Спаси меня

      Всем привет! Меня зовут Вики Уокер.       Я не скажу точно, когда моя жизнь стала похожа на ад. Но это определённо верное сравнение.       Но обо всём по порядку…       Я росла обычной милой девочкой. Отец, мать, я и младший брат.       Джеймс Уокер — мой дорогой папочка, защищающий меня от монстров под моей кроватью, умеющий растолковать умыслы моих обидчиков из детского сада. Всегда собран, в меру терпелив, серьёзен, когда следует отчитать нас с братиком, но довольно-таки добрый и весёлый мужчина. Он работал в одном институте на факультете Культуры и Искусства, куда в свою очередь хотела поступить и я.       Ребекка Уокер — моя любимая мамочка. Красивая и безобидная. Помню её нежность и вкусные кексы, которыми она закармливала нас с отцом. Её находчивость в, как мне на тот момент казалось, невыполнимых задачах поражает меня до сих пор. Она рассудительна и очень умна. Работала учителем. Обучала таких же детей, какой была и я в тот период.       Родители рассказывали нам, что познакомились на одном семинаре, где сразу же влюбились друг в друга. Это любовь с первого взгляда, которая спустя годы только крепла. И спустя пять лет совместной жизни у них появилась я. Ещё через три года — братик Адиил. Мы были счастливы вчетвером. Много времени проводили все вместе, играли и путешествовали, как только предоставлялась такая возможность.       Помню точно, что каждое воскресенье мы ходили в парк, расположенный неподалёку от нашего дома. Папа всегда вставал раньше положенного, чтобы подготовить всё для пикника. Тёплый мягкий плед, служащий подстилкой. Обязательно корзина, в которую мама складывала сэндвичи, фрукты и сок. Ну и на закуску — машинки братика и мой блокнот, в котором я делала эскизы.       Хотя в тот период это были лишь детские каракули, но родители, не переставая, твердили мне, что с моим старанием всегда и везде, где бы то ни было, что-то заприметить и изобразить, я смогу достичь хороших успехов в сфере искусства. И да, я была наивным ребёнком. И да, я верила в их слова. Ведь кто не хотел бы заниматься тем, что ему действительно по душе? Я вот мечтала и жила с мыслями, что когда подрасту, родители отдадут меня в художественную школу, затем институт Культуры и Искусства, где я бы продолжила заниматься творчеством.       Так вот, возвращаясь к нашему семейному времяпровождению… К тому времени, как сборы на пикник заканчивались, просыпались мы с Ади. Ну как просыпались… Мой вечно включённый электронный будильник звенел в установленное время. Закончив с утренними делами в общей ванной комнате, уже одетая, я отправлялась в комнату к братику, который, как всегда мило и так по-ангельски спал. Как бы не хотелось дать ему время поспать ещё, я аккуратно и нежно будила его. А когда, просыпаясь, он начинал плакать, я тут же брала его на руки, и мы вместе спускались в гостиную, где нас ожидали родители. Мама забирала брата у меня из рук, я попадала в объятия папы, и, собравшись, все вместе мы отправлялись в парк Лейкфронт.       Плед, расстеленный на зелёной траве, корзина, опустошённая мамой, которая тут же принялась раскладывать принесённую еду. Конечно же, я помогала ей, пока папа вместе с Ади отправлялись на набережную, которая располагалась напротив нас, чтобы взглянуть на уток и прикормить их. Я же изредка бросала взгляд в сторону восходящего солнца. Приготовив всё, мы располагались на пледе и наслаждались забавными и очень интересными историями, которые чаще всего рассказывал именно папа. Наевшись, мы отправлялись собирать такие редкие цветочки, что просачивались сквозь газон, а родители, находясь в объятиях друг друга, просто наблюдали за нами. Хотя я точно помню и могу с уверенностью сказать, что они ещё и целовались, а мама искренне и так счастливо смеялась над словами, которые ей говорил папа на ухо. Я наблюдала за братиком. Маленький, но достаточно смышлёный и вполне осознанный в своих действиях. Сорвал одуванчик и, радостно восхищаясь своей находке, побежал ко мне. А я, улыбнувшись, подхватила его на руки и закружила вокруг себя.       