На пути к Тихому Приюту

В ушах свистит ветер. Мимо проносятся разноцветные огни, оставляя за собой мерцающие следы. Глаза слезятся. Быстрее, быстрее… Не вдохнуть… Падение замедляется. Вокруг наползает густой туман: клубится завихрениями, обволакивает плотным коконом. Долгожданный вдох приносит боль, сдавливает легкие: будто пытаешься дышать молоком. Воздуха, срочно… Воздуха!.. В ответ на мысленные мольбы — звук. Щелкающий, ритмичный. Похожий одновременно и на тиканье часов, и на щелчки пальцев, и на цоканье языком, и на шаг метронома… Такой многогранный. Нагнетает. Нервирует. Щелк-щелк, щелк-щелк… «Какой умница. Так далеко заплыл: мель осталась далеко позади. Смотри, потонешь ведь. Мы все тут… Все тут…

Тонем!..»

Туман перемешивается с огнями в жидкий фруктовый йогурт. Цветной, густой, с комочками. Закручивается в воронку: кружит, разматывает из кокона, заводит юлой. Щелчки врываются в уши разрывными патронами.

Щелк-щелк, щелк-щелк…

Смех… Откуда? А где туман? И щелканье пропало… Как-то пусто. Где же дом? — Оглянись. Это и есть настоящий Дом. Он иной, видишь? Другой, к которому ты привык — фальшивка. Он оглядывается. Комната. Огромный аквариум-стена, в нем — мертвые русалки. Их жрут мурены, мусоря вокруг бурыми облаками из хлопьев плоти. Другие стены черные, за ними — обрыв?.. На полу разлита вода. Посередине кресло — широкое, немного кособокое, несимметричное. Обшитое лоскутами человеческой кожи. Темной, светлой, поврежденной. Натянутые на подлокотники лица… На нем, забравшись с ногами, в позе лотоса сидит брат и улыбается. Недобро, неестественно. Жутко. Как давно он его видел последний раз? Черные волосы неуловимым маревом парят вокруг головы — как в подводной невесомости — струятся в пространстве шевелящимся потоком, без конца и края, насколько хватает глаз, вливаются в пропасти стен. Или они — и есть стены? И свободное черное одеяние брата — тоже?.. В глубине пустых глазниц, на самом дне тлеют угли адского пламени. Где-то гораздо дальше затылочной кости… — Хаос… — собственный голос кажется чужим и глухим, как из-под толщи воды. Где-то капает она, вода. Кап-кап… Звук высокий, чистый. Словно она капает на жидкое серебро или расплавленное стекло, отскакивая эхом от невидимых стен. Наверное, в таком случае звук был бы точно такой же… Брат неожиданно оказывается совсем близко, лицом к лицу. Или это он к нему приблизился? Когда успел?.. Дыхание Хаоса пахнет гвоздиками и серой. Слышно, как потрескивает тлеющее под кожей кострище. — Скажи, младшенький, ты счастлив? — Голос знакомо уже обволакивает туманом — на этот раз черным. — Ты потопил меня. Так надо было, но ради чего? Если вы забыли. Ты забыл. И все вы в итоге последуете за мной… А что ты знаешь о других мирах?.. Вопрос неожиданный. Кажется бессмыслицей. Но он все равно отвечает, слепо оглядываясь вокруг — мимо брата и бездонной черноты: — Туман поможет. Там есть вход, если поискать. Брат смеется — как-то сипло и отчаянно. Звук такой, как будто с легких сдули пыль. — Верно, есть. Но чем ты будешь разрезать его? У тебя ведь нет ножниц, чтобы попасть туда, куда нужно… — он наклоняется к самому уху и не шепчет, нет — скорее, перетрескивает уже знакомым щелкающим звуком: — А как найдешь… Помнишь наш уговор? Ты вспорешь ими сзади шею наследнику и откроешь дверь. А я подожду, сколько нужно. Уже недолго. Видишь? Ты видишь. Слышишь. Чувствуешь. Его ярость шатает эту клетку, и сквозь образовавшиеся щели я чую его з'ëрру. Их мало. Они быстро закрываются. Но теперь ты все же можешь их открывать, чтобы меня проведать. А мы — тебя. И клетку откроешь. Ножницами, помнишь? Только не заблудись в тумане…

Щелк-щелк, щелк-щелк…

