Таргариены. История драконьей династии

Пятнадцатый день 80 года от Завоевания Эйгона. Королевская Гавань

      Звезды на темно-синем небосводе потускнели, но не угасли, продолжая дарить свою искрящуюся красоту Джейхейрису, пробуждая на его отекшем лице грустную улыбку. Король сидел у окна, устремившись взглядом вдаль, туда, где ночной горизонт объединялся с водами Черноводной, сливаясь в единое целое.       Сон, к огромному огорчению, никак не наступал, и причиной тому были боли, сковавшие все его тело. Путешествие на Вермиторе через Узкое море оставило свой печальный след, и вот уже третью седмицу король страдал от острого недомогания: суставы ломило, особенно колени, спазмы не покидали плечи, а спина и поясница постоянно были в напряжении. По правде говоря, следовало призвать десяток мейстеров и служанок для приготовления компрессов и примочек из вина, зверобоя и череды, чтобы хоть как-то унять страдания короля, но Джейхейрис лишь отмахнулся от этой мысли — вонять мейстерской кельей на заседаниях Малого совета вовсе не хотелось. Пекловы боли уйдут, нужно просто перетерпеть.       Из тени комнаты, где стояла кровать, донесся слабый стон. Алисанна, его любовь, спала беспокойно, страшась приближающихся родов. За тридцать лет брака король привык к подобному положению дел и неудобствам, которые из них вытекали, и он ни разу не потребовал себе отдельной спальни. К тому же, несправедливо пенять на одну лишь беременность — насколько помнил Джейхейрис, сон жены стал прерывист и чуток сразу после кончины отца и начала их заложнической жизни на Драконьем Камне.       — Мама…       Джейхейрис, услышавший, как с уст жены сорвалось слово, которое он сам не произносил на протяжении многих лет, вздрогнул. Значит, начались кошмары. Это было неизбежно после перенесенных утрат. Смерть принцев, Геймона и Валериона, подкосила жену, а приличный возраст ожидаемо напомнил о судьбе покойной королевы Алиссы.       Вспоминать родителей Джейхейрис не любил. Отца — потому что он был скверным правителем и должным образом не позаботился о безопасности семьи, мать — потому что мысли о ней причиняли боль. В отличие от супруги, которая вторую дочь нарекла именем матушки, забрала ко двору единоутробных брата и сестру и сделала Джоселин женой Эймона, чтобы все дочери Алиссы Веларион были королевами, Джейхейрис ограждал себя от всего, что напоминало ему о женщине, которая дала ему жизнь и любила больше всех своих детей.       Попытка унять тревогу за жену оказалась безуспешной, а нахлынувшие воспоминания только испортили настроение короля, обострили старые раны, которые хоть и затянулись, но не исчезали вовсе, и теперь снова распахнули свои недуги, подобно неосторожно расчесанным царапинам. Подойдя к изголовью кровати, Джейхейрис осторожно опустился на край ложа и протянул руку к Алисанне. Убедившись, что её тело не перегрето, дыхание ровное, а лоб не покрыт испариной пота, он встал с постели, аккуратно приоткрыл двери и покинул покои.       В гостиной его ожидали три служанки. Облаченные в длинные ночные сорочки, они тихо занимались своими делами. Услышав скрип пола, все трое обернулись к королевской спальне, и, завидев короля, поспешили склониться в поклоне, опустив взоры на пол, как того требовали приличия.       — Ваше величество, — заговорила старшая из них, что было видно по росту и уже сложившимся формам, явно просвечивающим сквозь ткань одеяния. — Простите нас, если мы как-то помешали вам или королеве. Нас отправила принцесса Мейгелль.       — Не септа Лира? — спросил король, поднимая бровь.       — Нет, мы здесь по поручению септы Мейгелль. — перебив напарницу, ответила вторая служанка, явно более осведомленная в тонкостях титулов и обращений, — Она повелела нам всегда держать в покоях кувшин с отваром определённой температуры, а также кипятить тряпки и полотенца на случай, если у Ее величества начнутся роды.       — Даже так? Теперь за рождение моего дитя ответственность возложена на мою дочь? Она же, кажется, не мейстер, а септа.       — Великий мейстер и септа Лира тоже готовятся прийти на помощь королеве, Ваше величество.       — Понял. Тогда одна из вас немедленно отправится за любым мейстером, другая за септой Лирой, а третья останется здесь. У королевы тревожный сон, и я хочу, чтобы она была под присмотром.       — Будет исполнено, Ваше величество.       Джейхейрис, удостоверившись, что его супруга не остается в одиночестве, облачился в теплый верхний халат, сшитый портнихами из Белой Гавани специально для холодных ночей, и шагнул в коридоры замка. Когда ноги привели его на этаж наследника, он в ту же секунду ощутил аромат свежести и гуляющего сквозняка. Король, на контрасте ощущений, резко осознал, насколько тягостным и удручающим был воздух его собственной опочивальни. Запах лечебных микстур, травяных настоев и выстиранных простыней резал нёбо, оставляя горький привкус в горле. Немудрено, что желанный сон так и не пришел, уступив место съедающим изнутри мыслям.       На протяжении долгих лет Джейхейрис строил вокруг своих воспоминаний неприступную стену, крепкую, как крепости, возведенные Брандоном Строителем. Твердыня, построенная из королевских обязанностей, тревог отцовских и радостных свершений не выстояла бессонной ночью, обрушившись на него, подобно башням Харренхолла, покосившимся под драконьим пламенем.

