На пути к Тихому Приюту

Я не уверен в абсолютной правдивости этой истории, потому что — повторюсь! — сам частично знаю ее с чужих слов и воспоминаний. Да и в собственной памяти уже давно не уверен. Так что — не обессудьте. Расскажу, как расскажу. Обещал же. История эта берет свое начало еще в те времена, когда мир не слышал про Спрута, а люди только начинали вкушать блага примитивной цивилизации. Тысячи лет назад. Именно тогда, на небольшом пограничном островке Южного края, который впоследствии станет известен как Амстердеам, и родился простой человек по имени Фауст Рэкхем. Не спрашивайте, почему при южных корнях у него такое имя. Вроде бы, мать у него была с Синего океана, но отец во время моряцких скитаний выкрал ее и привез к себе на родину. Кто уж знает? Да и не в том суть. Человеком он рос… дерьмовым, откровенно говоря. Ни совести, ни принципов, лживый, трусливый и подлый — вскормленный бедностью и лишениями, он грезил богатством и властью. Убивал, воровал, что только не делал — но не шли к нему ни деньги, ни успех. Возможно, потому что помимо имения других очаровательных качеств был к тому же прокажен тупостью. А может, просто уродился невезучим — такое тоже случается. Но корыстные желания не гасли из-за неудач, наоборот — разгорались все сильнее и ярче. Из-за недостатка женского внимания он насильничал, из-за любви к доминированию — с садистким удовольствием издевался над более слабыми, ради каждой монеты лебезил перед богатыми и обкрадывал даже самых бедных. А воз как стоял на месте, так и остался. Неизвестно, что его сподвигло на то судьбоносное решение — очередная неудача, пары алкоголя или обострившийся приступ саможалости, но он отчаялся окончательно и обратился к небесам. Или не небесам, а просто условному божеству — кто знает, чему он там поклонялся? Но, в общем, взмолился он, просил о помощи, обещая в обмен что угодно: душу, жертвы, золото, девок. Что, мол, могучие силы у него взамен попросят, ибо устал уже от такой жалкой жизни совсем, мочи нет. Лишь бы что — только б уже осуществить мечту и стать сильным, властным и богатым. И ему явилось существо. Из нашего мира или нет — никто до сих пор не знает, но однозначно существующее дальше простого трехмерного пространства и понимания людей. Нечто могущественной, неизвестной расы, с поражающей воображение силой и возможностями. Имя его настоящее тоже до сих пор загадка, как и сам факт наличия этого имени — нужно ли оно ему вообще? Это смертным необходимо как-то себя определять словами, чтобы на каком-то фундаменте строить свою личность. И чтобы иметь возможность определить личность чужую. А потому для Фауста существо представилось понятным для его разума словом «Архаэль». Да и… предложил этот Архаэль Фаусту сделку. Типа, понравились ему слова человечишки и сам человечишка импонирует. Сказал, что поделится своей силой и бессмертием не только с ним, но и со всеми его детьми, сколько бы не наплодил. А взамен он и все его потомки станут Архаэлю верными слугами. Якобы, будучи не создателем, но в некотором роде редактором этого мира, он питается определенными эмоциями людей, их энергией, душами. Но сам он, в силу происхождения и способностей, не может влиять на них прямо, а потому Рэкхемы станут в некотором роде посредниками — будут искушать людей, умерщвлять, когда те испытывают эти нужные эмоции. Грубо говоря, приносить Архаэлю жертвы. Фауст и согласился, заключив с Архаэлем первый Договор и вступив с ним в некое подобие симбиоза. Одержим демоном стал, как сейчас фанатики треплют. И действительно дела у него пошли в гору. Первый же крупный грабеж местного авторитета прошел гладко и успешно — охрана просто ничего не могла сделать неуязвимому. Фауст богател, отгрохал себе дом, подмял под себя всю верхушку острова. А там уже и приметил простую девушку по имени Пандора — красивую, как пустынная пери. Ну и забрал ее себе, не спрашивая, и так и брал потом силой едва ли не при любом удобном случае. Пандора стала рожать ему детей. Каждый год, без продыху, как свиноматка. Так и появились на свет первые тринадцать Рэкхемов. Дети ненависти, боли, жестокости, безжалостности и ненасытности. Не боги