Сталь и лёд (Из тени…)

Часть 2. Ничейные Земли I. Низкий, темный каменный коридор встретил Эсхель прохладой и тишиной, нарушаемой лишь отзвуком ее собственных шагов. Стылый воздух подземелья, стремящийся вырваться из ходов, выдолбленных в чреве горы еще в седой древности, поначалу даже приятно освежал лицо. «Даже воздух бежит отсюда,- недоумевала Эсхель,- а мне отчего-то туда нужно, в самую темноту…» Чем дальше от входа, тем плотнее и непрогляднее становилась тьма и тем чаще, чувствуя нарастающую тревогу, Эсхель оглядывалась назад. Наконец, последний луч света погас за поворотом, и она осталась одна, во мраке, обступившем ее со всех сторон. Эсхель остановилась, чтобы перевести дыхание и попытаться совладать со страхом, что шаг за шагом, обдавал ее ледяными волнами, стремясь подчинить себе все ее существо. Она опустилась на корточки, прислонившись спиной к холодной каменной стене, и закрыла глаза в надежде, что, эдак они скорее привыкнут к темноте. Однако открыв их снова спустя несколько невероятно долгих секунд, она убедилась, что вокруг нее по-прежнему царит густой непроницаемый мрак. «Должно быть,- попыталась она по примеру подруги найти хоть что-то хорошее в том, что нынче с ней приключилось,- дозорные эти меня не увидели… не успели… А может… мне здесь переждать? Не ходить далеко?»- забираться в глубины темного коридора ей решительно не хотелось. Но стоило только подумать об этом, как в ту же минуту ее с головы до пят накрыло новой волной непреодолимого, животного страха. Ей вдруг показалось, что страх схватил ее за самое горло, не давая дышать… И тут же ей захотелось подняться и бежать, бежать прочь, обратно, к свету, к друзьям… и будь, что будет! Но что же теперь ждало ее там, снаружи? Кто ждал ее там? Ведь друзья,- вспомнила она,- должно быть уже далеко… В наступившей тишине она слышала лишь стук собственных зубов, да гулкие удары бешено бьющегося сердца. «А вдруг… вдруг… они… эти люди… дозорные… придут сюда? Вдруг уже у выхода они? А я тут, как самая распоследняя дура, сижу и раздумываю, не возвратиться ли мне назад? Да и если здесь переждать… и выйти, то после-то что? Сколько мне еще ждать? А что, если день? Неделю? Неужто так и буду я всё время у входа топтаться? А есть я что буду? А пить? Нет… нет. Неспроста велено было мне отправляться в убежище! В убежище! Где и снедь, и питье… всё там есть! Мне только и нужно, что это убежище найти, а сидя тут я и вовсе пропаду… Или попадусь!»- рассудила она, и страх, словно вняв ее доводам, несколько ослабил хватку. Нет. Возвращаться было никак нельзя. Она вспомнила слова Эрни: «Шагов триста, не больше». Это ненадолго воодушевило ее: «Чего ж я жду? Оно же совсем рядом… убежище... Сколько шагов я уже сделала? Сто? Больше ли? Меньше?- на миг она пожалела, что не додумалась начать счет сразу, как вошла в туннель, от самого входа,- Но не возвращаться ж теперь? Да и нет здесь никого… кажется…»- пытаясь одолеть дрожь, завладевшую ее телом, прошептала она и слова эти, легким эхом отозвавшиеся в глубине коридора, словно их произнесла не она, а кто-то другой, неожиданно послужили ей в этом подспорьем. Дышать стало легче, Эсхель медленно поднялась и, стараясь не думать о затопившей коридор тьме, осторожно побрела вперед. Держась за стену, она сперва носком башмака ощупывала, невидимый в темноте, пол, и только после, убедившись, что он цел и достаточно прочен, чтобы она могла ступить на него, робко делала шаг. Трещины и неглубокие выбоины в полу, теперь пугали ее куда больше, оставленной позади, пропасти, вынуждая к излишней осторожности… Стараясь не давать воли богатому воображению, неизменно рисовавшему перед ее внутренним взором все ужасы Нижнего Невидимого, о которых ей доводилось слышать и читать прежде, она принялась шепотом бормотать себе под нос всё, что только приходило ей в голову: «Любопытно, что же нынче поделывает кеара Дил? В Кади-то уж всё отцвело, поди… Вот Рузи вернется… а меня-то и нет! Отчается, верно… Зато Тиэре сколько радости! Море… Море… Увижу ли я Море снова? Что там, в этом убежище, ключ от которого мне дали нынче? И каков же тогда сам замок, ежели ключ от него так велик? Не попались ли Стэрна и Эрни на глаза пограничным стражам, ведь это же пограничные стражи были? Далеко ли уехали? Ох, и где только бесы носят его странного брата? Почему он опаздывает? Почему мы не встретились здесь, как уговаривались? Он же загодя приехать должен был… Отчего ж всё пошло не так? Почему я одна здесь? А если никто так и не явится за мной? Что ж тогда? Помирать мне здесь? А вдруг что-то ужасное случилось?! А что, если это не явь и не сон даже, а вовсе я в Невидимый провалилась?! О, нет, нет, нет, нет… Не думай об этом, нет… не смей даже думать об этом!!!» Но чем дальше от выхода, где поджидала ее опасность, исходящая от живых людей, уводил ее коридор, тем чаще, против воли, мысли ее обращались к потусторонним ужасам Невидимого, притаившимся во мраке подземелий. Ей вдруг пришло на ум, что она давно умерла и попала сюда тысячу лет назад. Что это вовсе не тело ее, дрожащее от сквозняка и страха, и подкашивающиеся ноги несут в неизвестность по древнему коридору, а душа путешествует через Нижний Невидимый – Удел Грешных, претерпевая муки за свои земные грехи… что пути этому нет и не будет конца, и что брести ей этим коридором предстоит еще тысячу, а может быть и все десять тысяч лет… До Очищающего Пламени, что вспыхнет в конце времен и после Суда Всемилостивого попалит грешные души, ни одной из них не оставив надежды на будущую жизнь вечную… Стоило ей только сдаться на милость собственному воображению, как страх вновь пошел в наступление, с каждым шагом, обретая над нею всё большую власть, всё крепче сжимая холодную костистую лапу на ее горле… «Отчего время так медленно ползет?- подумала она остановившись,- Или, это и в самом деле Невидимый и я давно уже здесь?» Однако, рука ее по-прежнему ощущала прохладу стены, а ноги, несмотря на бившую ее дрожь, твердо стояли на крепком каменном полу туннеля. Она коснулась холодными пальцами и горла, неожиданно обнаружив, что никакой костистой руки, мешающей ей дышать, не было на ее шее. Но само это прикосновение невольно пустило по спине холодок и заставило ее поморщиться. «Нет…- глубоко вздохнув, помотала она головой и тут же, сделав над собой усилие, продолжила путь,- Нет. Не Невидимый это… Это мне со страху мерещится. И не время вовсе, а сама я едва ползу…» Из последних сил стараясь не поддаваться страху, она принялась успокаивать себя мыслью, что еще чуть-чуть и подземный коридор повернет, наконец, налево, а ей останется самая малость – отыскать и открыть заветную дверь. «Дверь… дверь… дверь. Где же этот поворот и эта дверь? О, скорее бы!» Она вытянула левую руку и, неожиданно коснувшись рукой противоположной стены, поняла, что коридор заметно сузился – теперь можно было идти, упираясь в стены обеими руками. Это обстоятельство поначалу даже немного приободрило ее: «Уж так-то я наверняка не пропущу нужного поворота!» Однако от обнаруженного ею сужения коридора, ровным счетом ничего не переменилось: время по-прежнему тянулось мучительно долго, поворот всё не показывался, а туннелю не было конца. Прямой, как стрела, он уводил её все глубже в мрачное холодное чрево горы, в темную, глухую, так пугавшую ее, неизвестность. Темнота продолжала играть с ней злые шутки – на смену воображаемым ужасам Невидимого вдруг явились мысли о том, что она, должно быть, ослепла, сама того не заметив. Потрясенная мыслью о том, что теперь и ее постигло это несчастье, она снова остановилась. Лишиться зрения – вот что всегда было одним из самых больших ее страхов и ничто так не пугало ее прежде – даже самые страшные сказки! – как жития тех святых, что были ослеплены гонителями в эпоху борьбы за веру… Оттого, верно, стоило ей только допустить мысль о том, что она и сама, подобно этим святым, ослепла, липкий, навязчивый страх, и без того одолевавший ее, усилился троекратно! Она замерла, прислушиваясь, но, едва звук шагов угас в глубине чрева горы, как тишина столь же непроницаемая, сколь и окружающий ее мрак, обрушилась на нее: «… и оглохла?