Гарри Поттер и зелье Отмены

Хогвартс, 1999 год       У победы оказался вкус горького пепла. После кратковременной эйфории, когда они уселись пировать за единственным оставшимся столом в Большом зале, после многочисленных объятий, после спонтанного салюта в ночном небе, выпущенного из десятков палочек, наступило внезапное опустошение. Гарри понял, что это конец не только для Волдеморта, но ещё и для Фреда, Ремуса, Тонкс, Колина, профессора Вектор, Снейпа… К последнему он и вовсе не знал, как относиться. Сложно вот так взять и перестать плохо думать о том, кто отравлял тебе своим существованием все шесть лет школьной жизни. Конечно, хорошо что он всё-таки оказался на стороне Ордена, но ведь Дамблдор просто вынудил его дать клятву оберегать Гарри. Кем он был для Снейпа — сыном своей первой и единственной любимой женщины или копией школьного врага? Мальчиком, который нуждается в защите, или надоедливым студентом, который то и дело нарывается на неприятности? Теперь уже Гарри никогда об этом не узнает. Как не узнает и то, кем могли бы стать все те, кому суждено было погибнуть в битве за Хогвартс.       Колин не станет выдающимся фотографом, Фред не встретит покупателей у порога «Волшебных вредилок Уизли», а Ремус и Тонкс не увидят как растет их сын. Все они теперь — прошлое, горький пепел на губах и позолоченные надписи на надгробных камнях. Гарри готов был заново собрать все крестражи, пожертвовать своей мантией-невидимкой, бузинной палочкой и воскрешающим камнем, чтобы они снова оказались живы. Он бы, не раздумывая, снова пошёл ради них на смерть, но, к сожалению, никто не предлагал ему такой сделки. И это было просто невыносимо. Его сердце будто разорвали в клочья, а затем кое-как склеили, оставив болезненные не заживающие шрамы. Точно такие же, как и следы недавней битвы на древних камнях Хогвартса: зияющие пустотой разломы в стенах, выбитые стекла витражных окон и полуразрушенный мост. Гарри бездумно ходил по Хогвартсу и прикладывал ладони к его ранам, прижимался горящим лбом к холодным стенам и чувствовал: замок всё понимает, ему тоже больно.       Наверное, стоило всё-таки настоять на своем и не поддаваться на уговоры Гермионы, но та упорно твердила, что им необходимо закончить образование «как положено». Рон, внутри которого кипела и бурлила кровь, готов был хоть завтра поступить в Академию авроров, тем более, что им намекнули на возможные преференции для героев войны. Кто-нибудь, мало знакомый с Роном Уизли, сказал бы, что тот просто упивается своей славой и хочет в очередной раз показать себя. Но Гарри видел, что шрамы в душе Рона не хуже его собственных и что они горят огнем, побуждая его действовать. Тот чувствовал, что сидя на одном месте, закрывшись от мира стопками книг и экзаменационными билетами, предает память Фреда. Он жаждал мести, вот только мстить было уже некому. Поэтому Рон исправно посещал все суды над бывшими Пожирателями и был там одним из самых безжалостных обвинителей. Гарри не появился ни на одном из этих заседаний. Только однажды, оставшись с Кингсли с глазу на глаз, попросил не судить Малфоев. — Почему? — только и спросил новоявленный Министр Магии. Гарри и сам не знал ответа. То ли поступок Нарциссы в Запретном лесу так повлиял на его отношение к этой семейке, то ли вид Драко во время битвы — испуганного, грязного и растерянного окончательно убил в нём все желание как-то их наказывать. Малфои отделались компенсацией половины имущества на нужды пострадавших и общественным порицанием. Гарри отчасти забавляла мысль, что теперь фраза «мой отец...» больше не является спасительным кругом для Драко. От Люциуса Малфоя отвернулись все. Большая часть магазинов в Косом переулке просто отказывалась обслуживать их семью, а журналисты смаковали историю падения «благородного» семейства, дополняя скандальные репортажи фотографиями полуразрушенного мэнора. «Да-да, того самого, где жил Сами-Знаете-Кто!» Гарри и думать не хотел о том, каково им каждый день просыпаться в доме, где пытали и убивали ни в чем не повинных волшебников. У чистой совести были свои неоспоримые преимущества.       