***

39 год от Завоевания Эйгона

      — Отец, если родится девочка, за кого ее выдадут: за меня или Джея? — этим вопросом терзал принц Визерис своего родителя с того момента, как Великий мейстер объявил о начавшихся схватках королевы.       Второй сын монаршей четы нередко спрашивал о своей будущей супруге. За последний год Визерис изъявил желание взять в жены принцессу Рейну, чтобы вместе с ней летать на ее драконе, а после визита на Дрифтмарк обратил свой взор на кузину Лианну, самую красивую девицу Веларионов. Правда, сама леди поспешила умерить пыл родича, нажаловавшись тетке-королеве. Принц этой дерзости не простил и с той поры устремил свой взор на синеглазую малышку Алисанну, только только научившуюся внятно изъясняться.       — Сын мой, рано тебе о подобном говорить. Пусть дитя родится здоровым, как все твои братья и сестры, — ответил король Эйнис спокойным тоном.       — Но, отец, это важно! Мы Таргариены, у нас заведено женить брата и сестру. Я не желаю венчаться с девицей младше меня на десять лет! Вы с матушкой так долго не отправляли меня оруженосцем к дяде Деймону. К тому времени, как ребенок, если это девочка, подрастет, я вовсе сгину в Дорне, отомстив за бабушку Рейнис! — принц упрямился и продолжал гнуть свою линию.       Только глухой обитатель королевской резиденции не знал, что мечтой Визериса Таргариена было Завоевание Дорна и отмщение за королеву Рейнис. Король Эйнис данное стремление считал трогательным, и поддался на уговоры сына:       — Ты прав, мой юный принц. Давай заключим обещание? Ты клянешься, что не погибнешь, покуда живы твои отец и мать, а я дам тебе слово — королевское слово. Поскольку ты второй сын короля из дома Таргариен, в невестах у тебя будет девица твоей крови. Если моя драгоценная Алисса разродится принцессой, Алисанна станет второй дочерью, и в будущем вы сочетаетесь браком в Звездной септе Староместа, — с серьезным лицом произнес отец, хотя на губах его появилась легкая улыбка. — А ты, мой милый принц, — продолжил король, поднимая на руки младшего сына, — станешь мужем Вейллы?       — А кто это? — в унисон спросили принцы.       — Ваша будущая сестра. Красивые имена придумал ваш отец? Вейлла для девочки, Мейгор для мальчика, в честь моего брата.       — Но мама хотела назвать брата Эйтаном, а сестру Эйларрой, как дедушку и бабушку.       — Джей, не говори небылицы, — произнес Эйгон, старший сын короля, сидевший все это время в углу комнаты. — Мы Таргариены, и носить нам следует драконьи имена, а не морские. И вообще, ты не ответил на вопрос отца. Уступишь Алисанну брату?       — Конечно, конечно! — кивая головой, ответил мальчик, зарывшись лицом в отцовскую рубаху. — Алисанна только и делает, что визжит, портит мои игрушки и трогает мой лук. Я хочу собственный замок, чтобы спрятаться от нее.       Гостиная, в которой сидели король с сыновьями, наполнилась звонким смехом. В это же время, тремя этажами ниже, Алисса Веларион, изнемогая от родовых мук, благополучно разродилась девочкой. Спустя три часа вся семья собралась в покоях королевы на церемонию имянаречения. Малышку нарекли Вейллой, к большому огорчению ее матери. Принцесса Рейна, которой позволили держать сестру, заметила, что у новорожденной были зеленые глаза. Эта новость стала утешением для королевы — ей не позволили отдать уважение памяти почившей матушки, однако кровь Масси одержала верх над пурпуром Старой Валирии и явила себя миру в личике новорожденной принцессы.       На десятый день после своего рождения принцесса Вейлла Таргариен скончалась в своей колыбели из меди и золота — прощального подарка Мейгора Таргариена для королевы, преподнесенного за седмицу до родов. Изделие, поражающее взор красотой и мастерством исполнения, Эйнис Таргариен назвал не иначе как заискиванием младшего брата. Но именно в нем Алисса Веларион застала холодное тело дочери ровно в тот момент, когда бывший десница и Алис Харровей верхом на Балерионе покинули Вестерос.

