажешь, почему ты слетаешь с катушек? Хенджин встал, отряхнув джинсы на заднице и подошел ко входу в клуб. — Ты спросил, что у нас случилось, — задумчиво произнес он. Минхо обернулся. — Проблема скорее в том, что до сих пор не случилось. Хенджин зашел в клуб. Минхо вдруг рассмеялся, спрятав лицо в ладони. К клубу подъехал оранжевый Porsche-кабриолет, за рулем которого сидел улыбающийся Феликс. Нарушая черно-бело-красную гамму членов канпэ, он был одет в бежевые карго-брюки, на которых красовались коричневые гартеры и в золотистую блестящую безрукавку с высоким воротом. Не смотря на блестящий верх, на его запястьях красовалось по несколько браслетов из золота и платины, а на пальцах, уже стандартно, можно было насчитать по меньшей мере семь колец. Правое ухо обвивал золотой кафф с перламутровой отделкой. Волосы были заплетены в многочисленные косички, тут и там можно было увидеть заколки с жемчугом. — Жители района, осторожно! К вам спустилось само солнце! Может ослепить! — Шутливо завопил Минхо, закрывая вид на Феликса ладонью. — Да, поосторожнее там, наденьте солнцезащитные очки, — поддержал Феликс, очаровательно улыбаясь. Он подошел ближе, смотря на старшего сверху, нажал на кнопку блокировки на ключах. — Хенджин сейчас на меня будет ворчать, что я не в дресс-коде, но мне осточертела эта мафиозная тема с кожей и черными цветами, — в подтверждении своих слов, он показал рукой на Минхо. — Эй, — деланно обиженно произнес тот, — я, вообще-то сам так оделся. Мне нравится хоть иногда носить что-то кроме треников. — Но свои треники любишь больше, да? — Хохотнул Феликс, протягивая руку, чтобы помочь ему встать. — Разумеется, — Минхо принял руку и поднялся с бетонной ступеньки. *** Ким Сынмин. Сынмин сидел в углу бара и рассматривал зал: в клубе темно и шумно, народ заполнял небольшой зал, собираясь почти без опозданий ко времени. Вот этот человек держит в руках импорт практически всего мяса в Южную Корею. Этот — помощник председателя консервативной партии. Этот — генеральный комиссар Национального агентства полиции, пожалуй, самая крупная шишка из всех присутствующих по величине власти. Вот этот человек — нотариус, работающий на семью жены Чинхва, Сумин. Эта женщина — вдова крупной сети газетной и журнальной печати, которой удалось после смерти мужа стать-таки главой компании. Этот — организовывает все международные мероприятия. Декан Сеульского национального университета, еще парочка депутатов, владелица огромной интернет-площадки, главный редактор первого национального телеканала… Он жадно отслеживал входящих, мысленно гордясь проделанной работой: большинство крупных шишек привел либо он сам, либо доставил им приглашение тайно, через подставных лиц. Гостей не очень много, но те, что есть, удивлены друг другу. Минхо просил сделать так, чтобы его клуб могли рассматривать в качестве заведения, где большие шишки разной направленности захотят обсудить дела в неформальной обстановке, а значит — будут тащить сюда все новые высокопоставленные лица. Минхо бесил его своей недальновидностью в делах душевных, но, что касалось дел земных, Сынмин был им очень доволен. Он знал, чего хочет, просил без лести, но и без замашек большого босса и всегда благодарил после. На секунду даже стало немного стыдно того, как повел себя с ним недавно в коридоре. По-глупому подпортил отношения… — Ким Сынмин! — Услышал он восхищенный возглас над ухом. — Вы выглядите так…  Сынмин обернулся, увидев стоящих за ним Чо Чинхва и Сон Чжэрима. Он искренне был рад, что они пришли, ведь цель его сегодняшнего присутствия в клубе было вовсе не праздное разглядывание чеболей, депутатов, бизнесменов и прочих влиятельных лиц. И уж точно не просмотр выступлений с шибари и эротической гимнастикой. Они пожали друг другу руки, после чего Сынмин проводил их в VIP ложу, которая при необходимости, могла скрыться за плотными портьерами. Чжэрим не отводил от него взгляда и Сынмин заставил себя улыбнуться ему теплее, чем обычно — вдруг такое расположение пригодится в будущем. *** Хан Джисон. Он смотрел на зал из-за кулис, мысленно уговаривая себя, что даже если он выступит плохо, ничего страшного не случится. Феликс порхал от одного гостя к другому: уточнял, все ли им нравится; интересовался, как им танцовщицы и танцоры в клетках; шутил; намекал, что в «God’s menu» этого заведения есть то, что удовлетворит каждого и тихонько показывал пальцем на управляющего, который был ответственен за демонстрацию «допов». Он прикасался то к одному, то к другому гостю кончиками пальцев к плечу или руке и обворожительно улыбался.  