Убийство Бабочек

Вторник

      Когда он вошел, заметил Глеба, что так отчаянно пытался до него дозвониться часом ранее.       Кирилл, выпивший больше нужного количества снотворного перед сном, проснулся от разрывающегося в гудках телефона, еле понимая, что происходит. Без перерыва Глеб трезвонил ему, сбрасывая звонки, когда трубку долгое время не брали, и снова набирал, словно от прихода Кирилла зависела его жизнь. А сам вечно не отвечал на звонки или игнорировал сообщения, которые ему отправлял Кирилл, чаще всего отвечая односложными ответами. Кирилл давно привык к такому отношению к себе. Нечестно, но все же это стало обычным делом, он никогда не был тем, кому хотелось писать, в особенности когда дело касалось его зависимости.       Кирилл, когда проснулся, обнаружил себя снова в ванне, полностью промокшим в холодной воде. Уже второй комплект пижамы висел на сушилке, и Кирилл никак не мог понять тенденцию, почему в сонном состоянии ходил в ванную и спал в воде. Он начал так делать, как только выписался из больницы после года реабилитации.       Он почесал спину, ощущая фантомную боль с начала лопаток до копчика из-за сорванного толстого слоя кожи. Еще одна загадка из-за его частичной амнезии, потому что не знал, кто и за что его так. Полиция и врачи понятия не имели, откуда и как он пришел к ним, покрытый с головы до ног в крови, когда наконец заявился в больницу. Ему сказали, что он явился таким, еле передвигаясь, упал и еще две недели не приходил в себя. Его лечащий врач говорил, что его чудом откачали. Мысль о том, что он мог там и умереть от потери крови, даже не проснувшись, всегда вызывала чувство тошноты под горлом. Всякий раз Кирилл отдергивал себя от подобных размышлений, но в больнице времени ему хватило, чтобы полностью смириться с фактом, что ему придется когда-нибудь столкнуться с правдой жестоких увечий, оставивших буквально шрамы по всему телу.       Кирилл ничего не помнил, если не говорить, что его голова была полностью чиста от прошлого, когда он открыл глаза после недолгой комы. И первые месяцы он действительно думал, что его зовут иначе, звали как-то по-глупому — Феликс, как написано было в поддельном паспорте, пока к нему не заглянула подруга, которую он совершенно не помнил.       Бэтти узнала о том, что он лежал в больнице только из-за сводки новостей. Она же рассказала, что больше года он числился как пропавший без вести, потому что полиция не могла найти его. Эти жуткие новости только сильнее подавляли желания узнать, кто Кирилл такой на самом деле.       Свою корги он вспомнил сразу же, и был очень рад, что она узнала его в ответ, облизывая лицо и счастливо скуля. Он вспомнил также, что родом был из большого дождливого города в другой стране, но больше ничего в голове не поменялось.       Кто он такой, почему уехал из родной страны, что было раньше и почему его похитили — ничего. Мог ли этот инцидент с похищением быть просто совпадением, неудачей повстречаться с каким-то маньяком-садистом, или за этим крылось что-то куда более страшное? Что это связано с чем-то, что его память не хотела вспоминать? Что если правда была куда страшнее его догадок?       Когда хоть немного заросла спина, покрываясь ужасно чешущейся коркой, Кирилл сделал себе зубы, которые почти все были вырваны, наверняка, его зачем-то пытали. И вырванные ногти отросли, хотя иногда Кирилл все равно чувствовал пульсацию, словно их снова нет. Периодически он просыпался от кошмаров, но почти не запоминал, от кого и зачем постоянно бежал, боясь чьего-то гнева. В последнее время кошмары не давали ему спать спокойно, отчего он и стал пить снотворное, лишь бы хоть немного отдохнуть, однако взамен спокойным ночам постоянно просыпался после лунатизма в ванной. Было опасно, потому что он легко мог захлебнуться под водой, но хотя бы так он мог проспать пару часов.       Ночью же он в приступах паники искал в съемном жилище хоть какие-то подсказки, облазил все уголки, перетрогал все стены, надеясь на какие-то потайные лазейки, но кроме скомканного листа с номером телефона ничего так и не нашел.       Обладателем номера был Глеб. И он единственный, кто мог дать ему больше ответов, но пока что Кирилл ничего так и разузнал, кроме того, что состоял в преступной группировке. Это могло быть причиной его похищения, но это слишком резкое заявление, пока не было достаточно информации. Кирилл мог, конечно, рассказать правду, чтобы Глеб прямо объяснил ему, что происходит, но некое чувство тревоги не давало хотя бы намекнуть, словно подсознательно Кирилл еще помнил, что этому мужчине, что назвался его лучшим другом с института, нельзя доверять. Либо же паранойя слишком разыгралась, зная, что может случиться, если довериться кому-то.       И все же Кирилл приехал как можно быстрее, чувствуя себя не на своем месте, думая, что случилось что-то ужасное.       Теперь он смотрел, как Глеб сидел на табурете, скрюченный над бутылкой коньяка, и потихоньку выпивал, игнорируя пиликанье часов о том, что давление его повышенное.       Кирилл поморщился, с ходу забрав бутылку из рук, отчего Глеб только недовольно хмыкнул. Тогда он вдруг встал, чуть пошатываясь, что-то бубня себе под нос.       — Ну, и что?.. — нервно вытянул Кирилл, рассматривая кабинет в подвальном помещении клуба. Все было просто в ужасном беспорядке, словно пронесся ураган. Для Глеба, помешанного на чистоте, это было немыслимо. — Зачем позвал-то? Помочь убраться? Совесть у тебя хоть есть так рано кому-то звонить? Слышишь?       — Подожди, мне нужно кое-что проверить, — раздраженно отмахнулся Глеб, теребя корешки упавших книг, поднимая каждую на стол. Кирилл лишь хмыкнул. — Кто-то проник сюда сегодня, чуть не задушил меня и явно что-то хотел украсть. Только вот что? Что могло пропасть?       Кирилл широко распахнул глаза, когда Глеб прозвучал не испуганно из-за недавнего покушения, а ворчливо, словно это происходило каждую пятницу. Но ничего не успел сказать, как Глеб заскрипел зубами, резко остановившись посередине комнаты, в сотый раз топча осколки разбитой вазы и стеклянного горшка возле груды земли с цветком. Он был просто в бешенстве, поэтому Кирилл решил промолчать, чтобы не попасть под горячую руку.       Кажется, Глеб и не думал трогать ущерб, нанесенный ночным «гостем», которого видел только сам владелец клуба. На камерах никого не обнаружили, как в воду канул по словам Глеба. Это вызывало подозрения, но Кирилл не мог ничего сделать, кроме как быть бдительнее с сотрудниками клуба, некоторые из которых здесь проживали в отдельных комнатах в подвальном помещении. Потому что вряд ли кто-то чужой мог проникнуть в здание, оснащенное прослушками и камерами, и остаться незамеченным. Кто-то ему помогал, но подчиненных Глеба было так много, что сначала нужно было уменьшить круг подозреваемых, чтобы заметить сквозь эту толпу потенциального вора.       Глеб тут же раздраженно вытеснил воздух, раздувая ноздри, копошась в документах на полке, в коробках и на столе, переворачивая все вверх тормашками. Впервые в жизни Кирилл мог лицезреть рабочий стол друга таким захламленным, а самого — отчаянно уставшим и пьяным.       На краю стояла стеклянная бутылка коньяка, которую Кирилл специально положил подальше, а тот все равно приблизился к ней. И это не могло не настораживать. Глеб не умел пить, не знал собственный предел и когда следовало остановиться. Кирилл это отчетливо запомнил, хотя и не знал, почему это понимание вызвало столько отвращения и вины в груди.       — Может, ты отоспишься? — предложил Кирилл, уже не в силах смотреть на повторные, скорее, на сотые поиски чего-то, что у того якобы украли. Даже если Глеб не понимал, что у него украли, он явно считал, что это сделали. — Завтра легче будет. Ну, и к тому же тебе рано вставать, Глеб. Эй, слышишь?       