Впуская, вернись

На зубах в очередной раз скрипит предательски сухо пыль, и Кэйа раздраженно выдыхает, сплевывая под ноги. Вообще обнаружить, что твоя способность к долгим пешим переходам за время почти безвылазного пребывания в Мондштадте прискорбно утратилась, оказывается неприятно. Стопы и спина болят лишь немногим меньше, чем задетое самолюбие. — Разве мы не приближаемся уже к Сумеру? — уныло интересуется он у силуэта спереди, размытого ослепляющим закатным солнцем. Силуэт спереди, также являющийся Дилюком, только стоически хмыкает, до обидного не звуча и не выглядя утомленным после целого дня дороги: — Это не значит, что погода сразу изменится. Хочешь передохнуть? Последнюю фразу он произносит мягче, будто о чем-то вспомнив. Кэйа, отрицательно поворчав, вновь призадумывается: да что же такое с Дилюком творится? После той ночевки в Ли Юэ прошло уже два дня, а он всё ещё ведет себя странно. Странно мягко. Снисходительно, если подумать, как вел бы себя с раненым или вроде того. И это нихрена не бьется с догадкой Кэйи о том, что в том дурацком журавлином поселении что-то мучало Дилюка, что-то из прошлого, вот он и сбежал тогда.  Но в чем тогда дело? Или он что-то упускает? Вот скотство!  Чуть не упускает он и очередной излом еле видимой в наползающей полутьме тропы, широким циркулем размеченной на склонах Разлома. Тот темнел, клубился сизым туманом внизу по правую руку, глубокая язва в земле, червоточина в глазном яблоке: хоть здесь и было красиво, Кэйа слишком ярко представляет, что внизу, чтобы получать удовольствие от видов. Приходится снова сосредоточиться на ходьбе. Ли Юэ промелькнул сквозь них — или они сквозь него, как посмотреть — до странного быстро, как нить сквозь игольное ушко. Стежкой в памяти полотно горных троп, прохладные воды озера Цинсю, каменистые осыпи, узор ящериц, лениво греющих спинки на камнях, не сходящих прочь даже в моменты, когда Рагнвиндр греет воду для завтрака. Нитью прошило зрачок бледно-голубым небом, пропитало легкие непривычно стоячим воздухом, плотным и слишком сухим. Они просыпались рано утром и шли, шли, шли. Шли и почти не встречали людей в стороне от хоженых троп; шли и то говорили, то молчали; шли и думали — каждый о чем-то своем. Ждали новых событий, неприятностей, но ничего не происходило.  Ближе к Разлому желто-зеленые суховатые травы сменились совсем выгоревшими рыжими, дуги руды, причудливым лабиринтом обвивающие кольцо вокруг заклятого места, ломали линию горизонта, дарили дурное ощущение головокружения.  Когда-то в детстве, еще до Дилюка, до Монда, Кэйа брал обломок зеркала — старался найти побольше — держал перед собой и шагал, и из-за отражения казалось, будто он ступает прямо по сводчатому потолку. Развлечения у него были тогда на редкость нехитрые.  Разлом был на удивление схож с этим зеркалом. Колкое чувство, что они еще далеко от цели, а винокурня — еще дальше, и это ощущается как безвременье, как тонкий пласт вечности меж двух плит — каменной снизу и безжалостно высокой, обманчиво-облачной сверху. Хочется заговорить, забить тишину, но Кэйа давит этот порыв в себе и ступает вниз, по травянистым откосам, наконец ловя впереди темно-зеленый массив джунглей, от которого так и тянет долгожданно влажным воздухом. Они прошли Глазурный утес без всяких приключений, прокрались мимо пары постов миллелитов на Тяньгун, и теперь Киноварный встречал их первыми робкими полянками звезд — малютками-искрами на небе и грибными шляпками в сочной траве. Звезды Кэйа готов посчитать за хороший знак.  Очередной этап их пути пройден. Чувство нарушенности времени слегка отступает, и он шагает за знакомой надежной спиной чуточку быстрее. *** Они спускаются к владениям Дендро архонта вместе с ночной тьмой, не сговариваясь, тормозят в укромном мшистом расщелье неподалеку от звонких трелей бегущего по камням водопада. Наконец-то становится блаженно прохладно, хоть рубашка мгновенно и становится неприятно сырой от перепада влажности. Дилюк привычно берется за разведение огня, иногда вскидывая голову — кажется, вслушивается в далекое тихое похрюкивание грибосвинов где-то в чаще. Кэйа хватается за подготовку ингредиентов для ужина. Лапша с грибами: подходящее блюдо для первой встречи с новым регионом. Хочется верить, что он набрал съедобные. У него есть антидоты от Альбедо на все случаи жизни, но всё-таки хочется провести первую ночь на земле Сумеру без эксцессов, странных видений и мучительного стыда. Он краем глаза наблюдает, как умелые руки Дилюка прогревают их небольшую походную сковороду, поправляют полешки, поджигают небольшую свечку от насекомых. В каждом его движении — опыт, сила, уверенность и спокойствие. И немного усталости.  — Не хочешь сегодня поспать первым? — разбивает ломкую корку тишины Альберих, сосредоточенно вмешивая в порезанные овощи немного специй. Трав надо добавить тоже, пусть Рагнвиндр и ругается, что его спутник рвёт всё, что ни попадя. Они живут в режиме военной вылазки — спят ночью по очереди по четыре часа каждый. После инцидента с шахтерами последние сомнения в том, что им стоит соблюдать максимум предосторожностей, отпали сами собой. Дилюк как человек рассвета обычно берет себе вторую половину ночи. Кэйа — первую (и вечно оказывается до обидного не в состоянии выспаться за это время. Альберих, ну ты и неженка!) Дилюк щадит его, вечно дает поспать на четверть, треть часа больше. Кэйа, несмотря на угрюмое ворчание, мстит тем же способом на их “пересменке”. — Давай, — соглашается Дилюк, принимая из рук Кэйи плошку с ингредиентами и высыпая в шкворчащую смесь масла и воды. — Не задремлешь? — Задремлю обязательно. Сонных путников здешние тигры кушают намного охотней.  — Я серьезно, — обладатель встрепанной вьющейся макушки отворачивается к огню, помешивая их варево. — Если что, буди раньше, я могу и поменьше поспать. — Нет, не можешь, — с внезапным раздражением шипит Кэйа. — Хватит вести себя со мной так, будто… будто со мной что-то не так!  Ну вот. Прекрасный ход, Альберих, молодец, ведешь себя как мнительная истеричка.  Дилюк медленно разворачивается к нему лицом, одаряя долгим нечитаемым взглядом. Отблески костра танцуют в его локонах, нежно гладят щеку. — Что ты имеешь в виду? — То и имею, — сдавленно отзывается Кэйа, нервно пиная ближайший камушек и начиная ходить взад-вперед. — Твое тайное беспокойство бездна знает из-за чего. Твое стремление вечно собой жертвовать и всех спасать… Еще скажи, что и сошелся со мной из-за этого.  Он тут же прикусывает губу. Опять это невнятное черное нечто, живущее в нем, клокочет, лезет наружу. Когда же ты уймешься? Дорога до цели будто питает это. Почему он такой неправильный, почему не может просто оставить это “нечто” и забыть про него? Он отворачивается, боясь взглянуть. Проводит пальцами по слоистой коре ближайшего дерева, снова и снова, будто пытаясь отполировать. — Правда так думаешь? — бархатистый голос звучит спокойно, размеренно, хоть и мрачновато. — Кэйа, когда я что-то делаю для тебя или хочу сделать — это просто потому… Потому что я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Чтобы ты был в порядке. Хорошо себя чувствовал, чтобы тебе… доставались хорошие вещи и события. Я… каждый раз рад самому факту твоей улыбки, твоему спокойствию. Это не попытка самоутвердиться над тобой. Вспомни себя самого после моего возвращения — ты делал всякие вещи для меня, почему? Просто хотел причинить мне добро? Или потому что “решал сложную задачу”, как ты любишь? Вот тебе и ответ. Слова входят в сердце колко, клыками змеи. С этой змеей Кэйа знаком давно: в его внутреннем серпентарии “вина” выросла до размеров толстой откормленной анаконды. — Тогда в чем дело? О чем ты молчишь после встречи с этим… Жу?  Дилюк пытается сохранить лицо, но выглядит пристыженным. В глазах плещется что-то горькое, и он медленно заправляет надоедливые пряди за ухо, снова мешает их варево и чуть заметно прикусывает губу. — У меня есть зацепки насчет… того человека, — его ледяной, кровожадный тон не оставляет сомнений, про какого именно человека они говорят. Альвин Тур у Рагнвиндра и то таких эмоций не вызывает. Кэйа пытается улыбнуться, и вроде бы успешно, и нет, у него вовсе не ползут холодные мурашки по хребту, потонув во влажной ткани рубашки. — Мы… говорили об этом? Я… не очень хочу, чтобы ты его искал? — почему-то это всё звучит из его уст до ужаса вопросительно, и Дилюк тоже это понимает, хмурится. — Прости. Я не могу это оставить.  — Тебе недостаточно моей просьбы? — Кэйа встряхивает головой; почему-то их разговор до больного похож на внутренний диалог в его голове. Мир плывет опасной дымкой, тень от костра вот-вот растопит Дилюка, оставит его опять одного в мире бесконечных, изнурительных видений. Глаз бога нервно подрагивает на бедре, отдавая холодом. — В этом вопросе — недостаточно. Прости, — решительно отрезает Дилюк. И в знак окончания разговора отворачивается к их ужину, промешивая лапшу отломленной палочкой. Едят они в гнетущей тишине. Костер еле тлеет под ногами, свечка чадит в своей земляной ямке, источая запах лимона и лаванды. Дилюк размеренно отправляет в рот ложку за ложкой. Кэйа уныло ковыряется в еде: по правде, разговор здорово отбил ему аппетит.  