Сквозь врата

      Покинув окутанный тьмой Дредвиль, Нокс, Регис и Астарион вновь окунулись в безмолвие лесных троп. Узловатые корни старых дубов по-змеиному расползались под ногами, так и норовя отправить незадачливого путника в полет до ближайших зарослей колючей ежевики. Густой подлесок цеплялся за одежду, а низко нависающие ветви старались хлестнуть по лицу, стоило только отвлечься на болтающийся фонарь или на маячившую впереди спину. Лес будто не желал пропускать чужаков.       Нокс упрямо брела вперед, время от времени оборачиваясь, словно проверяя, не отстал ли Регис, и, лишь увидев в неверном лунном свете лицо вампира, на ее душе сразу становилось легче.       Время от времени Регис сверялся с картой, которую дополнил еще в деревне полуросликов. Пергамент теперь был испещрен линиями и значками, понятными лишь опытному страннику. Узловатым почерком на полях были сделаны пометки, но толстая линия, ведущая к горам, все равно была видна четко.       — Далеко еще до этой дыры? — буркнул Астарион, обходя по широкой дуге муравейник. Голод и недосып сказывались на его настроении не лучшим образом.       — Если мои подсчеты верны, к рассвету доберемся до предгорий, — откликнулся Регис, сворачивая карту. — А там до пещеры рукой подать.       — Ты бы поменьше ныл, еще не ясно, сколько нам придется кружить по пещере, — вставила свое Нокс. — Поговаривают, что такие подземелья похуже любого лабиринта.       Астарион скептически хмыкнул, но промолчал. С каждым днем он верил в успех затеи все меньше, однако альтернатив у него не было. Возвращаться к Касадору с пустыми руками означало навлечь на себя гнев хозяина, что не сулило ничего хорошего. Нокс оступилась и витиевато выругалась, отвлекая эльфа от размышлений. Судя по ее учащенному дыханию и дерганным движениям, она уже почти выдохлась. Астарион бросил на нее насмешливый взгляд, хотя и сам он выглядел не лучше: поникший, с залегшими под глазами тенями. В любом случае, помощь он предлагать не собирался, да Нокс и не приняла бы ее — гордость не позволяла ей жаловаться или просить о привале.       Воздух посвежел, запахло озоном. Значит, дождь не заставит себя ждать, и хорошо бы им присмотреть место для привала. Поглядывая на то, как их маленький отряд все сильнее растягивается, теряя и без того хрупкое единство, Регис хмуро взглянул на куски темного неба. Блик молнии заставил его сощуриться, а торопящийся за ним раскат грома вызвал у Нокс испуганный вскрик.       — Боги… — вздохнула она вцепившись в фонарь мертвой хваткой. — Я никогда не привыкну к этой чертовой темноте!       Регис хмыкнул, а эльф раздраженно закатил глаза. Когда на одежду упали первые капли, мысль о том, что им срочно нужно искать укрытие, навязчиво впилась в сознание. И словно в ответ на это впереди меж стволов мелькнул темный силуэт. Нокс вдруг выкрикнула:       — Это что там такое? Вон, вдалеке! — она махнула рукой. Фонарь опасно качнулся, потревожив пикси внутри. Послышалась писклявая ругань.       Астарион остановился и сощурился, и Регис тоже вгляделся в темноту. Впереди, буквально за кустами, обнаружилось покосившееся строение, напоминающее охотничью сторожку. Подойдя чуть ближе, Регис отметил покосившуюся приоткрытую дверь и замшелую крышу. Похоже, хозяева покинули ее уже очень давно. Однако прочные на вид стены и почти целая кровля сулили неплохое укрытие от ветра и дождя.       — Нужно осмотреться, — бросил он и, не дожидаясь ответа, двинулся к хижине. Нокс и Астарион, помедлив, направились следом.       Внутри сторожка оказалась не в пример опрятнее, чем снаружи. Грубо сколоченный стол, пара колченогих табуретов, закопченный очаг — скудная обстановка не сулила роскошного отдыха, но сейчас они были рады и этому. В дальнем углу обнаружилась узкая лежанка, на которой даже сохранился худой тюфяк, набитый сеном.       — Что ж, выглядит сносно, — объявил старый вампир.       И словно бы приняв это за разрешение, Нокс с наслаждением стянула с плеч рюкзак, негромко ойкнув от боли, пронзившей раненую руку. Регис же сноровисто занялся очагом и в мгновение ока развел огонь. Астарион устроился на топчане, по своему обыкновению делая вид, что происходящее его ни в коей мере не касается.       — Думаю, это хорошее место для ночлега. Нам повезло, — заговорил Регис, косясь на молодого вампира. Однако в ответ получил только усталый вздох. — А с закатом продолжим путь. Если карта не врет, то до предгорий осталось меньше дня пути. Сегодня мы проделали большую работу и прошли достаточно много, поэтому заслужили хороший отдых.       Нокс кивнула и принялась рыться в своем рюкзаке, наверное в поисках провизии или зелья, чтобы обработать рану. Говорить ей явно не хотелось. Астарион тоже лишь кивнул и, устроив руки на согнутых коленях, устало откинулся на стену, уставившись в обветшалый потолок. Неподвижный, точно изваяние, он сливался с полумраком, и лишь рваное дыхание выдавало, что он жив. Остаток ночи обещал быть тяжелым для всех.       Рассвет выдался промозглым и серым. Низкие облака затянули небо, грозя вот-вот пролиться дождем. Нокс, кутаясь в свой кафтан, сидела у едва тлеющего очага и бездумно ворошила угли прутиком. Сон ее был тревожным и прерывистым, а тело затекло от лежания на жестких досках. Поморщившись, девушка размяла затекшую шею и встретилась взглядом с Регисом. Вампир задумчиво стоял у окна прислонившись плечом к стене и тут же отвел взгляд, снова уставившись в клубящийся туман за окном. Позабыв о карте, которую он привычно держал в руках, вампир блуждал мыслями далеко отсюда. По его точеному профилю блуждали тени, отчего он казался еще более загадочным и отстраненным, чем обычно.       Астарион обнаружился на лежанке. Вопреки ее ожиданиям, он не спал, а сидел, скрестив ноги и склонившись над походной сумкой. В руках эльф держал листок бумаги и быстро строчил, время от времени хмурясь и что-то бормоча себе под нос. Нокс стало любопытно. Регис видел как она, влекомая разыгравшимся любопытством, неспешно подбиралась поближе к юному вампиру, делая вид, что просто осматривает хижину и занимается своими делами. Но ее взгляды украдкой и то, как она прислушивалась к бормотанию эльфа, выдавали ее с головой. Наконец, набравшись смелости, она как бы невзначай поинтересовалась.       — Что это ты так увлеченно пишешь? Глаз так и не сомкнул, сразу засел. Неужто любовное послание какой-нибудь низкорослой красотке из Дредвиля?       Астарион вздрогнул от неожиданности и резко вскинул голову, прикрыв написанное рукой. Однако он быстро совладал с собой и нацепил привычную кривоватую усмешку.       — Считаешь себя остроумной? Вынужден тебя разочаровать. А впрочем, не утруждай свой умишко. Все равно не поймешь.       — И все-таки, — продолжала допытываться Нокс, вызвав у Региса полуулыбку.       — Отчет Касадору о… так сказать, нашем небольшом путешествии. В конце концов, я обязан держать его в курсе дел.       — Да неужели? — оскалилась Нокс. — И что же ты ему поведал? Что до сих пор плетешься через лес и развлекаешься с полуросликами? Или жалуешься, как тяжко тебе приходится в нашей компании?       — Не твое дело, — фыркнул Астарион, но взгляд его заметался, выдавая смятение. — Да и что перед тобой распинаться! Ты все равно не поймешь, что такое долг.       — Долг? По мне, так больше похоже на поводок.       — Да что ты вообще понимаешь? — оборвал ее Астарион, резко поднимаясь. Гнев исказил его точеные черты, а тонкие пальцы безжалостно сжали пергамент.       — Сдается мне, что достаточно, чтобы понять, насколько ты запуган.       — Дело не в страхе! — с вдруг прорезавшейся горечью выдохнул Астарион и с чувством взмахнул скомканным пергаментом. — Касадор — могущественный вампир, который дал мне новую жизнь, цель, предназначение. Я, к сожалению, в неоплатном долгу перед ним. Наши взаимоотношения гораздо сложение отношений проститутки и управляющей борделя.       Нокс насупилась, а Регис лишь устало вздохнул.       — Еще бы! Наши отношения не настолько возвышенны, чтобы я служила Амире, как верная собачонка, и умудрялась лизать ей пятки, даже находясь за тридевять земель, — не унималась Нокс.       — Прикуси язык, девчонка, — процедил Астарион. В его глазах вспыхнул нехороший огонек. — Не тебе судить меня.       — Да неужели? Знаю я, что ты за фрукт! Я тебя насквозь вижу. Строчишь доносы, следишь за каждым нашим шагом! Может, нам стоит начать прятать от тебя кошельки и ложиться спать с кинжалом наготове?       Астарион вздрогнул всем телом, словно получил пощечину. Регис, украдкой наблюдавший за их очередной перепалкой, заметил, как дрогнули его руки. Немая борьба эльфа продлилась недолго. Он мастерски взял себя в руки, сделал глубокий вдох, демонстративно вздернул нос и прикрыл глаза.       — Глупая, взбалмошная девка, — заключил он. — Что ты можешь знать обо мне? Каждый чертов день я только и представляю каково это — жить лишь для себя. Вся моя жизнь, все мое существование подчинено воле хозяина. Я уже не помню, как быть кем-то другим. А ты, видимо, не ценишь столь великого дара. Поэтому мне не о чем с тобой говорить и нечего тебе объяснять. А теперь, будь так любезна, займи свое место у очага и продолжай ворошить угли, в комнате что-то похолодало.       Скрестив на груди подрагивающие от негодования руки, Нокс прищурилась, явно не собираясь сдаваться просто так.       — Значит, я для тебя всего лишь глупая девчонка, которой место у очага? О, так и запиши, — процедила она сквозь зубы. — А ты, выходит, умудренный жизнью страдалец, которого никто не поймет? Ну так просвети же меня, о великий! Поведай, как тяжко тебе живется под пятой Касадора!       Она шагнула ближе, но все же не настолько, чтобы упереться в грудь эльфа, и вскинула голову, стараясь поймать его взгляд. Астарион высокомерно взглянул сверху вниз и издал презрительный смешок.       — А ты, похоже, не только глупая девчонка, но и специалист по житейским вопросам. Особенно по части выживания в лесу и волкам.       Нокс вспыхнула, гневно раздула ноздри и прижала ладонь к пульсирующей от боли раненой руке.       — Решил упрекнуть меня в трусости, кровосос? Посмотрим, как ты запляшешь, когда взойдет солнце!       — Ты, мелкое существо, даже не представляешь каково это — быть обязанным кому-то всем. Своей жизнью, силой, самой сутью! Ты вольна бежать на все четыре стороны, а я навеки привязан к своему создателю. И даже мысль о том, чтобы предать его, ослушаться, разрушить эту связь, для меня немыслима!       — Ого, как мы заговорили. Что, не ослушаешься его, даже если он пошлет тебя на верную смерть? — не унималась Нокс. Глаза ее лихорадочно блестели. — Даже если прикажет предать друзей, убить невинного?       На скулах Астариона заиграли желваки.       — Ты утомительная, глупая, надоедливая. Я вижу, к чему ты ведешь и не собираюсь опускаться до оправданий. А теперь, будь добра, заткнись и не лезь не свое дело. Иначе, клянусь, моя рука не дрогнет.       