Заклятые соседки

Погода в середине октября сильно изменилась, каждый день улицы омывали проливные дожди, а земля не успевала просохнуть и впитать всю влагу. Воздух стоял очень сырой, глиняно-землистый, со шлейфом опавшей жухлой травы, тротуары под ногами неприятно чавкали лужами и грязью, и в один из таких дней Янита возвращалась с работы, погружённая в свои мысли. У них в агентстве путешествий уже дважды за последнее время сменились сотрудницы, которых брали на место уволенной Рыбкиной, и Янита искренне не понимала, почему уволили смышлёную, только после ВУЗа, неопытную, но быстро обучаемую Женьку, и вскоре взяли другую, взрослую женщину, которая совершенно не нравилась Яне. Эта тётка воспринимала молодую и энергичную, всегда улыбчивую коллегу как девочку на побегушках, перекидывая недоработки Светланы Рыбкиной, перешедшие в её «наследство» Яните под предлогом, что она только вникает в работу, хотя прошло уже достаточно времени, как она появилась, и пора было, наконец, ознакомиться со всеми своими обязанностями. Но вместо того ушлая новенькая завела близкое знакомство с начальницей, ходила, сладко пела ей на ушко, угощала домашней выпечкой, дачными соленьями и всячески перед ней стелилась, видимо рассчитывая, что недолго просидит в кресле простого туроператора, и её сделают замом Ларисы Матвеевны. Петлицкая же, глядя на неё, понимала, что такая без мыла влезет, лишь бы заявить о себе и своих амбициях. Весь её вид буквально кричал: "Я тут быстро у вас порядок наведу, только дайте мне время!" Командные нотки то и дело проскальзывали в её противном, порою истерическом голосе, но стоило в офис заглянуть начальнице, как эта искусная, ловкая мадам превращалась в само очарование, петляла между струек, бравировала своими успехами и постоянно, с фальшивой скромностью, о них напоминала, забывая указать, однако, что существенную часть работы за неё выполнили другие. Зато чужие, даже малые огрехи немедленно становились достоянием общественности, и заявлялось о них обычно громко, во всеуслышание. Справедливости ради стоит заметить, что Яне перепадало от новенькой не больше, чем нынешнему заместителю, на должность которого нацелилась эта стерва, да и другим прилетало не меньше. Эта Галина Леонидовна за несколько недель удивительным образом умудрилась превратить обстановку в коллективе из восьми человек в логово ненавидящих друг друга врагов — недоверчивых и раздражённых, переругавшихся между собой. С некоторых пор, к тому же, изворотливая мадам пыталась вешать на других свои косяки, и в особенности, на неё. И в последние недели девушку всё чаще посещали мысли об увольнении. Бежевые ботильоны Яниты намокли, как только она спрыгнула со ступенек троллейбуса, вода с тротуара попала внутрь, намочив стельки, и девушка чувствовала, что ещё немного — и может свалиться с простудой. Тем более она и без того продрогла в кашемировом пальто с глубоким вырезом на груди, и без зонтика, который забыла на работе. В руках у неё были тяжёлые пакеты — после работы она зашла в гипермаркет, находившийся в двух минутах от офиса, и затарилась продуктами под завязку, с расчётом, чтобы не ходить в магазин в ближайшие выходные. Сзади гудели машины, разбрызгивая воду с трассы на пешеходные тропинки, и потому девушка жалась поближе к аллее, чтобы её не окатили из грязной лужи. Чьи-то фары надоедливо мигали за спиной, едва двигаясь — почти вровень с ней самой. Она слышала, как авто позади то постепенно набирает ход, то притормаживает, светя в затылок ослепляющими прожекторами. «Ненормальный какой-то», — подумала она, крепче стискивая сползающие по запястьям ручки тяжёлых пакетов. Тот мужчина, что ухаживал за ней в агентстве, стал вести себя более активно, и у Яниты теперь не находилось повода отказывать ему в близости, особенно после того, как она окончательно разобралась со своими внутренними противоречиями, а вернее — просто засунула их глубоко-глубоко, в потаённые уголки своего сознания, надёжно защёлкнув секретную шкатулку на ключ и припрятав в самое пыльное место на чердаке своей памяти. Ей не очень нравились взрослые мужчины, такие как этот Константин — уже разведённый, слегка обрюзгший и напыщенный, познавший жизнь; но воротить нос она