Паразит

my heart

will never feel

will never see

will never know

шестнадцатая

Во рту было кисло, в глазах — темно. Вздохнув, она почувствовала мерзкий запах падали. И чего-то соленого. Соленое — кровь? Еще она помнит соленые огурцы, которые она стаскивала с кухни в поместье. Ее потом лупили палкой по пальцам, но было вкусно. Кровь, вроде, красная. Красной была хрустальная фигурка птички на полке Блэр. Леона закашлялась, уперлась ладонями в какую-то холодную почву и приподнялась. Так странно было ощущать себя вроде бы и живой, а вроде бы и не совсем. Будто что-то между. Точно, это же сон. Нужно встать. Леона медленно поднялась на подрагивающие босые ноги, которые были слишком мягкими и ватными. Откуда у нее ноги? Разве они не сломаны? Нет, нет, не думай, просто иди. Она послушно шагнула раз, второй. Царапала кожу ступней, гладила пальцем шершавые стволы деревьев, на которые опиралась. Кстати, о деревьях. Стоит ли ей дойти до того огромного дуба, куда так тянет? Она шатко шагнула еще пару раз, запнулась о ногу и свалилась кубарем с крутого склона. Собрав у себя на пути все камни с корягами, Леона расцарапала ладони и содрала кожу на щеке. Больно. Она выдохнула, лениво перевернулась на спину и продолжила так лежать, глядя в уходящие по красному бессолнечному небу темные облака. Логики в этом всем она особо не искала: было неинтересно, почему небо такое кроваво-красное, почему солнца нет, почему она вообще в лесу и отчего ей так плохо-хорошо одновременно. Она будто в другом измерении, где очень легко и просто, не нужно ни о чем думать, не нужно ничего понимать. Просто лежишь и отдыхаешь. Подняла руки вверх и увидела очень бледные тонкие пальцы, сетку голубых вен на запястьях. Это ее руки? Красивые. Вставать не хотелось. Вот бы вот так остаться навсегда, ничего не делая, ничего не слыша… Но вдруг вдалеке грянул гром, разрезав красное небо белой вспышкой. Леона медленно поднялась, села на землю. Шорох за спиной. Обернулась — увидела женщину, черноволосую, тонкую, ужасно бледную, опершуюся на дерево, с интересом наблюдая за ней. — Ты же… Леона? Кивок. — Проснись, дорогая, у тебя проблемы. Большие. Проблемы? Жаль, Леоне хотелось полежать еще немного.

