Убийство Бабочек

Суббота

      Чувство того, что он вот-вот проснется, становилось все ощутимее, но сон не хотел отпускать из своих оков. Держал так крепко, отчего не мог никак открыть глаза.       Кажется, он был в каком-то темном, маленьком помещении, где стены и потолок с каждой секундой давили сильнее. Он тяжело дышал, пытаясь хоть немного вдохнуть глубже, да ничего не получалось. Он задыхался, хватая воздух ртом, чувствуя привкус пыли и земли. Из носа шла кровь, пачкая и так грязную футболку, она чувствовалась липкой на коже, натирая при каждом движении. Босые ноги кусал холод, а маленькая щелка света в потолке слепила глаза в этой кромешной тьме.       Его руки были маленькими, совсем детскими. Он вытянул их, хватаясь наугад. Пальцы ощутили холодную древесину. Он крепче схватился, потянулся, ноги его не держали, как будто в чем-то застряли, а груз тянул его назад на дно. Он понял, что эта была деревянная лестница, пока взбирался по ней, но каждый раз ему мешало то, что ступеньки ломались под ногами, и он вновь падал обратно. Сколько не пытался, он не мог вылезти из погреба.       Он слышал чьи-то шаги наверху, из-за которых сыпалась пыль с досок, щипля глаза. Кто-то разговаривал, но отсюда ничего не было понятно.       Он почувствовал, как беспомощность горько засела в груди. Он попытался закричать, но сухость во рту только царапала горло. Здесь его никто не услышит, отсюда никто его не заберет, тут он останется на многие дни. Дни, которые будут тянутся словно вечность. Вечность в страхе, в одиночестве, в темноте, в голоде и холоде. Его никто не заберет отсюда, и он сам не может открыть дверцу подвала, потому что слишком слаб.       Его здесь забыли. Заперли и оставили до тех пор, пока не вспомнят о нем.       Горло болело, хотелось пить, ужасно хотелось.       Он посмотрел на руки, ободранные и окровавленные, все в занозах и грязи.       Хотелось пить. Жажда мучила уже несколько дней.       Он лизнул ладонь, наслаждаясь хотя бы капельками жидкости во рту.       Он притронулся к кистям рук зубами. Боль прошибла по всем конечностях, но он продолжал терзать руки в попытках прокусить тонкую кожу. Кровь начала сочиться из вен, а беспощадно оторванный кусок кожи, погрызенный его маленькими молочными зубами, стал лакомством за эти голодные несколько дней.       Он осторожно слизывал кровь, а потом, ощутив, что мог хоть немного утолить жажду, прижался губами сильнее, марая все лицо. Кровь такая едкая, горькая и тошнотворная, но это было блаженством, накрывшем его с ног до головы. Он пил ее, чувствуя слабость в голове. Ей нельзя было напиться, но сейчас это был единственный способ, который пришел ему в голову.       Он ел себя потихоньку, уродуя собственные руки, лишь бы не остаться голодным еще на несколько дней в заточении в этом маленьком глубоком погребе, где его снова и снова оставляли. Он пытался вылезти, но теперь, потеряв так много крови, он чувствовал себя еще более слабым.       Последняя попытка окончилась тем же — он больно рухнул на пол, теряя сознание.       Кирилл поморщился, ощущая, как боль от соприкосновения затылка с паркетом отдавалась пульсацией в голове. Все его тело запуталось в одеяле, горело от невыносимого жара. В квартире было ужасно душно, и вся майка была потная, прилипая к влажной коже.       Кирилл поднял затекшие руки, смотря на многочисленные следы от зубов. Он кусал себя во сне. Он тяжело вздохнул, продолжая валяться, не в силах поднять себя. Ноги были спутаны сильнее, он так много ерзал ночью, что сам не заметил, как полностью запутал свои конечности в давно пропахшем кошачьей мочой одеяле от недавнего употребления мефедрона.       Его давно уже не брало, сколько бы не кололся, оставляя на сгибах локтей ужасно страшные шрамы и гниющие «колодцы», если часто кололся в одно и тоже место. На руках не хватало места, чтобы утолить хотя бы физическую зависимость, поэтому шрамы от игл украшали и его ноги. Он давно потерял чувствительность на ступнях и кистях, нечаянно задевая иглой нервы.       Кирилл смотрел на дрожащие руки, из-за которых больше не мог работать хирургом. Так глупо лишиться собственной мечты…       Он устало провел ладонями по лицу, пытаясь задержать странный сон в голове подольше, пока не напишет все, что помнит, в блокнот. Если даже сны были сюрреалистические, где-то в глубине себя он понимал, что во многих его аспектах было чувство чего-то знакомого. Может, если он сможет хоть немного сложить их воедино, то получится вспомнить что-то из детства.       Кирилл снова оглянул искусанные во сне руки. Кроме новых следов были и старые шрамы рубцовой кожи, скрытые за множеством белых полосок. Если в этом сне было хоть капелька правды, в какой-то момент… Он поедал себя, чтобы хоть немного поесть. От этого стало дурно. Неудивительно, что он так не любил мясо, и только один его вид вызывал тошноту. Что же с ним произошло, чтобы подвергать себя таким мучениям, что это был за погреб, и кто его запирал там.       От мыслей голова разболелась пуще прежнего.       Кирилл кое-как вытянул ноги из-под одеяла и наконец привстал. Под ступнями валялась одежда и не съеденная еда, шоколад и использованные шприцы. На кухне он выпил целый стакан воды, пока сухость во рту не перестала его мучить. Пахло дурно, было ужасно жарко. Он открыл окно, хотя этого мало из-за того, что спертый запах мусора и мочи въелся в стены и мебель. Но Кирилл не находил силы даже хоть немного прибраться.       Вместо уборки он сидел на кровати, описывая смутные воспоминания о сне в блокнот, в надежде однажды найти хоть что-то, что могло вернуть ему воспоминания. Потом он закинул упавшее одеяло обратно на кровать, замечая капли крови: совсем свежие и давно засохшие, что нельзя будет оттереть, сколько бы раз не замачивать в порошке. Проще было купить новое, но Кирилл посмотрел на жалкие гроши, оставившие после того, как он купил у одного из барыг наркотик.       