- подумала она с ужасом, но тут же до слуха ее донеслось отчаянное, гулкое биение сердца и шепчущий отзвук собственного дыхания,- Нет, нет, не оглохла я…- жадно ловя ртом воздух,- Но всё ж лучше бубнить что-нибудь себе под нос… Вот так, верно, и сходят люди с ума в темницах…» Эсхель принялась было читать охранительную молитву, но сбилась. Начала заново и умолкла снова… будто и у Богов её не было никакой власти над пронизанным древними коридорами чревом горы, стоявшей здесь, должно быть, от самого Начала Мира. Однако и этих, пусть и не до конца прочитанных, святых слов, оказалось довольно для укрепления успокоительной мысли, что уж слуха, по меньшей мере, она не лишилась. Эсхель облегченно вздохнула, дыхание ее подхватило легкое эхо, и она продолжила путь. По всем ее расчетам, шла она уже куда дольше, чем должна была, но, не доверяя себе в этом вопросе и списывая всё на страх, Эсхель, спотыкаясь, дрожа, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться, упрямо двигалась вперед. «Триста шагов… Может быть, он имел в виду с фонарем, а не в темноте вовсе?»- гадала она. Коридор тем временем вновь начал расширяться – теперь она шла, едва касаясь стен руками, невольно отметив про себя, что сами стены были теперь гладкими, без трещин, да и выбоин в полу, кажется, заметно поубавилось. «Ах, Боги! Да где же он? Где этот поворот? Неужто ошиблась я? И не туда свернула?»- эта внезапная догадка вновь заставила ее остановиться. Прислонившись к стене, Эсхель приложила холодную ладонь ко лбу. Нужно было вспомнить… вспомнить всё с самого начала. - На развилке повернуть направо,- прошептала она,- повернуть направо… а после туннель сам налево пойдет… и левой стороны следует держаться… Ах, Боги! «Вход в туннель… развилка…- вдруг поняла она,- поворот… налево?!» - Я не туда свернула,- донесся до ушей ее собственный, но отчего-то вдруг снова показавшийся ей чужим, растерянный шепот,- Боги! Я не туда свернула… Что же мне теперь делать?! Рядом не было никого, с кем она могла бы посоветоваться… Никого, кто мог ответить ей на этот вопрос, уняв, охватившее ее отчаяние. Впервые в жизни, здесь, в этом темном и страшном, пустом коридоре, где даже Боги, как ей теперь казалось, ее не слышали, оставалось полагаться лишь на саму себя. - Ну почему я такая дура?! Почему всегда всё у меня через пень-колоду? Почему со мной всегда всё не так идет?- слезы устремились к ничего не видящим глазам,- Почему? Как могла я перепутать, когда Эрни дважды велел мне его слова повторить?!- всхлипнула она, чувствуя, как жалость и ненависть к себе навалились на нее одновременно… Она снова опустилась на корточки и закрыла лицо руками. - Как?! Ведь повторила же я, запомнила…- пробормотала она, давая волю отчаянию. Впереди по-прежнему ожидала неизвестность… позади опасность… «Нужно выбираться отсюда!»- Эсхель едва успела изловить последнюю здравую мысль, способную, хотя бы отчасти, противостоять охватившему ее ужасу, призывавшему ее бежать... Но куда именно ей следовало теперь бежать?- ответа не было. «Нужно назад вернуться… и заново пройти до развилки… повернуть, где дОлжно… Вот только сейчас ли вернуться? Или лучше подождать немного? Вдруг они там еще?- подумала она о дозорных,- Но ведь уйдут же они когда-нибудь? Не навечно ж они сюда явились? Только б не услыхали они мою возню…» Захлебываясь слезами, с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, она поднялась и решила было возвратиться назад, как вдруг ей показалось, что впереди мигнул и погас слабый проблеск света. «Нет, я не ослепла!- подумала она радостно, невольно устремившись вперед,- Но… уж не померещилось ли? Может и впрямь это страх меня с ума сводит?» Сделав около двух десятков шагов, Эсхель почувствовала, как правая рука неожиданно угодила в пустоту, а из пустоты, заметно поредевшая здесь под воздействием невидимого пока источника света, тьма дохнула на нее прохладным и влажным воздухом подземелий. Развилка! Поворот! Вот же он! Ведь это же он? Но ведь это, должно быть, другие развилка и поворот… Поворот направо… Она снова засомневалась, в самом ли деле ошиблась тогда, в начале своего пути, выбрав на первой развилке не тот коридор? «Может быть это и есть тот самый поворот, о котором Эрни говорил? Может быть, он впопыхах позабыл сказать мне, что тут две развилки и я просто не дошла до нужной, оттого что запуталась и позабыла всё с перепугу?- ни в чем уже не уверенная, подумала она,- И там, в начале туннеля нужно было в самом деле сперва взять левее, а уж потом, на второй развилке – направо повернуть? Или, может быть, это я его слова неверно запомнила, даром, что дважды сказанное повторила? Или я заплутала и, сделав круг, теперь к выходу возвращаюсь? Но не могла же я всю гору насквозь пройти? Да и не лес тут, чтоб леший кругами водить меня мог… Но кто-то же… кто-то же заставил меня заплутать?!» Не к месту помянув лесную нечисть и едва удержав в узде свои воображение память, всегда готовые, по поводу и без него, явить ей все ужасы Нижнего Невидимого, Эсхель, так и не решилась вернуться назад, но, повинуясь древнему зову света, манящему к себе всё живое, не задумываясь, свернула в только что обнаруженный туннель. Проблеск света, увиденный ею, и в самом деле не был игрой воображения в темноте. Источник его, трепетно-тусклый, скрывался за выступом или поворотом слева, в нескольких шагах впереди, однако и этому, слабому свечению она обрадовалась, словно дитя. «Уж не обещанный ли левый поворот там?! Или, может быть… оконце? Или это дверь убежища, где он меня ждет? Рэн, брат Эрни… Уж я всё скажу ему… как я страха натерпелась здесь одна-одинешенька из-за его опоздания!»- эта неожиданная, обнадеживающая мысль, заставила ее поспешить и, позабыв об осторожности, спотыкаясь и судорожно цепляясь руками за стены, Эсхель, будто мотылек, устремилась на свет, что и в самом деле исходил слева, из-за выступа, перегораживавшего туннель едва ли не наполовину – подобравшись ближе, она в этом убедилась. По мере приближения к таинственному источнику света, всё еще скрытому от ее глаз, на частично освещенной стороне стены по правую руку Эсхель вдруг обнаружила хорошо сохранившиеся высеченные в камне цветные рисунки – большие и малые, что, шаг за шагом, проступали из темноты все отчетливее и ярче. Впрочем, как ни старалась она, разглядеть их, при столь скудном освещении это было делом не из легких. Однако и отвлекаться теперь не следовало. Радость, охватившая было ее в первую минуту, теперь уступила место разуму и, бездумно преодолев большую часть пути до источника света, Эсхель вновь вспомнила об осторожности. Она сбавила шаг и крадучись, на цыпочках, не спеша двинулась вперед, укрываясь в тени, протянувшейся от выступа вдоль левой, неосвещенной стены коридора. Тихо, теперь и вовсе стараясь не дышать, она подобралась к самому выступу, из-за которого лился свет, как вдруг, к удивлению своему, услышала голоса. Случись ей услышать их раньше, она, должно быть, бросилась бы прочь и, не останавливаясь, бежала бы до самого выхода. Но что ей было делать теперь? Когда голоса, стремительно приблизившись, так, словно говорящие только что вышли из, невидимой отсюда, комнаты или соседнего коридора, доносились теперь прямо из-за стены, в двух шагах от нее… Она замерла, прислушиваясь. Говорили двое. Громко, будто спорили, забывшись или вовсе ничего