Сталь и лёд (Из тени…)

II. Весна давно канула в Невидимый. Вслед за нею умчалось и лето с его неизменным чередованием жарких солнечных и дождливых дней, когда низкие грозовые тучи, клубясь над беспокойным Морем, обрушивали на Побережье водопады безжалостных ливней… И, не успели жители королевских земель оглянуться, как на смену ему незаметно явилась осень, что сократила дни и удлинила ночи, наполнив их своей особенной непроглядной темнотой. И пусть листвы на деревьях в полной мере еще не успела коснуться ее позолота, казалось, осенью уже дышало всё – и прохладный ветер, дующий с Моря, и сизые тучи, лениво бродившие над водной гладью, и солнце, сменившее безжалостный зной на нежное тепло, и влажные ароматы окружающих Кади лесов. Стэрна, пропадавшая где-то весь день, прибежала к подруге затемно, в час, когда рыжий закат, догорая над Морем, расшил золотом края редких лиловых облаков, а небо, на западе еще светлое, заливала с востока густая синева ночи. - Я ненадолго.- торопливо сообщила она подружке, заправляя выбившийся светлый локон под чепец,- Ты где ж это пропадала? Я пришла, а у вас дома никого! - У Моря была. Гуляла. - Не холодно нынче? у Моря-то? Уж средина осени на дворе, как-никак! Или ты в воду не лезла? Эсхель молча покачала головой: нет, не лезла. - Не хватало и тебе еще простудиться…- Стэрна не договорила, невольно вспомнив и заставив вспомнить подругу о покойной Петте. Однако говорить о грустном нынче в ее намерения не входило. Ее так и распирало от желания поделиться новостями. - Ты ж всё равно занята была.- добавила Эсхель, вздохнув. - Занята-то занята, да мать меня выгнала к тебе. Не к тетке ж мне под вечер идти? Да и проводить некому – дел невпроворот, постояльцев понаехало и селить-то уже некуда, иные вон на сеновале заночевать просятся! А мать, значит, мне и говорит… «Ступай отсюда, нечего тут глазки строить. Еще влюбишься, дурочка, да не про тебя этакое счастье.» И я, значит, к вам, а у вас-то и нет никого. Пришлось по улице бродить туда, да обратно, покуда ты не вернулась. Не домой же идти, раз уж мать к тебе выгнала? - Кому ж это ты опять строила глазки?- рассмеялась Эсхель. - Да-а так…- отмахнулась Стэрна, кокетливо сделав вид, будто ей вовсе никакого дела до этого не было, но тут же, не удержавшись, добавила,- Постоялец у нас один... Ты б видела! Ух!- и слова полетели одно за другим, стайкой вспугнутых маленьких птиц,- Хорош собой, высоченный, как гора,- принялась торопливо рассказывать Стэрна,- волосы будто пеплом подернутые, а глаза синие. С севера, говорят, явился. Из Слайна вроде, с самой его границы. А может и из краев…- она не договорила,- Черт его знает, словом! Да и не важно, откуда он. Как-нибудь покажу тебе его, ты-то уж наверняка ни разу не видала таких!- она перевела дыхание и продолжала,- Всем хорош. Но вот взгляд… Мать мне так и сказала: «Глянет и заморозит, не смотри на него». И еще… это… знаешь… подкрадывается. Как гора такая незаметно подкрасться может, не понимаю. Чтоб шагов вообще не слыхать было… Нынче вот за спиной у меня возник и в самое ухо мне говорит: «Тебе, Стэрна, пора бы перестать быть такой легкомысленной. Тебя матушка за заднем дворе ищет, беспокоится, а ты здесь и делаешь вид, будто не слышишь.» А я, как назло, задумавшись стояла как раз… А как его услыхала, так вздрогнула да кружки и расколотила. Целый поднос. Ну подумаешь, взяла кружки, на поднос поставила, да отвлеклась прежде, чем отнести их… А что мать звала, я и правда не слыхала! Денег он не жалеет, конечно, и кружки битые оплатил, но мать меня, как видишь, всё равно выгнала, видать решила, что это я на него глядя замечталась. И откуда он взялся такой? По-нашему говорит чисто, будто и вправду живет недалече. Но не верю я, не наш он. Слайнский разве что. Ну и это… из благородных вроде. Говорят, в прошлом году был у нас проездом, аж дважды! А может и чаще бывал, кто ж его знает? Но я до сей поры его не видала… У тетки, должно быть, гостила? Она помолчала, переводя дыхание. - Покажу, покажу тебе его при случае,- повторила она снова,- ежели не уедет, конечно. Нечасто таких в наших краях встретишь… Чтоб и благородный, и собой хорош, и не бедняк какой-нибудь, и не скряга! Так-то они, благородные, всё больше на Тракте, на Новой дороге, останавливаются. А этот к нам забрел как-то… Может мест в тамошних трактирах не было, а может заплутал? Ну когда впервые попал к нам… И понравилось ему!- принялась хохотать она,- Понравилось! В глуши нашей! Ты представь себе… Ох! Эх и удивишься же ты, когда увидишь! Так увидишь раз, и будешь всю жизнь мечтать, чтоб приехал такой и увез тебя в дальние края, как в этой твоей сказке…- мечтательно добавила она. - В сказке Черноглазый Принц был. Да ты уже размечталась, как я погляжу,- улыбнулась Эсхель. «И чего б ей не мечтать?- подумалось ей тут же,- Красивая она. Не то, что я. И смелая.» - Да ну тебя...- снова махнула рукой Стэрна, но уже, как показалось Эсхель, несколько обреченно, словно выговорившись подруге, растеряла весь свой восторг перед растревожившим ее воображение постояльцем, и, наконец, нашла в себе силы взглянуть правде в глаза,- Чего мечтать-то, когда он на меня глядит, будто на лавку или ларь какой… И того гляди заморозит, права мать. Любопытно, они… ну, кто с севера родом… Все что ли таковы? - Будто на лавку?!- тонкие брови Эсхель удивленно взметнулись вверх,- На ларь? Разве на тебя можно эдак смотреть? Шутишь? - Ну вот, как видишь, можно значит. Как на утварь какую... Как на миску, на стол и лавку. На кружку разбитую. На лохань. Равнодушный он. Вот взять хоть кружки эти. Смешно же вышло. До ужаса смешно! Иной бы заржал, что твой конь, да со смеху надорвался. В зале народ ну давай хохотать. А этот – нет. Как мать на шум прибежала, он ей споко-о-ойно так говорит, значит: «Извините, сударыня Ханта, кажется, я напугал вашу дочь. Прости, Стэрна, я не хотел...»- напустив на себя важный вид, попыталась она изобразить постояльца,- Ну или как-то так… запамятовала я… каждого слова не запомнила. Он-то ведь, знаешь, хорошо говорит, гладко да складно, будто и не по-нашенски, но нашими словами-то… что за чудо? Извинился, стало быть. И монеты на стойку кладет. Раз в десять больше, чем нужно! Щедрый! И мимо меня прошел, будто мимо сундука. И что ж теперь… мне страдать по нему? Вот еще.- фыркнула Стэрна, невольно обнаруживая перед подругой, пусть и прикрытую гордостью, но всё же досаду,- Мать только зря беспокоится. Я лучше себе такого же теперь намечтаю. Только веселого, живого, не равнодушного. Чтоб согревал взглядом, а не в лед обращал всё на своем пути. А этот пусть дальше по своим делам катится, или туда, откуда явился. Ай, ладно, ну их постояльцев этих… что обсуждать их? Мало ли их тут да по Тракту шатается? Сегодня этот явился, завтра другой, еще краше явится… Я что пришла-то?- спохватилась она,- Тут такое дело… Давай-ка в Селль махнем! Завтра же! - С ума сошла? В этакую даль! Зачем? Да и как махнем-то, путь ведь неблизкий, кто ж отпустит? Или… твои ехать туда собрались?- засыпала подругу вопросами Эсхель. - Нет, мои не хотят. Сколько я ни упрашивала. И Веснушку не дают. Не сейчас, говорят. Здесь, мол, нужней она нынче. А ярмарки-то и закончатся все. А еще, знаешь, слух прошел будто, какая-то гадалка известная там сейчас, из самой столицы проездом. И будто из толпы сама вызывает она людей и судьбу предсказывает. Может повезет и скажет мне… ну, то есть нам с тобой, кто суженый. Неужто тебе не любопытно? - А с чего ты решила, что повезет именно тебе? Раз она из толпы вызывает?- спросила Эсхель, что никогда не относила себя к числу везунчиков – любимцев Богов. - Ну попытаться-то ведь не грех! Всего-то и надо, что встать пораньше да вернуться вовремя. Я своим скажу, что к тетке пойду… Покуда этот,- намекая на постояльца, о котором только что вела речь, добавила она,- тут, мать только рада спровадить меня будет. Да еще для верности спрошу, вдруг на мельницу нужно? И тебя с собой возьму. Может и Веснушку тогда разрешат взять? До мельницы-то? - Ну-у, не знаю…- заколебалась Эсхель,- далеко всё же. А вдруг не успеем? Темнеет нынче рано. Да и кеара Дил одну меня не отпустит. - Отпустит, я ее уговорю.- заверила Стэрна подругу,- Вот увидишь. - Ты уговори для начала. А уж после видно будет.- не сдавалась Эсхель. - А дома она? - Нет. Не вернулась еще. - Во-от. Видишь? Сами-то они куда хотят, туда и ходят, и ездят, а нас, будто малявок взаперти держат. А нам уж по шестнадцать и замуж можно давным-давно… Эсхель задумалась. Предложение было заманчиво… Вот только идти далеко. Без малого пять калхоров в одну сторону. Долго. Если только через лес срезать немного. «Но, если задержимся,- а она отчего-то была почти уверена, что они непременно задержатся,- то как вечером через лес возвращаться? Страху натерпимся. Да опоздаем. И тогда неприятностей не оберешься…» Однако пойти ей всё же хотелось. - Да и как не пойти,- продолжала щебетать Стэрна, возбуждая в подруге любопытство,- судьбы своей не узнать? А? Они еще постояли на крыльце, дожидаясь Дилленну и болтая о том и о сем, но всё больше о возможном завтрашнем путешествии. Солнце лениво погрузилось в Невидимый и с Моря повеяло ночной прохладой. Эсхель поежилась и забежала в дом за плащом. - Ну когда же она вернется?- в который раз нетерпеливо спросила Стэрна, едва Эсхель снова показалась на крыльце, будто Эсхель и в самом деле могла это знать,- Неужто она тебе не сказала? Мне уж домой бежать пора. Эдак совсем стемнеет и мать меня хватится… да как бы не попало мне за то, что слишком у тебя засиделась. А то ведь и не выпустит из дому завтра-то, ежели нынче не в духе будет. - Не знаю. Кеара уж давно вернуться должна была...- пожала плечами Эсхель, уже начинавшая беспокоиться. Внезапный топот копыт заставил обеих подруг насторожиться. Кто-то промчался верхом мимо ворот дома Дилленны и остановился возле постоялого двора Стэрниной матушки. - О! Гляди-ка. Вон же ж он! Смотри скорей!- внезапно воскликнула Стэрна, стоявшая к воротам лицом. Эсхель обернулась, однако всадника уже и след простыл. - Кто?!- спросила она подругу. - Да этот же, вот только тебе о нем толковала! Постоялец наш! Ой, дурно-о-ой!- протянула Стэрна улыбаясь, и Эсхель заметила, что даже теперь, несмотря на обиду и разочарование, в словах подруги сквозили удивление и восторг,- Пронесся, будто бешеным псом укушенный. Галопом! - Вот же ж он тебе покоя не дает,- тут же поддразнила подругу Эсхель,- Уж не влюблена ли ты часом? - Да ну тебя!- насупилась Стэрна,- Говорю ж тебе, я для него все равно, что лавка. Сколько глазки ни строй, не смотрит он на меня. Ну его…- Стэрна хотела было добавить что-то еще, но в миг умолкла. Калитка распахнулась, и возвратившаяся Дил подошла к крыльцу. - Доброго вечера, тетя Дилленна!- поприветствовала ее Стэрна. - И тебе, Стэрна,- от обеих девушек не укрылось, что Дил выглядела уставшей. - Я пришла попросить у вас разрешения украсть Эсхель завтра на весь день,- весело заявила Стэрна, явно подражая кому-то и Дил успела призадуматься, где же это простая, порывистая деревенская девочка подцепила столь неожиданную, несвойственную ей витиеватую фразу? Стэрна тем временем бойко продолжала: «К тетке моей пойдем, в Кеси, ну и может еще на мельницу заглянуть придется, пару лагн муки ей купить (*в Дейне лагна – мера объема = примерно 2,5 л, в Селейне – мера длины – около 100м). Лошадку-то мне влряд ли дадут нынче. Тетке с вечера еще не здоровилось – соседа к нам присылала… Может ей и по хозяйству помочь надо будет… но уж до вечера-то мы управимся и посветлу вернемся, честное слово! Ну пожа-а-а-алуйста, ну тетя Дилленна, миленькая, отпустите ее завтра со мной! Не хочу я одна в Кеси идти!» - Хорошо.- задумчиво согласилась Дил,- Но только если уж пойдете – ступайте с утра пораньше. И надолго не задерживайтесь. У тетушки твоей наверняка и без вас забот хватает.- предупредила она обеих, чувствуя некоторый подвох в столь настойчивых стэрниных уговорах,- Тогда и ты, Эсхель, лагну пшеничной муки купишь на нашей мельнице. На ярмарке муку не бери, одним Богам ведомо, что эти пройдохи подмешать в нее могут… А если лошадь родители Стэрне дадут, то три возьмешь. Спать сегодня пораньше ляжем. Поторопитесь, темнеет уже, не болтайте долго,- добавила она и вошла в дом. - Вот видишь! Я ж говорила тебе, что уговорю!- торжествующе прошептала Стэрна и хитро прищурила глаза, едва кеара подруги скрылась за дверью. - Идем, я тебя провожу,- предложила Эсхель,- Раз уж нам вставать завтра ни свет ни заря… - Пойдем, может этого, ледяного, покажу тебе, ежели получится.- она озорно подмигнула подруге. - Дался он тебе!- снова рассмеялась Эсхель,- Сама любуйся, коли он у тебя из головы не идет. Мне-то он на что? Всю дорогу, до самого постоялого двора девушки живо обсуждали предстоящее завтра приключение и красавцев-постояльцев, в особенности того, на которого отчего-то так и не подействовали Стэрнины чары. Они хотели было еще поболтать немного, однако у ворот, руки в боки, их уже поджидала грозная трактирщица Ханта. - Стэрна, дочь, ну-ка, дуй к себе!