Заклятые соседки

Слишком резко Чернова потянула её назад, едва ли не сбивая с ног, останавливая. — Ты кое-что забыла, сокровище… — Ты о чём? Недоуменный взгляд подруги нисколько не смутил Чернову. — Заплатить за проезд. — Рослая короткостриженая шатенка крепко держала её обеими руками за плечи, и стоило Яне возмущённо трепыхнуться, как хваткие, точно ковши экскаватора, пальцы Черновой ещё плотнее вторглись в мех её мягкой, пушистой шубы, ощутимо стягивая кожу под нею. — Ну-ну, девочка моя, пусть у них будет повод для сплетен… Последнюю фразу она произнесла совсем уже в лицо Петлицкой, и когда Яна разгневанно задёргалась, взвилась всем телом в приступе ненависти к ней, за долю секунды уловив, что она задумала, уже ничего не могло остановить Чернову. Губы Петлицкой настиг дерзкий и смачный, на глазах у всей сонной публики, поцелуй нахальной сумасбродки, которая никогда не думала о последствиях. Хотя это больше походило на тщательно спланированную и удачно осуществлённую провокацию. Чернова не удерживала её долго, удовлетворённая результатом, и когда Яна перчаткой ударила по лицу, метая молнии взглядом, она бессовестно промычала: — Не злись. Я решила, что буду бороться за тебя до конца. Я не отдам тебя ему. Ничего не ответив, Яна вперилась в её глаза — презрительная, несломленная, прямая в спине — и осуждающе качнула головой, плотно сжав зубы и до боли протыкая ногтями внутреннюю часть ладоней, тронутых дрожью. И ушла прочь. Мало кто заострил внимание на небольшом происшествии между этими двумя, но старые сплетницы из офиса, ушедшие вперёд — всё видели. Торжество читалось на их искажённых злорадством, малодушных противных лицах. Они стояли у входа в здание Бизнес-центра, на площадке для курящих, и активно дымили. При её появлении обе замолчали, приторно-льстиво улыбаясь — пираньи, питающиеся чужими секретами, готовые напасть исподтишка при удобном случае. Яна остановилась. Насмешливо скривив губы, рявкнула: — Ну что уставились? Цирк вам тут бесплатный?! Идите и работайте! Обычно строгая и деликатная — не сдержалась сегодня с утра, сорвалась… Всю дорогу до офиса — в лифте на шестой этаж — боялась думать о ней… о Черновой. Да и надо ли? Весь день промелькнул на автомате, с роем мыслей в голове, на которых не хотелось задерживаться. Да и некогда было. Между приёмом посетителей, по заданию начальства составляла новую карту путешествий по бюджетному маршруту. Отпуск у Константина срывался, и она понимала, что придётся менять планы. И в этих планах точно не будет места Черновой, от которой хотелось сбежать на край света. Прямо сейчас — смахнуть из памяти новыми впечатлениями, рассеянно-ленно лёжа под пальмой с цитрусовым коктейлем по трубочке, лаская обнажённые ступни горячим влажным белым песком и сжимая от наслаждения пальцы с вычурным педикюром, жмурясь от яркой солнечной улыбки, скрывая лицо под шляпой. Прятаться от вороха мыслей защитным тентом, как от москитов сеткой в роскошном гостиничном номере. Слушать звук прибоя и не слышать её голоса в голове. Забыть бархатный низкий тембр его струн — вытянуть из сознания дерзкий взбалмошный образ. Слишком занятая, под бдительными взглядами завистливых коллег, готовых ринуться на малейший промах с её стороны и наброситься всей сворой, как гиены, не оставив и косточки, Яна, сосредоточившись на делах, на время забылась о личном. С приходом этой чёртовой новенькой в офисе всё поменялось — прежняя дружеская обстановка сменилась враждебным, сущим адом, и она совсем не узнавала некогда приятный, отзывчивый коллектив. Пределом её терпения было сообщение Ларки Шестаковой, во время обеденного перерыва в столовке поделившейся с ней последними сплетнями. Оказывается, тема номер один сегодня — ссора Яниты с замом