***

Тусклый свет падал на большой стол с кучей нашивок. Старый и до жути утомленный мужчина с морщинистой шеей и обвисшими щеками, покрытыми складками, выпустил изо рта дым, взял одну из них, разглаживая пальцем, и смахнул с нее остатки грязи и пыли. Напротив с пером в руке сидела худенькая молодая и очень даже миловидная девушка с зализанными в пучок редкими волосами и в вычищенной белой хрустящей рубашке, как самая примерная работница штаба. — Записывай: Элис Дейман, — мужчина хмыкнул, — первое сентября, тридцать пятый год. Кадетка. Девушка активно писала на бумаге. — Дальше… — мужчина откинул прошлую нашивку, взяв новую. — Марко Ботт, шестнадцатое июня, опять тридцать пятый год. Еще одна запись. — Дита Ожешко, тринадцатое апреля, тридцать… шестой год, — он прокашлялся. — Сколько ж тут детей перебито? — Много, господин Нильс, — бесцветно ответила женщина, заглядывая в списки. — Количество убитых за две последние операции уже больше трехста. — Это больше, чем после одной вылазки разведкорпуса, — он хрипло засмеялся, потом снова выдохнул клубок дыма. — Это должно убедить всех там, — он тыкнул пальцем в потолок, — на верхушке, что это конец. — Но ведь человечество наконец-то обуздало силу титана, может, все не так плохо? С его помощью мы заделали дыру… — Марта, это не повод радоваться, — Нильс нахмурил толстые седые брови. — Трехсот умерших, и это их еще опознали! Сколько погибло бесследно? Сколько трупов мы никогда не отдадим их родственникам? Нельзя радоваться этой мелкой победе! Ради этого погибло больше людей, чем… В дверь тихо постучали. Старый офицер со вздохом положил трубку на стол и встал со стула, шаркающими шагами подходя к двери. В проеме стоял высокий солдат, неуверенно переминавшийся с ноги на ногу. — Господин офицер, вас просят. — Кто? Мы погибших считаем, пусть потом зайдут. — Господин офицер, это из медкорпуса пришли. — Чего их принесло? — Не знаю, господин офицер, они вас просят. Мужчина потер переносицу, взмахом руки прогоняя взволнованного солдата, и тяжелыми шагами вышел из кабинета, хлопнув дубовой дверью. Перед ним стояла худосочная женщина с явно видными скулами и мешками под глазами. В отличие от аккуратной и миловидной Марты, она была до жути уставшая, морщины уже полезли по ее лицу, захватив область под глазами. — Альба? Давай быстрее, у меня дела. Женщина поправила замызганные очки на носу и тяжело вздохнула. — Офицер Нильс, у нас есть очень опасные предположения, посмотрите, — она протянула ему несколько бумаг. Он скользнул взглядом по буквам, а лицо с каждой секундой становилось все мрачнее. — Вы серьезно? — Абсолютно. Вчера вечером одному пострадавшему должны были сделать операцию на ноги, ампутация, — Альба поправила очки снова, — но медики увидели полностью целые конечности. Ни одного перелома. А они были, по описанию, буквально всмятку! — Быть не может. — Не верите? Пройдемте в лазарет, сами убедитесь. — Нет, нет… — офицер устало провел ладонью по лицу. — Я оповещу Найла Дока. Сам не могу, с меня списки умерших уже два дня спрашивают. — Идите. Но скажите, над ней тоже будут суд? Сегодня же планировали слушание по делу того мальчишки… Во сколько там? Нильс пожал плечами, потирая усы. — Через два часа, вроде, начало. Подожди, для начала скажи, эта… Леона в титана превращалась? — Нет. — Вела себя как-то опасно? — Нет. — Тогда что ты пришла? — Нильс махнул рукой на нее. — Пока не сделает что-то, сиди молча. У меня и так дел по горло, а ты еще с этим лезешь… — Но это важно, Нильс! — Альба сказала это слишком громко, случайно обратив на них внимание проходящих мимо. Она тут же понизила тон. — Ты слышишь меня, нет? Медсестры уже заметили, а это как минимум два человека. Они разнесут это другим, другие — следующим, потом это дойдет и вовсе до верхушки, и к суду привлекут уже не только девчонку, но и нас с тобой! — Я-то причем?! — гаркнул офицер. — Потому что тебе об этом сказали, а ты ничего не предпринял, идиот! Альба прожигала взглядом Нильса, тяжело дыша. Ей под трибунал совсем не хотелось. Ему тоже. — Нужно ее хотя бы кинуть в камеру на время. Если вдруг слухи расползутся по народу, нас всех накажут, что скрыли потенциальную преступницу. — Тогда, — сдался он, — мы расспросим ее хорошенько, потом посмотрим, нужен ли суд, или сразу расстреляем. Альба медленно кивнула. Да, таких стоит отстреливать сразу. Как щенят.

