я научил тебя курить

      Это было воскресенье. Очередное утро очередного плохого дня.       Эндрю привык, он знал, как с этим справляться, но легче от этого не становилось. Всё, что ему было нужно — немного тишины и одиночества. Однако его семья — сборище сентиментальных придурков, которые только вернулись в родной дом и буквально пыхтели в унисон от дикого желания заявиться под вечер в знакомый, излюбленный бар, в котором они проводили каждые выходные, начиная примерно с выпускного класса. Эндрю казалось это до отвратительного тупым, но он в меньшинстве.       — Ты просто хочешь напиться, — бубнит Кевин, затаскивая чемодан в квартиру. Эндрю всего на мгновение задумывается, что Дэй на его стороне, но, обернувшись, он видит блядскую ухмылку. — Но я за, давно мы не выбирались куда-то отдохнуть.       — Уверен, Жан будет рад видеть вас, придурков, — появляется в коридоре Аарон, проходя мимо Эндрю и забирая свои вещи, оставленные на полу у входной двери. — Особенно после того, как вы чуть не разнесли ему весь бар. Сколько вообще в вас вмещается? — Его тон почти настолько же безэмоциональный, как и взгляд его брата. Чем-то, помимо внешности, они все же были похожи.       — Поверь, больше, чем ты можешь себе представить, — Ники хихикает куда-то в сторону и прячется на кухне, забираясь в холодильник. Его ноги забавно выглядывают из-за дверцы и тут же показывается голова. — Рано расслабились парни, кто пойдёт в магазин? Я голодный, а еды мы не оставляли.       Эндрю молчит. Просто стоит посреди прихожей, не снимая пальто, и следит взглядом за движениями своей семьи, словно его нет здесь вовсе. Словно он — статуя, которая мало кому нравится, но проще каждый раз её обходить, чем заморачиваться с тем, как её убрать. Он привык. Это был плохой день, и он мог позволить себе молча наблюдать за тем, как жизнь, даже внутри небольшой квартиры, протекает мимо него. Ему повезло — его семья тоже привыкла. Они знали, слышали, что творилось с Эндрю и не трогали его. Делать вид, что ничего не происходит, проще, чем пытаться помочь человеку, который скорее перережет тебе горло, чем признается, что с ним что-то не так.       Эндрю Миньярда такой расклад устраивал. Это была выученная с раннего детства схема, которая не давала сбой, если действовать точно по инструкции. Игнорировать, пока не станет лучше.       — Эй, Эндрю, — тихо попробовал подобраться к нему Ники. — Кевин уходит, тебе захватить чего-нибудь? — Хэммик его не трогает, рука зависает в опасных сантиметрах от плеча кузена, словно маяк, напоминающий, что с Эндрю не всё хорошо и все об этом знают, хоть и молча терпят, пока это не закончится.       Эндрю просто хочет остаться один. Закрыться в комнате, игнорируя тихий зов Кевина на ужин или предложения Ники посмотреть очередной фильм. Единственное живое существо, которое он подпускал к себе — Сэр, однако умная кошка переняла слишком многое от своего хозяина, предпочитая проявлять свою ласку тем, что просто ложилась на небольшом расстоянии от Эндрю и время от времени громко вздыхала. Сэр. Его кошка. Точно.       — Корм, — спокойно отвечает Эндрю и сталкивается взглядом с Кевином, тут же смотря в сторону своей двери. — Для Сэр.       Квартира погружается в привычную тишину. Кевин уходит, коротко кивнув, Ники и Аарон расходятся по комнатам в попытке разобрать вещи, но спустя несколько минут Эндрю слышит их приглушенные голоса за дверью брата. Он, парализованный собственными демонами, не может даже пошевелиться. На автомате доходит до кухни, открывает окно и прикуривает, тупо смотря на свои чуть подрагивающие руки. Часы отсчитывают седьмой час утра, и Эндрю думает о том, что пора забирать Сэр. Возможно, это неприлично — врываться в такой ранний час, однако Эндрю не испытывал никаких угрызений совести. Он тушит сигарету о потемневшую пепельницу и выкидывает окурок в окно, разворачиваясь и возвращаясь в коридор.       