Хан иногда хотел быть таким. Чтобы взаимодействие с людьми не отнимало энергию, а прибавляло. Он всегда удивлялся, как Феликс может часами тусоваться на каком-то приеме, активно общаясь и заводя знакомства, потом играть несколько часов с Сынмином в игры, а после — пойти в комнату к Чанбину, философствовать до четырех утра. У самого Джисона социальная батарейка от такого не просто кончилась бы, она взорвалась бы, не подлежа восстановлению. Он глубоко вздохнул. Ну и хрен с ним. Хрен с Феликсом, хрен с социальным взаимодействием. В конце концов, социоблядство Феликса на таком уровне, что даже экстравертные в меру Чан и Бин были в шоке. Нечего себя сравнивать с такими крайностями. В конце концов, если Джисон и не король общения один на один в толпе, то уж точно хорош на сцене. Он умеет держать внимание публики, общаться с ней, влюблять в себя. Он знает, какие интонации его голоса очаровывают, какой стороной повернуться, чтобы тонкая талия завораживала, а ширина плеч поражала. Знает, когда надо смешно надуть щеки, прикидываясь невероятно милым. Хан бывает хорош, чертовски хорош и знает это. Но волнение, прикрытое самоуверенностью все же пробивалось, как цветок через асфальт. Он аккуратно почесал глаз, стараясь не испортить макияж и прокрутил в голове примерный сценарий выступления. Напротив сцены повесили часы, чтобы Джисону было проще ориентироваться. Приветствие, небольшой стендап, после идут номера… он подсмотрел в блокнот: небольшое шоу бурлеск, выступление стриптизеров, после — АСМР эротическое шоу (это как вообще?), блок перерыва, БДСМ выступление с шибари и поркой, порно-гимнастика (а это что?), шоу с эротическим массажем и заключительная речь перед диджей сетом. На плечо легла горячая (очень горячая!) рука. Джисон вздрогнул и обернулся. Минхо ободряюще улыбался: — Как ты? Волнуешься? Спасибо, теперь точно да. Он рассеянно кивнул, переводя взгляд на руку у себя на плече. Минхо смущенно убрал ее. — Выглядишь просто невероятно. Этот корсет… — он какое-то время смотрел на талию младшего. Джисон надеялся, что в полумраке за этими шторами не видно его покрасневшее лицо. — Спасибо, немного непривычно, я давно не наряжался. Минхо рассмеялся так светло, что напряжение сразу спало. — Да я тоже. Ты меня вообще часто не в трениках видел? Минджун уже шутит, что они приросли ко мне и я просто не могу их снять. Джисон хихикнул. — Кстати! — Минхо легонько хлопнул рукой себе по лбу, — совсем забыл рассказать, шкаф он продал на следующий день. За полную сумму, которую ты ему в объявлении написал. Так что ты и вправду, — он улыбнулся одними глазами, — гений. — Круто, — протянул Джисон, рассматривая стрелки на глазах старшего. «Вот куда красивее-то? Но ты как-то умудрился…», подумал он. — Через пять минут мой выход. Ты будешь смотреть? Он поднял свои руки, демонстрируя, как они трясутся и Минхо, повернувшись к нему боком, взял левую руку Джисона в свою, переплетая пальцы и крепко сжимая ее. Хан чувствует под подушечками пальцев нежную кожу его руки. Хан трогает чуть загрубевшие от занятий боксом костяшки. Рука хёна чуть меньше его руки, но крепче и сильнее. И горячая, такая горячая… — Конечно, — покивал Минхо, смотря ему в глаза, — может, я не смогу посмотреть прям все — меня иногда дергают тут по мелочам. Но приветствие я точно посмотрю, обещаю. Удачи! Он перевел взгляд на их сцепленные руки и, аккуратно высвободившись, ушел в зал. Ладонь Джисона пылала, все еще сохраняя тепло руки старшего. Но по-настоящему у него горела душа. Не получится у него отдалиться от Минхо. Сама мысль об этом казалась сейчас абсурдом. *** Хван Хенджин. Занавес открывается и на небольшой сцене клуба появляется Джисон. Хотя этот человек, по мнению Хенджина, отличается от обычного, домашнего Джисона кардинально.  — Дамы и господа, — он держит микрофон в одной руке, а в другой обводит зал широким взмахом. — На сегодня я ваш ведущий, J.One. Добро пожаловать в наш новый клуб «God’s menu». Вы же знаете, как переводится «God’s menu»? — Подождав ответа буквально пару секунд, он продолжил, — хотя, что я спрашиваю! Тут собрались такие люди, которые уж точно знают английский. — Хан вдруг подошел к краю сцены и заговорщицки подмигнул, говоря шепотом в микрофон, — А кто не знает, ни за что не признается, чтобы не позориться, так? По залу прошлась волна первых смешков. Хан, заметив это, уверенно расправил плечи и вернулся в центр сцены. — Что ж, для тех, кому неловко признаваться, что он все еще не понял, почему пришел в клуб, который называется «божественное меню», а его тут ничем не кормят, кроме легких закусок, — Хенджин снова услышал смешки в зале, — поясню, что наше меню совсем другого рода. Ребята, — он повернулся куда-то в глубь зала, подзывая кого-то рукой.  