Таргариены. История драконьей династии

      Вид собственной спальни неимоверно раздражал. Возможно, она еще не привыкла к пуховым перинам, которые доставили от мастеров только вчера, а может дело было в беспорядке, устроенном Рейнис, пока они собирались в богорощу — в любом случае, Джоселин не могла дать самой себе внятный ответ, и это тоже ее донимало. Кузина Шира любила повторять, что если человека злят родные стены, то жди беды. Джоселин всех своих кузин по отцовской линии считала не очень умными дамами, но с этим изречением всегда соглашалась.       Красный замок она начала считать своим домом с тех пор, как в 61 году ее отец, лорд Штормового Предела, привез ее и кузин в столицу воспитанницами. Рогар Баратеон, сдавший на старость лет, сломленный гибелью жены и предательством брата, принял решение отправиться на войну в Дорн, но перед этим приложил все усилия, чтобы устроить судьбу единственной дочери. Алисанна, имевшая к тому времени троих детей на руках, с удовольствием подготовила покои в Твердыне Мейгора для единоутробной сестры.       Джоселин в то время была ребенком, но быстро обзавелась вниманием двора. К четырнадцати годам ее расположения искали — вещь естественная, поскольку она была родственницей монаршей четы, старшей среди женщин. Формально, конечно, дела обстояли иначе, но Эйрея погибла после своего путешествия на Балерионе к разрушенным землям Валирийского Фригольда, Рейлла служила септой в Староместе, а сестрица Рейна вела затворническую жизнь в башнях Харренхолла, высовывая свой нос раз в год на именины единственной живой дочери, что у нее осталась.       Первым другом Джоселин стала Кассандра Эстермонт, дочь Элдана Эстермонта. Эстермонты были знаменосцами Рогара Баратеона, и глава дома, дряхлый старик Лукас, был хорошим другом своему сюзерену. Тем не менее, детские воспоминания Джоселин о хозяевах Нефрита не отличались теплотой. До 67 года вотчиной Эстермонтов крепкой рукой заправляла последняя жена Лукаса Эстермонта, Рона Тарт, что приходилась дочерью леди Лариссе Веларион — кузине самой Джоселин. Старая грымза, пренебрегающая хорошими манерами, ценила дружбу с Рейной Таргариен, и оттого при каждом визите Рогара в Нефрит на его детей опускалась холодная тень безразличия. Будучи всего лишь ребёнком, Джоселин остро чувствовала хорошо замаскированное пренебрежение, и многие вечера она провела подле Боремунда, который лично вытирал слезы с ее зареванного лица. С годами она научилась реагировать на недоброжелательные настроения с достоинством — младшая сестра короля принимала право людей на неприязнь к ней, но и не стеснялась напоминать, что каждый занимает место согласно своему статусу.       Так зародилась трогательная дружба между Джоселин Баратеон и Кассандрой Эстермонт, основанная на общих недругах: Кассандра терпеть не могла ни Рону Тарт, ни её дочь, свою тётку Лоис. Как-то раз на пиру, то ли в честь рождения Сейры, то ли Визерры, подруга, перебрав арборского золотого, призналась, что ее дед, под старость лет ставший куклой в руках Роны, приказал передать все наряды и игрушки Кассандры капризной Лоис. Лорд Элдан, не желая вступать в конфликт с отцом, покорился его воле, и подруга могла лишь наблюдать за тем, как её сокровища, в числе которых были подарки от родни матушки, уносят в спальню ненавистной родственницы.       Вторым человеком при дворе, чьим расположением Джоселин искренне дорожила, была Гарла Тирелл, первенец мастера над монетой и его жены, леди Флоренс Фоссовей. Знатная и прекрасная, поначалу она была главной соперницей Джоселин за благосклонность знатных вельмож — дочь Верховного лорда, выросшая при дворе, с собственными связями и богатым приданым.       Обе девушки, Гарла и Кассандра, были отдушиной, ее глазами и ушами в мире интриг. Они держали руку на пульсе событий, докладывали о политических изменениях в землях своих родителей и рассказывали последние слухи и новости, которые им с радостью приносили служанки. С тех пор ни один слух и ни одна сплетня не могли скрываться от пристального внимания Джоселин. А когда Эймон, ее племянник и близкий друг, украл ее первый поцелуй в амфитеатре Драконьего Логова, единственная дочь Рогара Баратеона и последнее дитя Алиссы Веларион отчетливо увидела свое будущее. Ее ждала корона.              