Впуская, вернись

Больше ничего интересного до прибытия в порт не происходит. Совсем. Это вроде неудивительно, неприятностям взяться больше просто неоткуда — промежуточная остановка была лишь одна. Но всё равно Дилюк весь остаток плавания ходит как на иголках. Теперь на них смотрят, когда они изредка выходят из каюты поесть или чуть размяться. На него и на следующего за спиной неотрывной тенью Кэйю, напоминающего спокойного, холодного добермана, который тем не менее при любом тревожном сигнале без раздумий вопьется нарушителю спокойствия в глотку. Кстати, в одного человека он действительно чуть не впивается. — Я выполнил обещание — я не брал незнакомых пассажиров в Порт-Осмосе, — отрезает капитан, нервный и раздраженный. Он и на мостик-то пустил их весьма неохотно, причем предварительно убедившись в наличии рядом пары пустынников с ятаганами. Дилюк морщится. Кэйа фыркает так громко, что один из наемников за их спинами резко сдвигается на шаг ближе. — Если бы мне или моему спутнику хотелось юридических оговорок внизу договора мелким шрифтом, мы бы рассекали воды Ли Юэ, — колко отзывается он. — Генерал махаматра о чем просил? Хочешь сказать, насчет другого порта он сделал оговорку? Он чуть выступает вперед, и капитан досадливо кусает губу. — Он сказал, вас ищут в Порт-Осмосе! — А о том, что нас НЕ ищут в других местах, он разве что-то говорил? — сладко проговаривает Кэйа. — Билет был куплен заранее! — На другое имя. — Замены не запрещены! — А на фальшивые документы? — Они не были фальшивыми! — Поспорим? — Кэйа вытягивает из-за ворота весьма раздраконенную бумажку с мужским именем. — Проверим её спутника? — Что вы от меня хотите? — капитан уже еле цедит сквозь зубы, пальцы там сильно сцеплены между собой, что побелели костяшки. Кэйа ниже его на полголовы, но смотрит таким волком, что выглядит так, будто он его вот-вот вдавит в палубу. Дилюк вмешивается: — Ничего. Остынь, — он кладет руку на плечо Альбериха. — Всего лишь предупредим генерала Сайно, как всё оберну… — Стойте! — капитан тут же меняется в лице. — Мы можем как-то… договориться? Кэйа жадно улыбается: — Мы только и делаем, что договариваемся в последнее время. Что можешь предложить? Итак, на берег они сходят одними из последних, и к ним тут же выныривает не пойми откуда маленькая девушка в форменном костюме Академии, будто бы с корабля, хотя на самом деле нет, и почти сразу же подходит мускулистый мужчина с бородой и тонким выгоревшим шрамом на носу. — Академия во всей красе! — ворчит он. — Вместо нормального ответа отправить трех остолопов! За мной! Дилюк следует. Почему нет, ведь они с Кэйей тоже в соответствующей одежде, и обо всём этом спектакле их предупредили. Они плывут сквозь толпу, Кэйа старается сгорбится, смотря куда-то вниз, и Дилюк чуть правит его движения плечом. Вроде тихо, хотя он старается не оглядываться. Их проводят к богатому на фоне остальных дому — здесь даже имеется небольшой сад перед двориком, покрытым узорчатой плиткой. Бородач впускает их внутрь, здесь темновато, прохладно, пахнет пряностями и немного — краской. — Всё, Эсфирь, спасибо, — бородач, закрыв за ними дверь, чуть выдыхает, его лицо уже не выглядит таким суровым. — Что вы такое натворили, что Ханбаль велел вас так прятать? — тут же обращается он к Кэйи и Дилюку. — Располагайтесь пока тут, вещи принесут попозже. Моя жена сейчас вас накормит, устраивайтесь, — он указывает на одно из помещений, залитое ярким солнцем с потолка через четырехугольное отверстие, полное подушек и ковров. Дилюк отрицательно мотает головой было: — Спасибо, не… — но Кэйа тут же сжимает его руку, перебивает: — Благодарим