гендира из-за её измены с молодым любовником. Сама Яна впервые узнала о том, что она, оказывается, в ссоре с Константином Витальевичем. Однако понимала, что если так пойдёт и дальше, то это лишь вопрос времени. Наседки сделают всё возможное, чтобы развести их. А вот вопрос измены даже не стоило крутить в голове. Вопрос закрытый. Или?.. Или что? О чём она думает? О ком? Уткнувшись носом в снежную жижу под ногами, Яна с облегчением вдохнула полной грудью, выйдя в шесть из офиса. Гололёда как не бывало, погода капризно менялась, соревнуясь с её неустойчивым в последние дни настроением. Близились критические, и её немного штормило на волнах эмоциональных качелей. Девушка открыла мобильное приложение, заказывая такси. Пока подходила к троллейбусной остановке, успела заметить, как две подвыпившие школьницы под стеклянным её козырьком, завешенным яркими рекламными баннерами, с кем-то флиртуют, весело смеясь и о чём-то оживлённо споря друг с другом. Прилетело пуш-уведомление, что машина подъедет через двенадцать минут. Хотелось в разы быстрее, чтобы нырнуть в дремотное убежище чужого салона, ненадолго оставив все личные драмы, резвым наскоком обрушившиеся на замороченную голову, но неиссякаемые пробки на дорогах будто сговорились задержать водителя. Навстречу ей — статная и лёгкая, беспощадно сильная в своей молодости, с пружинистой энергией в каждом шаге, двигалась Чернова. Где-то нечёткими смутными коллажами шестое чувство предупреждало, намекало на нечто подобное — она может внезапно нарисоваться. В какой-то степени Яна ожидала этого, но когда увидела воочию, в нескольких метрах — растерялась, застигнутая врасплох оттого, что не была готова. Её запылённое, незаметное с первого взгляда авто ожидало чуть в стороне, хищно притаившись в подтаявшем вечернем полумраке, словно призрачное. Захотелось немедленно развернуться и бежать… бежать обратно — к зданию Бизнес-центра, в спасительный офис на шестом этаже. Но Яна не сделала этого… Хватило духу не показывать, что, вопреки здравому смыслу, боится и избегает её, шарахаясь как от чудовища. Хорошо бы она сейчас выглядела! Вернее — глупо, как маленькая девочка, не умеющая справляться со своими внутренними страхами. Только в детстве она звала маму, и пугающие уродливые твари разом отступали, растворяясь в её воображении безобидной дымкой. Теперь она должна справляться сама, да и страхи уже не придуманные, не детские. Гордо вздёрнув прямой тонкокрылый носик, Петлицкая расправила плечи и двинулась навстречу ей — своей заклятой соседке. Пьяные старшеклассницы, всё это время пытавшиеся обратить на себя внимание окружающих, разочарованные тем, что привлекательная рослая шатенка не реагирует на их призывы познакомиться, наконец-то притихли, беззаботно бултыхнувшись на лавку и прижавшись друг к дружке плечами, слепившись сине-зелёными волосами, найдя себе новое развлечение в смартфонах. Петлицкая внимательно, словно впервые, оглядела Чернову издалека, со стороны — она как раз сняла капюшон худи, приближаясь: слишком короткая стрижка, сильная жилистая шея, невыраженная под дублёнкой грудь… Да и вовсе не выраженная, почти отсутствующая. Что они все в ней находят? Не красавица в стандартном понимании этого слова, к тому же жутко смахивает на парня — увидела бы случайно в толпе, решила бы, что парень и есть. И всё же... Что-то в ней было такое — притягивающее, цепляющее взгляд на крючок, вероломно ставящее подножку. Но мимолётного взгляда мало — хочется задержаться и изучать… Хочется понять до конца, почувствовать… Но она не стала. Резко перевела взор по сторонам, на медленно ползущую цепочку машин в шумном потоке движения. Затем — в экран своего смартфона, сверить время в ожидании прихода такси. Где-то там, в десятках