Идеально! Что же может пойти не так, когда в дождливую погоду на недопустимой для черты города скорости в наш седан серого цвета врезается грузовик?! Это, наверное, чудо, — скажут другие. Что трёхлетний ребёнок выжил в страшной аварии?       Да, безусловно! То, что Ади остался жив при таких обстоятельствах — редкость. Но что делать теперь мне? Наши родители погибли, скорее всего, в страшных муках, но очень быстро. Потому как то, что от них осталось… не предполагает долгую смерть.       И вот я, ребёнок, у которого пьяный водитель, который, к слову, почти не пострадал, так как он лишь ударил автомобиль родителей в бок, а сам отлетел в ближайший столб, забрал самое дорогое. Стоя на кладбище в странно-солнечную погоду, которой было не место в этот день здесь, я лишь сжимала в своей ладошке маленькую ручку братика. Он не понимает. Нет. Он ещё слишком мал для всего этого. Хотя мне бы тоже стоило не задумываться о том, как родителей доставали из под того грузовика, как их безжизненные тела погружали в чёрные мешки и как потом их гримировал танатопрактик. Нам вообще не следовало здесь появляться, но я не могла не проститься. Не могла не взглянуть на них последний раз. Прощание было проведено, и люди, пришедшие за этим же, стали расходиться. Меня за левое плечо, а брата за правое приобняли. Бабушка Мисселина. Да, после смерти родителей мы оказались в руках матери отца, доброй женщины преклонного возраста. Она взяла над нами опекунство, ведь помимо неё у нас больше никого не оказалось. Или же мы были просто никому не нужны.       Осознание смерти моих близких давалось мне тяжело. Не хватало крепких объятий отца и чарующего голоса матери. В свои шесть лет я стала подавленной и слишком замкнутой. Я пыталась отгородиться от внешнего мира и жить в своём, где было бы уютно вместе с родителями. И пускай только в моих мыслях мои воспоминания свежи и тяжки одновременно. Я часто засиживалась на подоконнике в гостиной, из окна которого был виден парк. Парк Лейкфронт, где мы провели последнее счастливое воскресенье. Если точнее — воскресное утро. Обычно, сидя у окна, я открывала свой уже альбом, который был подарен мне бабушкой, и начинала погружаться в воспоминания. Пыталась вспомнить и детально передать мимику и эмоции родных, которые ещё ярко воспроизводила моя детская память.       Хоть Мисселина и дарила нам свою любовь и заботу, которую только могла, но это было не то. Не любовь матери, не внимание отца. Хотя за малыша Ади я была искренне рада. Он на фоне шока позабыл об аварии. Быть может, это объяснялось его малым возрастом. Он редко вспоминал родителей и прекрасно адаптировался, живя с бабушкой. Я не могла винить его за это. Мне следовало бы поступить также, забыть и стараться жить дальше. Но… как-то не получалось. Ади взрослел, но в то же время не терял то чувство детства, которое ушло из меня, как только я узнала об их кончине.       Учась в школе, я не заводила себе друзей, всё своё свободное время проводя за книгами. Хотела достойно окончить школу. Так сказать, чтобы родители были горды мной. Когда же книги надоедали, я прерывалась на своё так и не брошенное хобби — рисование. У меня удивительно хорошо стали выходить портреты. Сначала я могла долго наблюдать за человеком, подмечая все его достоинства и несовершенства лица, шеи и рук. А уже дома, сидя на излюбленном подоконнике, я воспроизводила то, что хранила моя память. Вначале глаза и ресницы. Следом шла линия носа, за ней ноздри, переходящие в губы. Брови, выражающие радость, злость, скорбь. Люди отличались, а я так и осталась грустным, в какой-то степени застенчивым и живущем в своём мире подростком.       