Эймон, вопреки слухам, блуждающим в коридорах Красного замка, был настоящим Драконом — неизменно преданный родне, неистовый в гневе, отважный, всегда забирающий свое. Девичество своей нареченной принц считал величайшей драгоценностью, судьбу которого мог решать только он, а не свод традиций и предписаний. Когда Боремунд пригласил сестру и ее жениха на конную прогулку, дабы испытать дотракийских скакунов, привезённых специально из Эссоса в дар будущей королеве, Эймон прекрасно знал, чем закончится этот вечер. Разгоряченная скоростью и опьяняющим чувством свободы, Джоселин поспешила оставить брата в Королевском лесу, а сама вернулась в замок вместе с женихом, и поспешила уединиться с ним в опочивальне.       Как же Джоселин винила себя в том, целых два года отказывала себе в плотских удовольствиях. Нет, они с Эймоном дарили друг другу ласки и поцелуи при каждом удобном случае, преуспев в любовном ремесле не хуже, а то и лучше раскрепощенных лиссенийцев. Но отдаваться любимому мужчине полностью, разделяя душу и тело без всяких преград, было счастьем наивысшим, лучшим из всех, что она познала до определенного времени.       Этим определенным временем стало рождение ребенка. Три года их маленькая семья откладывала исполнение королевского долга, чтобы Джоселин не постигла судьба покойной Алиссы Веларион. Эймон не спешил, ему для счастья достаточно было присутствия жены рядом, ее очаровательной улыбки и дерзкого нрава. Но чем дольше длился их брак, тем чаще окружающие шептались о здоровье королевской невестки. А старший брат-король и вовсе не знал стеснения, и как-то в один из праздников, находясь в окружении всех членов королевской семьи, от Баратеонов до Веларионов, поинтересовался — когда, собственно, Эймон сделает его дедом.       Дальше медлить не было смысла. В ту же ночь Джоселин встретила мужа в опочивальне абсолютно обнаженной. Эймон, весь вечер летавший на Караксесе, до костей пропитался запахом дракона. Он хотел принять ванну, чтобы не смущать жену, но Джоселин смущения давно не знала. Она сделала первый шаг, а любимый супруг ответил на ее порыв. Аромат той ночи был волшебным: мед, ромашка, пот и драконий помет еще целую луну мерещились супругам. Джоселин могла поклясться, что Рейнис, ее счастье и самая большая драгоценность, была зачата именно в ту близость.       Свои роды Джоселин не помнила, зато она знала, что до самой смерти пронесет в своем сердце момент, когда ее новорожденная малышка прильнула своим маленьким ротиком к ее соскам. Именно тогда она поняла свою мать, свою сестру и всех женщин, которые умирали на родильном ложе, но умоляли мейстеров и повитух спасти дитя. Она бы позволила изрезать себя вдоль и поперек, лишь бы привести в этот мир ребенка. Плод их с мужем любви.       Роды были сложными, но без каких-либо последствий. Через три луны мейстер осмотрел ее и разрешил делить постель с Эймоном. С того момента их ночи стали еще более страстными, более нежными и доверительными, и каждый раз, когда семя мужа наполняло ее лоно, она кончала снова и снова. А после, в моменты абсолютного бесстыдства, просила своего дракона поработать языком вокруг промежности, пока она сама массировала свои полные белоснежные груди.       Так продолжалось уже шесть лет. Ровно столько исполнится Рейнис в этом году. Ровно столько лет Джоселин отдавалась мужу со всей пылкостью и желанием, но ее лунные крови ни разу не сбились. За аналогичное время ее мать дала жизнь троим детям, а Алисанна четверым. У Джоселин была только дочь.       Она любила свою девочку, честное слово, любила. Но она так хотела стать матерью еще раз. И не только сыновей она желала, пусть и понимала, что мальчик укрепит ее положение и линию Эймона. Ей просто хотелось еще одного ребенка. Среброволосого, как муж и синеглазого, как она сама. Зеркальное отражение ее драгоценного первенца.       Только из-за того, что у них еще не родился второй ребенок, придворные курицы решили, что могут попытаться соблазнить ее мужа. Шлюха Айрис Мутон змеей извивалась ради того, чтобы Эймон одарил ее хоть каплей своего внимания. Алисса тоже хороша. Докладывала эту новость ей с лицом победителя — мол, смотри, пока ты следишь за содержимым кувшинов в королевской игровой, твоему мужу готовы отсосать прямо в Великом Чертоге.       «Можно подумать что Эймона это удивит. Я сосала его член прямо у Железного трона еще до свадьбы!»       Усмехнувшись собственным мыслям, она постаралась отогнать это неприятное чувство в своей груди. Ревность. Как бы Джоселин не убеждала себя, что в красоте ей нет равных среди обитательниц Красного замка, в постели она искушена больше, чем работницы c Шелковой улицы, да и муж ее просто-напросто любит, но противный голос, который отдаленно напоминал визг почившей Рейны, иногда брал бразды правления в свои руки, начиная играть с самым сильным страхом принцессы — страхом одиночества и ненужности.       