- приказала она,- спасибо, Эсхель, что неугомонную мою выпроводила, иначе б она и ночевать у вас, верно, осталась бы… но и тебе давно домой пора. Кеара твоя тоже, небось, уже искать тебя вышла! Темно уж, а вам бы всё по улицам слоняться! - Я за тобой завтра зайду,- Стэрна заговорщицки подмигнула подруге и, махнув рукой на прощанье, исчезла за воротами. Ханта, приоткрыв створы пошире, направилась вслед за дочерью. Ворота, скрипнув, затворились. Лязгнул засов и Эсхель осталась одна. Едва подруга ушла, Эсхель, обернувшись, бросила взгляд в сторону Моря. На западе, над бесконечной водной гладью, алела, постепенно угасая, всё еще яркая полоса заката. Небо над головой стремительно темнело. Из окон постоялого двора Ханты доносились голоса, музыка, стук одна о другую глиняных кружек, мужской хохот и заливистый женский смех. Эсхель оглянулась по сторонам – ей вдруг стало тревожно, точно она спиной почувствовала на себе чей-то взгляд – и со всех ног побежала домой. *** Стэрна явилась утром, едва рассвело. Разбуженная стуком в калитку, Эсхель вскочила, наспех оделась, плеснула в лицо холодной водой и, не завтракая, бросилась в чулан за корзинкой. - Ты давай-ка поживее,- поторапливала ее Стэрна,- быстрее уйдем, быстрее воротимся. - Пешком? Веснушку тебе не дали?- спросила Эсхель, надеявшаяся, что стэрнина родня смилостивится и позволит дочери взять лошадку. - А то? Как видишь.- развела руками Стэрна,- Пешая я. Иначе я б в такую рань ни за что не вскочила. - Стало быть,- заключила Эсхель,- корзинки мне довольно будет… на одну-то лагну. Не попало тебе вчера?- перескочив с одной мысли на другую, полюбопытствовала она у подруги. - Нет. С чего бы?- невозмутимо ответила та. - Уж больно грозно тетя Ханта нас встретила… - А-а-а, да это она из-за постояльцев. Понаехало… добрая половина до утра пила, да песни распевала. - Я думала она тебя от того, про которого ты рассказывала, оберегает…- улыбнулась Эсхель. - Не-е-е-е-а-а-а-ат,- зевнула Стэрна,- этот-то, пожалуй, самый смирный. Пить не пьет, хлопот не доставляет, платит щедро, с лихвой даже – как вон за те же кружки… давеча вон драку, едва началась, разнял. Мать-то больше боится, что я сама втрескаюсь... а бояться-то и нечего, он человек честный. Да она и сама это признает. Но не такая уж я дура, чтоб втрескаться в того, кому до меня дела нет. Ну, готова ты?- поторопилась она сменить тему,- Пойдем? Сонная Дил проводила их до ворот. Отсчитала монеты. - Лагну муки купишь,- сказала она, протянув воспитаннице десять монет – две серебряных и восемь медных,- да, смотрите, не задерживайтесь. Смутное сомнение не отпускало ее и теперь. - Хорошо, кеара.- послушно ответила Эсхель и вслед за подругой выскочила на улицу. Калитка за ней и Стэрной захлопнулась. Дил возвратилась в дом. «Что-то задумали эти девчонки,- мелькнула мысль,- если после обеда не явятся, нужно будет добраться до Стэрниной тетки… А мы-то в их возрасте…»- она вздохнула, улыбнулась и вспомнила, как они с подругами отправились было в Ничейные земли – и хорошо, что не добрались до них… а после в – Дейн, а после… - Опасный возраст… глаз да глаз…- покачала она головой, как если бы говорила теперь с кем-то из подруг,- А ведь и мы были такими же, неугомонными…- снова вздохнула Дил, задумчиво усевшись на лавку в крошечной нетопленной кухне. Она потерла глаза, словно толком еще не проснулась: «То ли поспать еще? То ли пораньше за дела приняться?» - Ну и куда ж мы теперь?- шепотом спросила Эсхель, едва Дилленна заперла за ними калитку. - На мельницу и к тетке, - с довольным видом заявила Стэрна,- как и договаривались!- и обе, огородами, припустили на юго-восток, к мельнице, откуда, купив муки, побрели в противоположном направлении, в Кеси. Потеряв в пути около часа, они вышли, наконец, на Прибрежный Тракт, и, кружным путем миновав утес, иначе называемый Зубом, еще через полчаса постучались в ворота дома стэрниной тетушки. Тетка Стэрны – Кеэсса, несмотря на нездоровье, от обещанной племянницей помощи всё же отказалась: - Знаю я вас! Вовсе не помощи ради вы обе примчались ко мне нынче спозаранку! Ступайте, погуляйте-ка лучше. Что вам, молодым, еще делать, как ни гулять? Когда еще гулять-то? Как замуж выскочите, и вовсе не до прогулок будет! Мать твоя тебе воли совсем не дает, всё при себе держит, боится, что проходимец какой увезет тебя… но ты-то девка умная, не чета многим. Ты своего не упустишь, сама кого угодно окрутишь похлеще иного проходимца!- рассмеялась она,- Куда собрались-то? Ну-ка! Признавайтесь! - В… Селль, - неуверенно ответила Стэрна, поджав губы – всё еще сомневаясь, стоит ли говорить о том тетке? - В Селль,- хохотнула тетка,- мы-то в ваши годы и дальше хаживали. Если уж в Селль, то прямо сейчас бегите, чтоб засветло вернуться… замешкаетесь, опоздаете, хватятся. И вам потом попадет, и мне с вами вместе. Хотя,- она призадумалась было на мгновение,- постой. Спрошу-ка я соседа, может он до Холмов вас подбросит?- и Кеэсса вышла из дома. - Не напрасно ты ей сказала?- спросила Эсхель, усомнившись в необходимости сделанного подругой признания. Она накрутила на указательный палец выбившуюся из-под чепца прядь волос – как всегда, когда была взволнована или задумывалась. Кеара Дилленна, как ни старалась, так и не смогла ее отучить от этой привычки. - А ну как отправит домой нас? С соседом-то…- предположила Эсхель. - Ну, ты будто тетку мою не знаешь,- быстро успокоившись на сей счет после минутного колебания, ответила Стэрна,- у меня от нее секретов нет. Ну, почти… уж кто-кто, а она нас не выдаст. Ежели вернемся вовремя. А уж коли нет – ох, как же мне влетит! - Обеим влетит,- вздохнула Эсхель – какое-то шестое чувство подсказывало ей, что наказания обеим нынче не избежать, - опоздаем, точно тебе говорю! - Да ну? Брось! Не каркай! А уж если подвезет старина Хин, так и вовсе славно! Тем временем, тетка Кеэсса, вернувшись, сообщила девушкам, что сосед ее и в самом деле подбросит их аж до самых Холмов. - Ну, вот видишь,- шепнула Стэрна подруге,- всё обернулось так, как мы даже и мечтать не могли! Полпути проедем, плохо ли? Всё ж не по песку ногами шаркать! - Ну, не зна-а-аю…- зевнув, протянула Эсхель, которую по-прежнему не отпускала легкая тревога. - Даже не думай! Брось сомнения эти! Уж лучше не идти тогда… Решай – ты со мной или домой возвращаешься? Эсхель вздохнула. - С тобой…- сказала она обреченно, будто грядущее наказание уже неминуемо нависло над обеими. - То-то же! Сейчас как раз до короткой дороги доедем. У старика Хина лошаденка еле плетется, конечно, зато не своими ногами… И муку твою тебе не тащить в руках,- улыбнулась Стэрна, довольная тем, как сами собой нынче складывались в их пользу обстоятельства. Будто таинственная гадалка сама желала того, чтобы девушки явились к ней. При мысли об этом у Стэрны даже дыхание перехватывало! Гадалка из Столицы... Стэрна взглянула на сонную, растерянную, терзаемую сомнениями подругу. Да разве можно думать сейчас о чем-то еще?! Разве ж можно теперь сомневаться?! Или спать хотеть? Когда этакая удача впереди ждет!- ей, в отличие от Эсхель, напротив, казалось, что им сегодня непременно повезет. В дребезжащей телеге смуглого, щупленького сутулого старика – дядюшки Хина, как называли его все дети в Кеси, нещадно трясло. Лошаденка, казавшаяся не менее старой, чем сам хозяин, как и предсказывала Стэрна, никуда не спешила. Едва переставляя ноги, она добрых два часа, спотыкаясь, плелась по булыжному Прибрежному тракту, покуда, наконец, они не свернули на песчаную дорогу, уводящую в лиственничный лес, за которым лежали поросшие травой холмы. В лесу, однако, лошаденка немного приободрилась и прибавила ходу. - Чует, луга-то, дорогу знает,- пробормотал старый Хин, - тут уж и погонять ее нет нужды… Еще спустя час девушки выбрались из повозки и, поблагодарив старика, припустили в Селль короткой дорогой, на деле оказавшейся узкой тропинкой, петлявшей меж невысоких холмов и курганов, по легенде насыпанных здесь еще в стародавние времена великанскими детьми, игравшими в «надеждины хлебцы» (* «куличики»), когда в пустыне, на месте которой позже дева Лелиса наплакала Море, водились драконы. - Слушай, - остановив подругу, сказала вдруг Стэрна,- времени-то у нас еще предостаточно… - Что ты задумала?- только и успела спросить Эсхель, хорошо знавшая нрав подруги и потому тут же догадавшаяся о том, что в голову той только что явилась одна из вечных ее проказ. - Давай вспомним детство! Когда еще доведется? Права тетка, как замуж выскочим…- Стэрна хитро прищурилась, улыбнулась и, так и не договорив, побежала по тропинке к подножию одного из курганов и мгновенно скрылась из виду. - Стэрна! Постой!- крикнула Эсхель ей вслед и бросилась за подругой, однако было поздно. Стэрна исчезла, затаившись где-то в высокой траве. «Где ее искать теперь? Только время теряем…»- с досадой подумала Эсхель, чувствуя, как растет тревога, не покидавшая ее с самого утра. Она огляделась и ей не пришло в голову ничего лучше, чем взобравшись повыше, оглядеть окрестности с высоты. Вскарабкавшись на самый высокий, как ей показалось, из пригорков, Эсхель попыталась было оглядеть место, где укрылась ее отчаянная подруга, так некстати решившая вдруг поиграть с ней в «прятки-догонялки». Однако и с вершины холма Стэрны не было видно. Эсхель беспомощно оглянулась по сторонам. Солнце, уже высоко поднявшееся над границей между мирами, слепило глаза. Вдали на востоке зеленели поля, засеянные обильно взошедшей озимой рожью. За ними золотились нивы, все еще ожидавшие серпа жнеца, меж которыми то тут, то там чернели поля уже убранные, перепаханные, ожидавшие новой весны. Жатва подходила к концу. Жители Побережья наслаждались теплыми праздничными Днями Жатвы и Свадеб, благодаря Богов за «дарованное их милостью обилие плодов земных». - Стэрна!- так и не сумев отыскать подругу глазами, позвала Эсхель снова. Ответа не последовало. От яркого солнца перед глазами ее поплыли слепящие цветные пятна. Мысль о том, что, потеряв здесь время играя в детские игры, они не сумеют вернуться домой до заката, приводила ее в отчаяние. По недолгом размышлении Эсхель всё же решила спуститься с холма и вновь вернуться на тропинку – быть может разум возобладает и Стэрна выберется, наконец, из своего убежища? Она наклонилась было, чтобы поднять корзинку, как вдруг в выцветшей сухой траве, прибитой к земле первыми осенними дождями, что-то блеснуло. Эсхель опустилась на колени и осторожно раздвигая пожухшую траву попыталась освободить находку из плена стеблей и корней. Это удалось ей не сразу – блестящая цепочка с довольно крупными плоскими звеньями будто в самом деле вросла в землю. «Давно, видно, здесь валяется,- догадалась девушка, пустив в ход и ногти,- Ох, как бы вытащить, да не испортить ее при том? Что бы это могло быть?» Спустя некоторое время ей и в самом деле удалось высвободить край цепочки. «Ну вот, еще и руки запачкала…»- она потянула цепочку на себя – сначала робко, осторожно, затем с усилием и, наконец, вместе с комом земли, оказавшимся на поверку внушительным мочковатым корнем, вытащила найденное на свет… И замерла, будто громом пораженная: ее находка, поначалу не предвещавшая ничего особенно ценного, оказалась ожерельем из белого металла и прозрачных блестящих самоцветов. Кое-как очистив украшение от земли и травы, Эсхель принялась тереть камни о полу юэлэ и подол платья и они, словно в благодарность, заиграли на солнце радугой бликов. «Слезы Лелисы?!- не веря собственным глазам, изумленная, усомнилась она, глядя на ненароком найденную ею драгоценность,- Да ну?! С моим-то везением?! Да и кто ж в здравом уме будет разбрасывать в холмах этакую красоту? Да и будь они настоящими, разве не пришлось бы мне нынче плакать?»- последняя мысль и вовсе напугала ее. Уж чего-чего, а лить слезы она вовсе не желала и уже было решила оставить находку тут же на холме, как вдруг услышала оклик. (* «Слезы Лелисы» - название алмазов и других прозрачных самоцветов на юге. Среди бедных ходит поверье, что всякая носящая их будет проливать слезы. Но знать украшения с ними носит. На севере они куда чаще встречаются, там же и добываются.) - Эсхель! Да, ты никак уснула там!? Чего ты копаешься?- неожиданно донесся до нее голос подруги, о которой она, увлеченная своей находкой, едва не позабыла. Стэрна стояла на вершине соседнего кургана и отчаянно махала ей рукой. Эсхель махнула рукой в ответ: «Спускайся!»- и, подхватив корзинку, в которую бросила ожерелье, рискуя сломать себе шею, бегом устремилась вниз по склону. Стэрна внимательно разглядывала удивительную находку подруги. Обе девушки уже несколько раз поднимались на вершину холма и спускались обратно на тропу, однако, больше ничего ценного отыскать в окрестностях так и не смогли. - Видно, вовсе не клад это, а чья-то потеря,- не без разочарования заключила Стэрна,- а жаль… - Да,- согласилась Эсхель,- но кто ж мог этакую вещицу здесь потерять? На холме-то? - Ой, да кто угодно. Сидела тут летом какая-нибудь влюбленная пара лет пять-десять, а то и двадцать назад… да пока миловались и потеряли его в траве. Или… девица эта могла здесь цветы собирать. Весной-то цветов тут много… Собирала да и обронила. - Думаешь, оно настоящее? Из белого… селейнского серебра со слезами… Лелисы?- дрогнувшим голосом, выдававшим ее опасения, перебила подругу Эсхель. - Не знаю. Ты настоящие драгоценности хоть раз в жизни видела? - Нет. Где уж мне? - А я видела,- сказала Стэрна задумчиво,- один раз, в детстве еще. Останавливалась у нас одна дама, из благородных… капризная, ужас! Одним Богам ведомо, как ее в нашу глушь занесло. Новая-то дорога в обход нас идет, а ее к нам на Старую отчего-то они привели… И вот на ней этого добра было… И селейнское серебро, и изумруды, и слезы Лелисы… Говорили, будто она в Столицу направляется, но кто такая, я не помню уже, маленькая совсем была. Да и «слезы Лелисы» у нее вроде поярче этих были, у дамы той. Мне тогда вообще показалось, будто блики на стенах пляшут. До чего ж красиво! Даром, что у нас говорят: «слезы лить будет»… А эта-то ничего не лила. Весьма довольная дальше поехала. А твои… уж не знаю,- добавила она с сомнением, снова бросив взгляд на удивительную находку подружки. - Вот и я думаю, ну откуда бы настоящему-то сокровищу взяться в наших холмах? А будь настоящие – зачем благородной даме на холм взбираться? Ты представь только! Разве полезет такая на вершину?