здесь не опасаясь. Слов разобрать она не смогла – язык говоривших не был ей знаком. Кроме того – она могла в том поклясться! – никогда в жизни ей не доводилось слышать столь странной речи. «Будто шипят и хрюкают одновременно… или в горле у них застряло что-то…- мелькнула мысль, где угодно показавшаяся бы ей смешной, но только не нынче, не здесь, в темном чреве Двурогой горы,- Кто ж это, Боги?!» Заглянуть за край выступа мешали страх и понимание того, что едва ли друзья станут говорить на этаком странном наречии. С бешено бьющимся сердцем Эсхель прижалась к стене и застыла – растерянная и смертельно напуганная. С каждым ударом сердца, надежда, пробудившаяся в ней было, таяла. Но что же делать? Осознание того, что она заблудилась, заблудилась окончательно и одним Богам ведомо куда угодила, пригвоздило ее к месту. Спорщики за стеной, тем временем, внезапно умолкли. Затем один из них как будто шепотом что-то спросил у второго. И снова туннель затопила гнетущая тишина. Страх, с которым Эсхель мучительно и напрасно боролась на протяжении долгого пути в темноте, вновь завладел всем её существом. Нужно было что-то решать и при том немедленно… Возвратиться ли назад? Но тьма позади внушала ей почти тот же животный ужас, что и чужаки – а это, несомненно были чужаки! – затаившиеся теперь за выступом. «Почему они молчат?- подумала она,- Услыхали они меня?» Ей вдруг захотелось раствориться в темноте. Она почувствовала, как подкашиваются дрожащие, непослушные ноги. Страх, подобный тому, что напал на нее прошлой осенью, ночью на лесной дороге – нет, куда сильнее! – сковал ее тело, не позволяя ей сдвинуться с места, превратив ее в мыслящую, но неспособную двигаться соломенную куклу. Свет за стеной дрогнул и заколебался. «Идут!»- догадалась она, от ужаса будучи не в силах даже пошевелиться. Еще немного и этот трепетный, приближающийся свет, к которому она по наивности своих надежд столь радостно устремилась, проникнет в ее ненадежное убежище. Дрожащей рукой Эсхель попыталась покрепче сжать ключ – единственное оружие, что у нее оставалось, и, подволакивая непослушные, размякшие кукольные ноги, словно к каждой из них теперь был привязан еще и камень для утопления, попятилась назад. И раз уж человеку не дано проходить сквозь стены, ей вдруг захотелось вжаться в угол меж выступом и стеной, укрыться в самом темном, недоступном для света месте этого странного коридора… исчезнуть, слиться с тенью, а может быть и самой обернуться тенью… «Бежать! Надо бежать… Чего же я жду?»- удивилась она тому, что ей снова захотелось оказаться во тьме, которой еще минуту назад она боялась ничуть не меньше того, что ожидало ее впереди, однако тело, пребывавшее в оцепенении, по-прежнему отказывалось ей повиноваться. Ожидая неизбежности, что в образе людей ли, неведомых ли существ – порождений Нижнего Невидимого? – приближаясь, вот-вот должна была показаться из-за выступа, Эсхель уже не оглядывалась – страх перед тьмой, затаившейся в глубине коридора у нее за спиной, был окончательно вытеснен ужасом перед чужаками, обнаружившими ее присутствие и, очевидно, вовсе ее не опасавшимися. Широко распахнутыми глазами, беспомощная, она следила теперь, как свет ползет по противоположной от ее укрытия стене, выхватывая из сумрака всё новые рисунки и неведомые знаки, как всё глубже проникает он в коридор, заставляя древнюю тьму, владетельницу чрева Двурогой горы, отступить… Как вдруг кто-то, бесшумно подкравшись сзади, схватил ее поперек туловища и закрыл рукой рот. Эсхель из последних сил рванулась вперед, но конечности больше не слушались, а крик, едва вырвавшись из груди, тут же угас, захлебнувшись в чужой ладони… «Не вырваться… пропала я… задохнусь…»- успела она подумать прежде, чем ключ звякнул о камень, выпав из ослабевшей руки… прежде, чем бледный свет фонаря осветил угол, в котором она пыталась укрыться… прежде, чем появившаяся из-за выступа невысокая фигурка с темной, в полумраке показавшейся ей оливковой, кожей, испустила дикий гортанный вопль и металлический звон эхом унесся вдаль по гулкому коридору. В ту же секунду, разбуженный звоном, огонь, вспыхнув, разлился по каменному полу широкой рекой… Однако, едва поднявшись, пламя стремительно угасло. Обессилевшая и смирившаяся с судьбой Эсхель, как завороженная смотревшая теперь на тающую огненную дорожку, вдруг почувствовала резкую боль, словно несколько игл впились ей в руку и шею. «Боги…»- по давней своей привычке промычала она с закрытым чужой ладонью ртом и тьма древнего подземелья, вновь одолев свет, поглотила всё вокруг, застив и сознание девушки. *** Костер догорел, однако разводить потемну новый не имело смысла. Он не знал, ищут ли их еще, или им и в самом деле повезло, и они сумели уйти от погони? Стэрна отчаянно стучала зубами во сне и Эрни не оставалось ничего, кроме как обнять ее покрепче, да укрыть собственным плащом. - Давай уйдем… уйдем отсюда… Пожалуйста…- вспомнил он ее мольбы и слезы,- Обратно вернемся. Не хочу я больше этих проклятых гор, этих кустов колючих, ночей холодных, костров… Я дымом насквозь провоняла, будто бродяга какой… Устала я. Я к Морю хочу… не хочу больше прятаться! И приключений этих дурацких не хочу! Век бы не видеть их! Ежели уж едем мы в Мин-Слайн, то отчего не можем поехать как добропорядочные, по самому Тракту? - Мы вернемся,- пообещал ей он,- вернемся, как только это будет возможно. Третий день они пробирались к северу в обход стельнских земель и третий день Эрни не слышал от любимой ничего, кроме причитаний и бесконечных просьб возвратиться на Побережье. «Веселое приключение оказалось не таким уж веселым.- подумал он с горечью,- Она не готова… Натерпелась… Всё пошло не так…» Они и в самом деле не должны были оставаться в горах. Их путь и вправду должен был пролегать по Прибрежному Тракту. Вот только Эсхель следовало проводить… да встретиться с братом. А после, разделившись, разными дорогами двинуться к границе. Однако, стычка с дозорными и опоздание Рэна спутали все расчеты. Возвращаться на Побережье через Стельн теперь было бы слишком опасно. - Нам придется стороной обойти город, но прежде, окрестные земли – земли благородных ар Теунэ... и возвратиться в королевские… а не то, не допустите того Боги, еще за беглых примут нас с тобой…- он не уточнил – каких именно беглых… Крестьян ли? Разбойников? И то и другое в равной степени могло обернуться для них бедой, если не погибелью. Да и кем были они после стычки с дозорными, как не разбойниками? - И доказывай потом, кто ты есть…- мрачно сказал он Стэрне, молчаливой и подавленной. И глаза ее тут же наполнились страхом и слезами. - Через горы?- спросила она с надеждой, что он ответит: «Нет»,- Или… Он покачал головой и сомнений у нее не осталось. - Через горы. Разве что далеко и высоко в горы мы не пойдем.- добавил он, надеясь, что хотя бы это заверение ее обнадежит. Стэрна вздохнула и вновь зашмыгала покрасневшим носом. - Я боюсь… боюсь. До чего ж страшно-то! Я ведь едва не потеряла тебя! Как подумаю – снова ужас берёт! Ах, Боги!