вас, уважаемый. И вас, и любезную Эсфирь, — он стреляет глазками в крохотную девушку, но та лишь гордо сверкает черными очами. Не поддается. — Ситуация у нас сложная, но капитан Ханбаль обладает прекрасными друзьями. Как ваше имя? Бородач улыбается, его лицо становится совсем мирным. — Муджир, и мой дом — дом для вас, покуда пожелаете. Ханбаль рассказал мне, что вы — благородные люди, защищающие слабых. Архонты ведут таких, а люди служат помогающей рукой. Отдыхайте. Он снова указывает на комнату для гостей, и на этот раз Дилюк не пытается противится. Просто проходит туда, предварительно разувшись, следуя примеру Альбериха. Мигом рядом, будто ниоткуда, появляется высокая тоненькая женщина с глубокими морщинами под глазами, выставляет перед ними кофейник и чашки, тут же начинает сновать туда-сюда, выставляя столько блюд, будто их тут не двое, а десятеро. — Отказываться от угощения в этих краях — смертельное оскорбление, — тихо поясняет Кэйа, благодарно кивая и баюкая в руках емкость с ароматным напитком. — Ты-то откуда знаешь? — Дилюк из вежливости тоже берет кофе, хотя ему сейчас вообще ничего не хочется. Высадка пробудила в нем все нервные мысли, они змеятся в нём узорчатыми кобрами, шипя, и внутри горит одно желание — оказаться где-то подальше от других людей, в песках, как можно раньше. Там и слежку приметишь, и закопать в бархане человека попроще. — Может, я знаток пустыни, — фыркает Альберих, поправляя форменные штаны и морщась. — Фу, хорошо, что я не испытываю тягу к науке. Ходить в таком постоянно — сущая скука. Дилюк хмыкает, оглядывая его. Ладно, кое-что прорезается даже сквозь тревожную пелену в его мозгу. — Зато сработало, похоже. И… не скажи. Тебе идет, — он наклоняется к бронзовому от загара уху. — Более того, — тихо шепчет он, — такого студента я бы и раздел с удовольствием. Кэйа впечатленно цокает языком, чуть зардевшись: — Запомню на будущее. Они практически молча сидят еще какое-то время, лениво поклевывая еду. Дилюк следит за то и дело мелькающим то туда, то сюда в дверном проеме Муджиром. Значит, капитан корабля рассказал ему… видимо, про инцидент с Лакшми. Было бы чем хвастаться: остаток плавания семья избегала их обоих, видимо, снова боясь попасть под удар. Только в порту девочка, уже высаженная родными на берег, нашла вдруг глазами в толпе Кэйю, грустно помахала ему рукой. Тот не ответил, помрачнев и тихо шепнув под нос: — Вот видишь. Детей мне лучше не заводить. И Дилюк понимает, что имел он в виду лишь связанный с этим риск, но всё равно до бездны и обратно хочется закричать — да из тебя вышел бы прекрасный родитель! Точно получше твоего, бросившего сына на произвол судьбы. Может, даже лучше Крепуса. Точно лучше, чем был бы я. — Как ты себя чувствуешь? — выдергивает его из мыслей вкрадчивый голос, а за ним следует и нежная рука касанием по колену. — Что-то разболелось? — Нет, нет, — мотает головой Дилюк, вытряхивая ненужные думы. — Я в полном порядке. Уже восстановился. Какой у нас дальше план? Кэйа смотрит недоверчиво, явно подвергая скепсису часть про восстановление — зря, Рагнвиндр уже уверенно двигается, держит меч, почти не устает от передвижений, что еще нужно? — но всё же медленно кивает. — Дожидаемся вещей. Освежаемся в ближайшем ведре с водой. Переодеваемся. Идем в местную таверну и нанимаем проводника. Я скажу ему, докуда надо нас вести, — Кэйа потирает лоб, на его лице снова появляется выражение крайней усталости, которое он, кажется, уже не может удержать. — И мы идем. Такой вот план. Дилюк вздыхает, стараясь проглотить язык и не начинать спорить насчет того, что планом можно и поделиться уже. Лишь кивает. *** А вот