- рассмеялась Эсхель, живо представив себе благородную даму из рассказа подруги карабкающейся по склонам,- Нет, эти камешки попроще. А может и вовсе стекло? Говорят, иные умельцы на юге из него украшения делают ничуть не хуже, чем из самоцветов. - Ну мы ж сюда полезли…- заметила Стэрна,- стало быть и еще кто-то… такой же дурной, как мы, мог. - То мы! Мы не благородные, да и «слез Лелисы» у нас отродясь не водилось… - И то верно.- и обе умолкли озадаченные. Подруги сидели на вдоль и поперек обысканной вершине холма, среди повыдерганных клочьев травы, небрежно разбросанных вокруг, и каждая теперь думала о своем. Эсхель опасалась, как бы не пришлось ей – смилуйся Троица! – лить слезы, подобно деве Лелисе, если ее находка по случаю окажется настоящей, а Стэрна пыталась припомнить как выглядела та самая знатная госпожа, что не побрезговала остановиться на ночь в их скромной гостинице при Старой дороге, в стороне от Тракта, и что за украшения были на ней в тот памятный день, когда мамочка Ханта, всплеснув руками, взволнованно шепнула ее отцу: «Ах, ты ж… Боги! Слезы Лелисы!»- прежде чем поставить того с дубиной охранять вход в комнату госпожи, над чем сама госпожа позже потешалась, звонко хохоча, ведь путешествовала она отнюдь не одна. Первой очнулась Эсхель. - Стэрна! Боги! Мы ж столько времени потеряли! И в самом деле, озабоченные поисками клада они обе не заметили, как умчалось в Невидимый несколько бесценных часов. - Мы б давно уже были в Селле! - Так что же делать? Возвращаемся домой или все-таки… в Селль, на ярмарку?- спросила Эсхель, подумывавшая теперь о возвращении. - На ярмарку, конечно,- без тени сомнения заявила Стэрна,- Хоть одним глазком на гадалку эту поглядеть. Не знаю, как ты, а я свою удачу упустить не хочу! А что разгуливать по ярмарке времени уже не остается – так то невелика потеря! Да будто мы прежде ярмарок не видели!- она поднялась, отряхиваясь,- Кладоискательницы нашлись, то же мне,- и вдруг расхохоталась. Смех Стэрны заливистый, заразительный заставил Эсхель, стряхивающую с одежды травинки, рассмеяться следом. - Идем что ли?- наконец, спросила она подругу. - Идем.- вздохнула Стэрна,- Вот же… Экие мы с тобой дуры! В наших холмах разве что рыбьи кости найти можно. Не то что лелисины слезы! А мы-то и размечтались… *** Селль встретил их шумом пестрой разношерстной толпы, запрудившей не только саму ярмарочную площадь, но и прилегающие к ней, узкие, извилистые улочки, манящими прилавками, криками зазывал, зычными недовольными голосами носильщиков и коробейников, требующих расступиться праздно шатающихся зевак. Народ толкался, пробираясь к прилавкам, торговцы громко, на перебой, срывая голоса, расхваливали товар, воришки сновали в толпе и недоверчивая Эсхель, памятуя об этом, тут же покрепче прижала к животу корзинку с мукой, деньгами и удивительным ожерельем, найденным ею в Холмах. Чем бы ни должна была оказаться ее находка, ей хотелось, во что бы то ни стало, донести ее до дома и показать восприемнице. Для верности Эсхель даже опустила в корзинку руку и спрятала под мешком с мукой самое ценное. Уж если домотканую и даже кожаную суму иные воришки могут разрезать и выпотрошит так, что хозяин того и вовсе не заметит, то корзинка им не по зубам… Если, конечно, ни на минуту не упускать ее из виду и из рук. Тем временем толпа вокруг становилась всё гуще. Не так-то легко было нынче пробраться к сердцу Рыночной площади. Откуда-то справа неслась музыка, слева – звон бубенцов, то здесь, то там раздавались крики: «Посторонись!» - от которых толпа то и дело шарахалась из стороны в сторону, пропуская повозку, грузчика, верхового или носилки знатной дамы. Следуя за толпой, девушки медленно брели мимо прилавков, разглядывая посуду и ткани, домашнюю утварь и конскую упряжь, ножи и мечи, вдыхая, пробуждающий аппетит, аромат свежевыпеченного хлеба и пряностей привезенных с Дальнего Юга и из-за Истинных, как здесь их называли, морей. У кого-то из впереди идущих Стэрна выспросила, где можно отыскать столичную гадалку, и тут же схватив подругу за руку потянула ее в сторону, уже не к сердцу, но к противоположному краю рыночной площади, где возвышался небольшой шатёр из тяжелого, подвыцветшего за минувшие годы, пурпурного шелка с золотом вышитыми над входом королевскими розой и звездой – гербом семьи Кеарантэ, вот уже около четырехсот лет правившей в Дейне. Стэрна где-то слышала, будто гадалке этот шатер подарил сам король Барт незадолго до начала последней войны с хессами на Юге… Подарил, за то, что та предсказала появление на свет его наследницы – принцессы Амелитт. Ведь детей у королевской четы, как это часто случалось с Бессмертными, не было слишком долго, и, говорят, король совсем отчаялся к тому времени, как встретил эту гадалку, возвращаясь с охоты по дороге в столицу… Всё это, Стэрна наспех пересказывала Эсхель на ходу, пока, отчаянно работая локтями, обе проталкивались сквозь толпу, плотным кольцом сомкнувшуюся вокруг шатра. Народ в толпе недовольно ворчал и бранился, однако красота и лучезарная улыбка Стэрны делали свое дело – лица недовольных светлели и девушек, пусть порой и нехотя, пропускали вперед. Наконец, оказавшись в первых рядах, подруги увидели невысокую, с проседью в темных волосах, почему-то не спрятанных под чепцом или покровом, как это было принято у верующих в Троицу, но лишь свернутых в тяжелый пучок на затылке, темноглазую женщину лет шестидесяти, похожую на уроженку Вайнесса или, может быть, Яры, медленно двигавшуюся вдоль образованного толпой круга, в сопровождении двух рослых немолодых охранников из числа бывших королевских гвардейцев. - Говорят, еще сам король поручил им охранять ее и сопровождать повсюду,- обернувшись, сообщила Стэрна подруге шепотом,- ведь не всем по нраву ее предсказания! Девушки остановились. Гадалка, пристально вглядывавшаяся в толпу, продолжила степенное шествие по кругу. Вопреки ожиданиям подруг, она никого не вызывала, но лишь изредка отвечала на вопросы, что вразнобой отчаянно выкрикивали из толпы просители. - Вернется ли мой сын из-за моря? - Жди,- отвечала гадалка на кадорском, но со странным, незнакомым выговором, и где-то в толпе слышался возглас счастья и благословения. - Приедет ли мой суженый из Столицы весной, как обещал? - Он не твой суженый. Он лгал,- сухо говорила она и в толпе раздавались рыдания и возгласы негодования. - Где мой мальчик? Скажи, где он? - Провалился под лед в заливе. Мне жаль. Только Утешитель поможет тебе…- и в толпе снова слышны были рыдания, проклятия, и испуганный удивленный шепоток: «Бог Горя? Чем же это он поможет?» - Дочь моя кого родит? - Сына. - Кобылу мою сосед украл, куда он ее увел и кому продал? - Сосед невиновен. Кобылу продал неделю назад рыжий, веснушчатый, здесь, на рынке. Знаком он тебе? - Сын? Не мог он… у-у-у, проклятая… да что ты знаешь, старая ведьма?!- и рыжебородый огромный детина, разочарованно сплюнув, начал пробираться прочь, сквозь толпу, нещадно расталкивая собравшихся поглазеть на чудеса и жаждущих ответов и предсказаний. Гадалка развернулась и всё так же, неспешно побрела вдоль толпы в обратном направлении. Поравнявшись с местом, где стояли Стэрна и Эсхель, она подняла глаза и взгляд ее на краткий миг пересекся со взглядами обеих подруг. - Ты.- вдруг указала она пальцем на Стэрну и толпа почтительно отпрянула, пропуская девушку вперед. Стэрна торжествующе обернулась к стоявшей позади нее Эсхель: «Вот видишь! Я знала!»- говорил подруге ее взгляд. - И ты, госпожа.- продолжала гадалка, слегка склонив голову и указывая на Эсхель,- Идемте со мной. Сердце Эсхель испуганно сжалось. Руки дрогнули, и она едва не выронила свою корзинку, что трепетно прижимала теперь к груди. Ей вдруг захотелось развернуться и убежать прочь, однако, позади нее плотной стеной уже сомкнулась толпа, не оставив ей иного выбора, кроме как найти в себе силы, чтобы, преодолев волнение и страх, сделать шаг вперёд. *** В дымном полумраке шатра пахло незнакомыми травами и заморскими благовониями. Сердце Эсхель так бешено колотилось, что ей казалось, будто ничего, кроме его оглушительного стука, она нынче не услышит. - Подожди меня здесь, госпожа,- тихо сказала ей гадалка и, взяв за руку, отвела в глубину шатра Стэрну. Так, что насмерть перепуганная девушка, даже не удивилась, отчего это гадалка обратилась к ней, будто к знатной, снова назвав ее, простую смертную, госпожой, а не сударыней, как это было принято в Дейне. Стэрна поверить не могла: этакая удача! Уж теперь, теперь-то она всё и узнает! Стоит только спросить о будущем… Окутанное туманом неизвестности, будущее, немного страшило Стэрну, однако уверенность в том, что у нее – уж у нее-то! – капризное и непредсказуемое, оно непременно окажется счастливым, по-прежнему теплилась в ее душе. Но, к ее удивлению, гадалка сделала ей знак, приказав молчать. - Молчи, госпожа, говорить буду я, - сказала она негромко, и Стэрна, в отличие трусихи-подружки, удивилась столь необъяснимой и избыточной вежливости,- спросишь после. «Госпожа… это я-то? Ах, Боги!» Взяв Стэрну за запястья и повернув дрожащие от волнения руки девушки ладонями вверх, гадалка долго и вдумчиво смотрела на них, будто читая на их поверхности невидимые и неведомые письмена. - Счастливая. Нечасто встретишь столь счастливые судьбы. Женщины твоего рода, что придут в Видимый мир после тебя, будут мечтать повторить твою судьбу,- наконец, сказала она и сердце Стэрны горячей молодой лошадкой взвилось на дыбы и радостно пустилось вскачь,- А теперь, слушай и запоминай, госпожа,- добавила гадалка и, пригвоздив Стэрну к месту пристальным пронизывающим взглядом, продолжала,- Не смотри на того, чье сердце из льда, смотри на того, кто с ним рядом. И будет тебе счастье. Не принимай с легкостью грезу за явь и желаемое за действительное и не будешь обманута. Совершив ошибку, не вини близких, но вспомни мои слова. Оглянись и увидишь, что мать рядом. «Ещё бы! Конечно она рядом,- подумала Стэрна,- Она всегда рядом, даже чересчур. И она, и братья, и отец… К чему это она?» - Я… можно я спрошу,- начала она было, стоило только гадалке умолкнуть, и голос ее неожиданно дрогнул. - Теперь спрашивай, госпожа.- согласилась гадалка. - Мой суженый…- пролепетала Стэрна, удивленная собственной растерянностью, прежде ей несвойственной,- когда и… - Скоро. Очень скоро. Да, он увезет тебя. Сбудется твоя мечта. Ты уедешь далеко отсюда, куда дальше, чем ты сама нынче предполагаешь.- улыбнувшись отвечала гадалка, опередив своим ответом все возможные вопросы Стэрны,- Береги свое счастье, госпожа, не всякому так много дается. Кому много дается, с того много и спросится. Помни об этом. Можешь идти, госпожа, твое счастье уже ждет тебя. А теперь позволь мне поговорить с твоей подругой, почти сестрой,- улыбнулась она. «Откуда она знает?- подумала Стэрна, потрясенная осведомленностью гадалки,- Что Эсхель мне всё равно, что сестрица… Мы ж ни слова не сказали ей о том, кто мы, откуда и…»- она открыла рот, сама не зная от удивления ли или оттого, что ей любопытно было послушать, что же гадалка поведает подруге, почти сестре? - Я хочу… можно я подожду ее здесь?- робко сорвались с губ слова,- Она… боится. Она и так-то пуглива, будто лань, а нынче… - Я говорила с тобой с глазу на глаз. Позволь и мне поговорить с ней один на один. Подожди ее у входа, госпожа. Она позже сама тебе всё расскажет. И не раз!- возразила гадалка и направилась к выходу, прочь от растерянной изумленной и счастливой Стэрны, которой не оставалось ничего, кроме как последовать за таинственной хозяйкой шатра. - Теперь ты, госпожа. Пойдем со мной,- гадалка вновь отчего-то чуть склонила голову, а после взяла дрожавшую, как осиновый лист, Эсхель за похолодевшую от страха руку,- не бойся. Эсхель, сунув в руки подруги свою корзинку, покорно проследовала за гадалкой в глубь шатра. Счастливая и растерянная, Стэрна осталась дожидаться возвращения подруги у входа. Взяв ледяные руки Эсхель в горячие сухие ладони, гадалка закрыла глаза и с минуту, показавшуюся взволнованной девушке невероятно долгой, стояла, будто задумавшись. В трепетном ожидании взор Эсхель принялся блуждать по сумрачному нутру шатра, будто ища чего-то, одну за другой выхватывая из полумрака то мелочи составлявшие внутреннее его убранство – треногу, где курились благовония, тускло светившие масляные лампы, два точеных деревянных кресла в глубине, то черты облика его хозяйки: узоры, вышитые на ее платье, меховую оторочку широких рукавов, едва ощутимое покачивание длинных потемневших серебряных серег, собранных из круглых пластинок, словно из мелких монет… морщинки в уголках ее закрытых глаз… Эсхель нужно было поскорее отыскать что-то успокаивающее или знакомое, за что можно было бы зацепиться, чтобы унять охвативший всё ее существо страх, так, как цепляется тонущий за обломок собственной лодки, разбитой о камни взбесившемся морем… Однако ничего знакомого или успокоительного отыскать ей так и не удалось. Она опустила глаза и взгляд ее снова коснулся рук и меховой оторочки широких рукавов темного, не похожего на кадорские, платья гадалки. На бледной коже внутренней стороны наполовину обнажившегося правого предплечья, темными линиями, был вычерчен загадочный знак, словно кому-то вздумалось, взяв перо, рисовать не на пергамене, а на живой плоти. Присмотревшись, Эсхель успела разглядеть, закрытое око и, напротив, раскрытую длань – прочее терялось в тени, гнездившейся в широком раструбе отороченного мехом рукава. Удивленная, прежде невиданным рисунком, вычерченным прямо на коже, Эсхель даже не успела задуматься: что бы это значило?