Я – Ана

      12 апреля — 17 апреля 2018 года       — Моя любимая маленькая девочка, — тихо выговорил он ей прямо в ухо, и Ана, прижимая телефон, блаженно прикрыла глаза. Когда голос Набиля вот так ласково вибрировал в трубке, внизу её живота закручивался мягко щекочущий клубок, всякие обиды на Закарию растворялись, она снова в него влюблялась.       Хрипло, будто нетрезво он произнёс:       — Я так по тебе соскучился. Ты нужна мне. — и шепотом выдохнул: — Прилетай. Прошу!       Ана счастливо засмеялась. Набиль всегда казался пьяным, когда его захлёстывало желание. У Аны подгибались колени от той густой черноты, которой наливались его глаза, когда он сосредотачивал их близкий взгляд на ней. Он прищуривался, склонял голову набок, его пальцы скользили вверх по её бедру, ритмично массажировали, поглаживали, щекотали и от нетерпения даже мягко пощипывали — так, будто его неспокойной руке постоянно нужно было что-то медитативно перебирать, и единственным, что могло заменить Набилю его извечные чётки-тасбих, была Ана.       Он позвонил поздним вечером четверга. Ана была в своём отельном номере в Шанхае, уже готовилась ко сну перед длинным днём практических заездов. В Мадриде только наступило три пополудни, Набиль отдыхал в своей комнате на тренировочной базе «Реала». В воскресенье Ану ждала гонка тут в Китае, а через две недели — гран-при Азербайджана, и весь остаток апреля Ана планировала провести в этой части мира — не мчать в Европу или Бразилию и назад, не ловить выматывающий джетлаг, сосредоточиться только на подготовке. С Набилем они договорились увидеться в мае, когда гоночная география провернёт глобус Аны до Испании, уже после гран-при Барселоны. Но Закария позвонил за месяц до назначенного приезда Аны, и в том, как сладко вытекал его голос из телефона, она различала, что поменяет свои планы.       Когда он был с ней таким, ей мерещилась в нём та же влюблённость, что и в самом начале их отношений, ей было жизненно необходимо насытиться этим, прежде чем иллюзия неизбежно треснет. Ана лежала в своей отельной постели и мечтала о том, как вскоре в одной кровати с ней окажется Набиль, и она привычно оплетёт его руками и ногами, уткнется носом ему в шею аккурат под линией густой чёрной бороды и туда, в пульсирующую ритмом его сердца теплоту выговорит всё то, что его совершенно не волновало, но что она уже не имела сил удерживать внутри. Ей хотелось рассказать — просто произнести это вслух, будто проговаривание могло поделить горечь происходившего напополам — про то, что ей не удавалось найти общего языка с новым товарищем по команде — Фернандо Алонсо. Про то, как в Бахрейне Льюис твёрдо толкнул её плечом в коридоре, и пусть буркнул сухое «прости, не заметил», Ана знала, что это было нарочно. Про Рошфора, про то, какой грязной ощущала себя после того ужина в Барселоне, и каким отвращением в ней отзывались его посыпавшиеся с тех пор заигрывающие сообщения. Про то, что ей очень хотелось порадовать маму и наконец внести залог за ту понравившуюся квартирку в Прайя-Гранди, но вместе с тем она нарочно оттягивала, потому что, как только мама, Леон, Тибо и такая дорогая её сердцу малышка Диана уедут из её дома в Уокинге, Ана останется совершенно одна.       Она знала, что Набиль почти ничего из этого не услышит, задаст ей один-два ленивых уточняющих вопроса, не вникнет ни во что ею сказанное, но ей было достаточно и лишь его молчаливого присутствия. Ей просто нужно было выговориться. А больше было некому. Её французские друзья были скорее компанией для вечеринок и катания по заснеженным вершинам Альп, Ана никогда не делилась с ними сокровенным. Для них она была оторвой, которая знала тексты почти ко всем когда-либо написанным песням любых жанров и горланила их на полную громкость, которая откалывала пошлые шутки, и которая всегда выбирала хорошие фильмы для совместного просмотра. Ана ничего не рассказывала и маме. Зачем ей дополнительные причины для беспокойства? Ана уже была взрослой, а у мамы было трое маленьких детей, которым по-настоящему была нужна мамина забота. Для мамы у Аны всегда был только один ответ:       — Всё отлично, mãe! * Просто замечательно!       