We Soaked Our Hearts in the Rain

В библиотеке раздавались шаги приходящих и уходящих студентов, был слышен шелест страниц. Через большое окно в помещение проникал тусклый свет: солнце близилось к закату. Когда глаза заболели от усталости, Бен прикрыл их и потер веки пальцами, а после откинулся на стуле и устремил взгляд на вечернее небо. Пришедший сюда вскоре после полудня, Бен удивился тому, как быстро прошло время: он ведь даже не успел сделать все то, что было собирался. — Поужинаем? Его взгляд переместился с окна на Кайдел. Она сидела напротив с занесенным над листом простым карандашом, увлеченно писала, время от времени отвлекаясь на разложенные по правую руку учебники. В ответ Бен лишь слабо кивнул, снова обратив внимание к тому, что было за окном. Краем глаза заметив это, она заговорила. — Знаешь, я не настаиваю. — Все нормально, — ответил он. — Буду снаружи. Кайдел проследила за тем, как Бен сбросил вещи в сумку и направился на выход из библиотеки, перед тем сдав книги. На улице, отойдя в сторону, он закурил. Бен наблюдал за тем, как столб дыма раз за разом растворялся в воздухе то сам собой, то подхваченный потоком ветра. Несмотря на пасмурность, осень выдалась яркой. Разноцветные листья украшали деревья, срываясь с веток, кружили в воздухе и плавно опускались на твердую землю, падали прохожим под ноги. Невольно Бен задумался о Рей. В последнюю их встречу, когда они гуляли по парку, она ловила падающие листья, хотя те сами то застревали в ее капюшоне, то путались в каштановых волосах. Рей выглядела такой… беззаботной и счастливой. Ее радовали простые мелочи, которые давно перестали трогать его — сердце словно очерствело. Вышедшей из библиотеки Кайдел не составило труда найти его. Подойдя, она остановилась на расстоянии вытянутой руки. Между тем взгляд ее карих глаз упал на почти докуренную им сигарету. — Когда бросишь эту дрянь? — спросила Кайдел. Бен тяжело посмотрел на нее. — Что? — с вызовом она вскинула брови. — Ничего, — пробормотал он и, сделав последний затяг, потушил сигарету о мусорку, прежде чем выкинул. — Где хочешь поужинать? Никуда не торопясь, они двинулись к парковке. — Как обычно, — ответила Кайдел. Всю дорогу они провели в давящем молчании. Пока Бен был сосредоточен на дороге, Кайдел слушала радио, поглядывая на пейзаж за окном. На улице темнело: в преддверии зимы дни становились короче. Они быстро доехали до ресторана, что располагался в центре города. Припарковавшись, Бен вышел из машины и, обойдя, открыл дверцу для Кайдел. Он посмотрел в сторону, когда она, вылезая из салона, взялась за его ладонь, протянутую в привычном жесте. В ресторане Бен следовал за ней — за столик, который выбрала. Наугад он заказал блюдо, а после вместе с официантом терпеливо ждал, когда определится Кайдел. Она попросила принести вино, и Бен нахмурил брови, хорошо помня, чем закончился прошлый раз, когда он выпивал. Мало того что чуть не ввязался в драку, исход которой был очевиден в тот момент даже ему — они бы просто избили его, взяв количеством, — так еще не мог остановиться. Отчаянно хотел утопиться в беспамятстве, и по-прежнему эта мысль казалась привлекательной. Раз жизнь его была дерьмовой, почему бы не пустить ее на самотек? Может, после этого родители окончательно разочаруются в нем и наконец перестанут диктовать, кем быть и как жить. — Как твои дела? — по-светски спросила Кайдел. Бен мрачно ухмыльнулся, встретившись с ней взглядами и увидев в карих глазах напротив хорошо знакомое притворство. — Ответь, только честно, — сказал он. — Ты бы провела со мной день, если бы тебя не попросили об этом родители? Поначалу Кайдел оскорбленно насупилась, всем своим видом показывая: «Да как ты мог подумать?!» — но, по его выражению лица поняв, что не усомнится, как бы она ни старалась, пожала плечами. — Все еще встречаешься с той?.. — не подобрав слово, Кайдел не договорила. Любопытство ее, однако, было искренним, потому, когда Бен