я научил тебя курить

Нил.

И со мною до утра

Только ночные фонари

Затянусь, и о чем-то буду

С ними говорить.

      По ночам становится холоднее. Нил не был слишком чувствительным к холоду, но ветер каждый раз забирался под толстовку мерзкими, холодными пальцами, оставаясь мурашками на спине. Бегать было сложнее — обычный путь казался слишком длинным, а у маленького озера становилось ещё холоднее. Джостен справлялся как мог — натягивал футболку под любимую рыжую толстовку и выходил из дома, съеживаясь каждый раз, когда погода разгуливалась ещё сильнее.       Звезд не было видно — городские огни перебивали их неясное свечение своими искусственными огнями, но Нилу нравилось смотреть в пустое и темное небо. В нем было что-то напоминающее прошлое. Темное, холодное и таинственное. Нил не был сентиментальным — воспоминания всё ещё отдавали тягучей болью в каждом шраме, что остался на его теле, но было что-то почти приятное в том, чтобы иметь возможность заглянуть в тьму того, что приследовало его годами.       Не забывать. Двигаться вперед, чтобы всё то, что происходило с ним в детстве, оказывалось все дальше и дальше.       В ночь, когда умерла его мать, небо было такое же.       После смерти отца звезды стали ярче.       Нил бежал. Всю свою осознанную жизнь бежал, не оглядываясь, не имея возможности остановиться и обернуться. Сейчас всё иначе. Нил мог позволить себе взять передышку, отдышаться и отдохнуть. Ноги гудели, в груди комком сжались воспоминания, и Нил выдохнул, позволяя себе присесть на лавочку, осматриваясь.       Время позднее, вокруг него никого. Сплошная тишина, перебиваемая его собственным дыханием. Джостен прикуривает, прислушиваясь к тихому шипению сигареты.       В голове каша, в глазах плывёт, и Нил не понимает, что с ним, но продолжает сидеть и смотреть на то, как в его дрожащих пальцах тлеет сигарета. Он прикуривает вторую, как только огненный ободок доходит до фильтра и начинает обжигать фаланги.       — Что ты делаешь? — в мертвой тишине пустынной ночи было до ужаса страшно упустить звуки чужих шагов. Нил резко оборачивается, дыхание сбивается, он в миг обращается загнанным зверем, который не заметил ловушку, раскинутую у его ног.       Перед ним — Эндрю. Тихий, опасный, подсвеченный далеким фонарем. Его фигура маленькая, но Нил теряется, осматривая темную одежду и желтовато-пшеничные волосы. Он не похож на тех, кто преследовал его в кошмарах, он вообще ни на кого не похож, но одно его появление пугает даже больше, чем всё то, что могло вылезти из памяти. Эндрю складывает руки в карманы и смотрит так же, как сам Нил. Глаза прищурены, поза напряженная, они оба готовы вот-вот броситься — друг на друга или подальше отсюда.       Нил поднимает руку, в которой тлеет сигарета, и пепел падает ему под ноги.       — Не похоже, что ты умеешь это делать, — Эндрю усмехается и это выглядит почти дико. Ему не идёт усмешка. Его лицо словно не создано для эмоций: каждая выглядит криво приклеенной маской, что вот-вот поломается и отвалится, упадет к ногам рассыпчатым пеплом.       Они молчат, но Эндрю не уходит. Стоит рядом, наблюдая и игнорируя то, насколько Джостен напрягся. Они не были даже знакомыми, им не о чем говорить, они не должны вот так застревать рядом, если случайно пересеклись на улице, но Эндрю почему-то не уходит.       — Хочешь? — хрипит Нил, отодвигаясь на скамейке. Сохранять дистанцию, не подпускать слишком близко, не выпускать из виду.       Джостен замечает маленькую змею за ухом, когда Эндрю смотрит в сторону дома. Окна почти не горят — все нормальные люди спят, отключив всё, что могло бы помешать. В ухе Эндрю поблескивают маленькие колечки на хрящах, а за ними прячется сигарета, задевая волосы и скрывая глаза вытатуированной змеи. Ухмылка с лица Эндрю сползает, и Нил ловит себя на мысли, что Эндрю красивый.       