Дневник моего прошлого. Часть 1.

Страница уже не просто измята: она будто прошла через пытку. На ней глубокие борозды от перьевой ручки, линия чернил неровная, словно автор писал в состоянии сильной дрожи. На краях темнеют пятна, напоминающие о чём-то липком и густом.

***

14 декабря. Не могу перестать думать о том, кто я теперь. Я расскажу о том, что произошло вчера ночью — о том, что сам не могу выкинуть из головы. Я не знаю, что мной двигало. Возможно, желание проверить, есть ли предел у той ярости, что гложет меня изнутри. Вчера я не искал очередную жертву на улице. Я не ждал случая. Я пошёл туда, где знал, что найду жертву сразу — в старый дом на окраине, где никто и никогда не задаст лишних вопросов. Там жили люди, которые сами были отбросами: мелкие наркодилеры, воры, бродяги. Никто не будет оплакивать их исчезновение. Когда я вошёл, половицы скрипнули. Они даже не подумали закрыть дверь — может, думали, что никто не посмеет к ним сунуться. Внутри было темно и пахло дешёвым спиртом, гнилью и старой тканью. Я слышал, как кто-то негромко ругается в дальнем углу. Их было двое — мужчина и женщина. Видимо, пара, которая давно забыла, что значит нормальная жизнь. Я не стал ждать, когда они меня заметят. Я шёл бесшумно, как хищник, приближающийся к добыче. Мужчина сидел на обшарпанном диване, вытирая грязной рукой нос, а женщина скрючилась у стенки, обхватив колени. Они не смотрели друг на друга. И уж точно не смотрели на меня. Первой была она. Я приблизился и схватил её за волосы, рывком подняв на ноги. Она вскрикнула, но этот крик был слабым, дрожащим, как стон. Мужчина вскинул глаза, и тут же я почувствовал, как в нём закипает страх: он понял, что происходит, но был слишком ошеломлён, чтобы действовать. Я хотел посмотреть им в лицо, прежде чем сделать что-то непоправимое. Хотел увидеть ужас, беспомощность, смятение — всё то, что я сам чувствовал тогда, в детстве, когда был слабой жертвой чужой ярости. Я держал женщину за волосы, и она дёргалась, царапала мои руки, но я не чувствовал боли. Я чувствовал только пульсирующий гул в голове, как если бы сама тьма шептала мне слова. Мужчина попытался схватить нож, валявшийся на столе, но я был быстрее. Я отпустил женщину так резко, что она грохнулась на пол, и шагнул к нему, вонзив свой нож ему прямо в предплечье. Он завыл, как раненый зверь, пытаясь отстраниться, но я оттолкнул его назад, прижав к стене. Его кровь вырывалась толчками, заливая мне руку, но мне было всё равно. Женщина рыдала, ползая по полу, и это только подливало масла в огонь. Я повернулся к ней, глядя, как она пытается спрятаться в угол, как если бы могла раствориться в грязной обивке стен. Но нет спасения. Я схватил её за горло и прижался лицом к её лицу, чувствуя её горячее, зловонное дыхание. Она дрожала, её глаза были широко раскрыты, и в них я увидел понимание: она знала, что это конец. Я не сделал ей больно быстро — это было медленное, жестокое действие. Нож резал плоть, и её визг сливался с стонами мужчины, который безуспешно пытался выдернуть из руки лезвие. Их крики заполняли комнату, и в них не было ничего, кроме ужаса и боли. И вот когда боль, страх и отчаяние достигли своего пика, я остановился. Я смотрел на них, истекающих кровью, корчащихся в агонии, и пытался понять, что я чувствую. Радость? Нет. Удовольствие? Может быть. Но глубже, под всей этой жестокостью, я чувствовал лишь пустоту. Мне хотелось разорвать их плоть не потому, что я получал удовольствие, а чтобы понять, что я ещё жив. Чтобы убедиться, что внутри меня осталось хоть что-то человеческое. Но, глядя на их тела, я не нашёл в себе ни сострадания, ни удовлетворения. Только холодный, режущий вакуум. Когда они перестали шевелиться, я вытер нож о их одежду, с отвращением глядя на собственные руки. Снова кровь. Снова их жизни стекли в землю, а я остался стоять в тени, ровно дыша, как будто пробежал короткую дистанцию. Я обшарил дом, но там не было ничего, что могло меня интересовать. Только грязь, плесень и тёмное забвение. Я вышел в ночь, и холодный воздух ударил мне в лицо. Вокруг был город, сонный и равнодушный. И в этот момент я понял: мир — это лишь гигантский рассадник таких же теней, как я. Разница лишь в том, что они скрываются за масками приличия, а я — нет. Сегодня я снова проливал кровь. Я сделал нечто настолько отвратительное, что даже мне самому противно это вспоминать. Но, как ни странно, мне нужно это записать. Чтобы помнить, чтобы убедиться, что всё это не сон. Чтобы понять, что после всего этого я остаюсь пустым сосудом, наполненным лишь эхом собственных грехов. Я — тень, и в моей тени нет ни света, ни надежды.