Тот обреченно рухнул на стул, как только, порывшись в осколках горшка, засунул маленькую флешку в карман брюк. Кирилл расслабил плечи, замечая, что Глеб видимо успокоился, явно найдя пропажу. Он сгорбился над столом, держась за, казалось, тяжелую голову, словно не выдерживая натиска жужжащего роя мыслей. Кирилл устало выдохнул, закатил глаза и нерасторопно прикусил губу. Ему это однозначно не нравилось.       Подошел ближе, стоило на порывах тому снова схватить бутылку коньяка:       — Давай-ка без этого. Выпивка — это не то, что тебе сейчас нужно, — продолжил он и, выхватив из рук бутылку, убрал еще подальше. — Глеб, посмотри на меня.       Но Глеб лишь вжал голову в дрожащие плечи, когда Кирилл аккуратно заглянул, чтобы самому посмотреть на него. Губы того плотно сжались, сухие пальцы вцепились в ткань пиджака на локтях, сжимая и тут же разжимая. Теперь Кирилл был уверен, что шок прошел, и понимание, что его чуть не убили, в полной мере дошло до него. Кирилл тогда осторожно опустился на колени, чтобы быть наравне и чуть надавил на чужой затылок. Глеб, невольно вздрогнув, все же покорно склонился к плечу, утыкаясь носом в чужую шею. Кирилл медленно начал поглаживать по голове, как обычно делала их подруга Марина, чтобы успокоить его. Это всегда помогало.       Вскоре дыхание заметно выровнялось, Глеб полностью положил голову на плечо, и Кирилл прислонился щекой к макушке.       — Хорошо. Все, все закончилось, — он прижался к нему, смотря на настенные часы, что показали три утра. — Мы сейчас поедем ко мне, ты примешь душ, успокоишься, а уже потом поговорим об этом. Ты расскажешь мне обо всем, что случилось. Ладно?       Глеб осторожно кивнул, болезненно моргая опухшими красными глазами, выпрямился, отчего теперь снова возвышался над ним, смотря прямо в глаза. Жжение и дрожь отходили на второй план, постепенно и плавно, когда он прислушивался к тихому и такому убедительно спокойному голосу Кирилла, что ласкающе, нежно и бережно перебирал пряди длинных волос. Кирилл привел его в порядок простыми словами, говоря о чем-то совершенно незначительном. Словно выбил из головы все ненужное одним лишь спокойным разговором.       В любом случае Кирилл смог привести того в порядок и пообещал не сообщать о покушении в полицию или говорить об этом хоть с кем-то.       Глеб встал, протерев мокрые ресницы ребром ладони, стараясь не смотреть на Кирилла, поднялся, чуть снова не плюхнувшусь на стульчик, и вышел из комнаты, словно убегал от разговора с ним, найдя предлог — позвать одну из уборщиц, чтобы здесь навели порядок.       Кирилл, слегка приподнявшись, опираясь руками о колени, осматривался, чтобы найти хотя бы что-то, что могло помочь выяснить, кто здесь поработал. На беглый осмотр — здесь просто все лежало вверх ногами, а на полу валялось ужасно много осколков. Однако взгляд его упал на осколки именно вазы, подаренной им Глебу еще в нулевых, и, приглядевшись, вытащил из-под стеклышка длинный светлый волос.       Кирилл слегка ухмыльнулся, спрятав его в маленький сейф-пакет.              Кошмар. Буквально кошмар. Охвативший все воспоминания, заставил подскочить на кушетке, вырвав из плена дремы.       Подумать только, снова увидеть те события, что испортили всю его жизнь. Много лет прошло с тех пор, как он в последний раз думал об этом, так почему сейчас снова дрожал от страха, когда в тот злополучный день?       Саша тяжело всхлипнул, чувствуя, как подушка все еще была влажной от слез, что он пролил за ночь. Боль вернулась, и годы терапии в попытках забыть и принять, как он в первый раз оказался в той же ситуации, что и накануне, словно исчезли разом. Боль была невыносимой, а мысли путались. Воспоминания текли по всем его жилам.       Это кара за то, что решился поступить именно таким образом, не видя других вариантов? За то, что предал единственного, кто улыбался ему. Предал Кирилла, и если бы он мог вернуться обратно, он бы ни за что не струсил. Он бы смог все исправить, только бы вернуться обратно. Каким же жалким он себя чувствовал, полностью разбитым, винил себя за все, что шло не так. А его сознание давало понять, что таким, как он, мир никогда не будет сладок.       Саша проснулся в холодном поту, чувствуя давящее на грудь сожаление. С пробуждением проснулись и синяки с царапинами, оседая болезненной волной по всему телу. Соленые капельки стекали со лба, а спина с подмышками покрылась липким слоем пота. Скинуть одеяло не спешил — в палате невозможно холодно. К тому же одна из соседок любила чрезмерно проветривать помещение, в котором разместили пару мужчин из-за нехватки мест. Больничные стены и так пропускали промерзлый воздух, теперь свободно залетевший сквозь решетки окон. Пальцы ног, которым не хватило конца короткого одеяла, натянутого до мерзнущих ушей, пощипывали от любого движения.       Саша почувствовал, как холод пробирался до мокрой спины, и тяжело вздохнул. Полосы слез жгли щеки, а глаза все равно на мокром месте. Он так хотел домой, даже зная, что там будет не легче. Но здесь находиться было просто невыносимо. А теперь, когда он полностью осознал, что вчера прогнал со злости Кирилла, смотрящего на него с жалостью, о которой он не просил, стало только хуже. Саша хотел извиниться, но не знал, как смотреть ему в глаза. Может, Кирилл больше никогда и не захочет его увидеть после этих слов. Саша снова все испортил.       Саша привстал на локтях, под ним заскрипели пружины, и проверил вибрирующий телефон. Звонила Варвара и обещала забрать его через час. Она не заметила или просто сделала вид, что не заметила, каким зареванным голосом он говорил с ней. И Саша был ей более чем благодарен, он совершенно не хотел, чтобы его жалели, потому что это приносило только больше боли.       Когда он надел очки, заметил на тумбочке пакет, которого вчера не было. А рядом с ним был слегка помятый лист бумаги, к которому он сразу же потянулся.       «Я принесу твои вещи в обед. Нам надо поговорить. Кир».       Саша сжал зубами и так покусанную губу, стягивая ее до тупой пульсации. Нет, ничего не изменилось. Кирилл все также до последнего помогал, даже если его не просили, даже если его не хотели видеть. А от этого было только хуже из-за вчерашних слов.       Саша впопыхах взял свой телефон, глянув на время. Кирилл появился здесь до шести утра, чтобы только принести фрукты и записку. Он… Был таким всегда. Саша невольно провел подушечками пальцев по неряшливым строчкам почерка на шероховатой бумаге, после чего преподнес записку к носу, ощущая слабый запах сирени. Он чувствовал, как боль, совсем не физическая, отпускала его, и он задышал глубже, чувствуя себя снова дураком.       Саша почесал ноющее плечо, покрытое гусиной кожей, и невыносимо зудящий подбородок, а потом встретился со взглядом Лены, соседки по палате. Таким настойчивым, отчего он перевел дух в ожидании новых невероятных историй ее жизни, которыми пытались подбодрить вчера Сашу. Однако она продолжала молчать, словно терпеливо выжидала лучший момент для начала разговора.       — К тебе какой-то тип приходил, — внезапно начала она, все же сорвавшись, не удержалась, отчего Саша чуть ли не выронил телефон, хмуро повернулся к ней, вывалился из-под теплого и мягкого одеяла, наступил голыми ступнями на ледяной плиточный пол. Лена внимательно смотрела на него, подняв апельсин с тумбочки возле своей койки. — Он поделился со мной апельсином.       Саша краем уголка губ улыбнулся, пока Лена продолжала:       — Он смотрел типа как-то так, — она сделала точное выражение Киры — усталый томный взгляд и давящая из себя радость улыбка.       Хотя удостовериться все же хотелось:       — Тип тот рыжий?       — Рыжий, — она отвлеклась от рассмотрения апельсина и слегка покраснела. — Красивый.       Саша коротко улыбнулся:       — А дальше?       — М?       — Не спросила номер? Или он написал его на апельсине? — шутил Саша, чувствуя, как боль, сковавшая ему грудь после кошмара, наконец перестала давить на него. — Неужели постеснялась?       — Я спросила, но он лишь посмеялся надо мной. Сказал, что я ему в дочки гожусь.       Саша тихо посмеялся. Он вдохнул холодный воздух, выдохнув горячий пар, смотря на спящих соседей по палате.       Семь утра. Он поежился, растирая плечи, еле как встал и закрыл окно, недолго разглядывая ровную поляну со смешанным грунтом, перерастающим в зелень, позади которой несколько яблонь, чьи плоды принесли вчера женщины и угостили ими, как только Саша снова зарыдал. Многие из соседок пережили насилие, могли его понять, как никто на этом свете. И ведь всей палатой выслушивали о случившемся, да и поддерживали, как могли.       А дальше почти что развалившийся забор, после чего — густой лес и серое небо, где заканчивался город. Дождь усиливался.       Он снова посмотрел в экран телефона, а потом заметил, что у него в контактах появился новый номер, подписанный как «Юнусов». А вместе с ним сообщение:       «Взял твой рабочий номер в справочной информации. Если не хочешь меня видеть, напиши об этом. Но нам надо поговорить, когда сможешь. Я многое на себя взял, когда решил, что ты захочешь меня видеть после всего, что случилось. Наверняка твоя подруга может сама забрать вещи потом».       Саша лишь фыркнул, чуть хмурясь. Вместо отказа он написал свой адрес, где проживал, но не решился добавить извинения за вчерашнее. Саша поменял контакт на «Кир», все еще не понимая, к чему этот цирк о том, что Кирилл его не помнил. Может, у него были свои причины, о которых Саша надеялся узнать, когда они поговорят сегодня в обед.       Саша повернулся на шум, отвлекший его.       — А ты чего не спишь? — спросил он у Лены, что надела тапочку, начиная громыхать костылями к двери из палаты. — Сама же жаловалась раннему подъему.       — Есть хочу, — в подтверждение слов ее живот заурчал, и она драматически скорчилась. — Там со вчера остались пирожки с киселем. Пойдем покушаем, пока ты не выписался. Мне, типа, так много чего есть тебе рассказать.       Саша кивнул. За разговорами время летело быстрее, в особенности за вкусными пирожками.              Юрий, два раза постучавшись, осторожно приоткрыл дверь, однако получив неприятный толчок локтем в спину требовательной Лизой, из проема буквально вылетел. Едва не упал лицом вниз и не прорыл пару метров носом, вовремя устояв на ногах. Глеб Николаевич, заинтересованный шумом, отвлекся от экрана ноутбука. Тогда и хлопнула дверь — в кабинете остались только они. Юра глупо улыбнулся.       Глеб Николаевич выглядел довольно уставшим, перебирая пальцами клавиши на клавиатуре, снова вернув все внимание к работе, смешно чуть ли не уткнувшись в экран.       Обычно, думал Юра, во вторник Глеб Николаевич старался быть более лояльным, остывая после понедельника. Вот только сейчас, скорее всего, просто морально чем-то подавлен. Да и не выветренный запах спиртного от помятого комплекта одежды, что совсем не в духе начальника, определенно давал понять об этом.       Юре непросто давались встречи с глазу на глаз, в особенности с какими-либо просьбами, и все же решился подойти поближе, хоть стук каблуков туфель казался слишком громким в тихом и темном кабинете, освещенном только серым небом с окна сквозь жалюзи. Да и сердце беспокойно забилось, когда Глеб Николаевич прочистил горло, кашлянув в кулак, скрыл все вкладки, давая рассмотреть рабочий фон: коллаж из разных фотографий его сына. Он взял полупустую бутылку минералки и, развернувшись на кресле, оттолкнулся от пола ступней, вернувшись за первый стол.       Юрий вдруг покорно присел на стульчик, когда тот указал на место напротив. Начальник перелил воду в кружку и начал пить, вопросительно посмотрев на подчиненного.       Юрий сам частенько напивался на выходных, так что непременно знал, какого пить свежую и холодную воду во время похмелья. И невольно почувствовал, как раздражающая сухость во рту охлаждалась минералкой.       Засмотревшись на то, как смуглые пальцы элегантно держали кружку, тонкие губы аккуратно охватывали ее ободок, с каждым шумным глотком мельком открывающиеся, показывая белоснежные неровные зубы, и как кадык периодически дергался, взглядом он спускался все ниже по открытой шее, по которой стекала капелька пота к ярко выраженным ключницам, видневшимися из-под выреза чужой черной рубашки, что мала ему в груди. Юрий не заметил, как начал откровенно пялиться.       Однако такой же сексуальности он не нашел в утомленном взоре серых глаз, чуть прикрытых от малого количества сна для привычной бодрости.       Глеб Николаевич тяжело приставил холодную кружку ко лбу, морща губы. Он явно в бешенстве.       — Что у вас на этот раз, Юрий? — решил начать сам Глеб, возвращая того в реальность.       — А?.. То есть, кхм! Мы собрались в зале для совещаний, а вы не приходили, так что… Решили напомнить.       — Вот как?.. Какие молодцы, — саркастически протянул он, заставив Юру весело хмыкнуть. Да, он очень зол. — Я не смогу присутствовать из-за количества работы, да и, как вы могли заметить, я не в подобающем виде. В таком случае я надеюсь, что вы справитесь с этим. Вы отлично помогали мне на планерках, не думаю, что вам составит труда заменить меня сегодня.       Юрий сначала просто хлопал белыми ресницами, после чего чуть отстраненно нахмурился, а когда дошла целая картина слов начальника, тут же попятился назад, врезавшись в спинку стульчика. Он совершенно не помнил, чтобы как-либо полезно участвовал в планерках: все, что делал, так это находился рядом, стоял позади или сидел, записывая отчет по встрече, делал вид, что он там для чего-то все-таки и нужен; изредка кивал, когда Глеб Николаевич пытался растормошить секретаря на важные шаги руководства, но так и не смогший добиться от него хотя бы одного уверенного ответа.       Иногда, в особо игривые дни, Юра просто показывал два пальца возле макушки руководителя, пока тот не видел.       Да и Юре казалось, что он не самый удачный кандидат для таких случаев. Наверное, поэтому секретарю несколько неудобно, будто бы незаслуженно занимал чье-то место в любимчиках начальника. А это особое внимание к нему заметить несложно. Глеб Николаевич щадил его за каждую оплошность, может, Юрий показался ему чуть более симпатичнее, чем остальные?       Он ведь специально выпросил у Виктора дальний кабинет, чтобы куковать в нем одному. А сейчас его все пытались вытащить из зоны комфорта с заявлением, что это нужно не только Глебу Николаевичу. Не то чтобы Юра не мог свободно общаться в коллективе, мягко говоря, ему хорошо показали, что там он никому не сдался.       Да и, вообще, как только начальство сменилось, работа стала организованнее с помощью введения забытых в офисе планерок и правильного руководства Глеба Николаевича, так что боязнь испортить слаженность коллектива превыше всякого хотения все же получить опыт, что продвигал бы по карьерной лестнице. Юрию намного спокойнее, когда говорил Глеб Николаевич. Четко и по теме, донося мысли и мотивацию для работников. Ему нравилось просто кивать ему, когда тот повернется со взглядом полной надежды на инициативу со стороны подчиненного.       Ему казалось, что он каждый раз просто подводил его.       Юра поднял отрешенный взгляд, как только Глеб Николаевич приподнялся, наклонившись к нему, опираясь одной рукой о полированную поверхность стола, дотянулся до плечевого сустава, мягко похлопал, вытаскивая из самобичевания, и улыбнулся, показывая затупленные клыки.       