Всего-то и успел моргнуть — и вокруг белесое марево, через которое бесшумно продирается черная бригантина под синими в белый горошек парусами. Ни зги не видно. Тишина капает тяжелыми густыми каплями. Вместо брата рядом спиной стоит незнакомый старик в до боли знакомой черной одежде. Старик что-то, кажется, говорит — он напряженно вслушивается, пытаясь разобрать хоть слово, но фразы улетают вникуда. Он чувствует, что это крайне важная информация, жизненно необходимая… Но ничего не может сделать. Пытается, тянется к старику, силится позвать, но тот удаляется от него, мистическим образом оставаясь при этом на месте. Все дальше, дальше… Они проплывают мимо скалы. На ней — другие четыре брата и сестра, которых он уже не ожидал увидеть. Повешенные. Еще дергаются, пугая своими предсмертными ужимками и выплясывая жуткие танцы. Веревки тянутся куда-то наверх и исчезают в густом молочном тумане. И неожиданно обрываются, стоит кораблю поравняться с висельниками. Те с высоким визгом разбиваются о скалу морской пеной; веревки оборачиваются водорослями. А визг все не прекращается — нарастает, нарастает… Помогите! Прекратите!.. Старик резко поворачивает голову. Это он сам. Только полусгнивший, покрытый волдырями-балянусами. Из вытекших глаз лезут тараканы, из ушей — сколопендры. Личинки копошатся в бело-желтой массе, напоминая переваренную кашу. Паразиты сползают вместе с кожей и трупной плотью, оголяя трухлявые, изъеденные ямами кости. Надуваются гнойными пузырями, лопаются, шипят… Визг становится нестерпимым. Тревога отбивает внутри невозможный ритм. А старик скалит беззубую пасть и выхаркивает слова вперемешку с гноем и морской водой: — Вечность — это, наверное, очень долго, да? И в ней не найти приют… Визг достигает максимума. Голова разрывается. Вокруг заворачивается новая воронка, утягивая корабль. А старик смеется неожиданно холодным нездешним смехом, чернеет, утрачивая последние признаки человеческих очертаний, и превращается в… Щелк!.. Рога с криком открыл глаза. Темнота мужской каюты. Твою мать, всего лишь сон… Дыхание никак не желало восстанавливаться. Кожу холодило выступившим потом — постельное белье сырое напрочь. Он со вздохом смахнул пот со лба, стараясь успокоиться. Кошмар, обычный кошмар… Как вдруг… — С Днем Рождения, мое милое дитя… Рогу парализовало от ужаса. Не сон?.. Как бы ни хотелось, не выходило ни заорать, ни заплакать. На сей раз худшие ожидания подтвердились. Сверху на него смотрела темнота. От глаз одни очертания, под которыми белела острая улыбка. Тьма без фигуры и формы, одно обозначение присутствия. И голос — ледяной, со спрятанными в нем злыми смешинками, равнодушный до сквозящей меж произнесенных букв пустоты. — Ар… хаэль… Хо… зяин… — онемевшими губами проблеял Рога. — Повелитель… Черт, нет, это же сон. Это всего лишь сон! Просто не проснулся еще. Давай, просыпайся… Ну же!.. — Разве? — веселясь, уточнила темнота полной иронии голосом. — А мне казалось, ты пришел к другим выводам. Неужели не соскучился? Я вот — очень! Сколько уже лет мы так мило не беседовали с глазу на глаз? Сто семь? Четыреста двадцать? Тысяча сто девять?.. Все едино пролетело как один миг. Так скучно… Мне даже грустно стало. Вас всего семеро осталось, обидно будет потерять еще одного. Но нет, все как всегда за моей спиной, — прошептал он с деланной грустью. — Что Мойра с Хтороносом мне карты путают, что ты теперь… Глупое, сбившееся с пути дитя… Изо рта стали вырываться клубы пара. Похолодало. Зубы стучали — от холода, от страха. Что сказать, что ответить — Рога не знал. Не смел даже пытаться. — Правда, Хторонос тебе не соврал, — продолжила шептать темнота. — Он в принципе не умеет это делать. Мне в самом деле стало интересно. Подумать только, набраться смелости так дерзнуть мне! — голос восторженно засмеялся — низко, потусторонне. Из темноты соткались очертания когтистой суставчатой руки, которая ласково погладила заскулившего Рогу по щеке. — Но хвалю. Попытка обыграть меня тем вывертом с душой рыжего мальчишки изрядно меня развлекла. Ты действительно собрал в себе занятнейшие из порочных качеств — они так гармонично сочетаются и дополняют друг друга… Ложь, хитрость, похоть, изворотливость, кровожадность, распущенность, прагматичность, эгоизм… Только вот все портит невесть откуда затесавшаяся нужда в чужой силе, — пальцы очертили дрожащие губы, оттянули нижнюю, приподняли затем голову за подбородок. — Ты расстраиваешь меня своим поведением. В очередной раз. Но в этот ты умудрился перейти все границы, отрекаешься от меня. Ты ведь осознаешь, какую цену заплатил, чтобы вернуть к жизни рыжего мальчика? Ты заложил в обмен