***

Леона сидела в углу пустой камеры в одиночестве, сжавшись в комок. Было страшно, очень страшно: ее просто силком подняли, когда она только очнулась, прямо в тонкой больничной ночнушке, заломали ей руки и привели сюда, бросив на холодный пол, как мешок с мусором. Это было достаточно давно. Из звуков были только ее шмыги, отражающиеся эхом по всей камере. Сколько времени прошло? По ее меркам уже почти день. Или несколько дней? Она тупо уставилась в свои целые и здоровые ноги, которыми только что шагала, погладила колено, бедро. Конечно, такого не могло быть, потому что она помнила боль и хруст сустава, разве это не должно было заживать минимум неделю? Да и Армин сказал, что ей ногу ампутируют… Тогда почему? Ей еще очень не нравился тот сон, о котором она думала последние два дня — красное небо, холодный темный лес, женщина. Это видение? Она видит будущее? Леона судорожно грызла палец, пытаясь успокоиться, но еще больше накручивала себя. Наконец дверь в тюрьму резко распахнулась, проливая немного света в коридор. Глаза, уже так привыкшие к черноте, заболели. — Ты Веймар? — за прутьями камеры стоял крупный мужчина в форме военной полиции. — Да, я! — пискнула отвыкшим от использования голосом и подскочила с места. — Молчать. Стой подальше, — он сложил руки на груди. — Я капитан Марк Бертон, помощник командира военной полиции Найла Дока. У нас есть подозрения насчет тебя, ты слышала ситуацию с тем самым Йегером? Она молча кивнула, неуверенно глядя исподлобья на него. — Прекрасно. Тогда разговор пойдет легче, — Бертон не спешил заходить в камеру к подозреваемой, а лишь бросал на неё неоднозначные взгляды. Боялся. В тюрьме пахло мерзко, сыростью и плесенью, будто что-то тут давно сгнило. Скривишись от его презрительных взглядов, Леона сжала челюсти, поняв, что этот незнакомый человек пришел вовсе не с миром к ней. — Что я здесь делаю? — выпалила Лео и тут же пожалела. —Вопросы задаю я, а не ты, — ядовито бросил он. — Леона Веймар, ты подозреваешься в обладании силы титана. — Что? — Что «что»? Тебе повторить? Скоро будут решать твою судьбу. Когда закончится слушание по делу Йегера, они скажут, убить тебя, или нет. Она шагнула назад, ударилась лопатками о твердую шершавую стену. Было мерзко, противно и обидно, но не страшно. Лео же знала, что ничего с титанами общего не имела, даже малюсенькой причастности к ним не было! Ну правда, откуда у нее, такой мелкой и незначимой, какая-то сила гиганта? Леона не знала что ему ответить: этот Бертон не похож на человека который будет готов её выслушать, если она сейчас откроет рот, чтобы как-то хоть оправдаться, он тут же поднимет пушку и прострелит ей башку, как она сделала с титаном в штабе снабжения пару дней назад. Это карма? Да? Что вообще произошло пока она была в отключке? Она, как Йегер, превратилась в титана и раскурочила весь лазарет? Съела медсестр? Что она сделала? — Ты признаешь правдивость моих слов? — всё не унимался он. — Я правда ничего не понимаю, — хрипло просипела Леона, запустив руку в свои волосы. — Что я сделала? Я не помню! Я не знаю! Я не титан, правда! Она сильно зажмурилась, чтобы прямо перед ним не зарыдать. Жизнь рушилась как карточный домик с каждым новым днем после пробития ворот. Ее, наверное, расстреляют. Или казнят. Даже не обезглавят — повесят, чтобы все, абсолютно все увидели, насколько она ужасна! Вдруг Марк схватился руками за прутья, заставляя девушку сильно дернуться. Холод цапнул ее за ладони и ступни, пробирая до дрожи. — Тогда как ты, блять, объяснишь то, что твои кривые ноги каким-то образом стали нормальными? — он зашипел, прижавшись лбом к решетке. — Я не знаю, — прошипела в ответ. — Я ничего не помню! Я отключилась, когда меня схватил титан! Всё! — Просто признай, что ты — еще одна угроза человечеству! — Почему я должна это признавать?! — отчаянно заорала она. — Я не угроза! Леона провела ладонью по шершавой стене, слегка мокрой от сырости во всей тюрьме и задрожала. — Ты лучше помолчи и спокойно выложи все, что знаешь, — он тряхнул связкой ключей. — Либо мне прийдется прибегнуть к насилию. Насилие Леона точно не любила. В приюте шлепали, если плохо себя вела, запирали на чердаке без еды, а в поместье ее розгами хлестали за ошибку, или палкой по рукам били. Могли еще подзытальник влепить, но это так, для профилактики, чтобы не расслаблялась. Почему-то Лео была точно уверена, что этот Марк Бертон обычными розгами или палкой не ограничится. Нужно