Паразит

losing power

oh, i’m losing power

тридцать шестая

Армин не хотел открывать глаза — это было выше его сил.  Вокруг было темно и тихо.  «Наверное, так выглядит смерть,» — спокойно подумал он, прежде чем вздохнуть.  Смерть. Интересно, его план сработал? Эрен победил Бертольда? Было бы отстойно, если нет, хотя жертва все равно была не напрасной: пригодится для будущих сражений с колоссальным.  Уши уловили какой-то странный звук, словно кто-то бормотал ему под ухо. — Как больно… Армин повернул голову, тут же встретившись взглядом с большим черепом, покрытым мышцами — Бертольд. Из его глаза текла вода, наверное, слезы, и повторял он одни и те же слова: как больно, как больно, как больно. Больно? Ему? Какая чушь. Больно было Армину от того, что он больше никогда своих друзей не увидит. И Леону больше не увидит — вот это резало по сердцу.  «Она, наверное, сейчас рвет и мечет… — он слабо улыбнулся. — Я обещал не умереть и быть рядом. Прости.» Армин полежал еще пару минут, довольствуясь тишиной, прерываемой лишь бормотанием Бертольда. Вдруг захотелось проснуться. Внутренне он посмеялся над таким внезапным и глупым желанием, отвесив себе мысленную пощечину, чтобы отрезвиться. И после этого он проснулся. Глаза тяжело открылись, тут же жмурясь от яркого солнца.  «Я не умер?»  Кряхтя, он сел, чувствуя как сползает по торсу плащ, который выполнял для него функцию одеяла.  Быть такого не может. Он живой. Абсолютно живой, функционирующий, видящий, слышащий — в общем, все основные качества человека, который еще не стал трупом. — Армин! — отчаянный крик Эрена, который тут же бросился ему на шею. — Ты вернулся… Как хорошо! — Проснулся, наконец, — послышался мертвецки спокойный голос Леви, который забрался на Стену. — Что произошло? — устало спросил Армин. — Ничего не помню… — Еще бы, — он рвано вздохнул и запустил сигнальную ракету. — Ну же, вперед, Эрен, расскажи ему всё. Набрав чуть больше воздуха в легкие, парень начал говорить. Очень аккуратно, издалека, пытаясь подобраться к основной теме — поеданию Бертольда — не так прямо и в лоб. Глаза Армина пустели и расширялись с каждым словом. Это был кошмар наяву: из разведотряда осталось девять человек, Бертольда скормили Армину, а не Эрвину, и теперь у них нет живого командора. Это не просто кошмар — это коллапс, разруха, тьма. Это конец. Армин в панике схватил флягу с водой, сделал пару больших глотков, попытавшись подавить тошноту.  — Это… глупо ведь? Я теперь вместо нашего… командора?  — Не заблуждайся, — тут же холодно вставил Леви. — Тебе его не заменить. Но это и не требуется: просто не дай никому пожалеть об этом выборе. Ни мне, — он наклонился к Эрену с Микасой и слегка неуклюже и по-отцовски растрепал им волосы, — ни этим двоим. И главное — самому себе. Армин рвано вздохнул, медленно кивнув. Никого не подводить. Не дать сомнений. Опять взять ответственность и выполнить все безукоризненно. Он безропотно подчинился. — Заткнитесь вы уже все, — хрипло простонала Саша, ворочаясь и тяжело дыша от боли. — Как же больно… Все молчаливо уставились на нее. — Саша… такая Саша, — Ханджи невесело улыбнулась, сдавленно хохотнув, и попыталась растрясти застоявшееся напряжение в воздухе. Армин выдохнул, потом поднял глаза снова. Странно. Черной макушки нигде не было видно. Быть не могло, что она не выжила — физически должна была отрегенерировать с даже самым ужасным ранением. Так сильно обиделась, что даже не пришла на Стену? Тоже быть такого не могло — ослушаться капитана было равно смерти.  Где Леона?  