Он немного зол, немного обижен и … и понимает, что Дилюк заглянул глубоко. Дилюк понимает, что когда Альберих говорит, что не хочет поисков, это не вся правда. Кэйа отгоняет от себя эти мысли, но в памяти что-то сонно ворочается, удобно спрятанное за заслонами и замками, и ему горько и тошно. Я не хочу помнить. И я не хочу узнавать. Но хочу ли я его смерти? Видят проклятые архонты, да. Будет ли мне больно столкнуться с этим вновь? Ох, разумеется. *** Воцаренная тьма и стрекот насекомых: Кэйа бесшумно ходит взад-вперед по огромному бревну чуть выше их места стоянки, точно рассерженный кот. Вот уж тот случай, когда он рад тому, что дежурит первым. Заснуть всё равно не смог бы.  Он то и дело смотрит на уютно приткнувшийся у одного из корней гигантской араукарии спальник, откуда выглядывают сбитые локоны и крутой изгиб плеча. Ох, Дилюк-Дилюк, огонечек ты мой. Ты тоже врешь сам себе. Конечно, ты обожаешь спасать других. Что будет, когда ты спасешь меня, буду ли я тебе нужен?.. Он замирает подле разлапистых корней. Всматривается во тьму по сторонам, медленно и цепко. Что-то изменилось прямо сейчас, а что именно? Ах да. Он больше не слышит грибосвинов. И пропал звук… больно резко.  Слева вспархивает стайка птиц, и Кэйа без долгих раздумий молча и бесшумно швыряет туда с локтя ледяную остроконечную звездочку. И слышит ругань пополам с криком боли.  Он спрыгивает к Дилюку еще до того, как видит силуэты явно вооруженных людей, подступающих с северо-восточной части леса. Рагнвиндра не приходится будить: тот мгновенно поднимается на локте, выдернутый из сна шумом, цепко окидывает взглядом обстановку, и Кэйа всё еще молча вскидывает руку, указывая направление.  Какой сюрприз, снова Фатуи. Безднова глотка, а их много. Приметили их в Разломе, но не стали нападать, опасаясь вмешательства миллелитов? Решили, что во время сна шансов на успех будет больше?  Ну а теперь-то они как поняли, что вот эти два человека — это их цель? Нападают на все парочки пиро и крио? Кстати, не такой, блять, дурной способ отсеять нужных тебе людей!  Сражение почти сразу идет хорошенько наперекосяк. Кэйа парой пинков заставляет было трех ближайших солдат очутиться в чаше водопада, и успешно их подмораживает, и Дилюк очень удачно прикрывает его спину, цепью ломая кому-то позвоночник, а потом в ноги ему прилетает что-то… Шандарах! Кэйю отбрасывает на спину, прокатывает по прогалинам, Дилюка не задевает только чудом. Тот тревожно оборачивается, беззвучно ругаясь, и мир вокруг заливает пламя. Пламя, жрущее врагов Рагнвиндра, как жадное божество, как тысячи огненных бабочек, покрывших мир.  Даже это не помогает так уж хорошо: Дилюка отвлекают, не дают им снова оказаться рядом друг с другом, а Кэйа, пошатываясь после эффектного взрывного полета, щерится ледяными иглами на свою порцию недругов. Где-то сбоку, в отсветах пламени — странный блеск, а Дилюк бросается чуть ли не наперерез, замирает, снова дерется, двигаясь так странно и хаотично. В этот момент мимо свистит зелёным росчерком стрела. Мечник, только было принаравливающийся как-нибудь поизящней снять голову с плеч Кэйи, бухается на колени, пытаясь рефлекторно зажать глаз, из которого торчит древко. Струйка крови причудливо ползет вниз, слезой смерти размечает щеку. Он так и замирает, уронив голову на грудь. Выстрел на сто из ста, конечно, особенно в темноте. Самое время проверить, кому выстрел принадлежит. Стрелок, низкий юноша, на голове которого даже в размытом свете огней Кэйа не без удивления замечает довольно длинные стоячие ушки, прыгает с того же самого “дежурного” ствола, меняя позицию, пару раз с лёгкостью свистит тетивой, снимая фатуйских застрельщиков, а последнюю стрелу приберегает для того, чтобы вогнать ее в шею противника Дилюка. Эффект от такого внезапного вмешательства оказывается головокружительным и ломает ход сражения — если еще недавно их незадачливый дуэт явно проигрывал по маневренности и был вынужден уйти в глухую оборону, то сейчас Кэйе то и дело приходится перепрыгивать через очередное тело, дорезая тех, за кем не пришли Дилюк и внезапный