метрах, догоняли коллеги с работы, и девушка ускорила темп, как фурия приближаясь к Черновой, чтобы успеть ей всё высказать до того, как квочки станут свидетелями нежелательной встречи. Храбро (под защитой мегаполиса) ткнула её посреди рёбер чуть ниже ключиц двумя кулаками, наседая, заставляя пятиться, и безапелляционно, с отхлынувшей кровью от лица, щетинисто прочеканила: — Зачем. Ты. Вечно. Всё портишь? Совершенно обезоруживающая, расслабленно-гипнотическая улыбка Черновой, её спокойно-уверенный, с чувственным любованием, нежный взгляд — глаза в глаза, на самое дно, выплёскивая чёрный омут в томную взвесь, надломил атакующий пыл Петлицкой, убаюкивая и насыщая волной эндорфинов. Ошеломлённая тем, как не по правилам воздействует на неё полное отсутствие противления Черновой, Яна едва не задохнулась от возмущения, но не смогла даже пискнуть, подавленная силой её влияния на себя — без малейшего касания, словно та хотела быть избитой ею, с безропотной жертвенностью подставляясь под тумаки. Ведь Морис, помимо ожидания — не перехватила Янины запястья обручем крепких ладоней, никак не попыталась остановить её истерику, давая волю излить свою ярость. Кулаки Петлицкой беспомощно упали вниз, не встречая отпора Черновой, предоставившей возможность самой справиться с приступом эмоционального аффекта. — Януль, поехали… — Чернова просто махнула головой в сторону своего автомобиля, дожидавшегося невдалеке от остановки. Никакого насилия, только слова — остриём бритвы вдоль нервов, и настойчивый, мягкий взгляд с нотками участливого понимания. — Я с тобой никуда не поеду! — сердито упрямилась девушка, непокорно обходя её и, насколько позволяла скользкая жижа под ногами, ускоряясь. — Яна… мы же договаривались. — Снисходительно-ровный, умиротворяющий голос Черновой взбесил её ещё больше. В глазах — заботливая предупредительность и беспокойство, словно имеет дело с пациенткой из психушки, которая пропустила очередной успокаивающий укол. — Нет! — Петлицкая порывисто развернулась: — Мы с тобой никогда и ни о чём не договоримся, Чернова. Оставь меня! — И не надоело? — Ты о чём? — Сама знаешь. Давай в машине поговорим. — И не надейся! — Петлицкая пригвоздила осторожно приближавшуюся к ней шатенку гневливо-язвительным, полыхающим раздражением, взглядом, запальчиво хмыкнула: — Что же это получается, Чернова! Если Костя в командировке, ты уже готова на малое? — А ты? Ещё не готова? — Я не поднимающийся в духовке пирог, чтобы ждать готовности. — Ну Ян… — Чернова сделала решительный шаг по направлению к ней, вытащив руки из карманов и протягивая навстречу в желании задержать девушку. Блондинка остро отреагировала на её попытку сократить расстояние: — Послушай: не трогай меня, не трогай! Не трогай! — с нарастанием истерических нот выплеснула она из себя. — Ты делаешь только хуже. Телефон Яны пиликнул, извещая о прибытии такси. Найдя нужный номер глазами, уже довольно спокойно она сообщила: — За мной такси приехало. Оглянувшись, куда она смотрит, Чернова не стала её останавливать. Только сказала: — Что ж, вперёд. Твой выбор. Но если что… — она странно, многозначительно улыбнулась, — ну, мало ли… В общем: звони там, пиши. Стучи в дверь. Думаю, я точно смогу тебе помочь. Просто помни об этом, да? — И она подмигнула, проводив девушку лукавым взглядом с демоническим всплеском в янтарных лучах по лазурной радужке. Она точно знала, что они ещё увидятся сегодня. И Петлицкая сама к ней придёт, как миленькая… В расставленные силки. На трассе демонстративно обогнала такси, в котором ехала Яна, задорно посигналив клаксоном, когда поравнялась с ней на секунду. Ожидание было недолгим: успела только снять верхнюю одежду, разуться, напиться минералки из холодильника и покурить на