- как гадалка заговорила. - Tharr Delerenn ta-а-veta. Geldae Khesskell a Delerenn ta-а-veta, - тихо произнесла она на незнакомом Эсхель языке,- Hey, Doverenn mouru, suon mireri nen sor?!- будто удивившись чему-то прошептала она и открыла глаза – огромные, темно-карие, казалось, глядящие в самую душу,- Как твое имя, дитя? - Эсхель…- пролепетала девушка и зачем-то добавила родовое имя кеары,- Кетте. Из Кетте родом кеара моя. Оттого и зовемся мы…- она испуганно замолчала. - Kette…Re,- сказала гадалка так, словно Эсхель ошиблась и ее непременно нужно было теперь поправить… словно она вовсе не знала кеариного родового имени – довольно редкого явления для обитателей бедных селений Побережья… Гадалка взглянула на Эсхель и неожиданно улыбнулась. - Я знала, что вы придете. Ты поняла, что я сказала тебе сейчас? Эсхель, взволнованная, отрицательно помотала головой. - Не…т… нет… - Значит рано еще…- гадалка умолкла на миг, - Спрашивай, госпожа, что ты хочешь узнать? Эсхель окончательно растерялась. - Я… я не знаю…- мысли, будто стая перепуганных птиц, заметались в ее голове: «замуж… за кого… Нет, не то… родители… родня… где они? Кто я? Что ждет меня в будущем?» Она не знала, с чего начать… - Выйду я замуж? Где мои родители? И что меня ждет? – выпалила она вдруг неожиданно для себя самой… - Замуж ты выйдешь, вижу…- задумчиво начала гадалка,- пять обрядов ждут тебя… пять благословений Богов ты получишь… Твоя любовь давно уже близко, да только пока еще не подозревает о том. Всю жизнь вы будете стремиться друг к другу и всю жизнь расстояния будут разделять вас,- и видя испуг в глазах девушки она добавила,- Не бойся… прошлого. И будущего не бойся. Вы пойдете наперекор судьбе и законам. И если будете следовать велению сердца до конца – победите и судьбу, и закон. Чем дольше разлука, тем слаще встреча…. Всю жизнь вы будете следовать чувству долга и делать не то, чего вам бы хотелось… но следовать будете честно… хотя и не всеми будете поняты. Многое из того, что будет тебе дано, будет тебе не нужно. Она замолчала и, спустя минуту, добавила: - Твоя мать очень ждет встречи с тобой, но ваш путь друг к другу будет куда более извилист и долог, чем вы обе нынче надеетесь. Впереди у тебя долгий путь, госпожа... Долгий и трудный…- гадалка на мгновение умолкла, будто размышляя, что еще сказать и стоит ли говорить это?- предупредила: - Не поддавайся порывам…- она особо выделила это «порывам» - А теперь иди, госпожа, иди и помни – ничего не бойся. Страх мешает тебе, но однажды, и множество раз после, тебе придется преодолевать его, чтобы выйти из тени. Эсхель, ошарашенная сказанным, и от волнения, кажется, совсем переставшая соображать, пробормотала: «Спасибо»- и послушно направилась к выходу. - Постой, госпожа,- окликнула ее гадалка,- еще одно… Эсхель обернулась. - Как видишь, я сохранила верность королю,- с грустью заметила предсказательница,- жаль, что не ко всем моим предупреждениям он прислушивался… и ты тоже, должно быть, не прислушаешься…- она вздохнула и покачала головой,- Прощай, госпожа… береги себя. И, надеюсь, до встречи. Остальное – когда вернешься. «Вернусь? Куда? Когда? Откуда? Боги… какими-то загадками она говорила…- думала Эсхель, покидая шатер,- Да и говорила ли? Или мне послышалось это?» Снаружи обеих подруг встретили округлившиеся от изумления глаза и удивленно поднятые брови. Толпа молча расступалась, пропуская Стэрну и Эсхель, и провожала, шепотком, полным недоумения и зависти. Иные в толпе даже отваживались спросить: «Что? Что там? Что она сказала?»- однако обе девушки, поглощенные собственными мыслями, так и не удостоили любопытствующих ответом. Стэрна шла, гордо подняв подбородок и счастливо улыбаясь. Эсхель, что, спотыкаясь брела следом за ней, была бледна и напугана. - Ну, что она тебе сказала?- наконец, нетерпеливо полюбопытствовала Стэрна, как только толпа осталась позади,- Про суженого, про родню твою пропавшую? - Сказала… что выйду замуж. Вот только не знаю, за кого… не спросила я. А еще про пять обрядов и пять благословений… И что многое из того, что дано мне, будет мне не нужно…- растерянно поведала Эсхель, мучительно пытаясь вспомнить, о чем еще сообщила ей гадалка,- На каком-то непонятном языке несколько слов произнесла и спросила, понимаю ли я? А я ничегошеньки и не поняла. А! Еще она сказала, что мать ждет встречи со мной, но встретимся мы не так скоро, как нам того хотелось бы. И… что всю жизнь буду делать не то, чего хочется… А остальное – она так и сказала! – когда я вернусь… - Пять обрядов? Это ж не про замужество? Чтобы ты?! Да пять раз замуж?!- усомнилась Стэрна,- Ничего ж себе… Как королева Яра что ли?! Да ведь и не женят у нас больше трех раз! Эсхель пожала плечами, тут же дрогнувшими от одной только мысли об этаком – греховном! – возможном будущем: верующим в Троицу не дозволялось вступать в новый брак после третьего вдовства… И одной только королеве это простилось, да и то, для того лишь, чтобы та наследника произвести на свет смогла! - Не знаю, что она этим сказать хотела. Мне б спросить тогда, да я побоялась… Она сперва про замужество говорила… потом про пять обрядов и пять благословений, и уж после – про любовь. Ох, до чего ж странно… Нет, нет… я не хочу так! Может ошиблась она или я что-то напутала? - Отчего ж ты не расспросила ее сразу, пока мы не ушли? Если ты не поняла ничего? - Не знаю,- пожала плечами Эсхель. Она и вправду не знала. - Эх, ты, заяц мой, трусишка! Ну а про любовь-то что?- спросила Стэрна, надеясь теперь, хотя бы про любовь услышать от подруги хоть что-то обнадеживающее. - Что любовь… давно рядом, вот только… до сих пор не знает об этом. А еще, что расстояния будут разделять нас всё время.- задумчиво ответила Эсхель, силившаяся теперь вспомнить подробности весьма странной беседы,- И еще сказала: «не поддавайся порывам…» Так, кажется. - А вернешься-то ты куда? И откуда? - Не знаю… может в Столицу поеду,- предположила Эсхель робко,- родню искать? Раз уж про мать она мне сказала? Стэрне не терпелось и самой теперь поведать подруге о предсказанном ей счастье, однако после невнятных откровений Эсхель, которой этакого счастья, судя по всему, обещано не было, пыла у нее поубавилось, и она, раздосадованная последним обстоятельством, не отважилась открыться подруге сразу. «Счастливая. Нечасто встретишь такие счастливые судьбы…- сладкой музыкой звучал голос гадалки в ее ушах,- Твое счастье ждет тебя…» «Ах, поскорей бы!»- мечтательно подумала она, но вслух этого так и не произнесла, и только задумчиво прикусила губу. - Странная она какая-то,- вместо того, чтобы коснуться в беседе волнующей ее мечты, продолжала Стэрна,- видом-то вроде южанка, а говор… ты же тоже заметила, да? - А тебе что она сказала?- несколько невпопад, будто не расслышав последнего замечания подруги, наконец, спросила Эсхель. - Мне она тоже про мать говорила... Рядом она, мол. Будто я и без нее не знаю, что она рядом!- усмехнулась Стэрна,- И...- и, набрав побольше воздуха в грудь, словно собиралась говорить много и долго, продолжала,- еще про суженого, что увезет меня далеко...- однако, жалея Эсхель, вдруг замолчала, сочтя разумным ограничиться только этим. «“Нечасто встретишь столь счастливые судьбы…” Вот и подружке, кажется, не видать большого счастья…»- подумала она, силясь сдержать, кажущуюся ей теперь неуместной, улыбку. Ей стало обидно за Эсхель. С чего бы той выходить замуж столько раз? Да и кто ж ей позволит? К тому же и нрав у Эсхель не такой вовсе… ей бы с этим нравом да с этой ее нерешительностью, хотя б разок выйти, хоть одно благословение получить… не засидевшись в старых девах! А тут целых пять! Да ну? Видно, что-то другое гадалка сказать ей хотела, а она по наивности не допетрила.» - Может ты и в самом деле чего-то не поняла? Не расслышала? Какие еще пять благословений? Может, она вовсе не пять браков имела в виду?- снова, перескочив от предвкушения собственного счастья к загадочному предсказанию подружки, предположила Стэрна. Ей не хотелось верить в то, что и ее собственное, волнующее и прекрасное будущее могло оказаться ошибкой, а то и вовсе сладкой ложью! - Не знаю. Как она сказала, так я тебе и говорю. «Выйдешь замуж. Пять обрядов. Пять благословений Богов.» – как этого не понять? Не знаю… А… вот еще что. Она сказала, что впереди – долгий путь. А уж потом про порывы… Видно вправду нужно мне в столицу, родню искать… Скажи, а она тебя… тоже госпожой называла? Не сударыней? - Да! Я уж было даже знатной дамой себя почувствовала!- Стэрна, наконец, позволила себе рассмеяться,- До того это непривычно! Но не по-нашенски, не на «вы», а почему-то на «ты». Может не знает она, что у нас так не говорят? Уж если госпожа, то, стало быть, на «вы» нужно обращаться. «Милости просим, ваше высокоблагородие!»- изобразила она то, как обычно встречали ее родители богатых и знатных постояльцев, не столь уж часто посещавших стоящий на отшибе, в стороне от Новой дороги Тракта, постоялый двор,- Не из наших она, точно тебе говорю! Оттого и не знает. А может это в ее родном краю так принято?- Стэрна смерила взглядом растерянную и не слишком довольную подругу,- Значит, говоришь, мать тебя тоже ищет? Вот, видишь, хоть что-то внятное. Не напрасно, как видно, ты со мной пошла! Теперь, стало быть, тебе ведомо, что мать твоя жива и однажды она найдется. - Да, пожалуй…- ответила Эсхель задумчиво,- значит хотя бы мать жива. И я отыщу ее. Даже если путь окажется долгим. - А она не сказала тебе, кто твоя мать и где искать ее? - Нет. Только то, что путь друг к другу будет длиннее, чем мы надеемся… Да что мы всё обо мне, да обо мне? Она загадками говорила, да я и не запомнила, наверное, половину от волнения… потом видно будет, что сбудется, а что нет,- старательно пытаясь скрыть разочарование, тревогу и досаду, сказала Эсхель, напуганная странными и неоднозначными словами предсказательницы, и потому как можно скорее желавшая теперь переменить тему беседы,- Расскажи-ка лучше, что еще она тебе предсказала. - Сказала, смотреть на того, кто рядом…- начала было Стэрна и вдруг осеклась…- Стой! Я поняла, кажется… вот только теперь и поняла! Экая я дурочка! Она тут же схватила Эсхель за руку, и обе остановились. - Слушай!- быстро-быстро затараторила Стэрна, словно, подружка могла исчезнуть или толпа, рекой хлынув с площади, вот-вот должна была разделить их и потому нужно было как можно скорее поделиться с Эсхель снизошедшим на нее озарением,- Она сказала «не смотри на того, чье сердце из льда, смотри на того, кто рядом с ним». Так кажется… И еще: «береги свое счастье». И что суженый и впрямь далеко-далеко увезет меня… Это ж она про того, постояльца нашего… Из-за которого мать за меня всё переживала. Видно поэтому она… гадалка-то… и про мать упомянула… Смотри, говорит, на того, кто с ним рядом… не на него! И увезет далеко… Ах, Боги! Слушай… Ведь этот-то, на кого смотреть не след… он ведь тоже не из наших… Ну то есть не кадорский он и не с юга нашего! Откуда ж принесла его нелегкая? И как же я мимо ушей это пропустить могла, когда вчера мать его расспрашивала, чьих он будет? Мать после отцу говорила, что откуда-то с севера. Уж не из Слайна ли? Но вот кто? Кто ж с ним рядом-то? Ежели он один, кажется, приехал. Как это понимать? - Не знаю.- покачала головой Эсхель,- Выходит, не только мне, но и тебе она загадку загадала... Почему ж они никогда ничего прямо не скажут, а? Все эти гадалки да предсказатели… Всё-то у них будто туманом окутано! - А может он и не один приехал?- озадаченно прошептала Стэрна, не слушая подругу,- Может это я не знаю… А в соседних-то с ним комнатах… кто? Эх, не помню я, как назло… Этот-то, торгаш жирный… что, справа… хвала Богам, еще до рассвета уехал! Вот уж на кого смотреть неохота, аж противно делается! А вот слева… уж не пустовала ли там комнатенка? Пойдем-ка домой, да поскорее, мне нынче ужас как любопытно… - А отчего ты решила, что гадалка о том вашем постояльце толкует? - Ну, а о ком еще?- резонно возразила Стэрна,- Я других-то таких не встречала. - Да мало ли у кого еще сердце холодное? Разве равнодушных вокруг не тьма? - Да… верно. Но я-то никого больше не знаю. Ты б его видела… Эх, если б ты видела, вот как я… то нынче тоже именно про него и подумала бы! - Вот же он тебе не дает покоя. Правильно тетя Ханта за тебя волнуется,- рассмеялась, наконец, Эсхель, отвлекшись от собственных более настораживающих, нежели радующих, предсказаний. - Не-е-ет, не он мне теперь покоя не дает, а тот, кто с ним рядом! Верно, кто-то заселился в ту комнатушку… или на место толстого торговца заселится. И как тут удержаться и не взглянуть – кто таков, а? Разве ж ты на моем месте не захотела бы взглянуть? - Да тебе просто любопытно.