Дом Огненного Змея, том 1

Сави-Рин и Айу-Лан уехали. Провожая взглядом их растворяющиеся среди деревьев силуэты, Дэй-Су чувствовал себя глупым неопытным пловцом, опрометчиво заплывшим на самую середину Тхорсы и вынужденным в отчаянии глядеть, как стремительно удаляются родные берега, пока бурное течение влечёт его к пока неведомому, но наверняка печальному концу. Что если он сделал ошибку? Что если это окажется самая большая ошибка его жизни? Что если он больше никогда… Усилием воли отогнав панические мысли, Дэй-Су заставил себя сосредоточиться на первоочередных задачах. Уви-Сат и Ал-Дхис наверняка проголодались. Лошадям нужен отдых. Путь до Великого леса неблизкий, и надо как-то его отыскать, а тут ещё и этот Поклоняющийся… Нир-Даэс, чей словесный поток с отбытием Предстоящей наконец иссяк, растерянно щупал руками неумолимый барьер границы, словно не знал, чем ещё себя занять. Покосившись на него, Дэй-Су отошёл в сторонку и украдкой снял нательное кольцо. Пальцы дрогнули – он впервые нарушил данное когда-то Эрхэ-Линну обещание не делать этого за пределами Западного холма. Иначе было никак, но ощущение маленького предательства всё равно царапнуло душу. «Вот я и стал взрослым», – невесело подумал Дэй-Су. Ведь взрослые не просто врут – они отрекаются: от своих слов, своих чувств, своих любимых, своих детей… «Ничего», – он решительно тряхнул головой. «Я не отрекусь от главного, а Эрхэ-Линн… Эрхэ-Линн поймёт». Дэй-Су прикрыл веки, позволяя живому дыханию природы просочиться внутрь, войти в резонанс с биением пульса. Ощущение не было непривычным – он не раз сиживал под стенами башни, слушая тихий шепоток травы, скрип и ворчание камней, наблюдая узоры, закручиваемые в воздухе игривым ветром – и всё это не глазами и ушами, а непостижимым внутренним виденьем-чутьём, проявлявшимся лишь тогда, когда он снимал кольцо. Сперва приглушённое, оно крепло тем больше, чем больше Дэй-Су опирался на него, и становилось всё сложнее заставить себя потом надеть кольцо обратно… Осознание того, что заставлять уже не нужно, что он может расстаться с ограничителем навсегда, наполнило сердце внезапной радостью. Здесь и сейчас непривычны были деревья: настоящие, большие, вокруг башни они не росли. С ними хотелось обниматься и разговаривать, тормошить их, как сонных зверьков, чтобы разогнать их медленные ленивые мысли… «Не отвлекайся, – приказал себе Дэй-Су, – ещё успеешь…» Он сосредоточился на воде, нащупал направление и взял под уздцы лошадей. – Нам туда, – сказал он Уви-Сат, кивнув на юго-восток. – Есть место, где можно отдохнуть. Должно быть недалеко. Вдруг маленький Ал-Дхис, беспокойно вертевшийся на руках у матери, громко потребовал: – Пошли в дом! Где дом? Хочу кубики! «Вот кто вообще никогда не видел деревьев, – подумал Дэй-Су. – Не выходил из цитадели, или где там их держали…» Уви-Сат поставила Ал-Дхиса на землю и присела рядом. – Нет, малыш, домой мы не пойдём. – Она с улыбкой потрепала сына по голове. – Мы отправляемся в путешествие, в дальние края. – Как в сказке? – мальчишеские глаза широко распахнулись. – Да, как в сказке про Фарим-Хиса, через реки и леса, а в конце путешествия знаешь кто нас будет ждать? Твой папа! – Который умер? – Он не умер, просто это была тайна – но теперь я могу рассказать тебе… А это Дэй-Су, он отведёт нас, он знает путь. Мы должны его слушаться. – Какая безответственность! – оживился Нир-Даэс. – Какое себялюбие! Вырывать ребёнка из привычной среды, лишать его будущего… Дэй-Су молча развернулся и зашагал в направлении, которое подсказывало ему чутьё, втайне надеясь, что Поклоняющийся останется стоять, где стоял, но этой надежде не суждено было сбыться: на полянку, пополам рассечённую ручьём, они вышли вчетвером. Это была самая опушка рощи, за редеющими стволами уже открывалось широкое пространство степи. Где-то там пряталась дорога на юг, с которой они вынужденно свернули в такой спешке; после привала нужно вернуться на неё, а потом ориентироваться