балконе. Вернувшись в квартиру, уселась на диване перед телевизором с хрустящими картофельными чипсами. Спустя некоторое время в дверь оглушительно, нетерпеливо затарабанили. С плутоватой улыбкой на губах, облизывая пальцы после солёных чипсов, Чернова двинулась в прихожую. Включила свет и на раз провернула рычаг в замке. Ловушка сработала. Отрикошетив неприязненным взглядом, Петлицкая сходу пропесочила её, не переступая порога: — Это ты, да? Ты выкрала утром мои ключи из сумки, мерзавка?! — О чём ты, солнышко? — губы Черновой расплылись в наглой, бессовестной улыбке. — Какие ключи? — Верни по-хорошему, или… — Или? — довольная собой пацанка пялилась на раскрытую ладонь Петлицкой, делая вид, что не понимает, о чём она. — Послушай, на что ты рассчитываешь, Чернова? — обняв локоть правой руки левой и слегка склонив голову, Яна чуть отступила, с непониманием скользя по соседке презрительным взглядом. В глаза сразу же бросилась её расстёгнутая на джинсах ширинка. Рубашка была заправлена вовнутрь, а вот пряжка ремня тоже болталась в районе бёдер. Как будто она не успела раздеться, или, напротив, спешно приводила себя в порядок. Яна не понимала, зачем ей эти подробности, и сухо сглотнула противный ком, прячась под маской равнодушия от собственных беспорядочных мыслей. Из квартиры рядом, кряхтя и покашливая, вышел пожилой сосед с мусорным пакетом, и обе отвлеклись на него, здороваясь. Когда за мужчиной хлопнула железная дверь, Морисса сказала прямо: — Твои ключи у меня. Получишь их, если выпьешь за компанию со мной чаю. Идёт? — Это шантаж, Чернова. Внутри всё упало в смутном предчувствии надвигающейся западни; цепляясь за рёбра, в груди неспокойно дёрнулось сердце. И всё-таки она вошла… Капкан захлопнулся. Со скрытой тревогой обвела взглядом прихожую: небольшая, в меру заставленная, слабо освещённая. Здесь она уже бывала, но никогда не останавливалась на деталях. Не считала нужным и теперь. Всё здесь чужое и незнакомое, с опасными тёмными углами и поворотами, за которые не хотелось заглядывать. Душа её противилась этим деревянным панелям, этому трельяжу, в зеркальном отвороте которого скользнуло её испуганное, бледное лицо с вымученным взглядом; и этой раскидистой монстере с рваными листьями, отбрасывающими зловещие тени по сторонам. Фатум, неотвратимая предопределённость происходящего удивительным образом не ужаснули, а гипнотически успокоили девушку, вопреки собственным ожиданиям. Все чувства замерли в ней, как от укола анестетиком, и Яна даже немного расслабилась, усыпляя зоркую бдительность под воздействием каких-то шаманских, непроницаемо-сложных глаз Черновой, отнимая от руки свою сумочку и отправляя её на стул — в компанию к спортивному рюкзаку. Петлицкая даже не догадывалась, что за снисходительной улыбкой и спокойствием гостеприимной хозяйки Чернову колотило от волнения. Она чертовски боялась облажаться, сделать неверный шаг. Между ними было не более пяти сантиметров, и молодая темпераментная шатенка отступила назад, чтобы совсем не сойти с ума от желания съесть эту неприступную, заносчивую красавицу. Приказав себе остыть, она — подтянутая, плечистая, привлекательная, с выраженной атлетической статью, обычно самоуверенная и остроумная, любительница отпустить скабрёзную шуточку вослед какой-нибудь красотке в фитнес-клубе, она — не скрывая щемящего, тоскливо-мечтательного взора, присела на угол трельяжа, расставив длинные ноги, и с выжидательной полуулыбкой созерцала, как Янита стягивает с головы серебристый платок, отчего её волосы, намагниченные шерстяной тканью, встают дыбом… Та же заколка, что и утром, тот же высокий хвост, озорной россыпью раскачивающийся при малейшем движении головы. Пуговицы шубы, одна за другой, легко поддаются её ловким пальчикам