- отмахнулась Эсхель,- А с ним рядом возьми да и окажись какой-нибудь толстый мальчишка оруженосец. Или подмастерье какой… Курносый и веснушчатый. Что ты тогда будешь делать? - Да ну тебя! Уж я тогда эту гадалку… Ух!- она не договорила и погрозила кулаком куда-то в сторону оставленной позади толпы жаждущих предсказаний жителей и гостей городка,- Но присмотреться-то всё равно надо. На всякий случай. А вдруг? Ну что, домой-то идем? Да и время уже… - Да, идем. Успеть бы.- вздохнула Эсхель,- И без того столько времени потеряли напрасно. - Как там твой клад-то? Целехонек? - Цел, кажется,- Эсхель на всякий случай запустила руку в корзинку и нащупала находку, о которой после беседы с предсказательницей совсем позабыла. - Ну, проверила? Уж теперь-то идем?- нетерпеливо спросила ее подруга, что уже не столько повинуясь голосу страха перед родителями, сколько ведомая любопытством, теперь торопилась домой. - Идем!- согласилась Эсхель и обе девушки вновь нырнули в неспешно двигавшуюся к выходу с Ярмарочной площади толпу. Отчаянно работая локтями, то уворачиваясь от чужих локтей и ног, то улыбаясь тем, кого невольно заставляла она возмущаться этакой наглостью, Стэрна уверенно пробиралась вперед. Эсхель, терпеливо снося тычки и боль в отдавленных ногах, старалась не отставать от подруги. День клонился к закату. Торговцы и покупатели, зеваки и воришки, спешили поскорее покинуть Селль до закрытия городских ворот. Зазвонили колокола храмов Матери, Троицы Милосердной и Воскресения Всемилостивого, созывая прихожан на вечернее богослужение. Эсхель и Стэрна, вместе с большинством добропорядочных кадорцев в эту минуту, остановились, отдавая должное Богам, как подобает всякому верующему в Троицу. И каждая, повернувшись в сторону ближайшего Храма, с легким поклоном приложила правую руку к груди. - Грех! Грех во тьме совершается… во тьме ночной… грех…- хриплым надтреснутым голосом пробормотала, нынче отчего-то замешкавшаяся, протискиваясь сквозь толпу к привычному своему месту на ступенях Храма Троицы Милосердной, что у Восточных ворот, щупленькая и сгорбленная, выжившая из ума нищенка Ниллин, хорошо знакомая всякому здешнему прихожанину. Однако теперь привычные слова ее, многократно прежде слышанные обеими подругами, отозвались в их сердцах смутной тревогой. - Грех!- донеслось до Эсхель и Стэрны снова. - Пора! Что-то и вправду мы припозднились. Да как бы ворота перед самым носом у нас не заперли,- решительно сказала Стэрна за миг до того, как толпа, ненадолго остановленная колокольным звоном, отдав малую дань Божествам, снова двинулась вперед. - А идти-то как? Дотемна уже не успеем.- взволновалась Эсхель. - Тракт петляет вдоль берега, будто змей… иль дракон хвостом его проложил? Так что ль в Вайнессе говорят? Короткой дорогой пойдем… что уж теперь? Через лес и холмы. А там уж на нашу, на Старую дорогу, глядишь, как-нибудь да выскочим. Теперь-то уж деваться некуда… мать меня прибьет. Пришибет на месте! Да и тебе влетит… а только никто мне не помешает вызнать – кто же в ту комнатушку заселился! - Бегом бежать придется… - Бегом… тут ночью в лесу и не захочешь, а побежишь,- хихикнула было Стэрна,- припустишь, аж ветер в ушах засвистит! Однако в этом смешке таилось куда больше страха, нежели веселья. - Не смешно,- и без того встревоженная, буркнула в ответ Эсхель. - Знаю, что не смешно, но что ж поделаешь? Что ж теперь, плакать что ли? Да был бы толк от слез! У меня никого тут нет. На постой не к кому попроситься. А чужой не сжалится. Нынче во-о-он сколько здесь припозднившихся – всех не пережалеть. Не к Сестре же Толстухе нам теперь идти? Она-то и без того нас не жалует, хоть и знает. И все смешки наши дурацкие поди помнит, за которые прежде выгоняла нас из Храма. А ну как, пустив ночевать, на горох поставит на ночь и молитвы читать велит. Надо оно тебе? Эсхель, вообразив описанную подругой картину, содрогнулась, словно ворчливая, прозванная Толстухой, Посвященная Сестра из Храма Троицы Милосердной, куда в праздники, как и прочие жители Кади, ходили и они с кеарой, уже спускалась по ступеням Храма, чтобы и в самом деле предложить переночевать в ее келейке, стоя коленями на горохе, обеим подружкам, обманом отправившимся в Селль на ярмарку. «Ложь и грех – рука об руку идут…»- пронеслось в ее голове неизменно повторяемое Служителями и Посвященными наставление и чувство вины перед Богами заставило ее обернуться и бросить взгляд на, сияющий золотом в лучах закатного солнца, шпиль Храма. - Может еще кто короткой дорогой пойдет?- сама не зная, кого больше теперь стараясь успокоить – себя или подругу – продолжала Стэрна,- А мы тогда прибьемся к тем, кто понадежнее, да и пойдем с ними вместе или в повозку к кому попросимся. - И то верно,- поспешно согласилась Эсхель, лишь бы не думать больше о Сестре Толстухе и наказаниях, которых они со Стэрной, как она считала, вполне заслуживали, но которых ей всё же хотелось теперь избежать,- У меня тут, в Селле, тоже нет никого… да и были б, разве не хватились бы нас дома? Разве на поиски не кинулись бы? Да и попало бы нам точно так же, как нынче попадет, оттого что не предупредили… и того хуже, обманом ушли! - Ой, ну будет тебе! Обманом! Тетке-то я сказала! Они, уж если что, первым делом к ней кинутся! А там…- она не договорила,- Ох, и попадет же нам! Ну… чему быть, того не миновать… Но зато мы узнали…- тут же, будто смирившись с ожидавшим ее дома наказанием, почти радостно добавила Стэрна. - Узнали… несколько загадок без ответов.- задумчиво пробормотала ее подруга. - А еще клад нашли. То есть, это ты, конечно, нашла. А я, выходит, невольно тебя на тот холм загнала… - Да настоящий ли…- уж и вовсе мрачно заметила Эсхель,- клад-то? «Как бы и в самом деле слезы лить теперь не пришлось…»- снова подумала она. - Ну, хоть что-то…- на свой лад попыталась утешить ее подруга,- Ты послушай, иная такому обрадовалась бы, а ты вечно во всем только подвох да обман ищешь! - Хоть что-то.- грустным эхом повторила Эсхель вслед за подругой, не желая спора,- Ладно, пойдем… Чтоб к кому-нибудь в повозку напроситься, сперва надобно из города выбраться, иначе ночевать прямо тут, на улице придется, у безумной Ниллин под бочком, раз уж гостить у Сестры Толстухи ты не хочешь. Вырвавшись с просторов Ярмарочной площади, толпа растеклась ручейками по узким улочкам Селля, чтобы у Восточных ворот ненадолго слиться в широкую плотную реку, а за воротами вновь рассыпаться и растаять в опускающихся на Кадор осенних сумерках. Закатное солнце еще золотило верхушки высоких сосен за стенами города, когда девушки миновали ворота. Но лес, едва они добрались до него, встретил их сгущающимся с каждой минутой сумраком. Они вышли из города, окруженные шумной толпой, однако толпа быстро рассеялась, осев в окрестных селениях, а те немногие, кто прибыл издалека, к неудовольствию девушек, отправились петлять по Прибрежному Тракту, в обход леса. Темной и узкой лесной дорогой ночью отваживались пользоваться немногие. - Давай попытаемся добраться хотя бы до Кеси… тетка моя всё равно спать не ляжет, покуда я не вернусь.- предложила Стэрна,- да и мои, как пить дать, примчатся туда! Эдак может и попадет нам, да не так крепко, как узнай они, что мы лесом из Селля шли. Эсхель не оставалось ничего, кроме как молча с ней согласиться. *** Путешествие в темноте, по безлюдным местам отнюдь не радовало подруг, однако как ни старались обе преодолеть хотя бы часть пути до наступления темноты, ночь застала их в дороге. - Может и хорошо, что мы здесь одни.- время от времени пускалась в рассуждения Стэрна, звуком собственного голоса пытаясь отогнать страх, заставлявший их то и дело останавливаться и прислушиваться к неясным пугающим шорохам ночного осеннего леса,- Вот если бы кто впереди шел или прямо за нами, эх, и натерпелись бы мы тогда страху… - Смотря кто,- тихо вторила подруге Эсхель. И снова обе умолкали и некоторое время, до следующего пугающего звука, некстати попавшего под ногу корня или камня и хлесткого удара ветки придорожного куста, шли молча. - Хоть бы луна показалась что ли?- снова споткнувшись и едва устояв на ногах, посетовала Стэрна. - Угу.- где-то рядом в темноте удрученная, вздохнула Эсхель. - Что ты, будто сова, всё ухаешь? Думаешь, эдак луна быстрее взойдет?- попыталась было пошутить Стэрна, смутно чувствуя, что шутки этой ее и без того мрачная подружка не оценит. - Отчего сова?- только и спросила Эсхель, как показалось Стэрне, задумавшаяся и вовсе о чем-то другом. «Всё про гадалку думает, небось…- пришло ей на ум,- да про предсказание это странное… Мне-то она счастье пообещала, а ей?» - Угу-угу!- изобразила Стэрна нечто среднее, между ответами подруги и уханьем совы, в попытке хоть как-то взбодрить Эсхель, но новым ответом ей было молчание и тихий, усталый, почти обреченный, вздох. Восхода луны, однако, еще предстояло дождаться. В полной темноте, по узкой, неровной, полузаброшенной лесной дороге, что время от времени пересекали выступающие из земли корни сосен и лиственниц, шагать было не так-то легко. Девушки медленно, осторожно брели вперед, то и дело спотыкаясь, вскрикивая, поочередно отбиваясь от внезапно возникающих на пути, низко свисавших над дорогой, ветвей. - Я смертельно устала,- прошептала, наконец, Стэрна, - А может… ну его? А? Может прямо здесь и заночуем? Иначе все ноги собьем к утру… и башмаки до дыр сотрем. А как рассветет, посветлу, домой пойдем. Дома-то нас хватились давно и, верно, ищут, да что ж поделать? Ну поволнуются до утра… немного,- уж и вовсе робко добавила она, опасаясь, что подругу едва ли обрадует мысль о ночевке в лесу. - Бедная кеара,- невпопад вздохнула Эсхель, отгоняя веткой назойливых лесных комаров, не желающих оставить Побережье в покое даже с наступлением осени,- Нет… здесь к утру похолодает поди… Да еще комарьё…- она не договорила, - Нет уж… Уж если решили идти до дома или хотя б до тетки твоей, до Кеси… то нужно идти… хотя ноги у меня теперь будто деревянные… может отдохнем немного?- спросила Эсхель и Стэрна тут ж радостно с ней согласилась. Решено было сделать привал, чтобы перекусить у обочины, под невысоким молодым деревцем. - Не сесть бы нынче в муравейник…- напомнив Стэрне поговорку о человеческой глупости, мрачно заметила Эсхель, вслепую усаживаясь на усыпанную игольником, поросшую редкой, невидимой в потемках травой, землю. - А как тепрь разглядишь, муравейник тут или, скажем, пень гнилой под игольником? В темноте-то? Только плюхнешься разве… а там – уж как повезет! Ежели Боги посмеяться пожелают, непременно в муравейник и усадят! Неспроста ж говорят, «сколько ни говори дураку в муравейник не лезть, а он туда сядет»! (* местная поговорка) Однако Эсхель, поглощенная мрачными мыслями, как будто не замечала отчаянно-шутливого тона подруги. - Если кусать начнут, сразу поймешь.- буркнула она, как это часто бывало с ней, вполне всерьез. - Вот еще! Этого нам только не хватало! Комарье, муравьи… и хвала Богам, что не сколопендры, как на юге! Луны б только дождаться. Небо-то во-о-он какое чистое. Может, хоть чуть посветлее станет? - Дождемся. Ежели не замерзнем. И когда она взойдет еще, эта луна? - Что бы ты хорошего сказала, подружка,- вздохнула Стэрна, почти готовая признать поражение в битве с мрачной печалью нашедшей на Эсхель,- на душе у тебя такая же темень, как здесь, в дурацком этом лесу. Неужто это из-за гадалки всё? Как будто она тебе совсем ничего хорошего не сказала! Или ты от меня скрываешь что-то? Ну, подумаешь, загадок наговорила! Но про любовь-то сказала. И про мать!- на свой лад предприняла она еще одну попытку утешить подругу, почти сестру. - Сказала. Да только так сказала, что теперь я в толк взять не могу, радоваться ли этому… А может плакать впору?- Эсхель вздохнула и снова подумала, уж не нынешняя ли находка ее тому причиной? - Ладно, не кисни. Всё ж ты не молоко, да и нынче не жарко! О хорошем подумай. Если и я сейчас примусь вспоминать о том, что мать дома с ума сходит от беспокойства и какое наказание меня ждет, то нам обеим впору только лечь под дерево и помереть останется!- Стэрна взмахнула веткой, отгоняя комаров и мечтательно добавила,- Вот если б нам костер разжечь… да только как? Ничегошеньки ж под рукой нет! - Хорошо, хоть еды немного осталось…- прошептала Эсхель, невольно вторя подруге, что старалась найти хоть что-то утешительное в их положении. - Вот видишь. И ты наконец хорошее подметила.- улыбнулась Стэрна,- Где там она, эта еда? Самое время ею заняться! Потеряв в борьбе с комарами, отчаянно мешавшими отдыху, около четверти часа, подруги снова пустились в путь, время от времени останавливаясь и настороженно прислушиваясь. Обе молчали – запаса сил и храбрости, казалось, теперь не осталось даже на слова: шутка ли прошагать пять калхоров туда и еще около двух, да при том в темноте, обратно? Однако Боги, как видно, нынче были к ним милосердны: вскоре над лесом показалась полная луна и зловещий непроглядный мрак, таившийся меж стволов деревьев, сменился темнотой осенней ночи, изредка прорезаемой сквозь роняющие листья кроны бледными лунными лучами. Стоило взойти Ночному Светилу, как дорога будто сама собой стала шире и ровнее, лес поредел, отступив от нее на шаг-другой, а ветви кустов и деревьев, прежде охранявшие ночной покой лесных обитателей, наконец, перестали докучать незваным гостьям. Идти стало значительно легче. Впрочем, спустя час, а то и два – обе девушки давно потеряли счет времени! – подруги поняли, что их усталые ноги вновь нуждаются в небольшой передышке. Выбрав на обочине место посветлее Эсхель и Стэрна, снова уселись, чтобы отдохнуть и перекусить. Краюха хлеба и яблоки были съедены прежде, но у каждой из подруг еще оставалось по половине большого кренделя, что был куплен ими вскладчину в лавке у городских ворот и совершенно позабыт, стоило только девушкам устремиться к шатру гадалки. Однако, не тут-то было. Едва подруги потянулись за кренделем, как до слуха их донесся глухой отдаленный топот, тут же, впрочем, стихший. Показалось? Стэрна молча схватила Эсхель за руку. Топот возобновился. С каждой секундой, сбегавшей в Невидимый, он становится всё громче и отчетливее пока, наконец, у обеих подруг не осталось сомнений в том, что это конные. - Лошади!