и не дьяволы, не люди и не животные. Ублюдки без души, чужеродные этому миру. Танатос, Бхайрава, Морана, Итами, Лихо, Банши, Кошмар, Хаос, Азазель, Лилит, Каин, Самеди… и Трикстер. Клятву верности мы приносили Архаэлю добровольно-принудительно. Был еще четырнадцатый потом, после меня, но он вроде как родился мертвым. Кусок мяса, натянутый на кости, без глаз, носа, рта, ушей и конечностей, кривой и максимально неправильный по всем существующим законам мироздания. Безобразный и отталкивающий даже на нашем фоне — сколько прожил, а до сих пор не встречал ничего более отвратительного. Да что уж говорить — нас всех до единого неконтролируемо рвало при случайно брошенном взгляде на… брата. Пандора умерла на этих родах, а четырнадцатого куда-то забрал Архаэль и больше мы про него не слышали. Только между собой так и называли бесхитростно Мертвым и по сей день стараемся не вспоминать. Четырнадцать в нашей семье так и устоялось как несчастливое проклятое число. Никто из нас не горевал и не плакал. Нас не любили ни мать, ни отец, ни Архаэль, а потому и мы родились без возможности понять это человеческое чувство. Симпатия — да, уважение, боготворение… Но не любовь. Даже иронично — живые воплощения человеческих пороков, сгустки эмоций, но одно из самых сильных чувств, доступное человеку, для нас так и осталось незнакомым и чужим… Ну, так вот и появились мы. Я, и мои братья с сестрами. Подобно Мертвому, мы даже родились не обычными людьми — уродами, тварями, чудовищами без человеческих чувств и облика. И кроме прочего, унаследовали каждый свои дары и умения от, фактически, отца Архаэля — так совпало, что и близкие по духу каждому из нас. Или же наоборот именно способности стали основой нашей сути? Не важно уже. Достаточно, что они как нельзя лучше нам подходили. Контроль сновидений, гипноз, создание собственных клонов, некромантия, контроль боли, псионика… Мне досталась способность единения с тенями. Вот так вот, да. Так что я не соврал тебе, старик, назвавшись «тенью». Я и есть по сути тень… Согласен, возможно, это звучит не столь пафосно, как то же чтение мыслей с телекинезом, в которых у нас Каин был спецом, но тоже способность крайне полезная, доложу я вам. И нет, кэп, я не буду сейчас ничего показывать. На это уходит много энергии. А чем ее меньше, тем сильнее голод. А я и так его только заглушил. Потом увидишь, уж я обещаю… Но я немного забегаю вперед. И все же… Ох. Вы не представляете, каково это — когда тебя… боготворят. Это льстит. Это доставляет удовольствие. Крики боли — настоящая музыка. Непритворный ужас — слаще сахара. Остановиться? Отказаться от этого? Нами двигал лишь голод. Кровавый — у всех, но его можно было глушить и энергией человеческих душ — нашими эмоциями, — вкус которых для каждого из нас был особенным. Ибо увы, но какими бы вкусными для нас не были любые другие эмоции, голод под силу уталить лишь малой части из них. Старший, например, Танатос, испытывал облегчение при чужих самоубийствах — безысходность, отчаяние, самоненависть, добровольная смерть либо же страдания умерщвляющей себя жертвы, для него они были так же вкусны и желанны, как для Мораны — любая смерть долгая и мучительная, в болезнях и голоде. Стыд и растоптанная гордость — для Банши, мстительность и предательство — для Каина, гнев — для Азазеля… Полагаю, не удивлю, если скажу, что для меня, так уж вышло, самыми сладкими были и есть желание и, само собой, вожделение. И особенно сладко — вызывать в людях все эти эмоции, ломать их ментально, прежде чем с наслаждением сломать под конец физически… Я не знаю, как описать это. Возможно, это тоже химия. Нечто эфирное, что питает чувства людей и является топливом для их сущности. Энергия? Аура? Клянусь, что бы это ни было — то, что вы испытываете, — оно имеет цвет, имеет вкус и запах. Оно ложится второй кожей, вырывается клубами с дыханием, переливается и трепещет при каждом движении — и это невероятно будоражит. Я ощущаю его неким седьмым чувством. Архаэль как-то обозначил это… вещество, но для нас данное обозначение осталось непознанным, потому мы обозвали его самовыдуманным определением «з'ëрра». То, из чего мы, по сути, и