С этими словами он резко отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Нокс прикусила губу, кулаки ее гневно сжались, а щеки пошли пятнами от злости. Казалось, она вот-вот сорвется в новую тираду. Но что-то в ссутулившейся фигуре молодого вампира ее остановило. Помедлив, она выдохнула сквозь зубы и отошла к очагу, принявшись яростно ворошить подернутые пеплом угли. Регис почти физически ощутил растерянность, которую излучала ее сгорбившаяся у очага фигурка.       Астарион же остался стоять, отвернувшись к стене и комкая недописанное письмо Касадору. Разговор вымотал его до предела, словно вывернув его самого наизнанку. Но его маска язвительного превосходства все так же надежно прятала то, в чем он не мог признаться даже самому себе.       Туман за окном сгустился, и дождь тихонько застучал по прохудившейся крыше. За стеной сторожки тоскливо завывал ветер, а в крохотной комнатушке, несмотря на гнетущую атмосферу, было тепло.

***

      Распогодилось ближе к полудню. Засияло безжалостное солнце, настырно проникая сквозь щели в стенах. В сторожке царила тишина. Нокс улеглась возле потухшего очага, подложив под голову свой уже наполовину пустой рюкзак и дразнила пикси в фонаре, тыкая в стекло пальцами и рассматривая гримасы маленького злобного существа, пока сон не сморил ее. Вскоре задремала и пикси. Регис уснул прямо сидя за столом, скрестив на груди руки и безвольно склонив голову. Несколько часов он корпел над своим дневником, делая в нем кривоватые наброски, пока усталость не взяла свое. К Астариону сон не шел. Ему никак не удавалось отделаться от мысли о вещице, которая не давала ему покоя с того самого дня, как он увидел ее в действии.       Он еще во дворце видел, как Регис стянул с пальца кольцо и спрятал его в мешочек, убрал его в сумку и с тех пор его не доставал. Эльф затаил дыхание и бесшумно сел на лежанке. Бороться с собой пришлось недолго, потому что едва ли ему подвернется более удачный момент.       Бесшумно скользнув к столу, где в неудобной позе спал Регис, Астарион вдруг остановился и окинул взглядом стол. Лучи полуденного солнца прорезали пыльный воздух сторожки, очерчивая на столешнице причудливые узоры, плясали бликами на раскрытом дневнике, словно пытаясь добраться до бледного профиля старого вампира. Нокс вдруг заворочалась, заставив руку эльфа повиснуть над дневником. Астарион бросил на нее хмурый взгляд. Даже во сне она умудрялась раздражать его! Но когда он увидел, как разгладилось ее лицо, а губы приоткрылись, явив трогательную, по-мальчишески детскую мордашку, раздражение отступило. Никакая она не воительница и не жрица любви — сущий ребенок, впервые за долгое время позволивший себе расслабиться.       Переведя взгляд на Региса, эльф поджал губы. Черные с проседью волосы змеились по изрытой морщинами щеке, а в приоткрытом рту поблескивали клыки. Даже во сне он казался настороже, будто в любой миг готов был вскочить и ринуться в бой. Интересно, расслабляется ли он хоть когда-нибудь по-настоящему? И Астарион уже готов был отступить, если бы его взгляд не зацепился за небрежно брошенную на край стола вызывающе открытую сумку. Оставалось дело за малым — аккуратно сунуть руку внутрь и достать мешочек. Мягкий и черный.       Тонкие бледные пальцы без труда проникли в черное нутро, нащупывая заветную находку. И вот оно, то самое кольцо! Почти неощутимое за плотной тканью, но Астарион различил его тонкие края, и яркий зеленый камень засиял перед его внутренним взором. Сердце вдруг забухало в горле, когда молодой вампир сжал кольцо в ладони и метнулся к стене, прячась в неплотной тени. На мгновение закрыв глаза и сделав глубокий вдох, он быстро взял себя в руки. Нужно было действовать дальше, нельзя останавливаться. Позолоченные тесемки поддались возмутительно быстро, являя вожделенную добычу. Перед глазами поплыло марево. Оно звало и манило, обещало невиданную силу и свободу. Не помня себя, Астарион, даже не всматриваясь в вызывающе прекрасный изумруд, надел кольцо. И в то же мгновение на его плечо легла тяжелая рука.       