- воскликнули обе в один голос, однако ни одной из них и в голову не пришло рассмеяться, как это обычно было заведено у них в подобных случаях. - Кто-то скачет сюда... да, не один, кажется.- прошептала Эсхель,- И кого это в ночи сюда принесло? - Бежим!- решительно сказала Стэрна, поднимаясь,- Одним Богам ведомо кто это, а на своей шкуре проверять добры ли эти люди или злы я вовсе не хочу! Эсхель вскочила следом, и обе бросились бежать со всех ног. Топот копыт за спиной стремительно нарастал. Переглянувшись, выбившиеся из сил девушки вдруг поняли, что бежать им попросту некуда – по обеим сторонам дороги устрашающей темной стеной по-прежнему возвышался, полный ужасов ночи, лес. Да и кто из них сравнится в беге даже с самой захудалой лошадкой? Особенно теперь, впотьмах, когда и сил продолжать бессмысленный бег попросту нет! Они остановились за освещённым лунным светом поворотом дороги и, не сговариваясь, сошли с обочины и нырнули прямо во мрак, царивший меж стволов и низко свисавших ветвей, еще не сбросивших иглы, лиственниц. - Тут темно, хоть глаз выколи, ежели затаимся и будем тихо стоять, авось переждем… Может и не заметят нас,- пожалуй, впервые за несколько часов, проведенных в ночном лесу, вдруг попыталась обнадежить перепуганную подругу Эсхель. - Тсссс,- прошептала Стэрна,- давай-ка, иди сюда, к стволу поближе. Ветви старой лиственницы, здесь, у дороги, свисавшие едва ли не до самой земли, подарили обеим девушкам успокаивающее чувство неожиданно обнаруженного убежища. Однако разглядеть дорогу, среди густых ветвей, укрывших обеих от посторонних глаз, было почти невозможно. Осторожно, вытягивая шеи и стараясь не касаться ветвей, движение которых могло бы их выдать, девушки разглядывали доступный взору небольшой, освещенный луной, участок. В тишине ночи, под влиянием охватившего их страха, обеим казалось, будто сама земля теперь содрогается теперь от мощных ударов копыт исполинских коней. «Что же это за кони такие?- думала каждая,- Уж не сами ли Боги нынче верхом сюда скачут?» Не прошло и минуты, как из-за поворота вылетели два всадника и круто осадив не по-южному рослых коней, остановились прямо напротив убежища Стэрны и Эсхель. Девушки замерли, затаив дыхание. Оба всадника спешились и, взяв коней под уздцы, вернулись на несколько шагов назад, исчезнув за поворотом, так, что подруги тут же потеряли их из виду. И снова вокруг разлилась тревожная тишина, прерываемая лишь всхрапыванием, нетерпеливо перетаптывающихся лошадок, позвякиванием сбруи и писком вездесущих комаров, от которых девушки теперь даже отмахиваться не смели. Гадая, что же поделывают незнакомцы, там, за поворотом? - обе подруги стояли ни живы, ни мертвы. Оттого, должно быть, голоса, вскоре донесшиеся до них, заставили обеих вздрогнуть. Тем временем всадники, перекинувшиеся было друг с дружкой несколькими словами на незнакомом двушкам наречии, неожиданно перешли на кадорский – родной язык Эсхель и Стэрны. - Здесь кто-то был,- посмеиваясь произнес один и тут же добавил,- И я, кажется, догадываюсь, кто именно. - И совсем недавно,- заключил другой,- Они где-то здесь, поблизости, но, похоже, мы их спугнули. - В впопыхах даже добро свое бросили,- снова послышался первый голос. Эсхель и Стэрна, дрожа, приникли к стволу дерева. - Мы ж оставили там наше добро! Ой, что будет…- неожиданно прошептала Стэрна во вновь наступившей тишине. Эсхель, не ожидавшая, что подруге взбредет в голову болтать в столь жуткий миг, снова вздрогнула и непроизвольно сделала шаг в сторону. Под ее ногой, как ей тогда показалось, со страшным треском, раскатившимся по лесу громом среди ясного неба, сломалась сухая, увязшая в мягком старом игольнике, ветка. - Тихо!- испуганно шикнула на нее Стэрна, сама невольно напугавшая подругу, и тяжелая давящая тишина вновь опустилась на обеих. Всадники молчали. Не было слышно и шагов. Даже кони, и те, как будто замерли, затаившись. - Услыхали,- прошептали девушки в один голос, не подозревая, что именно этот тревожный шепот и выдал обеих. И снова обе прижались к спасительному шершавому стволу лиственницы, задержав дыхание. В необъяснимой, тягостной тишине подруги не слышали теперь ничего, кроме стука собственных сердец и отвратительного комариного писка. Однако, затишье, продлилось недолго. Неожиданно, спускавшиеся до самой земли ветви лиственницы взмыли вверх, лишив подруг их ненадежного убежища, и первый голос на кадорском, но с едва уловимым незнакомым выговором, весело произнес: - Эве (* Приветствие в Дейне – и «здравствуй» и «прощай»), девчонки! Бояться не надо, мы не причиним вам вреда. Меня зовут Эрни. Эсхель вздрогнула и, лишенная дара речи, вцепилась в ствол дерева так, словно опасалась, что ураганный ветер вот-вот унесет ее прочь. Она бросила полный отчаяния взгляд на подругу. Стэрна, напротив, отчаянно взвизгнув, отпустила ствол дерева и, сделав шаг в сторону, тут же упала, как подкошенная. Эсхель оставалось лишь с ужасом наблюдать, как тот молодец, что только что их обнаружил, бережно поднял Стэрну на руки и осторожно вынес ее из-под дерева. Однако, оставить подругу одну в руках незнакомцев, даже будучи смертельно напуганной, Эсхель не могла. Нужно было что-то делать… что-то делать… но что же? Время, замедлившись, потекло, будто густой мед, в котором ненароком увязли все – и сама Эсхель, и ее подруга, и незнакомцы. Ей казалось, что она стояла у дерева не меньше часа, прежде чем, собрав последние силы, попыталась вырваться из овладевшего ею оцепенения. Впрочем, сил этих едва хватило на то, чтобы отпустить ствол старой лиственницы и вслед за незнакомцем, дрожа от страха, на подкашивающихся ногах, сделать несколько шагов в сторону, залитой серебром лунного сияния, дороги. Пробираясь к обочине, Эсхель, должно быть, пригнулась недостаточно низко и одна из ветвей дерзко ударив ее по затылку, сбила на землю, не затянутый, как должно, под подбородком, ее чепец. Кожаный ремешок, стягивавший ее, свернутые в узел, волосы – от рывка ли или оттого, что Богам вдруг вздумалось подшутить над ней? – тут же предательски развязался и длинные непослушные локоны Эсхель, вырвавшись на свободу, рассыпались по плечам. По южному обычаю для нее, взрослой, шестнадцатилетней, готовой к замужеству девицы, это уж и вовсе было верхом неприличия! В отчаянии она оглянулась, однако чепца в темноте отчего-то уже не увидела, словно нечисть лесная поторопилась за какой-то надобностью прибрать его себе. Возвращаться за ним уже не имело смысла: как бы ни обстояло теперь дело с приличиями, судьба подруги беспокоила Эсхель куда больше. «До чепца ли… до позора ль теперь… если нас нынче и убить могут…- мелькнула и тут же оборвалась мысль, отчего-то показавшаяся ей нелепой и пугающе невероятной,- нет… нет… разве могут убить нас? Нас, таких молодых… таких… Разве…» Двигаясь медленно, будто во сне, она выбралась, наконец, на дорогу и, сама не зная зачем, возвратилась к месту их прежнего, спешно покинутого, привала, чтобы поднять с земли брошенную впопыхах свою корзинку и сумку Стэрны. Собрав брошенное в спешке добро и прижав к груди корзинку, словно в ней содержалось самое ценное, что еще оставалось у нее в Видимом мире, Эсхель беспокойно оглянулась по сторонам и снова застыла на месте: убивать ни ее, ни Стэрну, что вовсе не нуждалась в помощи и спасении, никто, очевидно, не собирался! И минуты не прошло, как та принялась что-то бойко рассказывать новому знакомцу… Растерянная, потерявшая чепец, с предательски рассыпавшимися по плечам волосами и пылающими от стыда щеками, Эсхель недоверчиво, исподлобья уставилась на незнакомцев. Поначалу, не понимая ни слова от всё еще не отпускавшего ее страха, она, оторопевшая, молча смотрела, как Стэрна говорит с тем, кто обнаружил их в укрытии: спокойно, с улыбкой, так, словно внезапно повстречала на темной лесной дороге старых друзей… Еще минута и до слуха Эсхель донесся веселый заливистый смех подруги. «Что же это? Что происходит? Выходит… знакомы они? Ах, Боги! А я-то, дура… простоволосая тут стою!»- опомнилась она, непонимающе хлопая огромными недоверчивыми глазами… И вдруг, придавленная мыслью о собственной глупости и чувством стыда, бросив вещи, закрыла руками лицо. - Эсхель!- донесся до нее, наконец, оклик подруги. Не разобрав иных слов, кроме разве что, собственного имени, Эсхель открыла глаза и увидела бледное, но веселое лицо Стэрны, которая торопливо пыталась донести до нее что-то вроде «не бойся!» и «домой!». Стэрна решительно встряхнула Эсхель за плечи, подняла земли корзинку и снова сунула ее в руки перепуганной, залившейся краской, подружке. Сердце Эсхель по-прежнему выбивало отчаянную дробь и готово было выскочить из груди. - Да очнись же! Да что ж это с тобой?! Ах, Боги!- нетерпеливо требовала Стэрна,- Да пойми ж ты! Мы домой едем! Подвезут нас! Хвала Богам, нам нынче по пути. Ух, и повезло же нам! Помнишь? Помнишь, я тебе рассказывала…- она вдруг замолчала и весело заговорщицки подмигнула Эсхель, а затем обернулась и с благодарностью взглянула на того из незнакомцев, что назвался непривычным, очевидно, нездешним именем – Эрни. Медленно, обрывками доходили до сознания Эсхель слова подруги. Стало быть… им и вправду бояться нечего?- она как будто всё еще не смела в это поверить. Опасность… угроза погибели, все те ужасы, которые ее воображение успело нарисовать в тот краткий миг, когда они были обнаружены, вдруг обернулись… спасением? - Тише ты… Ах, Боги… у меня голова кругом идет,- пробормотала Эсхель, пытаясь объяснить подруге свою внезапную оторопь – напряжение последних минут давало себя знать,- я… чепец… потеряла, кажется. - Ну наконец-то,- радостно отозвалась та,- хоть два слова внятных! Я уж перепугалась, что ты и вовсе дара речи лишилась! Отыщем сейчас твой чепец!- она снова обернулась на мгновение и взглянула на нового знакомца, уже с мольбой,- Ты только очнись!- продолжала она, обращаясь к подруге,- Очнись, пожалуйста, и послушай меня, наконец! Бояться нам некого, я их знаю! - Откуда?- хотела было спросить Эсхель, но подруга снова обернулась, ища глазами нового знакомого, что нырнул в темноту леса, туда, откуда только что выбралась Эсхель. Эсхель, вслед за подругой, проводила незнакомца взглядом. «Ах, Боги… но как это возможно?- глядя на подругу, подумала Эсхель,- Неужели они… по всему видно, господа благородные, вот так запросто… снизойдут, да и подвезут нас? Нас, простых смертных… простолюдинок… пусть и свободных, да ведь в королевских землях все свободны! А только нас это выше крепостных-то не ставит. Те на господ работают, а мы, ежели ремеслом заняты, подати платим… И чтобы они, господа… снизошли?» Помощь пришла, но пришла откуда не ждали… откуда никогда, с самого Миросотворения, верно, не приходилось простому смертному ждать ее – от благородных господ. Оттого и происходящее вокруг, удивительное, невозможное, казалось Эсхель странным, настораживающим сном. - Ты поедешь вместе со мной?- возвратившись, спросил Стэрну Эрни, словно и вправду оба были давно и хорошо знакомы. - Поеду!- весело, без малейшего сомнения отвечала та,- Благодарю!- добавила она тут же, вместо всегдашнего своего «спасибо» и протянула руку, чтобы забрать белесый комок ткани из его рук. «Будто пламя между ними вспыхнуло…»- вдруг мелькнула у Эсхель одна из тех странных мыслей, что любили сбываться вне зависимости от того, хотела она того или нет. Мелькнула и напугала Эсхель своей внезапностью. - Пойдем-ка, не трусь, я тебя кое с кем познакомлю,- Стэрна, смущенно комкая в ладонях, как показалось Эсхель, какую-то тряпицу, вернулась к подруге и, с силой потянув ее за руку, подвела к незнакомцам. - Это Эрни,- сказала она, улыбаясь так, что, казалось, лунный свет тут же превратился в солнечный,- а это его брат, Рэн. Он у нас в гостинице не раз останавливался,- Стэрна столь многозначительно посмотрела на подругу, что Эсхель, несмотря на еще не слетевшую с нее оторопь, наконец, догадалась: «А, стало быть, вот и он… тот самый… постоялец…» - А это Эсхель, моя лучшая подруга.- прощебетала Стэрна и, обернувшись к подружке, сунула в руки Эсхель ту самую тряпицу, только что отданную ей новым знакомцем,- Можешь на «ты» называть их, они с севера,- пояснила она тут же,- из Слайна, а там на «вы» друг к другу не обращаются, как и в Селейне. - Когда ж ты всё это вызнать успела?