Замок щёлкает — Ники приучил всех закрывать дверь, как только они заходят в квартиру, ради ощущения безопасности. Это было нужно для Эндрю и Кевина, однако никто из них не верил, что это даёт хоть маленькую гарантию. Миньярд лично взламывал замки и посерьёзнее. Из коридора слышно, как из комнаты вываливается Аарон с вопросом куда? Просто вежливость, без особого желания действительно узнать. Жест, чтобы обозначить, что уход Эндрю видели.       Все это не имеет смысла.       Эндрю спускается на несколько этажей по лестнице, осматривается и находит нужную дверь. Звонок глухим эхом разносится по квартире за дверью, проходит ровно сорок пять секунд прежде, чем раздаются шаркающие звуки, и да, Эндрю считал. Не то, чтобы в ожидании было чем заняться, он просто убивал время, которое и так тратил впустую.       — Ты ещё кто? — спрашивает Миньярд заглядывая в мутные глаза. Разбудил. Глаза напротив тут же проясняются, пелена освобождает лазурный взгляд и Эндрю чувствует, как сердце всего на секунду пропускает удар.       — Это мой вопрос.       Эндрю не любил сюрпризы и незнакомцев. Он шёл сюда, уверенный, что встретится с Мэтью Бойдом, огромным парнем, с которым Кевин изредка позволяет себе переброситься парой фраз на тренировке. Эндрю шел уверенный, что ему не придётся разговаривать, ведь они оба знают для чего Миньярд пришёл, обойдутся парой кивков для приличия и разойдутся — Бойд дальше спать, а Эндрю искать утешение в дистанционной ласке своей кошки.       Но перед ним — сонное, рыжее нечто, которое выглядит настолько потеряно, что Эндрю смешно. Пару веков назад, скорее всего, Эндрю Миньярд был бы тем, кто подкинет пару спичек в костёр, на котором это нечто сожгли бы за его внешность, но всё оружие, которым владеет Эндрю в наши дни, — ледяной взгляд.       — Но я спросил первый, — говорит Миньярд. Он не узнаёт собственный голос. Всю дорогу до Южной Каролины он молчал. Весь вечер предыдущего дня он так же не разговаривал со своей семьёй. Его первые слова за последнюю половину суток — просьба купить поесть пушистому засранцу, который прямо сейчас обвивается вокруг его ног на пороге чужой квартиры.       Эндрю замечает, что парень наблюдает за Сэр с таким же непониманием, каким смотрел на самого Эндрю. Наконец, незнакомец оживает, а в его глазах загорается маленькая лампочка осознания.       — Ты за кошкой, — должно звучать как вопрос. Незнакомец точно пытался, чтобы это звучало как вопрос, но они оба делают скидку на ранний подъём в самый ленивый день недели.       — Я думал, у Мэтта есть девушка, — почему-то Миньярд цепляется за него. Не отпускает в глубь квартиры, не позволяет просто уйти, отдать вещи и отпустить Эндрю на все четыре стороны, чтобы вновь оказаться в своей постели и представить, что всё это просто сон. — Он явно мог найти кого-то получше.       Давай же, отвечай. Зацепись в ответ, заставь говорить, думать, язвить. Нападай, чтобы Эндрю вспомнил какого это — защищаться.       Но парнишка молчит, напряженный и осматривающий свою квартиру украдкой, словно это Эндрю тот, кто должен напасть. Это Эндрю ворвался в его крепость, не объясняя причин и чего-то от него ожидая.       — Я принесу её вещи. — Парень пытается закрыть дверь, отгородиться, но Миньярд действует первее — подпирает дверь ногой и смотрит. Глаза в глаза. — Можешь зайти, только закрой за собой дверь, — сдаётся незнакомец. Слишком легко.       В тишине и одиночестве (снова) Эндрю позволяет своим мозгам отдохнуть. Он не следит за выражением своего лица, позволяя себе расслабиться. Он обдумывает всё, что произошло за последние пару минут, осмысливает потерянный взгляд незнакомца и шрамы на лице, которые были почти первым, что заметил Миньярд сразу после этих глаз, утягивающих в свои пучины. Парень явно не так прост, как выглядит, и Эндрю становится ещё интереснее.       