по карте. Первым делом позаботились о лошадях, потом Уви-Сат начала копаться в седельных сумках. – Здесь нет зажигателя, – растерянно сказала она, – только ковшик… – Ничего, просто наберите воды. – Дэй-Су снова покосился на Нир-Даэса – тот приводил в порядок одежду, подпорченную во время бесславного рывка через репьи, но не забывал бросать на беглецов частые неодобрительные взгляды. Скрываться от Поклоняющегося дальше было бессмысленно – всё равно рано или поздно заметит – поэтому, когда Уви-Сат поставила на траву наполненный ковшик, Дэй-Су наклонился и лёгким касанием руки превратил ледяную родниковую воду в кипяток. Для Нир-Даэса, похоже, это стало самым большим потрясением за день. – Как… как ты сумел… – Его совиные глаза едва не вылезли из орбит. – Где твоё нательное кольцо?! Дэй-Су вытащил кольцо из кармана. – Немедленно надень обратно! Неужели ты не понимаешь, насколько это опасно? Не пройдя ритуал, без обучения, без тренировки – ты мог навредить себе и окружающим! – Никому бы я не навредил, – буркнул Дэй-Су. – Уж воду-то греть я давно умею, и не только в ковшике. – Ты хочешь сказать, что давно нарушаешь один из основополагающих устоев жизни? Неразумный мальчишка! – Нир-Даэс всплеснул руками и начал мерить поляну мелким суетливым шагом. – Нет, но каково самомнение! Тайком, в одиночку освоил пару приёмов, и думает, что умеет всё. – У меня был учитель. – Глупец, гордец, да ещё и лгунишка. Не верю, что кто-то из творящих в Амарате согласился бы тебя учить. Даже Предстоящая Сави-Рин, несмотря на все её преступные деяния – а ведь она казалась такой почтенной, здравомыслящей особой, о, как я был слеп! – так вот, даже она не обошлась бы подобным образом со своим племянником. Творение до прохождения ритуала световыправления накладывает отпечаток не только на формирующийся кокон, но и на саму душу несовершеннолетнего, и последствия этого могут быть настолько катастрофическими… Убедившись, что Поклоняющийся не пытается силой нацепить кольцо ему на шею, Дэй-Су перестал обращать на него внимание и развернул карту – не всего королевства, конечно, а только его северного герцогства Андаварр, которое включало в себя Великий лес. Недалеко от границы было поселение, но заходить в него не за чем; припасы, одеяла, шатёр – всё есть. Просто выйти на дорогу, по ней дойти до большого тракта… Дэй-Су сосредоточился на изучении маршрута, пока Уви-Сат кормила сына какой-то сомнительного вида смесью, разведённой в кипятке (Ал-Дхис, впрочем, с удовольствием всё слопал). Не успели они оглянуться, как время перевалило за полдень. Собрали вещи, навьючили и отвязали лошадей, и тут притихший было Нир-Даэс вновь подал голос: – Постойте! Дэй-Су обернулся через плечо. – Вы что, в самом деле уходите? Дэй-Су выразительно приподнял бровь, не собираясь озвучивать очевидное. Во взгляде Поклоняющегося, устремлённом в просвет между деревьями – к таинственным просторам варварского королевства, куда нога чистокровного солнцепричастного не ступала полторы тысячи лет – впервые мелькнуло не простодушное негодование, жаркое осуждение или высокомерное превосходство, а что-то похожее на страх. – Хорошо, пусть третьеродная идёт. Раз она так хочет – туда ей и дорога, но мы с тобой должны остаться. Границу, без сомнения, скоро починят, и мой отец пошлёт кого-нибудь за мной – ведь моё исчезновение не останется незамеченным. Мы должны ждать здесь, где нас нетрудно найти. – Ждите, – сказал Дэй-Су, развернулся, но тут же почувствовал чужую руку на своём плече. – Зачем тебе это? – Голос Нир-Даэса вдруг сделался отрывистым и злым – странный контраст с его округлой и мягкой наружностью. – Чем плох Амарат? Тебя кто-то обидел? С кем-то поссорился? Из-за какого-то ребячества пускаешь под откос свою жизнь, оставляешь Освещающего без преемника, бросаешь тень на весь свой род… Дэй-Су смерил его взглядом. «Он сильнее меня. Он может меня заставить, но я буду драться. Насмерть». Эта отчаянная яростная