Когда та взволнованно спрашивала о статьях о дочери, на которые наталкивалась в прессе и интернете, Ана отмахивалась:       — Ой, ну ты знаешь этих журналистов. Всё переврут, сгустят краски. Я же говорю, всё хорошо!       И тогда их разговор переходил к коммуналке, к покупке новых футбольных бутс для Леона, к оплате школьных взносов, к танцевальному кружку Дианы, за который нужно было оплатить на три месяца вперёд, к плановому техосмотру маминой машины и перечню необходимых под замену расходников.       У Аны просто не оставалось другого выбора, кроме как копить всё внутри, и, когда начинало переливаться через край, грозясь потопить её, выжидать подобных просветлений в отношениях с Закарией.       Она вылетела из Шанхая вечером воскресенья, сразу после гонки, и спустя почти сутки в пути с пересадкой в Дубаи приземлилась в аэропорту Барахас. И там, в зале прилётов произошло кое-что, чего прежде с Аной Тейшейрой — самой, отдельно от Набиля — не случалось. Её поджидали несколько невесть как пронюхавших о её приезде фотографов. Они побежали к ней, едва она вышла из таможенной зоны, и стали наперебой выкрикивать вопросы, нацеливая ей прямо в лицо свои ослепительные вспышки, преграждая ей дорогу. Познаний Аны в испанском не хватало, чтобы в многоголосой мешанине разобрать смысл обращаемых к ней слов. Её притуплённое усталостью и резкой сменой часового пояса внимание выхватывало лишь обрывки:       — Вам было известно?.. Ваши отношения?.. Сколько вам было лет?.. Каково ваше мнение?.. Виновен?..       Водитель во встречающей Ану машине, к услугам которого Набиль обращался довольно часто, несколько раз через зеркало заднего вида бросал в Ану пытливый, казалось, даже осуждающий взгляд. Она не стала расспрашивать его, а устало развалилась на заднем сидении и сделала то, что ей уже доводилось делать раньше, когда вокруг Набиля разгорался очередной скандал — загуглила его имя. Читать — вдумчиво и неспешно — испанский текст в его письменной схожести с португальским ей было значительно легче, чем воспринимать скомканные выкрики на слух. Первой же ссылкой по поисковому запросу оказался новостной заголовок на сайте «Телемундо»:       «Звезда «Реал Мадрид», французский защитник Набиль Закария обвиняется в совращении несовершеннолетней»       Ана уронила ослабевшую руку, в которой сжимала телефон, и устало закрыла глаза. Наивная дура, она и вправду поверила в то, что он соскучился. А ведь они уже проходили через это. И не раз.       В 2014-м — ещё в самом цветочно-конфетном начале их отношений — во время Чемпионата мира по футболу, проходившего в родной для Аны Бразилии, поползли слухи о бурном праздновании несколькими игроками сборной Франции их выход в четвертьфинал. Во время самого турнира эти сплетни настойчиво глушили, а уже после того, как в Рио-де-Жанейро отгремел финал, в прессу таки просочились сведения сотрудников отеля и показания пожелавшей остаться инкогнито медсестры. Говорили, Набиль Закария вместе с ещё тремя товарищами по сборной провели в командную гостиницу проституток. Они выпивали и развлекались, а под утро один из организационных сотрудников сборной вызвал два такси. В одном трое девушек уехали по домам. В другом сам сотрудник и едва державшаяся на ногах проститутка поспешили в больницу. Медсестра сообщила журналистам, что у девчонки обнаружили обильно кровящий разрыв сводов влагалища. Полицию к произошедшему не привлекали, федерация футбола Франции выпустила сухое заявление о том, что внутреннее расследование не подтвердило факт того, что подобные события имели место быть, и постепенно спекуляции в прессе сошли на нет.       