В который раз за вечер ругая себя за чрезмерную жалость, Джоселин твердо решила отвлечься. Она прекрасно знала саму себя, все минусы и плюсы. Начнет хандрить — драконьей жизни не хватит, чтобы выбраться из этого болота.       «Нужно срочно найти себе занятие. Долгое, нудное, требующее полной концентрации».       Хорошо, что у принцессы Драконьего Камня дел всегда было в избытке. Формально, титул принцессы она не носила, но справедливо считала, что жена делит почести с мужем, а ее муж был самым настоящим принцем Драконьего Камня.       В покои постучались. Служанка Алиссы передала весть, что Рейнис и Визериса забрал Бейлон для полетов на драконе. Эймон присоединится к ним позднее и сам приведет дочь в их опочивальню.       «Что же, не иначе брат решил отыграться на Эймоне за мое небольшое представление».       Да, она знала, что король не оставит ее выходку без внимания. Но ей это было нужно. Муж поймет и защитит ее, иного быть не может.       О грядущих нравоучениях думать не хотелось, а потому нужно было срочно найти себе занятие. И желательно полезное, чтобы не винить себя за бесцельно потраченное время. Взгляд Джоселин упал на кабинет ее мужа, и она вспомнила о скопившейся корреспонденции. Вот этим она и займется.       В кабинете было темно. Требовалось освещение, поэтому Джоселин послала за служанками, чтобы те зажгли свечи. Когда девушки закончили свои работу, можно было приступать к делу. Сперва она рассортировала все письма по категориям: частная переписка с братом и подругами, письма вежливости из Штормовых земель и Драконьего Камня, прошения из учреждений Королевских земель, находящихся под ее патронажем и переписка со Староместом с просьбой сформировать полноценный штат септ и мейстеров для обучения Рейнис.       Первым делом она приступила к письмам вежливости. Обычно это были новости, приглашения и поздравления из ее вотчины. Много времени они не занимали, но лордам и леди было приятно, что сестра их сюзерена не забыла о родном доме, перебравшись в столицу.       Больше всего времени она потратила на ответ Эстермонтам. Рона Тарт уже седьмой год кормила червей в склепе Нефрита, а Сериса Карон смогла подвинуть сестру мужа в борьбе за влияние. Но теперь Элдан собирался просить Боремунда собрать поход в Дорн. Видите ли, шпионы донесли о надвигающейся армии соленых дорнийцев. Еще и наследник Эстермонтов, Алин, просится в Королевскую гвардию.       «Ха, мальчишка просто боится, что упустит возможность оттрахать Сейру, как только та расцветет».       В прошениях не было ничего нового. Деньги, люди, просьбы навестить их. Надо распланировать все поездки на следующую луну. Тем более Алисанна вот-вот разрешится от бремени и с нее станется передать дела ей или Алиссе.       На переписку со Староместом сил не осталось, тем более Рейнис сама не до конца понимала, какой подход нужен ее девочке. Еще неделю Цитадель потерпит. А вот частная переписка ей была необходима. Перемывать косточки всегда весело, пусть зануды в рясах и повторяют, что это грех. Впрочем, когда она узнала, что все позы, кроме миссионерской, Вера тоже считает греховными, желание быть добропорядочной леди сильно уменьшилось.       Брат писал о проблемах замка, о болезни мейстера Денниса, смерти старого конюха и стремлении найти жену. К последнему Джоселин решила отнестись осторожно. Боремунд периодически писал, как было бы замечательно привести жену в Штормовой Предел, но этот порыв, как и многие другие, угасал. Братец всегда находил себе заботы поинтереснее, чем сватовство к благородной леди.       Следующим было письмо от Гарлы. Она вышла замуж за наследника Рейнов и переехала на Запад. Еще к ней приезжала Кассандра с двумя детьми, Гарла устроила роскошный пир для дорогой подруги, который пришлось срочно прервать — Касс начала рыгать сразу после первого блюда, а после, не доходя до покоев, потеряла сознание. Впрочем, тревога скоро сменилась бесконечной радостью. Кассандра ждала еще одного ребенка.       «Я очень за нее рада, я очень за нее рада. Я ее люблю», — именно эти слова повторяла про себя Джоселин, только вот неприятная горечь в области сердца и сдавленность в груди никак не покидали ее тело.       Джоселин решила ответить на письмо Гарлы завтра и сразу перейти к корреспонденции от Кассандры. Поначалу там не было ничего необычного — она писала ей еще из своей поездки, делилась впечатлениями от Западных земель, отмечала качество дорог и бесконечно восхищалась своими ребятишками. Обычная жизнь жены лорда. Только вот последнее письмо подруги ошарашило принцессу подобно шторму, что застал моряков в заливе Разбитых Кораблей.