Хотелось спросить. Хотелось задать так много вопросов, начиная от почему продолжая зачем и заканчивая для чего. Почему Эндрю здесь? Зачем смотрит так, словно понимает? Для чего остаётся рядом, нервируя и заставляя каждую мышцу содрагаться? Его профиль — единственное, что мог разглядеть Нил в темноте — ответов не давал, а взгляд Эндрю намеренно прятал под челкой и опущенными веками. Он знает — взгляд самый надежный источник волнующих ответов, Нил просто уверен, что Эндрю знал это. Иначе не пытался бы смотреть куда угодно, только не на Джостена.       — Тебе что-то нужно? — руки у Нила подрагивают, Эндрю вздрагивает тоже. Два сломанных человека, которые чувствуют опасность друг друга, но почему-то продолжают держаться как можно ближе. Не упускающие возможность взять другого под контроль.       — Ты занял мою скамейку, — просто отвечает Эндрю, наконец поднимая взгляд прямо Нилу в глаза.       — На ней не написано, — заикается Нил, но тут же видит свою ошибку. Криво вырезанная на деревянном подлокотнике буква Э его смешит. Это так по-детски и глупо, что он продолжает смотреть на маленький шрамик дерева и улыбаться. На его теле таких десятки, они неприятно ноют в плохие дни и каждый раз мозолят глаза, если Нил смотрит на себя в зеркало. А этот — смешит. Не пугает, не отталкивает, только заставляет улыбаться. — Ладно, тогда уйду я. Рад повидаться, сосед.       Нил врёт. Улыбается, смотрит на Эндрю и поднмается, выкидывая окурок в мусорку рядом. Он не рад, совершенно, он бы с удовольствием избежал этой встречи, если бы знал заранее, что Эндрю, такой же ненормальный, может оказаться на улице в том же парке под окнами их дома.       Эндрю прикуривает еще до того, как Нил успевает сделать первый шаг. Щелчок зажигалки неприятной дрожью пробегается по всему телу, запах чужих сигарет тут же бьёт в нос. Знакомый до одури, до дрожи в руках и ощущению беспомощности. Такие же курил отец, такие же курили его подчинённые, сдерживающие Нила по обе руки, чтобы не мог убежать и смотрел внимательно.       Нил чувствует дрожь в ногах, яростное желание бежать и накрывающую с головой панику. Он оборачивается, замечает безмятежное лицо Эндрю и смотрит глупо, по-детски напугано.       — Хочешь? — спрашивает Эндрю, поменявшись местами. Теперь он — хозяин ситуации, захватив не только лавочку, но и полный контроль. Он усмехается и в этой усмешке Нил видит отца. Эндрю на него совершенно не похож, в них настолько мало сходства, что это почти глупо — вот так испуганно и загнано дышать.       Эндрю смотрит на него, за секунду понимая, что происходит. Всё же понимает, думает Нил, но усмехнуться не получается. Получается только бежать, бежать, бежать. Как делал это всегда, как учила мать, как привык сам. Ноги не слушаются, в голове каша только густеет, двинуться или сказать хоть что-то не получается. Нил в миг обращается беспомощным ребенком, которого поймали. Тем, кто не смог сбежать и заслужил расправы. С такими, как он, отец не церемонился.       Ночь густеет — тьма расползается все больше, словно куполом закрывая Джостена от мира вокруг. Перед Нилом нет Эндрю, нет знакомого парка, только чернота и знакомый запах сигарет, от которого грудь сжимается до боли. Эндрю тушит сигарету, выкидывая окурок подальше, и наклоняется так, чтобы их с Нилом глаза были на одном уровне.       — Дыши, — словно через толщу воды доносится незнакомый голос. Нил цепляется за него, пытается выбраться, разломать душный купол, вылезти наружу, но не получается. — Ну же, дыши, придурок, — голос тухнет, все дальше и дальше, слова почти не разобрать.       — Я в порядке, — хрипит Нил, часто моргая и вспоминая, сколько воздуха необходимо его лёгким, чтобы не умереть. Так легко он сдастся не может, только не на глазах Эндрю и не в тёмном парке, задыхаясь от запаха прошлого, которое не может оставить его в покое. Собаке собачья смерть, говорил отец, но Нил не мог позволить себе стать очередным подтверждением правоты отца. Только не в тот момент, когда ему почти удалось скрыться от призрака прошлого.       — Вижу, что в порядке, — Эндрю несвойственно усмехается, удерживая руку на затылке Нила. Джостен пропустил тот момент, когда позволил прикоснуться к себе. Эндрю слишком близко и в этом почти нет ничего неприятного, если бы не вся ситуация. — Хреново ты выглядишь.       — Я же сказал, что в порядке, отпусти, — Нил вертит головой, но рука Эндрю тяжелеет. Они смотрят друг другу в глаза — Эндрю возвышается над ним и Нил чувствует себя загнанно, пока смотрит снизу вверх. — Мне пора домой, дай мне уйти.       — Мамочка ругаться будет? — Они оба знали, что это просто шутка. Эндрю, скорее всего, имел в виду Мэтта, который действительно иногда напоминает родителя своим поведением, а не друга, но Нил был слишком чувствительный здесь и сейчас, чтобы выплюнуть что-то язвительное в ответ.       Мама. Мамочка. Так по-детски наивно, мягко и тепло. Так Нил звал её, когда ему было больно. Когда искал помощи, поддержки. «Мамочка» срывалось с губ каждый раз, когда отец издевался над ним и пытался научить правилам его собственной жизни. Слово, что впитало в себя весь страх, боль и разочарование, вместо любви и ласки, к которому привыкло.       Рука Эндрю пропадает с затылка Нила, а в глазах непонятное месиво из понимания и снисходительности. Он отходит, позволяя Нилу тут же вскочить и молча уйти, сбежать, укрыться там, где воспоминания его не достанут — хотя бы те несколько мгновений, в которые они будут его догонять. От них не скрыться, Нил это знал. И где-то глубоко в глазах Эндрю он увидел очередное подтверждение.       Вечерние пробежки Нил забросил на следующий же день. Риск встретить Эндрю, слоняющегося на его обычном пути, был слишком высок. После всего, что сосед видел — просто непозволительно вновь появляться на его глазах. Нил был уязвим и позволил совершенно незнакомому человеку эту уязвимость увидеть, разглядеть и прикоснуться. Непростительная ошибка, которая стоила его матери жизни.       — Эй, дружище, — Мэтт появился в дверях его комнаты почти неожиданно. Бойд ходил по квартире громко, комментируя почти каждое свое действие, чтобы не нарваться на испуганного Джостена, но поглощённый мыслями Нил настолько привык к звукам Мэтта, что научился их игнорировать. — Планы на вечер есть?       — Ты к Дэн? — голос не слушался, но Нил делал всё, чтобы это было незаметно.       — Ага, — подходя к зеркалу, Мэтт поправляет рубашку и смотрит на друга в отражение. — Если хочешь, можешь с нами. Элисон тоже будет.       — Я останусь. Разберусь с долгами лучше. Всего на секунду лицо Бойда выглядит обеспокоенным. Он натягивает улыбку и поворачивается к Нилу, смотря ему в лицо.       — Ладно, не скучай тут, — Мэтт уходит, прикрывая дверь, но возвращается всего на секунду, чтобы бросить последнее: — Если что звони, заберем тебя.       Нил не собирался звонить. Выдуманные долги были отработаны ещё в прошлую ночь, когда Нил был слишком слаб, чтобы противостоять собственным мыслям. У Джостена был свободный, одинокий вечер, который он не хотел делить ни с кем. Для него это была самая настоящая роскошь — он мог не следить за временем, за обстановкой вокруг. Он мог просто расслабиться. Позволить себе закрыть глаза и глубоко вздохнуть.       