Ане тогда было семнадцать, ясность её восприятия затуманивала влюблённость, она не стала расспрашивать Набиля, а он, прилетев из Бразилии, завалил её подарками и всё оставшееся лето в каждом свободном временном окне между гонками Аны катал её на Ибицу, в Канны и Монако.       В начале 2016-го имя Закарии снова возникло на первых полосах новостных ресурсов разной пробы: от густой желтизны до специализированных спортивных журналов и до международных авторитетных изданий. Во французскую полицию обратился один из игроков сборной — его шантажировали видеозаписями и снимками, на которых он занимался сексом с мужчиной в броской женской одежде. Футболист утверждал, что на эту встречу с трансвеститом его подбивал Набиль Закария, и что только он имел возможность установить скрытые камеры. В виду этих обвинений тренер сборной Франции заявил, что Набиля не станут вызывать в команду для участия в отборе к грядущему летом Чемпионату Европы. Руководство «Реал Мадрид», напротив, выразили публичную поддержку Набилю — мол, до вынесения соответствующего судебного решения он оставался невиновным. К лету 2016-го полиция смогла отследить причастность Закарии: в его парижском доме проводили обыски, из его мадридской квартиры изымали жесткие диски, и несколько мобильных операторов предоставили полиции распечатки передвижений, звонков и отправляемых с номеров Набиля сообщений.       В июле его признали виновным — одним из пяти, вступивших в сговор. Ему присудили штраф — смехотворных в сравнении с его заработками семьдесят пять тысяч евро — и полтора года тюремного заключения с возможностью отложенного отбывания. Остальных четырёх посадили сразу. Набиль Закария заслужил поблажку, ведь, пусть и не блещущий моральностью, всё же был национальным спортивным достоянием. Защищавший Набиля адвокат, скользкая гнида, испанский близнец адвоката, работавшего на Жан-Шарля Депрé, для достижения такого результата вооружился абсолютно всем, включая театральное присутствие возлюбленной. Ана Тейшейра показательно сопровождала Набиля на все допросы и судебное заседание, проплаченные адвокатом папарацци «случайно» подлавливали Набиля и Ану заходящими в детскую больницу с грудами подарков, а накануне вынесения приговора Ана была вызвана свидетельницей защиты и давала слезоточивые показания о том, какой Закария богобоязненный мусульманин, и что о своих товарищах по командам — сборной и «Реал Мадрид» — всегда отзывался исключительно положительно.       Ана положила телефон себе на живот и, надавливая, растёрла пальцами опущенные веки. Вот зачем Набиль вызвал её в Мадрид — снова отыграть роль из уже проверенного на эффективность репертуара.       Машина выехала из круговых развязок вокруг терминалов аэропорта Барахас, свернула на ведущее в город шоссе и разогналась. В салоне роскошного «Порше» агрессивный рокот двигателя отдавался лишь приглушенным урчанием, в арках едва шелестели по асфальту колёса. В этой убаюкивающей вибрации и после изматывающей дороги Ане очень хотелось забыться короткой дрёмой, но она открыла глаза, подняла с живота телефон и занесла подсветившийся экран над лицом.       «Телемундо» собрал щедро проиллюстрированную фотографиями, кадрами из камер наблюдений и скриншотами статью. Лицо девушки, возникавшее на снимках, было размазано, её полного имени указано не было, её ник в Инстаграм, появившийся на нескольких скриншотах — доказательствах оставленных Набилем лайков под фотографиями девчонки-подростка, — был зарисован чёрным. Из текста Ана не без помощи онлайн-словаря смогла вынести общее представление о случившемся.       