себя! Но отсрочил, тут же заключив Договор — кто бы мог подумать! — с Сэйдоном! Проецировал себя на него, присосавшись к жизненной энергии, как простой паразит, воспользовавшись подвернувшейся удачей, что он может это выдержать. И теперь если умрет он — умрешь и ты, уже навсегда. Канешь в сердце Тартара, как Каин, Бхайрава, Кошмар, малышка Морана… Как Танатос, от которого ты унаследовал, но благополучно утратил Темную Косу… Как Хаос, который канул туда с твоей собственной подачи, — нагнетающе перечислил он, равнодушно усмехаясь. Намеренно унижая, пристыжая, ломая. Как и всякий раз. — Такое бессердечие! Заложить ради своей жизни родного брата, но променять ее в обмен на жизнь простого смертного! Всего-то до тех пор, пока не погибнет Сэйдон! Удивительно дерзко, подло и глупо! Скажи, чем же он так тебя впечатлил, что ты пошел на все это? Неужто настолько хорошо ублажает? — его смех, нет, гогот, безудержный, пустой и кошмарный, выкручивал внутренности и рвал нити сосудов, парадоксально пробирая одновременно и холодом, и жаром. Рога плакал. Беззвучно, бесконтрольно. Жмуря глаза, стараясь не видеть Темного Отца. Молясь о том, чтобы просто умереть. Исчезнуть. Чтобы избежать вечного заточения в сердце Тартара… Архаэль смолк неожиданно. Но улыбка не пропала. Он погладил Рогу по взмокшим волосам и приблизился близко-близко. Он не пах ничем. Тьма и пустота не могут пахнуть. — И все же, так или иначе ты мое порождение. Ну, пусть мое и Фауста Рэкхема. Вы все принесли мне клятву верности. К тому же, с вами мне интереснее. А у тебя сегодня День Рождения. Было бы грубо с моей стороны оставить свое дорогое дитя без подарка… Тем более, когда он его заслужил… — исходящая от него угроза ударила пощечиной наотмашь. Рога отчаянно замотал головой, захлебываясь в слезах и подвывая. Кто-нибудь, что-нибудь… Помогите… — Умоляю, п-повелитель… Я все сделаю… — залепетал он, всхлипывая. Мог бы — кинулся бы на пол, распластался в ногах, разбил голову в поклоне. Что угодно, только не мрачный чертог — не Тартар… Не гнев Темного Отца. — Конечно, сделаешь, — охотно согласился Архаэль. — Ты развлечешь меня. Вместе с Сэйдоном. Мне будет о-очень интересно за вами наблюдать. Но сначала я отдам тебе твой подарок. Лба невесомо коснулись теневые пальцы, тело прошибло электричеством, мир вокруг поплыл… Рога не успел даже среагировать, как вдруг в памяти одна за другой стали со скрипом открываться ржавые двери, сдувая сквозняками многовековую пыль давным-давно забытого. Архаэль лично запечатывал все их воспоминания, касающиеся прошлых ипостасей, за исключением нескольких основополагающих и самых важных. Да и то больше для собственного удобства, дабы не возникало лишних проблем, дабы не объяснять из раза в раз, кто они и зачем… А теперь он вспомнил. Часы-филактерий. Ужас мирового масштаба, когда раскалывались море с небом. Исполинское чудовище, сжигающее молниями все на своем пути и своим рыком заставляющее дрожать целые острова. Небесные драконы, замертво падающие вместе с наездниками в штормовые воды. Отчаяние и страх, преследующие всех и каждого. Смерть брата Танатоса, от которого он вместе с косой унаследовал прозвище «Черный Жнец». Ярость Архаэля, ликование Суровой Дочери Ёрды, безумие Отверженного Брата. И смех, так сильно похожий на хрип кэпа… Обрывочные картинки скакали друг за другом, путались. Одно за другим — откуда-то из тех, далеких других жизней. Покрытые паутиной моменты, которые Рога когда-то видел и переживал — такие далекие, знакомые и одновременно чужие. Голова заболела, зачесались глазные яблоки под зажмуренными веками, зазнобило. Рога не мог поверить до конца в то, что вспомнил. Жалкие, но ужасающие кусочки прошлого — они отвечали на одни вопросы, но подкидывали целую горсть новых. И все же, это было… страшно. Невообразимо. Настолько плохо, насколько вообще может быть. Рога не уловил момент, когда он все-таки закричал. Болезненно и воюще, как умирающее животное. А Архаэль смеялся — равнодушно и весело. Рога не хотел верить этим воспоминаниям. Не мог. Не желал! — Ложь! — выкрикнул он Темному Отцу, безумно мотая головой. — Ты врешь мне! Ты подстроил это, они