В зал стрельнул прожектор, выхватывая красивую девушку в купальнике и парня в шортах. Они, улыбаясь, не спеша продефилировали по залу и поднялись на сцену, вставая по обе стороны от Хана — Итак, идеал красоты, да? — Вещал Хан в микрофон. — Девчонка ну просто отпад! Сиськи, задница… повернись, дорогая, — девушка подняла руки и, улыбаясь, медленно прокрутилась вокруг своей оси. — Все при ней, не так ли? — Он услышал одобрительные возгласы из зала: алкоголь уже начал действовать, и обаяние ведущего стало еще очаровательнее. — А этот парень, просто вау! — Хан помотал головой, делая вид, что морщится от переизбытка чувств, — какая идеальная грудь, какие крепкие бедра, какой пресс! Можно потрогать? — После кивка он наклонился ухом к животу парня, провел по нему рукой и перешел на громкий шепот, — вы слышите это? Прислушайтесь, — Он поднял указательный палец вверх, люди в зале настороженно покрутили головами, пытаясь понять, что же они должны услышать. Хан вдруг выпрямился, почти крича, — это звук того, как встает мой огромный хер, глядя на этих ребят! В зале рассмеялась скорее не над самой шуткой, а над ее нелепостью, раздались редкие хлопки. — Подловил, — рассмеялся рядом с Хенджином какой-то чиновник, улыбаясь. — Все, идите, а то я за себя не отвечаю, — покачал головой Хан, отпуская пару со сцены,  — конечно, так приятно трахнуть кого-то красивого, чтобы потом повыпендриваться перед друзьями, — в толпе можно было увидеть одобрительные кивки. — Но, — Хан сделал вид, что задумался, — у меня иногда бывает такое ощущение… — он поднял вверх руку, ладонью к залу, — не подумайте ничего такого. Просто порой просыпаешься и очень, очень хочешь трахнуть кого-нибудь, например, без руки. Но не пойдешь же на улицу, искать такую девочку, а потом приставать к ней, предлагая секс за деньги? В зале послышались нервные смешки и удивленные возгласы. — А что за осуждение? — Нахмурился Хан, — инвалиды тоже люди, которые хотят трахаться. Или, вот, видели ту стройную девчонку с классной задницей? А если, я, например, хочу девчонку без задницы. И без сисек. И ужасно худую. Что называется, «погреметь костями» после тяжелого дня, — Хан после каждой реплики выхватывал людей, в чьих взглядах видел понимание и еле заметно кивал. — Или вот, хочется поплавать в волнах какой-нибудь безумно жирной дамочки, чтобы каждую секунду переживать, что она задавит меня своей грудью. Бывает же такое? Может, не так радикально, но что-то необычное. Ну, похлопайте, кто ловил себя на нестандартных вкусах. Феликс быстро подбежал к самому светлому месту в зале, где его было видно, и принялся громко улюлюкать, хлопая. Компания, стоявшая рядом с ним, поддержала хлопки, а за ней подтянулся и весь зал. Хенджин заметил Минхо, который стоял у стены недалеко от двери со светящимися буквами Backdoor, попивая из стакана зеленый коктейль.  В груди кольнуло. Он никогда не смотрел на него так… Хенджин ловил на себе заинтересованные взгляды Минхо. Любопытствующие. Игривые. Веселые. Строгие. Раздраженные. Взгляды, подернутые пеленой желания. Равнодушные. Но ни разу он не наблюдал в глазах старшего такого восхищения, с которым тот сейчас смотрел на сцену, смотрел на Джисона. — Так и знал! — Ободряюще воскликнул Хан. — В нашем ресторане нет сашими или кимчи чигэ, но есть шлюхи на любой, даже самый изощренный вкус! Если вы хотите что-то стандартное — без проблем, у нас этого добра навалом! Но если вы перепробовали всех красоток и красавцев в Сеуле и хотите что-то действительно необычное — добро пожаловать к нам, открывайте наше божественное меню и выбирайте любое блюдо! Толпа одобрительно зааплодировала, кто-то засвистел. Минхо заливисто рассмеялся. Хан принялся перечислять, какая программа ждет зрителей, показывал, куда подойти для заказа обычных шлюх, а кто сможет подобрать шлюху под необычные вкусы. Минхо обнимал его глазами, блуждая взглядом по лицу, широким плечам и тонкой талии. Всегда успевал обвести взглядом круглую задницу, когда Джисон поворачивался на сцене боком или нагибался