Школьница-девчонка была фанаткой «Реал Мадрид» и лично Набиля, она часто оставляла восторженные комментарии под публикациями клуба и на страничке самого Закарии, тот заинтересовался, стал заходить на страницу девушки, а вскоре написал ей сообщение. Несколько недель они общались, он выманивал у девчонки её оголённые фотографии, тогда предложил встретиться, отвёз её в отель — в статье была целая карусель низкораздельных стоп-кадров с камер на рецепции, в кабине лифта и коридоре — и попытался склонить к сексу. Подросток испугалась и сбежала. Набиль стал писать и звонить ей с угрозами, что разошлёт её интимные фото её родителям, учителям и одноклассникам, если она не отдаст ему желаемое. Девочка отважилась обратиться к папе-полицейскому. Его коллеги вмиг развернули расследование.       В квартире на Гран-Виа Ану ждали двое собак, чуть на радостях не сбивших её с ног, и несколько огромных букетов, расставленных в вазах по полу в коридоре, спальне, ванной и гостиной. На кровати лежали пакет из бутика женского нижнего белья «Ла Перла» и записка:       «Хочу сорвать это с тебя, когда вернусь с тренировки»       Обычно Ана послушно исполняла подобные заказы, но в этот раз она встретила Закарию одетой в тот же растянутый спортивный костюм, из которого не вылезала с вылета из Шанхая.       — Что ты снова вытворил, Набиль? — устало выговорила она, едва он, окружённый радостно вытанцовывающими американскими терьерами, шагнул в чёрную глянцевую дверь.       Он судорожно дёрнул коротко — почти налысо — выбритой головой. Взгляд был привычно искрящимся, полным смеха, и Ане вдруг до побежавших под кожей ледяных мурашек подумалось, что это веселье в его глазах было схожим с безумием.       — Ничего, — ответил он. — Она врёт. Эта мелкая пизда всё выдумала.       Она испытующе рассматривала его, а он стоял посреди коридора, похлопывая своих собак по башкам и мясистым шеям, непоколебимый под её цепким взглядом. Никаких сомнений, ни капли раскаяния, ни порыва объясниться или сочинить оправдание. Попросить прощения?       Ана протяжно устало вздохнула. Даже если бы очень хотела, не смогла бы ему поверить. Уж точно не она. Не та, которой не исполнилось ещё и семнадцати, когда начались их отношения. И уж точно не ему. Не с его послужным списком, не с тем хищным довольством, с которым он лишал малолетнюю Ану девственности.       Отчётливо считывая эти мысли с выражения её лица, Набиль с раздражением, повышая голос до крика, повторил:       — Она врёт!       Один из терьеров утробно зарычал, резонируя настрой хозяина.       Ана кивнула и бесцветно отозвалась:       — Я поняла, малыш.

***

             Четверг, 26 апреля 2018 года       Баку, Азербайджан       В межсезонье, похоже, произошли некоторые кадровые изменения в медиа-отделе федерации. Каждая гоночная неделя начиналась в Формуле-1 с четверга, посвящённого исключительно работе команд с прессой. И обычной практикой для оптимизации времени и распределения внимания согласно спросу зрителей было отсеивать гонщиков чередующимися группами. Несколько отобранных пилотов проводили обширные пресс-конференции, другие давали личные интервью отдельным заинтересованным СМИ, каждой паре гонщиков выделяли время на выступление перед собравшимися фанатами. На формирование списков пилотов, обязанных в выбранный четверг отбыть пресс-конференцию, влияли их общая популярность или временная резонансность: случавшиеся с кем-то скандалы, расползающиеся слухи о переходе в другую команду, накаляющееся противостояние в приближении финальной битвы за чемпионство, личные конфликты.       