мысль, очевидно, отразилась на его лице, потому что рука Нир-Даэса разжалась – действовать силой Поклоняющийся был явно не готов. Не теряя ни секунды, Дэй-Су поспешил прочь, и вскоре – вновь вопреки своим надеждам – услышал позади неуверенные шаги. – Ну что ж, раз так… У меня нет выбора… Долг Поклоняющегося, солнцеслужителя и просто человека, обладающего совестью, велит проследить… попытаться образумить… К добру ли, к худу ли, но Поклоняющийся Храма Солнца Ставарга решил последовать за ними в Эмерию. Продвинуться за день успели немного. Во-первых, дорога, к которой они вышли, оказалась ужасной. Дэй-Су слышал, что эмерийцы не умеют строить дорог, но не думал, что настолько: так и по целине можно идти, невелика разница. Во-вторых, кобыла Нир-Даэса осталась по ту сторону границы, и он вынужден был шагать пешком, а бросить Поклоняющегося на произвол судьбы Дэй-Су всё-таки не мог, как бы ему этого ни хотелось. Весь путь обещал занять сильно дольше, чем он предполагал. Сумерки застали их на открытом пространстве, вдалеке от источников воды. Ничего страшного в этом не было – воду при желании можно добыть из земли, чем Дэй-Су и собирался заняться, но Нир-Даэс, в соответствии с возложенной им на себя ролью вразумителя, заявил, что «категорически не позволяет», «отказывается потакать» и «не желает рисковать жизнью, просто находясь поблизости». Поклоняющийся сделал всё сам: добыл и подогрел воды, раскинул шатёр и даже накрыл место их стоянки утепляющим куполом – ночи становились всё холоднее. Пока он был занят, Уви-Сат отвела Дэй-Су в сторонку и быстро сунула что-то ему в руку – это оказалось её собственное нательное кольцо. – Вот, – сказала она шёпотом, – мне оно, наверное, уже ни к чему… Мне так кажется… Хотя… – Она бросила опасливый взгляд на Поклоняющегося – похоже, для неё он до сих пор олицетворял собой власть, закон и правду. Дэй-Су поспешил избавить её от источника сомнений, пока она не передумала. Со стороны они, должно быть, являли собой мирную картину: путешественники отдыхают после долгого дневного перехода – правда, у путешественников в Эмерии не было палочковых фонариков и шельфиловых кружек, они не были беловолосы и не одевались в мифрахтил. Жаль, никто не озаботился маскировкой до отъезда – хотя откуда бы Сави-Рин достала эмерийскую одежду в такой короткий срок? И где её достать сейчас? Привлекать к себе излишнее внимание совсем не хочется… Дэй-Су раздумывал об этом, когда сытый и сонный Ал-Дхис дёрнул его за рукав. – Сказку, – потребовал он. – Расскажи сказку про твоего пра… пра… пра… – Дедушку, – подсказала Уви-Сат и добавила извиняющимся тоном: – Он ещё не понимает слово «предок»… Дэй-Су вспомнил, какими разговорами Уви-Сат развлекала сына в дороге; его персона (и его родословная) фигурировали в них довольно часто. – Ну… Фарим-Хис отправился в странствие, чтобы найти «то, чего не может быть на свете» для своей возлюбленной… – Нет, сначала! Когда они были маленькими! Дэй-Су почесал затылок. Ему нечасто доводилось иметь дело с трёхлетками, и как с ними обходиться, он плохо себе представлял. В голове вдруг зазвучал голос – далёкий, почти забытый: «Давным-давно, когда Альтара была ещё молодой, а Пресветлое уже старым…» Дэй-Су зажмурился. «Не вспоминай, – велел он себе. – Не думай о ней…» – Давным-давно… когда на севере ещё не было так холодно, там, где сейчас снег и вечный лёд, в кольце высоких гор лежала прекрасная Долина Лилий. Горные вершины обрамляли белые шапки – в Долине же всегда царило лето, ибо жил там великий отшельник, Мастер Хил-Хаэд. В одиночку он повелевал стихиями, деревья сами роняли плоды в его руки, птицы пели, а звери танцевали, когда он проходил мимо; не знал он ни горя, ни печали, и об одном только жалел: что не с кем разделить эту благодать. И вот однажды, спустившись с гор в людское поселение, повстречал он четырёх сироток. – Лиу-Рис, Мит-Рис, Фарим-Хис и Ран-Тар! – выпалил мальчик, довольный собой. Устроившись на руках у матери, он слушал