Wendigo venit ad vitam.

...Fatum. Fatum. Fatum...

Он брёл вперёд, туда, куда не может протиснуться лунный свет, озаряя цветом голубого опала хрустящее покрывало, устланное обломками ветвей, опавшими кусками коры и лишайниками. Туда, куда человек в здравом рассудке и не подумает лезть, потому как тут и там разбросанные клоки звериной шерсти никогда не сообщали о том, что

дальше будет лучше.

Он следовал за ним, исполняя желание хозяина, который громовым стоном зазывал жертву в самые потаённые закрома, скрытые от любых людских глаз. Судьба вершилась, двигалась в нужном ей направлении, и плевала она на то, что её носитель угасал на глазах с каждым бездарно проведённым мгновением. Нечто постороннее протекало по фиолетовым трубкам, циркулируя от сердца и обратно, наводило смуту на слабеющий организм и творило то, что вольно только ему. Теперь он не принадлежал себе. Ему. Ноги кололись о сухую жёлтую хвою, и под ногтями собиралась склизкая тёмная грязь. Холод бился меж рёбер, а изувеченную рожу заливало грубо сброшенными с крон сосен ледяными каплями, осевшими там после недавно бушевавшего ливня. Нос забивался зловонием, до боли обостряющим обонятельные рецепторы.

Он пересёк границу. Это стало ясно в момент, когда ветвь, служащая опорой для ломтя иссушёного мяса, вынырнула из непроглядной тьмы.

Теперь его жизнь в когтистых лапах.

***

Двое суток назад.

— Добухался?! Салли "закинул" Ларри в его комнату, с размаху захлопнув за сутулой спиной дверь: после того, как он пробудил металлиста и начал тащить того по коридорам апартаментов, парень молчал всю дорогу, с трудом сдерживаясь от выяснения отношений в моменте. Смесь боли, ненависти и обиды кипела в его нутре и очень желала выплеснуться наружу: от бурлящих чувств парня продолжало потрясывать. Сейчас не существовало никакого монстра для Фишера, что одиноко бродит меж деревьев, раздвигая листву костлявыми рогами: кроме, разве что, того патлатого чудовища, развалившимся перед Салли пьяным на полу. — Чё... Ты о чём? — язык металлиста заплетался, спотыкаясь о слова. — Бляха, не ори... Ларри, на удивление, находился в добром здравии, хотя и был предельно набуханным: вероятно, горе-пикапер успел в какой-то мере проспаться у Роберта. Тягучая речь и ужасная координация выдавали его вечернее "застолье", но в остальном он был неплох. — Да так, по херне ору. Извини, солнце, не хотел обидеть, — с саркастическими нотками прошипел Салли, двигаясь в сторону металлиста. — Нет, ты мне объясни... Как ты умудрился из-за такой тупой ссоры изговнить всё, что только можно?! Джонсон сидел на полу, откинувшись телом на незаправленную кровать, и кривился в ответ на громкие наезды парня, борясь с ужасной мигренью и сушняком от подхлёстывающего похмелья. Слова Сала бились по его ушам, как камушки о стенки металлического тазика, провоцируя болючие выстрелы где-то в районе затылка. — Ага, — с нескрываемым раздражением промычал шатен. — Я же, сука, швырнул тебя... В самый ответственный момент со скандалом... — Ага, — Салли издевательски подражал его вялой интонации. — Ну да, это же я за твоей спиной зажигаю с какими-то левыми девушками. Ларри в непонимании посмотрел прямо на протез пылающего злостью Фишера, стоящего в нескольких шагах от него, но через мгновение его самого пробрал шок. Моментально вечерние события тонкой вереницей всплыли в голове, и его глаза расширились от осознания всего дерьма этой ситуации: сейчас Сал убедился до конца, что Роберт резал правду-матку. — Откуда т-ты?.. Худое лицо шатена освещалось утренней синевой, что лилась сквозь стекло в двери, и она полностью показала всю ту оторопь, что только могла прочитаться в его глазах.

