Заклятые соседки

Прекрасно ведь знала, что Света не особо обрадуется её приходу, но вспомнила именно о ней, рассчитывая на безотказность. Выбор пал на неё также и потому, что жила она в нескольких кварталах, а ехать к кому-то на другой конец города у Яниты элементарно не было ни сил, ни желания. Конечно, ещё одним вариантом всплыла тридцатитрёхлетняя Ларка Шестакова, закрытая и малообщительная коллега с работы, с которой ей удалось наладить контакт, но двоих маленьких детей и мужа она вряд ли бы осилила, да и с объяснениями, почему ей не сидится дома — имелись некоторые сложности. С Рыбкиной, впрочем, тоже не всё так гладко. Проживала она в тесной двухкомнатной хрущёвке с двумя младшими сёстрами и родителями, но Яна была готова ночевать хоть в коридоре, хоть на кухне на надувном матрасе, лишь бы не у Черновой. Да, она готовилась к тому, что придётся уговаривать её пустить на ночь, но совершенно не рассчитывала, что попадёт в жуткую переделку. Рыбкина даже не пустила её на порог квартиры, и это выглядело более чем странно и непохоже на тихоню Светку, которая никогда и ни в чём не могла ей отказать, зачастую в ущерб собственным интересам. Но сейчас Рыбкина совсем не обрадовалась её приходу: мало того что Янита пришла среди ночи, и Светка высказала своё недовольство, так ещё и что-то в ней поменялось с последней встречи. А виделись они давно — месяца три назад, да и расстались не очень — Рыбкина всё никак не могла простить Яне, что она, волей-неволей, отобрала у неё Мориссу, мол — ни себе ни людям. Вот и теперь Светлана долго мялась на пороге, прикрыв за собой дверь в квартиру, и что-то негромко бормотала, нагнувшись почти в самое Янино ухо. Петлицкая вначале подумала, что она так беспокоится, чтобы не разбудить своих родственников, и когда попросила передать привет маме, та лишь отмахнулась, заявив, что родители умотали в отпуск с сёстрами, а она не поехала с ними, поскольку только устроилась на новую работу администратором в отеле. Наблюдая за её поведением, за её ужимками и недомолвками, по которым можно было сделать определённые выводы, за её странно бегающим, неспокойным взглядом, Петлицкая догадалась, что Рыбкина решила воспользоваться отъездом родного семейства, чтобы заняться налаживанием слишком унылой личной жизни. — Кто он? Или… она-а? — улыбнувшись с лукавинкой во взоре, поинтересовалась напрямую Янита и чуть прищурилась, ожидая услышать какую-нибудь банальную историю, рассказанную с таинственным придыханием, как умела это делать только Рыбкина. — Всё, с девочками я завязала, — поспешно отмахнулась Светлана, отбрыкиваясь руками в воздухе, словно речь зашла о каком-то серьёзном заболевании. — А что так? — немного разочарованно искривила губки Петлицкая, полагая, что Рыбкина хочет навести побольше тумана, «набить цену», прежде чем вывалить поток своей боли о неразделённой любви. В этих историях, как полагается, всегда находилась третья сторона, которую Рыбкина от души ненавидела и желала сопернице мучительной смерти. Тяжко вздохнув, Света бросила на Петлицкую взгляд исподлобья, и под этим взглядом девушка невольно почувствовала себя виноватой, словно одним своим существованием она мешала Светлане чувствовать себя более уверенной и кому-то нужной, словно Янита заслоняла своим солнечным светом всё остальное небо. — С ними всё чересчур болезненно и сложно… — выдавила Света с глубоким вздохом и страдальчески усмехнулась: — С меня хватило и твоей Мориссы. — Моей? — В голосе Петлицкой послышалось явное раздражение. — Мы не вместе. — Не понимаю, почему? — Что — почему? — Почему-то мне кажется, что ты врёшь сейчас, Яна! Всё строишь из себя святошу, да? — в негромком, чуть шипящем голосе Рыбкиной послышалась плохо скрываемая враждебность. — Не верю, что она до сих пор не трахнула тебя! — Рыбкина, ты в своём уме? Ты что такое несёшь? — И действительно: прежде Светка не позволяла подобных высказываний в адрес