стрелок. Два последних человека обращаются в бегство — хлопки планеров, и Кэйа с трудом подмечает, как силуэты резко уходят куда-то в ущелья ниже по течению водопада. Незнакомец дёргается было за ним, с легкостью перескочив через поваленные стволы, но замирает на краю, досадливо цокнув и видимо, признавая, что прямо сейчас догнать беглецов будет непросто. Разворачивается к двум источникам неприятностей, не поднимая лук, но и не убирая с него заложенной стрелы. Лицо его сквозь полумрак кажется Кэйе весьма миловидным, за спиной обнаруживается очаровательный хвост, а ростом незнакомец тянет им, наверное, по ключицы максимум, но выражение его лица назвать дружелюбным сложно. Альберих готов поклясться, парнишка с тем еще характером. — Я лесной страж. Кто вы и что делаете здесь? — с чувством собственного права интересуется юноша, выразительно кося на выгоревшие травы и кустарники. Ухо его в этот момент забавно тренькает, отбрасывая шальную искру, и Кэйа не сдерживает легкой усмешки — за что тут же получает убийственный взгляд и начинает умиротворяюще тушить догорающую флору с помощью крио. — Выполняем здесь задание от Гильдии приключений, — примирительно поднимает параллельно руки Кэйа, предварительно вогнав меч обратно в ножны. — Меня зовут Альберт, а это Рагнар, — он кивает на замершего Дилюка, медленно отирающего кровь с клинка. — Часто у вас тут такое? Он выразительно хлопает мертвеца перед ним по плечу. Мертвец такого выражения дружелюбия и всепрощения не оценивает — и валится лицом в траву. Губы лесного стража чуть дергаются, но тут же заново принимают строгий изгиб. — Они уже успели тут насолить. Еще до вас. Странное имя у тебя для сумерца. Откуда ты? — ушастик шагает ближе к Кэйе, приглядываясь. От него тянет энергией дендро, истинное дитя этих земель. — Полукровка, — не впервые выдает подходящее оправдание Альберих, пожимая плечами. — Моя семья из пустынников Гавирех Ладжавард. Технически он даже особо не врет. Пусть сердитый ушастик этого и не знает. — С южных пещер? — медленно уточняет тот, поигрывая стрелой в руках. Держит Кэйю за идиота, не продумывающего свою биографию. — С восточных, южные уже много десятков лет пустуют. Лицо стража чуть смягчается, но теперь он переводит взгляд на Дилюка: — И что за задание вас сюда привело? — Сбор трав, — удачно поддерживает Дилюк, показывая на торчащий из сумки пучок. А Кэйа знал, знал, что они пригодятся! Ушастик медленно кивает. И наконец отправляет лук за спину, а стрелу в колчан. — Зайтун и лунную траву лучше хранить отдельно. Плоды переспеют, — серьезно поясняет юноша, чуть смягчаясь. — Меня зовут Тигнари. Вы не ранены? Кэйа кивает было отрицательно, ведь гул в ушах не считается за ранение — и тут же невольно эмоционально вздымает руки, заметив, как Дилюк, хрипло вздохнув, будто ненароком пытается спрятать от него перемазанный красным бок. — Это что еще за фокусы, Рагнар, вообще сноровку растерял? — Кэйа тут же оказывается рядом, сердито шипя и пытаясь осмотреть повреждение. Сердце колет волнением, увы, вовсе не наигранным. Как он вообще умудрился, когда успел? — Ничего серьёзного, — отзывается Дилюк, изображая невозмутимость и вертясь как волчок, но подошедший ближе Тигнари оказывается на стороне Кэйи: — Выглядит нехорошо, многовато крови. Я отведу вас в деревню. Не волнуйтесь, нам тут не впервой оказывать кому-то помощь. Следуйте за мной. Перечить ему Кэйа не готов, да и не хочет. Лишь прихватывает их вещи и сердито подставляет плечо Дилюку для опоры. *** Поселение уже явно спало: дороги были пусты, тут и там дремали собаки, свернувшиеся кольцами у котлов, в которых готовили пищу, сонной неподвижностью были скованы закрытые пологи небольших уютных домиков, посаженных где-то на обочинах дорог, где-то на деревянных мостках, где всё это деревянное великолепие соединялось в единую композицию под кронами растительных великанов.  Кэйа, не разделяя ощущения сонной безмятежности, шагает, тревожно оглядываясь, придерживая свою хромающую ношу. “Ноша” то и дело бросает на него выразительные взгляды из серии “да не умираю я”.  Может, и не умирает! Но не зачастил ли получать травмы?! Тигнари уверенно ведет их к одной из хижин, чуть отдаленной от остальных. На немного потрепанной крыше кто-то развесил блестящие фигурки, вырезанные из мягкой древесины и выкрашенные яркими красками. На них были следы, будто от хорошего, добротного удара тяжелой стрелы, и Кэйа мысленно предполагает, что Тигнари тренировал здесь кого-то. Может, местную ребятню.  