к какому-то зрителю, чтобы вовлечь его в разговор. — Дорогие гости, прошу учесть, что у нас вы можете получить любые услуги, кроме мокрухи с некрофилией, нанесения увечий и педофилии. Сами понимаете: бизнес понесет огромные убытки, ведь клининг от трупных останков ужасно дорогой, шлюхи после увечий выйдут из строя, а детей где-то надо селить, лечить, учить, воспитывать, да и подростками у них ужасный характер, — он подмигнул в зал, надеясь, что Минхо оценит свою же сворованную шутку. Раздались нервные смешки, а генеральный комиссар полиции рассмеялся так громко, что на него стали оборачиваться. Джисон упер свободную от микрофона руку себе в бок, в самую тонкую часть талии и Минхо закусил губу. Нет, это уже слишком. Хенджин схватил с подноса проходящего мимо официанта игристое и выпил залпом. Он не пил уже год. Если Чан узнает — будет скандал, но ему уже плевать. В груди ужасно жжет противное чувство, название которому он не хочет давать. Он пересек зал, подходя к старшему, загораживая сцену, но не слишком близко, чтобы тому было удобно рассмотреть Хенджина. — Как тебе? — Кокетливо, но с вызовом произнес он, поигрывая плечами, на которых легко двигалась расстегнутая до середины алая прозрачная рубашка. Перед приходом гостей он переоделся в черные узкие брюки и рубашку, расстегнув ее чуть ли не на половину. На грудь свисали золотые цепочки, а шею плотно облегал черный бархатный чокер. Волосы он уложил в мелкие кудри. На нем были узкие алые очки, превращающие и так утопающий в красных оттенках зал в полный монохром. — Просто невероятно, — покивал Минхо, не отрываясь глазами от сцены и сдвигаясь в сторону, чтобы продолжать видеть Хана. — Спасибо, я знал, что мне пойдет, — невозмутимо ответил Хенджин, двигаясь снова в поле зрения старшего. Тот, наконец, перевел взгляд на Хенджина, встряхнул головой и, рассмотрев его сверху вниз, заключил: — Красиво и по-блядски. Хорошо, — он несколько раз перевел взгляд с Хенджина на себя и обратно. — Красный верх, черный низ. У нас прямо парный лук. Хан, тем временем, объявил первых выступающих и спустился со сцены, уходя в гримерку к другим артистам. — Выглядим так, как будто бы я приехал, чтобы тебя снять, — усмехнулся Минхо, — твоя рубашка, конечно… пошлятина ужасная. Мне нравится. Хенджин подошел совсем близко, наклоняясь, чтобы прошептать в ухо: — Так сними меня, — сердце бешенно заколотилось, стало жарко. Игристое не могло так быстро ударить в голову. Или могло? Минхо приподнял бровь и повернулся к Хенджину, прошептав ему в губы: — Так прямо предлагаешь себя? Не стыдно? Хенджин придвинулся еще ближе, ставя свою правую ногу между ног Минхо, прижимая его к стене. По рукам пробежали мурашки. — Мы буквально в борделе, я одет по-блядски. Настроение соответствующее, — Хенджин касался губами уха Минхо и удовлетворенно почувствовал, как у него сбилось дыхание. Старший отвернулся и сделал еще один глоток из стакана, пытаясь сосредоточиться. Он чувствовал на своем бедре, как член Хенджина становится твердым, легкое опьянение подгоняло воображение. Минхо несколько раз глубоко вздохнул и, отодвинувшись, твердо произнес: — Нет. — Что? — Голос подвел Хенджина, сорвавшись. Он резко выдохнул и сделал шаг назад, возмущенно смотря на старшего. — Нет, я не издеваюсь над тобой, — размеренно произнес Минхо, предвосхищая бурную реакцию. — Просто мы на работе. Тут Джисон, Сынмин и… — И что? — В глазах Хвана мелькнул холодный гнев. Было сложно поверить, что этот человек минуту назад предлагал себя, игриво прижимаясь всем телом. Он забрал у старшего стакан, поставив его на соседний стол, где сидела компания девушек. Те смотрели выступление и даже не обратили внимание на лишний коктейль. Он снова придвинулся к Лино , сжав его запястье так сильно, что на руке от напряжения вздулись вены. — Если тебе недостаточно, я сейчас закачу скандал на весь клуб, — жарко прошептал он в ухо, — я устрою здесь такую ебаную истерику, что тебе придется меня очень долго наказывать. Лино начинал закипать. — Я ненавижу, когда мной манипулируют, — холодно отрезал он, смотря на свое запястье в железных тисках. — Думаешь, я люблю? — Спросил Хенджин со смешком. Весело. Весело. Как же весело. Он правда готов был закатить истерику. Теперь, опьяневший, точно был готов. Его немного пугала собственная решимость, но в голове всплывал образ избитого им Фенга. Он возьмет свое. — Отпусти. Мою. Руку, — чеканя каждое слово потребовал Минхо. Хенджин