Яны, и теперь это ей не понравилось. — Окей, прости, я грубо выразилась. — Девчонка пошатнулась и схватила ладонь Яниты, крепко сжимая в своих бледных и влажновато-холодных, как кожа аллигатора, пальцах. От этого прикосновения почему-то сделалось очень неприятно, и Яна поспешила выдернуть свою ладонь из столь неуместной хватки. Спрятав руки в карманах длинной растянутой туники, Рыбкина, между тем, усмехнулась: — Вы живёте на одной лестничной площадке, неужели она, с её-то блядской привлекательностью и харизмой, не сумела тебя соблазнить? Как такое возможно, Яна?! — искреннее возмущение в тоне Рыбкиной немного смутило. — Возможно, потому что мне нравятся мужчины. Возможно, потому что у меня уже есть любимый человек. Я тебе говорила, помнишь? — Помню-помню, Барыгин, наш юрист. — Он уже зам. гендиректора. — Да-да, точно. — Рыбкина покосилась на свою дверь, приставив к ней ухо и прислушиваясь, с трепетом замерев. Затем заговорила ещё тише: — А вот ты мне ответь, Янка, неужели тебе никогда не хотелось попробовать с… девушкой? — Честно? Хотелось, — неожиданно даже для самой себя призналась Петлицкая, внимательно рассматривая маникюр на своих ногтях, словно это было важнее, чем то, о чём она только что сообщила. — И-и-и? — Что — и? — Что же тебе помешало? — Ты же сама говоришь, что отношения с девушками — это сложно. Не хочу, чтобы меня затянуло. Да и не представляю я себе семейного быта с женщиной. Это вроде как не норма. — А трахаться с мужиком за деньги — норма? — Я с Костей не из-за денег, Рыбкина. — Петлицкую раздражал тот факт, что все кругом считали, будто она с Константином ради меркантильного интереса. Возможно, так и выглядело со стороны, но она точно знала, что это не так. Собственная зарплата туроператора её вполне устраивала. И вообще, деньги — не главное, Янита искренне была убеждена в этом. — Если ты помнишь, Рыбкина, это он ко мне проявлял интерес, ухаживал… Это он охотился за мной, не наоборот. — Он старый пердун, Яна! А тебе детей рожать надо! — И ты туда же! Прямо как мои родители, — девушка закатила глаза, расстёгивая пуговицы шубы. На лестничной клетке у Рыбкиной топили лучше, чем в квартире у Яниты. — Вот скажи, что плохого в том, что он старше? Взрослый, надёжный… Опытный в сексе, а это важно! — спорила со школьной подружкой она. — Чуть за сорок — это вовсе не старый. Рыбкина собиралась что-то ответить, и чуть не упала, потому что дверь её квартиры, у которой она стояла, прислонившись острым плечом, немного приоткрылась изнутри. В этот самый момент Янита почувствовала, как тоже теряет почву под ногами… Стройный голубоглазый шатен в мятой футболке и шортах, явно ему великоватых, и видимо, взятых во временное пользование у папы Светланы, щурился из-под неаккуратно отросшего чубчика, пытаясь привыкнуть к блёкло-белому освещению подъезда. На половину лица отпечатком — след от подушки. Когда взгляд сонных зрачков, наконец, сфокусировался, с нескрываемым ликованием молодой человек почесал наждачку на впалых щеках, и от знакомого жеста и противно шуршащего звука Петлицкую передёрнуло. Это был он, Юрка, её преследователь. Вначале Чернова, теперь он. Яна хотела провалиться сквозь землю: что им всем от неё нужно? Понимала, что он уже в прошлом, и туда бы возвращаться не стала. Ни за что. Наелась. А вот Чернова — с ней не так просто. Особенно на фоне этих двоих. Спелись — неужели? А он не изменился — всё корчит из себя благородного, пытается произвести впечатление. Ничего нового... — Янита? Какой приятный сюрприз! — Молодой человек перевёл взгляд с одной на другую, а потом совершенно спокойно, с обходительно-вежливыми интонациями, предложил: — Может, вы обе зайдёте уже в квартиру? Обосновался — как у себя. Сомнений почти не осталось. Она собиралась что-то ему возразить, но не успела: Юрка втянул её в помещение, а Светлана захлопнула дверь. — Я… пойду, пожалуй, — пытаясь оттеснить Рыбкину от двери, резко