Одиночество — постоянная в жизни Нила. Менялись города, часовые пояса, квартиры и внешность, менялось всё вокруг, но внутри — никогда. Мать под боком была чем-то чужим, далёким и недоступным. Они практически не разговаривали, не бросались шутками или обычными будничными «доброе утро». Для Нила подобная жизнь стала привычной, он не мог представить себе другой сценарий. Жизнь, где он не брошенный в огромном мире ребёнок, обязанный справится со всем своими силами.       Глупо было думать, что без присмотра матери Нил смог бы продержаться долго. Все твердили, что он — беспомощный неудачный первенец, который не сможет перенять отцовское дело. Он — ни на что не годный ребенок, которого приходится тянуть за неимением лучшего. Каждый раз, когда Нил позволял себе слабости, рядом была мать, которая синяками отучала глупого ребенка от привычных радостей. Джостена воспитывали почти как собаку, и останься он ещё хотя бы на год в родном доме — закончил бы очередным живым манекеном для искусного представления отца.       Мать была права: Нил идиот. Нил самый настоящий идиот, и он убеждается в этом, пока идёт по коридору и открывает дверь, даже не заглянув в глазок. Он, привыкший к безопасности настолько, что вшитые под кожу инстинкты заглохли. Нил Джостен, который скитался по всему миру, прятался в самых тёмных углах и спал в багажнике тесной машины, чтобы его не заметили, бесстрашно открывает дверь первому, кто позвонил в звонок. Вторая ошибка подряд, но на этот раз у него нет оправдания.       — Какого? — Нил не успевает закончить. Эндрю, пользуясь небольшой разницей в росте, проскакивает мимо него и оказывается в прихожей. Он осматривается пару секунд и кивает на дверь, которую стоило бы закрыть.       Нила кроет. Он кричит внутри, его внутреннее Я в панике бьётся по всему телу, громкими импульсами повторяя ускоренное сердцебиение. Перед ним синоним слова опасность, тот, кого ни за что не стоило подпускать к себе даже на пушечный выстрел. Нил это знал, чувствовал, читал в чужих глазах.       — А ты забавный, — выдает Эндрю, когда дверь хлопает, отрезая их от всего мира. Он наблюдает за Нилом пару секунд и, наконец, переводит взглд на закрытые двери комнат. — Один что ли?       — Что тебе нужно? — Нил не узнает свой голос. Холодная сталь и дрожащий страх, адское месиво, напоминающее перепалки родителей. — Зачем пришёл?       — К тебе.       Мир вспыхивает, свет гаснет. Занавес.       Нил попался.       Эндрю практически сразу расположился на кухне, утянув пепельницу с подоконника поближе к себе. Он щёлкает зажигалкой и игнорирует шиканье Нила, долго затягиваясь и выдыхая в потолок.       — Нил, Нил, — Эндрю раскручивает имя на языке, перемешивает его с дымом и играется, словно это самое удивительное, что он слышал за всю свою жизнь. — Нил, что же с тобой не так?       — О чем ты, черт возьми, говоришь? Что тебе надо? — Нил закипает, падает на стул напротив и скрывает собственную дрожь. Ему до жути страшно, он совершенно ничего не знает об Эндрю — кто он, откуда, кто его отправил и какие цели он преследует, врываясь вот так беспардонно в чужую квартиру.       — Я сказал уже достаточно, Нил, — Эндрю нарочито сладко тянет имя и усмехается. — Я пришел к тебе, а ты даже выпить не предлагаешь.       — Я тебя не звал.       — Нет, конечно. Гостей ты, очевидно, не любишь. Или наоборот — боишься, что они придут. Они это кто-то конкретный, правда, Нил?       Нил идиот. Капкан захлопнулся, и Джостен сам не заметил, как добровольно поддался и оказался в ловушке.

Эндрю.