Дилюк, слегка опирающийся на его плечо, замедляется, устало выдыхает, явно пытаясь быть вежливым: — У вас тут красиво. — Ничего особенного. У нас скромное поселение, — немного рассеянно отзывается Тигнари, распахнув занавес и принявшись сразу возиться с лежанкой. — Вот, можно опускаться сюда. Сильно болит? Надо признать, при всей своей подозрительности и некоторой отстраненности лесной страж все же проявляет гостеприимство — причем не словом, а делом. На столике рядом мановением его рук начинают появляться бинты и снадобья. — Вообще у нас есть хорошее лекарство, — Кэйа слегка выделяет слово голосом, глядя, как Дилюк отрицательно мотает головой. Вид у него неплохой, но бледноватый. И он всё ещё нормально не показывает рану, як упрямый. — Но мы с благодарностью примем ваше, если не затруднит, — Рагнвиндр тут же прерывает его, кинув очередной тяжёлый взгляд, безошибочно читающийся как "мы-будем-экономить-экстренное-средство-от-Альбедо-до-последнего".  Он что, ожидает, что Кэйю кто-то в глуши разрубит на две глупые кровоточащие части? И им придется срочно сращивать две половинки, будто он червь?  Дурак. — Нет нужды тратить свои запасы, пока вы тут, в Гандхарве более чем достаточно снадобий, — Тигнари выразительно толкает к Кэйе поднос со всем необходимым. — Справитесь сами? Мне нужно постараться найти след сбежавших нарушителей. Его ушко снова очаровательно дергается. На этот раз Кэйе удается сдержать ухмылку. Он слишком занят другими делами, хоть и мысленно. — Конечно. Не в первый раз. Спасибо за помощь! — он дарит медовую улыбку Тигнари. Тот чуть морщит нос, явно показывая, что он думает о всяких глупых людях, попадающих в глупые переплеты на его земле, еще и устраивая пожар — и исчезает снаружи. Кэйа, теряя улыбку и всяческую веселость, присаживается к Дилюку, растерянно проводит пальцами по окровавленной одежде: — Показывай уже! Серьёзно, как тебя угораздило? Рагнвиндр темнеет лицом: — А ты и не заметил? Этот, высокий... Он бросил в тебя нож. Теряешь хватку, Альб... ерт. Бездновы псы. Так ему не почудился тот отблеск, и вот почему Дилюк двигался так резко. Пальцы сами собой сжимаются. Кэйа бережно распахивает одежду, чтобы обнаружить полоску стали, довольно глубоко вошедшую под нижние ребра. Выразительно шипит, встревоженный, пытаясь сообразить, как вытащить помеху, не вырвав Дилюку кусочек легкого на память. — Проклятье. Не делай так, какого черта ты закрыл меня собой, герой чертов! — Я почти цел, а тебе он усвистел бы ровно в шею, — сердито шипит Дилюк, морщась — Кэйа, выдохнув, сжимает зубы и аккуратным, точным движением извлекает нож, тут же зажимая место повреждения марлей. — Сам не делай так.  Они сердито ворчат на друга, как два бешеных ежа, пока Кэйа латает рану — приходится доставать и иглу с ниткой, и шипучую присыпку из запасов лесного стража. А потом Кэйа, уложив бледного как погибель Дилюка на постель и худо-бедно отмыв руки, вдруг в странном порыве садится у постели, утыкается лбом в непривычно ледяную белую ладонь. — Мне жаль, что со мной так тяжело, — слова срываются тяжелыми свинцовыми грузами, катятся вниз, разбивая что-то сковывающее. — Во всех смыслах. — Я… люблю трудности, — мягкий голос ласкающе трогает мочку уха, холодные пальцы треплют макушку. — И я ничем не лучше. Послушай. Могу я попросить тебя довериться мне? Насчет поиска того человека? Ответ оказывается проще, чем ему казалось всё это время: — Да.  *** Ломкую корку неглубокого, полного тянущей боли в ребрах сна прерывают шаги. Дилюк распахивает глаза, пламя кипит в ладонях, готовое разить — но это всего лишь их новый знакомый. И вернулся он не один.  Справа от него стоит очень странный тип: смуглый, одетый как пустынный жрец, с набедренной повязкой и украшениями на шее, на голове — диковинная шапка с головой шакала, до смешного светлые волосы, брови и ресницы — Дилюку вспоминается шевелюра Рейзора. Он выглядит немного не принадлежащим этому миру, а вот его выправка... Этот человек умеет воевать. — Так это вас Нари подобрал? — обладатель экзотической внешности звучит довольно дружелюбно, залихватски усаживается прямо на стол, жалобно скрипнувший. На лице у Тигнари при этом отображается что-то, похожее на подавляемое страдание. — Расскажете мне, как всё произошло? Угощайтесь! Дилюк, озадаченно моргая, обнаруживает у себя в ладони кулек с финиками. Второй оказывается у сонно хлопающего ресницами Кэйи — тот явно задремал на стуле рядом с постелью.  — Это мой друг Сайно, — с тихим вздохом поясняет Тигнари. — Помогает мне разбираться с проблемой с той бандой.  — Боюсь, рассказ будет коротким, — позевывая, Альберих принимает нити разговора в свои руки, за что Дилюк ему сейчас очень благодарен — голова после спонтанной дремы, вызванной потерей крови, тяжелая, как бочка. В животе жалобно урчит, и пока Кэйа рассказывает всё про случившееся на них нападение, Рагнвиндр немного неловко садится, прислонившись к спинке кровати, и с неожиданным для себя энтузиазмом уничтожает сладкие плоды. Запах от них стоит умопомрачительный, финики исчезают в желудке будто бесследно, а Кэйа, явно приметив его аппетит, мимоходом отдает ему и свой кулек. Золотой человек. — То есть вы не знаете, из-за чего они вдруг решили наброситься на вас? — уточняет новопришедший, чуть болтая ногой.  — У меня есть гипотеза, что нас с кем-то спутали, — жмет плечами Альберих, врущий стильно, изящно и расслабленно, чисто в своем стиле. — К сожалению, времени на вопросы эти молодцы нам не оставили. Тигнари упомянул, что они уже “наворотили дел”, что именно? Вдруг в этом кроется какая-то подсказка? Тигнари и Сайно переглядываются, затем последний отрицательно мотает головой. — Боюсь, ничего приметного… Дилюк мысленно отмечает, что и сам бы не спешил делиться информацией с двумя незнакомцами при столь подозрительных обстоятельствах. Кэйа, судя по его чуть дрогнувшей брови, тоже считывает ситуацию, чуть улыбается, явно готовясь пустить в ход всю неподъемную тяжесть своего очарования, как их единение нарушают — в жилище врывается девушка с целым подносом фруктов. Проникший за ней сноп солнечного света подтверждает догадку Дилюка — уже успело настать утро. — Господин Тигнари, вам передали… Ой, — озирает она количество людей, явно превышающее обычные рамки. — Простите, архонта ради! Не хотела помешать вам с генералом махаматра!  Генерал махаматра? Ничего себе, мысленно присвистывает Дилюк, заново оглядывая Сайно. Как он юн для такой должности, однако. Теперь понятно, почему Тигнари призвал его на помощь в том, чтобы “колоть” незнакомцев. Судя по пробежавшей по лицу Сайно тучке, тот не планировал так быстро посвящать их в факт своей службы. Но сказанного не воротишь. Нарушительница конспирации, плюхнув поднос на стол, спешно удаляется, а лицо Кэйи приобретает нотки насмешливости: — Прошу прощения, что своим появлением помешали расследованию генерала. Или мы стали его частью?  — А вы как-то связаны с теми фатуйцами? — Сайно теряет свою легкомысленность, его лицо становится серьезным, и по правде, он не выглядит как человек, с которым Дилюку хотелось бы конфликтовать. — Альберт, я думаю, мы можем сказать, — он старательно откашливается, чтобы дать время Кэйе сообразить. — До вас мы были на территории Разлома. И… там произошла ситуация с товарищами нападавших, полагаю. Простите, что не объяснили толком сразу.  На нем сходятся сразу пять глаз — внимательные зеленые, недоверчивые оранжевые (какой странный цвет! вылитый янтарь Снежной) и один цепкий голубой. — Мы же договорились, что… — Кэйа успешно изображает сомнение. — Ах, ладно. Нас попросили залезть в одну из шахт ночью, поискать руду. Зря мы согласились, конечно — когда вернулись несолоно хлебавши, те решили избавиться от нас как от свидетелей. Теперь на Разломе на один лагерь Фатуи меньше, а у нас, кажется, появился хвост.  — Тоже руда… — в глазах Тигнари мелькает что-то темное, он медленно кивает, будто какие-то связи в его голове сошлись. Судя по лицу Сайно, у него тоже, и выверт разговора удался на все сто. Дилюк доволен собой, а Кэйей еще больше — интересно, он случайно угадал, упомянув руду, слышал что-то или вообще припомнил, что в Монде Тура тоже интересовали шахты? — Ладно. Я верю, что вы не несли злого умысла. А на оборону вы имеете право, — заключает генерал махаматра, его голос строг. — Но пока вы на наших землях, вы под присмотром, учтите. Я не гнушаюсь разных методов. Есть свод древних законов, где преступникам грозят разные меры, вплоть до отсечения ведущей руки. И поверьте, уже не один человек убегал от меня чуть ли ни на четвереньках. — Но он не смог бы, — невинно улыбается Кэйа, заставляя Сайно нахмуриться. — Что? — Не смог бы убежать без руки на четвереньках... Как назвать способ бегства того, у кого конечности только три? Трехреньки? Дилюк замирает, пытаясь понять, кинуть ему в Альбериха что-нибудь тяжелое из фруктов в голову прямо сейчас или позже. Нашел время издеваться над собеседником! Генерал махаматра пару раз моргает, глядя нечитаемым взором… и вдруг резко сгибается пополам с хохотом задыхающегося шакала: — Трехреньки! Умора! Нари, ты слышал?! Вот это я понимаю… мера ПРЕСЕЧЕНИЯ, ахахаха!  