пока не торопилась, поскольку чувствовала — нужно отвлечься, прийти в себя, забыть то, что беспокоило, что съедало изнутри её сердце, как червячок яблоко… Вычеркнуть. Не думать. Переключиться. Таков был её план. Не без терзавших душу сомнений, страхов и предрассудков она, ужаснувшись, шёпотом призналась себе, что её тянет к Мориссе Черновой! Она не могла сказать, что тянет физически — нет, так далеко Петлицкая по-прежнему не заходила в своих фантазиях, но эмоционально, на уровне паряще-невесомых, неспешных вибраций, что-то незримое, подобно тающему блику луны в меркнущей вышине, — откликалось, переворачивая все её представления об этой девушке. Да, Морис безумно харизматична, и с этим поспорить она не могла, даже если бы захотела; с ней никогда не скучно и всегда есть о чём поговорить, в том числе на «высокоморальные» темы. Она образованна в целом и хорошо разбирается в тонкостях инженерии строительства — в частности. Её ценят коллеги и друзья. В её манерах есть некая неподвластная разумению, лишённая малейшей наигранности, самобытная эстетика. Но было и много такого, с чем у Яниты не получалось свыкнуться... Вначале ей казалось, что это ощущение — жалящее, внезапно накрывавшее, — не более чем угрызения совести, стыд или обычная неловкость, ведь между ними всё зашло слишком не туда, и она просто терялась, вспоминая мерцание в глазах Черновой, отчаянные рывки её тела, язвительный изгиб чётко очерченного рта, гадая о непредсказуемости её следующего шага. Но потом... потом Яна не могла пересилить подступающий к сердцу страх, совладать с тревогой, когда начинала думать об этих невыносимо мучительных, каких-то голодных, необузданных, но при этом искусных поцелуях, которых она боялась словно влекущей в кромешную пучину — бездны, — заманчивой, дразнящей и крайне опасной. Поцелуи Черновой её страшно смущали... Хотя, конечно, это нельзя было назвать полноценными поцелуями. На что это походило?.. Каждая демонстрировала то, что казалось правильным: натиск или избегание; пламень или лёд; желание или... отвращение? Девушка сжала плечи, чувствуя тягучий холодок, прокатившийся по спине до самой поясницы и замерший где-то там — над копчиком, свербящей энергией напряжения. Она сделала вдох и выдох, крепче кутаясь в воротник пальто от дождя и ветра. Особенно её пугали прикосновения рук, близость тела Черновой. Петлицкая вздрагивала от неподдельного ужаса, застилавшего её мозг сковывающим оцепенением, стоило только вспомнить горячность, с которой Морис прижимала её к себе. Никогда девушка не чувствовала себя в безопасности рядом с ней, а за кажущимся равнодушием королевы томилась целая гамма противоречащих друг другу чувств. Прежде, ещё недавно, она полагала, что Чернова относится к ней очень поверхностно — как к объекту завоеваний, как к ещё одной кукле, которую можно с лёгкостью соблазнить, подчинить своей воле, превратить в ручного котёнка — как Светку Рыбкину, и она безотчётно, почти инстинктивно, избегала такого сценария, каждый раз нападая первой. Но Яна устала. Устала ждать от Черновой подвоха, устала защищаться. Устала бояться её. И вдруг поняла — бессмысленно. Чернова, с её упрямством, навряд ли отступится. Она одержима! А она, Янита, ещё не решила, как можно этим воспользоваться... Влажный кленовый лист взметнулся из-под земли, несколько мгновений вальсируя на ветру, и мягко запланировал, неторопливо опадая к её стопам. Проводив его долгим, рассеянным взглядом, девушка подумала, что ей тоже хочется какой-то лёгкости, некоего полёта души... Она тряхнула головой, безуспешно пытаясь смахнуть капли дождя, оросившие истомлённое лицо, возвращаясь в реальность: ну хорошо, пусть не полёта, но хотя бы ни к чему не обязывающей интрижки, — нужно срочно себя перезагрузить, чтобы мысли были надёжно заняты, чтобы унесли в светлую, безоблачную даль. И ей, к слову, нашлось о ком вспомнить. Костю недавно повысили, и теперь он занимал пост заместителя ген. директора в агентстве, респектабельно выглядел и зарабатывал, а на прошлой неделе, в доказательство своей солидности, брал яхту в аренду, чтобы отметить сорок первую годовщину, и Янита была среди прочих его друзей почётной гостьей. Он признался ей, что каждый год выбирает