состоим, и ресурс чего, по факту, и восполняем утолением голода… Сложно это объяснить. Но думается мне, что люди маниакально одержимые — это те, которые смогли это седьмое чувство в себе разбудить. Если так подумать, то есть даже некая романтика в том, чтобы быть маньяком. Когда ты познаëшь это удовольствие, при котором в твоих руках обрывается ниточка жизни, когда ты ощущаешь, как истлевает только что бьющийся внутри этот фантомный шлейф души — ты познаешь самые глубины вселенской природы. Кажется, именно тогда многие начинают задаваться философским вопросом: трудно ли быть Богом? Мило, но некоторые умирали с улыбкой на губах. В моем случае, по крайней мере. Наверное, смерть от истощения из-за бесконечных оргазмов, когда ты уже давным-давно сошел с ума от экстаза — достаточно завидная участь. Уж точно многим лучше, чем в тех же жутких дебрях сумасшествия, в которых подыхали жертвы Хаоса или Кошмара. Я бы даже сказал, что на фоне своих родственничков я вовсе хороший. Мы разоряли целые острова. Неуязвимость, физическая сила, сверхчувства и сверхспособности — ни одна раса не могла стать нам ровней. Такая сила — она опьяняет. Я не стану перечислять и в красках описывать все, что мы делали, иначе у вас, боюсь, сердца не выдержат. Но… все же упомяну одно, так как считаю, что вы должны об этом знать, и кэп — особенно. Я насиловал. Много и жестоко. Затрахивал жертв до смерти, раздирал их плоть и имел их остывающие трупы. Любимая з'ëрра в сочетании с кровью — высший экстаз, от которого кружится голова и сладко сводит мышцы. И из-за чего ты совсем теряешь голову… Только вот Архаэль при нашем создании кое-чего не учел. Кроме его силы, мы унаследовали также своеобразную жадность Фауста и боль Пандоры. Мы не могли остановиться. Потому что стоило это сделать, накрывало болью — невыносимой, нестерпимой, жгучей. Но сколько бы мы не утоляли голод, он становился только сильнее и сильнее. Это как наркотик. Мы стали рабами своей сущности; пытались сбежать и избавиться от самих же себя, но не могли. А потому просто слепо и бесконтрольно мучали, издевались и убивали, как животные. Тогда-то Архаэль и ввел для нас первый и один из самых главных запретов. По всей видимости осознав, что если мы истребим все человечество, то править и питаться ему будет нечем. Ну, или же ему просто наскучило. А потому он запретил нам обнародовать свою сущность, даровав человеческий облик и оружие — каждому свое, — именуемое Темным, из неизвестного иномирного материала. Моим, к примеру, стали парные серпы — нет, не те, что у меня сейчас. Занятно, что только этим оружием нас можно ранить в обращенной форме… Мы больше не могли обращаться при свидетелях полностью. А если таковые случались, их следовало незамедлительно убивать. Мы так же не могли никому ничего рассказать о своей сущности — ни словом, ни жестом, ни намеком. Полнейшая тайна. Которую мы могли приоткрыть только для тех, с кем заключали Договор сами — такое вот послабление. Но несчастных в случае раскрытия этой тайны ждала та же участь… Не говоря о том, что после выполнения Договора человек со временем забывал его подробности начисто. Исключения, конечно, есть и сейчас. Мифы, толки, моряцкая брехня — все это позволило нам использовать какие-то из своих способностей. Тот же гипноз — ну что гипноз? Пусть это и специализация Самеди, но тот же я могу его использовать в некоторой степени, пусть и с большой затратой сил, нежели он. И кроме нас его могут использовать амазонки, пусть и несколько иначе. И это только один пример, который я сходу вспомнил. А проклятия с дарами? А артефакты? В мире много вещей, позволяющих обрести силу. Потому такие вещи, как частичное обращение легко можно списать на что-то в этом духе. Ну, или же просто людское неверие сделает свое дело и свидетеля за подобные россказни нарекут сумасшедшим. Недаром подобные Вейну уже сколько времени ломают голову, пытаясь отделить зерна от плевел… Словом, это была проблема, но не столь большая. Заковырка была, скорее, в другом… Ведь когда мы получили человеческий облик, то и столкнулись с одной из хитростей Архаэля. Да, нам даровали бессмертие, но мы не могли обрести