Сквозь врата

      Три дня в подземной келье текли медленно, как патока. После той первой ночи, наполненной невысказанными словами и опасной близостью, они старались держаться друг от друга на расстоянии — насколько это было возможно в тесном помещении. Время здесь словно остановилось — не было ни рассвета, ни заката, только тусклый свет масляной лампы и тени, пляшущие на шероховатых стенах.       Их маленький мирок отмеряли лишь визиты Томаса — дважды в день он приносил еду, воду и новости. Нокс никогда не думала, что может так страстно ждать рассказов о погоде и городских сплетен о поисках беглецов из замка. Но здесь, в полумраке кельи, любая весточка с поверхности казалась глотком свежего воздуха. Эти короткие моменты общения со священником были связующей ниточкой с миром наверху.       — Стража все еще проверяет таверны, — сообщил Томас утром второго дня, спускаясь по скрипучим ступеням. — Но в храм пока не заглядывали.       — А объявление? — Нокс подалась вперед. — Вы повесили его?       — Да, — Томас поставил поднос на сундук. — «Продается живой олень. Спросить у Томаса в храме Латандера». Надеюсь, ваш друг поймет намек.       Астарион, до этого неподвижно сидевший в тени, фыркнул:       — Если он все еще жив.       — Жив, — отрезала Нокс. Она сама не понимала, откуда взялась эта уверенность, но она была твердой, как камень.       Когда Томас ушел, в келье повисла тишина. Нокс зябко поежилась и плотнее закуталась в одеяло, пропахшее ладаном. Астарион остался в своем углу, неподвижный, как изваяние. Только его глаза выдавали присутствие жизни — они следили за каждым ее движением с напряженным вниманием хищника.       — Расскажи мне, — вдруг попросила она.       — О чем?       — О чем угодно. О том, как ты стал вампиром. О работе на Касадора. О том, почему спас Томаса.       Астарион молчал так долго, что она уже решила, что он не ответит. Но потом его голос, низкий и хриплый, разрезал тишину:       — Я уже говорил — не люблю бередить прошлое.       — А я не люблю сидеть в подземелье и ждать, — парировала она. — Но вот мы здесь.       Масляная лампа мигнула, и тени заплясали по стенам. В углу прошуршала крыса.       — Знаешь, что самое забавное? — вдруг проронил Астарион. — Я даже не помню, как выглядело солнце. Настоящее солнце, не та боль, что сжигает мою кожу.       Нокс подтянула колени к груди, устраиваясь удобнее.       — А что ты помнишь?       — Запахи. Звуки. — Он прикрыл глаза. — Как пахнет нагретая солнцем трава. Как звенят цикады в полдень. Как шумит морской прибой на рассвете.       — Ты жил у моря?       — Нет. Путешествовал. Много путешествовал, пока… — он оборвал фразу, но Нокс уже поняла.       — Пока не встретил того, кто сделал тебя таким?       Нокс вспомнила тот день в лесу — как Астарион выскочил на солнце, поверив, что кольцо Региса защитит его. Как кричал от боли, когда его кожа начала гореть. Как она, не думая, бросилась к нему, обжигая руки о раскаленную плоть.       — Наверное, я никогда не привыкну, — тихо сказал он, и в его голосе прорезалась горечь. — К этой… беспомощности. К тому, что простой солнечный луч может превратить меня в головешку.       — Поэтому ты взял кольцо?       — Поэтому я поверил, что оно может помочь, — он издал короткий, лающий смешок. — Глупая надежда. Она хуже жажды крови — от нее нет исцеления.       Нокс поднялась, чтобы подбросить дров в маленькую жаровню, которую принес Томас. В старой келье было прохладно, как в погребе, но огонь немного спасал. Пламя осветило келью теплым светом, и на миг она показалась почти уютной — с потрескивающими поленьями, запахом горящей сосны и свежего хлеба на столе.       — Знаешь, — сказала она, устраиваясь обратно на кровати, — в борделе была одна девушка. Она рассказывала, что на юге есть места, где солнце такое жаркое, что даже обычные люди прячутся от него. Живут в прохладных подземных городах, выходят только по ночам…       — И ты веришь в сказки?       — Я верю, что где-то должно быть место и для таких, как ты.       Астарион помолчал, глядя на огонь. Отблески пламени делали его лицо почти живым.       — Расскажи еще, — попросил он неожиданно мягко. — О тех городах. О юге. О чем угодно. Просто… говори.       Нокс устроилась поудобнее, свернувшись на кровати и закутавшись в одеяло. В свете жаровни ее рыжие волосы отливали медью.       — В том городе дома вырезаны прямо в скалах и уходят глубоко под землю. Там всегда прохладно, даже в самый жаркий полдень. А ночью люди выходят на поверхность — торговать, праздновать, жить. Улицы освещены сотнями фонарей, музыка не стихает до рассвета…       Она говорила, а Астарион слушал. Впервые за долгое время его лицо утратило привычное саркастическое выражение. В полумраке кельи, под треск поленьев, ее голос рисовал картины далеких земель, где тьма не проклятие, а благословение.       — А еще там есть огромный базар, — продолжала она. — Он открывается, когда садится солнце. Говорят, там можно найти все, что угодно — от специй с востока до магических артефактов из затерянных гробниц.       — Даже кольцо, защищающее от солнца? — в его голосе мелькнула привычная насмешка, но без прежней горечи.       Нокс улыбнулась:       — Может быть. Кто знает?       Жаровня тихо потрескивала. Нокс потянулась за кувшином с водой — от разговоров пересохло в горле.       — Откуда ты знаешь все это? — Астарион подался вперед, его лицо наполовину скрывала тень. — Не похоже на обычные байки путешественников.       — В «Ласке» была танцовщица из тех мест, — Нокс сделала глоток. — Она учила меня своему языку. Больше ругательствам, конечно же. Рассказывала о доме. А иногда плакала по ночам.       — И что с ней стало?       — Не знаю. Однажды утром она просто исчезла. Может, вернулась домой. Может… — Нокс замолчала, глядя в огонь. — У всех нас свои причины бежать, правда?       Астарион хмыкнул:       — И каковы твои?       — О нет, — она покачала головой. — Сначала ты. Я уже достаточно рассказала. Теперь твоя очередь.       В келье повисла тишина. Где-то наверху пробили часы — глухой, далекий звук, едва различимый сквозь толщу земли.       — Я был судьей во Вратах Балдура, — наконец произнес Астарион с кривой усмешкой. — Не то чтобы особенно честным. Закон… он как кинжал. Важно не само лезвие, а то, в чьих руках оно находится.       Он замолчал, глядя на свои руки — бледные, с длинными пальцами.       — Касадору это понравилось. Моя гибкость в вопросах морали. — Его губы скривились в холодной улыбке. — Он следил за мной несколько месяцев. Изучал. Как паук изучает особенно интересную муху в своей паутине.       — И решил сделать тебя вампиром?       — Решил сделать меня своим цепным псом, — голос Астариона стал жестким. — Я умел находить слабости людей, знал, на какие рычаги давить. Идеальный охотник для его… особых потребностей.       Нокс заметила, как он машинально потер шрам на шее.       — Но даже у цепного пса должен быть ошейник, верно? — он оскалился, обнажая клыки. — Касадор хорошо постарался, чтобы я никогда не забывал свое место. — Астарион провел пальцем по краю жаровни, почти касаясь огня. — Я думал, что знаю все о власти. О том, как люди ломаются. Как прогибаются. А оказалось… — он резко отдернул руку, — что сам ничем не лучше.       Нокс поежилась. В его голосе звучало что-то темное, опасное — отголосок той жестокости, что пряталась под маской сарказма.       — Касадор научил меня, что всегда есть кто-то сильнее. Кто-то, кто может превратить твою жизнь в бесконечную пытку, — он усмехнулся. — А теперь я делаю то же самое с другими. Выслеживаю. Оцениваю. Выбираю самых… подходящих.       — Для чего?       — О, у Касадора специфические вкусы, — Астарион откинулся назад, в тень. — Ему нравятся те, кто держится до последнего. Кто не сразу ломается. Это… делает игру интереснее.       Тени от огня плясали на стенах, искажая пропорции маленькой кельи. Нокс подбросила полено в жаровню, и сноп искр взлетел к потолку.       — А я думала, что знаю все о человеческой жестокости, — проговорила она тихо. — В борделе многое видишь. Как благородные господа срывают маски. Как праведники превращаются в чудовищ за закрытыми дверями.       — И поэтому сбежала?       — Нет, — она покачала головой. — Я сбежала, потому что устала быть чьей-то игрушкой.       Астарион резко поднял голову, их взгляды встретились. В его глазах мелькнуло что-то похожее на узнавание.       — Забавно, — протянул он. — Мы оба бежим от одного и того же. От тех, кто считает, что имеет право распоряжаться чужими жизнями.       — Только ты все еще на цепи у Касадора.       — А ты все еще оглядываешься через плечо.       Они помолчали.       — Иногда я думаю, что из всего этого для меня самое страшное, — вдруг сказал Астарион. — Не пытки. Не голод. Даже не беспомощность перед солнцем. А то, что со временем привыкаешь. К боли. К унижению. К тому, что ты — просто вещь.       — Нет, — Нокс покачала головой. — Не вещь. Иначе бы ты не спас Томаса. Не помог бы мне тогда, в лесу.       — Может, это просто часть игры Касадора? — его губы изогнулись в горькой усмешке. — Дать мне поверить, что я все еще могу быть… кем-то другим?       — А может, — она подалась вперед, и отблески огня заиграли в ее глазах, — ты уже не тот, кем он хотел тебя сделать?       Астарион замер, словно ее слова задели что-то глубоко внутри. Что-то, что он сам от себя прятал.       — Ты опасно много думаешь для девушки из борделя, — наконец проронил он, но в его голосе не было привычной насмешки.       — А ты слишком много притворяешься для того, кто считает себя чудовищем.       Астарион вдруг рассмеялся — коротко, хрипло, будто отвык от этого звука.       — Скажи мне, Нокс, — он подался вперед, и пламя жаровни отразилось в его глазах, — чего ты хочешь на самом деле? Свободы? Богатства? Приключений?       — А ты? — она встретила его взгляд. — Чего хочешь ты? Кроме того, чтобы не чувствовать боли от солнца?       Он открыл рот для привычной колкости, но осекся. В полумраке кельи, в танце теней от огня, маски вдруг стали бесполезны.       — Я хочу… — он запнулся, словно на мгновение засомневался в том, стоит ли продолжать, — я хочу перестать быть тем, кем он меня сделал.       Нокс протянула руку и коснулась его запястья — там, где под бледной кожей едва заметно пульсировала ее кровь.       — Тогда, может быть, нам обоим пора перестать убегать?       В келье повисла тишина — не тяжелая, как раньше, а какая-то новая, полная невысказанных обещаний. Где-то наверху, в храме Латандера, зазвонил колокол, возвещая новый час. А они сидели в полумраке, соединенные чем-то большим, чем кровь и отчаяние, — пониманием, что иногда спасение приходит с самой неожиданной стороны.       Скрип ступеней разрушил момент. Астарион отпрянул в тень так стремительно, словно их застали за чем-то непристойным. Нокс быстро отдернула руку и поправила одеяло на плечах. Томас спускался торопливо, его шаги звучали чаще обычного. Когда он показался в дверном проеме, его морщинистое лицо раскраснелось от спешки.       — Он здесь, — выдохнул священник, опираясь о дверной косяк. — Ваш друг. Только что пришел в храм.       Нокс вскочила так резко, что закружилась голова: — Регис? Он…       — Живой, — кивнул Томас. — И, кажется, в полном здравии. Спрашивал про живого оленя.       Астарион фыркнул, но Нокс заметила, как расслабились его плечи.       — Что ж, — протянул он с привычным сарказмом, но в голосе слышалось что-то похожее на облегчение. — Похоже, наш туманный друг все-таки решил почтить нас своим присутствием.       Томас переступил с ноги на ногу: — Мне привести его сюда?       Нокс и Астарион переглянулись. В этом коротком взгляде промелькнуло все то, о чем они говорили — и о чем молчали — эти три дня.       — Ведите, — кивнула Нокс, пытаясь унять дрожь в руках.       Шаги Томаса затихли на лестнице. В келье повисла звенящая тишина. Нокс бросила быстрый взгляд на Астариона — тот стоял неподвижно, только желваки играли на бледном лице.       А потом они услышали знакомые шаги — неторопливые, размеренные. На пороге появился Регис, как всегда собранный и невозмутимый, словно и не было этих трех дней. Только воротник камзола был измят сильнее обычного, да в серебристых волосах запутался сухой лист.       — Живой олень? — он приподнял бровь, окидывая взглядом келью. Его фигура отбрасывала длинную тень на сырые стены. — Право, могли придумать что-нибудь более… очевидное.       Нокс не дала ему договорить — в два шага преодолела разделяющее их расстояние и вцепилась в отвороты его камзола. От него пахло ночным воздухом, дымом костров и чем-то неуловимо тревожным. Ее пальцы лихорадочно ощупывали ткань, плечи, грудь, словно пытаясь убедиться, что он настоящий, что не развеется туманом, как тогда в подземелье.       — Ты живой, — выдохнула она, и в ее голосе смешались облегчение и злость. — Живой, невредимый, а мы тут… мы думали…       — Ну-ну, — Регис мягко перехватил ее руки, сжимавшие его камзол. В его прикосновении чувствовалась усталость. — Не так-то просто убить старого вампира.       — А ты мог бы не заставлять нас ждать три дня, — огрызнулся Астарион из своего угла, но в его голосе не было настоящей злости.       