с нанизанными золотыми кольцами. Едва подкрашенные губы невинно приоткрыты, помада почти стёрлась... Съела бы сейчас… В крови разыгрался адреналин, смешиваясь с нарастающим желанием раздеть её всю, взять на руки и утащить в спальню. Яна никогда не была в её спальне. Да и вообще — радовала своим присутствием здесь нечасто. В основном, когда ещё были детьми. Но как долго она ждала этого момента — целую вечность, чтобы остаться со своей неприступной малышкой наедине — хоть на чуть-чуть. Пусть и в последний раз. Проигрывая в схватке с конвульсивно-удушливым, неритмично выталкиваемым из лёгких дыханием, Морисса не узнавала собственный осипший голос: — Позволь, я помогу… — Неверные пальцы деликатно, срываясь в необъяснимый тремор, опустились на плечи Петлицкой, с бережным нажимом пытаясь освободить от зимней одежды. Янита, не замечая её трясучки, будучи и сама не в своей тарелке, предупреждающе махнула рукой, отстраняясь, отвергая любую помощь, любой контакт — зрительный и телесный — неизбежный. — Только без шуточек своих, ясно? — Не могу обещать… — Обещай! — Я… я постараюсь, — выдавила с трудом Чернова, словно у неё забирали возможность — дышать. Блеснувший грозовым небом в рассеянно-интимном, обволакивающем освещении прихожей взгляд Петлицкой непроизвольно, вновь — опустился к расстёгнутой ширинке соседки, и она нервно дёрнулась, как от ожога, отворачиваясь к шкафу-купе. Без помощи Черновой сбросила шубу и повесила на плечики, потянулась к верхней полке, на носочках, чтобы закинуть тёплый платок, пропахший её ароматом. Не докинула — соскользнул на пол. Чернова оказалась рядом, за её спиной, подхватила платок, без труда убирая на антресоль, и вжалась в неё, утыкаясь носом в макушку, врастая телом, вплетаясь отчаянной глухой тишиной в её орбиту, нарушая все мыслимые границы. — Ян… — едва прошептала, не позволяя ей вырваться, удерживая вплотную к телу, зажатою шкафом с одеждой и входной дверью, для верности прокручивая механизм замка, чтоб не сбежала. И не могла отпустить: хотя знала, чувствовала — трясётся сейчас от страха и отвращения. От сочной, изящной женственности этой девушки сжималось сердце, взбудораженное безответной близью, и чертовски пьянели мозги, как в восемь лет, когда впервые случайно попробовала алкоголь, оставленный на столе кем-то из родителей. — Ты обещала… — процедила сквозь зубы, с обессиленной злобой в интонациях, Петлицкая. — Отдай мои ключи, извращенка! В голове девушки вдруг промелькнуло ужасающим смыслом простое и явное осознание, что Чернова и не собиралась возвращать ей ключи сегодня, а расчётливо, подло планировала оставить узницей у себя до утра. Но она ошиблась. Мимолётное помутнение, жарким пламенем захлестнувшее кровь и плоть, было перекрыто победой разума, и Чернова отпустила её, освободила от своего доминирования, дала возможность вдохнуть и выдохнуть, возвращая ощущение если не безопасности, так относительной свободы. — Я обещала, и не трону тебя, Яна, — глухим, подавленным голосом уверила Чернова, отстраняясь от девушки и хватаясь за голову, впиваясь пальцами в колючую макушку, будто скальпелем в череп — до раздирающей боли, до отрезвления, и медленно сжала в ладонях виски, пытаясь стряхнуть наваждение и царапая лопатками стену, опадая вниз. Петлицкая закатила глаза, с бесчувственным недоумением наблюдая её страдания. Как ни в чём не бывало она расправила обтягивающее платье из эластичного трикотажа, играющего оттенками золочёного малахита, и улыбнулась собственным мыслям. Она подумала, что удачно поборола в себе эту слабость, — подчиниться ей. Взглянув на Мориссу, как на врага, Петлицкая ядовито и чуть насмешливо сверкнула агатовыми глазами, решив, что уже победила — на секунду застывая у двери без выхода.