Кватлинги. Ловушка для шельмы

      Девушки договорились встретиться чуть позже, приведя себя в порядок. Канна показала наследнице небольшую ванную комнату.       – Где мы встретимся? – поинтересовалась Хару. – Ты не подумай, что я считаю ваш дом странным, но бродить по нему одна я не хочу.       – Как выйдете в коридор – сразу направо, прямо по коридору моя дверь.       Пока умывалась, наследница всё думала, что же во вчерашнем небольшом путешествии так привлекло её внимание. Отец каждый год рассказывал ей и братьям историю провала директора Джунхо на церемонии. Некая сказочка на хэллоуин. Тогда было непонятно почему именно этот день он выбирал для такой истории, но вчера всё встало на свои места.       Как она могла быть такой глупой? Столько лет папа рассказывал ей эту историю, да и она должна была усвоить урок, что церемония проходит в день рождения…       Хару помнила день перед собственной церемонией. Отец тогда отвёл её и Мёнхёка к семейному древу. Тогда он показал свою ленточку, привязанную на самом видном месте, у окошка с сэвэном, а потом и красную ленточку директора Джунхо.       Это была единственная сорванная церемония посвящения за всю историю существования этой традиции, – рассказывал мужчина, довольно ухмыляясь и перебирая ленточку в пальцах. – Тогда этот случай лёг клеймом позора на семью академии, чётко показывая кто в клане главный.       Конечно, отец хвастал тем, что он был лучше директора Джунхо. Мол, даже церемония у него прошла идеально, а его друг провалился.       «Вот оно! – поняла Хару. – Вспомнила! Ведь отец говорил, что Джунхо пришлось через год проходить церемонию по новой!»       В коридоре слышались голоса. В другом конце коридора кто-то прошёл из комнаты в комнату, а ещё человек спустился по лестнице на первый этаж. На Хару не обратили внимания, а потому девушка, немного в неуверенности постояв у нужной двери, всё же постучала.       Дверь приоткрылась, и наследница заглянула внутрь комнаты дочери директора. Саму Канну не было видно. Из ноутбука только играла новая песня айдол группы. Хару неуверенно зашла и вздрогнула, когда дверь за ней закрылась. Обернувшись, она не заметила никого кроме объёмного вырезанного скелета, череп которого обрамляли лепестки подсолнуха. «Скажите, что он не живой» – Хару сглотнула.       – Я в гардеробе! – послышался приглушённый писклявый голос.       Будто Хару это поможет! Она оглядела ещё более тёмную комнату чем оформление всего особняка. Растений здесь было не меньше, но благо они не выглядели живыми. Хотя на подоконнике стояло несколько горшков.       Книжный шкаф обвивали зелёные лианы, среди листьев которых жёлтым горели огоньки. От изголовья кровати в потолок упиралось дерево. Ненастоящее, но реалистичное. Ветви его являлись полками, а среди ненастоящей зелёной листвы так же горели огоньки. На полках множество фигурок различных персонажей и… книги… Хару ещё в общежитии заметила эти стопки и заставленные полки. Комната тоже была ими заставлена, а в углу винтовая лестница, ведущая куда-то вниз – на первый этаж дома.       По обе стороны от входной двери были ещё две, обе открыты. Одна – ванная комната, вторая – гардероб, где мелькали тени. Хару направилась прямиком туда. К тому же это был такой яркий уголок в сравнении со всем домом – комната в розовых и бежевых оттенках, любимых оттенках Хару. Хотя и без зелени не обошлось…       Канна у зеркала пыталась расчесать утреннюю капну длинных слегка кудрявых волос. А Хару, остановившись в дверях, больше переживала, что церемонию та будет проходить такими темпами лысой.       – Господин Мёнхёк не заходил к вам? – поинтересовалась Канна, морщась от боли выдираемых ею волос.       