Взрослея, мы с Мисселиной всё чаще строили планы, куда можно было бы поступить на бюджетной основе. И сразу после школы мне хотелось устроиться на работу и помогать ей финансово. Ведь её пенсии, которую она распределяла на нас троих, хватало с большим трудом. Мы не голодали. Нет! Но чего-то стоящего позволить себе не могли. Я отказывалась от сладостей и покупки новых вещей, дабы сохранить деньги или же накормить брата с бабушкой. Пыталась заработать деньги, помогая одноклассникам с теоретическими конспектами и всякого рода практиками. Иногда даже бралась за репетиторство.       И вот был один парень, вернее просто одноклассник, который вечно напрашивался ко мне в гости, прося помощи с иностранным языком, но я то знала, что он не дурак. Знала, что он, как и я, хорошо разбирается практически в каждом предмете. Поэтому я отказывалась. Ссылаясь на занятость другими школьниками. Он расстраивался, но всегда говорил, что деньгами бы не обидел и заплатил бы за все старания и труды, которые я бы на него потратила. Улыбаясь ему в лицо и всё также мило отказываясь, дома я ревела в подушку. Я стыдилась своего положения, стыдилась, что парень, который понравился мне ещё в шестом классе, хочет помочь. А кому он хочет помочь? Сиротке, которая осталась на попечении старухи? Оборванке, которая не может позволить себе какие-то модные и суперновые вещи? Да… Я слышала в свой адрес и похлеще. Поэтому искренне не понимала, что он, не обременённый проблемами мальчишка, хочет от такой недружелюбной изгойки, как я. И я старалась не думать об этом. Просто отказывала ему, и в его помощи. И продолжала учиться и выживать.       Репетиторство, порой помощь брату с проблемными предметами, также иногда готовка ужина для нас троих. Я пыталась делать всё, чтобы облегчить жизнь Мисселине. И видя это, бабушка всегда твердила мне, что у меня доброе сердце. И к такому светлому человеку обязательно будет благосклонна судьба.       И я верила ей! Верила, что поступлю в Художественный институт, найду престижную работу, которая будет приносить мне удовольствие и деньги, которыми я смогу помочь моим близким. Я слушала её и представляла, что у меня всё получится. Я стану знаменитым художником, которого будут уважать и ценить. Смогу позволить себе всё, от чего отказываюсь сейчас. Иными словами, наверстаю упущенное. А позже я найду себе достойного мужа, который будет меня оберегать, ценить и любить.       Но не всем планам суждено сбыться. А моё, казалось бы светлое, будущее стремительно утекло в другое русло, так и не успев начаться. Мисселина отошла в мир иной во сне. Не попрощавшись с нами. И не сказав, как же жить дальше. Без неё.       Мне было пятнадцать, а брату только исполнилось тринадцать, когда нас забрали в приют. Мы отличались от других детей, так как не были брошены в малом возрасте под его дверьми. Мы залюбленные своей родственницей дети. Познавшие хоть и не полное, но семейное счастье. Может, поэтому нас невзлюбили?       Мой брат, Ади, был невысокого роста и худого телосложения. Волосы ярко-рыжего цвета, всё лицо усыпано веснушками. Он походил на отца. За исключением глаз, что достались нам от мамы — тускло-зелёные. Я же внешностью пошла в неё. Длинные, чуть волнистые волосы тёмно-русого цвета. Стройная, хотя… скорее тощая и высокая для своего возраста.       В первый же вечер нашего пребывания в приюте Ади нарвался на местных ребят, которые хотели показать ему, кто здесь главный. Мой брат никогда не отличался сдержанностью или покладистым характером. Как единственный мужчина в доме, он всячески пытался защищать нас с Мисселиной и отстоять своё мнение перед другими. Но, к сожалению, в этот раз обидчики оказались сильнее, безжалостнее. Да и брали они количеством. Как итог, Ади сильно избили. Его поместили в больничное крыло, где он провёл следующие пару дней.       