За минувшие с марта четыре гран-при имена Льюиса Хэмилтона и Аны Тейшейры трижды возникали в табличке гонщиков, выбранных на основную пресс-панель. Прессе, а под их давлением и заведующим подобными распределениями сотрудникам ФИА нравилось стравливать Льюиса и это девчушку, нравилось наблюдать фееричное шоу, которое они неизменно устраивали в присутствии друг друга. К тому же едва начавшийся сезон 2018-го уже был щедрым на инфо-поводы.       Всего во второй гонке в роли новоиспечённого пилота «Макларен» Ана Тейшейра принялась бодаться с Фернандо Алонсо, и всем закономерно стало интересно мнение Льюиса, в своё время в «Макларене» тоже бодавшегося с испанцем. Когда вопрос был сформулирован вокруг стратегии его бывшей — взрастившей его — команды, Льюис давал достаточно сдержанный, изворотливый, политкорректный ответ: в начале сезона у команд не всегда есть точное понимание, какого из пилотов ставить в приоритет, а так, случаются спорные стратегические решения. Когда вопрос был нацелен лично в Ану или Фернандо, Льюис позволял себе оголять неприязнь к ним. Он отвечал, что Алонсо бывал мстительным и беспринципным, а Тейшейра — вспыльчивой, недальновидной и ограниченной в своих суждениях. Они оба бесили его, оба бросали в него полные неприязни взгляды, косясь на него, злобно бубнили между собой по-испански.       На каком-то из медиа-дней один из журналистов обратился к Ане:       — Испанский футбольный журнал «Марка» опубликовал список самых сексуальных девушек и жен футболистов Ла-Лиги. Вам известно, что вы попали в тройку лучших вместе с певицей Шакирой и топ-моделью?       Льюис, не сдержав внутри ехидного смешка, фыркнул. Подстилка под футболиста, подумал он, красноречиво скривившись в обернувшееся к нему лицо Тейшейры. Вот уж ёбаное достижение!       Ана огрызнулась:       — Тебе обидно, что тебя забыли включить в список? Ведь ты так тесно прижимаешься к Неймару на вечеринках. Да ещё и с твоими тщательно выщипанными бровями ты точно заслуживаешь место в первой тройке сексуальных подружек. Могу тебе уступить. — и, блеснув холодным оскалом, она обратилась к задавшему вопрос корреспонденту: — Или геев в этот список не включали?       Накрыв ладонью нацеленный в него микрофон, Льюис бросил в Ану ядовитое:       — Сходи-ка ты нахуй!       Она отозвалась шипением:       — Я так понимаю, на какой-то абстрактный хуй — не на твой. Ты ведь не по девочкам, правда?       Такая низменная, разлетевшаяся по интернету тысячами видео-нарезок, перебранка повлекла за собой два штрафа — для «Макларена» и «Мерседеса» — и грозные предупреждения Хэмилтону и Тейшейре.       И вот перед гонкой в Азербайджане весь паддок загудел разговорами о малолетке, которую нагнул футболист-парень Аны, и в неё вновь полетели копья. Льюис, которого на пресс-конференции этого гран-при уже предсказуемо поставили в тот же временной слот, что и грязноротую бразильянку, бесстыдно наслаждался происходящим. Ещё два года назад он открыл для себя, насколько эффективным было задирать Ану этим её футболистом. Другие нападки порой она отражала эмоционально нейтрально, просто отмахивалась или отшучивалась, но всякий раз, когда об неё черкали, будто по спичечной головке, именем Набиля Закария, Ана вспыхивала. Льюиса это очень веселило.       Четверг в Баку начался именно с этого. Вверх взметнулся частокол рук голодных к публичному растерзанию журналистов. Один из них завёл:       — В виду начавшихся в Мадриде судебных разбирательств…       Ана Тейшейра, напряженно выпрямившись на стуле, резко качнулась вперёд к микрофону и оборвала:       — Нет, нет, нет! Я не стану это комментировать. Это не имеет абсолютно никакого отношения к Формуле-1.       Журналист надавил:       — Это имеет непосредственное отношение лично к вам, Ана.       