Diablo

Залезаю на крышу — стараюсь быть к Богу ближе. Он мне снился сегодня, просил не сгорать так рано. Я сказал ему: «То не ожоги, а просто раны. Мне не больно светить, ты увидишь, спустись пониже» Мне не сложно дарить себя людям, я бесконечен. Я целуюсь с дождем в подворотнях бессонных улиц. Я быстрее ножа, только, жаль, не быстрее пули. Ветер думал прикрыть, но ему, как известно, нечем. Саша Бест

Ходя по земле из века в век, они очерняли и забирали людские души. Ненависть была столь велика, что, идя вперёд, и один, и второй только забирали, ничего не давая взамен. Ведь все, кроме них, не достойны и не должны что-то от них требовать, и лишь стоящие выше имели на это право. Однако будь их воля — всех бы свергли, заставили себе подчиниться. Тщеславные, эгоистичные и жадные, друг на друга похожие, словно зеркальные отражения, но не внешностью — душой они были идентичны. Воспоминание первой встречи у обоих до сих пор хранится в отдалённом, нетронутом тьмой уголке души. Авейр Мойр — имя того человека, душу которого они по ошибке должны были оба забрать. Для одного это воспоминание льдяного взгляда, длинных и пушистых ресниц, светлых локонов, что аккуратно вьющимися концами лицо обрамляли. Это запах дальних равнин, леса и персиков. Это веяние свободы и власти. Для другого же — провальная чернота глаз, что в свои недры все души заволакивала. Обволакивающий кипарис, мускат и хвоя. Но одно на двоих они разделяли — шелест перьев ночного мрака и холод неживого, пустота адовых пропастей. Все мгновения пред глазами пролетали, но столь обжигающего притяжения ни один из них ранее не испытывал. Неизведанное увлекало. Они, словно дети, заново жить учились, ломая и вновь выстраивая, осторожно друг за другом шли, помогая, обходя все преграды. Любили, тяжело в этом признаться, но действительно любили. Плотоядно и страстно. Любовь, бывало, спасала из мрака, жизнь новую давала, и только в их случае она всё глубже обоих на дно утаскивала. И один, и второй захлебнулись теми чувствами, что дала им эта любовь. Истерзанные, они отталкивали друг друга в попытке выжить, но, не выдерживая разлуки, вновь тянулись и вновь умирали. Однако высшие адовы существа не могли ведь погибнуть? Ложь. Пока демоны на себе не прочувствовали столь сильные чувства, тоже так думали, за что в конце поплатились. Верховные всадники вызвали обоих на суд за непозволительные чувства, за неповиновение. Одного они решили заключить под стражу, чтобы тысячелетнее заключение иссушило всё, что в нём было, а другого спустили обратно на Землю, лишив сил и сделав из него низшее существо, которое он так презирал, — человека. Оба бессмертных, но без друг друга мёртвых тосковали в разных мирах без необходимых прикосновений, взглядов. Нарушив завет, они так горевали, так мечтали о смертной неге и воссоединении. Ставший человеком не выдержал, попытавшись пробраться в ад к любимому, но оказался пронзён клинками стражников, что стояли у врат преисподней. Нет, он не погиб, а лишь уснул глубоким сном, что длился десяток лет. Года сменялись друг за другом. Связь всё больше и больше утончалась, и лишь некоторые клочки этой нити остались целыми. Время шло быстрее. Эпохи менялись, а он так же спал неизменным, тем же молодым и прекрасным. Треск, что проходил через всё тело. Связь оборвалась, и заключённый в недрах ада обратил весь свой гнев на собратьев. Он не чувствовал своего любимого и потерял связь с реальностью, даже спустившись на землю, не нашёл его. Сменявшиеся эпохи превратили его в монстра и самого ожесточённого душегуба, для которого не было ничего прекраснее, чем конец, который пах персиками и лесом. Его конец был его любовью.