Юрий сначала ничего не понял, находясь в замешательстве, но потом почувствовал острый укол в груди, пронзающий, словно сильная молния. Ему на секунду показалось, что его сейчас ослепит к чертям собачьим свет от столь редкой и доброжелательной улыбки начальника, чьи слова поддержки льстили, заходя в одно ухо и моментально вылетая через другое, нежно затуманивая мозги от здравых мыслей. Он приоткрыл рот, раскрасневшись, стоило заметить ямочки на щеках.       Юрий резко встал, неоправданно паникуя, чуть ли не ударившись о чужой лоб, смутился сильнее от малого расстояния между ними, схватил руку в свои и начал трясти в подобии рукопожатия, чуть ли не выворачивая из начальника съеденный завтрак наружу. Сколько экспрессии, сколько адреналина бурлило, страстно отдаваясь в непонятном дергании руки!       — Я постараюсь, Глеб Николаевич! Я постараюсь! — возбуждено уверял Юрий, энергично кивая собственным словам, когда Глеб, совсем растерявшись и немного испугавшись такого настроя, попытался как-то остановить буйное рвение, но схватив за кисть подчиненного, нарвался на еще большую встряску и на красное, да такое счастливое лицо. — Спасибо, что вы до сих пор верите в меня! Я не подведу!       Юрий в один миг отпустил несчастные руки, развернулся на пятках и звонко отчеканил на каблуках до выхода и хлопнул дверью, оставив ошарашенного начальника стоять с протянутыми ладонями.       Глеб осторожно сел обратно.              — Ты-то куда собрался?! — вопросила Кристина, внимательно наблюдая, как Кирилл пытался определить на захламленном столе, что же из всего валявшегося Саше нужно вернуть. — Еще же не обед.       — Глеб Николаевич об этом не узнает, если никто не расскажет, — ухмыльнулся Кирилл, не поворачиваясь к ней, что отчаянно искала с кем бы поговорить, будто бы разговоров с недовольными клиентами ей не хватало. — Он сегодня вряд ли из кабинета высунется, так что мне удастся незаметно прошмыгнуть.       Кристина поджала губы, рассеянно посмотрев на Сашино место, которое никогда, кроме моментов редких больничных и отпусков, не пустовало.       В офисе достаточно шумно, чтобы кто-то заметил отсутствие стажера. Когда начальник закрывался из-за количества дел в кабинете, управление работой коллектива Саша принимал на свои плечи, не давая другим отлынивать от работы. Он говорил: «Этих дерьмоедов Виктор Николаевич слишком распустил». И он прав на этот счет, дай только волю, так сразу же палец о палец не ударят. А теперь сотрудники спокойно просиживали пятые точки. Кирилл лишь на это хмыкнул.       Он вышел из здания, когда на часах пробило всего лишь одиннадцать часов, а дождь — стих. Поправив воротник нового черного пальто, сел в машину, закинул портфель назад и внимательно осмотрел какой-то слишком знакомый адрес.       Кирилл не ожидал, что Саша не откажется от его помощи. Казалось, он прекрасно дал понять, что Кирилл его раздражал, что имело смысл. И как бы Кирилл не хотел оставить его в покое в такое непростое время, оставалось мало дней на экспертизу, чтобы подтвердить насильственный характер по отношению к Саше подозреваемым. Но больше всего Кирилл не желал оставить Сашу одного, словно Кирилл сам знал, каково перенести это и остаться без справедливости.       Кирилл надавил на газ и выехал из места парковки.       Он хотел бы поговорить с Сашей наедине, поэтому выехал чуть раньше, чтобы случайно не застать женщину, с которой тот живет. Кирилл плохо помнил ее из-за действия наркотика, но запомнил, что она явно была плохого мнения насчет него. Но с другой стороны, ему просто хотелось быстрее увидеться с Сашей. Вчера он хорошо рассмотрел глубокие шрамы от порезов на предплечьях и боялся, что тот мог сделать что-то подобное. Кирилл невольно смотрел на свои с похожими полосами, не особо заметными на бледной коже, но говорящих за себя. Столь неожиданное волнение, стучащее в груди, он списывал на то, что просто понимал Сашу, хотя и не помнил причину своих нанесений порезов.       Кирилл не отвлекался от дороги, но когда застрял в пробке, понял, что не мог скрыть своего волнения. Что, если Саша все же откажется, как сказал Глеб. Кирилл не простит себе, если не сможет добиться для него справедливости, хоть как-то утешить боль, которую он испытывал, даже если не покажет ее сегодня. Волнение перешло в пальцы, которые стали стучать по бардачку.       Позор, да?       Саша явно не из тех, кто мог вынести чужие слова и мнение.       Стыд, да?       Показаться на весь суд и сидеть там, слышать все. Людям, потерпевшим насилие, и так было нелегко говорить об этом, а над изнасилованным мужчиной могли лишь посмеяться.       Больно, да?       Снова повторить для суда то, что случилось, как если окунуться в тот момент.       Несправедливо, да?       Он останется с этим навсегда, когда сделавший с ним все это отсидит в тюрьме столько, сколько вынесет суд.       Кирилл хотел бы утешить его, когда вчера увидел, как тот дрожит. Но Кирилл был незнакомцем, и его слова не имели ценности для Саши. А от этого что-то скулило и царапало в груди.       Кирилл даже не понял, когда достал пакетик с «Бабочкой», потому что извел себя мыслями. Хотелось отвлечься и успокоиться.       Он втянул носом порошок, ощущая, как тот больно царапал ноздри, пульсировал, заставляя ком тошноты застрять в глотке. Кирилл прикрыл нос, массируя, чтобы хоть как-то избавиться от раздражения. Он обещал себе прекратить, но иногда его зависимость была куда сильнее. А оставшись один, не мог остановиться сам. Он будет злиться на себя потом, но сейчас ему стало куда легче, когда голова оказалась напрочь пустой и легкой, пока в животе начали двигаться бабочки.       Ему понадобилось минут тридцать, чтобы из продвинутой части города доехать до той, что выглядела как старый поселок городского типа. Он еле как припарковался возле дома из-за слишком узких улочек двора. Кирилл осторожно осмотрелся: серые, потускневшие, разрисованные и в тысячный раз перекрашенные многоэтажные дома сами по себе унылые, а темные облака и серость городской погоды делали такую невыносимую картину, что даже радостному человеку повеситься захочется; дырявый асфальт, пустые детские площадки, безлюдный двор и голые деревья возле, хотя был конец весны.       Здесь было так уныло, что проникнуться похожими чувствами не составило бы труда. Жить здесь каждый день и видеть такое со своего окна, наверное, было тяжко.       Подняться на пятый этаж представилось большим испытанием, ведь в подъезде не имелась и капелька надежды хотя бы на свет. Ступеньки косые, неровные, где-то поломанные и стертые по краям. Одно окно на лестничном пролете, чем-то пробитое, с тонной пыли и общей пепельницей на подоконнике. Несмотря на ее наличие, кто-то выбрасывал бычки мимо и совсем не в стоящую в углу урну для мусора. Кирилл поежился от запаха, не желая знать, что за мокрое пятно возле валяющегося на полу огнетушителя. Кирилл обошел спящего мужчину и попытался успокоить брезгливость.       Вот прошел еще коридор — и нужная квартира. Не обращал внимание на отлично слышимую ругань жильцов и шум их телевизора за дверьми, на крошащиеся стены в зеленом, на мигающую лампочку, единственную на этаже, на погрызенный линолеум, на раскиданные по углам пакетики крысиного яда, на детский плач и на запах плесени.       Он тяжело вздохнул, посмотрев в окно без стекол, из какого открывался вид на помойку со злобно лающими собаками и на такие же дома.       Палец нерешительно надавил на звонок, но ни трели, ни звука не послышалось. Нажал еще раз и еще, да более сильнее.       — Стучи в дверь, — внезапно посоветовала беременная девушка, вышедшая из соседней квартиры, откуда вылетели ругательства какого-то мужика, и начала дымить сигаретой. — Звонок ни у кого не работает, дятел.              Сна ни в одном глазу. Саша лишь переворачивался в кровати и слушал тишину пустой квартиры с периодическим капанием крана на кухне. Теплое одеяло прилипало к потной коже, хоть в квартире нет отопления. Сидеть было больно, ходить тоже, обезболивающее почти не помогало, а в туалет он даже боялся пойти, чтобы не увидеть окровавленную туалетную бумагу от нанесенных разрывов, что, по-видимому, будут еще день кровоточить и болеть от движений.       