Всё это время я не могла найти себе места. Винила себя, что не смогла защитить братика. Оказалась рядом с ним слишком поздно, когда обидчики уже успели разбежаться кто-куда. Но тогда меня это не остановило. Отведя брата в палату, я направилась прямиком к директору приюта. Но там меня ждал вначале ступор, а затем разочарование. Ведь он чуть ли не прямым текстом сказал мне, что разбираться с подростковыми делами не будет. И настойчиво посоветовал не лезть и мне. До сих пор помню его слова: «Не убили — вот и чудненько». Подавив желание расплакаться, стоя перед ним, я выбежала из кабинета и побрела в свою комнату. Привыкшая всё держать под контролем, я снова не могла гарантировать спокойную жизнь и безопасность близкому. Я чувствовала себя разбитой. Понимала, что нужно приспособиться к новой жизни в стенах приюта, а не быть, словно слепые котята, наивными и слабыми, так как здесь выживают сильнейшие. Но в этом и была проблема. Если Ади всегда геройствовал и пытался защищаться, то я относилась ко всему с опаской и обходила проблемы стороной. Мне оставалось отучиться пару лет и поступить в институт, где я начну взрослую жизнь. Да, моё детство закончилось, когда я поняла, что мы с Ади одни друг у друга. А я, как старшая, должна позаботиться о нём.       Через пару недель после нашего переезда в приют я познакомилась с парнем по имени Агарес. Он заприметил новое лицо сразу же, как только я появилась на горизонте. Оказалось, что парень был выходцем из этого самого приюта восьмью годами ранее. Но что-то до сих пор заставляло его появляться тут довольно-таки часто. Пару раз я даже видела его в компании директора нашего приюта.       — Вау, какая милашка! — прозвучало со стороны двора, когда я выходила из учебного корпуса, направляясь к себе в комнату, которая располагалась в другом здании, жилом. — Ничего себе! — присвистнул Агарес, стоя с группой ребят в стороне. Не получив ответа на свои реплики, он бросился вслед за мной. — Как тебя зовут, малышка? — спросил он, поравнявшись со мной, и улыбнулся, казалось бы, самой обворожительной улыбкой.       — Вики, — тихо проговорила я. Решив перестать опасаться людей, мне захотелось завести с ним знакомство и довериться ему.       — Красивое имя, малышка Вики. Откуда к нам пожаловала…       Агарес предложил провести меня до комнаты, в то время как я отвечала на его рядовые вопросы: как попала сюда с братом, сколько уже живём в приюте. Наш разговор проходил легко и беззлобно.       — Вики, как ты смотришь на то, чтобы завтра пойти погулять со мной? Я мог бы отвезти тебя в кафе или сводить в кино. О комендантском часе и запретах директора можешь не переживать, я всё улажу, — предложил он, как-то скалясь, чем немного смутил меня.       Я была удивлена. Так уверенно говорить о том, что директор Кроули спокойно может отпустить несовершеннолетнего ребёнка со взрослым парнем в кино? Я отрицательно мотнула головой, не соглашаясь на его предложение. Нет. Я совру, сказав, что мне не понравился Агарес. Он был достаточно привлекательным парнем. Но вот возраст его смущал. Восемь лет, при том, что он выглядел гораздо старше своих лет. Он был хорошего телосложения, что свидетельствовало о физических нагрузках, которым он отдавал предпочтение. Ростом на десяток другой выше меня. Шатен с вьющимися волосами, которые закрывали уши и лоб. В дополнение его карие глаза и пухлые губы с несменной обворожительной улыбкой. Чувствуя свою неотразимость, Агарес вёл себя нагло и нахально.       