***

Благоухающая хвоя, вонючая шерсть, рубленое мясо, корки крови и лимфы, сырой мох, ошмётки внутренних органов, влажная земля и замогильный сквозняк меж стволов меланхолично вальсировали вокруг его материи как в замедленной съёмке, находили исконные места и безжалостно рушили иллюзию всего того, что оставалось вне его контроля: а владел ли он собой сам или лишь следовал чужеродной воле? Был ли он вообще, автономным человеком со своими желаниями, личностью, что куёт свою судьбу сама?

...Fatum.

Ответа, что ожидаемо последовать и не могло: кто может плеснуть истиной и знаниями, когда всё, что тебя окружает - дохлая сосна да жертвы падальщика? Он уже и сам запутался, он - кто, а кто - он, и потому продолжал фанатиком внимать искусительному зову, не разбирая, что и где лежит под его окостенелыми ступнями: большим пальцем человек задел позвоночник некоего зверя, размерами напоминающего обычного зайца. Продроглые ладони тянулись и хватались за стволы деревьев за неимением силы в теле, что было наказуемо - в чужой святыне сиё нахальничество неуместно, за что он получал куском сухой плоти, что висел трухлявой веткой повыше, по лбу. Голос, подозрительно схожий со звериным рыком, не унимался и продолжал гнать вперёд, влеча по своим стылым следам, следам кончины и страданий; бедное сердечко его стыло в грудной клетке, но он и не думал усомниться в своей преданности и верности к новому центру: не "я", а "он".

Доверие... Бывает лишним, как одиннадцатый палец на левой руке.

Memento mori.

Может быть, хоть это спасёт тебя от лишнего шага в окраину, куда ты ступишь окончательно и бесповоротно.

Из этой гадской трясины ты точно не выскользнешь.

***

Сал устало плюхнулся в кресло-мешок, исподлобья глядя на шатена; взгляд его сочился яростью и скорбью, а лик Ларри, который пытался выглядеть как можно более не виновато, бесил ещё больше. — Даже у стен есть уши, — плеснул Салли ядом, мотнув головой. — Плохо шифруешься. — Да я... Я и не пытался, знаешь ли, чувак! Поебать мне! Гневно отвечая, Джонсон ярко задействовал мимику, и морщины на его лице то разглаживались, то впадали обратно глубоко в кожу: таким образом, его лоб вечно шёл неровной волной из-за хмурящихся тёмных бровей. — Объясни мне, пожалуйста. Что заставило тебя поступить, как конченная мразота? Сал молчал, пытливым взглядом синих глаз прищуриваясь в его карие - от стыда металлист толком не мог держать визуальный контакт, и под прицелом Фишера сильно тушевался. — А почему мы всё обо мне да обо мне? — решил метнуть стрелки Ларри. — Сам-то... Лучше, что ли? Ни за что послал нахуй, когда ты был мне так нужен. — Я тебя не посылал! Салли подорвался с места и подскочил на ноги: тысячу раз он проматывал этот диалог в голове и знал, какие слова следует проронить. Как бы подло шатен себя ни повёл, Фишер был не прав, и парень это прекрасно понимал. — Хочешь сказать, ты остался со мной и не убегал со скандалом? Смело! Но я не поверю. Не слепой, как видишь. Тяжело вдохнув и собравшись с мыслями, Сал затянул свою речь: — Я... Прекрасно понимаю свою неправоту, и... За это приношу свои извинения. Говорю сейчас это от всего сердца, хочешь верь, хочешь - нет. Чисто по-человечески. Я должен был спокойно до тебя донести своё желание уйти, а не орать... Мне жаль. Короче, ну, я не хотел тебя обидеть, и знаю, что то, что я скажу дальше, прозвучит, как оправдание: я не знаю, что на меня нашло. Такое бывает в последнее время, наверное, на фоне стресса... — слова давались ему с трудом, но увидев, что Джонсон всё равно его особо не слушает и залип в одну точку, вспылил и махнул рукой. — Да к чёрту тебя! Ты один хрен это не вспомнишь, зачем я тут распинаюсь?! — ...Да я слушаю, — буркнул Ларри под нос. — Думаешь, я прощу тебя так просто? Салли подскочил к металлисту и глядел на него сверху-вниз, сдерживая огромный комок гнева, так и воспламеняющийся красными вспышками в груди: всё, что ему оставалось делать - тяжело, прерывисто дышать. — Простить меня? Ты серьёзно, чёрт возьми?! А ты не подумал своим пропитым мозгом, что то, что натворил ты, хуже в разы?! — Ха... Иногда равнодушие бьёт сильнее любого кулака, Сал...