Регис опустился на край кровати. В свете жаровни стало заметно, что его обычно безупречный камзол измят и местами порван, а в серебристых волосах запутались сухие листья и какой-то речной мусор.       — Пришлось… задержаться, — он поморщился, будто от неприятного воспоминания. — После того, как я отвлек стражу, они организовали такую погоню, что пришлось уходить по реке. А будучи туманом, знаете ли, довольно сложно ориентироваться. Особенно когда тебя несет течением неизвестно куда.       — Туманом, значит, — протянул Астарион, подаваясь вперед. — Весьма любопытное умение для вампира.       Регис помолчал, рассеянно вытаскивая из волос сухие листья.       — Знаете, — начал он с легкой улыбкой, — иногда самое простое объяснение — не самое очевидное. И, может быть, сейчас не лучшее время обсуждать это все?       — Не лучшее время? — Нокс вскинулась. — Ты превратился в туман у нас на глазах! А до этого солгал про кольцо, которое…       Регис улыбнулся — той особой улыбкой, которая ничего не объясняла, но закрывала все вопросы:       — Друзья мои, я промок, устал и очень хочу услышать, как вы планируете добраться до Глубоководья. Особенно учитывая, что половина стражи Даггерфорда все еще ищет трех подозрительных беглецов.       — Ты уходишь от ответа, — Нокс нахмурилась.       — Конечно, — он подмигнул ей. — И делаю это весьма изящно, не находишь?       Астарион фыркнул, но в его взгляде промелькнуло что-то похожее на уважение. В конце концов, он сам был мастером уклончивых ответов.       — И все же, — Регис стянул промокший камзол и придвинулся ближе к жаровне, — как вы планируете выбраться из города?       — У меня есть пара идей, — отозвался Астарион. — Не все старые пути перекрыты.       — Те самые пути, о которых ты не хотел говорить раньше? — Нокс приподняла бровь.       — Те самые, — он усмехнулся. — Но сначала нужно дождаться следующей ночи. Стража сейчас на взводе — еще бы, упустить такого опасного преступника, который превращается в туман!       Регис рассмеялся — неожиданно тепло и искренне:       — Надеюсь, в их рапортах это прозвучит достаточно убедительно.       — О да, — Нокс тоже улыбнулась. — Особенно та часть, где ты просочился сквозь решетку. — Она помолчала, теребя край одеяла. — А ведь мы просто хотели пополнить запасы и разузнать новости. Кто же знал, что эта Лина…       — И что этот ее дружок, Том, окажется не просто заключенным, — Астарион скривился. — Хотя стоило догадаться. Слишком уж ловко они все подстроили.       — Золото ослепляет, — Регис пожал плечами. — Даже самых опытных. Но, признаться, меня больше интересует, откуда они знали про потайной ход. Такими секретами не разбрасываются.              — Думаешь, у них были сообщники в замке? — Нокс подалась вперед.       — Думаю, нам повезло, что мы выбрались оттуда живыми, — Регис потер переносицу. — И что все еще можем идти в Глубоководье, — Регис поднял взгляд на Нокс.              — Искать вашу Лириэль Бэнр. Подземелий с меня и правда хватит.       — В храме Мистры. Наверняка она там.       — Мистры? — Регис слегка нахмурился, словно пытаясь что-то вспомнить.       — Богини магии, — пояснила Нокс с легким удивлением. — Неужели не слышал?       Регис вдруг с преувеличенным вниманием начал изучать прореху на рукаве камзола:       — А, да-да, конечно. Храм Мистры. Как я мог забыть.       Астарион прищурился:       — Для вампира у тебя удивительные пробелы в знаниях.       — Знаешь ли, — Регис улыбнулся своей фирменной загадочной улыбкой, — когда проводишь столько времени в тумане, некоторые детали… ускользают. А теперь, может быть, кто-нибудь поделится со мной ужином? Три дня в реке — это, знаете ли, утомительно.       — На подносе хлеб и мясо, — Нокс подвинула еду ближе к нему. — Правда, уже остыло все.       Регис с благодарностью потянулся к хлебу. В келье повисла тишина — не напряженная, как раньше, а почти уютная, нарушаемая только потрескиванием поленьев в жаровне. Каждый из них был измотан: Регис — погоней, Нокс и Астарион — тревожным ожиданием. Но сейчас, когда они снова были вместе, усталость наконец брала свое. Старый вампир промокнул губы куском хлеба и внимательно посмотрел на Астариона:       — Кстати, давно отчитывался Касадору?       Астарион замер, его пальцы судорожно сжались.       — С чего такой интерес?       — В городе видели вампиров, — Регис говорил небрежно, но его глаза внимательно следили за реакцией собеседника. — Двое. Явно не местные. И, судя по их манерам, не из простых бродяг…