«Дорогая Джоселин!

Уверенна, Гарла поделилась с тобой моей радостью. Мне самой не верится, что у меня так быстро получилось зачать. Мейстер Кастамере говорит, что в этом нет ничего удивительного, поскольку я родила Лизу семь лун назад, и мой организм снова готов к тягости. Я бы и сама согласилась с ним, если бы четыре луны назад из моей утробы не вышел плод, который я загубила собственными руками, испив лунного чая. И причина моего поступка проста — тот ребенок не был от семени мужчины, чью фамилию я ныне ношу.

Мне известно, что сделанное — большой грех, за который мне уготовано седьмое пекло после смерти, но дорогая, ты, как никто другой, должна меня понять — жизнь печальна, если в ней нет любви.

Мне повезло с моим мужем, он знатен, добр и бесконечно ценит меня и наших детей. Но сердце мое не горюет в разлуке и не трепещет от предстоящих встреч. Уйди он на войну и погибни там, я бы горевала лишь оттого, что мои дети лишились отца, но радовалась бы свободе.

Не буду рассказывать тебе о том, кто греет мою постель в отсутствие супруга, как мы сблизились и как мне удается сохранять нашу связь в тайне — меньше знаешь, крепче спишь. Как бы то ни было, я избавилась от его ребенка. И теперь снова понесла. Но сейчас мне неизвестно, кто отец, поскольку я взяла за правило делить ложе в один день с двумя мужчинами поочередно. В исполнении супружеского долга мой муж очень хорош, отказывать ему в близости причин нет. Просто я его не люблю.

В любом случае, эту беременность я сохраню. Если Боги посылают мне дитя от любимого, может в этом есть какой-то смысл? Тем более что законных детей дому Стоквортов я уже подарила.

Любимая Джоселин, только тебе я могу рассказать все то, что у меня на душе. Прошу тебя, сохрани мою тайну, как я бы сохранила твою. И сожги это письмо.

Твоя преданная подруга, леди Кассандра Стокворт».