таверна прямо подле портовых мостков оказывается местом неприятным. Заботливый бородач Муджир ведет их каким-то окольными путями, заводит через черный ход — еще по пути Дилюк чуть не поскальзывается на полуобглоданной куриной ножке. Внутри — кошмарно тесно, низкий потолок с какими-то намотанными на потолочные балки тряпками давит на макушку. Людей невпроворот, от них кисло тянет потом, часть из них говорят на местных наречиях, грубо, громко и сопровождая это плевками в специальную посуду. Привычным алкоголем тут не пахнет, зато ужасно воняет дымом, причем каким-то непривычным, с травянистым оттенком. Он с трудом удерживается от того, чтобы скривить лицо или закрыть нос тонким рукавом. Кстати, о рукавах, теперь они оба мало чем отличаются от любого условно взятого пустынника, потому что их даже снабдили более подходящей одеждой. Легкие традиционные рубашки, расшитые легким узором — у Дилюка длинная, у Кэйи — короткая, с небольшой франтоватой жилеткой поверх. Шаровары, удобные, почти закрытые сандалии. Дилюк оставил голову непокрытой, лишь перевязал волосы в хвост и ограничился небольшим платком на темени, Кэйа же, потерявший свой тюрбан и все еще пытаясь блюсти хоть какую-то маскировку своих примет, плотно укутал себя в так называемый тагельмуст, оставляющий на виду меж многочисленных оборотов ткани только глаза. Точней, в его случае — один глаз, а второй, как и раньше, был закрыт повязкой, а ту маскировала небрежная петля ткани, будто сползшая. Дилюк не стал мудрить и выбрал традиционные для здешних багрово-бежевые оттенки, Кэйа же покапризничал и сумел выпросить у Муджира почти полностью белое одеяние — только жилетка была из темной ткани, расшитой синим и красным. Под его смуглую кожу очень шло. Дилюк не без оснований опасался, что даже с почти закрытым лицом он рискует кого-то заинтересовать своей внешностью. Вышло наоборот: проходя мимо одного из столов, Рагнвиндр вдруг ощутил явственный щипок в районе задницы. Резко вскинул голову, недобро озирая сально улыбающегося амбала с неряшливой бородкой и маслянистыми глазами. Прежде чем Дилюк успел принять решение усмирить свой гнев, чтобы не привлекать внимания — или принять как данность, что усмирить не получится — Муджир, поменявшись в лице и склонившись к амбалу, на местном наречии хлестко принялся что-то выговаривать. Удивительно, но тот мигом потупился и сделал вид, что ничего не произошло. Кэйа сдавленно кашлянул рядом: — Горячие пирожки нарасхват… — как бы невзначай тихо пропел он под нос голосом торговца, и Дилюк вдарил ему локтем по ребрам. Нечего. Наконец Муджир довел их до укромного стола в стороне. — Мой проверенный человек сейчас в караване, мне очень жаль, — он уже рассказывал это, пока они вежливо прощались с его домочадцами, но начинает извиняться заново, будто чем-то обязан гостям. — Но к вам придет его доверенный. Я его не знаю, но все проводники караванов опытны. Каждый из них изучил эти места не хуже соколов пустыни. Да хранят вас духи в пути. Дилюк молча склоняет голову, ощущая искреннюю благодарность к этому радушному человеку. Кэйа мягко улыбается: — Благодарю, господин Муджир, мир вашему дому. Их неожиданный помощник скрывается меж спин и голов, и Дилюк оглядывает помещение, стараясь делать это незаметно. — Не знал, что запугивать капитанов кораблей так полезно. — Учись, пока я жив, — назидательно сообщает Кэйа. — Покормили, помыли, припасов в дорогу дали, сопровождающего нашли. Красота. — Осталось его дождаться. Ждать приходится недолго. Из-за очередных спин и горланящих глоток к ним вдруг выныривает человек в желтых одеяниях. Дилюк оценивающе изучает. Жилистое, подвижное