Хару постаралась не наворчать, что дочь директора по-прежнему зовёт её близнеца господином, а к ней обращается на «вы».       – Нет, – обе немного помолчали. – Но я кое-что вспомнила… – Канна остановилась и повернулась лицом к наследнице. – Вы вчера изменили историю. Ты и Кёниль. Ваш отец должен был завалить церемонию!       Канна неловко поджала губы. «В конце концов мир не рухнул, значит ничего страшного» – подумала она.       Канна поникла, представляя, что они могли натворить. Даже госпоже Гаён пришлось вмешаться, а младшему господину Мин наверняка перепадёт. Да и Кёнилю тоже…       – Ладно, – выдохнула Хару. – Узнаем о последствиях у моего отца.       – Мы же не будем спрашивать его напрямую? – ужаснулась Канна. Не хватало ей ссор перед само́й церемонией.       – Не придётся, – усмехнулась Хару. – Готова поспорить на что угодно, что папа сам поднимет эту тему за завтраком.       Хару даже удивилась, увидев столовую в довольно ярких оттенках. Стены и потолок цвета слоновой кости, бордовые занавески открыты, хоть за окнами и царила ещё темнота, даже полы не из тёмного дерева, хоть и застелены почти полностью узорчатым красным ковром. Мебель всё та же из тёмного дерева, но это не привлекало уже так много внимания. Даже множество зелени не так бросалось в глаза, хотя… наверное, это потому, что всё внимание привлекало недовольное лицо брата…       – Не понимаю почему ты мне ничего не рассказала! – возмущался Мёнхёк. – Гуляла ночью непонятно с кем и где!       Близсидящие Канна с Кёнилем на такое «не понятно с кем» скептически нахмурились.       – Что вообще значит ты решила перебраться поближе к древу? Почему не домой, а сюда?       Хару уже почти молила Со, чтобы он быстрей принёс еду, которая займёт неугомонный рот её близнеца. Позади трещало пламя в камине, а по правую руку братец…       И всё-таки… не могла она врать ему. Обязательно расскажет об этом путешествии, но не сейчас, когда рядом много взрослых.       Помимо болтающего Мёнхёка и закатывающей на его речи глаза Хару, за столом царила совсем не праздничная атмосфера. На противоположном от близнецов конце стола сидели мужчина и женщина практически Хару не знакомые. Лицо мужчины усыпали веснушки.       Она уже видела их. Дважды. И оба раза с этими же недовольными лицами… Однажды она поймёт в чём заключается их недовольство.       Когда, наконец, деревянная статуя женщины подала к столу завтрак, Мёнхёк успокоил свою тираду. За столом сразу воцарилась тишина и только побрякивание посуды её нарушало.       Пару раз Хару отрывалась от тарелки и оглядывала присутствующих. Что-то было не так, но что именно она поняла не сразу.       – Где Дэн и Дживон? – шепнула наследница, наклонившись ближе к Дохёну.       – Они завтракают отдельно, – ровно ответил на вопрос дочери Ёнг.       Хару нахмурилась.       – С каких пор?       – В этом доме такие правила. НЕ члены семьи не допускаются за стол.       Хару посмотрела в лицо главе семьи этого дома. Джунхо холодно взглянул в ответ, отпивая из стакана алкоголь.       – Но ты можешь просто приказать им! – Хару закипала от такой несправедливости. – Или ты их уже семьёй не считаешь?       – Это не наш дом! – в голосе Ёнга появился оттенок едва скрываемого раздражения. Мужчина сделал вдох, успокаиваясь. – Хару, цветочек, мы здесь гости и должны уважать правила этого дома.       – Статус тут не играет роли? – возмутилась девушка, бросив вилку.       – Хару! – вскричал Дохён.       Наследница от такой грубости растерялась и рассердилась ещё больше. Аппетит отбило совсем, и она обратилась за поддержкой к Мёнхёку.       Тот положил ей руки на плечи и взглянул в глаза.       – Обругаем их потом? – спросил он. На улыбку Хару и сам улыбнулся.       А потом девушка заметила на его запястье браслет Либбериума, тот самый, что создан дабы сдерживать силы кватлингов. «Какого чёрта?» – она уже хотела спросить и об этом, но первой заговорила Ли Хуан.       – После завтрака покажете мне свои ханбоки, девочки?       Женщина по очереди взглянула на Канну и Хару. Те в ответ кивнули.       – Какой прекрасный ханбок был у Хару в прошлом году! – вспомнил Ёнг. – В этом она захотела другой, но тот был шикарен.       – Пап, хватит! – попросила Хару.       – А вот у Джунхо на его церемонии был смешной ханбок! – на лицо Ёнга налезла ехидная улыбка.       Хару взглянула на Канну и улыбнулась, кивая едва заметно на отца, как бы говоря: «Я была права!»       Ёнг под гневный взгляд Джунхо уже хотел было начать в красках расписывать всё, что тогда происходило и в каких «декорациях», но звонок в дверь прервал его, посеяв среди сидящих за столом тишину.       Глава дома только кивнул деревянной женщине в сторону входной двери. Пока Ёнг и Мёнхёк с Дохёном спокойно завтракали, остальные в напряжённом молчании прислушивались к звукам из холла. Хару присоединилась к семье академии просто из любопытства.       Статуя сама по себе молчаливая прислуга, а гость не говорил, пока не прошёл в столовую. Деревянная женщина жестом пригласила мужчину занять место за столом, но Джунхо вдруг в ярости бросил палочки и поднялся с резким рывком, что аж стул упал на пол. Вслед за главой дома вскочили и Канна с Кёнилем и Хуан, придерживая мужа. Двое самых старших лишь бросили холодный взгляд на гостя.       – Что, блять, он делает в моём доме?! – яростно вскричал Джунхо, тыча пальцем в невысокого мужчину со светлыми коротко подстриженными волосами, с такой же светлой бородкой и с лицом, усыпанным веснушками.       Гость мягко улыбнулся на такое «тёплое» приветствие, поклонился главе Ли с его детьми, пройдя ко столу, всё же сел на предложенное ему место.       – В нашем доме, – уточнила Хуан, переведя гневный взгляд с мужа на новоприбывшего члена семьи, после чего так же мягко улыбнулась. – Здравствуй, братик.       Ёнг заинтересованно поднял взгляд от тарелки. Вслед за ним и его дети. Только старшие из семьи управляющей академией продолжали игнорировать.       – Сестра, – Хёнсо подмигнул женщине и перевёл взгляд на холодных стариков. – Мама, папа. Даже не поздороваетесь?       Хуан обречённо выдохнула и жестом велела своим детям вернуться за стол.       – Я задал вопрос, – напомнил о себе Джунхо.       – Ох, братец, здравствуй, – Хёнсо спокойно принял принесённую ему деревянной женщиной тарелку и принялся выбирать из блюда самое вкусное. – Я думал вы ждёте меня. Как никак ты знал, что я приеду именно в этот день. Даже родителей опять силой привезли, а меня ты не рад видеть?       – И ты знаешь почему, – сквозь зубы процедил Джунхо. Хуан усадила мужа на поднятый прислугой стул.       Хёнсо кивнул, улыбнулся и перевёл взгляд на притихших племянников.       – Давно не виделись.       – Да неужели, – скривилась Канна на притворную улыбку своего дядюшки.       – С днём рождения, цветочек. Жаль подарок не принёс. Обещаю в следующий раз исправиться, – Канна молчала, Джунхо прожигал брата жены взглядом, пока сама женщина преспокойно завтракала, родители веснушчатых игнорировали всех за столом, Кёниль не поднимал взгляд от тарелки, а Хару настороженно за всеми ними наблюдала. Хёнсо продолжал: – как начало учебного года в академии? Уверен, Джунхо тебя муштрует как в армии, – он ухмыльнулся. – Как твоя сила?       Канна вздрогнула, а Кёниль бросил палочки.       – Можно мы пойдём, отец? – спросил парень, беря руку сестры, переплетая пальцы и ободряюще сжимая.       – Нельзя, – отрезала мать.       – Идите, – кивнул Джунхо.       Канна и Кёниль медлить не стали.       В холле чуть было не столкнулись с Ли Юджин и Ли Шихёком. Поклонившись старшим, оба убежали вверх по лестнице, не остановившись на оклик неудавшегося поздравления с днём рождения.       Когда Юджин и Шихёк вошли в столовую, за столом царила напряжённая атмосфера, рассеявшаяся с выкриком Хару, подскочившей поздороваться с бабушкой и дедом.       – Привет, моя хорошая, – Юджин обняла внучку и стоило ей бросить взгляд на внуков, как те тоже поднялись здороваться.       Даже Ёнг покинул стол, лишь бы отодвинуть стул тёще, приглашая её на завтрак.       – Что вы опять устроили? – поинтересовался Шихёк и с тяжёлыми охами уселся на завтрак. – Ребятки явно не в духе в такой-то день. Обычно весёлая Канна убежала прочь даже, не приняв подарок.       – Да есть тут один кадр… – Джунхо смерил не доверительным взглядом брата жены.       Шихёк разочарованно закатил глаза увидев за столом Хёнсо, а Юджин натянула улыбку, но быстро перевела внимание на старших Ли из семьи управляющей академией.       – Ох, вы тут, – заметила женщина. – Не думала, что вы выполните роли хороших родителей и дедушки с бабушкой. Или же вас как в прошлые разы Дживон силой затолкал в машину и привёз под дулом пистолета?       Впервые за утро родители Хуан заговорили.       – Век бы наши глаза не видели ни эти лица, ни этот дом.       – Каждый год одно и то же. Давно пора забыть про эту традицию собираться семьями. Ни эти двое, – мать Хуан кивнула по очереди на дочь и сына. – Ни её муж и дети нам не семья. Сказано это было ещё когда этот выскочка приходил просить благословения взять нашу дочь в жёны на соллаль.       Джунхо встал из-за стола и с надкаминной полки забрал приготовленные его дочери подарки. Когда он вышел из столовой, Ёнг проверил позавтракали ли его дети и велел всем троим готовиться к церемонии.       За столом остался лишь Ёнг, напряжённо следящий, чтобы ситуация не вышла из-под контроля; Хёнсо, что заинтересованно словно щенок переводил наивный взгляд с одного говорящего на другого; Шихёк с Юджин и родители Хуан. Сама женщина вышла вслед за наследниками, но быстро опередила их и окликнула мужа, который уже поднимался по лестнице на второй этаж.       – Ты мог хотя бы в этот раз не устраивать скандал с моей семьёй?!       Джунхо спустился со ступенек и остановился в паре шагов от жены.       – Твои родители правы как никогда, – процедил мужчина. – Жаль, что традиция обязывает к присутствию всех членов семей.       Близнецы даже остановились в проходе, застав сцену ссоры хозяев дома. Дохён подтолкнул обоих в холл и шикнул, чтобы они проскользнули незамеченными.       – Они мои родители, – Хуан, будучи в два если не в три раза меньше мужа, стойко держалась, смотря в его глаза.       Джунхо отложил подарки дочери на комод неподалёку и провёл ладонью по лицу, делая глубокий вздох.       – Если ты не забыла, – мужчина поднял дрожащие от злости руки и указал в сторону столовой. – Они отказались и от тебя, и от твоего дорогого братишки, вселяющего страх в наших детей!       Хару остановилась посреди лестницы и взглянула на спорящих взрослых. «О нём она говорила в том видении у шамана?» Дохён вновь подтолкнул сестру.       – Ты знаешь, что он не заслужил это! – вскричала Хуан.       – Это ты просто не можешь принять тот факт, что он в этом замешан и что именно он сломал жизнь Канне и Кёнилю! – закричал в ответ Джунхо.       