Эндрю не дурак. Он расслабляется всего на мгновение, но продолжает следить за соседом, пока Сэр по-хозяйски тянет его за джинсы и просит внимания. Эндрю поднимает её на руки, позволяя улечься на сгибе локтя, и почти пропускает момент, когда парень приносит коробку с вещами его маленького спасения. Эндрю Миньярд не дурак и очень внимательный, поэтому в он замечает, как домашняя кофта соседа сползает с плеча, освобождая кожу от плена пижамы и открывая что-то недоступное. Интересное. Интригующее.       Эндрю не учел, что его сосед тоже не дурак. У него явно есть десятки скелетов, спрятанных по углам его комнаты, вместо обычного шкафа. Он умел прятать то, что не должно быть увиденным и Эндрю понял это по машинальным мелким движениям рук, когда парень поправлял одежду точно так, чтобы она скрывала все недоступные взгляду шрамы. Белая длинная полоса за его ухом тонкой змеей стремилась под воротник кофты, затаскивая взгляд Эндрю за собой — Миньярд не признает, но его пальцы буквально закололо от жгучего любопытства. Заглянуть, осмотреть, не спрашивать, просто увидеть. Слова ему не нужны. Ему нужно зрелище.       Эндрю молчит. Аккуратно помогает кошке забраться в переноску, подхватывает её вещи и уходит, пока мелкие импульсы по его телу не ударили достаточно, чтобы Эндрю наделал глупостей. Эндрю молчит, не смотрит, уходит, но глупый мальчишка позади него наконец-то решился за него зацепиться.       — Всегда рады помочь, сосед, — доносится до Эндрю. Поздно, опоздал, пропустил тот самый момент, когда Эндрю ещё не потерял маленькую надежду.       Пускай этот мальчишка и вызывал интерес, заставлял что-то внутри переворачиваться и топил в своем взгляде, словно Эндрю в момент обернулся новорожденным, нежеланным котёнком, он всё ещё был неприятным сюрпризом и незнакомцем, к которым Эндрю не был готов в раннее утро воскресенья. Он вообще по жизни к ним не готов, но у Миньярда было оправдание для недовольства как минимум на сегодняшний день.       Очередное утро очередного плохого дня. Для Эндрю этого было достаточно, чтобы, оказавшись в своей квартире, он молча прошел в свою комнату, проигнорировав и Ники, и Аарона, и Кевина, который вернулся буквально через пару минут после Эндрю. Сэр тут же заняла излюбленное место на кровати Эндрю, положив на его лодыжки хвост. От нее пахло чужим, незнакомым домом и мурчала она чуть громче, чем привык Эндрю, но все это не важно. Не имеет значения.       Вечер опускается почти незаметно — Эндрю уснул под тихое фырканье пушистого комка в его ногах и шаркающие шаги Кевина за дверью. Когда Миньярд открывает глаза, за окном солнце медленно спускается по привычному пути, чтобы так же медленно подняться в другой части планеты. Думать о подобных глупостях Эндрю научился в реабилитационном центре по совету одной девочки, которая лежала в соседней палате.       — Это помогает, — мягко, с улыбкой говорила она. — У нас день закончился, а у кого-то только начался. Жизнь продолжается, не смотря на то, что солнце село.       Эндрю тогда ничего ей не ответил, просто продолжил ковыряться в безвкусном завтраке, но мысль запомнил. При всём желании он бы не смог её забыть, но в собственной градации важности отметил глупые рассуждения особой меткой, вспоминая об этом в плохие дни. Уже потом он узнал, что девушку зовут Рене и она долгое время лечилась от навязчивых мыслей о самоубийстве. Это показалось ироничным для воспалённого мозга Эндрю, поэтому продолжал садиться рядом с Рене на завтраках, а после выписки даже навестил её пару раз, пока сама Рене не убедила всех вокруг себя, что идет на поправку, и её наконец выпустили.       