Как только этот тихий вопрос внезапно слетел с сухих губ, повисло молчание. От одной фразы в воздухе снова затрещало странное напряжение, которое нарушило все такой же спокойный, но отчего-то слишком хрипловатый голос Леви: — Я же приказал рассказать ему все, мелюзга, — он несильно пнул Эрена носком сапога.  — Ее забрали, — стальным голосом выпалил Жан. — Вместе с Райнером. Я бы тому длинномордному уродищу пасть в клочья взорвал!  — Без выражений, — Ханджи пробормотала.  Забрали? — Что? — Армин уставился на него полупустыми глазами.  — Ее забрали, — повторил он.  — Да нет же, вы шутите, — он мотнул головой. — Что значит «забрали»? Сердце, только-только успокоившееся, забилось снова в диком темпе, ударяясь об ребра так, что становилось больно. Тошнило. Паника вдруг захлестнула с головой, мешая и так нестабильному сознанию адекватно мыслить. — Длинномордный титан появился из ниоткуда, схватил Райнера, которого мы обездвижили и уже были готовы прирезать, и вместе с ним Леону, — более развернуто объяснила Ханджи, сверля взглядом флягу в руках. «Я нутром чую, что что-то произойдет. Мне страшно, Армин,» — ее слова, сказанные ночью пару дней назад диким зверем метались на задворках его памяти.  Шестое чувство ее не подвело, да.  И это сводило с ума.

***

Желание сбежать было невыносимым, но надежды рушились ежесекундно. Клинки куда-то пропали, баллоны с газом — тоже. Плащ разведчицы Леона прижимала ближе к груди мертвой хваткой, будто боялась отпустить.  Как только она очнулась в этой темной комнатушке и отошла от чувства тошноты, сухости во рту, то первым порывом было выбежать отсюда и лететь куда глаза глядят, главное — к Стенам. Потом снизошло осознание, что клинки куда-то пропали, как и баллоны с газом. Впервые Леона почувствовала себя настолько уязвимой и беззащитной. Она решилась бежать через малюсенькое окно под потолком, но вот незадача: оно слишком высоко, а никаких ящиков или стульев в комнате не было. Лео в отчаяние металась, не понимая, что делать. Ей нужны были мозги! Мозги, умные мозги, как у Армина! А у нее была только глупая голова, которая годилась только на то, чтобы биться головой об стену. После ее первой попытки выбежать, ее закрыли на замок. Первое время она скреблась, как собака. Грудную клетку сдавливало, когда воспоминания наплывали и атаковали её сознание, и Леона начинала выть, рыдая. Она не была плаксой, и обычно не ныла, но теперь слезы пеленой стояли в глазах, и все вокруг расплывалось. Из-за шума дверь пинали сапогом, грубо приказывая заткнуть пасть, и Лео, скуля, жевала ткань зеленого плаща, в попытках успокоиться. За дверью голоса, злые, напряженные, но никто не спешил зайти к ней. Может, оно и к лучшему. Но Леоне хотелось увидеть хоть кого-то. Желательно, своих друзей. Интересно, они искали ее? Последнее воспоминание в ее памяти — жуткая пасть длинномордного титана. А потом темнота.  Самое отстойное то, что Лео даже не понимала где находится. Может, на какой-то секретной базе врагов? Или в их штабе? Из окошка под потолком было видно только клочок неба, что отрицало идею о подземном укрытии. Сколько времени прошло? Непонятно. Судить она могла только по небу, которое было светлым, а желудок побаливал так, словно она не ела минимум день.  Побившись головой об стену еще минут десять, Леона стала перебирать в мозгу то, чем можно было заняться, раз отчаянные попытки сбежать проваливались одна за другой. Чтобы отвлечься от не вовремя подступавшей к горлу паники, раз сорок отжалась. Потом начала считать в уме секунды, которые проводила в комнатушке. Снова поскреблась в дверь.  «Нужно бы как-то выбежать наружу… И привод достать обратно. Жаль только, у меня газа мало было, но ничего, главное до Стены живой добраться,» — шептала сама себе под нос. Она была уверена, что находилась неподалеку от Стен. Разум, знавший только родные места, и ничего более, не мог даже подумать, что враги могли увезти ее чуть дальше — к примеру, за целое море. Продолжавшая лелеять идею побега, Леона прикрыла глаза. Все хорошо, она дождется момента и сбежит.  Капитан Леви, наверное, голову ей открутит за то, что она столько проблем принесла. Интересно, какое наказание он выберет? Наверное, нужно будет дочиста выдраить коридоры в штабе. Или отсидеть пару дней в подземной камере. Ну, ничего. Леона перетерпит. Главное — сбежать. Но время шло. Голубой клочок неба в окошке сменился чернотой, потом снова стал светлым, и снова темным. Еду ей за все это время приносили четыре раза, и каждый раз, когда замок в двери скрежетал, человек в странной белой форме со стуком ставил железный поднос на пол и тут же уходил. Ровно через полчаса — Леона сама отсчитала в уме минуты — поднос забирали. Попытка сбежать в момент, когда её под присмотром отводили в туалет, с треском провалилась. Лео даже не успела добежать до лестницы, ведущей куда-то наверх, откуда тянуло каким-то солоноватым ароматом — её сразу же сгребли в охапку, пару раз стукнули по голове чем-то очень твердым, напоминающим винтовку, и бросили обратно под замок.  Пока она валялась в отключке, дверь снова открылась, и грубые руки подхватили ее, небрежно вытащив из каюты.  — И вот обязательно тебе было ее тогда оглушать, а? Девчонка, так-то, тяжелая. — Ну, простите, сэр. Она поскакала по лестнице наверх на палубу, а нам что делать-то было? А если б в море спрыгнула? — Да, да, она ж словно дикая! — Так она и есть дикарка, идиоты. 2 ноября 1921 года в марейский южный порт причалил крейсер, который величаво именовался «Геросом». Погода в столице была холодна и пасмурна, впрочем, как и всегда — отличие от всегда солнечных и теплых земель острова. За месяц нахождения на Парадизе военные уже успели отвыкнуть от северного ветра, дующего с моря.  Тело Леоны бросили в холодный кузов вместе со всем остальным грузом с корабля, и машина тронулась с места, направившись к главному марейскому штабу. К глотке вдруг подкатила тошнота. Голова набухла, затрещала, боль заскребла где-то под кожей и в затылочной части.  — Пить… хочу, — едва слышно просипела Леона, прежде чем в её засохший рот влили что-то горькое и противное, отчего она закашлялась. — Очнулась. Уже хорошо, — женский голос над ухом. — Вот говоришь военным, что нельзя бить человека прикладом по голове, но им все по боку. А мне разгребать. Будто мне делать нечего! Получите, подпишите, и поухаживайте за девчонкой. А у меня, между прочим, выходной сегодня должен быть, ну ты представляешь? Леона не особо представляла, и вообще половину слов пропустила мимо ушей, морщась от боли.  — Эй, ты как, нормально? Она зашипела, когда её глаз бесцеремонно открыли шире, чтобы проверить реакцию зрачков. — Ну, на свет реагируешь, — нетерпеливо бормотала женщина. — Давай, давай, вставай быстрее. Нечего целый день лежать, я ж знаю, ты регенерируешь. Подымайся. Цепкие руки схватили плечи Леоны, небрежно потянув и заставив её сесть, отчего она проворчала: — Аккуратнее… — Поговори мне еще тут, — цоканье языком. — Подымайся и галопом скачи в душ. Тебя забрать должны через… — быстрый взгляд на часы, — через двадцать минут.  — Куда забрать… — Ты думаешь я знаю? Я ж вообще медсестра обычная. Меня военные в свои «секретные планы» не посвящают, — она вздохнула. — Ну, ну, давай, в темпе. Одна нога здесь, другая в душе. Не хватало еще из-за дикарки выговор от начальства получать… Еще ж и зарплату урежут, поди… Леона сморщилась, медленно коснулась пятками холодного пола. Эта болтовня и щебетание противно оседало на ухе, щекотало затылок изнутри и, самое главное, жутко бесило. Поэтому она выбрала наименьший путь сопротивления — шатко направилась к небольшой дверке, ведущей в ванную.  Взгляд уперся в странную штуку в углу, огражденную цветастой шторкой. Наверное, это душ. Дверь резко открылась.  «Опять эта женщина!..» — дернулась Леона. — Я забыла, что ты дикая, — простодушно улыбнулась она. — Я, кстати, Дорис. А вот это, — она указала на молочно-белое сооружение у стены, над которым висело зеркало, — раковина. Там еще есть краник, он регулирует теплую воду и холодную. А вот это, — тоже молочно-белая штука, с дыркой и крышкой сверху, — унитаз. Вот тут дела свои делаешь. На ковер или пол это делать не надо. — Что?! — Леона оскорблено ахнула. — Я никогда не…! — Тише, тише, не надо стесняться, — прервала её Дорис. — Я все понимаю, не всем дано сразу родиться в цивилизованном мире. Просто привыкай. Леона готова была вцепиться ей в лицо и располосовать это румяное и круглое лицо в кровь.  — Только попробуй еще раз… — Так, о чем я? А, душ! — махнула рукой Дорис. — Вот он. Там тоже краник на стенке висит. Влево — холодная вода, вправо — горячая. И на полочке шампунь с мылом. Мылом нужно мыться. Берешь в руки и… — Я знаю что такое мыло! — крикнула Леона. — И я не веду себя как какая-то собака! Я нормальный человек!  — О, о, не спорю. Конечно, вы нормальный человек. По своим меркам. Глаза быстро заморгали, пока мозг пытался сообразить что происходит вообще.  Внутри вспыхнуло мерзкое и плавящее внутренности чувство, которое Леона попыталась подавить и потушить. Все хорошо. Надо потерпеть. Просто перетерпеть эту Дорис, её противное и мерзкое жужжание над ухом и белый халат, который был мятым и нелепым.  Стянув с себя рубашку и штаны — единственное что осталось от её формы разведчицы — она кинула взгляд на подвеску на груди. Пальцы скользнули по прохладному зеленому камню, сжали его. Армин. Снять украшение не решилась. Леона остервенело царапала ногтями мыльную кожу головы, стараясь счистить с себя все. Тут вода лилась прямо с потолка и не переставала даже спустя минуту.  «У них там бесконечный запас, а?» — фыркнула Лео, приоткрыв под струями воды один глаз, играя в гляделки с душем. Но помыться было приятно. Очень. Особенно вот так — в теплой воде, бесконечно лившейся с потолка, с мылом, вкусно пахнущим чем-то сладким. Были нотки каких-то фруктов. Может, яблок…  Запах трав и старого мыла, к которому она привыкла дома, окончательно смылся с тела и волос. К коже прилип незнакомый и странный фруктовый аромат. Прошлепав босыми ногами через всю ванную комнату и чуть не померев от холода и дрожи, Леона быстро обтерлась желтым полотенцем, обмотала его вокруг волос, потом схватила сморщенными пальцами одежду, оставленную Дорис.  Коричневые штаны были длинными и волочились по полу. Серая кофта, толстая и мягкая, с капюшоном и двумя мелкими веревками у воротника, была приятно теплой. Глянула в зеркало — чуть не засмеялась от того, насколько нелепо выглядела в этой мешковатой одежде, явно не по размеру.  Стук в дверь. — Быстрее можно? У тебя пять минут осталось, а ты еще не вышла! — голос Дорис из-за двери.  — Ну мне как будто бы плевать, — тихо пробормотала она под нос, закатывая штаны, чтобы не запнуться и не расшибить нос. При встрече с врагами это не поможет.  