промолчал, она подтолкнула его ответить: — Так что? — Почему тебе это интересно? Он склонил голову набок, внимательно на нее глядя. — Просто пытаюсь понять, насколько далеко ты смог зайти, — Кайдел надменно улыбнулась. — У тебя ведь толком нет опыта… Знаешь, в том, чтобы построить что-то серьезное. Разве что только наивная, не видевшая мир девочка поведется на такого, как ты. Уголки губ Бена опустились. Под тяжестью его взгляда сама Кайдел перестала улыбаться, и в глазах ее мелькнуло понимание. — Так, значит, это правда. — С осуждением, ведь от колкого веселья ни осталось и следа, она покачала головой. — Никогда не думала, что ты из таких парней, Бен. Дурачите школьницам головы, используете их, а потом выбрасываете как ненужную игрушку. Ты… — Достаточно, Кайдел. В один голос с ним она закончила: — … мне омерзителен. — Все это только в твоей больной голове! — Бен заговорил тише и наклонился, чтобы она услышала его: — Я не виноват в том, что с тобой произошло. Я не тащил тебя туда силой. И как ты помнишь, я избил того урода почти до смерти. Что, по-твоему, мне нужно было убить его и угодить в тюрьму за то, что ты вела себя как?.. Бен резко замолчал, увидев, как болезненно и зло посмотрела Кайдел. — Прости, — пробормотал он и, суетливо встав из-за стола, потянулся в карман за бумажником. — Мне нужно идти. Возьми такси. Когда Бен положил на стол несколько купюр, Кайдел печально улыбнулась. Прежде чем он ушел, она спокойно сказала: «Я ненавижу тебя». От неожиданности Бен на мгновение замер, но не обернулся, чтобы не убеждаться — не послышалось. И без того он понимал, что Кайдел к нему испытывает. Едва ли ее можно было в этом винить. Как бы он ни пытался все исправить, становилось только хуже. Да и она не любила его, хоть долго была с ним; то ли потому, что так хотели родители, то ли потому, что думала, время подарит чувства. Правда в том, что им не стоило пересекать черту, в момент слабости и уязвимости портить дружбу. Тогда они не обожглись бы и в слепой погоне за утешением не познали бы разочарование — друг в друге и самих себе. Около общежития Бен встретился с По и Хаксом, взяв у последнего сигарету, закурил своей зажигалкой. А когда глубоко затянулся, запрокинул голову и медленно выдохнул дым, ясно ощутил, как дрожит внутри. Изо всех сил Бен пытался подавить чувство вины, которое между тем из года в год назло ему становилось все больше и больше, намереваясь однажды разом поглотить, ничего от него не оставив. — Мужик, могу взять твою машину? — спонтанно спросил Хакс и почесал в затылке. — Я сегодня в ночную. Бен кивнул и, сунув свободную от сигареты ладонь в карман, достал ключи, которые следом бросил ему в руки. — Верни к утру, — сказал он. — Мне нужно съездить домой. — Зачем? — По настороженно нахмурился. Задумчивый, Бен стряхнул пепел. — Пора расставить все точки над «i». — Черт, — расстроенно протянул По и задел Хакса локтем, чтобы тот дал ему сигарету из своей пачки. — Может, хотя бы дождешься конца учебного года? А дальше с дипломом в свободное плавание. На это Бен коротко ответил: — Надоело. Докурив, он оставил их. В общежитии Бен сразу поднялся в комнату, где, разувшись у двери, стянул куртку и повесил в шкаф. Он сел на кровать, упершись локтями в колени, склонил голову и, прижав ладони к лицу, крепко зажмурился. Но это не помогло. В тишине, которая его окружала, стало даже хуже. Поначалу была только усталость, вслед за которой вскоре пришла тревога, неизменно требующая ответы на тонны своих вопросов. От нее изнутри жгло так сильно, что каждый вдох давался с трудом и казалось, воздуха не хватает. Бен, однако, не мог найти в себе силы пошевелиться, чтобы подняться и открыть окно. В кармане несколько раз коротко завибрировал телефон. Вздохнув, Бен достал его и увидел сообщения от Рей. С минуты он просто смотрел на ее имя. И чем дольше он раздумывал, стоит ли отвечать, тем сильнее сдавливало в груди. В конце концов Бен небрежно бросил