искусственные, это все просто иллюзии! И ты — иллюзия! Сон! Это все просто сон, издевка моей истраханой башки! Я не верю! Это не он! Он не мог!.. — Ох, мое глупое, наивное дитя, — прохохотал ледяным звоном Архаэль, наклоняясь и ласково убирая у Роги волосы со вспотевшего лба. — Такая драма разыгрывается, воистину великолепно! Ты не представляешь, как скучно коротать вечность без подобных шоу. Я искренне желаю созерцать кульминацию… Но так что ты будешь делать, дорогой? — голос его начал отдаляться, затухать. Темень вокруг становилась все менее насыщенной; исчезли руки, растаяла в воздухе улыбка. Остались только еле различимые абрисы глаз. — Ты можешь принести ему клятву, как мне когда-то. Но подумай, готов ли? Узнав теперь, кто он такой и каков на самом деле? Вы не найдете Тихого Приюта. И не разорвете петлю. И души свои не упокоите никогда. Теперь вы принадлежите морю. А море принадлежит ему. Клетка захлопнулась, и сломать, поверь мне, ее не удастся никому и никогда, что бы ни говорила там Мойра. Но мне крайне любопытно, как вы попытаетесь… И что предпримешь именно ты, — глаза исчезли, как и все остальное. Рога зажмурился, захныкал, молчаливо моля о помиловании. Но темнота оставалась глуха к мольбам. И напоследок еле слышным шепотом возле самого уха пронеслось: — Пора уже пробудиться ото сна. Не забывай, кто ты. И кто я… Архаэль ушел. В наступившей на долю секунды тишине раздался уже знакомый визг — громко, неожиданно, быстро. Пролетел, пронесся, ввинтился штопором в переносицу…

Кап...

И новый рывок дернул содрогающееся тело. Опять распахнулись глаза, спало оцепенение с параличом. И… Что?.. Приснилось? Или нет?.. Гр-ребаное дерьмо, да сколько можно?! Рога истерил и метался по мокрой постели, плача взахлеб и царапая себе ногтями грудь — в попытке выскрести бешено колотящееся сердце, ничего не слыша и не видя. Ложь, ложь, это все просто его уловки. Он просто испытывает, проверяет. Темный Отец ведь ипостась всего черного и порочного — ему в кайф издеваться над другими, сводить их с ума, подталкивать к греху! Он нарочно хочет посеять сомнения и смуту!..  Было больно, страшно, одиноко. Некому рассказать, не с кем посоветоваться. Все просто не может быть настолько дерьмово!.. — Что же я наделал… — с ужасом полупровыл он, прикрывая предплечьем слезящиеся глаза, несдержанно всхлипывая и крича от бессилия. И пусть это в самом деле все походило на какой-то сон во сне. Столь неестественные, странные ощущения. Опустошенный и оглушенный, Рога уже даже не был уверен, приходил ли Темный Отец на самом деле, или это ему действительно тоже только приснилось… Как и разговаривал ли с ним Хаос — там что-то было важное, он о чем-то то ли предупреждал, то ли просил… Вспомнился другой погибший брат. Рога не знал, как он ушел, чем заслужил заточение в Тартаре. Как и не знал, почему его именем повелось называть страшные сны. Однако колотившие тело и разум дурные ощущения очень хорошо передавали те фантомные всполохи давних впечатлений от общения с Кошмаром. И после его смерти Рогу не покидало чувство, что старший брат в самом деле причастен к его редким, но тем особенно ярким плохим сновидениям… В дверь мужской каюты настойчиво забарабанили. Вышло настолько неожиданно, что Рога даже подскочил на кровати и растерянно заозирался, на секунду потерявшись в пространстве — настолько с подачи дурных снов ушел в себя. — Рога, у тебя все хорошо? Эй! Я могу войти или как? Ауч, да сейчас, ты видишь, что я уже стучусь?.. Лин. И сердитый стрекот, ей отвечающий. Услышали, как он кричал?.. — Д-да, открыто, — неуверенно отозвался он, и дверь сразу же распахнулась. Лин только успела протянуть руку и зажечь настенный фонарь у входа, как тут же чуть не споткнулась о Шкипера. Тот ворвался в каюту первым — неудержимый, как вселенская энтропия. Маленький и шустрый, он заметался по помещению ураганом, оставляя за собой небольшие воздушные завихрения и грозно, визгливо вереща. Встревоженный Джо-Джо мялся в дверном проеме, не решаясь войти. Лин же, оглядев каюту, удивленно охнула, заметив состояние Роги, и тут же присела к нему на кровать. Тот, смущенный и пристыженный, постарался