Лео стянула полотенце с головы и бросила в раковину. Всё еще слегка мокрые волосы шлепнулись об спину. Открыла дверь, поморщившись от резко ударившего в лицо прохладного воздуха.  — Не волнуйся, тебе потом нормальную одежду подберут, — захлопотала Дорис, подписывая пару обуви к Леоне. — На, надень.  Нога втиснулась в кожаные туфли, плотно обхватившие ее лодыжку. Маленькие. Они хотят, чтобы она полным посмешищем выглядела? Ну спасибо! — Нормальной обуви тут нет, да? — проворчала, хмурясь от пульсации в пальцах, которые вдавились в узкий носок туфли. — Я же говорю: это на первый день тебе дали, — фыркнула Дорис. — Ну, извини, дорогая, тут твоих размеров никто не знает. Вот если бы мне дали хоть какую-то бесплатную одежду, я бы скакала от счастья!  — А я не хочу скакать от счастья, получив кучу мозолей и расшибленный нос, — она зашипела. — Ты что, чем-то недовольна, а? Такой смешной вопрос! — Конечно! — рявкнула, внезапно сорвавшись. — Я готова тут все разорвать! И ваше горло тоже! Вы меня украли! Притащили сюда, держали взаперти! Да, я недовольна! Я хочу домой! И я попаду домой, вы слышите, а?! Дорис застыла, прижав руки к груди. — Дикарка! — ахнула она. — Дьявольская кровь взяла свое! Леона сжала кулаки. Какая-то часть сознания вопила и призывала схватить скальпели с небольшого столика. Другая — пыталась успокоить и усмирить жгучее ощущение в груди. — Еще раз назовете меня дикаркой, то я… и правда вам глотку… перережу, — она прошипела, блефуя и пытаясь нагнать страху. Опыт убийства у нее был, но повторять она его не хотела. Дорис была готова завизжать, как вдруг дверь в комнату распахнулась. Опять эта белая форма. От белого у Леоны уже в глазах рябило. Форма, одежда медсестры, комнаты, ванная, потолки, стены — все чисто-белое.  — Ну наконец-то, слава Господи! — запричитала Дорис, дрожа. — Эта… Эта дьяволица, дикарка!… Еще бы немного, и!.. Военный на нее даже не посмотрел, только махнул рукой, подзывая Леону. — На выход. Руки вытяни. Холодное железо коснулось запястий. Раздался щелчок — наручники. — За нами. Леона хотела съязвить, но винтовки в руках ее усмирили. Военные шагали тяжело и глухо, подошва черных сапогов ударялась об каменный пол в одном и том же ритме, словно их учили ходить одинаково. Леона плелась за ними хвостом. От бывшей храбрости и желания скалить зубы не осталось ни следа. Стало до ненормального страшно. Они шли недолго. Остановившись перед большой железной дверью, один из трех военных повернулся, холодно сказав: — Запомни, что я скажу. За этой дверью тебя ждет наш командир, господин Магат. Будь вежлива и прикуси свой дьявольский язык. Мы за дверью слышали, что ты, дикарка, шипела той медсестричке.  Леона вздрогнула, отведя взгляд. Быть вежливой, прикусить язык. Еще чего? Может, сальто прыгнуть? Холодный взгляд военного хлестнул её, и сарказм в зеленых глазах сошел на нет. — Поняла, — пробормотала она, прежде чем дверь открыли и тяжелая рука пихнула её внутрь. Она не успела даже сделать предсмертный вдох, как её уже закинули в клетку к хищнику. — Господин Магат, как Вы приказывали, мы привели ту элдийку, — военный приложил ладонь к виску, вытянулся по струнке. — Хорошо, хорошо, Шауль, — мужчина за столом почесал сморщенную шею. — Свободен.  Военный кивнул, тут же исчезнув из кабинета. Магат поднял взгляд темных глаз, вокруг которых виднелись морщины и пятна. Вздохнул. Протянул руку и поманил Леону двумя пальцами, как собачку. Руки в наручниках напряглись  Быть вежливой, прикусить язык. Она нехотя сделала пару шагов вперед, взглядом сверля дырку в темном и морщинистом лбу мужчины.   — Значит, вот какая ты, — он задумчиво погладил свою квадратную челюсть. — Интересно. Я ожидал другое.  Под словом «другое» можно понять что угодно. Другое — что? Более взрослую? Высокую? Низкую? Красивую? Уродливую? Толстую? Худую? Мускулистую? Худощавую?  — В любом случае, пройдешь все проверки, получишь форму, документы, пройдешь подготовку… — Магат постучал иссохшими пальцами по столу. Помолчал минуту, потом продолжил. — Думаю, вот, нужно ли тебя в школу отправлять.  — В школу? — неуверенно спросила она. — Я знаю грамматику и арифметику.  — Это не самое важное, — махнул рукой командир. — Ты не знаешь историю мира. Нашу историю мира. Ту историю, которую должен знать каждый цивилизованный человек.  История важнее умения писать и считать? — Я… нормально учусь. Умею читать, запоминать, — Лео пробормотала.  — Это обнадеживает, — он вздохнул, хлопнул пару раз ладонью по столу. Дверь открылась, появился военный. Не Шауль, другой. — Все готово у вас там?  — Да, сэр.  — Возьми всё на себя, — Магат опустил взгляд к бумагам на столе, листая их. — Проследи чтоб все всё четко сделали, и чтобы эта… Леона никуда не сбежала. Мне некогда бегать с девчонкой по всему штабу.  — Да, сэр. — Значит, Леона Веймар, — командир протянул ее фамилию. — Здесь тебе не остров. Дикарей здесь не терпят. Будешь вести себя нормально и послушно, и тогда получишь нормальное отношение. Леона сглотнула. Взгляд Магата из-под нависших темных бровей пугал.  — Сопротивление должно умереть, — он продолжил. — Слышишь, хм? Конечно она слышала. Заставив себя медленно и неохотно кивнуть, Лео сжала челюсти.  Не пытаться сопротивляться. Не быть храброй. Не быть умной. Не высовываться. Им нужно смирение. Подчинение.  — Если слышишь, то прекрасно. Значит, будешь выполнять. Алон, забери её уже. Военный кивнул, положил руку ей на плечо, уводя за собой по длинным коридорам и лестницам.  Дальше все закрутилось и завертелось. В одной комнате две женщины хлопотали над ней с длинными желтыми лентами, замеряя тело. В другой — быстро и бегло осмотрели. Еще немного порасспрашивали: имя, любимое время года, есть ли аллергии, заболевания, боится ли она боли и крови, как звали родителей, живы ли они, держала ли Лео пистолет в руках, что она любит кушать, любимый цвет, и всё такое. Базовые вопросы.  Военный следовал за ней везде, дырявил затылок внимательным взглядом. Любое движение в сторону он воспринимал как угрозу и всегда рявкал «стоять» грубым голосом.  Когда всё закончилось, Леону отвели в небольшую комнату, на удивление теплую, хоть и маленькую. Стены были коричневато-желтыми, деревянный пол слегка скрипел под её весом.  Алон взял её за запястья, щелкнул замком и снял наручники.  — Комната охраняется. Замка на двери нет, но наблюдение постоянное, — он холодно предупредил, намекая, что попытка сбежать снова будет провальной.  Леона знала, что должна как-то сопротивляться, бороться. Может, умолять. Кидаться с кулаками. Угрожать. Кусаться. Что угодно, кроме простого молчания.  — Поживешь здесь недельку, — бросил военный, сделав шаг к двери. — И будь послушной. Это облегчит всё. Алон вышел. Леона осталась одна в небольшой комнате, проглатывая страх и пытаясь успокоить колотящееся о ребра сердце.  Ладонь несмело поднялась, легла на ручку двери — можно провернуть и выйти, замков нет.  Она сделала шаг назад, отдернув пальцы, как от огня. Сердце больно билось об ребра. «Не надо пытаться,» — ворковал голос на задворках сознания.