И всё-таки, если Гермиона Грейнджер что-то задумала, она от своего не отступится. Так, Гарри и Рон, до последнего отнекивающиеся, все же обнаружили себя первого сентября на вокзале Кингс-Кросс. И с неожиданным для самих себя энтузиазмом принялись помогать профессорам возвращать замок к жизни. После тяжелого лета в доме Уизли, наполненного болью от ежедневного созерцания пустого стула в столовой, того самого, на котором сидел Фред, возвращение к школьной жизни было глотком свежего воздуха. Под строгим руководством профессора Макгонагалл были сформированы отряды старшекурсников, которые в свободное время помогали восстанавливать поврежденные участки замка. Конечно, можно было нанять специалистов, но после войны оказалось, что бюджет Хогвартса, как и казна Министерства, находятся в изрядном запустении. Гоблины Гринготтса, злорадно ухмыляясь, предложили ссуду с совершенно грабительскими процентами. В ответ на это Макгонагалл разразилась гневной тирадой на шотландском, махнула рукой и ответила, что Хогвартс сам разберётся. И, каждый вечер поднимаясь в Гриффиндорскую спальню еле живым от усталости, Гарри был бесконечно ей благодарен — никакие тревожные сны его не беспокоили, на них просто не оставалось сил.       Но всё хорошее рано или поздно заканчивается, и к концу февраля Гарри обнаружил себя в полностью отреставрированном замке с совершенно разбитой душой. Казалось, одно неосторожное слово, еще одна трагедия с кем-то из знакомых ему людей — и он сам распадётся на десяток крестражей. На запыленную мантию, разбитые очки и джинсы с протертыми коленками. Волдеморту такие ценные артефакты и не снились.       Друзья всегда были для Гарри якорем, но в этот раз, по привычке потянувшись к ним, он понял что вместе они утянут друг друга на дно. Рон все крохи свободного времени проводил в яростных тренировках и даже собрал вокруг себя кружок любителей самообороны. Посетив как-то раз одно из их собраний, Гарри обнаружил там десяток обозленных на весь мир волшебников, на дне глаз которых читался страх. И они выплескивали его в мир водопадом атакующих проклятий и защитных чар, подстегиваемые криками Рона о том, что они всегда должны быть готовы. К чему готовы? К новой войне? Гарри устал сражаться, всё, чего он сейчас хотел — это покоя. Гермиона, конечно, часами засиживалась в библиотеке, её метод борьбы со стрессом был прост: забить голову знаниями, чтобы в ней не осталось даже дюйма свободного места для тревожных мыслей. Однако, когда Гарри подошёл к ней после занятий, оказалось что занята она вовсе не подготовкой к экзаменам. — Я тут подумала, что мы скоро навсегда покинем Хогвартс, — смущенно улыбаясь, она заправила прядь непослушных волос за ухо. — Представляешь, сколько в этой библиотеке знаний, которые после выпуска станут совершенно недоступны? Поэтому я каждый вечер беру наугад случайную книгу и читаю её. Бывает, конечно, попадаются мемуары какого-нибудь средневекового волшебника-садиста, но иногда я нахожу просто удивительные вещи! Ты знал, например, о славянской школе волшебства Колдовстворец? Ты не поверишь, они там играют в квиддич на самых настоящих деревьях вместо метел! Гарри попытался вообразить на что должен быть похож такой матч, но фантазия спасовала. Интересно, они каждый раз идут в лес за новыми деревьями или просто сажают их обратно в землю после матча? И как вообще игрок выбирает себе дерево для полета — ходит по лесу, прикасаясь к стволам, в надежде почувствовать отклик как в магазине волшебных палочек? В любом случае, метод Гермионы показался ему интересным — это не тупая зубрежка и переписывание книжных страниц на пергамент, а самое настоящее приключение. Как казино, где ты не знаешь, повезёт тебе или нет. Выучив от подруги заклинание случайного поиска, он впервые в жизни с удовольствием окунулся в книги. И хохотал до слез, читая попавшуюся ему книгу про какого-то неудачника, прожившего год в магловском мире и до ужаса боявшегося электрических розеток и газонокосилок. Бедняга считал, что в лампочках живут крошечные светящиеся демоны, а холодильник — это ледяной голем, питающийся жертвоприношениями. «Это ты ещё компьютера не видел!» — весело подумал Гарри, откладывая книгу для Гермионы.       