задавить остаточные всхлипы и отвернулся к стене. — Эй, ты чего? Нога болит? Приснилось что? — обеспокоенно и ласково спросила Линда, на что наемник вяло кивнул, после чего она повернулась к до сих пор неуемно метавшемуся взбесившейся белкой Шкиперу и раздраженно рыкнула: — Да успокойся ты, несчастье! Все нормально, ему просто кошмар приснился! Джо-Джо, забери его, ради Великих Богов, пока я его не пристрелила! Голова уже болит! Шкипер убавил громкость на несколько десятков децибел и с недоверчивым урчанием запрыгнул к Роге на живот, совершенно не беря в расчет посторонние возмущения. И только излазив кровать вдоль и поперек и удостоверившись, что вверенное ему имущество не пострадало, он не иначе как нравоучительно куснул сидящего Рогу за оголенный бок и деловито забрался на плечи подошедшего Джо-Джо, вместе с ним затем покинув каюту. Лин уходить не спешила, вместо этого выводя на одеяле непонятные узоры. Рога тоже не нарушал молчание, невзначай вытирая перемазанное всеми возможными жидкостями лицо. Несмотря на позор, прогонять старпома не хотелось. Ему для обретения хоть какого-то душевного равновесия сейчас очень нужно было присутствие живых, близких людей. Даже метания Шкипера помогли немного отвлечься и успокоиться. — Ты… Может, тебе чаю сделать? Там осталось, вроде, немного… — любезно предложила Лин, деликатно отводя глаза. — Мне помогает, знаешь… Или хочешь, расскажи, что приснилось. Обычно, если наяву потом обдумываешь, уже кажется не так страшно, — она поддерживающе улыбнулась и заправила выбившуюся из-под шапки на глаза перламутровую прядь. — Семья снилась, — сглатывая, выдавил из себя Рога. — И чушь всякая непонятная. Лин оправила юбку сарафана и села поудобнее, болезненно при этом кривясь — видимо, стянутые повязками ребра причиняли дискомфорт, несмотря на старания Чарли. — Ну… Можешь не говорить, если не хочешь. Просто ты так кричал, — она закусила губу. — Шкипер тебе в дверь скребся, а ты не отвечал. У Джо-Джо не получилось открыть и он решил позвать меня… Сказал, не был уверен, нормально для раненых людей так спать или нет, — с усмешкой пояснила она. — Так что я слегка удивилась, когда дверь оказалась открыта. Может, замок заело… — Может, — отстраненно согласился Рога. Он не знал, что ей рассказать и как. В голове бултыхалась какая-то похлебка из разрозненных мыслей. Но даже если рассуждать обо всем произошедшем объективно, здраво принимая во внимание факты, то выходило, что это мог быть и сон, и что верить Архаэлю слепо нельзя, и что все-все-все, на данный момент терзающее — вообще никак не связано друг с другом, и просто так все вместе совпало, а он надумал себе невесть что… Ага, совпало — то годами вообще ничего, а то все и разом. К тому же, к собственному ужасу, Рога никак не мог откинуть мысль, что он поверил каждому слову и воспоминанию, подкинутых Темным Отцом, пусть если и во сне. — Детка, вот скажи, — позвал он старпома, — ты… Как ты относишься к кэпу? — К Ло? — застатая врасплох подобным вопросом, захлопала ресницами Лин. — Ну… как к брату. Вроде того. А ты к чему это? — Что бы ты сделала, если бы узнала о нем что-то… плохое? Что он на самом деле совсем не такой, как мы привыкли его видеть? И в прошлом делал чудовищные вещи? Как бы ты тогда… к нему относилась? Лин легонько пожала плечами. — Да так же, пожалуй, — на непонимающий прищур боцмана она пояснила: — Просто я не знаю, как он это делает, но со временем ты начинаешь перенимать ход его мыслей. Сперва они кажутся бредовыми, но потом невероятно логичными. Как и сам Ло, по-странному логичными, но при этом совершенно не вписывающимеся в привычное мироустройство, — она с усмешкой закатила глаза. — А потом ты уже постепенно начинаешь привыкать и к этому самому мироустройству, его личному. И оно начинает выглядеть самым правильным… Понимаешь? — Рога кивнул. Он понимал это, как никто другой. «Слово его — не абсолют и не истина, но право оно и непререкаемо»… Лин продолжила: — И вот знаешь… Раньше я бы наверное сказала, что перестала бы с ним общаться, что ушла бы, что не смогла бы этого принять и все такое в этом духе… А сейчас… Мне плевать, каким он был раньше и что