издевательски наклонил голову, криво усмехнувшись и, открыв рот, сделал со своим языком что-то невероятное, медленно облизав губы под совершенно не физиологическими углами. — А. То. Что? — Копируя манеру старшего прошептал ему в ухо Хенджин и мокро прикусил мочку уха, громко причмокнув. — Сука, — зашипел Минхо, хватая Хенджина той рукой, за которую его держали. Он потянул младшего на себя, отходя в сторону двери с буквами Backdoor. Он толкнул спиной дверь, выходя в коридор, ведущий к VIP комнатам, втягивая за собой Хенджина. Ввалившись в первую VIP комнату, они расцепляют руки. Лино поднимает ручку двери вверх, закрывая ее, и толкает Хенджина в грудь. В голове пульсирует. «Он закрыл дверь». «Он закрыл дверь». «Он тоже этого хочет». — Что за хуйню ты творишь? — Минхо уже не сдерживается в децибелах, достаточно громко сотрясая комнату. — Вау, ты умеешь кричать, — издевательски протягивает Хенджин негромко. Как рассерженный котенок. Мяу-мяу-мяу. Хенджин смеется. — Я тебя ударю, Хенджин. Мне правда уже тяжело сдерживаться, — серьезно говорит Минхо, стараясь соблюдать дистанцию.  Грудь старшего высоко вздымается от глубокого дыхания. Руки сжаты в кулаки.  — Ты такой сексуальный, когда злишься, — Хенджин с удовольствием рассматривает раскрасневшееся лицо Минхо, подходя ближе. Попался. Старший низко рычит и также сокращает дистанцию, крепко, но не больно хватает Хенджина за шею. Тот издает еле слышный стон, слабея в ногах. Душно. — В этих играх должны быть правила, Хенджин, нельзя требовать себя наказать, — размеренно говорит Минхо, сдерживая гнев. — Нужно стоп-слово, нужно все обговорить, нужно не быть пьяными и не быть в истерике. Хенджин видит, что его рассматривают. Хенджин — солдат муравьиной фермы. Хенджин — научно-популярный фильм. Хенджин — дикое животное в вольере. Ему не жалко, ему есть, что показать. — Нахуй стоп-слова. — Из горла, сжатого рукой старшего, звук выходит низкий и хриплый. — А если я попрошу? Лино принялся опускать руку с зажатой в ней шеей, опуская Хенджина на колени. Нависая, он продолжает наблюдать за ним, со смесью похоти и удивления. — Ты хочешь настолько жестко? — Спрашивает он хрипло. — Ударь меня, — требует Хенджин громко, насколько может со сжатым горлом, смотря прямо в глаза. Пальцы разжимаются, отпуская шею и, Минхо, резко развернувшись, опускается на диван в нескольких шагах от сидящего на коленях Хвана. — Так не просят, — холодно отрезает он, удобно располагаясь на диване, потирая переносицу. Возбуждение Хенджина, пока целиком в голове, еще не достигшее пика физически, туманит разум. Он еле сдерживает радостный возглас предвкушения: он возьмет свое! Лино снимает кожаную куртку, оставшись в майке. Он выглядит мощно и внушительно, смотря на Хвана сверху вниз. Но Хенджина щекочет осознание того, что победителем сегодня будет именно он. Он принялся неспеша ползти к Лино и, оказавшись у его ног, трется щекой о колено. — Пожалуйста, господин, — шепчет он, заглядывая в глаза. — Ударьте меня, я заслужил. Минхо отодвигает его от колена, аккуратно снимает с него очки, положив их на диван и, придерживая за плечо, отвешивает ему пощечину. Щека даже не покраснела, Хенджин почти не ощущает боли. — У господина Ли совсем нет сил в руках? — Челка падает на глаза Хенджина. Минхо хмыкнув, отвешивает пощечину посильнее. Хенджин уже вошел в кураж, боль почти не ощущается, хотя в этот раз щека немного покраснела и шея неприятно дернулась. Он поднимает безумный, совсем почерневший взгляд на Минхо, снова медленно обводя языком губы. — Ты ебанутый, — заключает Минхо. — Воспитайте меня, господин Ли. Я совсем отбился от рук. — Слова, которые говорит Хенджин только по смыслу покорные. Произносит он их с сарказмом, а глаза насмешливо блестят. — Вы же не слабак, вы же сможете меня воспитать? Хенджин почти физически чувствует, как на Лино падает пелена гнева: он встает и вкладывает в третью пощечину такую силу, от которой Хенджин отлетает в сторону, упав на пол. Подойдя ближе, он переворачивает его ногой — скула оказывается немного рассечена кольцом, из нее подтекает кровь. Хенджин трогает рассеченную скулу и смотрит на окровавленный палец. Медленно облизывает его, глядя Лино в глаза. В глазах самого Хенджина — удовлетворение, но он замечает, что теперь уже Минхо не хочет останавливаться. Или просто не может. Возможно, он перегнул палку. Минхо расстегивает ему брюки, переворачивает его ногой на живот и стаскивает их вместе с трусами