      Она вновь и вновь перечитывала письмо, держа свиток дрожащими руками. Первый раз, затем второй, а потом и в десятый, надеясь, что слова, написанные рукой родного человека, перестанут быть столь безжалостными. Но каждый раз при взгляде на строки её смятение лишь усиливалось, ибо откровения, запечатленные на пергаменте, были непреложны и истинны. И жестокая реальность, как удар валирийского клинка, вонзилась в самое сердце Джоселин.       Ярость переполняла её. И так уже зажатая в тиски молчаливых укоров брата-короля, терзаемая ненужной жалостью сестры и досадливым беспокойством придворных, она почувствовала, что эта весть стала последней каплей в переполненной чаше её терпения. В безумии своём Джоселин вонзила ногти в пергамент, и, разорвав его на куски, принялась за остальные письма Кассандры, собиравшиеся за долгие пятнадцать лет их искренней дружбы. Пятнадцать лет, наполненных поддержкой, смехом и самыми откровенными тайнами, сгорели в двух огнях — в камине королевской опочивальни, и в огне гнева самой Джоселин. Глядя на языки пламени, поглощающего порченые бумаги, принцесса Драконьего Камня ощутила первые капли долгожданного умиротворения, которого жаждал ее разум. Шаг за шагом, выбираясь из самой сердцевины баратеоновского неистовства, к ней возвращались контроль и выдержка, бывшие наследием известного веларионовского спокойствия. Но даже черты покойной матери, которые Джоселин взрастила в себе и отточила до безупречности, не смогли унять жажду справедливости.       Поначалу она стояла, шепча молитвы из «Семиконечной Звезды», и взор её был устремлен вверх, к небесам. Вскоре она опустилась на колени, закрыв глаза, и, соединяя руки в замок, подымала их к своду — так она благодарила тех, кто выше, за то, что имеет: за аристократическое происхождение, за неотразимую красоту, за богатство, за мужа, что любит её, и за здоровую дочурку. Но при мысли о дочери гнев вновь кипятил кровь, и, преисполненная эмоциями, Джоселин пренебрегла всеми уроками септы, и, не стыдясь своего отчаяния, задалась вопросом, который давно терзал её и без того беспокойную душу:       — Боги Старые и Новые, валирийские и гискарские, усопшие и живущие, для каких целей вы с невиданным упрямством посылаете мне испытания? Мою сестру, вступившую в брак с собственным братом, едва не ввергнув королевство в новую войну, вы одарили двенадцатью детьми, и даже сейчас, приблизившись к закату своих лет, она готовится дать жизнь еще одному ребенку. Сестра моего мужа, что без стыда и стеснения делит ложе с родным братом, продолжая грех кровосмешения, родила сына. А моя подруга, предавшая супруга своего, лишившая жизни дитя, что росло в её утробе, через три луны узнала о новой тягости, и теперь с нетерпением ждет ее благополучного разрешения. — Джоселин изливала на Богов всю свою скорбь и боль, скопившиеся в ее душе грузом тяжелых камней. — Я достойная жена, всегда оставалась верной своему мужу, отвергая ухаживания рыцарей и лордов, что смели выказывать мне знаки внимания. По вашей воле я стала женой наследника, по вашему замыслу мне предписан долг подарить принца драконовластному дому. Вы одни знаете правду — тело мое молодо и пышет здоровьем, сердце мое радуется от мысли быть матерью, и сильнее всего я желаю еще раз взять на руки долгожданное дитя. К чему же мне эта ноша? — И пускай она знала, что со своей печалью ей суждено остаться одной, на одно мгновение принцессе стало легко.       Джоселин поспешила на балкон. Опершись на балюстраду, она с тоской уставилась на внушающий страх серый свод Драконьего Логова, возвышающегося на холме Рейнис. Гнев, зависть, боль и злоба раздирали её душу, и, казалось, что никакая сила в этом мире не способна была остановить бурю отчаяния, поглотившую ее целиком.       Ей нужно море и ветер. Она хотела домой.