заявила она. — А что приходила-то? Оставайся, места хватит всем. — Похотливый взгляд, близкое дыхание. Ядрёное, пьяное — до густоты. Чиркни спичкой — воспламенится. Юрка сделал попытку обнять Яниту за талию и привлечь к себе, но Рыбкина ударила по рукам. — Да погоди ты! — шикнула на него она, и Яна с интересом заметила досаду и ревность в её глазах. Схватив Яниту за локоть, Светка потянула её куда-то. Яна не хотела никуда идти, считая, что лучшим выходом для всех будет её уход, но у Рыбкиной, кажется, были другие планы… Закрывшись вдвоём в ванной комнате на засов, Светка включила воду, вывернув почти до упора смеситель, чтобы шум помешал подслушать их разговор, и усадила красавицу-подругу на край стального ободка ванны — прямо в шубе и с сумкой через плечо. — Свет, ты чего? — в наивном недоумении хлопая длинными ресницами, оторопело промямлила Петлицкая, поднимаясь на ноги и озираясь по сторонам, слегка отшатываясь от своей школьной подружки, в мимике которой появилось что-то безумное, восторженно-одержимое, и невольно напряглась, но Рыбкина, грозно сведя белёсые брови на переносице, решительно вернула её на прежнее место. — Послушай, Яночка! — Светка со всей дури вцепилась в плечи Петлицкой и стала трясти её, точно надоевшую, раздражающую до бурлящих вен плюшевую игрушку, не задумываясь о том, что Яна живой человек, а вовсе не неодушевлённый предмет, на физиономии которого всегда нарисована улыбка. И ей может быть больно. Сейчас только личные желания и потребности имели значение, и Светка не замечала, как перестала владеть собственными эмоциями. Не чувствовала того, что топчет собственное достоинство. Теряет. Себя. Безвозвратно. — Давай договоримся сразу: этот парень принадлежит мне! Обещай, что ты не будешь искать встреч с Юрой? — О чём ты, Света? — Петлицкая прочитала всё, что пытались до неё донести. Не дура. Внезапно сделалось противно: Рыбкина подбирала за ней всех тех, кто были влюблены в неё когда-то в прошлом или настоящем. — Да пожалуйста, забирай! — добродушно улыбнулась она, надеясь, что на этом Рыбкина её отпустит. Но Светку, кажется, только разозлила блистательно-нежная, ангельская улыбка, которой Петлицкая одаривала доверительно, с надеждой на исчерпание конфликта. — Не всё так просто, дорогуша! — усмехнулась в лицо Петлицкой она, и Яна вдруг обнаружила, что совершенно не знала её прежде. Вернее, не видела, какой она была на самом деле. Зависть и злоба совершенно не красили Рыбкину, на которой природа и без того отдохнула. — Юра до сих пор не может забыть тебя… Яна не понимала, что на это ответить, ведь Юрка действительно преследовал её в последнее время — шантажировал, угрожал облить помоями перед родственниками и коллегами, если она не согласится обстоятельно поговорить с ним. Она не знала, что он задумал, но неплохо изучила его подноготную — было время поразмышлять, чтобы больше не сомневаться в том, что он способен на подлость. — Больно же, отпусти! — Янита покрутила запястья, пытаясь стряхнуть с себя впившиеся мёртвой хваткой ледяные руки-плети Рыбкиной. — Что, что я должна сделать, чтобы вы все от меня отстали? — Петлицкая возвысила голос, уже всерьёз начиная жалеть о том, что не осталась с Черновой. — Я не знаю, что ты будешь делать, но Юра должен забыть о твоём существовании! — Рыбкина угрожающе нависла над девушкой, в каком-то паталогическом раже ухватив её пальцами за подбородок, и сжала его до боли — аж зубы заныли у Яны. Только теперь она осознала, глядя в её глаза, насколько же Рыбкину все эти годы переполняла ненависть. А она-то, глупышка, считала её своей подругой. И это был её второй просчёт. После Юрки. Рядом, почему-то, всегда оказывались вот такие — психопатки или нарциссы. В сумке у Яниты настырно зазвенела мелодия, и Рыбкина, словно опомнившись, отлетела от Яны к полотенцесушителю, обжигая затылок и даже не замечая этого, наблюдая за тем, как она достаёт телефон и долго, молчаливо