до колен. Да. Хенджин перегнул. Но он не жалеет. — Встань раком, — требует Лино. Хенджина трясет от предвкушения, по кошачьи выгибаясь, он выставляет задницу. — Считай каждый удар. Минхо резко выдергивает из своих брюк ремень. Придирчиво осматривает россыпь декоративных камней на нем. — Ты все понял? Считай каждый удар. — Да, господин Ли. — Будет больно, — предупреждает Лино. Хенджин неосторожно добавляет масла в огонь, презрительно фыркая. После чего Минхо переворачивает ремень камнями наружу. — Я передумал, — говорит он, ехидно. — Будет очень больно. Ремень со свистом опускается на задницу Хенджина, выбивая из него воздух. — Раз, — отсчитал Хенджин, выдохнув, но удержался в коленно-локтевой. Лино ударил той стороной, где камни были поменьше. Комната сжимается, перед глазами младшего — либо пол, либо лицо Лино, его руки, ремень, со свистом опускающийся на его задницу. Эйфория от получения приза настолько высока, что боль отходит на второй план. Тяжело считать. Это был второй или третий? Одинаково не больно. Не достаточно больно. Уже на четвертом ударе Хенджин заскучал. Задница порозовела, в двух местах остались небольшие царапины. На лице Лино — замешательство и изумление, возможно даже легкий испуг. Всматриваться не хочется. — А когда будет больно, господин? — Хенджин поворачивает голову в сторону Минхо, издевательски усмехаясь. Лино сжимает челюсть. Переворачивает ремень крупными камнями вверх и ударяет сильнее. На правой ягодице тут же появляется большая красная царапина, а Хенджин вместо счета стонет. — Это был четвертый, но ты не считал. Начнем заново. Через четыре удара задница Хенджина становится бордовой, еще через два — камни рассекают кожу в нескольких местах. На восьмом Хенджин уже умоляет остановиться. «Я уже так делал», стучит в сознании. «Я уже так умолял». — Пожалуйста, господин! Я больше не буду, я все понял! — Стонет он от боли. Он уже не может стоять ровно и просто лежит на полу, вжимаясь пахом в пол, как будто это может спасти его от очередного удара. — Нет, нужно закончить, — качает головой Лино. — Ты же не останавливался, когда я просил, почему я должен? Как там ты сказал? «Нахуй стоп-слова»? Встань как следует. Хенджин смотрит на него с ужасом и Лино переворачивает ремень изнанкой, скрывая камни. Видя это, младший снова поднимается, вставая как положено, уткнувшись головой в пол. Он не видит, что сейчас делает Лино. Но тот не делал особо долгих пауз между ударами. «Судя по всему, просто считает до десяти. Осталось два раза и все», думает Хенджин. Но Минхо ждет.  Минута. Хенджина мелко затрясло. Он предвкушает удар, ожидая, что вот-вот будет больно, то расслабляется, то снова напрягает тело. Две минуты. Хенджин начинает успокаиваться и спокойно ожидает удара. Три минуты. Страшно. Становится очень страшно от неизвестности. Вместе со страхом, нарастает возбуждение, член болезненно ноет, прося разрядки. — Пожалуйста, — хныкает он, подмахивая задницей вверх. Последние два удара хоть и нанесены мягкой стороной ремня, но Лино не жалеет сил. Вдобавок, ремень приземляется аккурат в те места, где кожа уже достаточно повреждена. Хенджин послушно считает последние удары и на десятом устало падает на пол, поворачивая голову вбок, чтобы посмотреть на господина. — Иди, — Лино стоит, удовлетворенно глядя на разбитого Хенджина перед собой.  Нет. Нет. Нет. Это еще не все. Хенджин слишком проворно для того, кого только что выпороли до крови, натягивает трусы вместе с брюками, не застегивая их, и вскакивая на колени, подползает к старшему. — Нет, — горячо шепчет он. — Я еще не заслужил. Он трется щекой о колено Лино и лижет его кожаные брюки во внутренней стороне бедра. Минхо ловит его за подбородок и засовывает в ему в рот большой палец. Хенджин облизывает его, посасывая, втягивая в себя щеки, с обожанием смотря на своего господина. — Я хочу, чтобы ты понимал, — произносит Лино, — это первый и последний раз. Между нами ничего нет. Ты понял? Хенджин часто кивает и выпускает палец изо рта. — Мне ничего не нужно между нами, — улыбается он.  