- она прижалась к нему, доверчиво, будто котенок под дождем,- Никогда в жизни мне так страшно не было… С тех пор, она засыпала только в его объятиях, вцепившись в него мертвой хваткой, словно боялась, что его у нее непременно отнимут, пока она будет парить в сонных мирах Невидимого. Оттого теперь они и спали в обнимку, и просыпались в обнимку, растирая затекшие, бесчувственные или усталые, напряженные конечности… И лишь этот мучительный путь, сопровождаемый бесконечной усталостью,- как временами думал Эрни, всякий раз мысленно благодаря Богов за то, что те снова уберегли его от нарушения, данной матери невесты, клятвы,- не позволял им дать волю страсти и пойти в своих желаниях много дальше дозволенного. Эти ночные объятия были опасны тем, что таили в себе соблазн и потому были особенно мучительны для него, однако, он понимал, что иного способа хоть как-то успокоить любимую и помочь ей преодолеть поселившийся в ее душе страх, у него не было. «Бедная моя девочка…- думал Эрни, осторожно коснувшись ее рассыпавшихся по плечам густых вьющихся волос,- Мой свет… Солнце мое золотое… Того ли ты ожидала, вообразив себя принцессой? Как видишь, не так уж сладка жизнь наследницы… Даже если отбросить этакие приключения…» Днем и ночью они отдыхали, совершая короткие переходы лишь в сумерках – поутру и вечерами. Эта предосторожность не позволяла им двигаться так быстро, как того желала бы Стэрна. Это означало, что холод и неудобства придется терпеть еще какое-то время. Запасы съестного тоже подходили к концу. Но надо ли знать об этом ей, и без того нынче перепуганной и печальной? «Если нас ищут…- ломал он голову,- То двоих или все же троих? Ведь стражам наверняка сообщили, что в горы мы отправились втроем… Здесь же, в горах, Эсхель уже никто не должен был увидеть – она скрылась в убежище еще до того, как стражи добрались до замка. Лошадка ее, если вообще была поймана – то без седока. Платья, позабытые Эсхель в спешке, не дадут стражам разгадки… им останется только гадать, зачем кадорская крестьянка отправилась в горы и отчего перед лицом погони она бросила лошадь? Мы со Стэрной ушли вдвоем. А уж ни сама лошадь, ни мертвец точно никому ничего не расскажут. Вернувшись на Побережье между Стельном и поворотом на Вару, велик ли риск, что нас всё еще будут искать? Что нас узнают? А ведь оттуда еще нужно будет возвратиться на три калхора назад, в Сури… (* дейнское название селения по произношению похоже на селейнское «тсури»- бесенок/бесята) Вот ведь дурацкое название!- он подавил смешок,- Чтобы отправить птицу… И чтобы дождаться птицы от брата… Да как бы еще возвращаться за Эсхель не пришлось, не дайте того Боги!» При мысли о том, что с братом могло случиться что-то дурное, сердце его сжалось. «Нет. Нет. Только этого мне не хватало! Самому сдаться на милость глупым страхам. Рэн справится. Уж, кто-кто, а он…» Наступающее утро постепенно заливало светом восточную сторону неба, наполовину скрытую от его глаз темной громадой гор. Стэрна завозилась во сне. - Светает,- тихонько шепнул он ей,- Нам пора, Солнце, просыпайся. Чем большее расстояние преодолеем сегодня, тем быстрее выберемся отсюда… - Правда?- спросила Стэрна приоткрыв сонные глаза и тут же зевнула,- Боги… Еще совсем темно, а ты уж будишь меня! Ты не спал опять?- она зевнула еще раз и потерла щеки руками,- Ах, Боги… Я, верно, на чучело косматое стала похожа…- она попыталась было пригладить волосы, но оставив эту затею, скрутив их узлом, упрятала под перепачканный потрепанный чепец,- До чего ж я хотела бы проснуться дома, а не в этих проклятых горах! И какой глупый бес за язык меня тянул, когда я радовалась, что и горы теперь увижу? - Потерпи немного… Проснуться дома… Этого я тебе не могу пообещать, но вот проснуться в теплой постели, на мягком тюфяке – отчего нет? - Боги да услышат твои слова,- вздохнула она потягиваясь,- Поскорей бы… выбраться. И Эсхель… Как бы узнать, как она там?- она вспомнила про подругу и лицо ее снова приняло грустное выражение последних дней. «Если уж про подругу вспомнила,- подумал Эрни,- значит вспомнит и остальное… Боги Маллийские, дайте ей сил… Ей и мне.» - Мы всё узнаем, как только вернемся на Побережье, а уж как скоро это случится, нынче только от нас самих зависит.- ответил он и не давая любимой опомниться, поднялся на ноги и протянул ей руку. *** Холод, снег, темнота… Она снова бежит босиком по снегу, снова ищет кого-то в чужом, незнакомом краю… Этот сон, преследовавший ее с раннего детства, был хорошо ей знаком, однако всякий раз пугал ее, как впервые. Он так и остался в ее памяти неразрывно связанным с самыми первыми и яркими детскими воспоминаниями: о первом – или особенно впечатлившем ее? – купании и серебряной цепочке в руках, которую она, играючи, опускала в воду, сидя в огромном тазу, о первом, что осталось в памяти, посещении Храма в Селле, о колыбельной, что пела ей кеара, укачивая ее перед сном, о белом песке пляжей Северного Кадора и кольце – ее любимой игрушке и обереге, что потерялось несколько лет спустя… Однако, в отличие от иных впечатлений раннего детства, сон этот обыкновенно завершавшийся падением в бездну, она не любила. Он по-прежнему оставался для нее воплощением страха и безысходности. Так было и на этот раз. Она почувствовала, что падает, но не видела ни куда, ни откуда: вокруг нее – и сверху, и снизу – куда ни взгляни! – было лишь ночное звездное небо. Она падала – медленно и мучительно долго, а потом вдруг, как это бывало и прежде, увидела внизу свою комнату в Кади, оконце и постель, рухнув на которую, внезапно вздрогнула и проснулась. Эсхель открыла глаза. Точнее, предприняла попытку… Впрочем, не слишком успешную. Веки ее беспомощно дрогнули, вовсе не желая, поначалу, ей подчиниться. К ее удивлению, столь привычное действие отчего-то нынче требовало усилий – и не малых! Она попыталась снова и, наконец, ей это удалось. Однако не так легко и непринужденно, как привыкла она делать это каждое утро. Веки, будто свинцом налитые, оказались столь тяжелы, что она почти сразу опустила их снова. Но и этого проблеска было довольно, чтобы понять: нет, она вовсе не в Кади, это не ее комната… и не ее постель. «Что-то не так…»- догадалась она, стоило ей только пошевелиться. Левая рука не слушалась вовсе. Всё, чего ей удалось добиться – приложив чудовищное, как ей показалось, усилие! – чуть шевельнуть пальцами. Тело сковывала слабость, не позволявшая даже приподнять головы. «Что со мной? Боги!»- подумала она и обрывки воспоминаний, один за другим, начали возвращаться к ней, и тотчас же, вместе с ними, возвратился и страх. Не без труда, Эсхель вновь открыла глаза. Окинув измученным взглядом окружающее пространство, она заметила, что лежит в постели, в одной лишь тонкой дейнской нижней сорочке, скрывавшей ее тело от шеи до щиколоток и запястий, заботливо укрытая одеялом. При мысли, что кто-то раздел ее, посмел прикоснуться к ней, пока она была в беспамятстве, ее охватили стыд и ужас… Она дернулась было, силясь подняться, однако и эта отчаянная попытка не увенчалась успехом. Бессилие, вдавившее ее в ложе – будто одеяло было вовсе не одеяло, а мельничный жернов – не оставило ей ничего, кроме пылающих от стыда щек и бессмысленной, бесполезной, как ей теперь казалось, возможности оглядеться. В комнате было довольно светло. Дневной свет лился из узкого, как бойница, витражного оконца, располагавшегося позади, в стене, почти под самым потолком. Сквозь приоткрытую створку в комнату время от времени врывался теплый весенний ветерок, полный веселого птичьего свиста и глухого воркования голубей. С трудом повернув голову, она разглядела невысокую полукруглую окованную железом дверь, небольшую печь и еще одну дверь справа, деревянную, ведущую, очевидно, в соседнюю комнату, стол, две лавки, старые выцветшие шпалеры на серых каменных стенах. Ее вещи – платье, юэлэ и плащ, аккуратно сложенные, лежали на краю лавки в двух шагах от ее ложа. Всего два шага… однако теперь это расстояние показалось ей непреодолимым, будто та самая расщелина, над пропастью которой парил, накануне ее неудавшегося похода в проклятое подземелье, пустующий много лет пограничный замок Ньянруна. Кто-то, очевидно, позаботился о ней. Но кто? Друг ли? А что, если… враг? «Убежать бы!»