***

...Fatum. Fatum. Fatum...

Увядшее его горло алчно принимало в себя ледяной хлад родника, и уже за это действо он мог полноправно оказаться в аду среди убийц, насильников и всех других, кто посмел дать слабину пред пагубными пороками.

Кому какое дело до морали, нравственности и этики, когда каждый из нас и есть тот самый грех, за который там, в магматическом жерле, с часа нашего рождения рогатые-лохматые раскаляют чугунные котлы?

Сложные времена рождают сильных людей, соответственно, паршивый немир плодит грехи.

Ты - грех, я - грех. Он тоже.

Пустой мешок выпрямился на нижних конечностях, развернулся на север к нему, не без помощи телепатии подавляющий когнитивные способности несчастного; рычащий шёпот стальной хваткой обволакивал нежные складочки мозга, яростным поцелуем вгрызался в нервные клетки, нещадно ворочал содержимое, отсекал ненужное и вставлял нужное.

...Fatum. Fatum. Fatum.

Fatum.

Fatum. Fatum.

Fatum.

Fatum. Fatum. Fatum...

Видимость - присутствовала, необходимость - отсутствовала; всё время пути покорённый не ведал, что два шафрановых иллюминатора зажимали его в чреватых тисках и не прекращали череду атак пси-ударов, безжалостно подминая больной людской рассудок под свою массивность. Пустые, но интенсивные импульсы выжигали... Жгли. Сжигали, как томящуюся курицу со специями в духовке. А между тем костлявые ноги, усеянные бурыми корками запёкшихся кровоподтёков, неутомимо провожали его в последний рейс.

***

Ларри поднимался на ноги, неумело держа равновесие: он опёрся рукой о пол, но это не помешало ему завалиться вперёд и проехаться носом по зелёному ковролину: на эти неуверенные попытки встать Сал со сложенными на груди руками наблюдал без какого-либо сожаления.

В кого ты превращаешься, Фишер?

Наконец, проделав долгий путь до комода, шатен грубыми движениями выдвинул самый верхний ящик и вытащил оттуда пару листов "а-четыре", после чего молча разглядывал их со странным выражением лица: Салли мог описать это как что-то около немого крика. — Я давно не брал в руки кисть... Не мог... — металлист передал Фишеру рисунки. — Но от этих приступов творчества мне хотелось лишь вздёрнуться. На обоих листах были изображены причудливые витиеватые линии разных цветов, образовывающие хаос на белоснежном полотне. При первом впечатлении это казалось небрежно нарисованной мазнёй, но, расфокусировав взгляд, на одном из пергаментов Салли различил портрет своего лица без протеза, на втором... Вендиго, одиноко стоящий на берегу одноимённого озера. Парня прошиб пот, а захлёстывающее смятение с головой топила его в глубокой пучине. Облик монстра вызывал трепет и чувство опасности, а собственный портрет и вовсе ввёл в некий диссонанс. Сал с вопросом пялился на Джонсона, будто желая прочесть все мысли в его голове. Но Ларри молчал. Вместо ответа он предпочёл отобрать эти рисунки, агрессивными резкими движениями разорвать их и швырнуть на пол. Бумажные кусочки, как подхваченные ветром осенние листья, опускались вниз в немом танце. — Что ты... — Ты такой же монстр, как и он, — сердито процедил шатен. — Чувак, зачем... Зачем ты со мной таскался? Строил из себя святого? Фишер молча захлопал глазами, услышав грубые скверные обвинения. Парень был в силах лишь беззвучно открывать рот и закрывать обратно, никак не придя в себя от шока. — Зачем?! — металлист в сердцах ударил кулаком в стену, после чего согнулся от боли. — М-м-м-мать, да скажи уже хоть что-нибудь! — У тебя с головой вообще всё порядке?! — рявкнул Салли, выйдя из ступора. — Что за идиотские выводы? Ларри, специально не глядя на голубоволосого и не забыв пихнуть того локтем в бок, прошёл к висящему на стене красному худаку: размашистыми движениями он стянул его с крючка и стал натягивать на себя. — Хватит вести себя так инфантильно. Давай спокойно поговорим, а? Плевав на всё, Фишер подошёл к Джонсону, наступив на обрывки былых картин, смиренно лежащие на полу. Он положил руку на его плечо в надежде достучаться до голоса разума Ларри, но тот лишь небрежно махнул им, скидывая с себя холодную худощавую ладонь.