***

      Воспоминания привели короля в восточное крыло Твердыни Мейгора. Джейхейрис намеревался проведать младших дочерей, деливших общие покои, но на лестнице его догнала младшая из служанок, объявив что у королевы отошли воды. На этом девчонка отклонилась, оповестив короля что за великим мейстером уже послали. Долг хорошего мужа и верующего человека обязывал вернуться назад, но мужчина, седьмой час снедаемый тревогами и скверными мыслями, справедливо решил что будет только мешаться. Алисанне требовалась поддержка, он это прекрасно осознавал, но в настоящий момент властитель Семи Королевств сам нуждался в добром слове и здравом совете.       Оказавшись в нужном крыле замка, Джейхейрис громко постучался, скорее бессознательно, нежели приличий ради. Через мгновение король услышал копошение изнутри и двери приоткрылись. Септон Барт, держа в правой руке латунный севенцион бросил изумленный взгляд, и отошел в сторону.       — Ваше величество, вам следует поблагодарить верховного септона за его настойчивое желание получить ответ, касаемый молений на Дрифтмарке. — произнес септон Барт, впуская Джейхейриса. — В противном случае вам бы пришлось ковылять до Башни десницы в столь поздний час, чтобы встретить меня.       — Избавляйся от привычки подтрунивать над королем, — ответил монарх, массируя пульсирующие виски. — За тобой все равно бы послали — у Алисанны начались роды.       — Ожидаемо. А зачем за мной посылать? Вроде бы, еще утром, я был десницей короля, а не великий мейстером. Меня разжаловали или навесили новых обязательств? Если второе, то могу ли я вместо жалования просить драконье яйцо для изучения? Слыхал, на Драконьем Камне найдется одно остывшее.       — Моя семья уже подарила посторонним целых три яйца. Если обнаружишь хоть одно из них, то забирай, — отрезал Джейхейрис тоном, не терпящим возражений. Барт, правильно истолковав намек, замолчал.       В десничной, кабинете Барта в Твердыне Мейгора, царила умиротворяющая тишина. Именно за спокойствием и за поддержкой Джейхейрис отправился к другу, лишив Алисанну, мучившуюся на родильном ложе, своего присутствия. Совесть неприятно напоминала о себе учащенным сердцебиением, сосанием под ложечкой и похолодевшими руками. Решив унять не к месту разбушевавшееся сердоболие, мужчина принялся искать рукопись, чтобы занять время и отогнать прочь навязчивые мысли. Однако полки старого армария хранили в себе лишь стопки корреспонденции, полдюжины свежей, пару огнив и мятые жестяные посудины.       — Скажи мне, Барт, «Неестественную историю» здесь нельзя отыскать?       — Именно так, Ваше величество. Все пожитки, не касающиеся службы, я предпочитаю хранить в своих покоях. Десничная — это место, где мне должно работать, исполняя долг перед короной.       Король, уловивший в вежливом ответе обиду, решил, что соревноваться в язвительности и остроумии с десницей — дело небогоугодное, особенно когда королева страдает родильными муками. Присев на кровать, Джейхейрис ощутил боль в районе копчика. Тюфяк, предназначенный для сна, износился, и под ним отчетливо чувствовались деревянные доски. Несмотря на ноющие кости и раздражение, вызванное неуместной язвительностью десницы, Джейхейрис не мог не восхититься скромностью своего самого верного сподвижника. Барт стремился принести пользу и процветание Семи Королевствам, а не набить собственный кошелек. Королю невольно вспомнилось упрямство друга в первой год его службы на посту десницы: септон упорно отказывался от опочивальни поблизости с королем и его домочадцами, особенно после того как монарх отдал ему в распоряжение целую Башню. Тогда Джейхейрис применил хитрость, и за неделю загнал слуг и друга постоянными поручениями до изнеможения, так что Барт, наконец, вынужден был уступить. В распоряжение ему отдали келью септы Лиры, которая, в свою очередь, перебралась на этаж короля и королевы, поселившись рядом с Джонквиль Дарк.       Наибольшее облегчение от такого решения испытала Алисанна: она ожидала рождения четвертого ребенка и уже заботилась о двоих — принцессе Дейенерис и принце Эймоне. Присутствие десницы рядом с королевским солярием позволило королеве сосредоточиться на родах, не отвлекаясь от государственных дел.       — Ты не молишься? — поинтересовался Барт, перечитывая письмо из палаты Праведных.       — А разве это необходимо? — ответил Джейхейрис.       — В прежние времена мы возносили молитвы, — произнес Барт со слабой усмешкой, погружая перо в чернильницу. — Что за почерк у Праведного Иллинора, Неведомый его дери! Не буквы, а древнегискарская клинопись.       Джейхейрис не знал, что и сказать на это септону.       — Хорошо, не буду досаждать, — произнес Барт, сменив тему. — Кто остался при королеве?              — Ты сам прекрасно знаешь ответ, Барт. С ней Элисар и септа Лира.       — И только они? Это роды самой главной женщины королевства, если не всего Вестероса. Ей нужна поддержка, она должна видеть дорогих людей вокруг, учитывая, как закончились ее предыдущие роды.       — Не следует читать мне наставления, будто бы я подмастерье, а не король. Чем закончились роды Алисанны, мне известно не хуже тебя: она родила мне шестого сына, златокудрого Валериона, и тот прожил с нами целый год… И не упоминай мне Геймона и Эйгона, ради Семерых. Да, трое моих сыновей теперь носят короны Царства Небесного, но каждый из них, приходя в этот мир, дышал, испражнялся и сосал грудь, радуя меня до глубины души. Что касается королевы… Дюжину раз моя супруга отчаянно сражалась с Неведомым в родах за себя и наших детей, и дюжину раз Смерть уходила ни с чем. С милостью все тех же Семерых, к часу соловья я возьму за руку Алисанну и дам имя нашему принцу.       На дворе была глубокая зимняя ночь, и источников света в бывшей келье было мало — все тот же севенцион с догорающими свечами, керамическая масляная лампа и одиночный факел по правую руку от письменного стола. Но даже при таком скудном освещении Джейхейрис заметил в карих глазах своего соратника плохо скрываемое негодование.              — Говори, коль мысль родилась.       Отложив перо, септон, позабыв о приличиях, произнес с легким упреком:       — Откуда же такая незыблемая уверенность в том, что будет мальчик? О, прошу прощения, не так выразился — осведомлена ли королева о твоем желании иметь седьмого сына? Подсказывает мне чуйка, что этот разговор не принесет ей радости.       — Подсказывать должен ты, а не тебе. Значок, спрятанный среди складок твоей рясы, выдан именно с этой целью.       — Тем самым я и занимаюсь, Ваше величество. Указываю королю, что не следует гневить Семерых своими капризами, покуда его супруга стонет в муках на простынях.       — Чем же я могу прогневить Семерых, септон?       — Гордыней, мой государь. Вам необходимо преклонить колени и молиться, как делали вы все эти годы, чтобы Ее величество пережила эту ночь, а дитя смогло бы сделать свой первый вздох. Петушок между ног в таких делах — пустячная вещь, о которой грешно даже размышлять.       — Много о грехах разглагольствуешь, десница. Или с годами расхотелось септонское одеяние понапрасну изнашивать? Может, тебе милее сан верховного септона? Только учти, усмирять Праведных я тебе не помогу, так что Небесный Конклав сам умасливай.       — О, нет, Ваше величество. К этим зазнайкам я точно не сунусь, да и не впустят меня туда. Доктрина Исключительности и «Неестественная история» отрезали мне все пути возвышения в церкви. Так что, увы, вам придётся потерпеть мои долгие причитания.       — Доктрина… Помню, было за нами такое дело. Скажи мне, Барт, а какой от нее прок сейчас? Это должен был быть трактат, закрепляющий мой дом выше оных, начало рассвета Таргариенов и всего Вестероса. А в итоге? Лицемерная писанина в худшем случае, в лучшем бумагомарательство. Столько ночей не спали я, ты и моя Алисанна, столько свечей и огнив перевели. Изучали свитки Драконьего Камня, Дрифтмарка, Клешни. А в итоге? Принцесса двух драконьих всадников умерла от трясучки, даже суток не продержалась. А знаешь что самое печальное в этой истории? Я был готов пустить наружу всю свою драконью кровь и кровь моей жены, лишь бы это спасло от смерти нашу Дени.       