- мелькнула было мысль и тут же погасла, словно фитиль догоревшей свечи – еще одна попытка приподняться окончилась разочарованием. Силы окончательно оставили ее. Она вздохнула и смиренно закрыла глаза – будь, что будет… и спустя несколько минут вновь провалилась в сон. Когда Эсхель проснулась в комнате было темно. Это была, несомненно, та же самая комната, которую она видела накануне, днем. «Ночь.»- догадалась она. К ее удивлению, веки были уже не столь тяжелы, однако приподнять левую руку она, как и прежде, была не в силах. Отчаяние снова охватило ее. - Да что ж это?- удрученная собственным бессилием, прошептала она, чувствуя, как к глазам против воли подступают слезы. Собрав остатки сил, Эсхель с трудом поднялась и уселась на кровати, безвольно прислонившись спиной к стене, прохлада которой ощущалась даже сквозь плотную ткань шпалер и ее собственную тоненькую нижнюю сорочку. На большее сил не хватило. «Хоть что-то…- она вздохнула,- Всё лучше, чем лежать, будто старуха, которую паралич разбил,- на миг она вспомнила старушку-соседку, свекровь Касьи, приятельницы ее кеары и содрогнулась,- Но раз уж я сесть смогла… стало быть, не так уж плохи мои дела?»- попыталась она себя утешить. Эсхель поспешила отогнать это воспоминание и зевнула, хотя спать ей уже не хотелось. Прислушиваясь, к малейшим переменам произошедшим в ее теле, она принялась ощупывать себя правой, здоровой рукой. Левая рука, отекшая, холодная и бесчувственная, будто чужая, по-прежнему висела, как плеть. Шея слева, возле уха, ныла словно после удара, оставившего здоровенный синяк. Кожа шеи ниже больного места и до самого плеча частично утратила чувствительность. Ноги, хотя и были целы, как вскоре убедилась она, были столь слабы, что едва ли она смогла бы устоять на них, даже случись ей подняться. - Но что же делать теперь… что?!- снова коснувшись здоровой рукой бесчувственных левой руки и шеи, пробормотала она, поняв, что в нынешнем ее положении и речи не могло быть о том, чтобы, вскочив с постели, поспешно одеться и бежать прочь отсюда. И слезы отчаяния, переполнив чашу ее попыток сдержаться и не дать им воли, хлынули по щекам. Дверь скрипнула. Она вздрогнула, обернулась. Сердце замерло: «Кто здесь? Кто же?» Колеблющееся теплое пламя свечи озарило залитую ночной темнотой комнату. Эсхель внутренне напряглась, ожидая чего угодно: маленьких темнокожих карликов из подземелья, дозорных, так некстати напавших на их след возле замка, а то и вовсе чудовищ из Нижнего Невидимого, которыми она бредила блуждая во мраке… Разбитый фонарь и река огня разлившаяся по каменному полу туннеля снова как наяву промелькнули перед ее внутренним взором, и сердце заторопилось куда-то, словно одно, без нее, могло и желало теперь убежать отсюда… - Ты?!- вздох облегчения вырвался из ее груди,- Ах, Боги! Она и сама не ожидала, насколько рада будет нынче этой встрече… - Эве, Эсхель. И с возвращением...- сказал он, улыбнувшись, и взгляд его, снова будто пронзил ее насквозь. Так же, как в их первую встречу. Но что было теперь в этом взгляде? Облегчение? Радость? Она опустила глаза, смутившись, и тут же покраснела, вспомнив, что сидит перед ним в одной только нижней сорочке… - Эве… ваша милость… господин Рэн,- тихо, не без растерянности, ответила она, поспешно вытирая со щек слезы здоровой правой рукой. - Брось эту учтивость… зови меня по имени. Разве брата моего ты господином звала? - Нет,- помотала она головой,- но он же… он…- она хотела добавить еще, что Эрни всё же был жених ее лучшей подруги, почти сестры, а потому входил в круг ее друзей наравне со Стэрной, но он опередил ее. - Вот и меня так же зови. Без всех этих «ваша милость», «сударь» и «господин»,- не позволив ей пуститься в объяснения, сказал он и спросил для верности,- Хорошо?- словно сомневался, что его слова в полной мере были поняты ею. Она робко кивнула. - Что со мной? Почему…- спросила она, указав на несчастную свою руку и тут же умолкла, задумавшись, уместен ли этот вопрос теперь или следовало бы спросить об этом позже? - Ты вернулась, как говорят горные хессы в таких случаях.- загадочно отвечал он. - В каких… таких случаях?- она попыталась было натянуть на плечи одеяло – стыд-то какой! Оставаться в исподнем при нем, чужом, постороннем... взрослом… Впрочем, его, кажется, это ничуть не смущало. «Северянин, язычник… что с него взять? Видно, неспроста говорят, что они не ведают никаких приличий… Ах, Боги! Уж не он ли меня… раздел?- кровь с новой силой прилила к ее вспыхнувшим щекам и даже ушам,- Боги! До чего ж грешно-то!»- подумала она, позабыв, что даже Служители не осуждают «бесстыдных» прикосновений во имя спасения жизни. - Позже поговорим об этом. Ты еще слаба. Для начала поешь-ка лучше.- Он оставил свечу на столе и снова вышел, чтобы через минуту вернуться с двумя мисками куриной, как ей показалось, похлебки. - Справишься сама? Или помочь?- спросил он, смерив ее всё тем же странным взглядом, от которого она терялась. - Справлюсь… наверное.- смущенная и взволнованная, она неуверенно взглянула на него и дернула здоровым плечом. Есть, однако, хотелось. А еще невыносимо хотелось в нужник. Но как самой доковылять туда? И как обратиться к нему с этакой непристойной просьбой, если у нее так и не достанет на это сил? «А что если,- с ужасом подумала она,- обмочусь я… перед ним? Ах, Боги!»- и слова, робкие, сбивчивые, неловкие, будто калеки, каковой нынче была и она сама, все же сорвались с языка. - Помоги… только перебраться отсюда за стол… Боюсь, ноги меня нынче не послушаются. И… мне б еще одеться… и… в… в… нужник…- уж и вовсе словно извиняясь, попросила она. Ей и прежде бывало неловко просить людей о помощи, а уж просить помощи в столь деликатном деле, у него, почти незнакомца, когда от одного только взгляда его у нее душа в пятки уходит! – было стыдно и неловко вдвойне. Однако близких, способных помочь ей, здесь, увы, не было. Да и вообще, кажется, не было, никого… никого, кроме него… Ни слова не говоря, он поставил миски на стол. Деревянные донца мисок с глухим стуком ударились о дубовую, грубо сколоченную, столешницу. Легко подхватив Эсхель на руки, Рэн отнес ее туда, куда она попросилась. А после помог вымыть руки и перенес ее обратно в комнату, к столу, где усадил лавку и, словно не замечая ее трепета и смущения, помог ей «для приличия» накинуть юэлэ поверх нижней сорочки. Наконец, оставив позади эти хлопоты, он и сам уселся за стол напротив. - Спасибо,- поблагодарила она его, не чувствуя ничего кроме неловкости, только усиливающейся от собственной ее беспомощности. Предательски подрагивающая правая рука, к ее радости, оказалась вполне способна удержать деревянную ложку и, наспех поблагодарив Богов за пищу, но в еще большей степени за то, что нынче этому заботливому язычнику нет нужды кормить ее с ложки, словно младенца, Эсхель с жадностью набросилась на еду. - Мне кажется, я сотню лет не ела…- сказала она, одолев полмиски. Сказала, лишь бы что-то сказать. Лишь бы прервать непривычную тишину, нарушаемую теперь лишь глухим стуком деревянных ложек о края мисок. - Три дня,- поправил ее Рэн. - Три дня? Это… я что же… три дня проспала?- удивившись, переспросила она. - Можно и так сказать.- согласился он. «Тебе повезло, девочка… очень.»- взглянув на нее, подумал он, но даже вздохом облегчения не выдал ей этой мысли. - Что со мной?- спросила она, торопливо и жадно глотая горячую похлебку, словно сюда в любую минуту мог ворваться кто-то, кто непременно попытался бы отнять у нее ее миску. - Поешь и поговорим.- был ответ. - Ты сам это приготовил?- спросила она через минуту – когда установившаяся было тишина вновь показалась ей тягостной, тоскливой и полной смущения одновременно,- Очень вкусно. - Я рад, что тебе понравилось.- ответил он коротко: «Когда столько лет мотаешься по степям и горам и не тому научишься.» - Ты всегда такой…- Эсхель на мгновение задумалась, подбирая подходящее слово,- немногословный?