внимательно, хоть и тёр иногда глаза. – Верно, молодец. Первые двое, как нетрудно догадаться, приходились друг другу братом и сестрой. Лиу-Рис – самая старшая – заботилась об остальных (все они потеряли родителей во время одного трагического происшествия). Хил-Хаэд сразу полюбил её за доброе сердце. Увидев, как тяжело приходится детям, он позвал их жить к себе. – А потом? – Ал-Дхис явно знал, что было потом, но спрашивать об этом было частью развлечения. – Дети поселились в Долине Лилий, и Мастер Хил-Хаэд стал учить их всему, что знал. Лиу-Рис лучше всего управлялась с растениями, Ран-Тар – с животными. Фарим-Хис волшебно играл на флейте, а Мит-Рис мог из груды шельфила выстроить дом за несколько минут; именно эта сила позже и позволила ему стать змеиным наездником. – А потом? – Жизнь в горах была беззаботной – и всё же дети скучали по родным краям. Лиу-Рис упросила Хил-Хаэда позволить им время от времени возвращаться, и, поскольку умения их к тому моменту стали велики, возвращаясь, они неизменно помогали тем, кто нуждался в помощи. И люди прозвали их так: Четверо из Долины Лилий. Дэй-Су сделал паузу, но вопроса не последовало; скосив взгляд, он увидел, что Ал-Дхис сладко спит. – Ну а потом они выросли и переругались. – Переругались? – неожиданно встрял Нир-Даэс. – Они выросли и поубивали друг друга – и ещё пару миллионов человек в придачу. Выжившие построили более совершенный, безопасный мир, во главе которого стоял закон, но их потомкам этот закон оказался не по нраву. Отвергнув совершенство, они вновь опустились до состояния зверей, и вот сюда, в царство зверей, – он картинно обвёл рукой окружающую темноту, – тебя, спящий малыш, и привели твои неразумные родители. На несколько мгновений воцарилась тишина, нарушаемая лишь уханьем ночной птицы да пиликаньем позднего осеннего сверчка, а потом Дэй-Су не выдержал. – Вы совсем как мой отец, – сказал он. – Премного благодарен за лестное сравнение. – Чем так страшны эмерийцы? Почему вы называете их животными? – Ты в самом деле не понимаешь, да? – Нир-Даэс посмотрел на него внимательно, и благочинная маска Поклоняющегося вновь будто съехала, приоткрыв другое, более человеческое лицо. – Как ещё назвать тех, для кого убийство собратьев – такое же обычное дело? – В Эмерии уже давно не было войн. – Сто, двести лет – по-твоему это долгое время? К тому же, война есть лишь следствие природного изъяна, который солнцепричастные в себе искоренили, а эмерийцы решили восстановить… В первые десятилетия после Разделения мы – цех солнцеслужителей, я имею в виду – изучали их, я читал записи. Допустим, одному человеку не нравится другой – ты вот, к примеру, не нравишься мне очень сильно. Но что бы ты ни натворил и какую обиду ни нанёс мне лично, физически я не причиню тебе ни малейшего вреда. В Амарате человеческой жизни может угрожать лишь болезнь, телесная или душевная, несчастный случай – и собственная глупость, толкнувшая к нарушению закона. – Он стрельнул глазами в Уви-Сат, и та сразу втянула голову в плечи. – А здесь? Зависть, ревность, жадность, просто дурное настроение становится причиной насилия человека над человеком. Живя здесь, тебе рано или поздно придётся защищаться. Чтобы защищаться, придётся уподобиться. Ты станешь таким же, как они – без кольца, без световыправления… – он поёжился. – Опомнись сейчас же, надень кольцо, а как только мы вернёмся в Амарат… После этого Дэй-Су уже привычно перестал слушать, но сказанное заставило его задуматься. Закутавшись в одеяло под ясным звёздным небом (Уви-Сат с малышом заняли шатёр, а Поклоняющийся устроился по другую его сторону, словно хотел создать физическую преграду между собой и диким зверем, в которого Дэй-Су, по его мнению, вот-вот должен был превратиться) он пытался вообразить ситуацию, когда пришлось бы защищать свою жизнь или отстаивать право двигаться к цели. Как далеко он готов ради этого зайти? Убийство? Нет, немыслимо, но… Готовность сражаться и умереть он в себе