Дилюк с трудом подавляет желание зажать уши. Судя по закатывающимся в ужасе глазам Тигнари, тот тоже не в восторге от юмора. — Это для случаев, когда ситуация ОБОСТРИЛАСЬ, — Кэйа свински хохочет вместе с Сайно, и лесной страж с немой болью переглядывается с Рагнвиндром. Полный кошмар. Эти двое внезапно спелись. Ужасно. *** Обстановка явно теплеет. Кэйа набивается в компанию к Сайно искать следы двух беглецов, не забыв перед уходом погрозить пальцем: — Лежи спокойно! Один-два дня отдыха можем себе позволить. Дилюк, изображая абсолютную покорность, кивает. И едва дождавшись момента, когда жилище пустеет, на пробу садится, шипя, роется в пожитках. Теперь его совести чуть легче, и теоретически он мог бы написать письма и в присутствии Кэйи, но… Что-то ему подсказывает, что всё же будет лучше, если он будет вести свои поиски немного в тени. Пока он набрасывает письма владельцам всех шести постоялых дворов, которые хоть как-то могут попадать по расположению, перед глазами стоит призрак их пробуждения тогда, в лесу после спонтанного бегства.  …Кэйа разбудил его поутру, сунув в руки что-то мягкое, и Дилюк ошарашенно сжал пальцы — не слишком сильно, но и ощутимо, чтобы трепыхающееся нечто не сбежало из ладоней. — Это?..  — Лисенок! — гордо подтвердил Альберих, усаживаясь прямо на его бедра верхом и как-то странно улыбаясь. — И что он делает у нас в лагере? — Дилюк озадаченно огладил пальцами небольшие ушки. Маленький зверь ощерился, пару раз слабо ударил лапками, но укусить не пытался: наверное, слишком страшно ему было. — Поднимает тебе настроение!  — Ты украл лисенка невесть откуда, чтобы поднять мне настроение? — аккуратно поинтересовался Рагнвиндр, бережно осматривая маленькое рыжее тельце: никаких повреждений, очень пухлый, смешной детеныш. — Ну, вообще нет, — вздохнул Кэйа, откидывая пряди со лба и теряя улыбку. — Пока ходил за водой для завтрака, нашел этого… уже сироту. Животные любят тебя… может, сможем сегодня по дороге что-то придумать?  Дилюк бережно провел пальцами по рыжей спинке, пытаясь успокоить звереныша. — Для начала давай попробуем его подкормить. Еда подействовала на зверька умиротворяюще, и тот действительно умудрился уснуть за воротом Дилюка. Кэйа показал ему и место находки: около ручья, в небольшом овраге лежало окоченевшее тело взрослой лисицы, стеклянные пустые глаза смотрели на Рагнвиндра с укором.  — Она, похоже, унесла его от опасности так далеко, как могла, — Кэйа без малейшей брезгливости провел рукой по мордочке, опуская веки. Голос его вдруг странно задрожал. — Защищала его до последнего, детеныша, — он встряхнул головой и впился пристальным взглядом. — Знаю, нам не до этого, но… позаботься о нем? У кого получится, если не у тебя? Дилюк, ощущая странное смятение, кивнул. …они оставили его у найденной норы. Лисы редко принимали чужих детенышей, но это был лучший из шансов, что им предоставился. Кэйа на прощание попытался погладить мальца, но тут же отдернул укушенный палец, а тот забился вглубь. Дилюка маленький боец почему-то так и не тронул ни разу. — Удачи тебе, смельчак, — задумчиво пожелал Кэйа лисенку и зашагал вперед, двигаясь быстрей и лихорадочней, чем обычно. Дилюк не сразу догнал его.  Почему-то это было самым ярким, что он запомнил за эти два с лишним дня пути до Сумеру. …в Гандхарве бывали связные из организации, и если повезет, его письма заберут в течение недели и переправят, куда надо. Дилюк оставляет короткую записку с указаниями, напрягшись, поднимается на ноги, ловя легкое головокружение. Выбирается наружу. Он не бывал тут раньше, но на удивление легко находит пометку на одном из домов, пока медленно обходит деревню — символ из знакомых вензелей вьется под резным окном. Дилюк, оглядываясь, легко втискивает стопку писем под помеченную доску и чуть хромающей походкой ступает обратно к хижине. Там сталкивается с Тигнари, который с полным забот лицом спешит куда-то. Он бросает быстрый и не слишком-то одобрительный взгляд на беспокойного больного, но никак не комментирует увиденное, видимо, оставляя за людьми