покой. Просто перерождались в одном из наших кровных потомков — а на тот момент, стоит заметить, один только я успел закинуть семя в тысячи женщин. Первым из нас перерождение на себе познал Азазель — всегда он был вспыльчив и остер на язык, за что и поплатился в одной из драк. Ну, и переродился в каком-то из наших ублюдков. Только вот так как нашей крови в том теле имелась лишь половина, тело было слабым; Азазель не мог обращаться, не мог использовать способности. Вообще. Никакие. Даже частично. Едва мог распознавать з'ëрру. И вот это уже вызвало панику. На Фаусте проклятие бессмертия сказалось тоже, но иначе — он просто не мог умереть. Однако, вечная жизнь не равно вечной молодости… Честно, я не представлял, что человек может увянуть настолько. То, какой он сейчас… Мерзость редкостная. И все же глава Амстердеама. Хоть в чем-то годы пошли ему на пользу — батя смог набраться какого-никакого ума. По крайней мере, в достаточном количестве, чтобы наша родина процветала. В общем, после случая с Азазелем нормой нашей семьи и стал инцест. Сперва наши дети, потом дети наших детей, и далее, далее. Мы стали кланом. И теперь, если кто-то из нас умрет, мы сможем переродиться в любом Рэкхеме, моложе тринадцати лет — тоже своего рода проклятие, из-за смерти Пандоры, как мы поняли. Потому детей до тринадцати у нас принято называть наследниками, а старше, которые так и не стали сосудами — бесправными. В таком случае им остается только служение на благо семьи или кровавая профессия, дабы продолжать приносить Архаэлю жертвы. Такие же, как Ева, становятся освобожденными — так как она выполнила свой долг, родив нужный сосуд, который избрал один из нас — то есть кровный Рэкхем. И теперь может больше не исполнять обязанности жнеца, не отчитываться перед Фаустом; она свободна — тоже одна из мотивирующих поблажек Архаэля… Так и шли годы. Мы разбрелись по миру, собираясь вместе только единожды в году на каком-либо выбранным Архаэлем острове, на полную рыжую луну. И давали волю сущности. Единожды в году нам было разрешено не сдерживать себя нисколько и чинить любое насилие. Со временем, этот день на многих островах стали отмечать Хэллоуином, рассказывая, что якобы в данную ночь приходят демоны и убивают людей, и дабы они признали тебя за своего, вошло в традицию наряжаться в жуткие костюмы, кутить и весело гулять. Тоже, типа, якобы в надежде, что демоны передумают тебя убивать, поддавшись всеобщему веселью и польстившись на другие удовольствия. Иронично, но они в чем-то даже правы — мой братец Самеди, к примеру, на такие увеселительные мероприятия действительно падок. Да и я сам, частично… Хотя, уже много лет не собираюсь с остальными на Хэллоуин. Да и полноценно не обращаюсь тоже. Но об этом немного позже… Может показаться, что жизнь наша для нас была сущим удовольствием. Но это не так. В самом деле, первое время Архаэль для нас был скорее покровителем, нежели Повелителем. До тех пор, пока мы не столкнулись с его гневом. Первым из нас его заслужил Бхайрава. Признаться, я помню его крайне паршиво — настолько давно видел последний раз, что многие детали истерлись в памяти. Вроде, в воплощении он многоруким выглядел, получал удовольствие от разрушения, превращал все в пыль простым касанием — да и на характер тот еще конченная мразь был, даже по нашим меркам. Но вот день, когда его наказали… Просто он возгордился — даже Банши переплюнул, хотя с ее-то самомнением состязаться сложно. Почувствовал себя равным Богам. Если мне не изменяет память, в его честь даже какой-то культ до сих пор существует у каких-то аборигенов в Южном краю. И в общем-то, в самом этом факте страшного ничего особо не было — каждый из нас на протяжении веков удостоился кучи имен и поклоняющихся фанатиков. Как нас только не называли, какие легенды о нас не складывали… Да банально наши собственные имена сквозь века стали нарицательными определениями. Но Бхайрава пошел дальше. В то время как раз только начал зарождаться культ Восьми. Храмы начали строить, поклоняться, жертвы приносить — все же, не только Архаэль действовал, но и другие отмечались так или иначе своим присутствием. Имен, конечно же, их