      Что двигало Эндрю — он не знал. Внезапная встреча загадочного соседа в парке словно оживила его. Очередной плохой день развалился на части, как только он понял — Нил такой же. Он сможет его понять, не помочь, но точно разделить все то, что засело в груди. Нил казался интересным и опасным, но это только подталкивало Эндрю к тому, чтобы ворваться с вопросами к соседям. Он всегда был склонным к саморазрушению.       Такого рвения и интереса он не ощущал слишком давно. Он будто обернулся подростком, которому не терпится окунуться в неизведанное и запрещенное нечто. Эндрю ловит себя у двери соседа, как в то самое воскресенье, когда пришел за кошкой. Уже тогда Миньярд понял, что рядом с мальчишкой он теряет того сломанного ребёнка, что сидит где-то глубоко внутри. Его замерший мозг тут же проснулся, цепляясь за парнишку, словно за спасательный круг. Эндрю не знал, что его так сильно зацепило, и ему хотелось разобраться.       Нил открывает дверь и всё встаёт на места. Его напуганные глаза словно красный флаг для быка, Эндрю проскакивает в квартиру даже быстрее, чем Нил осознаёт, что происходит.       — А ты забавный, — и Эндрю улыбается. Слишком искреннее, так, как умел когда-то давно.       Нил сидит напротив, похожий на зверька в ловушке. Его плечи напряжены, брови нахмурены, а в глазах ярким пламенем разгорается желание сбежать. Эндрю никогда не чувствовал себя настолько свободным — он закидывает ноги на соседний стул и двигает пепельницу ещё ближе, закуривая.       — Расскажи, Нил, — чужое имя сладкой патокой раскатывается по языку, Эндрю смакует и не может убрать улыбку с лица. — От кого ты бежишь? Почему в любой момент готов рвануть с места и убраться подальше?       Эндрю ловит каждое движение мышц на лице парня, наслаждается, впитывает как губка. Его разрывает на части от нетерпения, он знает, что Нил не расскажет ему даже крупицы правды, но Эндрю никогда не умел выстраивать отношения как нормальный человек.       — Мэтт говорил, что ты неразговорчивый, — вдруг выдыхает Нил. Кажется, он принял правила игры и готов дать отпор. Эндрю убирает ноги со стула и садится поудобнее. Шоу начинается. — С чего такой интерес?       — Хуевый из тебя слушатель, Нил, — Миньярд выдыхает дым, который повисает между ними словно стена. Это даёт мгновение, за которое они оба успевают собраться. — Я уже объяснял.       — Ничего ты не объяснял, Эндрю, — Нил передразнивает его манеру, когда зовёт по имени, и Эндрю кажется, что он сошёл с ума. По телу бегут мурашки от одного только тона. — Ты ворвался, обозвал меня интересным, словно я игрушка на прилавке, а теперь куришь на моей кухне и ждёшь веселой байки про мою жизнь. Это не очень похоже на объяснения.       Эндрю сглатывает — Нил смотрит на него с прищуром и пытается скрыть сбитое дыхание, но Эндрю не может оторвать взгляд. Он тянет с ответом, затягивается напоследок и тушит сигарету о бортик пепельницы. Господи, Эндрю грёбанный придурок.       — Хорошо, — Эндрю примирительно поднимает ладони вверх, обезоруженный внезапным напором парня и внутренне ликуя. — Давай начнём сначала. Что случилось в парке?       — Какое тебе дело?       Нил откидывается на спинку, складывая руки на груди. Между ними летают искры, готовые вот-вот рвануть и сжечь всё вокруг. Они оба чувствуют, как воздух тяжелеет, но стараются дышать ровно.       — Эй, я не пытаюсь выведать твои тайны, ладно? — Эндрю продолжает улыбаться, выдавая свою ложь. Не пытайся обмануть лжеца, говорила ему Рене, каждый раз, когда видела его выдавленную улыбку. Нил знает, что Эндрю врёт, но кивает, позволяя продолжить. Пыль в глаза, не более. — Знаешь ли, не каждый раз мне приходится останавливать панические атаки моих соседей. Я просто пришёл убедиться, что ты в порядке.       — Я в порядке, как видишь, — Нил убирает пепельницу, как только замечет в руках Эндрю пачку сигарет. — Так что можешь уходить, сосед.       Его приторная ухмылка срывает последние рычаги. Эндрю порывается вперёд и Нил реагирует моментально, закрывая себя руками в попытке защититься от удара. Их лица непозволительно близко — Нил роняет рваный вздох, осторожно опуская руки, чтобы видеть Эндрю.       — Можешь врать кому угодно, Нил, — Миньярд шепчет, обжигая чужую кожу своим дыханием. — Но не пытайся обмануть того, перед кем твоя маска треснула.       Эндрю садится на место, и Нил немного расслабляется, опуская наконец руки.       — Чайник хотя бы поставишь? — Эндрю усмехается, когда Нил поднимает на него озлобленный взгляд.       — Да пошёл ты.

