
Пэйринг и персонажи
Описание
Франкенштейна прокляли. Смертельно. Правда, ноблесс решил по-другому.
После этого Франкенштейну пришлось многое узнать. И о этикете, и о истории благородных, и о Мастере, и даже о своей личной жизни.
Разговоры в спальне. И даже местами в постели.
Примечания
Люблю эту пару. Безмерно и безгранично.
Тут будет много авторских хэдканонов. Очень много.
Интерлюдия. "Его ребенок"
21 января 2025, 01:10
В усыпальнице Лордов было тихо. Здесь всегда было тихо, разумеется, пока сюда кто-нибудь не приходил. И не устраивал разборок.
Но в этот раз тишина разбилась тихим цокотом когтей по камню.
Черная тень почти бесшумно запрыгнула на гроб.
Ему… давно следовало прийти. Он все медлил, оттягивая. Не самое достойное поведение, но некоторых детей отпускать было особенно сложно.
Рейзел поводит носом, точно принюхиваясь. Здесь еще чувствуется энергия Прошлого Лорда. Чувствовалась. Не осталось ни тела, ни души — а вот кусочек энергетики был, он это он еще при первой встрече почуял.
И, судя по ее активации, почуял верно.
Это был такой же осколок, остаток, как и раньше. Не просто запись, частичка, достаточная, чтобы реагировать ни мир. Иллюзия, ради успокоения разве что и созданная. Рейзел слишком хорошо чувствовал, что ребенок уже давно покинул этот мир.
Поэтому и не очень хотел идти.
Лорд нахально садится на крышку собственного же гроба, улыбаясь, а Рейзел… Рейзел впервые меняет форму на его глазах.
— Так и знал, — крайне удовлетворенно говорит Лорд, — так и знал, что где-то у тебя тоже водится чувство юмора.
Охотник хмыкает.
— Не только же тебе их веселить.
Он смотрит на частичку, пристально, внимательно, и не глазами — своей магией. Слишком даже просто обмануться — слишком живая часть.
Живая и так по-человечески растерянная.
Стоило ожидать. Стоило ожидать того, что ему достанется не кусочек Лорда благородных, а иное. Куда более личное. Их личное.
Рейзел все еще помнит взвинченного и встрепанного подростка как-то оказавшегося на пороге его дома, причем явно после скандала. Это дитя… всегда плохо ладил со своим батюшкой. Во взглядах расходились они сильно.
Рейзел помнит — этот ребенок прожил с ним долго, очень долго. Так и не вернувшись домой. По началу это было даже странно — ребенок был нервным, дерганным, и заговаривать не стремился. Успокоился только через пару лет — и именно тогда начались попытки «отвлечь его от окна» и поговорить. Это было даже забавно, ребенок строил, как сам думал, очень коварные планы.
А Рейзел сам почти не заметил, как начал рассказывать ему «сказки». Истории о прошлом, не Охотников — ни к чему это помнить, о благородных. Ему было что рассказать. То было временем долгих-долгих вечеров. В которые приходилось много говорить — сначала это даже напрягало. Потом стало привычным, а следом почти нужным.
А потом ему пришлось убить Лорда. Долг ноблесс… будь он не ладен. В тот момент особенно. Потому что как бы его ребенок не шипел и не плевался, он тоже знал, что такое долг. И то, что следующим Лордом быть ему.
Дети вообще слишком серьезно воспринимали это самое «быть Лордом». Серьезно, трагично и пафосно. Они были к такому склонны. Рейзел подобного не слишком разделял, но это был их выбор и не его дело.
А быть может, дело было в том, что он все же убил его отца.
Но Рейзел все еще помнит пролегший тогда между ними барьер. Стену «больше нельзя».
И дело не в том, что его ребенок стал Лордом — и это требовало его внимания, дел было много. Он все равно умудрялся прибегать в особняк, порой буквально сбегая от каджу. Жалуясь, дурачась — казалось, по-старому.
Рейзел все равно чувствовал стену — и горечь.