- удивилась Эсхель и чуть менее недоверчивым, но по-прежнему, настороженно-внимательным взглядом смерила обоих всадников. Вопрос ответа не требовал. Эрни, как ей показалось, был моложе брата – насколько можно было разглядеть человека в лесу, ночью, при лунном свете: «Не старше двадцати двух – двадцати пяти лет... И росту в нем… Один кейте и, верно, одна, а то и все две ладони сверху...» - отметила про себя Эсхель. (*кейте, он же рост – мера длины, около 170-180 см) Между ним и Стэрной чувствовалось какое-то неуловимое сходство, если не сказать – сродство, то самое, что так заметно в уроженцах одной страны, нечаянно встретившихся вдали от дома: те же светлые волосы, чуть курносый нос, озорные глаза, в темноте их, конечно, не разглядишь, но наверняка светлые! Как и Стэрна, он был невероятно красив, пусть и какой-то своей особенной, северной красотой, столь разительно отличающейся от красоты южной. Задорный, с хитринкой, взгляд его был полон нетерпеливого любопытства, отваги и жажды приключений. То, был взгляд беспечного, молодого, любящего – и при том не без взаимности! – жизнь человека, обаяние и улыбка которого способны были растопить любое, даже самое холодное, женское сердце. «Глаза счастливца, любимца Богов… Везунчика… Боги!- молнией сверкнула вдруг мысль и Эсхель еще шире от изумления распахнула глаза,- Неужто сбылось нынче ее предсказание?! Да так скоро?! Ах, Боги!» Растерянно теребя в руках стэрнину тряпицу, Эсхель исподлобья взглянула на второго всадника – Рэна, «того самого», о котором Стэрна так много рассказывала ей в последнее время. «Лет двадцати семи – двадцати восьми… может быть, тридцати даже, но вот взгляд...»- Эсхель так и не поняла толком, что именно увидела в этот миг в его глазах: волю ли, нрав ли? Жизненный ли опыт? Утраченную надежду? Пронесенную через долгую жизнь печаль? Тяжелый груз прожитых лет? Несколько секунд – прежде, чем она снова, к стыду и ужасу своему спохватилась, что стоит здесь, перед мужчинами, да благородными к тому же, простоволосая, без чепца! – они смотрели друг другу в глаза, и обоим отчего-то показалось, что мгновение это, затянулось дольше обычного. Его странный, напряженный, долгий, будто пронзивший ее насквозь взгляд, Эсхель запомнила навсегда. «Высоченный… и то правда… и был бы он на брата похож, когда б не глаза…»- заметались и вдруг замерли, оторопев, мысли, точно так, как и сама она несколько минут назад. Глаза у него – глубоки и внимательны… Не такие как у брата – нет в них того веселья… Черты лица благородны… и ямочка на подбородке… Пожалуй, красив, права Стэрна. Но не Черноглазый принц, конечно… Волосы светлыми не назовешь – казавшиеся здесь, в лунном свете, темными у корней, они, по северному обычаю стянутые на затылке в хвост кожаным ремешком, постепенно теряли цвет, становясь серебристыми к концам, будто выгоревшие на ярком солнце. Выбритые виски – на северный, если не сказать, селейнский, лад… В бледном свете луны всё казалось серым, однако такого цвета волос – Эсхель могла в том поклясться! – никогда здесь, в Кадоре, она не встречала. «Должно быть, это и есть тот самый пепельный оттенок, который, как говорят, встречается лишь у северян из края вечной зимы… И глаза у него наверняка тоже светлые, как и у брата, голубые или… синие, кажется, Стэрна говорила мне... Ну, ни дать ни взять – настоящий селейнец!- потрясенная этим предположением, она содрогнулась и почувствовала, как холодок пробежал по спине,- Прямо как в книгах о них написано. И откуда ж только он такой взялся?! Если б еще в меха одет был, то…»- Эсхель не закончила мысли – их взгляды, на мгновение ускользнув друг от друга, снова пересеклись. Да, верно, что-то совсем взрослое, не задорно-юношеское, как у брата, накладывало свой отпечаток на его облик… «А всё же видно, что родственники… и что он старше. Ах, да, это же всё глаза… взгляд…» Именно этот взгляд, внимательный, чуть усталый, утративший юношескую беспечность, и оттого, должно быть, в сравнении с братом, казавшийся суровым и холодным: «Будто лед или покрытая инеем сталь на морозе…»- отчего-то пришло Эсхель на ум,- взгляд человека многое повидавшего и многое оставившего позади, выдавал в нем старшего. Не выдержав, Эсхель, смущенная, опустила глаза… и в ту же минуту почувствовала, как кровь пуще прежнего прилила к ее щекам: тряпица, что небрежно комкала она теперь в руках, оказалась ее чепцом! «Ах, Боги! Ну за что этакий позор мне?!» Она снова робко подняла глаза, чтобы снова на миг поймать, повергающий ее в трепет, взгляд незнакомца, и снова, не выдержав, опустив глаза долу, кое-как собрала волосы и натянула на голову проклятый чепец… О, этот взгляд… Он смутил ее, будто в самую душу ее проник… Однако тут же, сквозь смущение и стыд оттого, что ненароком довелось ей показаться перед мужчинами в неподобающем виде, проступила и вовсе странная мысль: «Но… лицо его… лицо-то мне как будто знакомо… точно виделись мы… Разве это возможно?! Разве могла я видеть его прежде?» Еще более удивляло и настораживало, пожалуй, то, что одежды незнакомцев, назвавшихся родичами, были различны: «Будто из разных краев пожаловали.» Если Эрни и вправду можно было принять за скромного небогатого дворянина из Южного Слайна, то брат его был одет иначе. Никогда доселе не видела Эсхель на Побережье таких одежд. Теперь-то она понимала, что именно так поразило Стэрну… И будто по волшебству, откуда-то из глубин памяти всплыло слово «тэрэ», снова напомнившее ей о Селейне… «Длинный кафтан, расшитый серебром, бисером и самоцветами,- вспомнила она, читанное в книге, стараясь сверить запомнившееся с тем, что видела нынче перед собой,- Одет он богато… и кафтан его, кажется, и впрямь серебром расшит, разве что поскромнее – каменьями-то не блещет… Но и то верно, что каменьям во дворцах место, а не на проселочных дорогах…» Любопытно-настороженный взгляд ее скользнул ниже, до самых его сапог. Теперь ее глаза, выхватывая поочередно черты схожие и различные, старались отыскать то, что подтвердило или опровергло бы ее предположение. Его кафтан, надетый поверх новенькой блестящей кольчуги, был и в самом деле похож на селейнский тэрэ… Кольчуга, по обычаю северян, у самого сердца украшенная серебряной звездой, мало походила на южные… Да и сама звезда южной не была! «С семью лучами! Разве в Южном Слайне принято носить этакие?- усомнилась Эсхель, в отличие от беспечной своей подруги, легко поверившей рассказу молодцев о том, что явились они из Слайна,- Слишком уж красиво и необычно… для наших краев… И меч у него, длинный, тоже поди не наш… Но неужто северный?- о стали она, как всякая деревенская девчонка, знала немного и больше со слов мальчишек, завистливо поглядывающих на проезжавших по тракту королевских всадников и стражей,- Это не наш, дейнский, эки, и не короткий дхарр Дальнего Юга. Да кто ж он такой?! Разве могут они оба быть из Слайна? Нет… нет, он, должно быть, северянин, чужак! Враг! Как ему верить?! Что-то тут не так…» Она уже почти уверилась, что перед ней – чужестранец, а вовсе не прибывший из северных провинций благородный господин, однако память вдруг услужливо напомнила ей о том, как, влюбленный в нее, Рузи пересказывал отцовские байки о путешествиях и увиденном в чужих краях. Упоминал Рузи и о северянах: «А носят они кольчуги, тяжелые, с серебряным солнцем на груди, чтоб сердце защитить… Солнце это, говорят, иной раз и удар копья выдержать может…» «Солнце…- она вздохнула, и не без облегчения,- Солнце, не звезда…» Дрожащие пальцы ее тем временем, будто нарочно медлили, мучительно пытались завязать потуже тесьмы чепца: не хватало еще чтобы он снова слетел да волосы разметались! Эсхель еще раз украдкой взглянула на старшего незнакомца… и снова чуть дольше положенного задержала взгляд на его кольчуге и звезде на груди: «Да, так и есть… нет у него никакого солнца! Звезда только…- у Эсхель будто камень с души свалился,- Стало быть… и вправду из Слайна он? Не чужестранец! Наш? Пусть и не такой, как те, кто тут, в Кадоре, живет, но наш? Надо бы расспросить кеару о Слайне… Она столько всего знает!» Дрожь в руках, наконец, удалось унять. Завязав под подбородком тесьмы чепца, она растерянно оглянулась. К ее огромному разочарованию, безрассудная отчаянная Стэрна уже сидела на коне вместе с Эрни, улыбаясь и, время от времени, тихо, неразборчиво, о чем-то с ним перешептываясь. Остановить подругу, предупредить, отговорить ее от опасной поездки со столь странными, пусть и немного знакомыми ей, попутчиками, у Эсхель больше не осталось решительно никакой возможности. - Эсхель!- озорно крикнула ей Стэрна, будто и не было вовсе этого страшного пути через лес, этого бега и тьмы на обочине дороги,- Ты там к земле примерзла?- тут она и вовсе расхохоталась,- Скоро вы там? Мы поехали! Догоняйте! Эрни пришпорил коня, Стэрна взвизгнула, засмеялась звонче прежнего, и оба мгновенно исчезли за ближайшим поворотом. - Поедем?- то ли это был вопрос, то ли утверждение? Эсхель так и не поняла и, потупя взор, лишь вынужденно кивнула в ответ. Однако голос его, показавшийся ей приятным, звучал спокойно, если не сказать успокаивающе. - Вижу, я не внушаю тебе доверия,- также скорее утверждая, нежели предполагая, чуть усмехнувшись, заметил он на чистейшем кадорском, будто вырос и не в Слайне даже, а на самом, что ни на есть, Побережье, что тоже несказанно удивило Эсхель – и протянул ей руку,- ты не доверяешь мне, однако поедешь со мной. - Мне не оставили выбора.- сердитым напуганным волчонком тихонько буркнула она, как ей показалось, ощутив в его словах легкий укор: «Может быть, он и вправду человек хороший и ничего дурного не замышляет, а я напрасно боюсь…»- успела подумать она, прежде, чем ее маленькая ручка утонула в его большой ладони. Бережно, но крепко сомкнулись его пальцы вокруг ее кисти. «Не вырваться!»- мелькнула мысль, однако страх внезапно отступил, оставив вместо себя странное, смутное ощущение, что да, прежде они уже где-то виделись. Вот только где и когда? Как ни старалась, она не могла припомнить ничего подобного. Он помог ей сесть в седло и сам, с неожиданной для его роста, быстротой и ловкостью, вскочил следом на круп коня, и они тронулись в путь. - Похоже, они здорово обогнали нас. Не возражаешь, если и мы поторопимся? Не привыкшая к учтивости и чуднОй «книжной» речи, свойственной образованной знати, лишь изредка слышанной ею от кеары: «Но это потому, что прежде она в Столице жила и во дворце служила!» - Эсхель отчего-то ответила так, как ни за что не отважилась бы ответить никому из своих, из деревенских… - Нет… Не возражаю. Не по-южному рослая выносливая лошадка припустила вперед ровной и бодрой рысью. Погруженная в свои мысли, Эсхель задумчиво наблюдала, как быстро мелькает теперь по сторонам дороги лес, как движется по небу круглая, будто совиный глаз, луна – всегда впереди – то прячась в кронах деревьев, то вновь из-за них выныривая… Неожиданная, вынужденная близость незнакомца смущала двушку, наводя на мысли о грехе – и как тут было не вспомнить нищенку Ниллин? – ведь никто еще в эту пору, когда она достигла возраста девицы на выданье, не брал ее за талию, пусть и только для того, чтобы посадить в седло. «Грех… грех во тьме совершается…»- весьма некстати зазвучали в ее ушах слова безумной нищенки Ниллин, смутив ее пуще прежнего: ведь что это, если не грех? Да к тому же и ночь вокруг! «Это помощь,- попыталась было втолковать она сама себе,- а всякое прикосновение, призванное помочь, спасти – не грех… Вон ведь тонущих из воды вытаскивают… Но… я ж не тонула! А мы так неприлично близко… И он… мужчина, взрослый, чужой… не родич даже, а одним Богам ведомо кто! А я перед ним простоволосая стояла и глазами битый час хлопала,- с ужасом вспомнила она,- будто Боги в наказание меня разума лишили! Нет бы сразу чепец надеть!» Но что же было делать? Теперь, когда иной помощи более ждать было неоткуда. Неужто соскочить с лошади и пешком пойти? В то время как где-то далеко впереди заливисто и громко, на весь изумленный сонный лес, нечасто видевший подобное, по-прежнему смеялась в ночной тишине ее подруга, никакого греха, кажется, и вовсе не боявшаяся… «Или до того уверовала она в предсказанное ей счастье, что о всяком грехе тут же и позабыла? Нет, нет… уж лучше пусть это помощью будет. Ведь не целует же он меня в самом деле!»- эта мысль, принесенная не иначе, как нечистым духом из самой глубины ночи, вогнав ее в стыд, снова заставила щеки вспыхнуть так, что Эсхель тут же возблагодарила Богов за то, что вокруг царила та самая ночь, покрывающая грехи человеческие. За одним из поворотов они, наконец, нагнали Эрни и Стэрну. Стэрна уже не смеялась. Эрни пустил коня шагом. Они ехали не спеша и негромко, но оживленно, о чем-то беседовали. Рэн намеренно придержал коня, чтобы не мешать их беседе. Несколько минут они с Эсхель ехали молча, нарушая тишину ночи лишь глухими однообразными ударами копыт. - Откуда ты родом?- этот простой, но неожиданный вопрос Рэна заставил Эсхель растеряться. «Кто он такой? Зачем ему это? Должна ли я отвечать?»- успела подумать она, как вдруг, ее язык опередил мысли. - Разве это имеет какое-то значение?- не слишком учтиво по отношению к благородному ответила она вопросом на вопрос, стараясь держаться отчужденно, однако голос отчего-то дрогнул и ответ прозвучал вовсе не так холодно, как ей нынче хотелось бы. Но едва слова ее растаяли в сумраке ночи, она тут же испугалась собственной дерзости: а ну как он это оскорблением сочтет, да и ссадит ее с лошадки? Он, однако, не стал настаивать на ином ответе. И отчего-то, как она вскоре убедилась, вовсе не счел себя оскорбленным. Прошло еще несколько тягостных и тревожных минут тишины. - Эсхель, прости мне мое любопытство,- снова спросил ее Рэн, но уже не на кадорском, а отчего-то на классическом дейнском,- Скажи мне, пожалуйста, как звучит твое полное имя? Эсхель, еще не успевшая удивиться тому, что он говорит на классическом, неожиданно для самой себя выпалила: - Dar tu'е en Haesseline,- и тут же поймала себя на мысли, что кеара, должно быть, осталась бы довольна ее ответом. (* «Мое имя – Эсселин») - Ты говоришь на классическом? На Побережье редко теперь говорят на этом языке.