История повторяется, не так ли?

— Не надо меня трогать. Ты сам до этого довёл, — пробурчал металлист, сжимая в руках вытащенный из кармана коробок сигарет. — Это ты во всём виноват. Медленной косой походкой Ларри последовал ко второй двери, ведущей на задний двор. Его последняя реплика, как и текущее поведение, сильно выбесили Сала: он понимал, что Джонсон пьян, но сейчас это не имело для него никакого значения. В грудь опять подкинули дров, щедро заправили горючим веществом и от души чиркнули зажигалкой, а огненный шар вот-вот был готов извергнуться изо рта. — Знаешь что! — кричал ему Салли вслед, а вокруг него чуть ли не искрились красные искры. — Ноешь весь вечер, что мне на тебя плевать, но ты не представляешь, как я сегодня из-за тебя пересрал! Я думал, что ты сдох! Мне самому жить не хотелось, а ты говоришь обо мне такое?! Металлист остановился посреди комнаты, слушая разгневанную речь Сала: он и понятия не имел, о чём говорил Фишер, но вопросов предпочёл не задавать. А между тем голубоволосый парень распалился ещё сильнее. — Ты меня реально заебал, ну сколько можно?! Ты обвиняешь меня в придуманной херне, хотя сам чем занимался сегодня?! Почему, почему когда я хотел поцеловать Э...

Осечка. Несколько секунд молчания.

А вот это было зря.

— ...Чё?

***

Плотный ряд густой хвойной чащи был грубо совращён и подавлен, передал власть в руки уродливых мёртвых деревьев, венчающих полукруг: это его святая святых, его источник могучей силы. Пики сухих частоколов украшали полусгнившие и почерневшие части тела несчастных посетителей, источали невыносимо скверную вонь кончины: для него она была самым сладким ароматом жалкого, бессмысленного мира, символом его возможностей. Тут и там, на истоптанной острыми когтями земле, нашли чарующий покой запыленные трупы, продолжающие неотвратимый процесс разложения.

Некогда этот разваливающийся костяк был частью ребёнка.

А этот - женщины.

Rest in peace...

Вся красота момента не могла пробрать старый новый грех - не дано. Не сейчас...

Не сейчас...

...Fatum.

Ты уже получил своё знание, да?

Новый неБог замер посреди усыпальницы, силой мысли повелел - ноги двинулись снова. Снова... Снова... Снова...

В знаниях - сила. Хочешь, повторю?

...Fatum. ...Fatum.

Невольный слуга замер в метре от чистого концентрата инвертированного извращения. Ангел тьмы, опущенец с того света наблюдал: пара разрезов острых щелей всполыхнула ржаным полем. Довёл эффект до аффекта...