Нил.

      Чайник громко щёлкает, разбивая мирную тишину кухни. Нил поднимается, краем глаза продолжая наблюдать за Эндрю. Этот парень пугал Джостена до холодных мурашек по коже. Невероятный, непредсказуемый и — Нил убедился в этом — сумасшедший. Нил бросает в кружку пакетик чая, заливает водой и пытается сконцентрироваться на дыхании. Привычные движения, доведённые до автоматизма, успокаивали, заземляли, словно всё было действительно в порядке. Словно на кухне Нила не сидел его сосед, которого ещё утром Джостен собирался избегать.       — Сахара побольше, — мычит Эндрю из-за спины. Он вдруг оказывается так близко, что Нил вздрагивает. Голова Эндрю нависает над плечом Нила, и Джостен замечает, что парню пришлось приподняться на носках, чтобы заглянуть через плечо. — Расслабься, Нил. Я пришёл поговорить, а не драться.       Они не соприкасаются даже миллиметром кожи, но слишком явно ощущают близость друг друга. От Эндрю пахнет сигаретами, холодом и чем-то таким сладким, от чего сводит зубы. Нил никогда не любил сладкое — не было времени распробовать и полюбить. Что-то внутри щёлкнуло, и Джостен ловит себя на мысли, что ему интересно так же, как и Эндрю. Опасность, которой несло от Эндрю в их первую встречу, затихает. Нилу так чертовски хочется разложить Эндрю по кусочкам, рассмотреть каждый осколок, который застрял в его груди, и распробовать каждую его ноту.       Эндрю, очевидно, не так прост, как пытается показаться. Он меняет маски ещё искуснее, чем это делает Нил, но его истинное лицо прячется не настолько глубоко, чтобы привыкший защищаться Джостен не смог его разглядеть. Ему просто нужно чуть больше времени.       — Что именно ты хочешь знать? — Нил сдаётся, передавая незваному гостю горячую кружку. Эндрю перехватывает её так ловко, что они не успевают даже задеть пальцы друг друга.       — Всё, что ты посчитаешь нужным, — Эндрю делает глоток, облизывает губы и даже не морщится от сладости и жара. — Всё, что позволишь узнать.       — А в чём выгода для меня? — Нил внимательно наблюдает: плечи Эндрю опускаются, он крепко держит кружку в руках, прикрыв глаза и позволяя лёгкой улыбке отражением лечь на губы.       — А ты умный парень, Нил. Взамен я дам тебе тоже самое. Правда за правду, вроде честно, разве нет?       Нил не может перестать смотреть. Было в Эндрю что-то такое, что притягивало и отталкивало одновременно. Он держался ровно, слишком спокойно и тихо, но эта тишина разрушала, поглощала, заставляла подчиняться. Нила разрывало на части — он не мог позволить себе вот так легко выложить все карты на стол, понимая, что каждое слово могло обернуться против него. Он все ещё не знал истинных мотивов Эндрю. Вдруг он такой же незнакомый призрак прошлого, как все те, кто появлялся на пороге квартир, по которым они прятались с матерью?       Сквозь страхи Нил слышал тихий голос маленького ребёнка внутри себя. Вторая часть его Я отчаянно хотела скинуть с себя все доспехи, раскрыться и разрыдаться, хотя бы попытаться найти толику той поддержки и понимания, о которой Нил только мог мечтать. Эндрю не решит его проблемы, но… Может ли Нилу стать легче?       — Хорошо, — Нил перехватывает кружку двумя руками, полностью копируя движение Эндрю.       Нил начинает расплывчато — не вдаваясь в подробности «бизнеса» своего отца, не раскрывает всех деталей их с матерью путешествий, умалчивает про десяток шрамов, которые прячутся под одеждой, и выдавливает из себя подобие правды, которое более-менее похоже на историю мальчика-подростка, который не получил родительской любви.       