- полюбопытствовала она, наконец, несколько осмелев. Как видно, еда придавала не только сил, но и храбрости. Миска ее была почти опустошена, и Эсхель для удобства поставила ее на недоеденный кусок черствого хлеба, наклонив к себе, чтобы ложкой собрать с краев и дна и отправить в рот остатки похлебки. Горячая ли пища была тому подспорьем? Но она почувствовала, что силы и вправду постепенно возвращаются к ней. - У нас, на севере, принято есть молча. Это не в упрек тебе.- бросив на нее короткий взгляд, счел нужным пояснить он,- Просто многолетняя привычка не болтать за едой. «И вообще не болтать…» Сбитая с толку его северной сдержанностью, остатки ужина Эсхель предпочла доесть в тишине. - Наелась? Или еще хочешь?- спросил он ее, наконец, по собственной воле нарушив, снова воцарившееся было в комнате, молчание. - Нет, спасибо.- отказалась она, боясь показаться ему обжорой,- Лучше расскажи мне… что это было… как это всё случилось?- и она с тревогой взглянула на свою безжизненно висящую левую руку. Он перехватил ее взгляд, и она снова смутилась. - Прости меня, я опоздал. Да и тебя еще поискать пришлось… «Какого же цвета глаза у нее?- незваное, проснулось в нем любопытство, однако в полумраке, при свете одной единственной свечи цвета было не рассмотреть,- Светлые? Темные?» - Я не туда повернула…- сказала она неуверенно и будто оправдываясь,- кажется… - Ты не туда повернула.- подтвердил он. - Это же ты… забрал меня оттуда? Ты? Да? - Да. «Едва успел.»- не без досады добавил он мысленно. - Значит, это ты меня спас… Спасибо!- и она наградила его восторженным взглядом, полным благодарности. «Да, кажется, светлые...»- в ту же секунду поймал он себя на мысли. - Спас… слишком громко сказано. Мне следовало бы приехать пораньше. И найти тебя до того, как…- задумчиво произнес он: «Предупреждала же меня Кеатринн…»- всё это случилось. А тебе, Эсхель, следовало быть чуть более внимательной… Но уж как вышло, так вышло… Я вовсе не упрекаю тебя, но на будущее запомни – горы ошибок не прощают. Впрочем, и тебя можно понять. Не думаю, что тебе прежде часто доводилось бродить по подземельям в одиночестве, без фонаря… или хотя бы свечи. Он чувствовал вину перед ней. Несмотря на то, что Эрни и Стэрна успешной стычкой с одним из стражей и последующим своим побегом отвлекли на себя внимание дозорных, Рэн всё равно отчасти был зол на брата за то, что тот оставил Эсхель одну. Без опыта, без оружия, без защиты. «Да и сам я ничуть не лучше… Хорошо, что обошлось. Не иначе, как сами Боги вмешались.» - Да… прежде… не доводилось мне.- вторя ему, как эхо, рассеянно отвечала она,- Что с моей рукой? - Действие яда постепенно пройдет. Будем надеяться, что рука восстановится.- ответил он спокойно, но осторожно, стараясь ни словом, ни взглядом не выдать ей своих опасений. - Яда?!- от испуга глаза ее широко распахнулись,- Это что, яд был? Боги! Кто… кто это был?! Там в туннеле? «Зеленые?»- удивился он. - Малый горный народец… Уттакарры. Они опасны только когда напуганы. Точнее… не столько они сами, сколько их яды. В ядах они знают толк. А мы с тобой здорово их напугали. Он вспомнил, как вынимал ядовитые колючки, что так и норовили сломаться, оставив хрупкое острие внутри раны – две, что попали ей в руку и одну угодившую в шею, как обрабатывал ранки противоядием, когда каждая минута была на счету… Шея беспокоила его куда больше: с раной, наиболее опасной, грозившей Эсхель погибелью, пришлось повозиться, пожертвовав рукой – и вот итог. Однако, он успел, пусть и не без последствий, удержать ее в шаге от падения в Невидимый... Шесть лет, когда-то давно, словно в другой жизни, проведенные с хессами на востоке, в степях и горах, даром не прошли. Одно оставалось теперь для него загадкой, зачем уттакарры пришли в эти земли? Что нынче гонит их на запад? Хессы ли? Или переселенцы из Наумеа? (* уттакарры – от «уаттахар» (на языке, на момент описываемых событий называемом всеобщим) – «темное, укромное место», то есть живущие в темноте, в пещерах, в горах) - Они живут здесь, в горах, как гномы?- Эсхель вдруг вспомнила сказки, что рассказывала ей кеара. - Со сказочными гномами у них мало общего, разве что ростом они невелики, но тот, кто сочинял сказки, когда-то давно, в древности, вполне мог принять их за гномов. Или выдумать гномов, на них глядя. Малый горный народец и в самом деле живет в горах. Они малочисленны. Живут тихо и людей стараются обходить стороной. Но живут они не здесь – далеко, на востоке и юго-востоке. Эти двое очень далеко забрались… слишком далеко для своих соплеменников. Здесь их вообще не должно было быть. То, что ты наткнулась на них в здешнем подземелье – невероятное совпадение. На грани невозможного. Не думаю, что ты когда-либо снова их повстречаешь. - Но ведь это же ты?- спросила она снова, будто совсем позабыв, что уже спрашивала его об этом,- Это же ты схватил меня там, да? Или…- она не договорила, опасаясь худшего. - Да, я.- ответ его заставил ее вздохнуть с облегчением. - Ах, Боги! Ты так меня напугал! Это было… так неожиданно. Мне и до этого… было ужасно страшно. А уж тогда… Я ведь подумала, что я и вовсе пропала! - Я надеялся, что мне удастся вытащить тебя у них из-под носа без лишнего шума. Не вышло… - Прости, что столько хлопот тебе доставила.- она виновато опустила глаза и принялась разглядывать столешницу. - Это мне в пору просить у тебя прощения.- возразил он. - Нет… не нужно. За что? Твоей вины тут нет, я сама… сама… виновата. Если б я не перепутала… Не позабыла, куда идти…- она робко взглянула на него и замолчала. Они сидели по разные стороны стола, разделенные колеблющимся пламенем свечи, время от времени поглядывая друг на друга. Однако каждый старался делать это так, чтобы другой не заметил его любопытства. - Это со мной надолго?- помолчав, спросила Эсхель. - Как повезет. Будем надеяться, что нет. Ты и в себя пришла довольно быстро… «Иные и от меньшего количества яда умирали…»- подумал он, но пугать ее не стал. - А Стэрна и Эрни… где они?- Эсхель вспомнила про друзей и снова разволновалась,- Удалось им уйти? Не заметили их? «Незамеченными…- подумал он,- не удалось, а уйти… Уйти они сумели.» - Должно быть, едут на север.- как и прежде, не желая пугать ее, коротко ответил Рэн. - С ними всё… всё хорошо? - Да. - Откуда ты знаешь?! - Знаю. Считай, что я получил весточку.- не желая вдаваться в подробности ответил он. - А те, кто…- Эсхель замолчала,- те, кого мы видели на дороге… эти дозорные... стражи пограничные? Они нынче где? Они и в самом деле их не догнали? «Где они, тебе знать не обязательно.- подумал он, вспомнив поединок на развилке, потерю коня и короткую стычку на тропе ведущей к замку,- Хорошо, что сюда вернулось только двое.»- но ей ответил иначе. - Нет, не догнали. Мой брат и твоя подруга и в самом деле сумели уйти от погони. «Лишнего слова из него не вытянешь,- подумала Эсхель,- Говорит будто нехотя. А глядит с любопытством… и как будто чуть… насмешливо? Словно насквозь меня видит, мол, «знаю-знаю я тебя, Эсхель!» Да ведь он как на маленькую на меня смотрит!- догадалась она вдруг,- Точно, как взрослые на несмышленых детей глядят…» - Куда мы поедем потом?- водя пальчиком правой руки по годовым кольцам, будто растекшимся по поверхности дубовой столешницы, спросила она, чтобы заполнить вновь возникшую паузу, чувствуя, что разговор не складывается,- Ну… когда я…- она искоса глянула на него и, не договорив, опустила глаза, стоило только снова ненароком встретиться с ним взглядом. - На север. Другой дорогой. Но прежде тебе нужно поправиться и набраться сил. - Значит…- продолжив разглядывать столешницу, смущенная, прошептала она. - Пока мы останемся здесь. Ненадолго,- закончил он фразу за нее. - Чуть не забыла…- вспомнив и обеспокоившись, она по привычке прикусила губу,- сумка моя… она… цела? - Она здесь. - Дай мне ее, пожалуйста. Я должна тебе кое-что передать.