Хенджин гладит руками бедра Лино, добирается до ширинки и, расстегнув, стягивает с него штаны. Высвобождает член и берет его в руку. — Вау, — произносит Хенджин, обхватывая толщину, игриво заглядывая Лино в глаза. Он хочет сказать еще что-нибудь, но… — Пизди поменьше, — Лино берет его за волосы и насаживает горлом сразу на всю длину. Уткнув его носом в пах, он держит его так почти десять секунд, удивляясь, что тот не давится. Резко выходя из него, он смотрит удивленно: Хенджин даже не прослезился. — Вот это — реально вау, — констатирует он. Хенджин стоит на коленях, высунув язык, смотря на Лино расфокусировано, поплывшими от похоти глазами. Комната вся — как утренний туман, но свежести нет. Душно, очень душно. У него начинают чесаться руки, а в голову приходят образы, которые хочется нарисовать. Хенджин тянется к члену, плаксиво стонет: — Пожалуйста… Он получает то, что хочет. Лино одной рукой грубо насаживает его на свой член и тяжело дышит. — Какая ты, все-таки, блядь, Хённи, — шепчет он хрипло, в очередной раз оттягивая голову Хенджина от своего члена. Тот зло зыркает исподлобья, на что получает сильную пощечину уже с первого раза. И стонет, не то от боли, не то от наслаждения. — Нет, — качает головой Лино, ухмыляясь, — а взгляд непокорный, тебя и до смерти забьешь, а спесь не выбьешь. Никакой я тебе не господин, больше не называй меня так. «Выбить бы из тебя эту спесь, откуда она вообще в таком, как ты взялась?», у Хенджина в голове — голоса. Во рту член. В комнате — туман. Руки чешутся, спина мокрая. И душно. Душно. Душно… Лино минет нравится, но он не стонет, не сходит с ума, не умоляет не останавливаться. Бесит. Хенджин проходиться по члену пару раз зубами — специально, на что получает сразу две пощечины. Минхо наступает ему на член. Совсем не как тогда — в комнате. Наступает больно, ботинком. Он снова отрывает Хенджина от себя. Тот уже устал: слюна течет по подбородку, глаза закатываются, он весь мокрый, хотя рубашка на нем — что она есть, что ее нет, а в комнате работает кондиционер. Кажется, он сосет уже вечность. Задницу саднит, рассеченные уже обе скулы — ноют. — Потрогай себя, — приказывает Лино, убирая ногу с члена. Хенджин гладит его через брюки, но старший трясет его за голову и уточняет, — нормально вытащи и дрочи. Он достает член, обхватывает его рукой и медленно гладит, чтобы не кончить слишком быстро. Лино принимается быстро трахать его в рот и кончает глубоко в глотку, прижав носом к лобку. Не отпускает, пока не убедится, что тот проглотил все и вытаскивая, довольно смотрит на Хенджина, который высунул язык, показывая, что и вправду ни капли не выронил. — Вот теперь, — тяжело дышит Лино, — ты и вправду хороший мальчик. Хенджина пробивает крупной дрожью и он кончает. *** — Как там клуб? — Бросил Чан. Он казался равнодушным, но на самом деле переживал за открытие. Не хотелось бы открыть еще одно убыточное заведение и позориться. Тем более сейчас клуб открывал Лино, а это… было необычно. Он попросил помощи у Чанбина с бухгалтерией, но, как только разобрался, мягко отстранил его от работы, под предлогом того, что не хочет нагружать. Чанбин при этом, имел доступ ко всем счетам и бухгалтерским книгам. Он активно привлекал Сынмина для помощи в составлении списков гостей и доставке приглашений, учитывая, кто друг канпэ, а кто только может им стать в будущем. Не забыл и об их приближенных, что расширяло количество гостей. Минхо связался с Йеной, попросил помощи в знакомстве с полезными полицейскими, попросил выбрать ему надежных охранников. Феликс помогал Сынмину в составлении звездного списка гостей, а также должен был стать приглашенным солнышком — человеком, который на самом открытии будет играть роль принимающей стороны, лавируя между людьми, ловя сплетни и рассыпаясь в комплиментах. — Сынмин написал, что все отлично, — одними губами ответил Чанбин, — Хан, говорит, выступает просто невероятно. Все в восторге от него. — Еще бы… — Чан подавил горечь в голосе, — хорошо. Тогда нужно сосредоточиться на нашей сегодняшней… торговле лицами. По правую руку от него фыркнул Чонин. — Йена, ты все помнишь? — Настороженно спросил Чан. — Улыбаться, кивать, молчать, много не пить, — повторил указания Чонин. — Именно. Это был званый ужин у крупного поставщика стройматериалов, куда позвали, пожалуй, всех акул строительства со всей Южной Кореи. Чан был одет в черный костюм тройку, Чанбин и Чонин — в темно-синие костюмы двойки. Нужно было завести новые знакомства, пообщаться со старыми и прикинуть, с кем бы еще хотелось иметь дело. *** Чжэрим то и дело клал руку на коленку Сынмину, когда смеялся над шутками Хана со сцены. «Гадость». Он старался не корчиться уж слишком сильно и аккуратно и упрямо продолжал убирать его руку со своего колена. — Да, — Чинхва отставил пустой стакан и оперся подбородком на руку. — Я все-таки