Паразит

вся любовь на шахматной доске

жизнь моя висит на волоске

может быть посмотришь на меня?

сделать ход конем должна не я!!

тридцать четвертая

Леоне все казалось сном. Медленным, тягучим, запутанным сном.  За последние пару недель на нее успели навалиться чувства страха, стыда, любви, ужаса, нежности и паники. Лео было в один момент очень хорошо, а в другой хотелось свернуться в одиночестве калачиком и пялиться в одну точку, хватаясь за волосы.  А хорошо ей было с Армином. Сначала, конечно, было неловко: все эти секундные касания, переглядки в столовой и на тренировках, тихие разговоры по вечерам. Теперь же находиться рядом с ним было так естественно и приятно, что Леона сама не понимала, как обходилась без этого раньше. И еще Леоне было хорошо с ребятами, с ее друзьями, с ее самыми любимыми людьми в кольце этих Стен.  Всё было просто замечательно.  Но когда Леона оставалась одна, становилось тошно. Она никак не могла понять почему: всё хорошо, у нее есть Армин, у нее есть друзья, все люди в безопасности, скоро разведчики отобьют Стену, вернут территории народу… Леона должна была быть спокойна, но не могла.  Заснуть у нее никак не получалось: метания по кровати тоже не приносили успеха, а тяжелая повисшая тишина еще больше мешала. Сначала идея отдельных личных комнат обрадовала всех. Леона с невероятным удовольствием лелеяла каждый уголочек ее новой маленькой комнатушки на втором этаже штаба, прямо в конце коридора. Но ночью становилось неуютно без знакомого чужого сопения под боком. Лео, наверное, ни разу в жизни не имела своей собственной комнаты. В приюте — с другими девочками, в особняке — с горничными, в кадетском — в общей казарме. Всегда были шорохи, шепотки, шелест одеял. А теперь полная тишина. Леона приподняла голову с подушки, зевнула, оглядев комнату, скрытую во мраке. Она раздраженно заворочалась под одеялом, пнула его, запуталась ногами в оранжевой ткани, что еще больше вывело ее из себя, и с обессиленным вздохом уткнулась носом в подушку. Армин бесшумно шагал по темным коридорам штаба, опасаясь скрипучей половицы, на которой все всегда попадались после отбоя. Не издав ни единого звука, он остановился перед самой крайней и последней двери с серебристыми цифрами «30», которые едва заметно поблескивали в темноте. Леона, устав бороться с бессонницей и услышав тихий стук в дверь, навострила уши. Кто в такую темень стучался? Босые ноги шлепнулись об холодные половицы, и Леону передернуло. Нащупав стопами подобие туфель, она лениво поднялась с постели, тихо скрипнув матрасом, и поплелась к небольшой двери. Приоткрыла. — Всё-таки не спишь, — мягкий голос. «Ты такой смелый, не боишься темноты?» — пронеслось в ее голове, прежде чем Леона высунула темноволосую макушку за дверь. — Не сплю, — ответила вместо этого она слегка хрипловатым голосом.  — Можно? Лео помедлила всего секунду, прежде чем скользнула обратно в комнату, освобождая проход. Скользнула взглядом по лицу Армина — слегка сонное, волосы чуть растрепаны, кончики торчат в разные стороны у подбородка. Мило. — Тебя не поймали?  — Раз уж я у тебя, значит, не поймали, — он пожал плечами, аккуратно и бесшумно закрыв за собой дверь.  — А если бы поймали? — не унималась Лео. — Около женской комнаты, ночью, после отбоя. Армин задумчиво отвел взгляд, будто раздумывая, потом усмехнулся, шагнув ближе к ее кровати. — Тогда мы бы могли перестать прятаться от всех. И от ребят особенно.  Леона рвано вздохнула, едва слышно цокнув языком. Рассказать всем — подписать себе смертный приговор. За ними хвостом будут тащиться шлейф из глупых шуток или косых взглядов — Ладно, — она отвела взгляд, скрепив руки на спиной. — Зачем ты пришел? Что-то случилось? — Скучал. Ее глаза распахнулись чуть шире.  — Ага. Всегда скучаю, — он тихо рассмеялся. — Я тебе принес кое-что.  Любопытство взяло верх. Леона с блеснула глазами, попытавшись заглянуть ему за спину и понять что он там прятал.  — Это шашки. Армин положил на небольшую кровать у стены плоскую деревянную коробку. Леона посмотрела на него распахнутыми глазами, помолчав секунд пять.  — Ты стащил шашки из библиотеки. — Не стащил. Позаимствовал.  — Ночью. — Никто кроме меня не решит поиграть в шашки ночью. — И поэтому ты принес их в мою комнату. — Да.  — Чтобы я с тобой поиграла. — Чтобы мы вдвоем поиграли. Леона расплылась в улыбке, шаркая подошвой по половицам комнаты. Армин не выдержал, его уголки губ тоже поползли вверх, пока он открывал деревянную коробку, раскладывал черно-белую доску и шашки. — Ну я же проиграю, — она фыркнула. — И я не умею играть. Я имею в виду, по правилам. Армин тихо рассмеялся, покачал головой. — Я не говорил, что будем играть по правилам, — он прикрыл глаза. — Как ты там говорила? Нужно щелкать по своим шашкам и выбивать их у соперника? Звучит весело. Леона застонала, прикрыв рукой глаза, в попытках избежать очередных напоминаний о том, какую чушь она несла, когда была помладше. — Ну нет, Армин, ты можешь уже забыть мою двенадцатилетнюю версию?  — Как это забыть? Ты была такой милой тогда.  — Ну хватит! — она шутливо пихнула его под ребра, отчего тот ахнул. — Не пихайся. — А я буду. — Тогда я буду щекотать тебя. — Поняла. Не буду. С довольной улыбкой Армин и скинул обувь с ног, залезая на ее кровать рядом с шашками и приглашая ее сесть напротив. Леона тут же приземлилась, скрипнув матрасом. — Белые ходят первыми.  Он слегка кивнул, приставил пальцы к одной из своих шашек, и с тихо щелкнул об нее, но та только подвинула две черные. — Учись у мастера, — пробормотала Леона, щелкнув так, что после ее хода одна белая шашка тут же вылетела с поля. Ее пальцы аккуратно подцепили ее, и Лео потрясла ею перед лицом Армина.  — Ну подожди, первый блин всегда комом, — проворчал он, не в силах сдержать уголки губ, предательски лезущих вверх.  Через минуту счет был примерно равным, и Леона недовольно пялилась на него исподлобья.  — Новичкам везет… — Это не везение, — он блеснул голубоватыми глазами. — Просто шашки и шахматы — мое призвание. И неважно, какие правила у игры. Она вздохнула. Пока что счет был 4:3 — в ее пользу, но было ощущение, что скоро он ее уже и перегонит. Тихий щелчок его аккуратных пальцев об деревянную шашку.  — И все же мне интересно что с тобой происходит, — более спокойным тоном.  Две черные шашки вылетели с поля. Леона нахмурилась, подняв на него взгляд. — Что? — Я спрашиваю: что с тобой происходит последнее время? — он забрал фигурки. — Твой ход, кстати.  — Со мной… хм. Со мной все нормально, — она щелкнула бездумно, в итоге даже не задев белые шашки.  — Нет.  — Я не понимаю. Она понимала. Но как ему объяснить? — Последние две недели ты очень странная. Ты стала реже говорить, когда мы с ребятами. Меньше шуток, меньше смеха, меньше колкостей.  Щелчок. В его руках еще одна черная шашка.  — Все нормально. Армин вздохнул, отвел взгляд. Ему на лицо упали светлые пряди челки.  — Почему ты мне не доверяешь? — тихий вопрос. Леону перетряхнуло, она неуверенно мотнула головой. Их взгляды встретились, его глаза в темноте напоминали темно-синий омут — не выберешься.  — Я… доверяю, — она разжала кулак с шашками, они с мягким стуком повалились на игровую доску.  Молчание. Леона вдруг дернула уголком губы.  — Только не говори, что ты затеял эту полуночную игру в шашки только чтобы поговорить об этом. Армин слегка улыбнулся, молчаливо подтверждая ее слова.  Ему нужно было понять ее. Леона ему важна, дорога, и если ее что-то беспокоит — это будет беспокоить и его. Но то, что она уже две недели ходила, как в воду опущенная, но так ему ничего и не рассказала. Это было… нет, не обидно, а, скорее, печально.  «Она сказала, я ей нравлюсь, — мысль скреблась на задворках его сознания, — но тогда почему она мне не доверяет?»  — Я просто… — Леона рвано вздохнула, прежде чем поерзать на своем колючем оранжевом одеяле, и продолжить: — До вылазки два дня, знаешь… Я очень боюсь чего-то. Это предчувствие, оно меня убивает изнутри… И я не понимаю откуда оно. Все ведь хорошо, но у меня жуткая тревога. Армин, я не верила раньше в предчувствие и в шестое чувство, но после встречи с Сашей поняла, что оно существует. И я нутром чую, что что-то произойдет. Мне страшно, Армин. Понимаешь? Он внимательно слушал, пристально смотря в ее глаза. Его теплые пальцы скользнули по ее холодным костяшкам, нежно погладив.  — Понимаю, — тихий вздох. — И ты боишься не самой вылазки? Сама не понимаешь что чувствуешь, и от этого тошно и страшно? Леона едва заметно кивнула, не разрывая зрительного контакта, и пролепетала скомканное «да». — Иди… сюда, — Армин прошелестел губами, слегка приоткрыв руки для объятий.  Не упустив такого шанса, она юркнула к нему поближе, прижавшись носом к плечу, и обвив руки вокруг него. Было уютно. — Ничего больше не скрывай, — он прошептал. — Ты только говори, а я буду тебя слушать и обнимать, если понадобится.  Лео фыркнула, вяло рассмеявшись. Накрутила на палец его золотистую длинную прядь. — Спасибо. Правда, спасибо… — Всегда есть чего бояться, — он прошептал, слегка отстранившись, только чтобы посмотреть на ей в глаза. — Способность справляться с этим — часть взросления. Обещаю, завтра будет хороший день. И послезавтра. И через неделю. Всегда. Армин полез рукой в карман штанов, достав что-то. — Кстати, о хороших днях. Возьми. Это подарок. Леона непонимающе вскинула брови, прежде чем робко коснуться пальцами вещицы на его ладони. Подвеска: зеленоватый камень, нехитро оплетенный коричневой тонкой веревочкой и подвешенный на шнурок. — Это не драгоценный камень, — шептал он. — Прости, у меня на настоящие украшения еще денег нет. Но я на рынке увидел в лавке безделушек вот этот камешек… подумал, тебе подойдет под глаза. Лео рвано вздохнула, мерцающим взглядом рассматривая подарок. — Ты… — Да, я сделал это для тебя, — он слегка улыбнулся. — Сначала просто спилил шероховатости, сделал круглым камень, потом продел шнурок, чтобы ты могла носить даже на вылазках. Но он успел поцарапаться, хотя я даже им особо не вертел… поэтому нашел вот эту шерстяную нитку в инвентарной и… ну, вот эту сеточку сделал, чтобы камень… в сохранности остался. Тебе нравится? Леона, растрогавшись, шмыгнула носом, снова обняв его. Ей это было дороже, чем все ювелирные работы из сапфиров или рубинов. — Ты самый лучший, ты знал? Я не знаю, что буду без тебя делать. — И не надо, — он проворчал. — Я ведь рядом буду всегда. — Конечно, — прошептала она. — Просто… чтобы часть меня была всегда рядом, — Армин пробормотал ей в волосы. Лео шмыгнула носом, закрыв глаза. Его сердце билось ровно — тук-тук-тук — и успокаивающе. — Но я серьезно, не скрывай от меня ничего больше, — он продолжал, поглаживая ее по спине. — Тебе грустно? Я тебя развеселю. Тебе тревожно? Я утешу. Плохо? Поддержу. Это странное, приятное, но незнакомое ранее чувство поскребло в ее груди. Леона не осмелилась дать ему какое-то определенное название, но малюсенькой частицей души хотела бы верить, что это и есть — любовь. Хотя, конечно, она боялась даже думать о таком великом чувстве, что уж говорить о том, чтобы примерить его на себя. Любовь — такое всепоглощающее, эгоистичное, но все же нежное и трепетное слово, что Лео казалось, что она на него права никакого не имела. И все же неназванное чувство, мягкое, как шелк, обволокло ее со всех сторон, пока Армин держал ее в объятиях. На самом деле, он чувствовал это тоже. Просто не боялся признать. Сейчас он мог сказать сам себе, что да, он влюблен. И что при виде ее он цепенел от смеси счастья и восхищения: каждая ее острая черточка лица, этот нос, с едва заметной горбинкой, который почему-то ей не нравился, или россыпь бледных, едва заметных веснушек, которые видел только он, когда наклонялся к ее лицу близко-близко. Волосы, черные, пахнущие травами и чем-то особым, неописуемым, слегка волнистые и завивающиеся к кончикам. Ему нравилось их гладить — они были теплыми, блестящими и мягкими. Или глаза! Глаза Леоны тоже Армину нравились: такие острые, будто слегка кошачьи, слегка вытянутые, зеленые, как туманное дождливое утро в большом просторном поле, пахнущем свежей травой и росой. «Наверное, это все-таки любовь,» — несмело подумала Леона, когда позволила ему положить голову на ее колени и заснуть. Ее пальцы, мозолистые, но тонкие, аккуратно перебирали светлые длинные пряди. «Красиво. Как золото. Я люблю золото.»