Через некоторое время Саша кое-как привстал, отцепляя от себя немного пропитавшуюся потом простынь, понимая, что понятия не имел, что делать без работы. Не считая больничных и отпусков, которых он, конечно же, сильно ждал, да и уже к третьему дню страдал от безысходности, Саша почти не отдыхал. Да и то в это время занимался репетиторством. Всю жизнь посвятил учебе и обязанностям в карьере, ни разу не думая, что когда-то ему придется сидеть несколько дней подряд одному без дела.       Одному, когда в голове столько неразберихи, что понятие не имел, о чем думать, ведь любая мысль прерывалась другой, не давая потоку размышлений остановиться.       Саша болел. Но от диагностированного биполярного расстройства, к сожалению, нельзя было вылечиться. Когда он узнал об этом, ужас заставил несколько дней просидеть в четырех стенах дома, ненавидя все на земле.       «Это нельзя вылечить, но с этим можно жить», — вот, что говорил каждый из психиатров, которых Саша успел сменить. Множество таблеток и встречи с психиатром — это то, что преследовало его почти одиннадцать лет. Иногда лечение не помогало, и длительные депрессивные эпизоды делали отпуска наихудшим временем в жизни. Однажды он не вставал с кровати весь отпуск и только перед работой смог заставить себя почистить зубы.       Саша чертыхнулся и, вытирая пот со лба, решил, что сейчас есть проблемы и посерьезнее, чем отсутствие в жизни хотя бы одного занятия для развлечения.       Как только пальцы ощутили мягкость тапочек, он рывком встал и направился в сторону ванной, где хранилась аптечка. Ноги ощущались ватными, а каждый синяк пульсировал. Пока шел, никак не мог понять, почему же так неспокойно на душе? Что-то не давало покоя, но сложившаяся ситуация настолько заполонила голову, что ответы никак не хотели приходить.       К нему скоро должен заявиться Кирилл, но о чем он хотел с ним поговорить — не знал. Может, о том, что случилось, по чьей вине ему пришлось сбежать из страны, по чьей вине на него клеветали, по чьей вине он оставил всех близких здесь и пропал словно без вести. Саша не хотел поднимать этот разговор, потому что был виновником происходящего. Было так плохо смотреть ему в глаза, хотя и не видел в них той ненависти, как одиннадцать лет назад, но знал, в глубине души Кирилл презирал его. Презирал за предательство, за обман, за ложь, за то, что тот так поступил с ним. И Саша хотел выть от боли, снова стучащей мигренью в голове.       Но с учетом всего этого, стоило ли так быстро довериться Кириллу снова? Все же кто знал, что у того на уме сейчас? Притворяться, что он не знает Сашу, хотя, очевидно, такого нельзя было забыть. В одно время Саша был бы рад, если Кирилл действительно забыл все, что произошло, но с другой — он не хотел, чтобы Кирилл его забывал.       Саше не хотелось в очередной раз нарваться на неприятности. Только вот в портфеле находились все еще ценные вещи: от бумажника до документов. У него не было возможностей их восстановить в ближайшее время, если они внезапно пропадут. Зная своих коллег, он уверен, что такое могло произойти. А Варвара с нынешним графиком могла только заскочить на несколько минут, чтобы не оставлять его с Кириллом в обед один на один. Саша всю жизнь боялся, зная, что даже так называемые близкие могли причинить много страданий, это давно вошло в привычку.       Включив свет в комнате, Саша открыл дверцу навесного шкафчика над умывальником, отодвинул в сторону таблетницу, нашел в куче пустых пачек разных таблеток болеутоляющее Варвары и завис. Саша, проглотив обезболивающее, опустил глаза на зеркало.       Он отрешенно отстранился, смотря на свой жалкий вид. Бинты и пластыри, впалые синяки под глазами, разбитая губа, грязные лохмы и пот, стекающий по всему лицу. Неудивительно, что Кирилл смотрел на него вчера с такой жалостью. Саша сердито замычал, пытаясь удержать рвущуюся наружу злость. Слезы наворачивались снова, хотя казалось, что их не должно было остаться после стольких часов беспрерывного рыдания. Он не мог показаться в таком виде. Он хотел, чтобы все выглядело так, словно этот вчерашний ужас не тронул его.       — Идиотина, — прошипел Саша, когда перед глазами совсем размылось. — Тряпка.       Он открыл все окна, впуская свежий и прохладный воздух в квартиру, взял махровое полотенце, разделся, закинул вещи в стиральную машинку и принял горячий душ, чтобы хоть немного избавиться от тех чувств, что давили на него, как если на него упала скала. Надев чистое белье с футболкой, Саша старательно высушивал волосы полотенцем, как в дверь кто-то настойчиво постучал.              Он постучал в дверь еще раз, и уже через несколько секунд послышались осторожные приближающиеся шаги. Кирилл отошел от угла видимости дверного глазка, так что через пару секунд снова постучал, не найдя в тишине ответа.       — Кто там? — глухо спросил владелец квартиры.       Но Кирилл молча постучал снова. Послышался щелчок, дверь приоткрылась на то расстояние, на какое позволяла цепочка. Кирилл цыкнул и любопытно заглянул, смотря на недовольного Сашу с влажными обвисшими волосами.       Кирилл приветливо помахал ладонью:       — Я немного приехал пораньше, уж прости.       — Зачем?       — В обед Глебу понадобится моя помощь, поэтому согласился отпустить меня сейчас, — легко соврал он, дергая цепочку. — Зачем же тебе столько ограничителей?       — Хорошо, — вместо ответа Саша стукнул его по пальцам, вытянул руку для того, чтобы схватить портфель, но выхватить ему ничего не удалось. — Эй! Это мои вещи, ты пришел их отдать или что?       — Ох, Боже, неужели я забыл тебе сказать? Я ничего не делаю бесплатно, — пряча за спиной портфель, начал было Кирилл, как дверь перед носом закрылась. Послышалось копошение за ней, а после она полностью открылась, давая лицезреть Сашу в черной футболке и старых трико, все еще не упустившего шансы прибрать к рукам собственность. Кирилл ловко увернулся, ему нужно было серьезно поговорить, но делать это в коридоре он был не намерен.       В проеме, скрестив руки на груди, стоял Саша, освещенный сзади тусклым светом, преградив дорогу. Он явно не хотел с ним разговаривать, но время поджимало, а им нужны были доказательства для суда. Если час назад его мысли были об этом, то теперь, когда он увидел Сашу, Кирилл почувствовал, что что-то совершенно противоположное заняло его мысли. Саша был… Таким красивым сейчас. Бабочки зашевелились сильнее, и Кирилл с трудом отрезал мысли дотронуться до него. Кирилл слегка скривился в гадкой улыбке, чувствуя, как порозовел от Саши, запаха его шампуня, от сильных скрещенных на груди рук. Такой взлохмаченный, немного невыспавшийся, перебинтованный и гневный Саша выглядел довольно забавным, довольно…       Саша вытянул руку, будто бы слова, что бесплатно ничего не делается, прошли мимо ушей, отгоняя ненужные мысли в сторону. Кирилл всего лишь издевательски пожал ему руку, незамедлительно получив по ней.       — Отдавай! — прорычал тот, делая наступательный шаг на ответный назад заметно веселого Кирилла. — Отдай быстро! Не валяй дурака.       Слишком привыкнув к тому, что Кирилл пятился каждый раз назад, Саша встал столбом, когда тот резво сделал легкое движение навстречу, оставив между ними не так-то много места, заглядывая в темные зрачки томным взглядом небесных глаз, что сверкали, несмотря на темноту, и расширялись точно под действием амфетамина. Кончики губ помаленьку поднимались вверх, когда завел руку за Сашей, а щекотливые пальцы поднялись вдоль его позвоночника, слегка касаясь самой спины, заставляя покрыться мурашками и резко отойти на шаг.       И еще на один.       