Он подготовил раствор в использованный шприц, не найдя новых, хотя они должны были остаться, но где-то валялись, а потом с помощью второго все смешал.       Кирилл уставился на розовую жидкость, зная, что после того, как он пустит по венам «Бабочку», больше не сможет ее нюхать. Под носом химический ожог шелушился и вечно чесался, да и его больше не брал этот способ. Однажды он пытался принимать наркотики, аккуратно переложив порошок в капсулу из-под таблеток для желудка. Но единственное, что он получил, это обострение гастрита и несварение, из-за которого долго валялся в больнице.       Оставался только один проверенный способ.       Затянув потуже свой же галстук на руке, он нашел пару спиртовых салфеток для дезинфекции и начал искать хоть какое-нибудь нетронутое место на сгибе локтя. Ему было необходимо поддерживать зависимость на физическом уровне, чтобы не валяться несколько дней в ломках. Он знал, что кроме тошноты и тревоги ничего не получит, но это было лучше, чем то ужасное состояние,к которому он не был готов.       Сегодня был выходной, так что он лег обратно, выкинув шприц куда-то за плечо, согнул локоть, придерживая салфетку, чтобы сильнее не марать простынь. Кирилл прикрыл глаза и сосредоточился на том, чтобы хоть немного поспать еще.       Однако сколько бы не вертелся, никак не мог заснуть.       Когда солнце заглянуло к нему в окно, на часах уже было полвторого, а Кирилл просто все это время лежал без дела и смотрел в соседнюю стену совершенно без всяких мыслей. В голове было пусто, пока тело горело и чувствовалось слабым.       Если раньше он был уверен, что вернуть память — дело пары дней, ведь все нужное было рядом: его сестры, Саша, Глеб, подчиненные, знакомые места, — теперь он понял, что застрял здесь надолго. У него не было идей, куда двигаться дальше. Глеба не расспросить из-за параноидальных мыслей, Саша почти ничего не знает, отчим Саши, оказывается, давно уже мертв, своих людей он о таком не информировал, Розалина не в городе по работе, а Наталья видеть его не желает.       Он в тупике.       Кирилл тяжело застонал, уткнувшись в подушку.       К тому же, все эти поручения Глеба занимали много времени, не давая ему заняться собственным расследованием. Он почти все свободное время проводил в офисе, где на него скинули до ужаса много работы, из-за которой он не мог спокойно расследовать дело о паленой «Бабочке».       Дилеры умело скрываются, а принесенная его людьми информация о всех происходящих сделках не имела ничего общего с «Бабочкой». Словно они разом залегли на дно, как только их стали искать. Кирилл ведь даже не сможет вычислить дилера Анны. Вместо этого ради глупого волоса нужно тайно достать какую-то папку для нее. Глеб просил найти проверенного человека на стороне, который сможет сделать экспертизу, сказал, что не может доверять своим людям в таких вещах, ведь тот, кто напал на него, все-таки смог прошмыгнуть в самый укромный уголок «Среды». А это означало, что сделал это кто-то, кто хорошо знал расположение всех камер или ему кто-то помог из персонала «Среды».       Кирилл понятия не имел, что за папку ему нужно искать, он даже не знает, сколько времени у него уйдет, чтобы найти ее в огромном архиве. Оставалось только подождать оригинал ключа. Попросить Глеба дать ключи — значит, рассказать об уговоре с Анной. Глеб явно пойдет к ней с вопросами, если папка связана с производством «Бабочки», и это не даст ему возможность узнать, кто пробрался в «Среду». То есть, это провал: сделка нарушена, а с Глебом подорваны отношения.       Если украсть оригинал самому у Виктора — значит, навлечь на себя подозрения, если этот инцидент где-то всплывет. В итоге, будет тоже самое, да отношения с Виктором станут еще хуже.       Из всех зол Кирилл выбрал подорванные отношения с коллегой Юрием. И как бы этот человек ему не симпатизировал, потому что напоминал кого-то своим поведением, это был самый безопасносный путь.       Для начала Кириллу нужно было полностью освободить Юрия от должности кадровика и архивариуса, чтобы выданный ключ от старого архива забрал Глеб. Ведь если бы он взял этот ключ у Юрия, тот мог бы доложить начальнику, что его украл Кирилл, потому что у него будет прямая улика: пропажа ключа и пойманный с поличным Кирилл в архиве. Ничего не получилось бы, даже если бы Кирилл повторил этот трюк с кольцом. Ведь кольцо-то у Глеба, а больше ничего и не пропало.       Так что, когда Юрий украдет ключ у Виктора, он полностью будет связан по рукам и ногам, а сам Кирилл, не пересекаясь с Виктором, не попадет под подозрение. В таком случае Юрию придется стать его соучастником, и поэтому будет молчать.       Единственное, что было переменным в этом плане — это кольцо. Кирилл хоть и настаивал на том, чтобы Глеб носил его где-то в более безопасном месте, раз то постоянно слетало, будучи не созданным для его тонких пальцев, Кирилл не был уверен, что тот вновь не наденет его. Тогда Юрий вряд ли будет так охотчив в помощи. Это снова — провал.       Кирилл перевернулся на спину, достав из ящика блокнот, записывая все мысли. А потом, перевернув страничку, нашел наспех нарисованный портрет Саши.       Кирилл ужасно плохо запоминал лица, так что все-таки это было так странно, что он нарисовал его таким похожим по памяти. Кирилл запоминал очень малое количество людей, да и то только общими чертами. Он запомнил сестер по их ярким зеленым глазам и прямому носу, у них были две одинаковые родинки, как и у самого Кирилла под губой. Он запомнил Глеба по длинным волосам и высокому росту. Запомнил племянника, потому что большую часть его детства сидел с ним, пока Глеб был занят на работе. Он также запомнил некоторых пациентов, потому что те были похожи на его сестер. Даже та студентка, Снежана, отчетливо запомнилась, потому что выглядела как Наташа.       