уже почувствовал, а там – мало ли что может случиться… В конце концов усталость взяла своё, и он провалился в сон. К утру небо затянулось унылыми серыми облаками. Со стоянки снимались уже под моросящим дождём. Подумав немного, Дэй-Су предложил свою лошадь Нир-Даэсу – всё-таки тот был старше и вчера прошагал пешком весь день; раз уж так вышло с транспортом, меняться было бы честно. Внутри на минуту шевельнулось сомнение: «А вдруг он возьмёт лошадь и умчится в неизвестном направлении?», но Дэй-Су решил, что это маловероятно. Эмерия явно пугала Поклоняющегося, хоть он и старался не подавать виду. Если бы он хотел остаться один – остался бы на границе. По поводу маскировки ничего путного не придумалось. Единственное, что мог сделать Дэй-Су – избегать людей так долго, как только получится, и поначалу это было несложно. Эмерийцы (как, впрочем, и амаратцы) неохотно селились у границы, дорога оставалась пуста даже после того, как они миновали первое поселение, обойдя его по широкой дуге. В сердце Дэй-Су проснулось былое любопытство: захотелось разглядеть поближе и странные дома с острыми треугольниками крыш, от которых тянуло дымом, и их обитателей, чьи фигуры мелькали в отдалении, но пришлось задавить в себе неуместный сейчас порыв. Одно дело мечтать о приключениях, когда тебе одиннадцать. Совсем другое – оказаться в чужой стране внезапно, ни к чему толком не подготовившись, да ещё и невольным предводителем группы. Так, осторожно и очень медленно, они двигались на юг: сходили с дороги на ночь, и несколько раз днём, заслышав стук копыт или громыхание телеги (по счастью, у эмерийцев они были шумные), и с придорожной растительностью, где можно было бы спрятаться, пока везло. Нир-Даэс использовал любой повод, чтобы наставить своих заблудших соплеменников на путь истинный, и был воистину неутомим; отсутствие реакции, возможно, и огорчало Поклоняющегося, но никоим образом не останавливало. А потому – просто чтобы заткнуть этот неиссякаемый фонтан мудрости – Дэй-Су и Уви-Сат, сменяя друг друга, рассказывали истории Ал-Дхису. Если он просил: «Про Странника!» или: «Про Наездницу!» – значит, был выход Дэй-Су, но всё чаще и чаще звучало: «Про папу». Тогда вступала Уви-Сат с воспоминаниями о днях своей ранней юности, и по тому, как распахивались глаза мальчика, становилось ясно: всё это он слышит впервые. Однажды, когда Ал-Дхис дремал в своей переноске, убаюканный мерным шагом лошади, которую Дэй-Су вёл под уздцы, Уви-Сат заговорила, отвечая на его невысказанный вопрос: – Сначала я думала – зачем сыну много знать, всё равно они никогда не увидятся. Всё равно мои слова сотрутся чужими: «Твой отец был преступник». Потом Предстоящая всколыхнула во мне надежду, но я продолжала молчать – а вдруг не получится? – да и память моя словно поблекла тогда, но сейчас всё возвращается, вновь становится ярким, живым… Жду не дождусь встречи с Дхисом! Ани вырастет без нас; эта рана во мне только начинает по-настоящему кровоточить, но… хотя бы мы втроём будем вместе! Дожди постепенно учащались и усиливались – настоящая мокрая осень заявила о своих правах. Пригодились найденные в сумках пуговки-дождевики. Дэй-Су зарядил один для Уви-Сат, другой для себя, втайне завидуя Нир-Даэсу, который защищался от непогоды личным полем. Для создания поля требовалась печать, а их выдавали только после совершеннолетия… Всё-таки он не был взрослым. Довольствоваться ему до конца дней детскими игрушками. Припасы, как и предупреждала Сави-Рин, закончились на третьи сутки. Ещё два дня питались дарами природы, но вот наконец настал неизбежный момент, когда Уви-Сат перестало хватать грибов и лесных орехов, а Ал-Дхис начал плеваться от каши из корней лопуха, даже приправленной диким мёдом. Пора было познакомиться с местными жителями поближе. – Кто-нибудь кроме меня говорит по-эмерийски? – на всякий случай спросил Дэй-Су, когда следующее поселение замаячило за плотной пеленой дождя. Уви-Сат печально покачала головой, а