делал. В том плане, что даже если бы я узнала, что он вырезал одну за другой мирные деревни, насиловал женщин и умывался кровью младенцев, я бы удивилась, только и всего. Это ведь было в прошлом. А важно настоящее — то, какой он сейчас. И пока он на моих глазах не делает что-то из того, что мне не по нраву, то я не вижу смысла, чтобы что-то себе надумывать лишний раз. Пока получается плохо, конечно, — хмыкнула она. — Со Шкипером, например, мне еще сложно смириться слепо, потому что он меня просто бесит до нервного тика — его… слишком много! Но Ло в нем души не чает, так что пока он не напакостит в грандиозных масштабах, мне остается только стараться к нему привыкнуть… Рога задумчиво пожевал нижнюю губу. Слова Лин как-то… успокоили. — Как-то я раньше не смотрел на это под таким углом, — сказал он. — Просто привык, наверное, что мое собственное прошлое тянется за мной и в настоящее, регулярно о себе напоминая. Лин сложила руки в замок и стала крутить между собой большими пальцами. — У всех нас есть что-то такое, что нас очерняет и за что нам стыдно. У меня в том числе. И я бы хотела, чтобы меня не осуждали за это, чтобы поняли и поддержали. А потому не могу относиться к другим людям предвзято по таким же их ошибкам. Раньше могла, а сейчас как-то… Взять даже тебя, например. Я действительно долго не доверяла тебе. Мне казалось, что ты просто поджидаешь нужный момент, чтобы отволочь наши головы Патрулю. Но потом как-то… привыкла к тебе, как и к остальным. И теперь знаю, что у тебя может быть сколько угодно неприятных качеств, но подлость в их число не входит. Мы же одна команда теперь. И должны доверять друг другу безоговорочно, не отвлекаясь на глупые домыслы, предрассудки или еще что-то. Иначе в нужный момент попросту не сможем защищать спину друг друга, опасаясь подставить свою. Так что прошлое нужно оставлять в прошлом. И жить настоящим, веря в будущее. Рога слабо улыбнулся и прерывисто вздохнул. Стало действительно полегче. Кто бы мог подумать, что разговор по душам может так помочь. В самом деле, надумал себе невесть чего из-за простого кошмара. Совсем уже нервы ни к черту… — Спасибо, кроха. Утешила. — Я рада, — она сжала его ладонь своей и участливо потрепала. Теплый, ласковый жест. — Не грусти, все хорошо будет. Ну что, принести тебе чай? Внутри потеплело от такой непривычной заботы. Ладонь у верга была нежной и приятной, несмотря на натертыши от револьверов — как бархатная ткань. Рога чуть повернул кисть и провел по тонкой коже кончиками пальцев, прислушиваясь к новым, незнакомым ощущениям. Он не помнил, испытывал ли подобное прежде. Не желание и не удовольствие, но что-то… большое и согревающее. Когда хочется этими самыми пальцами не довести до экстаза, а сказать простое «спасибо». Лин не отдергивала руку. Так же молча поглаживала ему запястье, полуприкрытыми глазами наблюдая за медленными шевелениями их пальцев. Рога только сейчас заметил, что у нее, оказывается, почти белые ресницы. Очень густые — казалось, глаза окутывали туманные облачка. Лин в целом казалась какой-то прозрачной и воздушной — не хрупкой, как стекло, нет. А именно как что-то… очень светлое и нездешнее; чужеродное в этом черном грязном мире. Максимально контрастное с самим Рогой. К чему на природном, инстинктивном уровне тянуло, как бездумно тянет на огонь любое живое существо — к теплу, к свету, к уюту и безопасности. Он аккуратно высвободил ладонь и повел пальцами выше — вдоль предплечья, плеча. Бережно, почти невесомо — опасаясь повредить нежную тонкую кожу грубыми руками, поцарапать шершавыми застаревшими мозолями. Лин не шевелилась, замерев и не отрываясь смотря на него своими невозможными мраморными глазами. И дыша — глубоко и тихо. Завороженный, Рога очертил пальцами голое плечо, задержал их на лямке сарафана — лишь на секунду. Медленно провел костяшками по шее, прослеживая путь бьющейся синеватой жилки. Он сам не заметил, как затаил дыхание, едва ладонь легла на щеку, а пальцы зарылись в корни волос, поднырнув под шапочку. Тепло и комфортно. Приятно. Щечки оказались покрыты коротеньким, невидимым глазу трогательным пушком. Рога боялся спугнуть это странное