***

Дождь накрапывает мелкими каплями. Кажется, даже идущие у него на пути люди не замечают его, словно он невидимый. Или же всё дело было в мешковатых одеждах и низко натянутом капюшоне? Впрочем, без разницы. Тэхён сворачивает с главной дороги и, пробираясь по узким закоулкам, тихо насвистывает незатейливую мелодию. Он хрустит сухими листьями под ногами и ловит лицом капли, что разбиваются каждый раз, как сталкиваются с кожей. Пусто. На душе скребут кошки, будто бы Тэхён что-то упустил в своей жизни. Только что? Всё, чего ему хотелось, он уже получил: счастье близких и их благополучие, любовь родителей и прекрасного альфу, что ценит и относится к нему с уважением. Это был действительно хороший человек, с которым можно поделиться страхами, который поддержит и всегда будет рядом. Осуждения или какого-то непонимания у них никогда не было. Как и взрыва чувств. С ним омега чувствует себя спокойно и комфортно. И этого должно быть достаточно, но нет. В сердце неизменно образовывается всё более глубокая пустота, а Тэхён с этим ничего поделать не может, лишь оттягивает момент, когда он с головой провалится в эту пустоту. Без остатка и конца. Многие его, наверное, упрекнули бы за то, какой он глупец, раз так недоволен своей счастливой жизнью. Родители растили Тэхёна подобно цветку: поливали, когда нужно, срывали сорняки и искренне любили. У Кима были верные друзья, что горой за него готовы стоять, которые прошли с ним нога в ногу многие годы. В двадцать два быть таким самодостаточным, зрелым и счастливым, казалось, просто непростительно. И ведь правда. Другие в его возрасте только с колен начинают подниматься, как-то себя реализовывать, а у него уже есть всё, чего ему когда-то хотелось: дом, работа, супруг. Тэюн уже начинает настаивать на детях. Не сказать, что омегу это удивило, но он был пока не готов, хоть и обещал подумать. Всё это казалось чем-то неправильным, чем-то таким, что не принадлежит ему. Совсем чужим. — Прошу прощения, — от резкого столкновения Тэхён чуть не рухнул на асфальт, если бы не крепкая рука на предплечье, что удержала хрупкое тело омеги. Он поднимает взгляд на высокого, статного мужчину, в глазах которого царила ночь, а блики солнца перевоплотились в бледные звёзды. Фигура его была облачена в чёрный костюм и песочное пальто из кашемира, а на руке красовались массивные часы от Breguet. Как никогда кажется странным встретить такого альфу в каком-то из ветхих переулков. В голову начинают лезть странные мысли, вынуждающие парня поспешить покинуть это место и вновь выйти на главную дорогу. — Эм-м, ничего страшного, всё в порядке, — Ким немного ведёт рукой, высвобождаясь из чужой хватки. Мажет ещё раз глазами по его лицу и чувствует что-то отдалённо знакомое и родное. В воздухе витают едва уловимые нотки кедра, апельсина и табака. Не та смесь запахов, что Тэхён предпочитает, но почему-то она очень чётко и будоражаще врезается в память. Это было словно предательство организма и разума, дрогнувшего от этой близости. Нет. Как бы его ни утягивали в болото эти мерцающие провалы, парень не мог так слепо следовать своей сущности. Нужно немедленно убираться отсюда и от этого незнакомого альфы. Неловко кивая мужчине, он проходит мимо, неосознанно ускоряя свой шаг и сильнее натягивая капюшон, слетевший в момент столкновения. Но, успев преодолеть не больше пары метров, Тэхён слышит, как его окликают. Изо рта вырывается судорожный выдох. Ким останавливается и слегка поворачивает голову в сторону незнакомца. — Подождите. Не подумайте лишнего и не пугайтесь так, прошу, — лёгкая улыбка освещает его лицо. — Да-да, вы сейчас выглядите так, будто бы нарвались на какого-то преступника, который собирается вас грабить. Я просто хотел поинтересоваться, где здесь находится цветочный магазин. Брови смешно сдвигаются на лице омеги, и становится буквально слышно, как в его голове вертятся шестерёнки. Тэхён поднимает глаза на лицо незнакомца, и губы приоткрываются в безмолвном: «О-о». — Я не думал ничего такого, просто… — немного замявшись, он кусает губу. — Тут так безлюдно, и встретить здесь подобного вам человека немного странно. Я даже