Десничная погрузилась в тяжелое молчание, и только порывы ветра, колотящегося о лунные стекла, нарушали ночное безмолвие. Септон Барт, закончив с письмами, приступил к приготовлению комнаты к ночным часам. Джейхейрис с интересом наблюдал за тем, как последовательно, аккуратно и неспешно его товарищ выполняет свои ритуалы: складывает письма в потёртый карманный мешочек, чтобы с первыми лучами солнца отнести их в птичник; собирает огарки в заранее подготовленную тряпицу, чтобы потом переплавить в восковые бруски; пересчитывает инвентарь, чтобы заранее попросить слуг принести нужное количество масла, свечей, чернил и бумаги. Хоть бы раз нарушил своей же распорядок, но нет, так нельзя! Впрочем, все при дворе знали, что в том числе и за неугасимую приверженность к порядку король и обожал своего десницу.       — Ты завершил все свои дела?       — Завершил бы еще час назад, если бы не ваш визит.       — Прекрасно. Проводишь меня на этаж Дейллы, а затем можешь покинуть Твердыню. — Барт закатил глаза, и Джейхейрис, не сдержавшись, толкнул его локтем в предплечье, как в былые времена. — С годами ты становишься раздражительней. Одна беда — без твоего присутствия мне не обойтись.       — Ваше величество, — сказал септон, нарочно проигнорировав выпадку, чтобы не засиживаться еще дольше, — а зачем вам в покои принцессы Дейллы?       — Не хочу идти в свой солярий; на этаже сейчас суматоха, все носятся, крики Алисанны слышать боязно — помочь я не в силах, только понапрасну буду тревожиться, ворчать и донимать Орвиля. А тот терпеть не станет — тряпкой кипяченой дурь выбивать начнет из меня, не глядя на корону, статус и репутацию. У Дейллы комната свободна. Мейгелль, как мы все и ожидали, на время своего визита заняла келью усопшей Эдит. До чего же хорошая принцесса у меня и Алисанны получилась, да, Барт?       — Все твои дочери прелестны и удивительны, мой государь. Алисса бесстрашная, честная и умом не обделена — истинно Завоеватель в юбке; Мейгелль благочестивее и самоотверженнее всех святых, что когда-либо жили; Сейра — непослушная девица, но силе ее духа позавидуют и Воин, и Отец, и Кузнец — уверен, что твоя любимица не раз еще удивит тебя; Визерра же словно Дева, что спустилась с небес.       — А Дейлла? Забываешь о седьмом моем чаде?       — Ни в коем случае, Ваше величество. Принцесса Дейлла — ласковая и добродетельная леди…       — Мне не нужны твои оправдания — тем более, с твоим настоящим мнением, которое ты мудро оставил при себе, я солидарен. Кому как не отцу знать о слабостях своего ребенка. Дейлла дивный цветок в моем саду, но она из того сорта, что завянет при первом облаке. Ей недостает храбрости, внутреннего стержня и умения держать себя в руках. Страшно представить, какое будущее ей уготовано, Барт.       — Но вы и не озадачены этим, государь, — ответил септон, сдерживая зевоту. Недовольный взгляд короля уже много лет не бодрил десницу. — Все, что касается принцессы Дейллы, возложено на королеву.       — Подтруниваешь надо мной или прямо обвиняешь в фаворитизме? — поинтересовался Джейхейрис, надеясь, что друг не заметит горечи в его голосе.       Ответа на последовало.       Барт понадеялся, что Его величество остаток пути проведет в молчании, и они спокойно разойдутся на этаже принцесс, но у того были свои планы.       — Я не способен отказать Сейре в ее девичьих капризах, — глухо пробормотал король, не то оправдываясь или признаваясь самому себе, — во время обеденной молитвы я никого не замечаю, кроме Мейгелль. К собственному стыду, Барт, лишь некоторые из моих дочерей вызывают во мне отцовскую гордость. — Джейхейрис остановился, пробуя на вкус горькую правду, и продолжил свою исповедь: — Но каждую я люблю всей душой. И голубые глаза Дейллы, цвета ясного неба над головой, дороги мне так же, как сирень и зелень Алиссы, аметисты Мейгелль, индиго Сейры и пурпур Визерры и отцветшая лаванда Дейенерис.       Достигнув нужного крыла замка, Джейхейрис с плохо скрываемой досадой отпустил десницу восвояси, продолжив свой путь в одиночестве. Шаги его низким эхом разносились вдоль длинного коридора, пока он не столкнулся с сиром Робином Шоу, державшим ночной караул. Поручив рыцарю оповестить слуг о его местоположении, король, наконец-то, добрался до нужной двери.       Как только он ступил в покои дочери, его с ног до головы окутал запах свежести морских просторов. В гостинной было приятно находиться — стихший ветер, проникая в комнату сквозь распахнутые окна, мягко ласкал кожу и играл с прядями его волос; занавески из легкой органзы парусами колыхались в полумраке, а из теплого очага доносился звук трескающихся поленьев, заполняя пространство необходимым для Джейхейриса спокойствием.       