А я, не имея должного опыта с парнями и жизни в целом, считала, что если ты отказываешь человеку, то он с понимаем относится к твоему выбору. Так я думала и об Агаресе. Он стал приезжать чаще обычного. Появлялся после уроков и в столовой, чтобы проводить меня на занятия и до комнаты. В это время мы много разговаривали, он старался узнать обо мне как можно больше, хотя мне и рассказывать было нечего. Правда, на мои вопросы он так резво не отвечал, чаще всего переводя тему или отмалчиваясь. Агарес показывал себя милым и заботливым, не обделял меня своим вниманием. Старался подкупать подарками: цветы, сладости, мягкие игрушки. Позже я поняла, что это такая тактика по завоеванию интересующей его девушки. Но я не отвечала на его ухаживания должным образом. Скорее я побаивалась напора парня и всё больше сторонилась его компании. Я была неприступной крепостью для него. Обычно холодна в разговорах, а на его ухаживания только мило улыбалась в ответ, не позволяя себе лишнего. Оно и понятно — мне всего лишь пятнадцать лет. Никогда и никого у меня не было. А моя первая влюблённость осталась в прежней школе, в которую я ходила до смерти Мисселины и переезда в приют.       В один из будничных вечеров я возвращалась в комнату с дежурства в классном кабинете, которое по графику досталось мне. Время перевалило за семь вечера. Классы остались пусты, как и коридоры. Агарес поджидал меня у библиотеки, которая находилась в конце учебного корпуса. С ним было ещё трое парней. Проходя мимо, я мельком взглянула на парня и улыбнулась ему.       Уже оставляя эту компанию позади, я в одно мгновение почувствовала грубую хватку на своём плече. Второй рукой кто-то зажал мне рот и начал затягивать в пустующий кабинет. Я увидела дружков Агареса, которые уложили меня на стол, силой удерживая мои ноги и руки. Агарес навис сверху меня так, что стало тяжело дышать. Животный страх охватил всё моё тело. Находясь словно в прострации, я понимала, что он собирается сделать, но всё равно, мысленно говоря с ним одними глазами, полными слёз, умоляла этого не совершать. Тёмные глаза Агареса горели только похотью, где не было места состраданию и разумным мыслям. Одним резким движением он разорвал мою блузку, открывая вид на моё дрожащее тело. Пуговицы посыпались на пол, а следом полетел бюстгальтер, который он сорвал. Спешно за ним последовала моя юбка, которую он просто задрал повыше. Своей огромной рукой он дотронулся до моей промежности, отчего я вздрогнула, раскрывая глаза шире.       — Хм… малышка, ты меня расстраиваешь…       Не совсем понимала, о чём он говорит, ведь в голове я отчётливо громко слышала быстрое биение собственного сердца. Он стягивает с меня трусы и деловито, медленно вынимает свой ремень. Начинает расстёгивать свою ширинку. От осознания, что он всё-таки собирается меня изнасиловать, я стала сопротивляться, пытаться кричать в руку держащего. Но всё было тщетно. Мне становилось противно от самой себя, что сейчас это происходит. Агарес больше не казался мне милым и привлекательным. Я увидела в нём монстра, который желает удовлетворить свои животные потребности с ещё пока ребёнком. Пара секунд. Он приспускает штаны с трусами. Проводит по своему члену взад-вперёд и приставляет его к моей промежности. Я всеми силами пыталась сомкнуть ноги. Старалась абстрагироваться и не слышать тихие смешки этих ублюдков, что поддерживали Агареса и насильно держали меня.       — Не хотела по-хорошему, будет по-плохому, малышка, — прикрикнул он, больно схватив меня за волосы и пытаясь словить мой взгляд на себе.       