Кирилл тяжело вздохнул, думая о том, где бы найти деньги на то, чтобы купить что-то ей в подарок и букет цветов, когда в следующий раз навестит Снежану и убедится в том, что она идет на поправку.       Но он снова посмотрел на нарисованного Сашу. Тот не был похож ни на кого из знакомых, даже если Кирилл так давно его знает, это никак не повлияло бы на его память. Может, Саша что-то не договаривает о их отношениях, которые их связали одиннадцать лет назад. Кирилл не мог просто так взять на себя преступление, зная, что в тюрьме его ждет верная смерть. Что-то было другое, Кирилл был в этом уверен, но в тоже время он не хотел давить на Сашу. Он прекрасно видел, как эти воспоминания давались ему с трудом. И Кирилл понимал его.       В любом случае Саша обещал ему рассказать об этом позже. И пока что он был единственным человеком, который мог ему хоть что-то рассказать, и Кирилл был готов ждать сколько угодно.       Он встал с кровати, ощущая ноги свои ватными. Кирилл хотел положил блокнот обратно в ящик, как ручка упала, отскочила от пола и скрылась под кроватью. Кирилл нахмурился и полез за ней, потому что он ее кое-как нашел вчера в горе мусора, пока искал ключи от машины.       Под кроватью было ужасно пыльно. Кирилл пару раз чихнул, пробираясь дальше, чтобы ухватить ручку. Но его руки были слишком короткими, чтобы так просто добраться до нее. Он полез чуть дальше, снова чихнул и наконец схватил ручку. И когда вновь чихнул, он подумал, что стоило хотя бы немного пропылесосить. Тараканы ему были совсем некстати. Даже если арендодатель не заходил к нему с проверкой, и Кирилл мог устроить здесь городскую свалку, тараканы и жуки могли пойти дальше по всему многоквартирному зданию, и тогда хозяин квартиры точно пойдет проверить, что здесь творится из-за жалоб. Остаться без крыши над головой не хотелось.       Кирилл с трудом подвинул кровать, морщась от клочков пыли и уже хорошо так устроенной паутины возле стены. Он достал пылесос и хотел воткнуть в розетку, как заметил странный квадрат прямо посреди пыльного прямоугольника от кровати. Кирилл прижался к полу, проверяя, не тайник ли это? Раз он раньше жил здесь, это могло быть правдой. Хотя он проверил все скрытые тайники в квартире, находя там разные вещи и бумаги о сделках, найдя доказательства того, что раньше он был инвестором, а также какие-то записки, которые было сложно прочитать, потому что бумага вся промокла и чернила размазались, а иногда нельзя было разобрать сам почерк.       Он взял пилочку, пытаясь подковырнуть через щель. Когда пилочка сломалась надвое, он взял с кухни нож. Тайник приоткрылся, и Кирилл убрал кусок вырезанного паркета. Он вытащил небольшой ящик, сдунул пыль с него и снова закашлялся.       Он открыл его, найдя там фотографию и какую-то книгу в зеленом переплете. Он убрал пыль со старой чуть пожелтевшей фотографии.       — Мариша…       Кирилл опустил плечи, смотря на изображение. На нем он сам, пучеглазый из-за диоптрий стекол очков, почти закрытых кудрявой челкой, а по бокам стояли Глеб и Марина, весело улыбаясь. Они здесь были такими маленькими, лет по девятнадцать. Мариша выглядела чуть старше них, Глеб тогда был с короткими волосами, и видеть его таким было непривычно. Кирилл сам же, даже несмотря на юный возраст, был совсем седым. Кирилл почесал окрашенные волосы, корни которых все время подкрашивал. Неужели он уже тогда полностью поседел?       На обратной стороне что-то было написано. Это был почерк Марины: «Наша дружба будет вечной! С любовью, Мариша и Глеб. Твои друзья навсегда».       Кирилл осел на полу, чувствуя, как боль затрещала в груди. Он снова посмотрел на фотографию, где двое его друзей натянули ему улыбку пальцами, потому что Кирилл никогда не улыбался, даже на совместных фотографиях. Ему было очень жаль, что он не мог улыбнуться им, когда они все еще были друзьями. Когда время было более спокойным. Когда Марина была жива, и когда от Глеба не нужно было ничего скрывать.       Кирилл почувствовал, как глаза его наполнились слезами. Он прижал фотографию к груди, чувствуя, как ужасно болело сердце. Если бы он мог все исправить, если только тогда он был им другом, настоящим другом, если бы он мог подарить им больше счастливых моментов, а не испортить все подчистую. Если бы Кирилла не было в их жизни с самого начала, было бы все по-другому.       Слезы скатывались, капая на фотографию, дрожащую в руках. Он даже не помнил, что сделал, но боль давала понять, что он снова был во всем виноват. Он вытер слезы, а потом поднялся, доставая пустую фоторамку с разбитым стеклом. Фотография встала на место, кажется, она была там всегда, пока он не сбежал из страны. Он поставил ее на тумбочку, помня, что там было ее место. Стекло было разбито прямо посередине, полностью закрывая трещинами его лицо. От этого стало легче.       Улыбались ли они так же, как на фотографии, если бы Кирилла в их жизни не было? Кажется, он задавался этим вопросом так часто, что эта мысль казалась правильной. Кирилл нес с собой только проблемы, куда бы он не пришел, всегда был виновником катастроф.       Он вернулся к тайнику, подняв книгу. «Прелесть рыжей лисы» гласило название. Он открыл одну из первых страниц, где печатные буквы почти все стерлись из-за сырости. Он посмотрел на корешек.       — Марина Юнусова? — прочитал он, задумавшись. — Моя фамилия… Совпадение?       Он взял телефон, вбив в поисковую строку писательницу, найдя несколько сайтов с продажей ее книг и биографией.       — Марина Юнусова — писательница романтических комедий, основанных на ее жизни, — читал Кирилл, опираясь спиной о стену. — Одна из ее последних работ — трилогия романов о ее семье. Очень чувственные и смешные рассказы о том, как она нашла свое счастье в муже и трех детях.       Кирилл остановился, наткнувшись на ее фотографию. Да, она выглядела в точности как Наталья и Роза — белокурая женщина с зелеными глазами. Значит, его мама была писательницей, что написала о своей жизни. Кирилл слегка улыбнулся — это же был подарок судьбы.       