Они встречались раз в месяц, обсуждая бессмысленную чушь и то, что происходило в жизнь, оставаясь друг для друга группой поддержки в настоящем мире, не ограниченным бежевыми стенами и гулким радио, отбивающим хиты от окон с решётками.       Эндрю выбирается из постели, не задевая всё ещё спящую Сэр. На кухне так же тихо, все жители квартиры собрались в маленькой гостиной, приглушив звук телевизора и почти не разговаривая между собой. Миньярд забирает из холодильника бутылку воды и решается показаться на глаза своей семье, просто для галочки, чтобы не думали, что он наконец смирился и тихо помер за закрытой дверью комнаты, в которую им было запрещено заходить.       — С добрым утром, спящая красавица, — бросает Ники, повернувшись всего на секунду и отпивая пиво из своей банки.       — Ты как? — Кевин смотрит на него. На его мятую футболку, пустеющий взгляд и покрасневшие щеки от духоты в комнате. Это было что-то вроде приветствия, а не искреннего интереса, но Эндрю все же кивает в ответ и усаживается в сантиметрах тридцати от Дэя на диване.       Аарон молчит, но поднимает банку пива в сторону Эндрю и всё так же смотрит в телевизор, предпочитая не обмениваться ненужными любезностями. Миньярд почти благодарен, но его мысли перебивает Ники.       — Мы хотели к Жану заглянуть, ты как? С нами или дома останешься? — Ники звучит весело, но взгляд, брошенный на Кевина, выдаёт его с головой. Он переживает, пытается понять, как и что ему сказать, чтобы не нарваться или не сделать хуже. Ники всё ещё учится, как правильно общаться с Эндрю, не смотря на то, что они живут под одной крышей уже почти четыре года.       Эндрю молчит, делая глоток ледяной воды, и соглашается. Как минимум, этим придуркам нужен трезвый водитель, который сможет присмотреть за ними, не давая совершить глупости. А Эндрю… Ему просто нужно немного развеяться, позволить себе выдохнуть, выкинуть из головы ненужные мысли.       — Мы недолго, — встревает Кевин. — Тем более, Ники уже успел заглотить три банки. Ему хватит шота два, чтобы отрубиться.       Ники в ответ вспыхивает, и квартира наполняется драматично-шуточной ссорой.       Придурки, которых он называет семьёй, до ужаса шумные, и этот факт давит, сжимает голову, заставляет жмурится от давления в висках и недовольно коситься на главный источник шума (читать как: Николас Хэммик)       Эндрю привык, как бы тяжело это не было. В конце концов, он знал какого это — не иметь семьи. Не иметь ничего.       В то время он понял одну единственную истину: услуга за услугу.       В шестнадцать Эндрю Миньярд попал в колонию для несовершеннолетних, где каждый второй казался самым опасным преступником, если верить тем слухам, которые доносились до Эндрю. На деле — кучка потерянный неудачников, подобных самому Эндрю. Забытые дети, израненные подростки и напуганные одиночки, смотрящие на мир с прищуром и злобой. Недоверие и агрессия пропитали каждую комнату, проникли в каждый уголок и поселилось в глазах тех, кто проживал там каждый чертов день.       Эндрю пришёл туда подготовленный. Его не нужно было ломать, он уже явился сломанный, с гадкой ухмылкой.       В шестнадцать у Эндрю выявили зависимость к наркотикам, над которой он только смеялся.       — Да вы что, Док, — Эндрю не смотрел в глаза, куда-то мимо, лишь бы не наткнуться на собственное отражение. Не увидеть жалость и то, насколько он действительно жалок. — Пару грамм ещё никого не убили. Попробовал, побаловался и хватит на этом. Сами же говорили, я ещё ребенок.       — Кажется, — неуверенно мямлил директор школы, переминающийся в дверях и прокручивая в руках телефон. — Как это говорится, он все ещё под кайфом?       