лицо, жесты какие-то.. вертлявые. Интуиция прямо шепчет — личность не из приятных. Но ведь им и не нужно ладить, им нужно дойти до точки, верно? Однако он напрягается. Не похож такой человек на того, с кем мог бы поладить благородный Муджир. Но ведь они и не знакомы напрямую? — Это вы ищете проводника? — человек садится к ним, заговорщески улыбаясь. От него пахнет этим странным травянистым дымом — куда сильней, чем от других. Зрачки похожи на булавочные головки. — Да, — Кэйа мигом переменяется, делаясь спокойным и сдержанным. — Сможешь довести нас вот сюда? Он придвигает к пришельцу карту, причем закрывая ее рукой так, чтобы видели ее только они двое. Дилюк хмурится. Ну почему же Кэйа пытается скрыть от него маршрут? Однако вмешиваться в разговор он не будет. — Опасная дорога. Придется договариваться с местными, — неспешно и меланхолично сообщает проводник. — Кругом первозданные конструкции. Так здесь обычно не ходят. — Мы можем за себя постоять. Об этом не думай, — терпеливо сообщает Кэйа. — Сколько ты хочешь? Человек в желтом показывает пальцами. — Смеешься? За эти деньги пусть нас гигантский скорпион на спине переносит, — Альберих усмехается, откидываясь назад. — Вы не сможете пройти сами. Для этого нужна договоренность с пустынниками, — неприятно щурится проводник. — Им тоже нужна оплата… — Неужели, а у меня другая информация, — Кэйа начинает улыбаться уж совсем недобро. — Что там есть вариант пройти, не затрагивая пустынные народы, лишь нужно верно выбрать дорогу. Может, ты плохой провожатый? Может, нам и вовсе не нужны твои услуги? Человек в желтом смеется, но немного нервно. Он перебирает собственные пальцы, будто те ему мешают. — Брось, одноглазый, знай ты дорогу — шел бы сразу. Путь, о котором ты говоришь, доступен лишь в сезон ветров. Сейчас туда хода нет. Придется договариваться с людьми пустыни. Они упрямы и опасливы. Дилюк невольно сжимает кулаки под столом. За одно обращение ему уже хочется открутить голову их потенциальному провожатому. Не говоря обо всем остальном. Кэйа невозмутимо приподнимает бровь. — А ты так хорошо договариваешься? Человек в желтом усмехается: — Я умею находить подход. Хочешь, расскажу историю? — Удиви меня, — безмятежно роняет Альберих. Он выглядит равнодушным, но Дилюк видит — тот уже знатно раздражен. — Жил я когда-то в одной деревне, — человек в желтом принимается грызть собственную костяшку, да с таким энтузиазмом, будто та ему чем-то насолила. — И была там такая… гордячка. Умная, косы до земли, врачевать умела. Знала священные книги. Сватался к ней, предлагал золото, она бы у меня в шелке и парче ходила. Отказывала. Отец её смотрел на меня как на червя. Всё хотел пристроить дочь получше. Высокомерие… Некоторые люди считают себя лучше других. Кэйа с деланным дружелюбием улыбается: — Какое-то долгое предисловие. — Ты же слышал о том, что негоже юной незамужней деве ночевать вне дома, чужестранец? — человек в желтом улыбается. — Так можно и репутацию попортить. Как-то раз так сложилось, что я попросил ее, идущую вечером с базара, помочь моей сестренке. Мол, плохо ей. Пустил ее на женскую половину дома, да и запер там. Сестра-то у родных была, — улыбка на его лице становится все более отвратительной, а жевание костяшки — все более ожесточенным, будто проводник не может иначе успокоиться. У Дилюка внутри что-то начинает неприятно сжиматься в кишках в отвращении наступающего осознания. — В общем, соседи донесли отцу, что та убегала из моего дома под утро, полураздетая и босая. Скандал, позор. И теперь уже старому гордецу пришлось умолять меня, чтобы я взял ее замуж. Восстановить честь. Ох и кричала она в