ощущение, охватившее его — дыханием, неверным движением, даже неправильной мыслью. Будто на руку по удаче села редчайшая вымирающая бабочка. Или, вернее, сказочная фея, развеивающая пыльцой плохие сны и глупые мысли. Одна оплошность — и она упорхнет навсегда. Рога растерялся, не зная, что делать с этим чувством, как себя вести. Как продлить невероятное ощущение, ничего не испортив. В мозгах было абсолютно пусто, потому он таращился в распахнутые сиреневые озера напротив, невербально прося помощи, как неопытный ребенок. И Лин поняла — услышала, увидела, почувствовала. Мысленно взяла за руку и повела за собой. По крайней мере, именно так Роге показалось, когда она прикрыла глаза и тихонько потерлась щекой о его ладонь. Он задохнулся, потерялся. Испугался. Потому что понимал, что происходит что-то такое, о чем он не имеет ни малейшего понятия. Он умел соблазнять, умел валить и трахать. Но подобные действия в отношении чуда напротив казались кощунственными. Все равно, что помочиться на произведение искусства. А по-другому он не умел… И потому не хотел осквернять этот шедевр природы… собой. Только не Лин. Это однозначно не то, чего она хочет и заслуживает. Рога никогда не был вандалом. Он умел ценить прекрасное. Он отдернул руку чуть резче, чем следовало. И, запаниковав окончательно, выбрал первую линию поведения, которая пришла на ум. Знакомую и привычную. То, что он умел — расплылся в обольстительной улыбке и томно прошептал: — Если ты везде такая пушистенькая, то можешь смело выкинуть из ванной тот пузырек с депиляционной кислотой. Тебе она ни к чему. Да и экономия. Я лично персики люблю больше нектаринов. Особенно во фруктовом салате. Персик, банан и заправка из йогурта… Лицо Лин изменилось моментально. На обиженное, смущенное, сердитое, возмущенное — целая палитра эмоций. Удивительное ощущение сдуло ее негодующим пыхтением; наступившая было атмосфера осыпалась, как карточный домик. И отчего-то Роге особенно остро захотелось набить морду самому себе. — Ты! Да как ты!.. — не найдя нужных слов, Лин подскочила с кровати и уже в дверях гневно выплюнула: — Животное! Ненавижу тебя! Видеть тебя не желаю! — Тогда ты не будешь против, если я прогуляюсь в город, госпожа старший помощник? — воспользовавшись моментом, не к месту поинтересовался он. Когда не надо, язык работает вперед хозяина. — Да катись ты… куда хочешь! Хоть в город, хоть во фруктовый салат, хоть в морскую бездну! — выдержав в начале многозначительную паузу, проорала Лин, прежде чем с грохотом захлопнуть за собой деревянное полотно. Криво как-то получилось все… Рога даже подивился крепости обналичника, выдержавшего подобный удар и нисколько не треснувшего. Старик в самом деле плотник от Умелой Старицы. К слову… Рога отыскал глазами часы. Уже вечер почти. Столько провалялся, а ощущения, будто и не спал вовсе. Ребята ушли еще днем － значит, уже скоро должны вернуться с новостями. Стоит свалить до их возвращения, чтобы лишний раз нотации не слушать. А так ему вроде как Лин разрешила… Мысли о старпоме больно резанули по сердцу — не стоило с ней так, все же… Идиот! Но Лин девочка отходчивая и умная — простит, он уверен. А что до этого разрешения, что она дала в порыве злости… Нет, не хотелось бы ее в это впутывать и подставлять. Сам ушел — сам и отчитываться будет. Хватит. Ждать до отплытия уже сил нет. Пора перезагрузиться, пока совсем крышей не поехал, а то так и наяву скоро галлюцинации ловить начнет. Очистить голову, подлечить тело, успокоить душу. Теми способами, какими умел. Авось и дурь всякая сниться перестанет. К тому же, и правда выходит, что сегодня его День Рождения. Он уже и не помнил, когда последний раз отмечал этот потерявший для него давным-давно смысл праздник… А вот возьмет на сей раз － и отпразднует! Как говорится, было бы желание, а повод найдется. Тут же его даже искать не нужно. Знамение какое, не иначе. Рога оглядел больную ногу, после чего огляделся уже вокруг. Ближе всех находился висевший на ручке тумбочки ремень — и кто додумался? Легкое нажатие на скрытую задвижку, щелчок пружинного механизма, и квадратная бляшка разложилась в широкое лезвие. Покосившись