решил внести этот законопроект, чтобы молодые строительные компании могли участвовать в тендерах. Сынмин напряг слух, забыв про руку Чжэрима, которая пробиралась все выше к бедру. — Тем более, — продолжал Чинхва, не замечая, как пьяный друг липнет к застывшему Сынмину, — парни они хорошие вроде, денег предложили до жопы, даже отказываться неловко. Главный там у них такой… ушлый парень, прямо я в молодости, — он пьяно хихикнул. — А что за компания? — Стараясь казаться как можно непринужденнее, Сынмин даже откинулся на спинку стула. — Да, это новенькие совсем… Окончание фразы потонуло в шуме: очередная шутка Джисона тронула сердца и зал разразился одобрительными хлопками и смехом. Чинхва, поднявшись, показал рукой, что пойдет заказывать шлюху. — Подождите, кто? — Спросил Сынмин, резко поднявшись со стула. Чинхва заметил это и с интересом приподнял бровь. — Да говорю же, там главный у них… Блять. Сраные выступления, сраная музыка, сраный Джисон. Зачем тебе пушка с конфетти в клубе? Сынмин готов был лопнуть от злости. С досады он даже топнул ногой и резко откинул руку Чжэрима, которая уже шарила по бедру. — Далеко не уходи, — рассмеялся тот. — Я-то знаю, что за парень и что за фирма. Сынмин сел, повернувшись к мужчине, делая лицо настолько доброжелательным, насколько мог. — Ой, тебе настолько интересно? — Хохотнул Чжэрим. — Поцелуй меня и расскажу. Это издевательство. Это форменное издевательство. А еще мерзость ужасная. Сынмин глубоко вздохнул. — Ты такой смешной, — хохотнул Чжэрим. — Можно просто в щечку, я же не совсем садист. Вижу, что ты не по парням. Через пять минут Сынмин, поднявшись в офис Минхо (или все еще Хенджина?) набирал дрожащими пальцами номер телефона лидера канпэ. *** — О, Чан! — Полненький седой улыбчивый мужчина помахал рукой на другом конце зала. Если не знать, сколько власти у этого человека, который распоряжается земельными участками в небольшой Южной Корее, можно бы принять его за кого-то не особо важного. Но сам Чан никогда не судил книгу по обложке. Все трое, широко улыбнувшись, подошли к мужчине и поклонились. Он похлопал каждого по плечу, спросил, успели ли они поесть и спросил про последние проекты. Хвастаться особо было нечем. Пару заказов на загородное строительство, маленькая школа в какой-то деревне, небольшая жилая двадцатиэтажная «свечка». — Я вас сейчас познакомлю с одним парнем, у него тоже фирма строительная. Тоже молодой такой, сейчас найду его и приведу. Подождите. Мужчина скрылся из виду. Парни жевали канапэ. Чонин активно запивал игристым, пока старшие рассматривали публику. У Чана завибрировал телефон. Он уже хотел сбросить звонок и перевести в беззвучный, как заметил, что звонит Сынмин. А Сынмин имел привычку всегда только писать, значит, что-то срочное. — Да? — отрывисто произнес Чан, выхватывая взглядом на другом конце зала низкую полную фигуру, которая вела кого-то за собой. Мимо них сновали официанты и лица человека, который шел за их знакомым не было видно. — Хён, я знаю, кто нанял Соджуна, про кого говорил Намсу, кто шлюх в казино к Чанбину засылал, — торопливо заговорил Сынмин. — Я очень рад, конечно. Это короткий разговор или может подождать до дома? — Две фигуры — совсем маленькая пожилая и повыше, пружинистая, приближались к ним. Молодой человек все время поворачивался, здороваясь то с одним гостем, то с другим и разглядеть его лицо не получалось. — Не ждет! Я понимаю, это звучит совсем нереально, но это правда, все сходится. И друг Чинхва это подтвердил. — Так, и? Мы можем не ходить вокруг да около? — Чан начинал злиться. На миг ему показалось, что лицо молодого мужчины, которого вели к ним, было ему знакомо, он перевел взгляд на стол с канапэ, чтобы не пялится так откровенно. Чанбин и Чонин уже давно не отрывались от стола, набирая друг другу на тарелки самые вкусные, по их мнению, виды. — Дело в том, что это… — Чан, познакомься, это… — Чан обернулся на зов, еще не успев сбросить вызов. — Ким Уджин, — парень, чем-то похожий чертами лица на медведя, широко скалился, протягивая руку. — Ким Уджин, — тихо прозвучало в телефоне от Сынмина. — Ким Уджин! — Вскрикнул в левое ухо невозможно громкий Чанбин. — Ким Уджин? — Чан выдохнул весь воздух из легких вместе с удивленным возгласом. — Вы знакомы? — Глава кадастравого комитета удивленно переводил взгляд с одного парня на другого. — Да, — кивнул Уджин. — Я когда-то был… — Одним из нас, — закончил Чан за него, принимая протянутую руку.