Нир-Даэс напыщенно произнёс: – Изучение варварских языков не входит в сферу деятельности солнцеслужителя. – Тогда постарайтесь вообще ничего не говорить. Не творите, не снимайте капюшон даже в помещении… Тем из нас, кто темноволос, наверное, можно… Ну а дождевую защиту придётся снять всем. Для эмерийцев это – он ткнул пальцем в прозрачный силовой зонтик у себя над головой, от которого с шипением отскакивали капли – будет выглядеть странно. – Подавая пример остальным, Дэй-Су сам отключил дождевик, и его тут же окатило водой, как из ведра. Когда они, хлюпая по раскисшей дороге – кто ногами, кто копытами – добрались до первых построек, где вязкая глина сменилась дощатым настилом улицы, Дэй-Су уже настолько устал и продрог, что растерял остатки исследовательского духа и хотел лишь одного: поскорее оказаться под какой-нибудь крышей, в сухости и тепле. Раскапризничавшийся Ал-Дхис, видимо, разделял его настроение; Уви-Сат пыталась успокоить мальчика, но безуспешно. На этом задачу не привлекать к себе внимания можно было считать проваленной. Скользкая скрипучая улица, стиснутая двумя рядами стоящих вплотную разношёрстных неопрятных фасадов, оставалась пуста – и неудивительно, в такую-то погоду, – но Дэй-Су начал чувствовать на себе внимательные изучающие взгляды, они просачивались из окошек и дверных щелей, и чудилось, будто где-то там уже шепчутся: «Чужаки! Чужаки в городе!». Стукнула оконная створка; он поднял голову – и едва успел отскочить. Нир-Даэса, оказавшегося менее проворным, забрызгало какой-то мутной зловонной жидкостью, после чего к рёву одного очень громкого ребёнка добавились возмущённые вопли одного очень злого Поклоняющегося. Дэй-Су вздохнул и прибавил шаг. Вскоре улица раздалась вширь, и там, на небольшой угловатой площади обнаружилась пустующая коновязь, а рядом вывеска: кружка, похожая на барашка. Чем наполнена кружка, Дэй-Су не знал, но с назначением места не ошибся. Когда косая дверь, не с первого раза поддавшись нажиму, пропустила их компанию в тесное полутёмное помещение, люди за столами оторвались от трапезы, чтобы разглядеть пришельцев. Дэй-Су не был таким чистюлей и неженкой, как Поклоняющийся, но и он невольно поморщился, вдохнув витающие в воздухе ароматы. Меньше всего это походило на запахи знакомой ему еды – скорее, так пахло в амбаре, где что-то испортилось, в кладовке с грязной одеждой, или в не вычищенной вовремя уборной. И всё же выбирать не приходилось; подойдя к конторке, за которой стояла необъятной ширины женщина в платье с низким вырезом на груди, Дэй-Су сказал, чётко выговаривая эмерийские слова: – Здравствуйте. Нам, пожалуйста, хлеба и воды. И комнату. – Он оглянулся на своих спутников, подумал немного… – Две комнаты. По углам раздались смешки. Густые чёрные брови женщины медленно поползли вверх. Он что-то не так сказал? Но что? Дэй-Су улыбался, нервничал, и старательно не смотрел в вырез, хотя это было нелегко (то, что оттуда вываливалось, приковывало взгляд – в Амарате ничего подобного точно не увидишь). Наконец, управительница – если такова была её должность – упёрла руки в колышущиеся бока и проговорила с вызовом: – А золотой ключик от герцогской спальни вам не дать? Комнат для постояльцев не держим. Хлеб и вода… Заплатить-то вам есть чем, господа хорошие? – Конечно! – облегчённо выдохнув, Дэй-Су полез в сумку, как вдруг входная дверь грохнула, потянуло сквозняком – и зал трапезной наполнился криками ужаса, шумом бьющейся посуды и опрокидываемой мебели. Дэй-Су испуганно обернулся, роняя монеты – тут же на плечи ему легли две тяжеленные грязные лапы, а лицо защекотали гигантские усы. – Урташ! – засмеялся он. – Урташик! Погоди, угомонись… Я тоже соскучился, но до чего же ты мокрый! Пока в таверне царил хаос, а Дэй-Су пытался снять с себя снежного кота и одновременно объяснить перепуганным людям, что их жизни и здоровью ничто не угрожает, смутно знакомый голос рядом произнёс: – Привет, высочество. Ну и вымахал же ты.