новую экзотическую страну у моря, и предложил в следующем путешествии самой решить, где бы она хотела отдохнуть; и это совпадало с её желанием закружиться в водовороте фееричных событий, чтобы ни о чём не тревожиться. Как в юности. Позабыть обо всех проблемах и неурядицах, стать беспечной. Начать жить с чистого листа. Замужние коллеги подсказывали: «Золото, а не мужчина!» «Бери, пока предлагает!» «Как развёлся с женой — всё один!» «Будешь как за каменной стеной», и всё в том же духе. Другие, напротив, убеждали отказаться от него, и она смутно подозревала, в чём тут причина. Два месяца Петлицкая размышляла, уговаривая себя приглядеться. Она понимала, что вокруг такого мужика постоянно крутятся женщины, но её это нисколько не беспокоило: влюбляться в него она не планировала. Так, провести вечерок в неделю в одном из культурных местечек Петербурга, окунуться в атмосферу нонконформизма или классики — в зависимости от желания и настроения, а после вернуться домой, в привычную рутину повседневности. Но она чувствовала — ему этого уже становится мало. И начинала морально готовиться, что рано или поздно придётся лечь в постель со слишком взрослым, матёрым дядькой — из чувства благодарности, из тщеславия, и чтобы утереть нос этой новенькой — Галине Леонидовне, тем более она уже вовсю распускала слухи в коллективе, что Яна легла под статусного мужика. «Ловко пристроилась!» — читалось в её тяжёлом взгляде и презрительно сложенных в ниточку губах. Петлицкая не спорила с ней, ведь по большому счёту так всё и выглядело. Будто отодвигая ещё на чуть-чуть тот самый «первый» раз, сегодня Янита отказалась от посещения выставки, куда Константин Витальевич весьма настойчиво зазывал её, с нажимом глядя в глаза и целуя ручки, неоднократно и таинственно повторив при этом, что живёт совсем недалеко от выставочного зала, и в любой момент можно будет забежать на чаёк с шоколадными эклерами. Томительно улыбнувшись своему незадачливому ухажёру, Петлицкая погладила его по руке и соврала, что записалась на приём к косметологу, при этом прекрасно осознавая, что в другой раз подобные отмазки не подействуют... Теперь, остановившись на перекрёстке с остальными прохожими, такими же мокрыми и несчастными, как и она, спешащими, как и она, по уютным домам, ей вдруг подумалось, что возможно, зря она ему отказала. Сейчас бы сидели в его тёплой квартире и попивали шампанское, или валялись на кровати, едва прикрытые простынями, и мечтали о будущем путешествии в жаркие страны... А коллеги подавились бы от жёлчи, заметив их наутро вместе. И вот, наконец, светофор подмигнул красным огоньком, передавая эстафету зелёному, и Яна удивилась, что никто из пешеходов не сдвинулся с места. Она не сразу сориентировалась, когда та машина, что жгла затылок и ползла за спиной, со свистом вырулила вперёд и остановилась, мешая проходу граждан. Это была Чернова и её красноречивый, убеждающий шантаж: или Яна садится в салон, или люди не смогут пройти на другую сторону улицы. Нечестно. Дерзко. Против правил. Чернова выпрыгнула из машины: вся такая сноровистая, внимательная, харизматичная, жаркая — с закатанными рукавами рубашки, невзирая на собачий холод, в тонкой шерстяной безрукавке, узких брюках, начищенных до звона туфлях с пряжками, — и очутилась рядом. Когда их взгляды столкнулись, Янита впервые захотела отвести глаза от глаз напротив — в глубине их морской лазури, плавно перетекавшей в янтарное тепло, затаилась безысходная грусть вперемешку с невысказанными чувствами и надеждой, которую Петлицкая дать не могла... Неожиданно ощущая себя виноватой, пристыжённой и жестокой, она смутилась под гнётом некой ответственности за Чернову, за её сломанное будущее и разбитое настоящее. За несбыточные мечты. На них пялились десятки глаз, только обе никого не замечали вокруг — немного испуганные и неловкие этой встречей. Стена дождя разъединила их взоры, и Морис едва улыбнулась Яне, с робкой усмешкой буркнула, открывая багажник иномарки: — Ну, давай что ли, свои пакеты. — Это вовсе не обязательно! — строптиво дёрнула подбородком Янита, опуская ресницы, избегая смотреть в её ясные, выразительные глаза и пряча тяжёлые пакеты за спиной. — Ты уверена? — Рослая шатенка