люди не знали, но стали обозначать по аналогии с родственными связями — так Архаэль и стал в представлении данного вероисповедания Темным Отцом. И Бхайрава заявился в один из самых крупных храмов. На Главном материке он тогда располагался, если я правильно помню. И попросту уничтожил его. Толкнул речь о том, что довольно верить в то, что даже своими глазами узреть не можете — вот он, типа, я, смотрите на меня. Ну и логично, что подобного оскорбления Архаэль не стерпел — тем более, что взгляды Бхайравы к тому времени разделяли многие из нас, пусть и не высказывали так открыто. Все ж таки, полноценно мы мощь нашего родителя так и не видели. Наконец представилась возможность увидеть, мать ее… Архаэль не стал Бхайраву убивать или пытать — слишком просто. Он заточил его в Тартар. Мрачный чертог, ад, преисподняя и он же, он же, как его еще начали называть со временем. Я не знаю, что это за место, находится ли оно в другой реальности или просто где-то в нашем мире, но за пределами человеческого понимания. Возможно, это и есть родной мир самого Архаэля, и он умеет открывать туда какой-то портал… В воспитательных целях, он вместе с Бхайравой продержал там и нас целых четырнадцать дней. И я… не знаю, не могу подобрать слов, чтобы описать то, что мы чувствовали. Это не просто боль. Не просто голод, жажда, страдания — нет. Это наистрашнейшие муки, которые человеческий разум не в состоянии не то что представить — осознать. Удар по всем органам чувств разом. Ты начинаешь сходить с ума уже после первых суток нахождения там. Чувствуешь каждой клеткой тела; засыпаешь, но продолжаешь чувствовать во сне, как тебя безостановочно выворачивают наизнанку. Слышишь голоса — каждую секунду, неразборчивые, пугающие, но даже зажав голову от них не избавиться — эти голоса, крики, мольбы и хрипы ввинчиваются тебе в мозг сверлом минуя уши. От вони, которая там стоит, тебя рвет желчью, и ты заходишься кашлем до тех пор, пока не начнешь выхаркивать куски собственных легких. Но стоит пообвыкнуть, принюхаться к этому смраду — так он меняется на еще более тошнотворный. Как и звуки. Как и боль. Говорят, привыкнуть можно к чему угодно — так вот, к Тартару привыкнуть невозможно. И умереть, даже в понимании для нас, ты там не можешь — я лично пытался покончить с собой сотни раз, но добился лишь того, что только усилил свои мучения — хотя по глупости и думал, что это невозможно. Но нет — Архаэль сумел донести до нас, что хуже может быть всегда… Когда мы вернулись под привычное синее небо, сменившее багряно-серое марево Тартара, то плакали — все, без исключения, даже непробиваемые Банши с Итами. О, насколько же прекрасным на самом деле является чистый воздух. Не зря судачат, что именно на контрасте начинаешь ценить окружающие мелочи… И оказалось, что в нашем мире прошли миллениумы: что там — секунда, тут — целый день. Тем чудовищнее звучал приговор Архаэля для Бхайравы — заточение в Тартаре на тысяча четыреста тамошних лет… Полагаю, человеческая эпоха успеет переродиться к тому времени, как он получит свободу. Так мы на собственной шкуре узнали, что такое страх. И с того момента Архаэль стал для нас Повелителем, чью волю мы стремились исполнить любыми способами — что угодно, только бы не заслужить его гнев. И все же, заслуживали. Со временем в Тартар попали и Морана, и Кошмар, и Каин с Танатосом… и Хаос. Чем провинился Кошмар, никто из нас не знает и по сей день. Морана после того жестокого урока Тартара повредилась умом и осела в Северном крае, больше скитаясь невнятной тенью меж снегов — ее наказали за недостаточное воздействие на людей, как бесполезную: северяне ее больше уважали и почитали, пусть и боялись. Остальные же… Стоит сказать, что в какой-то момент обнаружилась деталь, которую Архаэль не учел. Перерождаясь, мы становились иными, менялись, сплетаясь личностями с предыдущим хозяином тела, неосознанно перенимая их взгляды и мышление. Да, Рэкхемов воспитывали в суровых условиях и держали в ежовых рукавицах; прививали жажду крови и чувство долга; учили не воспринимать семейные ценности и пренебрегать любовью. Но годы шли. И нет-нет, да рождались… ну, пусть даже такие как Ева — порченные, неправильные, себе на уме. Надо ли говорить, что они вносили свой вклад в развитие наследников? А если в такого наследника вселится кровный?.. Моя личность перекраивалась тысячи раз. Я был и женщиной, и мужчиной. Доживал до старости и умирал подростком. И всякий раз в моей личности появлялась новая грань. Во мне соседствуют поэт и быдло, мудрец и дурак, трагик и шут. Итогом чего и стало то, какой я сейчас. Все вместе, но при этом никакой… Хах, вот и думай, то ли трагедия, а то ли изощренная комедия. С годами я забыл причины многих своих решений и принципов — как ни крути, память подъистирается с каждым перерождением. Но… По сравнению с тем, каким я начинал свое существование, я стал иным. Можете мне не верить, я и сам не верю себе до конца. И все же… когда-то что-то во мне надломилось, из-за чего я начал всей душой желать свободы от всего этого. Перестал обращаться. Перестал искать сильнейшее удовольствие в изнасилованиях — сознательно ограничил сам себя, устроив своего рода пост. Лишь поддерживаю, скажем так, необходимый минимум, чтобы не ослабнуть фатально. Ибо однажды познал на себе, что будет, если долго не утолять голод. Я медленно и мучительно слабел. До тех пор, пока сил не осталось даже на частичное обращение, даже на простой физический удар — не то, что какие-то способности использовать. Та смерть была ужасной. Это ловушка. Еще одно подтверждение, что от голода спрятаться невозможно. Используешь силу — он нарастает. Не используешь — нарастает тоже. Единственный возможный компромисс — придерживаться баланса. То меньшее из зол, результат которого вы и могли замечать в моем поведении все это время. И я был не единственный, кто стал меняться. Танатос следующий после Бхайравы выступил против Архаэля открыто. Во время Войны Богов — да-да, она действительно происходила. Не спрашивайте меня о подробностях и деталях — я вам скажу не больше, чем написано в Книге Восьми, а может, даже и меньше. Просто не помню деталей. В той войне Танатос встал на сторону Отверженного Брата — сторону заведомо проигрышную, где тот был один против остальных семи. Ну, ладно, пяти, ибо Звездный Сын и Справедливая Мать заняли нейтральную сторону. Танатоса убил Каин. Вогнал Темный Меч ему под самые ребра на моих глазах. Я вступился за Танатоса; Каин то ли просто убежал, то ли я ему таки морду начистил, не помню. Но умирал Танатос у меня на руках медленно. Самый старший в объятиях самого младшего. Оказалось, что раны от Темного оружия для нас крайне болезненны и регенерацией неизлечимы. Я был к Танатосу очень привязан; из всех нас он действительно был самый мудрый и хладнокровный. Мне даже думалось, что под конец он все же смог понять такое чувство, как любовь… Он завещал мне свою Темную Косу, потому что свои Серпы я где-то благополучно прогадил в ходе войны. Позаботился. И наказал продолжить его путь Черного Жнеца, следуя собственным морали и убеждениям, а не навязанным клятвам. Так он и ушел в мрачный чертог. Не знаю, на какой срок, и есть ли тот срок вообще. Каин отправился за ним следом — за то, что взялся судить деяния брата вместо Повелителя, за само братоубийство… И за ложь Архаэлю, так как до последнего упирался, что Танатоса убил не он. Надеюсь, его срок будет очень долгим. Никогда мне не нравился этот гандон. Даром, что сам после него из всех братьев и сестер самый лживый. Если Лилит конечно не считать. Сука завистливая… А Хаос… он попал в Тартар из-за меня. Я накосячил. Клянусь, не помню как, когда и в чем, хотя отчаянно желаю вспомнить — возможно, это одно из моих наказаний, чтобы мучился до конца своих дней. Архаэль, все же, большой мастер ставить блоки разного характера в нашем разуме. Потому все, что я знаю — что Хаос взял мою вину на себя. Не представляю, зачем и почему, но он всегда был сумасшедшим — само воплощение безумия. И это не дает мне покоя до сих пор… Все же, к Хаосу у меня были не менее теплые чувства, чем к Танатосу, при всех его эпатажности и безумстве. Брат часто снится мне, мы о чем-то говорим, но о чем — по пробуждению я никогда не могу вспомнить. Но видят Боги — это один из тех пробелов в моей памяти, который я сильнее