***

      Он вернулся в покои, изнеможенный после целого вечера полетов, держа на руках уснувшую Рейнис. Руки его болели — дочка хоть и не была крупным ребенком, но весила достаточно, чтобы утомить взрослого мужчину после целого дня игр и полетов. Осторожно уложив ребенка на нерасправленную кровать детской, Эймон устремился в супружескую опочивальню, но вместо жены, готовящейся к вечернему туалету, он застал пустоту. Заглянув в кабинет, вторую спальню и купальню, он уж было испугался и решился вызвать слуг, чтобы выведать у них о местоположении Джоселин, но тихий всхлип, доносящийся с балкона стал ответом на его вопрос.       Решив не тревожить любимую в ее минуту уединения, Эймон устремился в детскую. Аккуратно, чтобы не потревожить детский сон, он снял заколки с мягких черных волос Рейнис, раздел ее, насколько мог, расправил постель и накрыл дочь одеялом. Вернувшись в гостиную, окрасившуюся лучами закатного солнца, он снял черно-красный пурпуэн, рубаху и сапоги, и, оставшись в одних лишь бриджах, вышел на балкон.       Джоселин, очаровательная в своем горе, всматривалась в улицы города, как будто бы искала что-то конкретное. На ней был халат из и-тийского шелка — его подарок на первую годовщину свадьбы. Эймон притянул жену в свои объятия, нежно заставив ее обернуться к нему. Они стояли так еще несколько мгновений, позволив вечернему ветру обдувать их тела, пока принцесса, как это часто бывало, не сдалась под натиском любящего мужа.       — Ты холодна, моя любовь. Рядом с тобой я невольно ощущаю себя будто посреди мрачной крипты Винтерфелла, — произнес Эймон с легкой усмешкой, понимая, что шутка его была рискованной, особенно после сегодняшних событий, когда Алисса без стеснения поведала его жене о нелепых попытках Айрис Мутон стать королевской любовницей. Однако Джоселин не была бы Джоселин, если бы не позволяла своему супругу подобные выпады.       — Восхитительная глупость, — ответила она с легким презрением, — это твоя драконья кровь бурлит чрезмерно. Еще пара таких объятий, и мне придется принимать ванны с молоком буйволиц.       — Буйволиц? — удивился Эймон, приподняв бровь.       — Подобным образом каменные дорнийки исцеляют солнечные ожоги. Между прочим, весьма эффективно.       — Не сомневаюсь, что так оно и есть, — сказал Эймон, с улыбкой взяв её за руку. — Переместимся к камину? Этот день был тяжелым, и я желаю завершить его в твоих объятиях.       Джоселин, до этого укутанная руками Эймона, мягко отстранилась от него. Ей хотелось покапризничать, как в детстве, и вернуться в свою меланхолию, но та ее часть, — не то наследие Дюррана, не то кровь Древней Валирии слишком устала себя жалеть, оттого она с радостью ухватилась за возможность ворковать с дорогим мужем.       — Идем, милый. Я слишком устала вести себя так, будто весь мир вокруг меня катится в пекло.       Спустя час они облюбовали пол в их гостиной, старательно обставленный служанками мирийскими шелковыми подушками. На подносе из дерева стояли два золотых бокала, в которых плескалась лимонная пентошийская настойка из запасов Бейлона. Муж и жена болтали обо всем и ни о чем: Джоселин делилась новостями из Штормового земель, Драконьего Камня, Запада, строила догадки касательно брата и его порыва найти себе жену, а также вовсю сотрясалась от своего графика на ближайшие две луны. Эймон, в свою очередь, поведал об итогах дипломатической миссии в Эссосе, особенно долго он говорил о Тироше, — в отличие от отца и брата, которые стремились наладить контакты с Браавосом и Пентосом, Эймон считал важным заручиться поддержкой тирошийцев.       — Просто признай, что ты мечтаешь о низких ценах на тирошийский грушевый бренди, — Джоселин любила поддевать Бейлона и Эймона любовью к эссосскому алкоголю. Еще сильнее она любила напоминать, что подобные пристрастия не красят принцев Вестероса.       Спорить с Джоселин, как это обычно у них бывало, Эймону не хотелось, поэтому он продолжил рассказывать события сегодняшнего дня. На очереди были новости с внепланового заседания Малого совета, но там было мало что интересного, а вот то, что случилось после, определенно касалось Джоселин. Впрочем, не всю информацию жене нужно было знать именно сегодня, а потому Эймон поведал жене только о выволочке Дейллы.       — Твой отец проявил истинную мудрость. Клянусь, эта девчонка даже Праведных до греха доведет, пусть за ней и тянется репутация трусихи.       Столь яркая реакция Джоселин Эймона ни капли не удивила. Жена не единожды задавалась вопросом о том, как можно было разорвать помолвку между принцессой и наследником Блэквудов.       — Ты предвзята, — заметил он с легкой тоской.       — Дело не в этом, — парировала ему Джоселин. — Вы все любите Дейллу, и, клянусь на «Семиконечной Звезде», я тоже испытываю к ней самые теплые чувства. Пусть половина нашей семьи считает иначе — мне плевать. Но Эймон! Пугаясь каждого шороха, она слишком уверенно и дерзко отвергает предложенные короне союзы. Пять юношей за три года, пять сыновей и внуков лордов! Я хоть и считаю, что Сейре следует всыпать розгами, да отправить в услужение к Молчаливым Сестрам, чтобы ночные горшки выносила, но ее обиды отчасти справедливы — Алисанна и Джейхейрис слишком часто бросают все свои планы из-за слез робкой принцессы.       — А что предлагаешь ты? Поделись же, мой мастер над воспитанием и справедливостью, — Эймону стало обидно за родителей и сестру, но этой обиды было недостаточно, чтобы потушить разбушевавшееся пламя в его душе. Семеро, как любил Эймон острый язычок своей жены! Впрочем, супруга это прекрасно знала, как и многое другое в этом мире.       — Быть последовательными, — уловив настроение мужа, Джоселин привстала на колени. — Раз решили выдавать замуж и начали переговоры, то идите до конца, — мгновение, и принцесса оседлала мужа, медленно прижимаясь к его обнаженному торсу, — или же оставьте все как есть. Дейлле шестнадцать, это не возраст старой девы. Ее можно оставить в покое и уделить время другим дочерям. Недостатка в принцессах мои дражайшие братец и сестрица не знают, — эти слова она уже шептала мужу на ушко, попутно стягивая с себя сорочку, обнажая полную грудь. — Сейра и Визерра того и гляди станут как дикие драконы.       На этой фразе Эймон не сдержался и припал губами к прекрасным грудям жены. Сперва одна, потом вторая — Джоселин любила когда он ласкал соски языком, слегка покусывая их. Первый стон жены не заставил себя ждать. Мужчина стащил сорочку с ее тела и повалился сверху. Член предательски пульсировал и норовил порвать штаны, но войти в сладкую киску его принцессы еще успеется — хоть он и знал, что жена уже намокла, долгая прелюдия была их любимой частью.       — Ах, моя красавица жена. Ты права. Всегда права. Но знаешь, — говорил он, оставляя засосы на прекрасной белоснежной шее, — если бы у нас было столько детей, сколько у моих родителей, и все с характером Рейнис — поверь, они бы точно одичали как Каннибал, и даже хуже.       Эймон языком прочертил дорожку от ключиц до губ и собирался углубить поцелуй, как в ту же секунду Джоселин прекратила ответные ласки. Руки ее, до этого нещадно поглаживающие его член и спину, остановились. Посмотрев в глаза жене, принц увидел не привычную синеву зимних роз, растущих в теплицах Винтерфелла, а пелену влаги, которая крупными каплями стекала вниз по лицу его возлюбленной.       Проклятье!       — Дорогая, я не хотел, — слова извинений посыпались прежде, чем Эймон успел обдумать происходящее, и то было естественной реакцией на случившееся, — Я сожалею. Nyke taerras.       Джоселин, судя по отстраненному взгляду, не услышала извинения, и по-прежнему стремилась как можно быстрее выбраться из его объятий. Оттолкнув мужа, она на ощупь начала искать во что бы одеться, и найдя свой шелковый халат, полностью укуталась в него и поспешила сесть на кушетку возле зеркала. Эймон, следивший за происходящим с внимательностью дракона, сидел смирно и не дышал. Когда жена, обхватив себя за плечи, начала покачиваться из стороны в сторону, в голове принца пронеслась мысль, что буря миновала, и все обошлось. Но надежды были жесточайшим образом разрушены горькими рыданиями, которыми разразилась Джоселин. Всхлипы супруги пронзали его сердце больнее валирийской стали, но хуже всего было то, что именно он, Эймон, стал причиной этих слез.       Покинув их лежбище, которое они сами же и соорудили, принц приблизился к жене, опустился на колени и просто смотрел на нее. Через некоторое время истерика прекратилась, но Джоселин не спешила показываться мужу. Эймона осенило, что ей нужно время, чтобы привести себя в порядок: ее лицо наверняка опухло от слез, щеки покраснели, а в глазах полопались капилляры. Если честно, на подобные нюансы он никогда не обращал внимания, но Джоселин было важно выглядеть красивой, поэтому Эймон нашел вежливый предлог проверить сон их дочери, чтобы дать жене окончательно прийти в себя.       Рейнис сладко спала в своей комнате, свернувшись калачиком. На детском лице царила безмятежность, а из приоткрытого рта сочилась слюна, капая прямиком на черные пряди. В сознании Эймона всплыли воспоминания о покойной Дейенерис — сестра, которая должна была стать его женой, спала так же, как его дочь.       