право быть идиотами. Только говорит: — Через пару часов приходи вон на ту площадку снизу, если еще будут силы. Сегодня праздник равноденствия. После короткой дремы в неприятно прогревшейся хижине Дилюк так и поступает. Горит костер: запах ароматных смол приятно щекочет ноздри. Он устраивается подальше, в тень дерева, прислонившись спиной к стволу, чтобы не привлекать внимание. Всё равно вынужденно отвечает на расспросы местной ребятни, стараясь быть вежливым, но лаконичным. К счастью, внимание той скоро сбивает зрелище двух людей, которые, покряхтывая, тащат к огню довольно крупную тушу грибосвина. Сайно бухает ношу резко, чуть не наподдав Кэйе копытами по лицу, и тот возмущенно ругается, культурно, но замысловато. И тут же быстро шагает к Дилюку. — Как себя чувствуешь? Боюсь, это единственный, кого мы сегодня отыскали, но хоть поужинаем вкусно, — Кэйа сноровисто садится на землю, скрестив ноги, его волосы осыпаны пыльцой от каких-то тропических цветов, и он выглядит довольным.  — Я в порядке. Не думаю, что нам стоит задерживаться, — Дилюк трогает чуть ноющей бок.  — Тогда хотя бы немного мази от Альбедо, — интонации Кэйи напоминают Рагнвиндру то, как тот разговаривает с Кли, уламывая ее не уничтожать очередное озеро с его обитателями. — Чуть-чуть, правда, чтобы рана точно не открылась невовремя. — У нас и так немного этой мази. — Дорогой мой, со швами я тебя отсюда не выпущу так просто, — нараспев заявляет Кэйа, качая головой.  — Что это ты такой жизнерадостный? Что-то узнал? — понижает голос Дилюк, решив переменить тему. — Ага, — лицо Кэйи хищно темнеет, и он расплывается в темной улыбке. — Не поверишь, здесь был один из людей Тура. Но я расскажу об этом чуть позже, сам понимаешь. А сейчас прости, оставлю тебя наслаждаться одиночеством — я задолжал Сайно партию в призыв!  Он с усмешкой вскакивает на ноги, встрепывает Дилюка по голове, вкладывает ему в руки надколотый кокос и вихрем скачет куда-то в сторону маячащей в дыму шапки шакала. Какое-то время Дилюк следует указу Альбериха и бездумно наблюдает за силуэтами танцующих у костра, поющих, играющих на инструментах. Всё сливается в единую массу, не враждебную, но чуждую. Уединение нарушает выросший рядом Тигнари. — Ты в каком-то плане занял чужое место. Дилюк непонимающе вскидывает голову. Лесной страж указывает на то, что Рагнвиндр даже и не заметил: с другой стороны от ствола, где он сидит, пристроен явно вручную деревянный домик, будто бы для куклы или животного. — Если я мешаю… — он уже начинает было приподниматься, но Тигнари опускает руку ему на плечо, удерживая, садится рядом, в задумчивости оглаживая домик пальцами. — Не волнуйся. Она не придет.  — Она? — Дилюк присматривается к домику иначе. — Моя подопечная. Коллеи. Знаешь, бывает так, что с человеком рядом что-то происходит, и ты вроде бы даже это знаешь, но на самом деле не знаешь ни черта? Тигнари в своем внезапном порыве откровенности звучит горько, и Дилюк глядит на него внимательно, надеясь, что ошибся. Домик точно сделан детскими руками. — С ней что-то случилось? — Она выжила, к счастью, — лесной страж щурится, укладывая себе на колени хвост и поглаживая его, будто в жесте самоуспокоения. — Мы все знали, что она болеет, и заботились о ней, и лечили. Но если бы все ограничивалось исцелением тела.  Дилюк отводит взгляд, ограничиваясь понимающим кивком. Глядит вдаль, разыскивая сидящую на земле знакомую фигуру, азартно кидающую карты своему противнику и попивающему что-то из чашки. — Понимаю. Я… гордился одним человеком, тем, что он смог пережить очень тяжелые вещи и жить дальше. И я горжусь им до сих пор, но… я начинаю понимать, что он все еще вынужден бороться с произошедшим. Что ничто не окончено. Тигнари хмыкает. — Тогда удачи в этой борьбе. Бороться вам явно не впервой. Больно вы закаленные даже для опытных искателей приключений, не так ли? — Я раньше был рыцарем. И он тоже, — спокойно признается Дилюк, кивая вбок. — Это многое объясняет, — хмыкает Тигнари. — Хотя больше меня поражает не это, а то, что Альберт умудрился не набрать ни одного несъедобного гриба. Вот бы все так. Понадобится какая-то помощь в… сборе трав — бросьте весточку. — Понадобятся бывшие рыцари — тоже, — Дилюк спонтанно протягивает руку, и Тигнари крепко ее пожимает. — Надеюсь, твоя подопечная будет в порядке. — О ней заботятся. Забота делает многое. Дилюк молча кивает, глядя в темнеющее небо.  Забота делает всё.