Никто не решался звонить родителям Эндрю. Говорили, что не хотели, чтобы пошли слухи, которые, упаси Господь, могли дойти до руководства, но Эндрю Миньярд не был дураком. Даже его запудренный порошком мозг смог понять — никто попросту не знает, в какой семье он находится сейчас. Кто его родители в этом месяце? Кто откажется от него, как только директор поднимет документы и наберет номер? Слишком много фамилий примерил на себя Эндрю, слишком много людей поиграли в его родителей, пока Эндрю не показывал кто он такой, пока не понимали, что легко с ним не будет.       Когда подняли вопрос с колонией — у Эндрю не было даже приёмной семьи для галочки. В строке «Опекун» просто поставили прочерк, который оказался самой больной пощечиной, которую Эндрю получал за всю жизнь. Это не привело его в чувства, наоборот, только сильнее растянуло гадкую ухмылку на губах. У него никого нет. Никто не несет за него ответственность. Эндрю Миньярд — один во всем мире.       В колонии Эндрю смог заполучить статус неприкосновенный, только за то, что хорошо владел иглой. Один из парней, которые добывал для Эндрю наркоту, научил его бить татуировки. И это оказалось вполне полезным навыком для неназванной тюрьмы, в которой прятались поломанные дети. Эндрю спал с охранником, отдавая свое тело а растерзание и получая то, что ему было нужно: завтраки получше, одежду поновее и, самое важное, тату-машику, чтобы его маленькая нелегальщина не всплыла наружу. Люди закрывали глаза на многое, и Эндрю привык за это расплачиватся.       В семнадцать Эндрю перевели в реабилитационный центр. Первым, кто его заметил, была девчонка, которую звали Рене. Её обесцвеченные волосы развивались на ветру, а в глазах стояли слезы. Одинокая девочка, молящаяся на скамейке рядом с больницей, была первой, кого заметил сам Эндрю. Только после этого Миньярд встретился со своим новым врачом, Мистером Ганси, который так и не смог помочь мальчишке.       Рене подошла к нему первой. Их палаты были рядом, поэтому в коридоре они пересекались чаще, чем с кем-либо другим.       — Почему твоя змея незаконченная? — тихо спросила девушка, показывая на предплечье Эндрю, как будто это вообще имело какой-то смысл.       — Потому что я ещё живой, — улыбнулся Эндрю. Рене не верила его улыбке, она морщилась каждый раз, когда полумертвое лицо Миньярда перекашивало такой же полумертвой, вымученной улыбкой, на которую Эндрю способен только под таблетками.       Потому что я ещё что-то чувствую.       — Сможешь набить мне розу?       — Они тебе не подходят, — Рене не верила улыбке, но верили все остальные, поэтому Эндрю продолжал улыбаться.       Рене следует за ним — в палату, в столовую, в жизнь. Не помогали таблетки, врачи, терапия, а Рене — да. Своим тихим присутствием, шепотом на грани слышимости и отсутствием попыток дотронуться до Эндрю.       — Ты не даешь себя трогать,— однажды, после своей молитвы, сказала Рене, глядя на то, как Эндрю курит. — Твое тело непркасаемо, а душа? До неё возможно дотронуться?       Ты уже — так и не сказал ей Эндрю.       Эндрю вообще мало говорил. Улыбался, как дурак, выпивая таблетку за таблеткой; отшучивался, когда врачи пытались помочь и задавали тонны одинаковых вопросов; смеялся подобно безумному. Здесь, в больнице, где у него отбирали последнее, что заставляло его чувствовать те крохи, которые в нем остались, Эндрю терял и себя. Рене говорила, что в нем мало Бога, что Эндрю его не пускает, отворачивается и прячется, а Эндрю молчал.       Действительно, нет в Эндрю Миньярде Бога. В нем и самого Эндрю Миньярда мало осталось.       В восемнадцать Эндрю оказался на улице. Колония и реабилитация позади. Его отпустили — он же взрослый, справился со своими демонами, он вменяем и больше не зависим. Врачи признали: Эндрю готов к выходу в мир.       