первую брачную ночь… Кусалась даже. А толку? Поплатилась за свое высокомерие. Я умею оборачивать обстоятельства себе на пользу. Теперь понимаешь, чужеземец? …Дилюк запоздало догадывается посмотреть на Кэйю. О, он ни на дюйм не перестает улыбаться. Только в голубом глазу появляется странный блеск. Ледяной. Ооооох. — Да. А что же было дальше? — спокойно переспрашивает он с улыбкой. Мужчина вдруг смеется и хлопает Кэйю по плечу. Дилюку стоит неимоверных усилий ему руку из плеча не выдернуть с парой суставов. — Счастливой семейной жизни у нас так и не случилось, — снисходительно поясняет выродок. — Ее семья, ее близкие… они ее сами и довели… — Довели? — таким же ровном тоном переспрашивает Кэйа с невозмутимым, расслабленным лицом. Его улыбка стала только шире. Его улыбкой сейчас можно рассечь позвоночник. Дилюк сглатывает. — Шептались за спиной, что она порченый плод, что обесчестила семью, — изображает мерзко-высоким голосом мужчина чужие пересуды и хлопает по столу ладонью. Кратко заключает, — …в колодец сбросилась, дура. — Вот как, — Кэйа откидывается на стуле назад, покачивая головой с притворным спокойствием. — Какая… интересная история. Как он держит себя в руках, поражается Дилюк, который сам в двух шагах от того, чтобы раздавить горло мрази прямо руками. А потом видит мелко подрагивающие пальцы и замерший взгляд. Больно. — Значит, и впрямь с любым сумеешь договориться? — заключает медленно Кэйа, склоняется чуть вперед в якобы доверительном жесте, едва не дотрагиваясь до того, кто по недоразумению Селестии всё еще зовется человеком. — С таким… хм, стремлением во что бы то ни стало достичь цели? — Обижаешь, одноглазый, — торжествующе усмехается тот, ощущая, что его собеседник пришел к какому-то решению. — Конечно. Не понимает, что вокруг его шеи стягивается незримая петля, всё сильней и сильней. — Ну, — плавно отзывается Кэйа, изящно поднимаясь на ноги и выпрямляясь с неизменной полуулыбкой, — тогда, полагаю, следующий шаг с нашей стороны — вот такой. Он бросает на стол небольшой мешочек с монетами. — Это задаток, — поясняет он, поправляя повязку. — Проводи нас до конца маршрута, и получишь остальное, а справишься быстро — получишь больше. Трогаемся прямо сейчас. Или, — он щурит глаз с искоркой провокации, — ты слишком… устал, чтобы выдвигаться? Он демонстративно принюхивается. Это слишком предсказуемо, и эта провокация срабатывает безупречно. Человек в желтом тут же поднимается на ноги. Жадно сгребает мешочек. — Выдвигаемся. — Пойдем, — соглашается Кэйа и ловит за плечо тревожно поднимающегося с места Дилюка, — я достану часть вещей из лодки, а мой напарник пока расплатится здесь, — Кэйа встречается с ним взглядом, и Дилюк видит в голубом омуте смертный приговор. — Не стоит спешить, — мягко и с нажимом добавляет Альберих. — Догонишь как сможешь. Дилюк не берется спорить. Наверное, не хочет. И то, что сейчас произойдет, почему-то воспринимается неотвратимым и не подлежащим какой-либо корректировке. Он просто смотрит вслед широкоплечей шатающейся фигуре и скользящей с ним рядом тени погибели с холодной улыбкой на губах. Он выходит из таверны минут через десять с их вещами и сразу идет к берегу моря. Кэйа стоит на дальних мостках, обхватив себя руками. Один, конечно. Рубашка пляшет за спиной от соленого ветра. Он такой крохотный на фоне густо-фиолетового вечернего неба. Альберих вполоборота встречается с ним взглядом. Дилюк не находит слов для вопроса, да и смысла не видит, просто кивает в сторону воды. Кэйа смотрит куда-то вверх с улыбкой и тоже кивает. — Знаешь, оказывается, некоторые люди не умеют плавать, если приморозить к ним камень, — тихо