- уж если разговора не выходит, отчего бы не выполнить теперь просьбу кеары?- Кеара перед отъездом меня просила…- пояснила она. Он взглянул на нее, как ей показалось, несколько удивленно, однако поднялся из-за стола, принес и подал ей сумку. С минуту покопавшись внутри – действовать одной рукой было и неудобно, и непривычно – она достала из сумки холщевый мешочек и неловко вытряхнула на стол всё его содержимое: свой собственный «клад» и небольшой сверток из тонкого льна, что глухо ударился о столешницу. Эсхель и сама удивилась, что нынче, едва очнувшись, тут же вспомнила о кеариной просьбе: ведь стоило ей опустить сверток на дно сумки, как она благополучно о нем позабыла, лишь изредка вспоминая в путешествии, что везет что-то для брата подружкиного жениха, да и то лишь во время поисков в сумке вещей куда более нужных. - Позволишь?- спросил Рэн и, едва она успела кивнуть в ответ, взял в руки ее находку из Холмов. - Дорогая вещица.- заметил он. - Да?- удивилась Эсхель,- Кеара сказала, что это селейнское серебро. - И не только. - Я нашла его в Холмах, на вершине. Когда мы в Селль ходили… Выходит, это было ровно в тот день, когда мы вас в лесу повстречали. Ну… или… вы нас,- добавила она, и снова попыталась было пожать плечами, однако, из-за неподвижности левой руки, неловко дернула только правым. «Ведь это они отыскали нас тогда, не мы их…»- вспомнив прошлую осень, вздохнула она. - Мне кажется,- задумчиво произнес он,- что я где-то уже слышал историю о пропаже дрогоценности в Холмах… а ты, стало быть, напротив, свое ожерелье где-то там и нашла? Любопытно. - Нашла,- подтвердила она,- А что это за история с пропажей?- заинтригованная, отважилась задать вопрос Эсхель, взяв в руку сверток, что Дил попросила передать ему. «Это его…»- вспомнила она слова кеары. - Дил не рассказывала тебе? - Нет. Расскажи… - Я смутно помню ее. Но если тебе любопытно, думаю, моя матушка с удовольствием расскажет тебе, когда мы до нее доберемся. - До нее?- удивилась она,- А мы поедем…- она не договорила, ожидая его ответа. - В Хелаллиэн, к моей матери. Скорее всего. «Ну вот… Теперь я хотя бы знаю, куда… и то хорошо… Но отчего туда? А не куда-то еще? - подумала она и снова украдкой взглянула на странного брата жениха своей подруги,- С ним говоришь, а как будто стена вокруг него… и слова отскакивают от нее, словно горох.» Эсхель снова положила сверток на стол и попыталась было развернуть ткань, но одной рукой справиться не смогла – небольшое льняное полотенчико с вышитой каймой, каким кеара накрывала свежевыпеченный хлеб, осталось у нее в руке, а кольцо с продетой сквозь него тонкой серебряной цепочкой, вывалилось на стол. От неожиданности она даже вскрикнула. - А! Это же мое кольцо… Боги! Я его помню! С детства!- дала было Эсхель волю радости, однако тут же опомнилась. В памяти ее снова зазвучали слова кеары: «Это его…»- и радость в глазах сменилась легкой тревогой и неловкостью. «Как же могло мое кольцо… оказаться… его кольцом?» Рэн накрыл кольцо ладонью и придвинул к себе. «Сколько же лет прошло?»- память на миг вновь вернула его в залитую солнцем полуденную, красную от цветущих маков, степь… в ту позднюю весну, на границе лета, когда он был еще «маленький, сбежавший из дома принц…» - Так оно твое?!- спросила Эсхель и с нескрываемым удивлением уставилась на него, - А я носила его в детстве, на цепочке… Велико ведь…- пробормотала она, оправдываясь,- Я не знала, что оно… «Вот ведь совпадение…- подумал он,- Я тоже носил его на цепочке… долгих пятнадцать лет…» - Это был мой детский оберег,- пустилась она в объяснения, пуще прежнего смущенная его затянувшимся молчанием,- А потом оно пропало куда-то и я ревела… Боги, как я ревела! Как же оно у меня оказалось? Если оно… твое? «Пропажи… находки…- подумал он рассеянно,- странно… Отчего же ты возвращаешь меня в прошлое при каждой нашей встрече? Девочка-сталь…» - Когда-то было моим,- ответил он глухо, разглядывая кольцо, пятнадцать лет спустя снова лежащее у него на ладони. - Значит… мы виделись с тобой прежде?! Мы же могли видеться, да? - Конечно виделись, Эсхель. Только ты тогда была совсем мала.- сказал он, как ей показалось, устало. - Так вот почему мне твое лицо показалось знакомым… В Кади? - В Кади, верно.- он протянул ей кольцо,- Пусть пока останется у тебя. Раз уж оно служило тебе оберегом. - Так ты… и вправду Бессмертный? Ведь ты же из них, да?- вновь заворачивая кольцо в полотенце дрожащей рукой, спросила она, словно не в силах поверить, и тут же подумала: «Ах, Боги! До чего же глупый это вопрос… Ну а кто ж он еще? А Стэрна тогда сказала, что он не принц… но как так? Может он – полукровка?» - Выходит, из них, - нехотя согласился он. Эсхель снова почувствовала, что беседа заходит в тупик… спрашивать что-то личное было неловко… А кроме того, она вдруг почувствовала, что устала, смертельно устала. После еды ее вновь потянуло в сон: «Да и ночь на дворе…» Она вздохнула и опустила голову на руку, из учтивости не решаясь первой признаться в своей усталости. А вдруг он еще что-то сказать или о чем-то спросить ее захочет? Это, впрочем, не укрылось от его глаз. - Спать хочешь?- глядя ей в самую душу, спросил он. - Да…- не решилась она перечить. - Значит отложим все разговоры до более подходящего времени.- заключил он, как ей показалось, тоже не без некоторого облегчения. Он на руках перенес ее на кровать, помог снять юэлэ, и, как только она улеглась, заботливо укрыл одеялом. - Спи, набирайся сил. Доброй ночи.- сказал он прежде, чем задул свечу и бесшумно вышел из комнаты. - Доброй ночи,- только и успела ответить она, за мгновение до того, как дверь за ним, тихонько скрипнув, захлопнулась. Еще несколько минут она лежала с открытыми глазами, вглядываясь в чернильную темноту ночи, пока незаметно для себя не провалилась в сонное царство Невидимого. *** - Куда мы теперь?- спросила Стэрна, едва горы остались позади, сменившись холмистым простором дейнской долины, и Эрни заметил, что голос любимой заметно повеселел. - Сперва до реки добраться надо,- ответил он, обернувшись к возлюбленной, ехавшей следом за ним и улыбнулся,- А после не помешает переодеться. Лошадь сменить. И земли господ Теунэ миновать… Они, я уже говорил тебе, кажется, не жалуют беглецов, прежде от разбойников настрадавшись. И по сию пору во всяком чужаке склонны видеть разбойника или вора. Стэрна, прежде слышавшая от любимого о благородных господах из рода Теунэ, лишь единожды, когда Эрни объяснял ей необходимость пробираться через горы в обход Стельна и окрестных земель, предпочла снова поверить жениху на слово. - А разве мы не обошли их земли стороной?- только и спросила она,- Чего ради тогда пробирались мы через эти горы? - Обошли, мой свет, обошли большую часть… Но здесь дорога к Побережью пролегает по окраинам их владений. Потому нам теперь придется быть вдвойне осторожней. Оборванные, исцарапанные, с головы до пят в дорожной пыли, на измученных лошадях, одна из которых прихрамывала, они ехали не спеша мимо залитых солнцем полей, цветущих садов и рощ, приближаясь к границе королевских земель – Северного Кадора. Лепестки, белые и розовые, осыпаясь с крон деревьев, будто запоздалый снег, кружили на ветру, и Стэрна, удивленная, вдруг поймала себя на мысли: «Вот она, весна… Еще не отцвела она здесь. А дома-то, небось, всё уж давно осыпалось…» Теперь ей казалось, что весна уходила на север и они двигались вслед за нею. Спускаясь с холма, Стэрна приметила вдали реку, блеснувшую на солнце широкой серебряной лентой. - Река?