Ему не давали права ее сломать.
Все же — это было чужим решением, а он слишком уважал своего ребенка. Своих детей. Даже если они местами слишком пафосны и склонны к трагизму.
В чем-то его ребенок был прав. Людям — проще. А благородным и впрямь пора меняться.
— И вот знаешь, даже и сказать как-то нечего, — ерошит волосы на затылке Лорд, абсолютно не лордовским жестом, и стремительно откатываясь в того самого ребенка, что однажды появился на пороге его дома, — так было нужно.
Рейзел только молча кивает, понимая, что видит, кажется, дважды призрака.
Потому что Лорд уже очень давно был исключительно Лордом. С рождения Раскреи, наверное.
Только сейчас Лорда больше в нем не было.
Молчание — вполне себе уютная вещь, кто бы что не думал. И порой говорит куда больше слов. Особенно тем, кто умеет его понимать.
Ребенок придвигается ближе, вплотную, практически опираясь на него — и Рейзел знает, что так ему спокойно. Всегда было, еще с далекого детства.
— И не смей ко мне спешить, — интонация выходит той самой, по-детски ворчливой.
Так, что не улыбнуться он не может.
— Не буду.
Лорд и впрямь затихает — пытаясь вспомнить то давнее, детское и почти забытое. На ноблесс время, кажется, не действует и вовсе — он все так же чувствует себя спокойно. Защищенно. Точно под большим таким крылом.
Лорду такое, конечно же, нельзя. И это он должен защищать — и не дело постоянно бегать прятаться под крыло родителя. Едва ли достойное поведение.
Помниться, в детстве он бухтел, что Лордом не станет ни за какие коврижки, и пусть хоть все со злости облезнут скопом. Помниться, с очередным скандалом он ушел к ноблесс — под предлогом «ты больше всех отца бесишь». И не думал, что сможет остаться жить — ну, не на пару недель, а побольше.
Но тут он понял, почему ноблесс так отца и бесил. Он ему вообще не подчинялся — и даже каджу пришлось отступить. «Пока он хочет тут жить — он будет тут жить», только и сказал ноблесс, и отступились все.
Это было странно, но это было очень хорошо.
Те годы были вообще хорошими. Спокойными.
А потом отец доигрался. Даже тут умудрившись откровенно нагадить.
Потому что… он правда не собирался брать титул Лорда. Только вот Рейзелу они были дороги. Он не говорил прямо, он почти не общался с прочими благородными, да и те своего палача не слишком жаловали, но… Это было видно. Слышно. По его рассказам, на которые ноблесс все же получалось разводить. Он ценил их.
И ему не понравилось бы то, как его народ катится в пропасть.
Расстраивать Рейзела не хотелось до крайности. Проклятый титул — как бы ему не хотелось, его нужно было взять.
Все имеет свою цену, и когда пытаются сжульничать с оплатой ничего хорошего не выходит, отец тому примером.
А у него — вышло. По крайней мере, к ноблесс больше не относятся как к страху и ужасу их расы. По крайней мере — ему больше не приходится исполнять свой долг… настолько регулярно. А значит — не зря.
А еще он больше не Лорд. А значит… можно?
Он сползает головой ноблесс на колени — как когда-то безумно давно. Нахально улыбается в ответ на взгляд.
— А расскажи мне сказку, — просит он. «Пап», — все так же застревает в горле — он все так же не знает, имеет ли на это право. Отец у него другой, да и он сам уже слишком даже взрослый для подобного, и ноблесс… не дело на него вешать еще и это. Он хотел бы иметь — это было бы много лучше, и родитель из Рейзела вышел бы чудесный, он уверен, но… не сложилось. А уж Лорду-то и вовсе нельзя.
На его закрытые глаза ложиться рука, а Рейзел еле слышно вздыхает.
— Однажды, к мне в окно забрался человек, — начинает он.
И Лорда — теперь уже окончательно бывшего Лорда, неудержимо тянет смеяться.