Эндрю восемнадцать. У него пустой список контактов в телефоне, помятая пачка сигарет в кармане и законченная татуировка змеи на предплечье. У него никого нет, и ни у кого нет его. Ни Рене, ни Бога, ни семьи, которая встречала всех до Эндрю и будет встречать после Эндрю. Один во всем мире.       Эндрю замирает перед зеркалом — все разбежались по комнатам, чтобы собраться и ввалиться в любимый клуб, где не были пару недель. Его взгляд следует по телу змеи, которая крепко обвивалась вокруг его руки, и натыкается на бледные шрамы, которые так и не удалось перекрыть — рисунка на них не хватило. Выбор очевиден: сегодня одежда с длинными рукавами, он слишком слаб, чтобы из раза в раз натыкаться на свое прошлое, отраженное на коже. Пару колец на пальцы и маленькие колечки в уши, чтобы было куда деть руки, и Эндрю, наконец, готов.       В коридоре уже сидит Аарон, внимательно что-то читающий в своём телефоне. Он поднимает голову, замечая брата, и тянет большой палец вверх, оценивая. Кевин делает тоже самое, выходя из комнаты. Позже всех появляется Ники, еле справляясь со шнурками на своих белых кедах. Его гавайская рубашка смотрится нелепо, но объяснения мы же в отпуске были! хватило для того, чтобы никто не лез в спор.       Клуб не изменился абсолютно. Такие же забитые столики, громкая музыка и улыбающийся бармен, которого Ники упорно звал Джеми, игнорируя все поправки самого Джереми. Единственное, что изменилось — парень, сидящий за барной стойкой. Его рыжая макушка маячила в памяти, но Эндрю отвлекается на незаметный кивок Рене и чувствует себя слегка спокойнее. Мир огромен, так что удивительно, что они смогли оказаться так близко спустя годы. Это радовало и самую малость успокаивало, так что Эндрю расслабляется и почти не замечает, как Ники переключается уже на мальчишку за баром.       Миньярд смотрел на него в упор, сам того не понимая, но парень не отводил взгляд от него точно так же. Между ними, казалось, всё заискрилось. Это не было романтично, скорее странно — они оба не знали, кто нападёт первым. Они друг для друг — красный огонь опасности, сирена, разрывающая всё пространство, сигнал к бегству.       — Новенький? — Ники влезает первым, пока Кевин и Аарон отходят, чтобы выбрать место. Эндрю думает только о том, когда сможет украсть пару минут, чтобы нормально поздороваться с Рене. — О, а он симпатичный у вас, — Эндрю не видит, но знает как именно Хеммик смотрит на мальчишку. — Как зовут?       Парень вздрагивает, отрывая взгляд от Эндрю. Он выглядит таким крошечным и напуганным, пока на мгновение зависает и не может сказать ни слова. Это кажется странным, словно он и не знает, как его зову. Забыл самое простое, что невозможно забыть — свое имя.       — Нил.       Его голос тихий, тонущий в гуще звуков. Ники не слышит, переспрашивает, а Джереми повторяет, посмеиваясь. Эндрю ловит краем глаза только движения губ Нила, не расслышав, что именно он сказал, но парень уходит тик тихо, что никто не замечает. Никто, кроме Эндрю, кажется.       — Странный он у вас, — комментирует Ники и отвлекается на меню, словно странной сцены с новеньким и не было. Выпей он чуть меньше пива дома, непременно бы зацепился. Но сейчас они здесь не для этого.       Больше Нил не попадался на глаза, словно инстинктивно выбирая столики и людей, которые достаточно далеко от столика, где сидел Эндрю и его семья. Спустя еще немного времени Рене аккуратно цепляет Миньярда за локоть и уводит на улицу, где им удаётся побыть наедине.       Эндрю привычно закуривает, слушая тихие рассказы подруги, не отвечая на сквозные вопросы, ответы на которые Рене и не требовала ответы. Спрашивала просто потому, что так нужно, чтобы Эндрю концентрировался на них и не уходил мысленно слишком далеко, иначе вытащить его обратно не получится.       — У вас же всё хорошо? — последнее, что говорит Рене, когда её перерыв заканчивается, а из пачки Эндрю пропадает три сигареты. Миньярд просто кивает, открывая дверь и пропуская девушку вперед. — Я рада, что вы, ребята, вернулись.       Я тоже, так и не говорит Эндрю. Рене видит это в его глазах и улыбается, попрощавшись.       В восемнадцать Эндрю просыпается в окружении пустых банок из под пива, бутылок из под виски и пустой пачкой таблеток на подушке. Его тошнило, голова шла кругом, а тело не слушалось, словно за ночь набилось ватой и свинцом. Вокруг него развалины, что назывались съемной квартирой, а на столе записка от очередного мудака, который напоил мальчишку и напросился в его постель. Эндрю всё устраивало, он не чувствовал ничего, кроме боли в теле и похмелья — его выворачивало наизнанку каждое утро, но это было слишком легко свалить на побочки алкоголя и таблеток. Это проще, чем признать, что тошнило его от самого себя.       В эту самую квартиру пару лет назад и вломился некий Николас Хеммик, полный надежд на то, чтобы вернуть недавно найденного кузена домой.       В двадцать четыре Эндрю просыпался в собственной постели, в комнате, которую обустроил сам. В его квартире, с семьёй под боком и стаканом воды, который стоял на полке скорее для Сэр, чем для самого Эндрю. Эндрю Миньярда всё устраивало, но его всё ещё каждое утро тошнило от самого себя, только скрыть это было легче.       — Доброе утро, — бубнит Ники, прикладывая ко лбу холодную банку пива. — Я что, один пил вчера? Какого черта вы все выглядите, как ебучие огурцы.       Эндрю проходит мимо, ставит чайник и тянется за сахаром, пока Кевин размешивает в стакане зелёную жижу, которую называл своим завтраком и недовольно поглядывает на то, как Эндрю ложку за ложкой засыпает белую смерть в свой ещё не сваренный кофе.       — Нет, придурок, — подаёт голос Аарон, бросая на стол пачку таблеток. — Пили все, кроме Эндрю. Просто у тебя нет меры.       — Ага, — поддакивает Кевин. — А ещё Джереми не может сказать тебе нет. Ты, кажется, сделал ему недельную выручку за вечер.       — Вчера платил я? — у Ники срывается голос, и Эндрю морщится. Хеммик тут же становится тише. — Господи, как вы это допустили, я думал, мы семья.       — Сам как-нибудь попробуй себя остановить после текилы, — тихо хмыкает Эндрю. Все оборачиваются на него.       Слишком пристальное внимание заставляет ёжится. Эндрю подергивает плечом, размешивая кофе и добавляя молоко. Ему немного легче, плохие дни потихоньку отступают, как только он оказывается в привычном месте и привычном темпе. Дом. Его место. Его родные. Он не один. Ему не нужно прятаться, искать капли тепла в незнакомцах и выживать с помощью своего тела. В конце концов, у него есть работа и его любимая кошка, которые не позволяют ему потонуть в собственном дерьме.       — Эндрю прав, — встревает Аарон, стараясь как можно скорее сгладить ситуацию. Эндрю ему благодарен, но молчит и не смотрит на брата. Они всё ещё учатся жить рядом и взаимодействовать, не смотря на то, как долго уже живут бок о бок. — Ладно, вы, неудачники, можете и дальше тут сидеть, а мне уже пора.       Из комнаты недовольно вываливается Сэр, громко мяукая, когда видит пустую миску.       Когда-то давно, когда Эндрю был уверен, что он совсм один, Ники показал ему, что такое семья. Привел брошенное дитя в свой дом, делая всё, чтобы Эндрю забыл ужасы прошлого. Его не интересовали деньги, секс или всё то немногое, что было раскидано по карманам тонкой куртки. Ники хотел большего — того Эндрю, который прятался за всем этим. Того самого, которого покинули все, даже сам Бог. Это казалось непосильной платой, Миньярд не мог себе этого позволить.       Но сейчас, сидя на кухне в окружении тех, кто действительно стал его семьй, Эндрю думает, что всё потихоньу встаёт на свои места. Однажды он найдёт способ отплатить Ники за то, что тот вытащил его со дна.