- удивленно спросила она жениха, так, словно хотела убедиться, что ей не померещилось. - Река,- согласился Эрни,- Студеная… река суровая,- добавил он задумчиво,- Течение здесь сильное, да и глубина велика. Спустя полчаса дорога и в самом деле вывела их к реке. С трудом спустившись к воде по крутому глинистому берегу, они напоили лошадей и, после недолгого отдыха, повернули и двинулись вдоль Студеной, стремительно убегавшей на юго-запад. Стэрна никогда не видела прежде столь широких и неспокойных рек. По ту сторону реки заливные луга время от времени поблескивали на солнце – воды весеннего половодья еще не отступили. «Неужели это она? Студеная… та самая, что питает Море? По всему выходит, Море-то вовсе не Лелиса наплакала… видно ей еще и Студеная подсобила.»- отчего-то удивилась Стэрна, никогда всерьез в сказки не верившая. Дорога, что тянулась вдоль высокого берега, свернула в рощу, вырвавшись из которой, снова привела путников в луга. Впереди, на расстоянии в половину калхора, а то и меньше, виднелось небольшое селение, как две капли воды похожее на те, что были разбросаны по всему Побережью. - Подожди меня здесь.- неожиданно сказал Эрни невесте,- Вернемся в рощу, чтобы лишний раз на глаза никому не попадаться. - Куда это ты? Что ты задумал?- спросила она, встревожившись не на шутку. Эрни соскочил с лошади и взял ее под уздцы. - Я схожу туда… Попробую лошадь продать и купить новую. Ну и про ночлег узнаю. Ничего не бойся. Просто посиди здесь тихо… И сама не заметишь, как я вернусь. - Нет!- вскрикнула она и глаза ее снова наполнились тем самым отчаянием, что он уже видел в горах,- Не оставляй меня одну! Она спешилась следом за ним, бросилась к нему и обняла его так крепко, будто ей нужно было от края пропасти его оттащить. - Солнце…- прошептал он,- Я не исчезну. Пусти… Если нас ищут… если ищут двоих…- попытался он объяснить ей эту простую истину,- то нам нельзя показываться там сейчас вместе… Я попробую раздобыть новую лошадь и тут же вернусь. - А ежели…- начала было Стэрна по привычке, но тут же поспешила исправиться – говорить она теперь старалась, подражая жениху, однако всякий раз, стоило ей разволноваться, речь ее снова сбивалась на привычный крестьянский кадорский говор,- если с тобой что-нибудь случится?! Если опять…- она снова дала волю слезам,- Если опять какой-нибудь камень дурацкий… или еще что? - Не будет никаких дурацких камней,- попытался он успокоить ее,- Это и было-то один раз за всю жизнь… Просто не повезло... Могло бы не повезти, когда б не ты… - А ну как снова не повезет?! Что тогда?! Что?! - Ничего. Мне повезет. Вспомни, что твоя гадалка тебе говорила…- прибегнул он к последнему средству,- Позабыла? Разве она не сказала тебе, что не видала еще столь счастливых судеб? - Сказала…- всхлипнула Стэрна, спрятав покрасневшее, мокрое лицо у него на груди,- Сказала…- повторила она со вздохом и ослабила хватку. - Вот и хорошо, милая… Не забывай об этом. Если тебе счастливая судьба предсказана, стало быть, и мне тоже. Куда же я без тебя?- он улыбнулся,- А теперь, прячься. А я, как вернусь – свистну. И тогда ты выйдешь, хорошо? - Хорошо,- покорно ответила она, нехотя отпустив жениха, и медленно, то и дело оглядываясь, повела лошадь сквозь густой кустарник, прочь от дороги, левой рукой время от времени утирая предательски хлюпавший нос. Ждать пришлось целую вечность. Так, во всяком случае, ей показалось. Стоило только остаться одной, как она тут же, будто разуверившись в предсказании – единственном теперь ее утешении, успела навыдумывать себе ужасов. То ей виделось, что Эрни схвачен пограничными стажами, поджидавшими его в засаде в деревушке, то, что он о чем-то поспорил в деревенскими и те дружно, с палками и вилами, набросились на него, то – что кто-то позарился на лошадь и, вздумав не платить за нее, зарезал его в сарае… Усевшись в тени огромного раскидистого старого клена, земля вокруг которого была нынче щедро усыпана, осыпавшимися, желтоватыми его соцветиями, Стэрна, перебирала в голове все возможные бедствия, способные приключиться с возлюбленным и дрожала. Сердце стучало, будто копыта, скачущей во весь опор лошадки. Время тянулось медленно, слишком медленно, будто мед, густой, тягучий, липкий, тяжелый… «Время льется тяжело, будто липкий мед, а мой милый, милый мой ко мне не идет…»- всплыли в памяти слова старой песни, что так любила ее мать… Мамочка Ханта… Ах, и зачем она только про мед вспомнила? И песню эту дурацкую? При одном воспоминании об этом ее снова замутило и едва не стошнило. Рот наполнился мерзкой слюной, которую она не успевала сглатывать. Слезы, едва остановленные, вновь хлынули по щекам. «Боги… Боги… Да ведь и раньше я мертвецов видала… Вон хоть утопленников на берегу – каждый год кого-нибудь да вытащат… И Петту, когда она… и стариков наших, деревенских… А тут… Как? Ну как перестать об этом думать?» Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь едва распустившуюся молодую, подрагивающую от теплого ветра, листву, яркими пятнами лежали на траве. Где-то над головой Стэрны, в ветвях беззаботно щебетали птицы. Жужжа, пролетел мимо шмель… Застрекотал кузнечик. Вокруг разлились безмятежность и спокойствие одного из ясных теплых дней второй половины весны. И только в душе Стэрны не было ни весны, ни покоя, ни прежней безмятежности солнечного дня, будто зима холодная, темная и бесснежная навалилась на нее, никак не желая убраться обратно в свое мрачное северное логово… Свист, однако, заставил ее очнуться от бродивших в голове, словно черные грозовые тучи, мрачных дум. Она подняла голову и прислушалась: уж не померещилось ли ей? Быстро вытерла, всё еще бегущие по щекам слезы и вскочила. Свист повторился. «Боги!»- прошептала она беззвучно и бросилась отвязывать кобылку, чтобы минутой спустя выбраться на дорогу. - Боги!- она радостно бросилась к вернувшемуся Эрни,- Наконец-то… Где ж ты пропадал? Отчего так долго?! - Долго?- переспросил он, улыбнувшись, и обнял ее,- Разве ж это долго? Тебе показалось, мой свет… Он был здесь. Он вернулся – живой и здоровый… О, только бы не расставаться больше, не ждать его в одиночестве! Стоило ему возвратиться, как все, придуманные ею, ужасы рассыпались пеплом. И мрачная зима, захватившая было ее разум, отступила в непознанные еще и самой Стэрной глубины души. Стэрна взглянула наверх, туда, где в ветвях, среди молодой листвы весело плясали солнечные блики… Весна. И вправду весна… Вздох облегчения вырвался из ее груди. - Что там было? Рассказывай! А лошадь где?- нетерпеливо потребовала она, только теперь заметив, что вернулся он пешим. - Продал.- вздохнул он,- Но другую купить не смог. Выбирать там не из чего… Но зато… мы сможем заночевать здесь. Так что сегодня ночью ты будешь спать в теплой уютной постели, моя хорошая.- улыбнулся он. - Если только блох там нет,- рассмеялась она и в покрасневших от слез ее глазах заиграли прежние радостные искорки. - Если блох там нет.- повторил он следом и добавил,- Только прости уж… Мне пришлось сказать им, будто ты моя жена. - Жена?- она удивленно вскинула брови. Прежде, пока еще Эсхель была с ними, где бы они ни останавливались, они всякий раз представлялись братом и сестрами,- Ну жена, так жена. Всё равно ж я когда-нибудь стану ею! И надеюсь, скоро! Но ты же… - Нет. Я нынче не потребую от тебя супружеского долга,- рассмеялся он и лицо его тут же стало серьезным,- я же обещал твоей матери. - Только после свадьбы?- игриво улыбнулась она, однако во взгляде ее читалось, что соблазн перейти границу по ту сторону греха и с ее стороны был весьма и весьма велик. - Только после свадьбы,- обреченно вздохнул он, для которого этот соблазн был куда более тяжелым испытанием,- Но мне вдруг так захотелось поцеловать тебя, женушка,- счастливая улыбка осветила его лицо,- Надеюсь, уж в этом-то ты мне нынче не откажешь?