и хрипло отзывается он. Дилюку нечего сказать, он просто осторожно кладет руку на острое плечо. Они стоят молча. — Осуждаешь меня? — Альберих поворачивается лицом к лицу и склоняет голову набок. — Нет. — А зря. Должен бы. — С чего бы? — С точки зрения общечеловеческой морали я совершил самосуд, не имея на это права. С точки зрения моей — в этом не было смысла, — жмет плечом Кэйа, зябко вздрогнув, будто ему стало холодно. — Просто поддался эмоциям. Значит, этого делать не стоило. Его смерть не принесла пользы. Вреда, думаю, тоже — но всё-таки. — А девушка? — слабо возражает Дилюк, изучающий чужое лицо, в котором сейчас под расслабленностью прячутся стальные нити. — Мертвым всё равно, — качает головой Кэйа. — А другие? Кто мог бы пострадать от такого человека? Кэйа ничего не отвечает, только чуть склоняет голову, прикрыв веко. Дилюк аккуратно притягивает его к себе, обнимая. — Глупый вопрос, но… Это ведь не он?.. — Нет. Я не помню точно лицо, но уверен, что нет. И вряд ли его заносило в наши края, знаешь ли. — Ты понимаешь ее? — вдруг вырывается не пойми откуда из Рагнвиндра. — Девушку? — Странный вопрос, — глухо откликается Кэйа. — Что ты имеешь в виду? — Не знаю, — честно отвечает Дилюк. — Вот и я не знаю, о чем ты. Как я вообще должен понимать того, кого никогда не видел. — Забудь. Что будем делать? — Напьемся с горя? Шучу, — печально выдыхает Кэйа. — Ты вернешься к Муджиру и объяснишь, что мы не договорились и что нужно подождать. Я тем временем пойду добывать у кого-то из местных более точную карту. Может, управлюсь до наступления ночи, а то моей будет недостаточно. Пойдем сами. — Я не хочу, чтобы ты шел один, — встревоженно возражает Дилюк. — Вдвоем только привлечем внимание тех, кто нас ищет. А ты у нашего нового друга будешь в безопасности. Просто подожди меня, — отрезает Кэйа, холодный и далекий, всё еще то и дело соскальзывающий взглядом в темные воды подле них. И переспорить его Дилюку не удается. Кэйа еще и упрямо доводит его прямо до ворот дома, будто Рагнвиндр — пятилетний ребенок со склонностью к неприятностям, что-то среднее между Кли и Беннетом. — Будь аккуратен, — просит его Дилюк украдкой, на секунду замирая перед воротами. — И ради архонтов. Не глуши себя алкоголем сегодня, хорошо? Кэйа криво улыбается и хлопает его по плечу, приметив приближающуюся фигуру бородача: — Ничего не обещаю. Иди. *** Осознает, что он задремал, Дилюк только тогда, когда резко вздрагивает на кушетке гостевой комнаты. Он резко садится, ощущая, как влажная от жары и духоты одежда прилипла к спине. Муджир не стал возражать против его возвращения ненадолго, отвел ему небольшую комнату для отдыха, выходящую окном на тот самый уютный дворик. Рагнвиндр запоздало задумался еще: ведь будет подозрительно, что после встречи с ними этот человек пропал? Теперь минимум одному известно, что проводник караванов не ушел с ними. Хватятся ли этого гада? И как быстро? Но ничего не поправить, и теперь он протирает глаза, пробужденный звуком. Окно распахнуто, и он видит в лунном свете знакомый силуэт, слышит знакомые шаги. Только почему-то заплетающиеся. Фигура покачивается на очередном шаге, чуть не врезавшись в карликовую пальму подле постели. — Ты что, серьезно всё-таки решил напиться? — стонет Дилюк. Щелкает пальцами, зажигая в них огонек, чтобы развеять полутьму. И замирает в ужасе. Кэйа едва держится на ногах, упираясь плечом в стену. Он зажимает рот рукой, но даже так видно, что лицо искажено в какой-то ужасной, неестественной судорожной улыбке, а из уголка губ струится слюна, которую он тщетно пытается утереть. — Помоги, — сдавленно хрипит он. — Меня отравили.