телефон на прикроватную тумбочку и лег на спину, прикрыл лицо предплечьем. Он понимал, что поступает неправильно, вот только не был уверен, а в чем именно. Оттого его изводило чувство, странное и неприятное, насмешливо шептавшее из глубин сознания, что вот-вот он оступится. Поздним утром следующего дня Бен подъехал к родительскому дому. Отца не было. В его отсутствие Лея от скуки занималась всем, что приглянется. Подперев голову рукой, Бен то опускал задумчивый взгляд на стол, за которым сидел, то поднимал на мать, что привлекала его внимание легкими беседами. Она резала овощи, готовя салат, время от времени брала в руку бокал красного вина, чтобы сделать глоток, и едва ли обращала внимание на то, что сын почти не отвечал ей. Это был обычный будний день в родительском доме — спокойный, размеренный, не предвещавший ничего как плохого, так и хорошего. По радио ненавязчиво играла классическая музыка. Впервые Бена раздражало, что все проходит именно так — без каких-либо изменений. Беспокойство в груди становилось только сильнее, казалось, оно хотело заполнить его легкие, и он уже был готов задохнуться, но не выдержал, а потому заговорил, перебив свою мать. — Я не женюсь на Кайдел. Лея поставила высокий бокал на столешницу, но не обернулась. Будто не услышав его, она убрала готовый салат в холодильник и взялась за мытье посуды. Бен пристально наблюдал за ней, пока злость с каждой проведенной в молчании минутой нарастала в нем. — Ты придешь на Рождество? — в конце концов спросила Лея. — До него еще два месяца. Я не знаю. Она кивнула, закончив с посудой, вытерла руки о полотенце. И снова на кухне стало тихо, только звучало фортепиано. — Больше ничего не скажешь мне? — Вы поссорились, и тебе кажется… — начала Лея. — Мы не ссорились. Взглянув на сына, она улыбнулась, снисходительно и мягко, словно он чего-то не понимал, а ей, как всегда, было виднее. С бокалом вина Лея села напротив Бена. Она не казалась обеспокоенной его словами. Наверное, дело было в нескольких глотках вина, которые пока что не давали переживаниям о будущем сына взять верх. — Рано или поздно тебе захочется стабильности. Свою семью. Потому что ты такой же, как твой отец, как бы ты ни хотел это признавать, — сказала Лея, на что Бен недовольно нахмурился и отклонился, скрестив руки на груди. — И с Кайдел ты будешь счастлив, даже если сейчас это кажется странным. Но вы повзрослеете и поймете… — Мне нравится другая. Лея поджала губы: она не злилась, скорее, была расстроена. — И кто она? Безмолвно Бен покачал головой, не желая что-либо рассказывать о Рей. — Вы познакомились в университете? — Какая разница? — Он не скрывал своего раздражения и искренне недоумевал. — Что это изменит? Кем бы она ни была, вы с отцом все равно не одобрите мой выбор. Но у меня чувства к ней, каких не было ни к кому. Я не смогу… — Бен резко замолчал. И в этот момент, пускай он сомневался в правдивости собственных слов, все равно твердо заключил: — Я не смогу отказаться от нее. — О чем ты говоришь? Судя по всему, ты едва знаешь… эту девушку. — Что с того? — небрежно бросил Бен. Этим он заслужил укоризненный взгляд — резкий, как удар кнута. В иной раз Бен бы даже почувствовал боль хуже той, что приходится от удара кулаком или тяжелой пощечины. Но, привыкший быть разочарованием семьи, он никак не отреагировал. Еще в детстве, получая несправедливые нарекания вместо слов поддержки, Бен понял: ему не стать идеальным сыном, как бы сильно он ни старался угодить и удивить. Родители всегда смотрели так, что было ясно: он делал недостаточно или ровно противоположное тому, что от него ожидали. Даже сейчас Бен все им испортил. Хотя долгое время родителям казалось, что все складывается идеально — именно так, как они хотели. Согласно их планам, Бен должен был закончить бакалавриат, жениться на Кайдел, пойти в юридическую школу, чтобы потратить еще долгих три года на образование, наконец влиться в дела их агентства