В центре комнаты располагалась полукруглая клиния, на которой с легкостью могли поместиться три дамы крепкого телосложения. Перебирая в памяти воспоминания о том, как мебель оказалась в покоях Дейллы, сейчас король почувствовал, как ломота в суставах нахлынула на него затаившимся врагом. Присев на край роскошной кушетки, Джейхейрис медленно провел ладонью по бархатной поверхности. Мягкая ткань щекотала подушечки его пальцев, вызывая мурашки. В темноте было трудно различить истинный цвет этого великолепного изделия, но мужчина знал, что ткань, ради которой жена мастера над монетой прошерстила весь Старомест, была редчайшего оттенка граздановой лазури. Порученная на заказ пентошийским мастерам, клиния должна была стать подарком для Сейры, о котором та просила отца целый год. Яростное негодование Алисанны, узнавшей о задумке мужа, семья и близкие помнят до сих пор. Септе Лире и вовсе было поручено целую луну возносить молитвы Старице в надежде, что та вернет благоразумие королю. Но Джейхейрис игнорировал все доводы супруги, сияя от возможности исполнить дочкину просьбу.       «Благо что само изделие оказалось достойным звания принцессы».       Получается, Сейра очень сильно разгневала свою матушку, раз та забрала у дочери отцовский подарок. В другой раз мужчина бы поспорил с женой, но он отсутствовал в Вестеросе приличный срок и не знал всей тяжести проказничества Сейры.       «Вот только переносить столь роскошную мебель в опочивальни Дейллы неразумно. Ее отказ сыну Блэквудов такой же проступок, за который следует отлучать от ужина на неделю».       Отдохнувший король, выбравшись из размышлений о поведении своих девочек, переместился поближе к огню. В глаза бросилась старая кочерга, небрежно лежавшая у каминного портала. Мужчина обхватил лицо ладонями и пристальнее вгляделся: на скамье дочь оставила незаконченное шитье, из сундуков торчали обрезки тканей, на столе у окна россыпью лежали булавки с иглами. Последним аккордом нарастающего огорчения стали увядшие цветы в вазах.       Лицо Джейхейриса исказилось раздражением. Как они с женой могли требовать от дочери стать чьей-то женой, если она даже порядок в собственной опочивальне организовать не в состоянии? Никто не требует от Дейллы собственноручно протирать лампы, канделябры и зеркала, но отдать приказ служанкам в ее власти.       Не в силах смотреть на беспорядок, король взял дело в свои руки. Мужчина сложил все материалы в сундук, плотно прижимая всем телом крышку к основанию. Засохшие букеты безжалостно полетели в камин, отзываясь шипением оставшейся влаги в стеблях. На столе он нашел глиняную миску, куда и полетели колющиеся изделия для вышивания. Но когда в его ладони попала первая вышивка из всех разбросанных, палящее раздражение к собственному ребенку уступило место стыду.       Король переместился поближе к камину, чтобы рассмотреть изделие. Цвет ткани при свете пламени нельзя было определить: то ли чистый белый, то ли бежевый. Материал — однозначно лен. Ему же отдавала предпочтение и Алисанна в те редкие дни, когда у нее было настроение заняться рукоделием. Но не цвет и не фактура ткани заставили Джейхейриса разразиться нелюбимейшим из чувств, о нет. Объемные стежки, идеальные и мягкие, которые он узнал на ощупь в полутьме — вот истинная причина с трудом сдерживаемых слез. Полотно, размером с туловище мужчины, было украшено разнообразными цветами: розами Тиреллов, ромашками Ордена Девы и луковицами тюльпанов, которые третий год королевская семья выписывала из Астапора. Точно такие же идеальные узоры в той же технике много лет назад вышивала другая его родственница: та, которая любила младшего своего сына сильнее остальных и не стеснялась в этом признаваться; та, которая вступила во второй брак и бросила своих детей ради мужчины, изменявшего ей; та, которая не успела примириться со своим первенцем перед гибелью.       Глубокой зимней ночью, пока мейстеры и повитухи боролись за жизнь обессиленной королевы, Джейхейрис Миротворец обнаружил, что его мать, Алисса Веларион, продолжает жить в его четвертой дочке. И он определенно не знал, как к этому относиться.