Эндрю слушает внимательно, молчит и даже не пытается закурить, чтобы не отвлекаться на попытки Нила отобрать у него пепельницу. Он тихо хлюпает своим чаем, не отрывая взгляда от рук Джостена, как будто слушает о погоде или какой-то чепухе, о которой соседи могут трепаться на кухне вечером за кружкой чая.       — Какая-то ерунда, — выдает Эндрю после небольшой паузы. Нил смотрит на него, приподняв брови, и их взгляды встречаются. Маска на лице Джостена даёт ещё одну трещину, и он готов поклясться, что они оба слышали этот треск. — Нил, что ты пытаешься скрыть? Думаешь, я поверю, что твоя мать сбежала от отца с тобой на руках только потому, что они пару раз поругались? Ты упустил несколько важных деталей, не так ли?       — Я не обязан вываливать тебе всю свою подноготную, — Нил всё ещё выглядит потерянным, когда понимает, что перехитрить Эндрю сложнее, чем кажется. Он пытается выглядеть увереннее, но Миньярд давит на него своим прямым взглядом. — Я все ещё ничего не знаю о тебе. Это не честно, не требуй от меня большего, чем даёшь сам.       — Ладно, — Эндрю отставляет пустую кружку, складывая руки на столе. — Тогда последую твоему примеру. Вот тебе моя история: родителей у меня нет, и никогда не было. Год я провёл в больнице, ещё год в колонии, потом меня отыскали те, с кем я живу сейчас. Понимаешь, насколько это ничтожная история, Нил? Ты узнал что-то новое, но этого недостаточно. Ты все ещё ничего про меня не знаешь, думаешь, я для этого пришёл?       У Нила в голове действительно крутится тысяча вопросов, которые он хочет задать, но понимает, что противоречит самому себе. Эндрю рассказал ему ровно столько, сколько рассказал сам Нил. Они в одинаковом положении, и Джостен теряется.       — Я вообще не знаю, зачем ты пришёл, — и это самое искреннее, что Нил говорил за последние пару лет.       — Научись слушать, Нил, — Эндрю поднимается со стула, явно разочарованный. — Легче жить будет.       Эндрю бредёт к двери из квартиры, и внутри Джостена загорается лампочка осознания. Эндрю пришёл не залечить его раны, не выслушать его слезливую историю и пожалеть. Эндрю пришёл, чтобы залечить собственные раны, потому что почувствовал тоже самое, что ощутил Нил — каплю понимания в чужих глазах. Они оба сломанные, отвергнутые дети, которых выплюнули в мир, где никто никогда не сможет их понять. Нил показался Эндрю интересным только потому, что он выглядел таким же, как сам Эндрю.       Ещё в первую их встречу, Эндрю проверял его. Пытался зацепить, пытался получить ту реакцию, которую выдал бы сам, если бы незнакомец ворвался к нему в утро воскресенья. И сейчас Эндрю пришёл не для того, чтобы прижать Нила к стенке. Он просто пытался понять, не ошибся ли. Действительно ли Нил тот, кто сможет разделить с ним то сумасшествие, что поселилось в голове.       — Стой, — Нил подрывается с места, когда Эндрю обувается.       Вплоть до этой секунды Нил не осознавал, насколько ему нужен человек, способный выслушать его историю без жалости и осуждения. Его страхи настолько захватили разум, что инстинкты взяли верх. Спрятаться, убежать, солгать. Сделать что угодно, чтобы никто не увидел ту боль, которая засела в груди.       Нил наконец понял. Эндрю тоже страшно. Нил стал тем, кто вновь его оттолкнул.       Эндрю качает головой и открывает дверь, делая шаг. Он застревает в проеме лишь на секунду, усмехаясь.       — Долго же ты думаешь, — они сталкиваются взглядом, и дышать становится чуть легче, чем секунду назад. — Заходи, когда придумаешь историю поинтереснее.       Дверь хлопает, и Нил понимает, что улыбается. Он полный идиот.