приблизилась к грациозной блондинке вплотную, слегка нагнувшись и прислоняясь лбом к её лбу. Волнистая тёмная чёлка стремительно намокала, магнитясь и прилипая к льняным прядям невысокой подруги, сплавляясь между собой ажурным переплетением нервов... Тёмные, хорошо очерченные губы пацанки широко расплылись в зубастой улыбке, подспудно притягивая внимание Яны. Она никогда прежде не заостряла на её губах свой взор, а тут, на глазах у возмущённой кучки пешеходов, которым пришлось обходить авто, дабы попасть на другую сторону улицы, Петлицкая будто обмякла, на секунду потеряв контроль над своими эмоциями и телом, затуманенная неподвластным притяжением её близкого дыхания. Какая-то старуха в вязаном берете и калошах, с авоськой на колёсиках, толкнула её в бок, и Янита мгновенно вынырнула из странного забытья. — Уверена! Абсолютно! — наматывая ручки пакетов на запястья, отчётливо и звонко огрызнулась Петлицкая, с трудом перепрыгивая мутную лужу под ногами. Октябрь был её нелюбимым месяцем, и она ждала, когда уже земля достаточно промёрзнет и покроется тонкой, прозрачной наледью. Чернова вернула её на землю: — Там, впереди — небольшое «озеро». Пройти пешком можно только в кирзачах. Но на машине всё же удобней. — Морисса подала руку вредной девчонке, позавидовав собственному терпению и надеясь, что та отдаст ей свои пакеты. — Не бойся, я тебя не съем, — снова улыбнулась она и посмотрела на Яну с какой-то особенной нежностью и заботой во взгляде. — И не украду, как ты уже наверняка вообразила. Наглая самонадеянность Черновой не укрылась от внимания Петлицкой, однако девушка с интересом для себя обнаружила, что совсем на неё не злится, не тянется убить, как бывало обычно. Возможно, это всего лишь усталость и непогода переключили тумблер её восприятия, запрещая вырваться потоку раздражения наружу. Как бы то ни было, она не хотела копаться в секретной шкатулке своих эмоций, запертых в самом тёмном уголке подсознания. Движение на трассе оживилось, все объезжали стоящий на аварийке сразу за поворотом автомобиль Черновой, который создавал помехи несущемуся потоку транспорта. Больше не раздумывая, Янита нырнула внутрь салона, понимая, что переспорить соседку ей всё равно не удастся. Морис захлопнула багажник и обошла машину, усаживаясь за руль. Криво ухмыльнулась, поскольку несносная девчонка сидела на заднем сиденье, за её спиной. — Ты издеваешься? — попыталась достать её в зеркало заднего вида. — Нет. Меры предосторожности. — Голос нежно-величавый, расслабленный. Петлицкая демонстративно принялась разглядывать свой безупречный маникюр со стразами, дразняще перебирая пальчиками перед собой. — Промокла? — Морис сверкнула глазами, поняв неоднозначность вопроса, и шумно почесала кончик носа, кое-как усмиряя свой взрывоопасный, мальчишеский нрав. Силясь нащупать хоть какую-нибудь подсказку, как вести себя с Яной, дабы не спугнуть, она действовала по наитию, словно ступала по тонкому канату, выверяя каждое движение, каждое слово. Ловя взгляд девушки в зеркале, с тревогой в голосе она поправилась: — В смысле, сильно замёрзла? С ног до головы Чернова оглядела её ещё там, на серой дождливой улице, случайно заметив в толпе снующих пешеходов, когда возвращалась от заказчика домой; но не смогла остановиться сразу и забрать девушку к себе, в тёплый сухой салон, — поскольку между трассой и дорожкой вдоль аллеи имелась небольшая заградительная балюстрада, закончившаяся только перед поворотом. — Немного, — вытягивая свои озябшие ноги под струи горячего воздуха включённой печки, без эмоций пожала плечами Петлицкая. С её волос, собранных в высокий пучок, искрящимися змейками стекала вода, скользя по подбородку за воротник пальто, царапая ледяными каплями ключицы и грудь. Обернувшись к ней через плечо, Морис подмигнула девушке, стараясь взбодрить своим бархатисто-низким, окутывающим голосом: — Ничего, сейчас быстро согреешься, воробушек. Разморённо-расслабленно окунувшись затылком глубже в изголовье кресла, Петлицкая едва подавила блаженную улыбку и закрыла глаза, прячась от взора своей соседки за спинкой её сиденья. Невольно она поймала себя на мысли, что даже пять лишних минут в старенькой иномарке вместо промозглой улицы — это счастье.