Одно мгновение и резким грубым толчком Агарес проникает в меня. Я перестаю дышать от такого вторжения в мой «внутренний мир». А резкая, ни с чем не сравнимая боль начинает ощущаться во всём теле. Но больше ничего не происходит. Кажется, всё закончилось. Так тихо, спокойно… Я приоткрываю свои с силой зажмуренные глаза и сразу же натыкаюсь на довольный оскал Агареса. И сразу же он толкается в меня вновь, принося новую порцию острой боли. На минуту я подумала, что он вгоняет в меня нож. Всё горело, а живот скрутило от такой внезапной разрывающей боли. А он, кажется, только наслаждался этим. Лапал моё тело, хватал грудь и больно сдавливал её. Тянул за соски, которые со временем я перестала чувствовать. Он оставлял на шее и ключицах болезненные укусы, на месте которых оставались засосы с кровоподтёками. Не скажу точно в какой момент, но он схватил меня за горло и начал душить. Мне и так не хватало воздуха, а тут ещё и его прихвостень стал зажимать мой нос. От недостатка кислорода мне показалось, что я теряю связь с реальностью. Хотя вот я чувствую, что что-то тёплое стекает по бёдрам, и уже каплями на пол летит моя кровь. Видимо, он разорвал меня. Насильник тем временем тянется к моим губам, чтобы поцеловать, но я отворачиваюсь, не смея смотреть на этого мерзкого урода. Его сердит моё непослушание, и он, размахнувшись хлёстко бьёт меня по щеке. Голова идёт кругом, а в ушах тем временем звон. Я немного теряюсь от такого удара, но отдалённо слышу:       — Ещё раз! — по всей видимости, рычит он.       И снова, наклонившись ко мне, тянется за поцелуем. Но, не дожидаясь ответной реакции, он хватает меня под горло и с силой сжимает мои скулы, заставляя взглянуть на него. А потом с остервенением припадает к моим губам, начиная кусать и их, а потом слизывать выступившую кровь. Истязания над моим телом не прекращаются. Я не понимала, сколько времени прошло, но слёз больше не было. А предыдущие дорожки успели высохнуть. Кажется, я смирилась с этим… Перестала бороться и просто приняла свою участь. Наконец-то с громким рыком Агарес изливается в меня, замерев на мгновение.       — На этом пока всё, малышка. Теперь ты моя, — натягивая брюки, сказал Агарес. — Советую во всём слушаться меня и вести себя подобающе и тогда тебя никто не тронет, — он оглядел троих ребят, которые пялились на меня, обнажённую, с нескрываемым интересом, и усмехнулся своим мыслям. Я судорожно кивнула и мысленно поблагодарила его, что не отдал меня своим дружкам.       Всё тело жутко болело. Голова раскалывалась и ещё жутко хотелось спать. Но только после того, как все четверо удалились из кабинета, я еле-еле перекатилась на бок, а затем упала с парты на пол. Тяжело выдохнув, я дрожащими руками подняла тряпки, которые ранее являлись моей одеждой, накинула на себя и побрела в комнату. Придя к себе, я рухнула на постель и тихо заплакала в подушку. К физической боли добавилась моральная, которая угнетала меня пуще всего остального. Я искренне не понимала, за что заслужила такое. Почему на плечи подростка легла такая ноша. Это секс-рабство? Кажется, что да. А что с этим делать? Смириться… Может, начать бороться? Но мне дали понять, что лучше согласиться на это по доброй воле. Пожаловаться я тоже не могла. Директор, если и не знает, чем помышляет его выпускник, вряд ли встанет на мою защиту. Оставалось только покориться ему и с горечью ожидать новых встреч.       За размышлениями о своей нелёгкой судьбе я не заметила, как ко мне на кровать подсела моя соседка Глория. Кажется, она поняла по моему виду, что произошло, поэтому не стала расспрашивать о случившемся.       — Дура! Зачем же так реветь? Ты теперь под защитой Агареса, ясно же! Тебя никто не посмеет обидеть. Забыла, как на тебя посматривает Астр со своей компанией? — я перевернулась на спину и обратила свой заплаканный взгляд на соседку. — То-то же. Так что пусть лучше один Агарес, чем кучка мелких придурков. Ты лучше о последствиях так переживай, — возмущаясь, проговорила она и встала с моей кровати.       