Она мотнула головой, и высокий объёмный узел африканских кос на её голове пошатнулся и заметно ослабел, грозясь рассыпаться. Узкие плечи под оранжевой форменной толстовкой «Макларен» оборонительно вздыбились. Льюис наблюдал за ней, расслабленно откинувшись на спинку соседнего с Аной стула, и всем своим нарочито довольным видом транслировал, каким упоительным было это зрелище — метание пойманной в капкан собственных жизненных решений мелкой сучонки.       Как же она бесила его. Как же его бесило всё в ней. Её имя, извечная простуженная сиплость её голоса, злобно искривлённая линия её рта. Всё то показушное восхищение самим Льюисом, тот её наигранный восторг образца 2016-го бесследно растворились в удушливых испарениях её проступившей наружу гнилой личины. Мелкую стерву в Формуле-1 ожидала встреча с бескомпромиссной реальностью. Привыкшая к обожанию в GP3, прославленная сенсационная вице-чемпионка серии, почитаемая просто по факту наличия у неё между ног вагины, которую она так неразборчиво подсовывала под каких угодно мерзавцев, в безжалостном мире настоящего спорта не имела настоящих козырей. Только эту свою сучью склочность.       — Нет! — с напором выплюнула в микрофон Ана. — Я — не фигурантка расследования. Я тут ни при чём. И говорить об этом не буду!       — Не фигурантка, — согласился журналист. — Но ваши отношения с Набилем Закарией порождают много вопросов. Вы уже длительное время вместе, а вам всего девятнадцать лет. Когда начался ваш роман? Это не впервые Набиля обвиняют в сексе с малолетними проститутками…       — Я — не малолетняя проститутка! — возмущенно громыхнула Ана. — Это раз. И мне двадцать. Почти двадцать один. Это два. И три: мы начали встречаться, когда мне исполнилось восемнадцать. Ещё очень юная, но уже законная. Тема исчерпана.       И она, оттолкнувшись от стола руками, с размаху откинулась на спинку своего стула. Передние ножки того в инерции этого движения оторвались от пола, а тогда с глухим стуком вновь опустились. Игнорировавшая в пылу схватки с корреспондентом ехидные смешки Льюиса, теперь Ана резко обернулась к нему и процедила:       — Тебе это кажется весёлым?       Он выразительно, с насмешливым выражением на лице, смерил её оценивающим взглядом. Красноречиво вздымая брови, засмотрелся на бугорки груди под оранжевой толстовкой, а тогда посмотрел ей прямо в лицо и с почти искренним изумлением спросил:       — Что Закария нашёл в тебе? Ты, типа… кажешься ему красивой, или что? У него проблемы со зрением?       Несколько секунд она молча смотрела ему прямо в глаза. На её лице не отображалось ни обиды, ни злости, ни решительности ответить настолько же звонкой пощёчиной — просто заледеневшая маска. Ана медленно моргнула, посмотрела на него ещё секунду, а тогда отвернулась. Даже через полыхающее в нём пламя, извергающееся из него подобными оскорблениями, Льюиса коротко пронзило очень ясным осознанием — это было уже слишком. Во-первых, это было неправдой. Может, у Набиля Закарии и были проблемы со зрением — и, вне всяких сомнений, с головой, — но у Льюиса с этим всё было хорошо. Он отдавал себе весьма объективный отчёт в том, что Тейшейра была миловидной. И соблазнительно, особенно в плотно прилегающем гоночном комбинезоне, фигуристой. Во-вторых, что-то в том, каким стал её испытующий взгляд, подсказало Льюису — он зацепил за очень болезненное, кровоточащее. Его уколола совесть, в нём зародился неосмысленный порыв извиниться, но едва Льюис отловил его всплывающим в своём сознании, обозлился ещё больше.       В следующие пару месяцев он набрасывался на неё с таким остервенением, будто только так, растерзав Ану насмерть, мог выковырять из себя тот короткий тёплый порыв к ней. Будто это было её виной, и именно её он наказывал за ещё глубоко спрятанную в нём самом правду, надоедливый зуд которой он тщетно пытался игнорировать. За то, что, лишившись её обожания, Льюис всё равно нуждался в постоянном внимании Аны и добивался его хотя бы так — причиняемой ей болью.