Хотя в трилогии не было название книги, которую он держал в руках, даже в списке других менее популярных работ. Он все равно прочитает этот роман последним, чтобы проследить хронологию.       Он посмотрел на последние строки на сайте:       — К сожалению, Марина Юнусова не успела дописать четвертую часть трилогии, прежде чем покончила собой.       Кирилл нахмурился. Покончила с собой, значит. Но почему он ничего не помнил об этом? Обычно воспоминания при виде знакомых хоть и с трудом, но появлялись, однако сейчас в голове было также пусто.       Ему стоило прочитать три части, возможно, тогда он хоть что-то вспомнит.       Он бросил уборку на потом, пока его решимость не пропала, и он не пролежал в кровати все выходные. Кирилл быстро оделся, вышел из квартиры и почти побежал в книжный магазин, чтобы попытать удачу найти там всю трилогию.       Он обошел несколько магазинов, так и не найдя там нужного. Пока он бегал туда-сюда, ища на гугл-картах другие книжные магазины, солнце стало ярче светить. Если вчера было холодно, то сегодня стояла теплая погода. В свитере было жарко, но Кирилл не обращал на это внимание, снова проходя глазами по полкам разных книг, а потом обращался к консультантам. Неудивительно, что в продаже книг не было, потому что романы были достаточно старые. Так что к шестой попытке найти хотя бы первую часть, Кирилл сдался.       — Вы можете заказать на сайте, а потом прийти сюда и забрать, — предложила ему девушка за кассой. — Либо заказать доставкой прямо на дом.       — М-м, — Кирилл чуть нахмурился, а потом неловко улыбнулся. — Прошу прощения, я немного староват, можете мне помочь заказать их на дом?       Девушка кивнула, когда посмеялась над его словами. Что ж, Кирилл и правда не выглядел на свои сорок семь, неудивительно, что это посчитали шуткой. Когда ему помогли зарегистрироваться на сайте и оформить доставку, он вернулся на улицу. Пару дней, и книги будут у него на руках. Его расследование снова застопорилось, но чувство безысходности хоть немного утихло.       Он сел на скамейку в аллее, где было чуть тише. Только голуби шумели, что больше успокаивало, чем раздражало. Легкий ветерок трепал кудрявые волосы, и Кирилл втягивал носом легкий, приятный весенний запах. Он чувствовал запах цветов на клумбах и выпечки рядом в магазинчике. Он сладостно улыбнулся, прикрывая глаза, развалившись на скамейке. Было приятно находиться здесь, чем в душной квартире. На небе парили птицы, и Кирилл безмятежно наблюдал за ними, слушая чужие разговоры проходящих молодых и юных парочек, лай собак, бегающих туда-сюда за белками и чувствовал запах кофе.       Что-то в этом месте было приятное и родное, несмотря на то, что почти все изменилось за столько лет его отсутствия. Но кого-то здесь не хватало. Рядом кого-то не было. Кирилл задумчиво погладил сережки, в которых спал, не снимая даже в ванной. Он не мог вспомнить, чьи это были серьги, но после того, как выписался из больницы и пришел в совершенно незнакомый дом, куда его проводила подруга-коллега, нашел их в маленькой коробочке, и с тех пор не снимал. С ними он чувствовал себя более уверенным, потому что боялся потерять их, если они не будут рядом с ним.       Кто-то сел рядом, шурша пакетом, и Кирилл недовольно нахмурился. Столько пустых скамеек, а сесть нужно было рядом с ним. Он скрестил руки на груди, надеясь, что тот уйдет, когда закончит копошиться в пакетах.       Кирилл вздрогнул, когда перед его носом протянули шоколадку. Он повернулся, наткнувшись на Сашу.       — Че глаза-то выпучил? — начал Саша, а потом положил шоколад ему в руки. — Держи.       Кирилл слабо кивнул, а потом почесал затылок, смотря на яркую упаковку:       — Спасибо. Что ты тут делаешь?       — Ходил за продуктами, — Саша поставил пакеты на край скамейки и оперся локтями о колени. — Уперлось же им построить «Светофор» в центре. Кому из этих буржуев вздумалось экономить?       Саша еще немного возмущался на кассиров и покупателей, которые уже с утра в выходный были пьяные и дебоширили в магазине, а потом глянул на Кирилла, который молча его слушал.       — А ты? Я думал, что тебе больше нравится торчать дома, — Кирилл нервно посмеялся, и Саша, понимая, какой глагол использовал, быстро помотал головой. — Я, это, другое имел в виду.       — Да, я понял, — он только улыбнулся, раскрывая обертку. — Я искал некоторые книги, но ни в одном из шести книжных магазинов не нашел.       — А, вот засада, — Саша чертыхнулся. — Какая-то молодежная белиберда сейчас на полках, а не книги. Ты искал-то что?       — Трилогию Марины Юнусовой, — Кирилл не думал, что скрывать это было особо нужно, к тому же Сашины глаза как-то смешно загорелись. — Читал?       — А то, обожаю, жаль, что четвертая книга так и не вышла. У меня все ее книги есть, — он как-то гордо почесал нос, глянув в сторону. — Ее книги сейчас так редко выпускаются, что сложно было найти все в книжном формате. А покупать электронную версию как-то… Ну, нет того шарма.       — Шарма?       — Ну, да. Раз ты решил обыскать книжные магазины, я подумал, тебе тоже больше нравится читать обычные книги. Если нет, ты же мог купить электронную, она даже дешевле выйдет.       — А, нет, у меня просто глаза устают быстрее.       Саша понимающе кивнул, а потом почесал подбородок:       — Могу одолжить почитать трилогию. Я все равно перечитал ее до дыр.       — Спасибо, — Кирилл доел шоколадку и выбросил обертку в урну. — Что думаешь о сюжете?       — А, ну, милая история, даже иногда грустная. Все-таки она чуть ли не потеряла старшего сына, — Кирилл удивленно распахнул глаза, но Саша не смотрел на него, чтобы этого увидеть, продолжая говорить. — У него же была киста в голове, вроде того.       Кирилл прижал руку ко лбу, и тогда Саша глянул на него, недоуменно вытянув брови:       — Что ты? Плохо стало?       — А?.. Нет, просто… — Кирилл нахмурился. — Да так, неважно. Ты вчера так много выпил, все хорошо?       — Отлично. Блевал, конечно, всю ночь, — беззаботно ответил Саша. Кирилл не успел ничего сказать, как тот продолжил. — Как твой нос?       Кирилл пощупал его, но вчерашней боли не было:       — Нормально, он мне его не сломал.       — Это хорошо… — он недолго молчал, прежде чем спросить. — Не хочешь куда-нибудь сходить пообедать?       — Нет, я не особо голоден…       Бульканье в животе вдруг раздалось сквозь уличный шум, и Кирилл неловко улыбнулся, краснея. Что за предательская привычка? Он стянул ткань свитера возле живота, наконец почувствовав голод из-за того, что несколько дней подряд ничего так и не съел. Он готовил неплохо, но сил и времени никогда не находил на готовку, а есть что-то чужое было страшно.       Саша тогда покачал головой и слабо ухмыльнулся:       — Не скромничай, я угощаю.       Кирилл не успел даже слово сказать, как его потащили к ближайшему ларьку с шаурмой. Саша взял его за руку, и Кирилл даже не поморщился от чувства чужой кожи на своей. Руки Саши были теплыми и приятными, не такими, как у других. Чужие касания, даже если нечаянные, вызывали отвращение, но за руку Саши хотелось держаться как можно дольше.       Но тот отпустил его, когда подошли к ларьку. Саша что-то говорил, глядя на вывеску меню, но Кирилл не слышал его, смотря на свою ладонь.       — Чего застыл?       Кирилл поднял на него глаза, а потом натянул улыбку, чтобы Саша перестал смотреть на него таким странным взглядом. Он посмотрел на вывеску и прикусил губу, смотря на предложенный разный ассортимент мяса. Ему стало дурно от картинок и названий, но он совершенно не хотел, чтобы хоть кто-то знал о причине его негативного отношения к мясу.       Саша ждал ответа, становясь все более и более волнительным, пока не дотронулся до плеча Кирилла, вырывая от разглядывая меню.       — Не любишь шаурму? — поинтересовался Саша, и Кирилл почувствовал, как побледнел, весь застыл и сжал челюсти. Его начало подташнивать, и он стал неосознанно чесать все следы на руках, словно хотел убрать фантомный зуд на рубцовой коже. — Эй, все в порядке?       Кирилл прижал голову к плечам, ощущая, как начинает задыхаться, почесывая кожу до крови, и никак не мог оторвать глаза от вывески. Он чувствовал, как слюна набирается во рту, как тяжело задышал, как капелька пота стекла по виску, и как голод свернул весь его желудок. Но прежде чем он успел схватиться за волосы в желании успокоить себя, Саша развернул его к себе. В его глазах одно только беспокойство, и Кирилл странно заулыбался, понимая, что дрожит всем телом, не в силах остановить начинающуюся панику.       — Эй, эй, что такое? — Саша чуть сильнее сжал его плечи, слегка потряс, но Кирилл продолжал молчать, только нервно улыбался. — Что за дела, Кир?       Перед глазами только недавний сон, и боль снова возвращалась к рукам, пока он пытался разодрать кожу, чтобы успокоиться. Саша не дал ему, начиная держать его за кисти, испуганно глядя на кровавые царапины.       Кирилл вдруг понял, что не может дышать, и просто хватал воздух ртом. Мир начал расплываться перед глазами, а лицо Саши размывалось, но Кирилл ничего не слышал, кроме невозможно ужасного писка в ушах. Ноги перестали его держать, и только в последнюю секунду он понял, что накренился в сторону, прежде чем мир погрузился в темноту.       Секундой позже Кирилл поморщился, когда его стали хлопать по щекам.       — О, живой, а шума развел, — кто-то сказал, и Кирилл недовольно нахмурился, пока жмурился от резко нахлынувшего на него потока гама и шума. Он лежал на чем-то твердом, пока холодный и влажный ветер трепал его волосы. — Нормально батек прилег прямо посреди улицы.       — Слышь, шутник, — раздраженно фыркнул другой. — С головой у него все в порядке?       — Ну, как будто не совсем.       — Сотрясение?       — Аутизм.       — Блять, перестань уже. Не смешно.       Кирилл никак не мог открыть глаза, голова все еще болела, кружилась, а его подташнивало до боли в животе. Он с трудом приподнял веки, наткнувшись на два обеспокоенных лица. Саша и… Юрий?       Тот фыркнул и выпрямился, а Саша схватил его за плечи, помогая привстать и сесть на скамейке.       — Глянь, что у него с затылком, — подозвал Саша Юрия, и тот оторвался от зажигалки, положил сигарету за ухо и подошел к Кириллу, вертя его голову туда-сюда. — Ну?       — Да ничего, жить будет, — сказал он, а потом отошел, чтобы наконец закурить. — Просто обморок.       — Просто обморок? — Саша посмотрел на Кирилла. — Ты как, вообще?       — Нормально, — он отмахнулся от чужих рук и ощупал голову самостоятельно, проверяя на шишки или другие повреждения. — Ничего страшного, со мной такое часто происходит. Как долго я был без сознания?       — Ну, недолго. Пару минут, пока Юра не пришел.       — Я увидел Сашу и то, что он суетился и просил у прихожих телефон, чтобы позвонить в скорую, потому что, — Юрий выдохнул дым и как-то весело усмехнулся, — ты вцепился в свой телефон и не отпускал.       Кирилл только тогда глянул на свою руку, сжимающую телефон. Так крепко держал, что даже пальцы болели от хватки. Он положил телефон обратно в карман джинс и стал разминал ноющие сухожилия.       Саша с облегчением вздохнул и сел рядом, морща лоб:       — Господи, я думал, ты коньки отбросил. Так неожиданно упал, я даже не успел тебя поймать.       — В следующий раз кричи, когда решил упасть в обморок, — продолжал язвить Юрий, отчего Кирилл нахмурился, следом Саша кинул на него раздраженный взгляд, и тот только пожал плечами. — Что? Ничего же страшного не произошло, да?       Кирилл устало опер голову рукой, и тогда его желудок снова издал измученные, голодные звуки, от которых Кирилл покраснел, потому что это привлекло внимание.       — Ты вообще хоть что-нибудь жрешь? — недовольно спросил Саша, но Кирилл не ответил, только морща губы, а вот вновь раздавшееся бульканье в животе было хорошим ответом.       — Судя по тому, как часто Глеб Николаевич пытался заставить его поесть в столовой, а он только отнекивался, — говорил Юрий, — не особо много.       — Ты с ума сошел?! — Саша пихнул его, злобно сверля глазами, и Кирилл пристыженно отвернулся. — Балда!       — Я куплю что-нибудь поесть и чего-нить сладкого, — начал тогда Юрий, снова усмехнулся и пошел в сторону магазина, оставив их двоих.       Саша помотал головой, когда проследил взглядом удаляющегося друга в толпе людей, а потом снова уставился на Кирилла.       Тот смущенно решил сменить тему, чтобы хоть как-то сгладить углы:       — Что он тут делает?       — Его Глеб Николаевич прогнал домой с офиса, шел отсюда на подработку и просто наткнулся на нас… Боже, я чуть не обосрался от страха, Кир, ты, блять, тут целый концерт устроил.       Кирилл непонимающе уставился на него, и Саша, помрачнев, засучил ему рукава свитера, давая разглядеть свежие царапины от ногтей.       — Сначала чесался как умалишенный, а потом вдруг упал и не реагировал ни на что.       Кирилл спрятал руки в рукавах, но Саша продолжал ворчать, пока Юрий не вернулся с булочкой и соком. Он сел на другой конец скамейки и откинулся на спинку, пока Кирилл начал есть под тяжелым взглядом Саши. Было неуютно и неприятно, но булочка была вкусной, поэтому он съел ее до последней крошки, хоть немного утоляя голод.              Дома было делать нечего. Журнальчик с судоку уже весь разгадан, лежал на кофейном столе, пока Глеб уныло развалился на диванчике и смотрел в потолок.       Он уже вымыл всю квартиру, постирал все вещи, вытер везде пыль, полил все фикусы, которые доживали свое из-за того, что за ними было сложно ухаживать, пока все время находился на работе. Он выкурил много сигарет, и пепельница снова переполнилась, а часы пиликали о том, что давление резко упало. Он приготовил еды на несколько дней вперед, и все равно время не двигалось. От безделья он смотрел телевизор, где не было ничего интересного, иногда переключая каналы в поисках хоть какого-то развлечения. С самого утра на него напала ужасная скука. Ни в клубе, ни на работе не было никаких дел, потому что и без него справлялись.       Он поднялся, выключил телевизор и все же направился на работу в желании найти хоть что-то, что может занять его на весь день.       Друзей у него не было, только знакомые по работе, а их нельзя было пригласить прогуляться или пообедать, если дело не будет касаться рабочих. Да и Наталья сегодня весь день находилась дома, занимаясь на выходных малышом, пока ее муж отдыхает от него, чтобы не помереть в четырех стенах, пока его жена занялась карьерой, оставляя его одного с ребенком.       Вместе с короткой прогулкой до офиса он по пути отдал в химчистку рубашку Юрия и наконец-то дошел до нужного здания. Из-за того, что там находились не только офисы, но и склады предприятий, работающие каждый день, он часто заходил сюда и в выходные без проблем. Он уже поднялся на второй этаж, готовя ключ, как заметил открытую дверь кабинета в конце коридора.       Глеб даже не знал: улыбаться ли ему тому, что у него найдется собеседник, или чувствовать недовольство, потому что Юрий перерабатывал. Секретарь выглядел с каждым днем все более и более уставшим, измученным и сонным. Теперь, зная всю ситуацию, Глеб как-то всерьез думал о том, чтобы погнать сотрудника обратно домой, и дать Юрию хотя бы немного отдохнуть перед началом новой рабочей недели.       Он задумался. Юрий ведь работает где-то еще по выходным, неужели после того, как закончит здесь какие-то дела, пойдет на подработку. Глеб покачал головой, не решаясь ни повернуться в сторону своего кабинета, ни пойти к секретарю.       Он часто видел, как его сын, будучи студентом, подрабатывал в общепите, а потом приходил полностью уставшим и разбитым из-за некоторых клиентов и долгих смен. А теперь, когда тот стал прокурором, почти не отдыхал, слишком загоревшись своим делом, он мог даже несколько дней не спать, работая вместе со следователями. Глеб был никудышным отцом, оставивший сына на попечении самого себя, когда все дни напролет только и делал, что работал до позднего вечера, пытаясь содержать сына и его мечты о будущей профессии. Сейчас он уже не мог ничего исправить и как-то помочь сыну, потому что время было потрачено. Он не мог советовать ему больше отдыхать, потому что сам этого не делал, к тому же Глеб ему больше не авторитет.       Но хотя бы сейчас как начальник он мог бы хоть немного помочь одному человеку из-за чувства вины перед тем, на кого свалил так много работы, не заботясь о том, как тот устал за этот месяц.       Глеб постучал по открытой двери и только потом заглянул в кабинет.       Юрий с любопытством уставился на него, переключив внимание с экрана компьютера. Глеб хоть и придумал, что говорить и как выгнать Юрия, чтобы тот отдохнул, слова вдруг застряли в глотке, и единственное, что он мог, так это смотреть ему в глаза.       — Здравствуйте, — первым протянул Юрий, а потом встал, подойдя, словно понимая, что Глеб ничего так и не скажет. — Тоже работать пришли?       Юрий скрестил руки на груди, остановившись рядом. Он был не в офисном костюме: черная обтягивающая футболка и спортивные штаны. Непривычный вид для того, кого привык видеть в мешковатой рубашке и классических брюках. На скрещенных руках выступали натренированные мышцы. Глеб всегда думал, что Юрий просто полноватый мужчина, но сейчас, смотря как ткань футболки обтягивала его пресс и мышцы на груди, Глеб не мог не разглядывать его с головы до ног.       Глеб неловко улыбнулся, все-таки подняв глаза на уровень собеседника, замечая еще более темные круги под глазами.       — Почему вы работаете в субботу?       — А, ну, — он почесал затылок, отвернувшись. — Да я просто вчера не успел сделать все задачи. Пока занимался вашими делами, времени прошло много, потом еще собеседования, все оставшееся время ушло на проверку писем.       — Вы можете отложить их до понедельника, нет смысла перерабатывать, сверхурочные не оплачиваются.       — Да я знаю, просто не хочется в понедельник застрять на работе еще до позднего вечера, — он как-то нервно усмехнулся, выглядя сбитым с толку. — А вы почему здесь? У вас тоже остались какие-то дела?       — Нет, но… — Глеб секунду молчал, а потом покачал головой. — Можно сказать, мне было нечего делать дома.       Юрий вдруг прижал губы, а его щеки покраснели и смешно надулись. Он снова сдерживал смех, почти громко прыснул, как делал, когда Глеб спотыкался на ровном месте или нечаянно закрывал дверь вместе с концами волос.       — Я сказал что-то смешное?       — Нет-нет, но на вашем месте я бы просто отдыхал.       — Когда я работаю, я отдыхаю.       Юрий не выглядел убежденным, качая головой:       — Думаю, это работает не так. Неужели у вас нет хобби?       — Ах, ну, я решаю судоку? — неуверенно ответил Глеб, отчего Юрий только сильнее надул щеки. Он кротко улыбнулся. — Понимаю, наверное, в ваших глазах я выгляжу странно, но это единственное, чем я занимаюсь в свободное время.       — Разве вам не хотелось хотя бы один выходный провести в пользу… Ну, какого-нибудь занятия? Не идти на работу и чем-нибудь развлечься? Кроме судоку…       Глеб прижал палец к подбородку, стараясь придумать хоть что-то, чем мог бы развлечься, но в последние семь лет он только работал. Работал с самого утра до окончания смены, а после шел в «Среду» и работал уже там. Даже все выходные проводил либо в офисе за делами, либо уже в клубе.       — Так понимаю, это нет? — после недолгой тишины снова начал Юрий.       — Что ж… Да. Хм. А вы чем занимаетесь в свободное время? — Юрий недоуменно глянул на него, и Глеб только приподнял уголки губ. — Может, я могу попробовать то, что делаете вы?       — А, кажется… Не думаю. Вы? — он осмотрел его оценивающим взглядом снизу-вверх, отчего Глеб даже смутился. — Вам, наверное, такое не понравится. Мне нравится мотики, прыжки с парашютом, ездить на горном велосипеде по опасным местам… Все то, что называют экстремальным видом спорта.       — Тогда вы правы, это мне не нравится.       Юрий пожал плечами, и Глеб осторожно присел на диванчик, пока тот остался на месте, опираясь спиной о проем двери.       — В любом случае, — начал Глеб, смотря на него, — я здесь, чтобы погнать вас домой.       Юрий вытянулся в лице, сразу же отлип от двери и уже начал махать руками в протесте, как Глеб покачал головой:       — Это не обсуждается, вы мне нужны еще живым.       — Что за несправедливость! — возмущенно охнул Юрий, выглядя полностью огорченным. — Сначала сокращаете меня по двум должностям, а теперь еще не даете работать. Я знаю, что мне не заплатят за этот день, но я же добровольно. Как начальнику, вам выгодно такое отношение сотрудников к работе.       — В первую очередь я человек, Юрий, — говорил Глеб, и тот непонимающе поднял на него глаза. — Ваша нынешняя ситуация беспокоит меня, поэтому я сократил вас с двух должностей, но и отставил вам тот же оклад, потому что сам понимаю, каково быть в таких долгах. Во вторую очередь я отец-одиночка, и у меня просто сердце кровью обливается, когда ровесник моего сына продолжает мучать себя на работе. Как думаете, какой отец хотел бы, чтобы его сын так изматывал себя?       Юрий помрачнел, глянув в сторону, а потом пожал плечами.       — И только в третью очередь я ваше начальство. И как начальник я должен поощрять инициативу сотрудников…       — Ну! А я о том же!       — Но и останавливать от переработки, если я вижу, что сотрудник не справляется, но очень упертый.       — Я не упертый, — Глеб поднял брови, морща лоб, и Юрий слегка покраснел, пряча руки в карманах. — Если только слегка.       — Юри-и-ий, — с каким-то насмешливым упреком протянул он. — Идите домой. Я хочу видеть вас в понедельник выспавшимся.       — Но… Но я же не закончил задачи, — все еще настаивал Юрий. — В понедельник я только сильнее устану, если оставлю дела сейчас.       — Все будет хорошо, потому что вы можете оставить их на меня.       Юрий открыл рот, потом прижал губы в полоску, ища глазами за что бы зацепиться, а потом щелкнул пальцами, только веселя Глеба:       — А если вы что-то не поймете?       — Юрий, я гендиректор.       — Но я-то секретарь.       — Параллельно я учился секретарскому делу и пару лет проработал секретарем.       — Когда это было!       — Не беспокойтесь, я еще не в таком возрасте, чтобы меня мучила деменция, — шутил Глеб, и Юрий смутился. — Все, Юрий, не спорьте.       Юрий беспомощно вздохнул и подошел к креслу, взял сумку и направился к двери, стащив с вешалки куртку, а потом глянул через плечо на вставшего начальника:       — А вы в воскресенье тоже здесь?       — Если вы решите прийти в воскресенье сюда, мне придется попросить охранника не пускать вас в выходные. Вообще. Никогда.       Юрий обиженно надул губы и все-таки развернулся к двери, что-то бурча под нос. Глеб только улыбнулся.       «Какой дурачок, — подумал он, провожая того взглядом. — Но такой милый».       Глеб оставил пальто на вешалке, подошел к рабочему столу и сел на кресло, опустил его и открыл «блокнот», куда Юрий обычно записывал все задачи, чтобы не забыть их. Он изучил каждый пункт. Действительно, работы было больше, чем он предполагал. Наверняка вчера его дела заняли слишком много времени, ведь Юрий ещё отвлекался на собеседования. Ему вчера понадобилось время, чтобы изучить дела, относящиеся к документам гендиректора, и то, что Юрий управился с ними всеми до прихода начальника — удивляло. Вчера Глеб вернулся с мыслью о том, что ему останется большая часть, однако Юрий успешно доделал их все, пренебрегая своей собственной работой.       «Такой ответственный, — подумал Глеб, принимаясь за дело, отсортировав документы. Он оглядел кабинет, морщась оттого, что тут был полный беспорядок. Документы лежали где попало, даже на полу целыми стопками, а стол был захламлен фантиками от конфет, обгрызанными ручками, стружкой карандашей и скомканными исписанными листками, а, главное, на поверхности было большое количество кофейных следов от кружки, даже не было место положить куда-нибудь локти. — Такой неряшливый».       Глеб как бы не хотел сосредоточиться на документах, он все время отвлекался на лежащий мусор. Он почесал глаз, который стал дергаться. Его руки сами потянулись убрать ненужные вещи в мусорку, чтобы хоть как-то успокоиться. Однако после этого он так и не смог прочитать даже первую строчку текста. Он встал, снова осматривая кабинет.       Нет, так работать невозможно.       Он потратил несколько часов, чтобы выкинуть весь мусор, разложить документы, аккуратно поставить все папки в шкаф, откуда на него высыпались еще больше папок с делами, убираться в ящиках стола, принести новых ручек и выкинуть все старые, почистить весь стол от круглых следов, вытереть толстый слой пыли, убрать дохлых мух на подоконнике и, наконец-то, подмести пол, собирая ужасно большую кучу пыли и мусора.       Он сел обратно в кресло, чувствуя себя умиротворенно, смотря на теперь чистый кабинет, который стал визуально больше без кучи документов, валяющихся по углам. И тогда дело пошло.       Когда он закончил делать последнюю задачу, проверяя рабочую почту, на улице стало темно. Ливень шумел, стуча иногда по стеклу окна. Глеб тяжело выдохнул, откинувшись на спинку кресла. Ну, вот, а сколько протестов было. Теперь Юрию досталось меньше работы на понедельник.       Он выключил компьютер, когда пришло уведомление на телефоне. Глеб разблокировал, смотря на сообщение от Натальи:       «Олег готовит лазанью, приходи к нам».       Глеб хотел было отказаться, чтобы не мешать им провести семейный ужин вдвоем, но, словно почувствовав это, Наталья отправила еще одно сообщение:       «Можешь потискать Игоря».       Глеб тогда вскочил, взял пальто и вышел из кабинета, выключив свет. На выходе он попросил охранника закрыть на ключ кабинет и оказался на улице, открыв зонт.       Наталья жила недалеко от центра, поэтому добрался быстро до многоквартирного здания. По пути он заскочил в магазин, чтобы купить что-нибудь к чаю и мягкую игрушку для своего крестника. Позвонил в домофон, когда ему открыли, он поднял на лифте до нужного этажа и постучал по двери.       Наталья открыла, держа плачущего сына, и Глеб улыбнулся, входя на порог. Мальчик, увидев его, сразу же перестал плакать, заулыбался и потянулся к нему, чтобы тот взял его на руки.       — Ну, что это такое? — с каким-то несерьезным упреком начала Наталья, отдав Игоря Глебу, когда тот повесил пальто, надел тапочки и помыл руки. — Как к тебе, так мы счастливы, а как у мамки сидеть, так все — истерика.       Глеб только посмеялся, следуя за ней на кухню. Наталья положила купленные им печенье на стол и положила новую игрушку к другим. Глеб сел за стол, положив крестника на колени, не особо реагируя на то, что Игорь совал его пряди волос в рот, иногда дергая. Наталья тогда поставила чайник и повернулась, оперлась о столешницу поясницей.       — Где Олег? — спросил Глеб, взяв маленькие ручки Игоря, начиная играть с ним, отчего тот смешно булькал, вызывая улыбку.       — За продуктами вышел. Ты на работе был?       — Откуда знаешь? — Глеб удивленно уставился на нее, и Наталья только хмыкнула.       — А где ты еще можешь быть? — она усмехнулась, когда Глеб смутился. Наталья скрестила руки на груди. — Я все думала о том, что зря я так с Кирой. Не знаешь, где он сейчас живет?       — Там же.       — Может, завтра мы… — она на секунду замолчала, словно сама еще не решилась. — Навестим его?       — Не думаю, что это лучшая идея. Он явно придумает что-нибудь, чтобы отмазаться.       — А если прийти без приглашения?       — Так вламываться к нему? — Глеб нахмурился. — Ты должна понимать, что ему будет очень стыдно из-за того, что мы увидим, когда без спроса придем.       — Значит, от все-таки до сих пор употребляет?       — Да.       Наталья расстроенно поджала губы, а потом помотала головой:       — Ничего, хотя бы я должна извиниться перед ним. И неважно, что я там увижу, — а потом она уверенно кивнула. — А знаешь, я хочу ему помочь.       — Ты же знаешь, что это все временно, к тому же… — Глеб вздохнул. — Кирилл потерял память.       — Чт?.. — Наталья распахнула глаза и села на соседний стул. — Как это? Что случилось?       — Он не рассказывает мне, что случилось. Делает вид, что ничего не произошло, но я же вижу, что что-то не так. Он ведет себя не так, да и то, что он вернулся после всего случившегося — это неправильно. Кир никогда бы не вернулся, если бы помнил, что я наделал. Он никогда бы не позвонил мне, никогда бы не простил.       — Вот значит как…       — Да, у него страшные шрамы на спине, думаю, в этом проблема, но, даже не помня, он все равно мне ничего не рассказывает, будто бы чувствует, что я его предал.       — Глеб, ты не предавал его.       Глеб поднял глаза на нее и потом снова улыбнулся, играясь с Игорем, словно хотел избежать этого разговора.       Наталья тогда не продолжила, но сказала:       — Поэтому он не сказал мне ничего, когда вернулся? Меня тоже не помнит?       — Скорее всего, да. Я не уверен, насколько все плохо. Просто… Я не хочу, чтобы он вновь ненавидел меня. Даже если наши отношения все еще натянуты, я хотел бы хоть немного почувствовать то, что мы друзья, пока он все не вспомнит.       — Хочешь, чтобы я ничего не говорила ему? — Глеб прикусил губу, хмурясь, но Наталье этого хватило для ответа. Она коснулась его плеча и похлопала. — Я тебя понимаю. Завтра мы пойдем к нему, хочешь ты этого или нет. Я не упущу шанса быть ему сестрой, которую он заслужил за все, что сделал для меня. А ты… Постарайся завоевать его доверие, чтобы он рассказал тебе о потере памяти, а потом расскажи всю правду.       Глеб только кивнул.       Завтра будет тяжелый день.