ё{<Њл.. qй-SЩхвцЗ(Е с c€CG<а–КщПXSE ‹@/цaЬ0ы ьZЛЮ|8b A

о w 7єнП†ДѕЩ/ѕ_Ђ»фkЈ ~ђ —ц4F

р nґЊ„флп д TИ xL

й ›аЌЫИгчЗ ъћѕ·Р э зx

вMъ^ЕЅ· lњТ[и

2XвHАќ`3JcчЃёчЯбm Б и^왈 ]9‘№ёео!‘F bР»Ч‘Ђчj4Рqџ<Ь#0ЬЁЏ‰иЎ#rЗ Шыџ0

оэ9 bo Хfфоѕеп‰иaф`ПDДћ l,сЂЫмеlђ

°—u©)z }Рн[ц

ж4БЁЬ~7Р Са́ оэ9 bo ХfфМС 7Ђ;‡ЂЮ`ПDДћ

l,сЂЫмеlђ°—u©)z }Рн[цж4БЁЬ~7Р

qй-SЩхвцЗ(Е с cв[Ў_ цs :ZBVЗ.ъЮ™ыуџ5

Ђ^мж6

7]Њл

...Кровавая пена фонтаном рассекла воздух.

...Fatum. Fatum. Fatum...

***

Ларри медленно повернулся к Салу, а из-под густых ресниц на парня тяжёлым взглядом глядели чёрные мрачные глаза. Салли заткнулся, но было уже слишком поздно: сказанные им слова быстро долетели до ушей шатена, который прекрасно понимал, кто такая таинственная "Э". — С Эш?.. Ты, бля, серьёзно?.. Медленно подойдя к голубоволосому и не сводя с него глаз, Ларри остановился примерно в двух шагах: Фишер физически ощущал, как сгорает со стыда, а в зоне диафрагмы что-то сжималось мучительными приступами. — Ничего не было, клянусь! — Салли ярко зажестикулировал руками. — Может, я что-то и хотел, но, э-э... Я ничего не сделал! Я знал, что у меня есть ты! Джонсон, что было для него нехарактерно, никоим образом не демонстрировал чувств: он стоял каменным столбом, слушая спешные оправдания своего партнёра. Лишь напряжённо сжатые в кулаках руки и до боли прикусанная нижняя губа полностью выдавали его отношение к этой новости.

Подавляет.

— Вот уж не думал, Сал... Что нож в спину прилетит от вас обоих... — маленькая красная капелька торопливо потекла вниз, только стоило металлисту раскрыть рот. — Да причём тут вообще она?! — Притом... Захотел бы ты её засосать на пустом месте, ага, идиота из меня не делай! Столько лет, типа, дружили, а тут - на тебе, желания у тебя всякие уёбские появляются! Салли понимал, к чему ведёт Ларри, и за этот тяжёлый разговор Фишер очень сильно засомневался в его способностях к адекватному мышлению: металлист искажал факты и строил странные логические связи, не поддающиеся никакому здравому смыслу.

А действительно ли целиком и полностью вина лежала на алкоголе?

— У нас с ней нет ничего, кроме дружбы! А это возникло случайно. На уровне... Рефлексов? — задался вопросом Сал. — Иначе не могу объяснить. — Вот и у меня, — шатен широко развёл руками, нагло улыбаясь. — Рефлексы сработали. Круто мы с тобой спелись, чувак? Сказанные слова не встретили ответа: вместо этого они растворились в воздухе, оставив после себя мерзкое послевкусие, схожее с ароматом цветка раффлезии. Словно поставив точку в разговоре, Джонсон вывалился во двор с целью выкурить заветную сигарету, бросая Фишера в гордом одиночестве посреди творческой берлоги. С пустой головой Салли стоял каменным истуканом, пытаясь осмыслить всё произошедшее: любые эмоции отключились, подобно тому, когда парень минувшей ночью переживал фальшивую смерть металлиста. Грубости, брошенные Ларри, кислотой расщепляли произошедшее между ними когда-то ранее: растворяли слащавые воспоминания и окисляли всё то, что так долго и упорно романтизировалось друг в друге. Тошнотворные, как жирные копошащиеся опарыши, слова из ниоткуда прозвучали в ушах:

"...Ты такой же монстр, как и он."