что-то сказать. Что? Может, соврать? Ее отпустят? — Не проверяй терпение, — он угрожающе вставил ключ в замок. — Говори. Она собрала волю в кулак и подняла на него глаза. Хватит дрожать, Лео, ты же не сделала ничего, ты жертва. Не нужно бояться! — Я вам не скажу ничего нового, — она шагнула вперед. — Вы понимаете? Я ничего не знаю. Могу повторить это еще десять раз, если вы не услышали. Я родилась в приюте, моя мать… — она запнулась, но решила не рассказывать подробностей, — умерла. Да, она умерла! После родов! Потом я попала на работу в особняк и жила там, кстати, абсолютно обычной жизнью. Можете поспрашивать у работников! Когда первый раз пробили Стену меня уволили, я пошла в кадетский. Все! Конец! Леона выдохлась, устало опуская голову. Ее точно убьют. — Хватит орать, совсем голову отшибло? — Марк Бертон провернул ключ. — Это, наверное, у всех титанов в крови, тот мальчишка тоже орал как не в себя. Сейчас я тебе помогу мозги прочистить. Да, нужно было помолчать. Как ее учили? «Быть кроткой и послушной». Ей следовало упасть на колени и долго-долго плакать, чтобы ее помиловали, так что она сама виновата, если ее сейчас побьют. Но почему-то… делать этого ей больше не хотелось, теперь легче было принять удар в лицо, чем упасть на колени. Наверное, ей показалось, но в тьме коридора снова пролился свет от открывшейся двери. — Бертон, уймись, — уставший бесцветный голос, как и у половины всех служащих. — Свяжи ее и выводи, там уже все готово. Марк цокнул, явно взгрустнув, что его лишили возможности набить морду мелкой девочке. — Понял, — он схватил ее за запястья и щелкнул чем-то. — Куда меня ведут? — она испуганно спросила, отшатываясь. — Побеседуешь с кем надо, — буркнул в ответ, нацепив на нее наручники. — Давай, пошла! — грубо толкнул в спину к открытой двери. И Леона пошла, точнее, поплелась за ним. Металл неприятно холодил кожу, но она вдруг отметила, что холод уже не так сильно чувствовала, как раньше. Странно. За дверью ее ждали другие такие же большие, крупные и страшные на лицо полицейские, тут же схватившиеся за пушки на ремне, как только она переступила порог. — Спокойно, она вообще не опасна, — Бертон махнул рукой, тут же напоминая всем, что он тут, так-то, помощник командира. — Не сильно шугайтесь. — А если в нее стрельнуть, у нее тоже голова новая вырастет? — спросил один. — Проверь. Солдат реально приставил холодный ствол к ее лбу, слегка надавил. Подержал интригу секунд пятнадцать, пока у Леоны сердце скакало как бешеное. Вдруг сделал губами — пау! — и жест выстрела рукой, под гогот товарищей по нашивке. — Ну, ну, Тан, ты посмотри какое она лицо скорчила! Все, давай, пошла! — ее снова пихнули. — Твое счастье, что сказали привести целой. Леона жутко хотела умыться поскорее. Какой здравый человек будет смеяться, наведя на подростка ружье? Было жутко вот так идти, будто реальная преступница. Еще чуть-чуть, и до виселицы недалеко. Ее вели как ужасную серийную убийцу или заклятого вора, с таким же пренебрежением и ненавистью брали за плечи, пихали вперед. Остановившись перед небольшой дверью, Бертон громко постучал в нее, и оттуда выглянула растрепанная каштановая голова женщины. — О, пришли, пришли! Отлично, давайте быстрее ее сюда! — с веселым энтузиазмом в голове она распахнула дверь еще шире. Леона почувствовала что-то неладное, когда ее еще сильнее толкнули, буквально запихивая в этот маленький кабинетик к незнакомке. Никто кроме нее больше туда не зашел. — Ну, приветик. Ты же Леона? Красивое имя. Ты тоже красивая. Ну, что, начнем? От слишком быстрой болтовни у Лео, привыкшей за пару дней к полной тишине в камере, слегка заболели виски. За столом сидела еще одна женщина, усталая и с острым темным лицом: ее подбородком можно было б хлеб резать. Лео медленно села на стул, на который она молча указала, и сжалась. — Не бойся так, — веселая женщина надела на лицо какие-то странные очки. — Я Ханджи, Ханджи Зое. А эта молчаливая особа — Аша Шетти, она медик из Гермины. Ты не против, если я немного осмотрю тебя? Леона отрицательно помахала головой. — Конечно не против, у меня есть выбор? — она устало провела ладонью по глазам. — Но тут теплее, чем в камере, так что я даже рада. — Не волнуйся, я тебе ничего очень плохого не сделаю, — Ханджи засунула что-то в замок на наручниках, они щелкнули, и спали с грохотом на пол. — А почему тут медик из Гермины? — Чтобы были независимые экспертизы, — подала голос Аша. — Меня специально