Ветхий том, который, казалось, вот-вот рассыплется от прикосновения, сначала разочаровал Гарри. Во-первых, ему просто страшно было ненароком повредить такую рухлядь и получить взбучку от мадам Пинс. А во-вторых, выцветшие буквы на обложке складывались в претенциозное название: «Зелья магистра Демониуса, алхимика и гения». После случая с учебником Принца-полукровки Гарри с большим подозрением относился к книгам по зельеварению. Зато глаза Гермионы восхищенно блеснули, когда она, буквально вспорхнув со своего места, подлетела к нему. — Гарри, это же антикварная редкость, десятый век, не позже! И как это мадам Пинс оставила эту книгу в общем доступе? Гарри её восторга не разделял, особенно после того, как оказалось что Демониус, алхимик и гений, обладал крайне извращенным сознанием и придумал кучу зелий для пыток и издевательств. К тому же, каждый рецепт сопровождался детально выполненными, но отвратительными по содержанию иллюстрациями. Он уже хотел захлопнуть книгу и отправить её на место, когда его глаз вдруг зацепился за интригующее название. — «Зелье Отмены. С давних пор волшебники ищут способы перешагнуть через завесу, отделяющую нас от прошлого. Однако, все, чего мы добились на сегодняшний день, это создание Маховиков времени, функционал которых крайне скуден. Созданное мной Зелье Отмены позволяет перемещаться на длительные отрезки времени и изменять события прошлого в угоду своим желаниям...» — Гарри, — Гермиона посмотрела на него с сочувствием во взгляде, как на тяжело больного ребенка. Он ненавидел когда она так делала. — Подумай, если бы зелье действительно работало — разве им не пользовались бы постоянно? Все страшные события прошлого, все войны и эпидемии можно было бы предотвратить, но почему-то никто этого не делал. — Откуда ты знаешь? Может быть, всё как раз и исправили, а прежний вариант был гораздо хуже. Да и потом, мы нашли эту книгу совершенно случайно, наверняка она давным-давно должна быть в Запретной секции, просто все о ней забыли! — принялся лихорадочно убеждать её Гарри, глазами пробегая по списку ингредиентов. Вроде бы, ничего труднодоступного. Пыльца мольфеек, чешуя пеплозмея, кровь дракона… всё это можно достать без особых проблем, нужно только найти хорошего зельевара. — Нет, и не проси, — покачала головой девушка. — Вмешательство в прошлое — это очень опасно, профессор Макгонагалл предупреждала меня об этом ещё на третьем курсе. Правила пользования Маховиками утверждены не просто так, они основаны на многолетнем опыте ужасных ошибок и трагических последствий. Подумай, ты можешь вернуться из прошлого в тот мир, где Сам...то есть, Волдеморт победил. — Я знаю, как с ним бороться, — упрямо сжал губы Гарри. — Гарри, мёртвых не вернёшь! — выпалила Гермиона. — Прости, я знаю как тебе тяжело, потому что чувствую то же самое. Рон не хочет разговаривать со мной, он совсем закрылся в себе и только и делает, что тренируется, а я… я всё никак не могу найти в себе силы написать родителям. С тех пор, как я вернула им память, они не прислали мне ни одного письма… Она закрыла лицо руками и задрожала. Растерянный и смущенный, Гарри неловко обнял её и похлопал по спине: он никогда толком не умел утешать. Вот у Рона всегда отлично получалось развеселить человека, сгладив напряжение какой-нибудь глупой шуткой. Жаль, что сейчас некому рассмешить самого Рона. — Пообещай мне, что забудешь про это зелье, ладно? — Гермиона подняла на него красные от слез глаза, и ему ничего не оставалось, кроме как обреченно кивнуть. Кое-как придя в себя и наспех наколдовав косметические чары, подруга собрала все книги и конспекты и, сказав что нуждается в свежем воздухе, направилась к выходу. Она не предложила Гарри пойти с ней, так что он подумал, что сейчас она хочет побыть в одиночестве. Он хотел было убрать книгу Демониуса обратно — он ведь дал слово, как вдруг заметил между соседних стеллажей промелькнувшую тень. Сердце затравленно сжалось. Мерлиновы подштанники, только не она!