недвижимости и завести собственных детей. Его ждали исполнение американской мечты и белый заборчик. Точно такую жизнь построили для себя Хан и Лея, однако это не помогло им стать счастливее. Годами Бен наблюдал за тем, как они обманывают не только окружающих, но и самих себя. Он не собирался становиться ими, и даже сейчас… Не потому ли ему понравилась Рей, что он понимал: родители ни за что не примут ее? — Кем бы она ни была, тебе наскучит. Юность, страсть, безрассудство, — с присущим ей высокомерием Лея рассуждала вслух, — кому это незнакомо? Встречайся, с кем захочешь. — Она махнула рукой, дав одобрение, о котором Бен не просил, а следом сказала: — Но лишь до тех пор, пока не закончишь учиться. Дальше нужно думать о будущем, а не тратить жизнь на ошибки молодости… — Мама, пойми наконец, я не хочу того, что вы с отцом придумали. Этот ваш грандиозный план моего будущего… Дело не в Рей. И до нее я не желал жить по чужой указке. — Чужая указка… — глухо повторила она и усмехнулась в бокал, прежде чем, слегка запрокинув голову, допила содержимое. Неспешно Лея встала из-за стола и повернулась к сыну спиной, взяв в руку бутылку вина. Бен отвел взгляд, чтобы не видеть, как мать наполняет бокал, а перед глазами все равно был образ того, как она выпивала, сидя поздно ночью в гостиной, в абсолютной тишине. В детстве он ведь не понимал, почему она предпочитала быть одна и прогоняла его, проснувшегося от плохого предчувствия, которым, казалось, был пропитан дом. Тогда пол не скрипел, а точно стонал от боли, стены сдвигались, намереваясь раздавить, а из мрака кто-то пристально смотрел. Конечно, все это было игрой его детского воображения, кроме беспокойства и тревоги, с тех самых пор не покидавших его ни на миг. Затаившиеся, они всегда ждали подходящего момента, чтобы явиться. Ножки стула заскрипели по полу, когда Бен встал. Он собирался уйти, но замедлился и остановился, услышав голос матери. — Положи ключи на стол. Бен обернулся и посмотрел на ее спину. Отстраненная, холодная, Лея продолжала выпивать в обожаемой ею тишине. Вытащив из куртки ключи от машины, раздраженный Бен швырнул их: послышался звон, когда те, прокатившись по обеденному столу, упали на плитку. Лея никак на это не отреагировала, даже не шелохнулась, только сказала: — И имей гордость, не ходи к отцу. Мгновение спустя захлопнулась входная дверь. Устало Лея прикрыла глаза и потерла ноющий от боли лоб кончиками пальцев, а после взяла стационарный телефон и, прислонившись к стене, набрала номер. Когда по другую сторону послышался голос Хана, Лея ответила не сразу, а по привычке прислушалась к тому, что было на фоне. — Приходил твой сын… — наконец сказала она. Хан весело хмыкнул и, не дав ей договорить, предположил: — Вы поссорились? Сделав вид, что этот вопрос не прозвучал от него, Лея закончила: — Я забрала машину. — Тебе не кажется это слишком… радикальным? — А тебе не кажется, что ты слишком мягок с ним? — Лея говорила нарочито расслабленным голосом, с намеком на пренебрежение. — Он должен думать над последствиями своих поступков и нести за них ответственность. Несколько долгих секунд Хан молчал, а Лея слушала тишину. — Ты же понимаешь, что наказываешь его за мои ошибки? — Я просто не хочу, чтобы он стал таким же, как ты! — резко ответила она. Хан шумно вздохнул. — Бен больше не твой маленький мальчик, Лея. Он мужчина. И, конечно, он тоже будет ошибаться. С этим ничего не поделать. Во время разговора Лея теребила телефонный провод. — Я смогу повлиять на него, — она сказала это больше для себя, чем для Хана, и утешилась словами: — Раньше он всегда прислушивался ко мне. А сейчас… просто трудный период. Но мы справимся с этим. — Конечно, справимся. Голос Хана смягчился, и она недоверчиво усмехнулась. — Где ты? — Ты же знаешь, что в офисе. — Хотела услышать это от тебя. — Я буду дома к шести. — Надеюсь. Не дожидаясь ответа, Лея повесила трубку, а после взяла бокал вина и села в гостиной.