      Спустя пару часов

      Он все же вернулся в свой солярий, когда в гостиную Дейллы вошла служанка. Обругав нерадивых работниц, монарх с чувством выполненного родительского долга направился к лестнице. На своем этаже он спросил о королеве и третий раз за вечер предупредил, где его искать.       В час соловья его, едва уснувшего, разбудили старшие дети: Эймон, Бейлон и Алисса нависали над королем как статуи, и вид их не выражал ничего, кроме высшей степени обеспокоенности:       — Отец, — первой взяла слово Алисса. Она же сильнее всех тревожилась, судя по ее кровоточащим ранам на губах. — Почему ты не послал за нами? Если бы Визерис под утро не захныкал, я бы не узнала, что мама рожает.       — Кто тебе доложил, дочка?       — Служанка, отец. А потом и Мейгелль подтвердила. Хороша дочь, тоже мне. Нам не сообщила, так уж могла бы быть все время с матерью.       — Моя принцесса, не злись, — сказал Бейлон, целуя руку жены. — Наверняка на то были причины. Отец, лучше скажи, маме было легче, когда ты покинул опочивальню?       Правду говорят, что только любимые могут ранить. Прямо сейчас короля без ножа расчленял на части любимейший из его сыновей.       — Успокойтесь, все трое. Вы вломились в мои покои, разбудили меня, не удосужившись узнать, давно ли я прибыл в солярий, а теперь обвиняете в том, что я не держу ответ перед собственными детьми? Мне напомнить вам о приличиях или сразу выпороть? — Принцы Эймон и Бейлон, осознав, в каком глупом свете они себя выставили, залилась пунцовой краской, под стать дракону на фамильном гербе.       Одна лишь Алисса была непреклонна:       — Я не стану извиняться. Это твой долг как отца. Мы и так потеряли время, пока пытались разбудить тебя и теряем еще больше, выслушивая неуместные нравоучения. Зря я вас послушала, — дочь смотрела на отца, но обращалась уже к братьям. — Надо было сразу идти к матери.       Алисса развернулась и направилась в сторону коридора. На лицо дочка была дурнушкой, но со спины ее можно было назвать красавицей: уверенная поступь, прямая, как меч, спина, густые волосы. Знакомый образ всколыхнул разум уставшего монарха.

Двадцать шесть лет назад

      — Алисанна, постой! — произнес мужчина настойчиво, но без уверенности.       — Не пытайся меня удержать, Джейхейрис, — с горечью ответила женщина, оборачиваясь к своему спутнику с пылающим взглядом, полным ярости. В руках она сжимала письмо, нарушившее королевские планы. Убедившись, что муж не предпримет попыток успокоить ее, Алисанна зашагала прочь из Черного Приюта.       «Хорошо, что Среброкрылая сейчас во внутреннем дворе. Не придется долго идти до нее по такому дождю».       У короля не оставалось иного выбора, кроме как последовать за своей супругой, совершенно потерянной и ошарашенной. Письмо из Штормового Предела, написанное рукой незнакомца, навевало на него тревогу. Необходимо гнать прочь мысли о его содержимом. Но ещё более Джейхейриса пугала Алисанна, способная в минуты паники наделать бед и передать свой настрой своему дракону. Последнее было недопустимо.       Собравшись с мыслями, он быстро нагнал свою жену и, не произнося ни слова, взобрался на Вермитора. В молчании король и королева долетели до Штормовых земель и приземлились в вотчине Баратеонов в аккурат перед бурей.       В главных покоях замка их ждал пьяный отчим и умирающая мать.