пригласили. — Ладно, ладно, а что вы вообще… Ханджи схватила небольшое лезвие, и приставила холодную сталь к ее бледной руке. Леона дернулась, когда лезвие быстро прорезало ее кожу и скользнуло вверх, протягивая ярко-красную полосу вдоль вен. Она уставилась в медленно вытекающие алые струйки, капающие на пол. — Вы… — Нужно посмотреть на твою регенерацию, — с опозданием объяснила Ханджи. — Я так понимаю, ты в титана превратиться не можешь, да? — Так я не титан! Конечно не могу! — в сотый раз за этот день повторила Леона, в панике зажимая порез ладонью, надеясь прекратить кровотечение. Ночнушка безнадежно окрасилась в красный, половицы тоже. — Но какие-то силы у тебя есть, — задумчиво пробормотала Зое, заметив, как текущая кровь медленно начала возвращаться в рану. — Стена Роза, ты только посмотри! Она вливается обратно! Аша, записываешь?! Леона с ужасом наблюдала за своей рукой. Хотелось ее отрезать. Сжечь. Она что, правда нечеловек? Может ли она и правда быть еще одной угрозой человечеству? — А ты можешь восстановить руку, например? В смысле, если ее отрезать? — тихо спросила Аша, внимательно наблюдая за затягивающейся раной, не прекращая записывать. Леона испуганно глянула на нее. — Проверить? — Ханджи задумалась. — Но а если она не сможет? Мы ее покалечим просто. — Именно! Не надо меня резать! — отчаянно замотала головой. Ее никто не слушал. — Но если она сможет? Это еще больше повысит ее ценность в глазах суда, — Аша отложила перо и внимательно посмотрела на Ханджи. — И увеличит ваши шансы. — Может быть… Так, Леона, давай сюда руку, я тебе отрежу кончик. Леона прижала ладони к груди, подскакивая со стула. — Вы чего! Нет! — Успокойся, успокойся, это не так больно, как ты думаешь, — Зое усадила ее обратно, распрямляя складной ножик. — Это как комарик укусит. — Да какой комарик, вы…! — она забрыкалась, пытаясь не дать к ней приблизиться, но Ханджи была ловчее и быстро перехватила ее ладонь, прижав лезвие к фаланге мизинца. Леона вдруг на секунду замерла, а потом, увидев, как ее ноготок и кончик пальца падает вниз, а по руке обильно стекает целая река крови, молча открыла дрожащий рот, а через пару секунд скривилась и забрыкалась снова. — Вы! Вы! Сумасшедшие! Я же человек! Мне же тоже больно! — она заревела, утирая лицо окровавленной рукой. Вид получился безумный — она, с красным фонтаном из пальца и зареванным испачканным кровью лицом, напоминала сбежавшего из тюрьмы убийцу. — Так, так, прости, Леона, мне тоже жаль, — без жалости в голосе пробормотала Ханджи, хватая ее подрагивающую руку и глазами пожирая возвращающуюся кровь. Капли немного сжимались, разжимались, превращались в волокна и сосуды, а потом, через минуты две, ее палец был абсолютно прежним. На полу, тем временем, валялась его копия. Леона замерла. Посмотрела на свою мокрую ночнушку, липкие красные руки — кровь на месте. — На лице тоже осталась, — подметила Аша, чиркнув что-то на бумаге. — Я так понимаю, у тебя не та регенерация, которая была у того мальчика. Из него валил пар клубами, а у тебя… как бы объяснить… — У тебя кровь сама превращается в недостающую часть тела, — подхватила Ханджи. — И лишняя кровь остается, а не испаряется, как у него. Как на лице, например. Или на полу, — она провела носком по половицам, запачканными свежими красными каплями. — И что это значит? — она сипло спросила. — Меня казнят, да? Женщины на секунду замолчали, а потом Ханджи разразилась смехом. — Нет уж! Мы такой кадр не потеряем, не волнуйся. Так как ты совсем не титан, значит, опасности особой не несешь. Тебя будет намного легче оставить в живых, чем Йегера. — Кстати, суд над ним через полчаса, Зое, — напомнила Аша. — Тебе нужно идти. Я сейчас пойду отдам заметки твоему командору. — А? Точно! Спасибо, Аша! — кивнула ей Ханджи. — Ну, Леона, ты поняла? У тебя есть какой-то особый дар, поэтому тебя не убьют, — она суетливо начала собирать свои вещи и приглаживать взъерошенные волосы. — Серьезно? — у нее будто камень с души упал. — Серьезней некуда. Даже наоборот — ты можешь оказаться очень желанной для полицейских, и они захотят тебя себе забрать, — тут Ханджи приблизилась к ее уху. — Но мы, разведчики, с ними не поделимся. Мы планируем и тебя, и Йегера забрать в разведотряд. Ты же согласна? Леона похлопала глазами, а потом тихо засмеялась, опуская голову низко-низко. Да, лучше уж быть с сумасшедшими разведчиками, чем с полицейскими, которые готовы навести пушки ради забавы. — Конечно…