всего желаю осветить… Собственно, так и текут годы. И так мы и подобрались к той части моей истории, которая вам уже частично известна. В последний раз я сдох нелепо. Пьяным сорвался с уступа крыши, упал и мало того что нанизался на штыри ограды как на шампур, так еще и башку разбил об какой-то козырек в полете. Идея обратиться пока падал, чтобы тело снесло повреждения, в мои разжиженные бухлом мозги отчего-то в тот момент не пришла. Сам истек кровью быстрее, чем успел добраться до чьей-либо чужой кровушки спасительной. Дебил потому что — приспичило за артефактом одним полезть в приступе ужратого героизма… И следом осознал себя уже в теле мальчика по имени Рониган. Вернее, самим этим мальчиком. Сыном Евы и Адама Рэкхемов. Мальчиком, которому до тринадцати оставалось всего пару месяцев и который находился на пике физического созревания, ага. Лучше и не придумаешь… Знаете, что случается, когда существо, и без того имеющее зашкаливающее либидо, накрывает раздраконенными пубертатными гормонами? Случается жопа. Я дурел от голода. Я имел все, что видел и кого видел. Хах, а кто в своем уме скажет слово против кровному? Остров выл на все лада. Я их затрахал не только фигурально, но и прямо говоря. Пока у Фауста не сдали нервы и он не велел Еве деть меня куда угодно — тем более, что ей как освобожденной делать на Амстердеаме больше было нечего. Она и забрала — сюда, на Тортугу. Немного уговоров, немного вежливых просьб, немного ругани — с моей стороны в том числе, — и меня пристроил к себе в бордель Лихо, ныне известный под именем Коуди. Алчность и деловая хватка братца всегда меня удивляла — вот и опять он сумел неплохо устроиться в самом сердце пиратского стана. И хоть отношения у нас с ним всегда были постольку-поскольку, видимо, он тоже проникся перспективами буйства дурного от голода Трикстера на его территории. Ну, или же после моих нескромных намеков прикинул, сколько денег ему сможет принести такая шлюха. Так или иначе, он согласился. Ева тоже так и осталась на Тортуге, с выданного Фаустом вознаграждения открыв этот трактир. Ну, а дальше чуть больше года работы, меня выкупил Ди, я мотылялся на Вдове, бла-бла-бла. Сбежал. Немного поскитался по островам, а там и осел на Редиза, сдуру нанявшись охотником за головами к патрульным говноедам. А там уже и повстречал кэпа… Вот и вся история, пожалуй, от заключения Договора Фаустом Рэкхемом до наших дней. Спустя годы, утомительные и однотипные. Это так кажется, что мир меняется, каждый день можно открывать для себя что-то новое… Ни черта. Вечность — это невыносимо долго. От нее устаешь. И в ней теряешься — путаешься в своей памяти и многочисленных именах. Свою ли я историю вам рассказал? Или так просто отложилась в мозгу одна из когда-то прочитанных сказок? Я не уверен. Сколько у меня личностей, сколько историй? И какие из них — правдивые, а не выдуманные пьянью и сомнительными писаками? Все эти вопросы без ответа не дают спокойно жить. Я даже забыл детали нашего внешнего вида при обращении — какому из изображений в многочисленных энциклопедиях и бестиариях верить? Потому и говорю, что я не знаю, кто я. Некто. Нечто?.. Я устал от всего этого дерьма. Вы не представляете, насколько. Я грежу смертью. Грежу свободой. Я мечтал об этом столько лет… Дождался ли?.. Клянусь, до сих пор до конца не верится, что мои мечты почти стали реальностью… Это так… странно. Наверное, это и есть надежда. Пусть даже Архаэль наврал. Пусть даже вся эта передача власти — лишь развлечение и шутка. И что кара меня потом настигнет за эти выкрутасы такая, какая не снилась еще никому, и что даже Тартар покажется мне курортом. Как знать… Одно мне известно точно. Что я, Трикстер Рэкхем, один из тринадцати кровных, больше не обязан служить Архаэлю. И что моя защита от его гнева, ровно как и моя полная свобода — без преувеличения, вся моя судьба и итог данной истории, — теперь зависят от простого мальчишки. Единственного, аюстал его дери, мальчишки, рядом с которым за все эти годы голод утихает почти полностью и от чьей з'ëрры меня накрывает сильнее, чем от любой существующей наркоты. И по загадочным причинам ставшего моим новым Хозяином…