Эльф дернулся в сторону, пытаясь высвободиться, но старый вампир держал крепко, прижав его к стене и не давая ступить и шага. А когда их взгляды встретились, Астарион готов был поклясться что у него едва ощутимо дрогнули колени. Однако нельзя было выдавать слабости и страха, поэтому он хмурился и кривил пухлые губы, вот только зубы предательски постукивали.       — Зачем же опускаться до воровства, друг мой?       Схватив Астариона за руку, Регис сжал его пальцы в ладони и рванул за кольцо, силясь стащить его с руки эльфа, но металл будто намертво сросся с кожей. В ту же секунду перстень будто раскалился, обжигая плоть. Астарион взвыл от боли и, извернувшись, рванул к двери. Регис попытался остановить его, но кончики пальцев лишь скользнули по куртке беглеца.       Миг — и молодой вампир уже на крыльце, согнутый пополам от боли, но упрямо переставляющий непослушные ноги. Кольцо пылало, раскаленной печатью въедаясь в кожу. Астариону казалось, будто его вены наполнились жидким огнем, пожирающим его изнутри. Но это не имело значения. Главное — он все еще жив! Стоит под палящим солнцем и пока не сгорел дотла. Неужели оно и правда действует? Неужели проклятье вампиров более не властно над ним? Астарион расхохотался сквозь боль, раскинул руки, ловя лицом обжигающе горячий ветер. Свобода! Долгожданная, невозможная свобода! Как он мечтал об этом, веками запертый в склепах и подвалах! Как он грезил о дне, когда выйдет на солнце без страха! Как сможет снова ощутить его ласковое тепло, вдохнуть полной грудью пропитанный светом воздух, пройтись по залитым золотом улицам, как обычный человек…       Но мечты оборвались так же внезапно, как и начались. В одно мгновение перстень полыхнул нестерпимым жаром, прожигая палец до кости. Астарион заорал, падая на колени. Кожа вспыхнула, одежда задымилась, плоть начала отслаиваться от костей черными хлопьями. Боль, дикая, невозможная боль захлестнула его с головой и заставила забыть обо всем, кроме одного — он горит заживо, и ничто не способно ему помочь. Обманутый, преданный собственной надеждой, Астарион корчился на земле, силясь сорвать с пальца кольцо. Но пальцы не слушались, скользили по раскаленному металлу. Краем сознания он различил крики, грохот распахнутой двери. А в следующий миг на него обрушилась тьма — спасительная, благословенная. Тяжелая ткань укутала его с ног до головы, погасила испепеляющий жар.       — Идиот, кретин остроухий! — раздался сквозь пелену до боли знакомый голос. — Я тут из-за тебя ночами по лесу шатаюсь, а ты вот так просто решил сдохнуть?! Ну уж нет!       Нокс. Это была Нокс. Не бросила, не оставила корчиться на солнцепеке. Рискуя собой, прикоснулась к его раскаленной плоти и уволокла обратно в сторожку. Астарион почувствовал, как сильные руки подхватывают его, тащат по скрипучим половицам. В ноздри ударил терпкий запах лекарственных трав и паленой плоти. А потом он провалился в небытие, дарующее избавление от мук.       Сознание возвращалось медленно, обрывками. Сначала он различил мерное потрескивание огня в очаге, затем — приглушенные голоса. Кто-то спорил над его головой, то повышая тон почти до крика, то вновь переходя на шепот.       — …что за придурок, а? И о чем только думал?!       — Похоже, ни о чем. Сдается мне, нашему юному вампиру алчность и жажда свободы затмили разум.       — Поговорили накануне, называется. Свободы? Как же! Покрасоваться захотел, сил своих невесть откуда взявшихся испытать!       — Я даже не знаю, что и добавить, — последовал усталый вздох и что-то мокрое коснулось лица эльфа. — Нужно ему помочь.       — Как вампиры восстанавливаются от такого? Они… Они вообще восстанавливаются?       — Восстанавливаются. Нужна кровь.       — Мне что, еще и барсуков ловить этому умалишенному? Нет уж! И не проси!       — Барсуков?       — Он же только их и жрет. Он сам говорил, — что-то плеснуло возле уха эльфа, заставляя того поморщиться. Он и не подозревал насколько это может быть больно, и ему не удалось сдержать стон. — Боги… Да тише, тише ты.       Голоса умолкли, и над Астарионом вновь сомкнулась душная вязкая тьма. Он то проваливался в небытие, то вновь выныривал, мучимый болью и жаждой. Кто-то поил его травяными отварами, втирал в обожженную кожу холодящие мази. Временами он различал над собой встревоженное лицо Нокс, ее прохладные пальцы на своем пылающем лбу. Это прикосновение казалось благословением, единственным, что удерживало его на краю.       Астарион не знал, сколько времени провел в бреду. Часы, дни? Недели? Лишь однажды он очнулся почти в здравом уме и твердой памяти. Обвел мутным взглядом знакомые стены сторожки. Нокс, подремывающую в углу над потрескивающим очагом. И склонившегося над ним Региса, меняющего повязки на руках.       — С пробуждением, — Регис улыбнулся, встретив помутненный взгляд Астариона. В его голосе отчетливо слышалась странная смесь упрека и облегчения. — Из тебя бы вышел неплохой ученый, мой друг. Тебе совсем не чужды эксперименты.       Чувствуя, как саднит пересохшее горло, эльф сглотнул. Слова давались с трудом, царапали гортань, будто каждое из них было острым осколком.       — А т-ты искусный л-лжец, — пробормотал он, силясь изобразить кривую ухмылку. Получилось откровенно паршиво.       — Мне пять сотен лет, у меня было время научиться, — хмыкнул Регис, потуже затягивая повязку. — А вот тебя я, признаться, недооценил. По твоему лицу вижу, что у тебя накопились вопросы, только я не уверен, что сейчас подходящее время для них.       — Еще бы...       — Сейчас нам важнее, чтобы ты восстановился как можно быстрее. Мы не планировали задерживаться здесь надолго.       Эльф в ответ лишь опустил веки, или, точнее, то обугленное нечто, которое от них осталось.       — Сколько крови тебе нужно? — спросил Регис, заставив Астариона шипеть от очередной примочки.       — Не знаю.       — Ладно, — проворчал вампир, поднимаясь с края лежанки. — Отдыхай. Я что-нибудь придумаю.       Он внимательно оглядел Астариона, словно прикидывая его шансы, а затем решительно направился к двери. Но вдруг на пороге обернулся и проговорил:       — Изволь обойтись в этот раз без глупостей. Нокс проследит за тобой.       Астарион фыркнул, но промолчал. Спорить ему не хотелось. Да и сил совсем не осталось. Единственное, чего он жаждал — это покоя. И, пожалуй, добрую пинту крови. От мысли о теплой солоноватой жидкости внутри все сжималось от отвращения, но беспомощным и изувеченным быть гораздо неприятнее.       Регис ушел, тихо прикрыв за собой дверь. В сторожке воцарилась тишина, которую нарушало лишь мерное потрескивание дров в очаге. Нокс безмолвно сидела в своем углу, то ли задремав, то ли погрузившись в раздумья. Астарион сглотнул и сосредоточился на своих ощущениях. Боль все еще грызла плоть, мучила обожженные ткани. Но была в ней и странная, извращенная сладость. Будто напоминание о его глупости. О цене, которую пришлось заплатить за неудержимую жажду воли.       «Идиот, — мысленно обругал он себя. — Недоумок самонадеянный. И ради чего, спрашивается? Ради минутной иллюзии свободы? Ради дешевого самоутверждения?»       