***

      Это повторялось вновь. Две женщины, связанные близким родством. Мать и ее дочь. Те же имена: Алисса и Алисанна. Поздний ребенок, сложные роды. Дочь рядом с матерью. Нерешительный отец ребенка, отвратительный муж. Женщина умирает. Ребенок выживает. Девочка. Ненужная девочка.       Король не помнил, как ноги вынесли его из солярия. Он не помнил, как перегнал Алиссу и влепил дочке пощечину. Все, что было в его голове — это образ мертвой женщины и желание не повторить ошибок прошлого.       Мужчина рысью ринулся к супруге. Опережая дочь на ватных ногах, он, наконец-то, достигнул заветной цели.       В опочивальне пахло отвратно. Казалось. что комнаты не проветривали со времен Мейгора. На огромном ложе тужилась его королева, обессиленная и изможденная. Под жарким дыханием ее лоб покрылся испариной, золотистые локоны запутались в узелки, а привычный румянец на лице сменился бледностью, придавая Алисанне вид, которым можно было напугать самого Неведомого. Король, преодолев все преграды, прижал жену к себе, шипя на Орвиля, который осмелился вмешаться в этот момент. Их губы встретились: в первый раз, затем во второй, и каждый поцелуй роженицы и ее возлюбленного был пронизан несказанной просьбой.       «Не уходи».       — Ты сильная, — прошептал Джейхейрис, впиваясь взглядом в самые прекрасные синие глаза на белом свете.       Третий поцелуй, осторожное касание мокрой поясницы дрожащими пальцами — режущее сердце осознание того, как сильно устала Алисанна.       — Ты справишься, — говорит король едва слышным голосом, слабым и беспомощным, — Ao issi vēttan hen perzys se ānogar.       Четвертый и пятый поцелуй. Отекшие от соленых слез веки, русые густые брови, разгоряченный лоб. Поцелуй шестой — пульсирующие виски.       Седьмой — невесомое касание губами ломких от тягости ногтей.       — Ваше величество, — запричитал великий мейстер, и Джейхейрис мысленно возжелал спалить советника в пламени Бронзового Гнева. — Вы молодец. Ребенок скоро появится.       «Ах, точно. Орвиль обращался к Алисанне».       — Я устала. У меня больше нет сил, — измученно проговорила жена, опираясь ладонями о матрас. — Этому ребенку не суждено родиться.       — Глупости, — заговорил Джейхейрис. — Ты справлялась уже двенадцать раз. Справишься и сейчас. За той дверью Алисса, снедаемая тревогой. С ней наши сыновья. В Староместе Вейгон, который скоро будет демонстрировать свои знания истории и права. Наши девочки, наши красавицы — они все нуждаются в тебе. Дейлле не терпится вручить рубашку для малыша. Визерра наверняка будет читать ему сказки. Сейра захочет тебя обнять и не отпускать. Мейгелль с ночи возносит молитвы. Если не ради меня, то ради наших детей борись, моя королева.       Спустя несколько минут в покоях раздался детский плач.       — У вас очаровательная девочка, — произнес мейстер, низко склонив голову перед королевской парой.       «Не сын», — пронеслось в голове у короля.       — Дайте ее мне. Дайте мне мою принцессу, — взмолилась Алисанна. Ее голос дрожал, преодолевая всю усталость. На родильном ложе была мать — не королева.       — Прошу прощения, моя королева, но я не могу выполнить вашу просьбу, — произнес мейстер, одаривая роженицу взглядом, полным сочувствия и принятием неизбежного, — девочка слаба. Мне необходимо ее осмотреть.       В ту же минуту двери королевских апартаментов с глухим звуком закрылись, оставив Джейхейриса и Алисанну в обществе одних лишь повитух, чье нетерпение истощалось с каждой минутой.       — Ваше величество, позвольте мне…       В суете, что воцарилась вокруг, Джейхейрис обрел утешение в собственных мыслях.       «Если ребенок переживет эти сутки, назовем ее Гейль. В честь прабабушки».       Король бросил взгляд на жену, которая снова принялась тужиться под чутким наблюдением тучной повитухи. Она жива. Алисанна жива. Скоро она пытается встать и последовать за великим мейстером.       Словно соглашаясь с супругом, королева сжала посильнее мужскую ладонь.