на дверь, Рога в несколько движений разрезал бинты и освободил ногу от лубков. Док не соврал — вид у конечности в самом деле был плачевный. Недовольно вздохнув, наемник затолкал бинты под одеяло и стал в спешке собираться. Открыв платяной шкаф, он сперва слепо пялился в него и сетовал, точно жеманная девица, что ему нечего надеть. Собственным шмоткам он как-то никогда не придавал особого значения — кочевой образ жизни приучил шибко грязное либо выкидывать и заменять новым, если совсем износилось, либо просто стирать на ночь. Тут же… единственную безрукавку он покромсал собственноручно. Штаны, вероятнее всего, забрала в стирку Лин. Итог — с его полки из шкафа на него сиротливо смотрели белье с носками, да полотенца со сменным постельным комплектом. Если бы не все тот же хозяйственный старпом, то и этого бы не было — мыло не такое хозяйственное, как она. Вот и принимай потом во внимание мнение всяких стариков-консерваторов, утверждающих, что баба на корабле не к добру. Страшно представить, в какой свинарник бы превратился Фредди без женской руки… Рога помотал головой, возвращаясь к делам насущным. То, что следует озаботиться гардеробом, он понял. Но что делать конкретно сейчас, не представлял. Взять шмотки кэпа? Переться в капитанскую каюту — лишнюю шумиху создавать. У дока размер другой; у старика — и подавно. Да и крика от обоих потом будет — лопатой столько дерьма не разгребешь. Зеленый так в своих дикарских шкурах и щеголяет. Рыжий же… Дохромав до угла штурмана, Рога сунул нос в его рундук. Руди уже давно переселился в рубку, но часть своего многочисленного барахла хранил по-прежнему здесь. Хоть в чем-то пригодилась его любовь к накопительству и собирательству всего подряд. Среди исписанных тетрадей, книг, мешка разноцветных ниток, нескольких колод карт и пары коробок вовсе непонятного хлама в самом деле обнаружилась кое-какая одежда. Беглый осмотр заставил поморщиться. Рога не знал, с каким из возможных проклятий это было связано, но шмотки на штурмане, что называется, горели — новые он регулярно себе приобретал почти при каждой стоянке, поскольку старые постоянно то неисправимо пачкал, то случайно рвал. В данном шкафу, по всей видимости, как раз по для одного Руди веской причине подобные тряпки и складировались. Единственная найденная черная футболка была прожжена у ворота и на животе. Темные штаны тоже откопать удалось, пусть и с порванной штаниной. К тому же, не особо чистые… Ну и не беда. В том ли они еще виде будут. А так хоть не жалко. Штаны пришлось обрезать и подворачивать. Благо, хоть ремень выручил, не давая им сползать. Родные сапоги стояли у кровати — и то благодать. Нога недюже мешала, но запихать ее в должное обмундирование с горем пополам все же удалось. Серпы с портупеей обнаружились на положенных им крюках возле койки, содержимое собственных штанов — в тумбочке. Но, подумав, Рога решил ничего с собой не брать — потерять была вероятность большая, не раз уже на таком обжигался. Из зеркала на него смотрел помятый бездомный, не менее. Возможно, тем и лучше. Да и какая, по сути, разница? Нужные ему злачные места он в любом случае разыщет, а в подходящем для этого виде это будет сделать проще и быстрее. Славно. Осталось только прошмыгнуть мимо вахтенных. Ага, которые оба, как на подбор, хищники с острым нюхом и зрением. И шустрые, до кучи. Дело плевое, будь он в форме — и не у таких из-под носа уходил. Но в нынешнем состоянии… Дьявол, все не Слава Богам! Рога тоскливо покосился на закрытые ставнями окна. Единственный возможный путь. Только вот веревок среди пожитков вокруг не наблюдалось, а прыгать… Он открыл одну из ставень, стараясь сильно не шуметь. С одного борта был пирс, с другого — заводь. Сигануть в воду — значит нашуметь, да и расшибить голову о какой-нибудь случайный камень можно. На пирс же — велика вероятность доломать все несломанное… Ладно уж, где его не пропадала! Предварительно закрыв изнутри дверь, Рога максимально аккуратно вылез из окна, стараясь не заскулить от боли, ненадолго задержался на фальшборте, прикрыл за собой ставню, высмотрел местечко поглубже и прыгнул рыбкой, сразу же скрываясь под водой.