Он зажмурился, пережидая очередной приступ саднящей боли. Интересно, сколько он провалялся в беспамятстве? День, два? Это слишком долго. Как некстати, черт возьми! Ведь до Предгорий путь неблизок. А там еще до подземелья, где якобы скрывается последний ключ к его освобождению. Но его ли? Что ж, видимо для себя он все решил.       В сторожке царил мягкий полумрак, разбавленный лишь тусклым светом одинокой свечи да неровными бликами пламени из прогоревшего очага. В воздухе плавал густой аромат трав и едва уловимые нотки табака. От этой смеси щипало в носу и рябило в глазах. Астарион все еще лежал на узкой лежанке, укрытый потрепанной подстилкой. Лицо его, обычно мертвенно-бледное и гладкое, исчертили борозды ожогов, а губы потрескались и запеклись черной коркой. Дыхание вырывалось из груди со свистом и хрипом, каждый вдох давался с колоссальным трудом. Тихие шаги Нокс вырвали его из тягучих мрачных мыслей. Эльф приоткрыл мутные покрасневшие глаза и повернул голову, встретившись взглядом с внимательными, цепкими глазами девушки. В них плескалась странная смесь эмоций — тревога, сочувствие и что-то еще, чему Астарион не мог дать названия.       — Чего тебе? — хрипло спросил эльф, борясь с желанием отвернуться. Видеть Нокс, знать, что эта дрянная девчонка стала свидетелем его позора, было почти физически больно.       — Я слышала ваш разговор и знаю, что тебе поможет, — вдруг сказала она, не сводя с него пытливого взгляда. Огненные блики заплясали на ее усталом, осунувшемся лице.       Астарион болезненно поморщился и отвел взгляд. Одна мысль о теплой, живительной крови, стекающей в глотку, терзала его, выворачивала нутро судорогой голода. Но признаться в этом Нокс, унизиться до того, чтобы просить подачки? Нет уж.       — Обойдусь, — пробормотал он одними губами. Звук собственного голоса, сиплый и чужой, резанул слух. — Сам справлюсь. Не твоя забота.       — Можно подумать, у тебя есть выбор, — фыркнула Нокс и, к удивлению эльфа, присела на край лежанки. Ее пальцы вдруг оказались возле самых губ Астариона, невесомо касаясь обожженной кожи. От этой странной мимолетной ласки у вампира перехватило горло.       — Прекрати, — прохрипел он, силясь отстраниться. Но девушка и не думала убирать руку. Наоборот, накрыла ладонью пылающий лоб, чуть сжала виски, принуждая смотреть себе в глаза.       — И ты прекрати, — вздохнула она, глядя на него в упор. В зеленых, как изумруд, глазах плясали лукавые искорки. Рыжие пряди предательски скатились на лицо, скрывая добрую его половину. — Давай, кусай. Я потерплю.       Она решительно завернула рукав, обнажая тонкое, почти прозрачное запястье. Астарион, будто загипнотизированный, уставился на голубоватую паутинку вен, змеящуюся под бледной кожей. Такую близкую, манящую, сводящую с ума одним своим видом. Он зажмурился, пытаясь отрешиться от сладкого дурманящего аромата молодого, полного жизни тела. Внутри все вопило и корчилось, умоляя впиться зубами, присосаться, утолить нестерпимую жажду. Но глупая въевшаяся в плоть и кровь гордость не позволяла поддаться искушению.       — Я не хочу, — прохрипел он, отворачивая лицо. — И не могу.       — Можешь, — фыркнула девушка, и ее пальцы вдруг очутились на подбородке эльфа, настойчиво и грубо поворачивая его к себе. — Еще раз скажешь, что не хочешь, и я почти тебе поверю. Жаль, что нет зеркала, чтобы ты сам убедился, как ты ужасно выглядишь.       — Вампиры не отражаются в зеркалах, — зачем-то поправил ее он, скользнув взглядом по тонкой шее и подбородку вверх, пока снова не столкнулся с ней взглядами.       — Неужели так сложно принять помощь? — негромко проговорила она, незаметно перейдя на шепот.       От близости ее тела, от сводящего с ума аромата живой плоти у Астариона потемнело в глазах. Остатки самоконтроля таяли, как льдинка под безжалостным солнцем. Пальцы сами собой вцепились в протянутую руку, сжали почти до боли.       — Ну же, — прошептала Нокс и мягко, но настойчиво поднесла запястье к самым губам. — Не упрямься. Всего капля, ты же понимаешь, как это нужно. Давай, я потерплю.       Когда в нос ударил сладкий аромат теплой плоти, дурманящий и без того воспаленный разум, сил на сопротивление не осталось. С утробным, почти звериным рыком Астарион сгреб хрупкую кисть и с размаху вонзил зубы прямо над венами. Кожа поддалась на удивление легко, лопнула, будто созревший плод. В рот хлынула горячая, пряная влага, а когда ожидаемого отвращения не последовало, эльф застонал от острого, почти мучительного наслаждения.       Никогда еще людская кровь не казалась Астариону столь восхитительной. Он пил жадно, самозабвенно. С каждым глотком по телу будто прокатывалась обжигающая волна, даря силу и облегчение. Мир обретал четкость и глубину. Запахи, краски, звуки — все становилось ослепительно ярким, почти нестерпимым для измученных чувств. Но даже эта феерия ощущений меркла по сравнению с безумным, чудовищным блаженством, что дарила ему податливая плоть под клыками. Бархатистая кожа, солоноватый привкус пота, бешеный стук чужого пульса — как прекрасны эти нехитрые радости для вампира.              Краем сознания он уловил, как вздрагивает и глухо стонет Нокс, непроизвольно сжимая пальцы на его плече. Но вырываться она и не думала, лишь закусывала губу, пережидая резкую, обжигающую боль. Терпела. Позволяла ему упиваться собой, черпая из ее тела желанное забвение.       «Безумная, — пронеслось в воспаленном мозгу Астариона. — Глупая, безрассудная девчонка. Как можно быть такой доверчивой?»       Эта мысль обожгла, словно пощечина, отрезвила. Застонав сквозь стиснутые зубы, эльф заставил себя оторваться от руки. Напоследок бережно лизнул алые следы, унимая кровотечение, а потом рухнул на подушки, задыхаясь и дрожа всем телом. В голове шумело, перед глазами плясали цветные пятна. Сердце частило, разгоняя по жилам пьянящий коктейль из чужой крови и собственного яда. Наверное, так чувствуют себя смертные, перебрав дурманящего зелья — одурманенные, потерянные, полные смутных желаний.       — Не за что, — хрипло выговорила Нокс, пряча изувеченную кисть в складках одежды. Щеки ее пылали, волосы растрепались и липли ко влажному лбу, а потемневшие глаза лихорадочно блестели. Казалось, не только жертва, но и хищник получил свою долю острых, головокружительных ощущений.       Она смахнула испарину со лба. В каждом ее движении сквозила странная скованность, почти неловкость. Астарион лишь прикрыл глаза, не в силах отвечать. Блаженная истома растекалась по венам, даря долгожданное облегчение. Кровь Нокс, горячая, живая, щедро приправленная страхом и нежностью, все еще звенела в ушах дивной мелодией.       — Спасибо, — выдохнул он одними губами. И тут же поморщился от того, как жалко и слабо прозвучал его голос. — Я твой… должник.       — Забудь, — бросила она грубовато и на прощание коснулась влажной ладонью его лба, убирая слипшиеся пряди. — Я сделала то, что должна была.       И этого мимолетного касания хватило, чтобы внутри Астариона вспыхнуло что-то пугающее и в тоже время невообразимо яркое. Благодарность. Тоска. Стыд. Безотчетная, мучительная нежность. И как финальный аккорд — осознание непоправимого. Чего-то, что уже не изменить и не забыть. Ведь теперь в нем струилась ее кровь, ее тепло. Частица ее самой — безрассудной, упрямой и самоотверженной. И от этого внутри все пело и трепетало.       Нокс ушла, плотно прикрыв за собой скрипучую дверь. А Астарион остался наедине с мечущимися мыслями и гулом крови в ушах. Ее крови. Крови, что отныне станет его благословением и проклятием.