не видел, как вы шли навстречу, и столкнулись мы так неожиданно… В общем, ближайший цветочный магазин чуть выше, на углу главной дороги. — Ох, раз так, вам бы не составило труда провести меня до него? Тэхён взирает на него с недоумением. Альфа не был похож на иностранца, который плохо разбирается в местности, и корейский его практически идеальный, только в некоторых словах проскальзывает английский акцент. Может, действительно стоит проводить? Всё-таки ему кажется, что отказ — это немного невежливо. Парень разворачивается к мужчине всем телом и тихо бормочет: — Хорошо. — Я бы так не утруждал вас, но, вернувшись совсем недавно из Канады в Корею, всё же понял, насколько давно не был на родине, — его глаза пробегаются по серым домам и осыпающим свою листву клёнам. — Здесь многое поменялось, и я, кстати, забыл представиться. Моё имя Чон Хосок, — он снимает перчатку с костлявой руки и протягивает её Тэхёну. Ким, немного замешкавшись, всё же касается своей небольшой ладошкой холодных пальцев альфы. — Ким Тэхён. — Очень приятно, — мужчина красиво улыбается. Ким засматривается на данную картину и округляет глаза от незнакомых и странных чувств, которые сейчас испытывает. Что-то похожее на то, когда он приезжает к родителям и впервые за долгое время пробует мамину еду. Утраченное наконец приобретается — вот, что это такое. Что-то столь желанное, но непонятное, из-за чего у него земля уходит из-под ног. Парень отстранённо кивает и, делая шаг вперёд, даёт понять новому знакомому, чтобы тот шёл за ним. Судорожный выдох. Тэхён трёт ткань внутри карманов толстовки и наблюдает за Хосоком периферийным зрением, надеясь узнать, почему же он вызывает в нём такой безумный шквал эмоций. Кто он такой и с чего вдруг так резко возник перед ним? Киму не удаётся полностью погрузиться в мысль, когда всё внутри него стынет, стоит только ему увидеть странный перелив в глазах от кофейного до тёмно-бордового. Рёбра начинают медленно давить на лёгкие, но у него всё равно не получается оторвать взгляд. Чувство самосохранения вопит о том, чтобы не смел отворачиваться, чтобы продолжал смотреть в огонь на дне скручивающихся воронок. И Тэхён прислушивается к нему. Хосок чувствует животный страх парня и наблюдает за тем, как зрачки в глазах напротив запредельно расширяются. Если бы кто-то ему сказал, что Тэхён, когда-то один из самых сумасбродных и гордых демонов, станет его бояться, Чон не то чтобы не поверил в это, он минимально даже представить бы себе этого не смог. Кто бы мог подумать, что его любимый и безумный младший братишка станет таким спокойным и запуганным, словно мышонок. Действительно невероятно. В небе слышится тихий шелест крыльев, что был неуловим для людского слуха. Похоже, за ним пришли. Как раздражающе. Не менее нервирует и то, что, как только демон вернётся, ему прочитают целую лекцию о запрете, который он сейчас нарушает. Хосок подходит ближе, останавливаясь в шаге от Тэхёна. Рука медленно поднимается. Он гипнотизирует его той чернотой, что кроется на дне обсидианов, и ведёт большим пальцем по щеке, нежно оглаживая песочную кожу. — Сейчас мне нужно идти, но я клянусь, что мы ещё увидимся, — ладонь ложится на глаза, что безвозвратно топит Кима в глубоком болоте его же сознания, — ведь мы так и не успели толком поговорить, а я соскучился, mio caro fratello, — шёпот у самого уха. Тэхён настолько вязнет в этих ощущениях, что не чувствует, как ранее лежащая на его глазах рука исчезает. Он оттаивает от ступора только спустя пару секунд, наконец осознавая, что стоящий перед ним мужчина просто растворился. Без следа, словно его и не было вовсе. Ветерок подхватывает светлые локоны волос, унося их в своеобразный танец. Накрапывавший до этого дождь пролил ещё пару капель и полностью прекратился. «Разве это возможно? Просто пропасть посреди дороги?». Небо расчищается от кучевых облаков, являя яркое солнце. Лучики бегут по его фигуре, оглаживая кожу и растворяя весь мрак, что окутал Тэхёна. «Или это была лишь галлюцинация?» — с этой мыслью он быстро доходит до главной дороги и садится в первое попавшееся такси, уезжая подальше от проклятого переулка.