…       Джинни по-прежнему была очень красива, вот только казалось, что она сошла со старой, давно выцветшей картины: из неё будто стерлись все краски. Огненные волосы потускнели, а на бледной коже теперь не было заметно ни единой задорной веснушки. Гарри со стыдом признал, что избегал её последние полгода, не в силах найти нужных слов, чтобы объясниться. Он знал, что она потеряла брата и как никогда сейчас нуждается в поддержке, но просто не мог заставить себя поговорить с ней. Как объяснить, что его сердце устало, что он больше не может чувствовать любовь? Что она заслуживает того, кто будет её бесконечно радовать, а он способен подарить ей только тоску. И, казалось, она всё понимала без слов. Джинни, бойкая и решительная, скорая на язык и не боящаяся трудностей, тоже избегала его. — Привет, — тихо поздоровался он, борясь с неловкостью. — Я всё слышала, — она не стала утруждать себя вежливостью. — Дай мне посмотреть этот рецепт. — Послушай, Гермиона сказала… — У Гермионы все живы, — взгляд Джинни стал незнакомым, жестким. — А ты отвратительный зельевар. Я помогу тебе, если пообещаешь спасти Фреда. Он посмотрел в её глаза, потемневшие от боли и гнева и увидел там отражение своих собственных шрамов. Она понимала его, как, пожалуй, никто в этом замке. Он кивнул и протянул ей книгу. — Обещаю.       Так начался их маленький заговор против всех здравомыслящих, против тех, кто сдался и позволил смерти взять своё. Днём они практически не общались друг с другом, а по вечерам встречались в небольшой кладовке на седьмом этаже и варили зелье. Джинни оказалась отличным зельеваром: уже через неделю жидкость в котле выглядела точь-в-точь как на иллюстрации в книге Демониуса. — Так, посмотрим, тебе нужно выбрать год, в который ты хочешь переместиться. Тут написано, что ты попадёшь в свою собственную молодую версию, так что никаких двойников, как при использовании Маховика времени. — Допустим… — задумался Гарри. — Лето перед пятым курсом? — Почему именно перед пятым? — Сириус, — коротко ответил он, и Джинни понимающе кивнула. Стоило только представить, как он снова увидит крестного живым, как обнимет его, как будет уговаривать оставаться в доме на Гриммо, что бы ни случилось… Хотя, а почему бы не отправиться прямиком на третий курс, поймать сразу предателя Петтигрю и оправдать Сириуса? Тогда он сможет расти с настоящим опекуном, не чета каким-то там Дурслям. И у него наконец-то будет семья… — Пусть будет лето девяносто третьего, — решил он, и, к его огромной радости, Джинни не стала задавать лишних вопросов. Он написал дату на клочке пергамента и опустил в кипящий котёл. Изумрудная жидкость в два счета проглотила бумагу, оставив после себя тоненькую воронку из пузырьков. — Как думаешь, — немного помолчав, произнесла Джинни. — В другой реальности у нас могло бы что-то получиться? — Конечно, — не задумываясь, ответил он. — Просто сейчас мы сломаны, и нужно что-бы кто-то нас починил. — В таком случае, — она решительно опустила черпак в котел и протянула ему. — Пей и не возвращайся, пока не соберёшься в нормального Гарри Поттера, которого я так люблю. Он взял её за руку и крепко сжал узкую ладошку, делая первый глоток. Глядя в её глаза, он думал о том, какой могла бы быть их жизнь, если бы не было ничего этого: будь он самым обычным мальчишкой, а не Избранным, не будь никакого Волдеморта и этой проклятой войны. Любила бы его Джинни, будь он просто Гарри, а не Мальчиком-который-выжил? А что если бы у него были родители?… — Гарри! — её встревоженный голос звучал глухо, словно сквозь сон. Рыжие волосы расплывались перед глазами, и он уже не мог различить ни одной черты её лица. — Гарри ты исчезаешь! Последнее, что он чувствовал, это тепло её ладони и то, как обкусанные ногти впились в его кожу. А потом наступила темнота.