Саша не сразу заметил, как Кирилл оказался у него на пороге квартиры, закрыв за собой дверь.       Саша нахмурился:       — Ты же… Ты же специально, — осенило его, на что Кирилл стал издевательски смеяться. — Мог бы просто попросить впустить тебя.       — А ты бы меня впустил? — не обратив внимание на чужое раздражение, Кирилл щелкнул двумя пальцами, когда Саша промолчал. — Видишь?       — Да я… Неважно. Не приближайся сильно, — Саша немного отошел, достав перцовый баллончик из кармана куртки, висящей на вешалке, угрожающе протянув его в сторону Кирилла, что только насмешливо хмыкнул, снимая обувь. — Попробуй только учинить здесь что-нибудь, и я тебе с радостью все глаза залью.       — Успокойся, — протянул Кирилл, встряхнув руками, — где твое гостеприимство, в конец-то концов?       Перед его носом плюхнулись домашние тапочки, и Кирилл удивленно посмотрел на них, потому что они были странно знакомыми.       — Пол холодный, — предупредил владелец квартиры, спрятав баллончик в карман трико.       — Другое дело!       Саша ушел на кухню, не удосужившись подождать гостя. Красть все равно нечего, да и смотреть не на что. Но Кирилл внимательно все разглядывал: квартира ни в чем не уступила общей атмосфере двора, прихожую занимала огромная вешалка с парой крючков, прибитых к стене, с мужской и женской одеждой, парой обуви, набитой газетой, выцветший грязный коврик, сырой зонт и лампочка с жужжащими возле нее мушками; облезлые обои, старая маленькая кухня, захламленная всем, чем только можно. Приятный желтоватый свет от лампы освещал кухню, оставляя блики на лакированном столе. В квартире холодно и свежо.       Кирилл следил за каждым топорным действием Саши. Тот накинул плед на плечи, шаркал тапочками, закрыл окно, поставил на плиту чайник. Неуютно ему. В его действиях читалось недовольство, так понравившееся сейчас, хотя Кириллу кажется, что ему понравится все, что сделает Саша, даже если выгонит его пинком под зад. Потому что каждый раз, когда Саша оглядывался на его из-под нахмуренных бровей, бабочки в животе шевелились все сильнее.       Когда Кирилл присел на стульчик, Саша повернулся к нему, держась на приличном расстоянии.       — Хотел гостеприимство — получил его, а теперь отдай мне вещи и проваливай обратно.       — Сашенька, я лишь упрекнул тебя, я не просил чая, — хихикнул Кирилл, ощущая, как его щеки покрываются жаром. — А вот вещи отдам после того, как ты со мной поговоришь.       — Что ты от меня хочешь, вообще?       — Не я, — поправил его Кирилл, доставая платок, чтобы вытереть выступивший пот по лбу. В квартире становилось все жарче и жарче. Саша на это только вскинул бровью. — Вчера о твоем деле узнал один прокурор, готовый представлять твои интересы в суде.       — Подожди, — Саша перебил его. — Я не писал заявление.       — Знаю, поэтому я здесь. Можешь послушать мою идею?       — Валяй, — Саша вытащил пачку сигарет, но, словно увидев, как Кирилл поморщился, решил просто положить ее на стол.       — Напиши заявление, дай показания и…       — Я не буду.       — Но почему?! — чуть выше, чем хотелось, воскликнул Кирилл, а потом тише начал говорить. — Есть свидетели, которые могут подтвердить…       — Мне хватит того, что он сядет за нанесение телесных повреждений, — снова перебил Саша, и Кирилл скрипнул зубами, раздражаясь от этих слов. — Даже если срок будет меньше.       Кирилл недолго молчал, пока его сверлил взглядом Саша.       — Саша…       — Не Сашкой мне тут, — сразу же встрял он, а потом выключил плиту, на которой свистел чайник. — Я все решил.       — Не перебивай меня, пожалуйста, — Кирилл чуть нахмурился, и Саша лишь хмыкнул. — Послушай то, что я хочу тебе предложить.       Саша махнул рукой, отвернулся и стал наливать чай, Кирилл это воспринял, как попытку скрыть волнение, потому что он видел, как дрожали его руки, пока он мешал сахар в чае.       — Смотри: ты подаешь заявление, прокурор, который обещал мне помочь, будет вести твое дело, сделаем подробную экспертизу, чтобы установить… Что ты был изнасилован, — почти шепотом сказал последние слова, и Саша посмотрел на него через плечо. — Я договорился с тремя людьми, которые будут свидетельствовать в суде.       — Ты… Договорился с тремя людьми и прокурором? — ошарашенно повторил Саша, полностью повернувшись. — Когда ты успел?       — Ну, — Кирилл неловко опустил глаза на стол. — Я ушел со смены намного раньше, чтобы собрать все документы, попросить свидетелей участвовать в суде, да и еще я забрал копию твоих анализов, после чего зашел в прокуратуру.       Саша потупился, глазея на него со сложным лицом, и Кириллу было трудно понять, о чем сейчас тот думал.       Он покачал головой, постукивая ребром пальца по столу, привлекая к себе внимание:       — Сядь со мной, не бойся, я не кусаюсь, — Саша осторожно подошел и сел на соседний стул, напротив него, когда поставил чай. — Я сделал все, что требуется для суда, решение только за тобой.       — М-м, — только промычал Саша, опуская глаза на чай, пытаясь явно скрыть, как они наполнились влагой. Кирилл взял кружку в руки, чтобы чем-то себя занять, пока тот размышлял, но тот вдруг снова заговорил. — И сколько я должен?       — Что? — Кирилл выпучил на него глаза.       — Ну, сколько мне надо заплатить или… Что там надо тебе?       — О? Нет, что ты. Прокурор мой племяшка, он не любит взятки.       — Я про тебя.       — Про меня? — Кирилл чуть наклонил голову в сторону, отчего Саша раздраженно вздохнул, заставляя взволнованно выпрямиться. — Мне от тебя ничего не надо.       — Правда, что ли? — Саша почему-то ядовито усмехнулся. — Зачем тебе бесплатно помогать какому-то коллеге, которого ты знаешь пару дней?       Кирилл притих, возвращая глаза на чай, в котором плавали чаинки. Руки его сильнее дрожали, заставляя их кружиться в жидкости, слегка размываясь перед его взором. Кирилл проморгался, но это не помогло. Он втянул грудью воздух, посмотрев на размытого Сашу, что сидел неподвижно.       — Не знаю, — честно ответил Кирилл, замечая, как Саша поморщился.       Он вдруг подумал, как ему жаль. Жаль, что Саша думал, что для него не сделают ничего без какой-то платы, но вероятно это его принципы, его жизненный опыт. В груди от этого понимая скребло и ныло. Кирилл явно не вписывался в его представление о мире, поэтому и говорил так.       Кирилл улыбнулся, приняв его не озвученное прямо предложение о «бартере».       — Что ж, я кое-что попрошу.       Тогда Саша наконец перестал хмуриться, не заинтересованный, но внимательно слушал его, словно ожидал худшего.       — Ничего физического и аморального я у тебя не попрошу, — сразу же объяснил Кирилл. — Я просто хочу узнать тебя получше. Расскажи мне о себе       — Хочешь узнать что-то конкретное — задавай вопросы. На глупые принципиально не буду отвечать.       — Пока что можно ограничиться твоими принципами.       — Мои принципы? О чем ты?       — Например, каким таким упрямством ты руководствуешься, чтобы продолжать работать в том офисе? Ты же понимаешь, что там тебя не ценят, можно сказать, что даже не видят в тебе человека, способного подняться по карьерной лестнице, перепрыгнув их на несколько ступеней. Они так слепы, что не замечают, насколько ты одарен. Они такие жалкие, правда ведь? Ты ведь лучше их? Насколько? Насколько ты лучше? Ты берешь на себя много трудной работы, пока эти несчастные дети в теле взрослых отдыхают и развлекаются. Сколько ты за них пахал, чтобы не подводить коллектив? Сколько отчитывался перед начальством? Сколько тебе пришлось краснеть из-за них. Ты же их не любишь, но стараешься быть уважительным к ним. Это, наверное, так сложно, не каждый выдержит такой нагрузки, не так ли? Тогда зачем тебе столько проблем, если они не понимают, насколько ты замечательный? Зачем стараться им доказывать? Они твердолобы, а ты сделал себя сам. Так стоит ли это?..       — Что за хрень ты несешь? — перебил его Саша, отчеканивая каждое слово. Его явно злило подобное, не привык принижать кого-то или не верил его словам? — Как бы мне не нравились мои коллеги, я такой же, как и они. Не выше, не ниже… Зубы мне заговорить решил? Рано радуешься, подлизаться не сможешь. Да и раз знаешь все, чего спрашиваешь?       Прекрасно, подумал Кирилл, чувствуя, как краснота расползается по его щекам.       Кирилл невольно хихикнул, радостно зажмурившись:       — Нет, все отлично, ты дал мне хороший ответ. Я доволен.       — И?.. — неуверенно начал Саша, явно сбитый с толку. — Все, что ли?       Кирилл раздраженно вздохнул. На ходу придумывать оказалось сложно, он даже не думал, что Саша захочет чем-то платить за то, что тот делал из личного интереса.       Настенные часы громко тикали, показывая, что неловкая тишина слишком долго продолжалась. Однако никто еще не принял никаких решений начать беседу, спокойно попивая фруктовый чай. Сухость во рту только сильнее ощущалась, а когда закончился чай в кружке, Кирилл тяжело сглатывал. Было слишком горячо, и смотреть на явно теплый плед на плечах Саши было невыносимо. Капли пота пробегали дорожками по спине.       — Значит, — осторожно решил начать Саша, поднимая этим глаза Кирилла на него, — ты правда решил сделать это просто так?       — Похоже на то, — не по ситуации продолжал улыбаться Кирилл, а потом вдруг вытянулся и замотал головой. — Не подумай, что я помогаю всем и каждому! Я не мать Тереза.       — Смеешься, что ли? Просто скажи, что хочешь уже и вали.       Но недоверие в чужих глазах все еще оставалось таковым, и Кириллу стоило придумать что-то, чтобы не вызывать больше подозрений. Что-то безобидное, чтобы не слишком тревожить его в такое время, но и более существенное, чем обыкновенный вопрос.       — Что я должен сделать? — настаивал Саша.       Но Кириллу было физически сложно вообще думать. Он буквально плавился, чуть ослабляя галстук. Было невыносимо жарко, душно, его сморило, и он глубже стал дышать. Да и не помогало то, что он начал неприлично рассматривать Сашу, что хмурил брови, смотря на него в ответ. Его волосы казались пушистыми и мягкими, и Кириллу приходилось царапать ладонь ногтями под столом, чтобы не потянуться к ним. А бабочки в животе в какой-то истерике бились аж по ребрам, вызывая мурашки по спине. Сердце билось так быстро под пристальным взглядом Саши, и Кирилл позорно стал краснеть, чувствуя, как что-то тяжелое росло в глубине него.       — Я думаю, что моя помощь равносильна одному вечеру со мной, ты так не считаешь? — Кирилл даже не успел подумать, прежде чем ляпнул это, даже сам удивившись подобным мыслям.       — Что значит «вечер с тобой»?       Кирилл сам не знал, просто сказал первое, что подумал.       — Какой же ты нетерпеливый. Узнаешь все на месте, — он протянул ладонь. — По рукам? Не волнуйся, утром убитым тебя не найдут в канаве. Я не убийца или насильник.       Саша поджал губы от такой ужасной шутки, а глаза его наполнились явным недоверием к последним словам. Он осторожно потянулся и остановился в паре сантиметрах, заставив Кирилла убрать ухмылку, словно такого исхода не планировал.       — Я согласен только после суда, — заявил Саша. — Я хочу видеть результаты перед тем, как смогу довериться тебе.       — Хах, обязательно, Саша.       Сашина рука слабо охватила слегка влажную ладонь и так же вяло пожала. Саша чуть нахмурился, по-глупому рассматривая кисть, а потом глянул на того исподлобья:       — Что с тобой? Ты… Красный и весь дрожишь.       Кирилл почувствовал это только тогда, когда тот сказал ему, а потом понял, что начал елозить на стульчике, постоянно меняя ногу, закидывая ее на другую, пытаясь что-то спрятать. Он рассмеялся звонким смехом и полностью спрятал глаза, делая атмосферу до ужаса неловкой. «Бабочка» делала чудеса, и Кирилл, страдающий импотенцией многие года, сидел перед мужчиной и прятал эрекцию, чувствуя, как его плавно начало окутывать дымкой чего-то совершенно необычного. Чего-то, что Кирилл не ощущал давно, смотря в черные глаза и вожделел. Его дыхание стало частым и прерывистым.       Неспешные шаги раздавались эхом, словно в вакууме или в омуте. Он делал это словно на автомате. Кирилл приближался совсем не угрожающе, как-то игриво, при этом все же заставил заметно понервничать. Он не мог не идти к нему, все его нутро хотел быть ближе, а жар был таким, что щипало в глазах, от него хотелось избавиться, а в голове только один способ сделать это. Он не мог не винить себя за этот проступок, но его желания почувствовать чужую кожу на своей было намного сильнее его самого. Руки Саши были такими крепкими, Кириллу хотелось, чтобы он сжал его настолько сильно, чтобы услышать треск собственных костей. Он ощутил, как под подбородку стекала полоска чего-то мокрого.       — Твою мать, у тебя пена идет!       Холодный пот стекал по спине, все тело задрожало от какого-то непонятного контроля, сжимающего легкие. Кирилл пихнул подальше чужие руки, легко дотронулся до кудрявых волос, завил непослушную прядь за ухо и, совсем не касаясь, провел подушечками пальцев по горячей скуле. Вниз по подбородку, до кадыка, к потной шее, сжав в тиски челюсть.       Саша смотрел на него с недоумением, внимательно следя за рукой Кирилла, что наклонился и лукаво растянул улыбку белоснежных зубов, давая почувствовать собственное дыхание на коже.       — Сашенька, мы же с тобой знакомы, не так ли?       Сашины глаза заблестели, расширяясь, после чего Кирилл даже не понял, как подался вперед, ощутил чужие губы, жадно впиваясь в них. Саша вздрогнул, обронив рукой кружку; звякнула о стол чайная ложка, отскочила и упала на колени, а после от неровного движения звонко ударилась о поверхность пола.       Тело не хотело подчиняться Кириллу, лишь слегка вздрогнуло, стоило чужим пальцам сжать волосы на затылке, а зубы прокусили его губу до крови, вырвав из какого-то странного транса. Под дых прилетело кулаком, заставив согнуться и захрипеть, хватаясь за рубашку. Саша подскочил на месте, с силой оттолкнув от себя Кирилла, который закашлялся, попятился назад, обронив плед, шумно врезался в столешницу поясницей, начиная искать любой подходящий предмет на ней. С видимой паникой впился глазами на прищуренные от боли глаза, владелец которых подходил все ближе и ближе. Все размылось, а ребра беспощадно ныли, жар прожигал все нутро.       Саша выставил перед самым носом в последнюю секунду острый нож, остерегающе блестевший под тусклым светом лампы. Кирилл слегка опешил, вовремя отойдя на шаг, а после оценивающе осмотрел того, все сильнее сжимающего в дрожащих руках нож. Он нахмурился и не мог даже слово вымолвить, сглатывая ком в горле.       Еле державшаяся на лице ухмылка неспешно слезала, оставляя абсолютно неподходящее Кириллу безразличие. Томные глаза устало уставились в пол, словно он размышлял, но в голове было так пусто. Жар плавил его, и он стоял на дрожащих от нужды ногах, чувствуя вернувшееся раздражение.       — Как же с тобой… Сложно, — сердито вздохнул Кирилл, ни капельки не боясь острия, опустил пальцем вниз лезвие, что так легко этому поддалось. — Мне… Так жарко.       Кирилл слегка наклонился в сторону, понимая, что вот-вот упадет в обморок. «Бабочка» дала в голову, не давая ни одной рациональной мысли пробраться в мозги. А Саша только сильнее нахмурился, ослабляя хватку на рукоятке ножа.       — Черт бы тебя побрал! — через зубы процедил покрасневший в гневе Саша, отбросил кухонный нож в сторону и буквально рывком набросился на него.       От неожиданности Кирилл не выдержал напора и свалился на пол, ухватившись за чужую футболку, повалив за собой. Быстро среагировав, Саша оседлал его, не давая двинуться, хотя слабость во всем теле сама бы не дала ему хоть что-то сделать. Тот схватил его за грудки рубашки и врезал в нос, выбив из него слабый вздох возмущения.       — Какой же ты ублюдок, Кирилл! — продолжал рычать Саша, словно не в себе, ухватился за бледную шею, вдавливая в паркет пальцами, отчего зрачки Кирилла расширились.       Он попытался что-то сказать, как подушечки пальцев стиснули гортань сильнее, не давая и секунды на повторный вдох. Он стал брыкаться, держась за чужие кисти, закряхтел, еле волоча ногами.       Саша что, всерьез его душил?!       — Какой же ты!.. Ты хоть понимаешь, что я чувствую сейчас?! Ты хоть понимаешь, а?! Зачем ты так со мной поступаешь?!       Кирилл поднял на него пугливый взгляд, хватаясь за плечи, футболку, за волосы, за все, что угодно, в надежде, что тот все же одумается и не доведет начатое до печального конца.       Для Кирилла это, конечно, не ново, однако, смотря на Сашу снизу, смотря на согнутые к переносице густые брови, на красные от ненависти щеки, на озлобленный взгляд, на сжатые губы, на кудрявые пушистые волосы, на вздутые вены на руках; ощущая достаточный вес на собственном животе, пальцы на шее, оставляющие жгучие бурые пятна, Кирилл почувствовал мимолетный укол в паху.       Такой сладостный. Если бы не вся ситуация, казалось бы, застонал от столь странно полученного наслаждения.       Кирилл внезапно понял, как красиво и бесстыдно для него выглядел Саша сверху. Сидя на нем. Да. Что-то в этом было. Улыбка невольно натянулась на лице, а щеки раскраснелись, раздражая Сашу только сильнее. Глаза закатились от непередаваемого удовольствия, цветущего в голове, ведь только ее он ощущал достаточно сильно.       Когда кислород совсем закончился в легких, он стал обессиленно касаться чужих бедер. И как только перед глазами потемнело, руки вяло опустились, обнаружил, что веса, давящего на желудок, как ни бывало, а драгоценная, такая необходимая вещь, как воздух, быстро поступала, возвращая ровное дыхание и отличную видимость. И, конечно, испачканные в сперме трусы.       — Проваливай из моей квартиры, — последнее, что Кирилл услышал перед тем, как подчиниться и чуть ли не выбежал в подъезд, откашливаясь от последних чувств удушья и оргазма.              Глеб незаметно покосился на Юрия, что как-то странно выглядел.       Тот без фокуса в глазах смотрел в пол, прижимая какую-то папку с отчетами, при этом сохраняя все то же выражение лица. Отсутствующий и задумчивый. Юрий часто бывал таким. Иногда Глеб жалел, что не мог залезть к нему в голову и узнать ответы на не озвученные вопросы.       За окном совсем потемнело.       Глеб поправил стопку листов, заставив негромким стуком о стол выпрямиться и посмотреть на себя.       — Хорошая работа, — подытожил Глеб, откладывая документы в стопку. — Мне доложила Матвиенко, что вы отлично работаете в коллективе. Я рад слышать о ваших успехах. Надеюсь, ваш настрой не будет одноразовым, и вы продолжите радовать меня успехами.       — О-о… С-спасибо?.. — уши покраснели, выдавая его с потрохами, так еще начал чуть бодрее почесывать затылок, ероша волосы. Глеб вопросительно посмотрел на него, и Юрий прижал голову к плечам. — На самом деле Виктор Николаевич никогда не хвалил нас, так что… Это так странно? Не подумайте, я не против вашего брата…       — Нет, что вы, все в порядке, — продолжил за него Глеб, щурясь в улыбке. — Я знаю, бывают разные начальники, так что это вполне понятно. Хотя, если быть честным, вы пока что единственный, кого я так упорно хвалю.       — Это точно, — он почесал макушку от волнения и усмехнулся. — Мне кажется, если бы я сейчас умудрился упасть на задницу на ровном месте, вы бы все равно нашли, чем меня похвалить.       — Ха-ха-ха, — Глеб хрипло посмеялся, — простите, если это вызывает у вас дискомфорт. Я не хочу выделять вас среди других. Но пока что я работал больше всего с вами, так что без сомнений могу сказать, что я бы хотел, чтобы вы продолжали быть уверенным в том, что делаете. И вы буквально светитесь и заряжаетесь, стоит вам сказать что-то приятное, как, например, сегодня, — Глеб немного волновался, покручивая на пальце прядь волос, стараясь собрать нужные мысли. — Если я ошибаюсь, и вам на самом деле неприятно мое подобное внимание, я обязательно перестану.       — Глеб Николаевич, вы и правда много переживаете по пустякам. Мне вполне нравится, но одновременно, думаю, не стоит делать мне так много поблажек. Это уже весь офис заметил.       — Я прошу прощения за то, что поставил вас в неловкое положение на глазах у ваших друзей.       Юрий всего лишь задумчиво кивнул, а после нерасторопно опустил взгляд. Глеб растерялся и на секунду призадумался: может, стоило сказать ему что-то совсем другое?       Юрий прикусил губу, когда попытался что-то сказать еще, опять почесал затылок и ничего не произнес, сжав губы в тонкую полоску.       — Вас что-то волнует? — сразу же подметил Глеб Николаевич, застав врасплох подчиненного. Хотя не заметить медленно угасающие мотивацию и экспрессию под конец рабочей смены — невозможно.       Он облокотился на спинку кресла и приподнял выразительные брови, пока Юрий собирался с мыслями, не решаясь, словно взвешивая все «за» и «против». А потом поднял на него чуть более уверенный взгляд, хоть кривая улыбка очевидно указывала, как сильно нервничал из-за собственных мыслей.       — Эм-м… Глеб Николаевич, согласитесь ли вы поужинать со мной?.. Когда-нибудь?..       Глеб приоткрыл рот, смутившись столь неожиданному предложению. Он вскинул кистями, оперся на стол неудобно локтями, приложившись подбородком на тыльные стороны ладоней, и замялся, не зная даже, что на это ответить?       Приглашение на ужин можно же понять по-разному, задумался Глеб. А если не так понять, можно и обидеть или дать надежду на более приятельские отношения. Хотя он, конечно, твердо уверен, что Юрий заинтересован в нем просто как в начальнике. И это ему нравилось. Тогда задабривать ужином — зачем? У них не такие плохие отношения, а может, ему это только казалось?       — Извините, — сам продолжил Юрий, не выдерживая тишину и сухое выражение лица начальника, — у вас, наверное, много дел. Это глупо, мне очень жаль!       Он рывком встал, мгновенно испугавшись, когда с ним подскочил на месте и Глеб, заставляя придержать, в конце-то концов, коней!       — Юрий!       — А-ах!       — Ох, прошу прощения, кхм, я всего лишь задумался над вашим предложением и…       Дверь резко открылась, перебив на полуслове, и на пороге появился Кирилл, сверкающий неподдельной радостью и здоровым румянцем.       — Где ты был? — отчеканил сквозь зубы Глеб, сменивший моментально интонацию, с которой никогда не говорил с секретарем, отчего тот определенно опешил. — Я разрешил тебе уйти только с обеда, а не прогуливать целый рабочий день. В следующий раз пропустишь хотя бы минуту, будешь работать сверхурочно.       — Ох, Глеб, — ворковал Кирилл, будто бы и не было замечания с угрозой, подплыл на веселых парах к другу, неугомонно перелез через стол, уронив пару стопок документов, делая морщины на лице Глеба глубже. — Мой день прошел незабываемо хорошо.       — Короче, — рявкнул тот.       — У меня есть к тебе очень-очень привлекательное предложение, оно связано с вчерашним инцидентом, — более серьезнее продолжил он, усевшись на край стола, не обращая никакого внимания на Юрия. — Ты же хочешь знать, кто это был?       Глеб, не задумываясь, кивнул, однако краем глаза успел заметить, как Юрий тихо пробирался к двери, почти открыв ее, когда он волнительно окликнул его:       — Юрий! — тот неуверенно повернулся к ним. — У меня нет свободного времени на следующие пару дней, но я надеюсь, вы не забудете, что теперь обязаны мне ужин.       Он слабо улыбнулся, неосознанно прощаясь с ним таким образом, отчего Юрий слегка покраснел и, робко кивнул, закрыв за собой дверь.