- удивленный, заметил странный незнакомец, отчего-то теперь всё отчетливее казавшийся ей давним знакомцем. - Меня обучила кеара.- поспешила объяснить Эсхель, тут же вспомнившая, что хвастать своими знаниями кеара ей строго-настрого запретила,- в этом нет ничего особенного, книги-то всё равно… по-прежнему на нем пишутся. - Кое-что необычное в этом всё-таки есть,- возразил он, как ей показалось, несколько задумчиво,- Нечасто в здешних местах встретишь юную девушку владеющую классическим дейнским и державшую в руках книги… «И поющую селейнские колыбельные в самом сердце Кадора,- добавил он мысленно,- Так вот ты какая… Эсхель… воспитанница Дил… Малышка действительно выросла…» Эсхель вдруг поняла, что попалась. Одно дело проболтаться подруге, почти сестре… и совсем другое – незнакомцу, которого видишь впервые… не говоря уже об обстоятельствах этой встречи! «Или не впервые?»- она уже ни в чем не была уверена… А ведь кеара предупреждала ее! Но ей так хотелось хоть раз в жизни перекинуться с кем-нибудь пусть даже парой слов на классическом и всеобщем! А тут вдруг повод… и она позабыла обо всем. - Я… на самом деле, не очень хорошо его знаю,- тут же принялась оправдываться она, неловко пытаясь исправить свою оплошность. - Не оправдывайся,- поняв ход ее мыслей, ответил он на классическом,- Я вижу, что ты недурно владеешь классическим дейнским. Но если это секрет, то я не выдам тебя. Можешь мне верить.- и без лишних предупреждений перешёл на всеобщий,- А что насчет всеобщего? Говоришь ты на нем? - Aeu,- нехотя буркнула Эсхель, признавая, что он ее раскусил,- Aeyr du illu-uatare. (* «Да, я владею всеобщим») - Жаль, что применять эти знания тебе здесь негде и говорить особенно не с кем… А всякий язык без применения забывается и довольно быстро.- заметил он,- Но тебя, как я вижу, обучал достойный учитель. «Вместо упрощенного «ir» она использует классическое «aeyr»- подумал он и не смог сдержать улыбки,- Дил, наверняка запрещает ей пользоваться всеобщим, где бы то ни было кроме дома. А поговорить-то хочется…» Что верно, то верно – оттого она и попалась так легко. Ей оставались только редкие книги да разговоры с кеарой Дил… И что, в самом деле, такого в том, что помимо родного кадорского она знает еще два языка? Отчего кеара всякий раз напоминает ей, чтобы она не показывала никому своих знаний? Да, едва ли кто из простых жителей Побережья говорит на классическом, но не так-то уж и далеко от него ушел кадорский говор. А всеобщий здесь и без того, хоть и немного, но многим знаком. Взять хотя бы Ханту с ее постоялым двором! Она вполне способна спросить на всеобщем: «Что вам угодно?»- и сообщить гостю, сколько стоит кружка пива. И всё же. Что теперь делать? Она попалась. Он знает о ней больше, чем следовало бы знать незнакомцу… или нет? Не важно. «Можешь мне верить.»- так он сказал. «Да кто ж он такой? И почему это я должна ему верить?- думала она, раздосадованная и смущенная,- Почему именно ему? И зачем ему знать, кто я, откуда и на каких языках говорю?»- спрашивала она себя, чувствуя, что в этой невинной, на первый взгляд, беседе рассказала о себе незнакомцу куда больше, чем знает о ней ее лучшая подруга, почти сестрица. Это настораживало ее. Как, однако, ловко он ее поймал! Но страха уже не было – может быть, потому что этому незнакомцу и вправду можно было верить? *** На окраине Кади их встретила толпа взволнованных жителей поселка, вооруженная факелами, вилами, кольями, ножами, топорами и прочим крестьянским скарбом, способным сгодиться вместо недоступной простолюдинам настоящей боевой стали. Едва стемнело и девушек хватились матери, ватага деревенских мальчишек во главе с Рузи отправилась в Кеси к стэрниной тетке, где выяснилось, что девчонки отправились в Селль еще утром, но до заката так и не возвратились. Трактирщица Ханта, не на шутку беспокоясь о судьбе дочери, которую никогда дальше, чем на локоть, от себя не отпускала, тут же дала волю воображению и предалась самым пугающим мыслям. Поднятый ею переполох и всеобщая тревога с наступлением ночи только усилились – девушек принялись искать и в лесу, и в Холмах, и в воде, и на берегу… Увидев Стэрну и Эсхель живыми и здоровыми, толпа облегченно вздохнула, однако, скорее из любопытства, нежели от беспокойства, всё же сочла нужным проводить девушек и их благородных спутников до ворот постоялого двора Ханты. Рэн помог Эсхель спешиться и Дилленна, ее кеара, наконец, пробившись сквозь возбужденно гудевшую толпу селян, бросилась к воспитаннице. - Эсхель! Боги!- только и прошептала она, обнимая Дочь Веры. - Кеара… ты беспокоилась обо мне… прости! Прости, пожалуйста! Мы… мы случайно…- тут же пустилась в оправдания Эсхель. Родители Стэрны тем временем заключили в объятия единственную, горячо любимую дочь. Однако Стэрна, уже значительно осмелевшая и основательно подзабывшая, какого страха натерпелась чуть менее двух часов назад, со свойственной ей бравадой заявила родным: «Зуб даю, что вы весь этот шум подняли!» - Ты и нас пойми, дочка, мы ж перепугались!- возразил ей отец, заодно припомнив непокорной дочери их с братьями детские шалости,- Ночь давно, а тебя ни у тетушки, ни дома нет! А ежели бы случилось что… Лес… ведь он не сад соседский! А ведь и в тот порой лезть опасно! - Но я ж говорила, что припоздниться могу! И что вернусь вечером…- почуяв возможность избежать наказания, заявила блудная дочь, довольная поднявшимся вокруг шумом. - Ах, дочка, в экую даль вас понесло… да одних! А там-то ведь всякое могло случиться!- Ханта бурно разрыдалась и принялась упрекать дочь в бессердечии. Толпа, немедленно дав волю негодованию, тут же отвлеклась на эту семейную ссору и, плотным кольцом обступив несчастную мать и ее непослушное, но столь очаровательное, дитя, сгрудилась у ворот. Дил, Эсхель и ее спутник, оказавшись в стороне, никем не замеченные, отошли в сторону от ворот трактира. - Где же вы отыскали их?- без положенного поклона и лишней учтивости, торопливо спросила Дил незнакомца на кадорском, будто уже заранее знала, что тот говорит на нем. Это несколько смутило и озадачило Эсхель, однако она тут же списала это на охватившее восприемницу беспокойство. - Не доезжая Кеси.- отвечал незнакомец, ни словом, ни жестом не упрекнув Дил столь за дерзкое, неучтивое обращение к благородному господину. Словно были они не только знакомы прежде, но и водили дружбу, будто равные! - Ступай в дом, Эсхель,- вдруг сказала Дилленна воспитаннице, с той самой звенящей в голосе сталью, с какой прогоняла она заплутавших пьяных постояльцев Ханты от собственного забора. Приказ не подразумевал возражений. Растерявшаяся, Эсхель захлопала глазами, будто усомнившись, что кеара обращалась теперь именно к ней – она и припомнить не могла, чтобы ее восприемница, прежде говорила с ней столь сурово… по меньшей мере в последние пять лет, со времени возвращения в Кади. Но нынче в голосе кеары ей ясно слышались не столько тревога и недовольство, сколько намек на то, что дальнейший разговор Матери Веры с приезжим вовсе не предназначен для ее, Эсхель, детских ушей. - Кеара…- пролепетала вдруг Эсхель, пытаясь на свой лад внести ясность,- Ты не сердись… не сердись, пожалуйста! Они нам ничего дурного не сделали! Напротив… помогли! Мы сами виноваты… не подумали наперед, оттого и задержались… Рэн не смог сдержать улыбки: «Милая недоверчивая девочка, пытается защитить меня от грозной Дил». - Эсхель,- опомнившись, повторила Дилленна уже значительно мягче,- ты неверно меня поняла,- и улыбнувшись добавила,- беги домой, ты проголодалась, верно… а я скоро вернусь и ты всё мне расскажешь. Простившись с незнакомцем, смущенная, Эсхель нехотя, оглядываясь на каждом шагу – не идет ли за ней кеара и не следует ли теперь подождать ее? – уныло побрела по дорожке в сторону дома. На полпути она остановилась и, обернувшись, вдруг увидела мрачного понурого Рузи, поджидавшего ее за кустом сирени. Наблюдая за возлюбленной из своего убежища, он желал бы, но в то же время не решался выйти и заговорить с ней при ее восприемнице и уже знакомом ему постояльце трактира Ханты. Однако теперь, заметив, что Эсхель одна, уличенный, он вышел на тропинку и взял девушку за руку. - Эсхель, где вы были?! Кто он такой?!- потребовал ответа мальчишка. Потребовал, как ей показалось, столь дерзко, словно она уже дала ему обещание и дело было за малым – уговорить ее кеару благословить их. Это было и вовсе некстати и потому вдруг разозлило ее. - Оставь меня в покое, Рузи!- неожиданно резко для себя самой ответила она другу детства,- Я нынче и без того устала! А тут еще ты со своими дурацкими расспросами, будто я уже жена тебе! Рузи хотел было удержать ее, однако Эсхель, вырвавшись, бегом припустила к дому. У самой калитки она зачем-то снова обернулась и взглянула на Рузи, обиженно смотревшего ей в след, и кеару, как ей показалось, взволнованно о чем-то беседовавшую с загадочным стэрниным постояльцем… «С Рэном…- вспомнила она его имя,- Или же его уместнее господином Рэном звать?» - Спасибо, Рэнеа,- не успела Эсхель уйти, как едва различимым шепотом, так, что случайному свидетелю их беседы могло показаться, будто она беззвучно шевелила губами, Дил поблагодарила, сына подруги. Толпа любопытных, устремившихся было во двор вслед за Хантой, ее мужем и непокорной дочерью, тем временем, начинала редеть. Вздыхая и бурча себе под нос, что молодежь нынче пошла дерзкая и вовсе несносная, старики, шаркая и охая, неспешно поплелись по домам. Молодые, напротив, уходили посмеиваясь, а то и вовсе подначивая друг друга. - Ишь ты! Благородные их, стало быть, сыскали! Сжалились… подвезли! Да где ж это видано, чтобы благородные простолюдинок жалели? А может и не пропадали они вовсе? Иль вовсе не там пропадали, где говорят… А? А что? С этаким-то красавчиком, отчего б и не задержаться по лесу гуляючи? Я б и сама с таким хоть в лес, хоть в поле,- задорно расхохоталась, выбравшись из толпы, молодая вдова Ярелин, дразня нового своего жениха, что тут же насупился,- Эх, жаль только не позовет он меня… Он всё на Стэрну глядел, глаз оторвать не мог! Сам-то из благородных, а всё на смертненьких тянет! У меня глаз верный!- заметив хмурый взгляд будущего мужа, добавила она,- Уж помяни мое слово. Увезет он ее. Стэрну-то! Чует мое сердце, увезет! Я не я буду, ежели не увезет! А уж сколько дураков в тот день слезы прольют, а дурочек обрадуется… Ух! А коли не увезет он ее… так я сама за него примусь! - Дура ты, Ярхель,- только и буркнул в ответ жених, в то время, как она, хохоча припустила от него, бесстыдно приподняв подол и нижнюю рубаху, обнажив икры,- Смотри у меня! Дохохочешься! Вот не приду я в Храм, как уговаривались…- пригрозил он той, с которой собирался обручиться через неделю,- И будешь стоять там, одна-одинешенька, да краснеть, будто щеки свеклой натерла!- и тут же бросился догонять дерзкую суженую. Дил покачала головой, проводив парочку чуть насмешливым взглядом. Долго беседовать с незнакомцем на глазах у соседей она опасалась. Стэрна с родителями и Эрни, пустивший в ход всё свое красноречие, чтобы защитить красавицу от материнского гнева и успокоить Ханту, скрылись за дверями постоялого двора. - Кажется, Стэрна сегодня наказана не будет,- шепотом заметила Дил, время от времени умолкая, улыбаясь и кланяясь соседям, проходившим мимо и не без любопытства оборачивавшимся на них,- Боги! Я ни за что не узнала бы Эрни, повстречай я его без тебя! Мальчик вырос. Но каков! Успокоить Ханту дорогого стоит! - Ты тоже, надеюсь, не будешь слишком строга сегодня к Эсхель.- ответил Рэн. - Даже не знаю, что и сказать тебе на это... Они солгали.- возразила Дил, которой и в самом деле не хотелось нынче наказывать воспитанницу,- Обманом в Селль удрали. Пожалуй… только если и ты попросишь за нее,- она рассмеялась,- Всё обошлось… беды не случилось. И это уже само по себе счастье. - Тогда, считай, что я попросил тебя за нее. Она была очень напугана, когда мы их отыскали. Довольно с нее на сегодня. - Хорошо.- согласилась Дил и с досадой подумала: «Ах, Боги! Здесь, на виду, даже парой слов перекинуться нам нельзя… А если есть новости?»- Ты надолго в наши края?- спросила она, оглянувшись, и, снова завидев приближающихся соседей, добавила нарочито, растерянно протягивая Рэну горсть медных монет,- Даже и не знаю, ваше высокоблагородие, чем и отблагодарить вас нынче… мы с дочерью бедны… Рэн, для вида же, отмахнулся, будто она и в самом деле желала нынче отблагодарить его за спасение девочки, отдав ему последние медяки. - Я – нет. А брат останется здесь.- тихо сказал он,- Оберегать вас. «Пока всё не будет готово…- догадалась она, не сумев сдержать вздох облегчения,- Но хоть кто-то из своих теперь будет рядом…» - Хорошо. Ты знаешь, где меня найти. До встречи.- прошептала она и поклонилась ему, словно незнакомцу, едва удержавшись, чтобы снова не задать ему самого гнетущего ее вопроса. «Если б были новости он нынче же дал бы мне знать…- она вздохнула,- Нельзя, нельзя, чтобы заподозрили нас, чтобы вызнали, что мы давно знакомы,- напомнила она себе,- Наш разговор должен остаться беседой чужих друг другу людей, пусть даже я и благодарна ему за спасение дочери…» - Эве, сударыня Дил.- коротко ответил ей Рэн, прежде, чем вслед за братом возвратиться в гостиницу.