Где-то в глубине души неприятной теплой волной разливалось чувство, которое Эймон про себя окрестил «светлая грусть». Решив, что у Джоселин было достаточно времени, чтобы привести себя в порядок, он вышел из комнаты дочери.       Эймон, не заставший жену в гостиной, направился к дверям их спальни. И не прогадал — Джоселин, полностью обнаженная, лежала на их постели, и ее белая кожа красиво гармонировала с накрахмаленными белыми простынями. Окна были открыты настежь, в комнате гулял запах свежести; Эймон снял с себя остатки одежды, лег рядом и осторожно коснулся супруги, желая разделить с ней ее горечи и показать, что в этом мире, который часто был с ней несправедлив, она не одна.       — Эймон, — с трудом произнесла Джоселин, стараясь удержать неизрасходованные слезы. — Я так больше не могу. Каждый раз, когда я вижу Алиссу, воркующую с Визерисом, мое сердце рвется на части. Вдобавок ко всему, Алисанна скоро родит ребенка, — Эймон поморщился от боли, поскольку жена крепкой хваткой вцепилась в его руку. — Я прошу тебя, давай уедем на Драконий Камень. Или к моему брату в Штормовой Предел. Он давно звал меня в гости, он соскучился по Рейнис, а я тоскую по родным землям. Мне тяжело оставаться здесь, когда все вокруг рожают детей, в то время как я по-прежнему остаюсь матерью одной-единственной дочери.       Эймон, нахмурившись, прижался к ней как можно ближе, но аккуратно, чтобы лишний раз не разозлить.       — Ты знаешь, что отец желает меня видеть подле себя. А сейчас он сильнее всего нуждается в моей поддержке. Я наследник, — ответил он, стараясь сохранить спокойствие. — И я не понимаю причину твоих беспокойств. У нас уже есть Рейнис, и я убежден, что ты подаришь мне множество принцев и принцесс. Мы молоды, здоровы, между нами царит страсть и любовь.       Но это не подействовало. Его слова не нашли отклика у жены, и Джоселин продолжала лежать неподвижно, словно натянутая струна, готовая порваться в любой миг.       — А что, если я больше не смогу забеременеть? Если Рейнис окажется нашим единственным дитём? Каждая мысль об этом подобна яду, — голос Джоселин сильнее задрожал, а руки её сильнее впились в ладони Эймона, оставляя синяки на тыльной стороне. — Я могла бы смириться с этой судьбой, если бы ты не носил титул наследника. Но ты — принц Драконьего Камня, а я — твоя законная жена. Нашим детям суждено продолжать драконью династию. Будет ли это сын? Или же Рейнис?       — Я понимаю, к чему ты клонишь, но ответа на твой вопрос я не знаю, — ответил Эймон, зная, что его слова звучат для жены как приговор. — Но я обещаю тебе — если мне придется бороться за наследие для нашей девочки, я буду сражаться за ее права с такой же силой, с какой сражался бы за свои собственные.       — И против кого же, мой супруг? Против собственного отца? Он не говорит об этом, но всем своим видом показывает, что андальские традиции незыблемы. Слава Богам, что моя сестра уже сейчас готова принести присягу Рейнис — только возможный гнев Алисанны останавливает Джейхейриса от издания закона о престолонаследии.       Слова Джоселин поразили Эймона как молния. Да, он знал о взглядах отца, но в его сердце жила вера, что у него и Джоселин будет сын, который в свое время получит и корону Завоевателя, и его меч из валирийской стали.       — Джос…       — Мы однажды вернемся к этому разговору, Эймон. Слишком давно он назревает в наших жизнях. Но сейчас меня тревожит нечто иное. Мы с тобой должны быть союзниками, поддерживать друг друга. А я не могу… Каждый раз, когда я засыпаю, мне снится, как Алисса объявляет двору о второй беременности.       Не в силах больше сдерживаться, Эймон встал с кровати и опустился на колени перед женой и посмотрел на нее с нескрываемой нежностью и любовью. Джоселин села на край ложа, позволяя ему взять свою руку.       — Ты — моя жизнь, — произнес он уверенно, как в день, когда они давали друг другу свадебные клятвы. — Мое сердце, моя душа и свет, что освещает путь в самые тёмные времена. Я будущий король, а ты — моя королева, равная мне по статусу, крови и имени. Но каким правителем я буду, если моё сердце разбито? — закончил Эймон, и, прижав руку жены к своим губам, оставил на ней легкий поцелуй.       Слезы вновь покатились из глаз Джоселин, но на этот раз они были полны облегчения. Она позволила мужу одержать верх над её страхами, зная, что вместе они способны справиться с любой бедой.       В этот вечер принц-дракон победил демонов штормовой принцессы.