И ведь правда, я слышала о предохранении от нежелательной беременности и передаваемых болезнях, но я не думала, что эти знания пригодятся мне так скоро. Гло, понимая мою растерянность, отыскала в собственной сумочке свои таблетки. В этих делах она была более опытна. Обгоняя меня по возрасту на полгода, она вела себя более раскрепощённо и равнодушно к происходящему в стенах приюта.       — Вики, не велика потеря. Девственность, — задумчиво протянула Гло. — Пф, — её равнодушию в этом плане я могла только завидовать. Она так беззаботно болтала об этом, может потому, что её первый половой акт не был насильственным? — Все девушки через это проходят, — озвучила она, протягивая мне таблетку и стакан с водой.       Как и обмолвился в тот вечер Агарес, меня никто не трогал, как и моего брата. Теперь мы были под защитой моего насильника, которого боялся почти весь приют. Как-то раз Глория рассказала, что Агарес, живя в приюте, не поладил с одним мальчишкой. Они долго выясняли отношения драками, но однажды этого мальчишку нашли мёртвым. Четыре ножевых ранения — зарезали… Виновного так и не нашли, но каждый решил связать это убийство с другим мальчишкой, коим был в то время Агарес. После этого случая все сторонились его и ввязываться в конфликты не спешили.       Парень каждую неделю приезжал в приют, всегда захаживая напоследок ко мне. Он не привозил больше ни угощений, ни подарков. Он снял свою маску и обнажил самого себя, безразличного ко всему человека. В его глазах была пустота и холод, а улыбка всё больше походила на оскал зверя. Ему не нужны были притворства. Теперь он получал меня без борьбы. С моего молчаливого согласия.       — Вышла, — в который раз заходя в нашу комнату, бросил он Гло. Та цокнула, но под его грозным взглядом стушевалась и выбежала за дверь. Улыбка, которая была обращена соседке, тут же растворилась, а на её смену пришла плохо скрываемая тоска и отвращение. Он, толком не обращая на меня внимания и не теряя времени на разговоры и прелюдии, прошёл ко мне, по пути расстёгивая брюки, стаскивая футболку и отбрасывая её в сторону, и начал свои терзания.       Я стала переносить это смиренно, тихо, с плотно закрытыми глазами. Секс мне не приносил удовольствие. Не знаю, если бы он был более нежен и ласков, может, я бы и чувствовала что-то к нему. Возбудилась бы… Но реальность разочаровывает. В один приход он принёс с собой тюбик лубриканта, чему я была несказанно рада, ведь так я хотя бы не слишком болезненно переносила это насилие.       Так и прошли два года. Два года, в размеренном темпе которого было насилие Агареса, учёба и снова его насилие. Да, я по-прежнему считала себя жертвой. Ведь я не давала ему согласия на это соитие, не разрешала себя трогать. Я всё ещё боялась за жизнь брата. Ведь если я пойду наперекор Агаресу, он может что-то сделать с ним. За эти два года моя жизнь превратилась в ещё более серую и унылую.       Но я продолжала посвящать всю себя искусству, особенно в моменты, когда чувствовала себя максимально убитой и использованной. На смену акрилу, который служил основой моим портретам, пришёл простой карандаш и обычная чёрная ручка. Я больше не писала цветом. Как и из моей жизни, с холстов ушла жизнь, оставив обнажённый скелет не скрытых чувств. Мои портреты с говорящими глазами смотрели будто в душу тем, кто их рассматривал. В них я выражала всю ту боль, что мне «посчастливилось» испытать за период жизни в стенах этого приюта.       Но были и светлые деньки, которые я проводила вместе с Ади. Часто мы вместе делали уроки, и я, как и прежде, помогала ему с незнакомой и непонятой темой. Мы строили планы о переезде в другой район, подальше от этого чёртового места. Казалось бы, обычные планы и мысли. Вполне выполнимые. Но и здесь меня ожидал очередной «подарок судьбы».