***

По комнате разнёсся оглушительный и злой вопль. Рука остервенело хватает с тумбы лампу, швыряя её в стену. Хрустальные осколки разбиваются вдребезги, разлетаясь по комнате и оставляя несколько небольших царапин на щеке омеги. Юнги всего трясёт словно в агонии. О лёгкие бьются задушенные вдохи и хрипы. Подобно магме, огненная ярость окольцовывает мозг, шипя пеной в его крови. Ещё чуть-чуть — и он точно взорвётся, не оставив после себя совершенно ничего. Глаза пробегают по комнате, ища пути отхода. Дверь вряд ли получится открыть, а значит, покинуть это помещение Мин может лишь через балкон. Хотя почему же совершенно ничего? Хищный оскал ползёт по лицу. За собой он будет влачить дорожку из капель крови, разбитых морд и ярости. Выточенная из мрамора балюстрада скрывает за собой вид на сад и деревянную беседку. Его затащили в дальнюю комнату третьего этажа, и, если Юнги правильно помнит, она как раз была ближе к дороге, чем центр здания, где он был ранее. Конечно, парень может пойти и по другой дороге, не трогая тех, кто перед ним никак не провинился. Однако ему жизненно необходимо выпустить пар, что сжигает бешенством его внутренности. — Я, блять, разнесу всю эту комнату, если ты меня не выпустишь! — крайнее исступление заполняет весь его разум, не давая и шанса прийти в себя. — Ты слышал меня, старик?! Я разнесу её к чертям! С письменного стола летят книги и ручки, а листы, кружась вокруг тонкой фигуры, падают на паркет. Юнги медленно приближается к дубовой двери и, хватая ручки, с силой их дергает — напрасно. У него ничего не выходит и из-за этого, скрипя зубами, он царапает тёмное дерево аккуратными ногтями, ломая их до мяса. Естественно, ему даже и пытаться не стоило, это было пустой тратой времени. Руки сжимаются в кулаки, оставляя на коже розоватые полумесяцы. Так тяжело держать себя в руках, когда его реальность рушится. — Я клянусь, что, когда выйду отсюда, переломаю все ебанные кости в твоём теле, — с крика переходя на низкое шипение. — Я каждый, блять, позвонок тебе пересчитаю, чтобы ты больше не смог ходить по этой земле, — Юнги совершенно не волновало то, какая грязь льётся из его рта о человеке, благодаря которому он сейчас дышит. Ему просто было абсолютно плевать. В ответ следует практически полная тишина. Единственное, что доносится до слуха, — тихий смех и короткая фраза Джильхёна: — Можешь попробовать, если, конечно, сможешь до меня дотянуться. Но, предупреждаю, после этого ты, вероятнее всего, не выживешь, — едкий смешок. — Охрана не будет просто стоять и смотреть, эти люди не любят долгих церемоний и предпочитают всё решать быстро и легко. Щелчок языком. Юнги закатывает глаза и, делая шаги по направлению к балкону, начинает неестественно смеяться. Свет восходящей луны преломляется стеклом окна, благодаря чему радужка растворяется в её бликах словно небо в звёздах. Пальцы отодвигают защёлку, и дверь перед ним открывается, впуская прохладный ночной ветерок. Парень слегка поворачивает голову, громко и ровно говоря: — Плевал я на это, — взгляд отмечает стоящих у колонн двух охранников. Зубы прикусывают нижнюю губу — эта ситуация так будоражит. — Как же смешны твои надежды на то, что меня всё ещё можно напугать. Как будто я до сих пор тот самый маленький мальчик, который когда-то боялся смерти. Которому было что терять. Одна нога преодолевает ограду, оказываясь на небольшом выступе между балясинами. Руки сжимают перила. Конечно, Юнги не боялся упасть, но будет очень неприятно, если он сломает ноги и все усилия, что он прилагает, канут в небытие. Джильхён напрягается от слов, которые ему сказал мальчишка. Брови тяжело сходятся на лбу, образуя небольшую морщинку. Мужчина не знал почему, но данная фраза отчего-то резанула его слух, словно говоря, что здесь определённо что-то не так. Раздаётся его приказ о том, чтобы охраняющие Юнги люди открыли дверь. Гнев, страх и сбивающая с толку печаль проходятся по его сердцу. Он наблюдает за тем, как, свисая с края балкона, парень игриво ему подмигивает и отпускает перила. Джильхён тут же отправляет своих телохранителей на поимку мальчишки, надеясь на то, что они смогут это сделать. Потому что иначе Юнги умрёт. А вслед за ним на тот свет отправятся те, кто не смог это предотвратить.