***

Леона была в таком состоянии, когда не хотелось вовсе ничего делать, только лишь лежать, лежать, лежать, водить глазами по белому потолку комнаты, следить за мерцающими отблесками лучей, пробивающихся сквозь стекло небольшого окна, и, конечно, зевать. Стоило бы ей уже встать с кровати, но голова Армина так приятно грела живот, что было невозможно трудно заставить себя оторваться от ситцевых белых простыней и этого мягкого пледа, на который Леона зачем-то потратила одну треть своего первого официального жалования. Зачем? Ну, она сама не очень понимала, но зато теперь ни к кого нет такого же приятного плюшевого пледа, по цвету напоминающего солнце — такой же желтый и яркий. И все же пришлось лениво приподняться на локтях, пальцем тыкнув пару раз в светловолосую макушку, призывая его проснуться. Армин заворочался, хмуро приподнял голову и пробормотал, чтобы ему дали поспать еще десять минут. Леона была непреклонна, тыкая его пальцем в затылок с еще большим усердием, и ему пришлось подчиниться. — У меня голова болит, — он проворчал. — Потому что не надо было допоздна сидеть, — она проворчала в ответ. Армин зевнул, прикрыв рот ладонью, и вздохнул, быстро и нежно погладив её предплечье, прежде чем сесть на кровати.  Шашки небрежно валялись на простыне, доска уплыла каким-то образом к изножью кровати. — Надо прибраться, — Леона сложила ноги бабочкой, пытаясь растереть опухшие глаза. — Ты наверное во сне дергаешься и пинаешься. Смотри, от тебя аж плед на пол наполовину уполз. — Может, от тебя? — Армин легонько пощекотал её коленку, отчего она взвизгнула.  Он вздохнул, потягиваясь, и зажмурился, когда чем-то хрустнул. — Стареешь, — мимоходом заметила Лео. — Кто бы говорил, — расплывшись в улыбке, покачал головой. Леона цокнула языком. — Так, значит слушай меня сюда… Армин в знак примирения поднял руки вверх. — Я приберусь, хорошо, хорошо. А потом пойду, пока кто-то из ребят не понял где я ночевал, — он помедлил, вздохнув. — Ведь кое-кто не хочет им ничего рассказать. Да? Леона? — Даже представить не могу, кто же это, — она наморщила нос. — Но предположу, что это потому что у нас такие друзья, что мы от тупых шуток про коня и Жана отойти не могли все три года кадетского, а тут, представь, пара голубков нарисовалась. Я даже представлять не хочу, — Леона снова цокнула языком. — Ну, не я, а кое-кто.   — Ты преувеличиваешь, — он попытался пригладить растрепанные волосы, кончики которых почему-то завились наружу. — Я не думаю, что все будет так страшно… Ну, мы же уже не двенадцатилетние дети, а взрослые люди. Особенно ты с Жаном. Леона сначала промолчала, а потом поняла смысл, и взъерошила его и так растрепаннные волосы, отчего они стали выглядеть как самое натуральное гнездо. — Вот видишь? Вроде взрослые люди, а даже ты все еще про возраст шутишь. Армин поджал губы, стыдливо посмотрев на него из-под полуприкрытых век, и Лео тут же растаяла.  — Ладно, ладно, прости, — она извиняюще пригладила его торчащие пряди волос. Когда он только успел понять, как пользоваться этой невинной и миловидной внешностью? Армин тут же улыбнулся, коснулся ногами холодного пола, и, наконец, поднялся с кровати.  — Вставай тоже. Я буду прибираться.   — Ты?  — Ну я. — Не-а, иди в комнату свою. Я сама приберусь. — Почему это? Шашки я взял, поэтому и мне относить. Я их соберу, заодно и постель заправлю.  Леона соскочила с кровати, мотая головой. Она тут же толкнула его бедром, быстро подлетев к небольшому окну и приоткрыв его, впустив свежий воздух, и помчалась собирать все раскиданные черно-белые фигурки. Одна из них с глухим стуком упала на пол. Уже убрав всё, кроме этой непослушной шашки, Лео тут же потянулась к ней, как вдруг послышалось тихое тук-тук-тук, постепенно переросшее в простое битье двери кулаком. — С добрым утром, если не спишь! — о, голос Саши. — У меня для тебя уникальное предложение сбегать прямо сейчас на кухню штаба, пока там идет завоз провизии. Шашка так и осталась лежать на полу под кроватью: пальцы к ней так и не притронулись.  — Саш, ты совсем уже? — недовольно цокнула языком Леона, тут же втиснув ноги в обувь. — Ладно, я в деле, пошли. Хочу в комнату буханку хлеба притащить. Армин нахмурился, открыв рот. Она с широкой улыбкой повернулась к нему, поправив воротник серо-голубой хлопковой ночной рубашки.  — Потом приберусь. Подожди минуту, а потом в свою комнату вернись, ага? — Леона широко улыбнулась, положив ладонь на ручку двери. — Смотри только, чтоб тебя не засёк никто. Он вздохнул и устало потер глаза. — Ага. Понял. Лео исчезла за дверью, выпорхнув наружу молниеносно. Поколебавшись минуту, Армин выскользнул тоже, максимально сливаясь со стенами коридоров и спеша к себе — туда, где он должен был спать всю ночь.