Внутри рухнуло нечто важное, подняв завесу пыли до громовых туч: тумблер переключился. Сал направился к выходу. Ларри устало опирался спиной о фасад здания около двери, с трудом продолжая держать веки открытыми: дремота накатывала на него лавиной, снежной массой сминая любые возможные попытки сопротивления. Сигарета, выкуренная до половины, была крепко сжата между его сухих губ, а руки глубоко спрятались в карманах от холода. — Знаешь, — начал тихим, но уверенным голосом Фишер, встав в проёме открытой двери. — Я уверен, что нам пора закончить это дерьмо.

Помолчал, судорожно глотая ртом воздух.

— ...И почему? — А смысл продолжать? — Сал тяжело выдохнул: ему было нелегко. — Было куда круче, когда мы просто дружили. Эта жалкая попытка "в отношения" всё испортила. Парни умолкли, но Фишер не торопил Джонсона, пытающегося в тягостных муках переварить услышанное. Он как-то лихорадочно, "рвано" затянулся сигаретой, стараясь подавить клокотание в груди. — "Жалкая попытка"? Охуенно. — Я хочу сконцентрироваться на убийстве монстра, а не на ссорах и мозгоёбке. Прости, но... — тяжёлый ком встал в горле Салли. — ...В моих приоритетах - спасение. Себя, тебя... Да кого угодно. Очень тупо в такой опасный для всех период растрачивать свои силы на херню. Металлист нервно дёрнулся, отшвырнув окурок: он с малым отблеском мольбы в глазах посмотрел на Фишера. — Твою мать, нет! — крикнул грубо Ларри. — Сука, я не согласен. — Посмотри, что с нами стало в последнее время, чувак... Мы только вязнем в дерьме. Это не нужно никому из нас. По-моему, разговор прекрасно дал это понять, — Салли действительно так думал, и был крайне уверен в своём решении. В беспомощности Джонсон сполз по стене на бетон и крепко вцепился в тёмные волосы дрожащими руками: шатен не понимал, что следует сказать, чтобы Фишер поменял своё решение, на котором парень стоял крайне упорно. Бессилие сводило с ума Ларри, всё, чего он хотел - заткнуть пассии рот и стянуть в объятиях, вернуть того самого ласкового Сала, желающего не расстаться, а потрясти патлами под излюбленные басы и просто приятно провести время вместе. Вся та грубость, что металлист позволял себе во время ссоры, была обычными понтами, и шатен начал изрядно жалеть, что своим языком довёл ситуацию до точки кипения. — Нет, нет... Ты ж угараешь, да? Салли будто приставили нож к сухому горлу: он нехотя выталкивал слова изо рта, раз и навсегда отрывая от себя человека, некогда светящегося для Фишера яркой лампочкой в непроглядной тьме. Но сейчас глаза парня, которые когда-то давно искрились теплом и нежностью, были покрыты непробиваемым ледяным настом. — Нет. — ...Блять, — тягостно шептал Ларри себе под нос. — Не уходи. Но он ушёл, оставив за собой разодранное в клочья сердце, как лоскуты рваных рисунков на ковролине. — Прости меня. Оставшись в уединении и уткнувшись лицом в колени, Джонсон сдержанно зарыдал: его приглушённые стоны со всхлипами слышали лишь прохлада ветра раннего утра на пару с сонливым холодным солнцем.

Ты разбил мою надежду на счастье

Или просто показал, что она изначально была ложной..?

***

Хозяин в усладе созерцал процесс смешения - ритуал, так долго выжидающий своей экзекуции, обязательно разродится немыслимыми началами. Человек упал на рыхлую землю на конечной подле его уродливых лап. Обладатель оскалил смердящую глотку. Прощёлкал клыками. Жало обследовало бездну. — Сал... Fatum.