пялится на дисплей, точно заворожённая. — А ну-ка дай сюда! Это ведь он, да? — довольно грубо прохрипела Светка, выхватывая смартфон из Яниных пальцев. На экране прочла — «Чернова», и, злорадно усмехнувшись, ответила на вызов, кашлянув в трубку. — Воробушек, ну хватит уже бегать от меня в час ночи… — не понимая ещё, что разговаривает не с Яной, хрипловато проворковала Чернова в чужое ухо. Так, как никогда не говорила со Светой. — Ты, оказывается, свои ключи оставила. Представляешь, я нашла их у себя под столом в кабинете… Случайно наступила ногой. Почему ты мне ничего не сказала, милая? Ал-ло… Яна? Т-ты… здесь? С тобой всё в порядке? — Да всё с ней в порядке, с твоей Янкой! — со смешком бросила Рыбкина и пронзительно-горько, до слёз, завыла в трубку, некрасиво искривив губы уголками вниз. Петлицкая смотрела на неё с откровенным недоумением. Рыбкина на глазах превращалась в лютого монстра. Нет, она просто срывала маску, которую носила годами, и Яните сделалось по-настоящему страшно, глядя на этот сгусток едкой, сернистой субстанции. — Ну давай, скажи ей, как ты её хочешь, Чернова! Она здесь, рядом со мной, и всё прекрасно слышит… Наш агнелочек, кстати, тоже по тебе течёт... Ай-я-яй, а ты не знала? Молчание. Только на миг. Сглотнула, возвращая контроль: — Рыбкина, ты чего там, обкурилась? Дай ей трубку! Немедленно! — Яна отчётливо услышала звякнувший о кафельные стены её пронзительный, полный беспокойства низкий голос, и хотела крикнуть «помоги!», но её голосовые связки словно онемели, окутанные стекловатой. Она не знала уже, что хуже — оказаться в лапах абсолютно неадекватной Рыбкиной, или вернуться туда… к ней. Внезапно Рыбкина расхохоталась — жутко и зло, переходя на утробный визг, совсем как сумасшедшая, и оборвала звонок, подставляя чужой смартфон под струи горячей воды. Последнее, о чём успела подумать Яна — Чернова не знает точного адреса Рыбкиной. Только район. Но этого недостаточно, чтобы отыскать и вызволить из дурдома, в который она угодила. — Ты что творишь, гадина?! Это мой телефон! — Яна ухватила её за руку, которой та удерживала насквозь промокший мобильник, но сделала только хуже — Рыбкина «случайно» уронила его на дно ванны, и по защитному стеклу нитями паутины разошлись белые трещины, за которые беспощадно затекали крупные брызги воды. — Эта модель уже устарела, — издевалась над Янитой «подружка», становясь вплотную и распахивая полы её шубы, сминая рукой левую грудь девушки через платье, стараясь нащупать нежный сосок. Знала — лифчик не носит, и завидовала форме, объёму, безупречности линий. Редкое сочетание красоты и женственной грации. Почти вымершее. Несправедливо... Кому-то всё, а кому-то косточки с барского стола. Не знает, дрянь, что такое вырывать счастье своими зубами. — Твой Барыгин подарит новый, так что скажешь ещё спасибо. Пиздой отработаешь… — Не глядя в глаза, она крутила сквозь трикотажную ткань зажатый в пальцах сосок, щипала и мяла горячечно, бестолково, в каком-то фанатичном одурении переходя на другие участки воздушной плоти. — Мужики любят таких — фигуристых. — Светка вновь засмеялась в бесноватом припадке, как живодёрка, для которой высшее удовольствие — наслаждаться чужой болью. Её близость нарушала границы, душила мёртвой удавкой, клещом заползала под поры, — и когда безумная, наконец, убрала руку с груди Яниты — захотелось отряхнуться, отмыться, прочистить желудок, сунув два пальца в рот. До чего же паскудно на душе. Словно вываляли в грязи. Наизнанку вывернули. Мутило. Янита успела сделать лишь вдох, украдкой хватая воздух, и — не давая опомниться, Светка распахнула дверь ванной комнаты, бесцеремонно толкая в затылок. Несмотря на кажущуюся тщедушность, с силой ухватила соперницу за предплечье и поволокла в комнату. В родительскую спальню. Через несколько секунд там же появился и Юрка. Он остановился в дверном проёме, руками подпирая косяк, и загадочно ухмылялся.