***

Громкий, чёткий и слегка отдающий хрипотцой бас разносится по кабинету. Он скользит по паркету из тёмного дуба и, добираясь до тёмно-зелёных стен, отлетает от них, возвращаясь обратно к альфе. — Семья Тан отправит завтра своих людей на юго-восточный склад, который находится у границы. Что будем с ними делать? Сидящий в кожаном кресле Намджун поднимает глаза с отчёта и переводит их на стоящего перед письменным столом мужчину. — Покажем им их место, что же ещё? — между бровями появилась небольшая морщинка. Он склоняет голову к плечу, продолжая властным тоном. — Все, кто смеют помышлять о том, что можно нападать на принадлежащие мне вещи и не нести за это ответственность, глубоко разочаруются, — его руки сцепляются друг с другом в замок. Глядя на ровно стоящего, с кирпичным лицом бугая, Ким начинает ухмыляться. — Именно поэтому я надеюсь, что от тех людей, которых пошлют Таны, не останется ничего. Я ясно выразился? — Да. — Хорошо, можешь быть свободен. Чётко отточенными движениями мужчина кланяется и, развернувшись, выходит из кабинета. Прослеживая за тем, как он закрывает дверь, Намждун возвращает свой взор на бумаги, ставя в некоторых местах подпись и делая пометки. Глаз внезапно цепляет выделившаяся среди кипы бумаг фотография. На ней неизвестный альфа прижимает к себе худого омегу. Его красивая кожа тонет в свете неона, а иссиня-чёрные волосы были слегка взъерошенными и влажными, судя по всему, из-за духоты помещения. Ким нежными движениями оглаживает пальцем контуры тела и лица, удивляясь тому, насколько ангельская внешность контрастирует с демоническим пламенем в янтарных глазах. Они ярко блестят в сине-фиолетовых тонах прожектора и настойчиво утягивают в самую пучину адовых врат. Намджун давно не был внизу, но такое чувство, что, просто смотря на эту фотографию и вспоминая о прошлом, он будто обратно в него возвращается. В те времена, когда он ещё был всадником. Мальчишка лет четырнадцати-пятнадцати опять сидит у обрыва, аккуратно плетя венок из лаванды. Маленькие пальчики соединяют между собой отдельные букеты, распределяя верхушки пышным веером. Казалось, он совершенно ничего вокруг себя не замечает, настолько увлечённый этим делом. Намджун пользуется этим каждый раз, как приходит понаблюдать за ним. Прячась в тени дерева, демон осторожно оглядывает ребёнка, всё никак не решаясь подойти. Так ему спокойнее — издали смотреть за этим лучистым чудом. Однако к мальчику начинает медленно приближаться какой-то мужчина. Подойдя, он хватает его за шиворот и размашистыми движениями трясёт из стороны в сторону. Крики разносятся эхом по всей округе. Мужчина не сдерживает свою ярость, поднимая на заплаканного ребёнка руку. В этот самый момент Намждун неразборчиво шепчет слова и мажет глазами сквозь неизвестного. Хрипя от наполняющей лёгкие крови, он разжимает руки, что ранее держали мальчика. Делая шаг назад и оступаясь, тело безвольно летит с обрыва, ударяясь о скалистые выступы и скрываясь в море. Ребёнок застывает перед самым краем. Большие медовые глаза пробегают по острым камням и мелкой гальке у моря, пытаясь найти тело отца, но, кроме ярко-красных капель крови на земле и следов ног, они ничего больше не видят. На мальчика падает осознание того, что отец мёртв. Из его глотки вырывается писклявый вой: — Отец! — падая на колени, он растирает кулаками слёзы по лицу. — Отец, вернись, пожалуйста… Я н-не хотел, я буду послушным, — понимая, что это для него конец, застывает и с силой сжимает в кулаках короткие травинки. — Я же не выживу один. Альфы меня загрызут в первую течку, — дрожь пробивает всё тело. Его мольбы ничего не меняют. Намджун может только сделать что-нибудь благодаря своей силе, но не вернуть обратно, поэтому он продолжает прятаться в тени и наблюдать за заходившемся в плаче ребёнке. Глядя на сгорбившееся тело, демон прослеживает за каждой слезинкой, упавшей с его щёк, и абсолютно не может понять эти чувства. Не может понять то, почему мальчик так страдает из-за человека, который хотел причинить ему боль, даже если он и был его отцом. — Почему? Что я сделал не так? — тихий шёпот, на который он не получил ответа. Тогда он мало что знал о людях, совершив из-за этого множество трагично закончившихся ошибок. Однако, если бы не они, Намджун сейчас не был бы здесь и, возможно, даже не встретил бы Юнги. Конечно, лучше так, чем вообще ничего, верно же? Заложенные в нём частицы человечности осуждающе отвечают ему: «Нет, твои ошибки непростительны. Ты не заслуживаешь счастья. Не заслуживаешь любви». Слова проходятся по нему лезвиями, обжигая внутренности, ведь это была та истина, которую он не хочет принимать, которую он старательно отрицает. Намджун сам виноват в своей боли. Никакие оправдания и принятие ошибок его не спасут. Он всё это осознаёт, но не хочет понимать. Прикрывая руками глаза, альфа стряхивает с себя влияние этих частиц и забрасывает шипящие в крови воспоминания на задворки сознания. Ладони опускаются на стол. Сворачивающиеся воронки в глазах тлеют угольком, пробуждая полыхающий пожар. Фотография. На ней какой-то альфа сжимает парня в своих руках. Прижимает к себе омегу. Его омегу. Половина фотографии загорается синим пламенем, впоследствии сгорая дотла. Осталось совсем немного. Ещё чуть-чуть — и он сам вернётся к нему. Нужно просто немного подождать.