Все трое наследников остановились в коридоре второго этажа, неловко косясь на лестницу. Никто из них не хотел становиться свидетелем спора хозяев дома и уж тем более узнавать личные секреты этой семьи.       Мёнхёк хотел было уже условиться встретиться перед самым выходом к древу, но стоило ему открыть рот как снизу снова послышался крик:       – Ты знаешь, что он не виновен! Его проверяли сотни и тысячи раз по твоему приказу! Я доверяю своему брату! Спустя все эти года и тебе стоит сделать так же!       – Я начну доверять этому паршивцу, когда мои дети перестанут его бояться!       Одна из дверей в комнату персонала открылась и из неё показалась пухлая немолодая женщина с беспокойством, посмотревшая на наследников, а затем на лестницу. Она всплеснула руками и засуетилась. На секунду скрылась в комнате, а затем вновь вышла, поклонилась Хару, Мёнхёку и Дохёну, предложила им пройти к гостевым комнатам и, что-то бурча под нос, спустилась по лестнице в холл. Неизвестно, что та женщина сказала хозяевам, но вскоре крики и спор прекратили слышаться.       Из-за произошедшего Хуан так и не зашла к девочкам проверить их ханбоки. Хару это не сильно расстроило, ей и без того было неуютно находиться в кругу этой семьи, что ругалась друг с другом на протяжении всего завтрака. Наследница привыкла не к таким семейным отношениям…       Хару вносила последние штрихи в свою причёску, когда в дверь постучали. После разрешения войти, в комнату заглянул Дживон. Хару от радости забыла про причёску и подбежала к отцовскому помощнику, крепко обнимая.       – Привет, принцесса, – послышался слегка хриплый, но такой знакомый голос позади мужчины. Хару просто не могла его не узнать и вот она уже обнимает Дэна, пока тот светится довольной улыбкой. – У тебя замечательный ханбок.       Наследница отстранилась и с толей грусти оглядела костюм Дживона и форму Дэна.       – Жаль, что вас там не будет.       – Мы же не члены семьи, – усмехнулся Дэн.       – Ничего не знаю! – запротестовала девушка. – Для кого-то вон дядя родной не считается родственником, а вы для меня самые близкие дядюшки.       Дживон гордо улыбнулся, а Дэн смахнул невидимую слезинку радости с лица, когда Хару обняла его.       Канна покашляла, привлекая внимание. Никто и не заметил, как она подошла.       – И-извини, – растерялась Хару, вспомнив, что только что говорила о её дяде. – У тебя чудная семья. Не хотела никак обидеть или задеть кого-нибудь…       Канна слегка улыбнулась.       – Всё в порядке, госпожа Ли. Моя семья и впрямь не самая дружная…       «Ого…» – Хару, скрывая удивление оглядела девушку.       В длинных распущенных слегка кудрявых волосах красовался нежный белый цветок, лепестки которого отдавали бежевым, а салатовые листочки были настолько аккуратными и ухоженными, будто искусственные. Светлый ханбок с цветочным нежным орнаментом в белых, бежевых и светло-коричневых оттенках, с мягкими зелёными листочками и зелёной каймой самого одеяния. Поверх зелёная бархатная накидка с пухом, будто от одуванчика.       Канна прикусила от смущения губу и опустила взгляд в пол.       – Пора, – сообщил, поднявшийся по лестнице, Со.       В Холле Хару увидела только Джунхо и братьев, которые ждали её. Глава же второй семьи должен был отвести именинницу к древу. Правило введённое Ёнгом в прошлом году, подкреплённое цитатой: «Как же я своих малышей отпущу идти по лесу в темень совсем одних?! Хару же такая пугливая!»       Следуя этому же правилу всех троих наследников главной семьи Ли Дживон и Дэн проводили до древа даже несмотря на то, что после им пришлось сразу вернуться. Пока шли Хару засыпала обоих вопросами:       – Почему на Мёнхёка нацепили браслет?       – Так велел ваш отец, – будто заучено в голос ответили мужчины.       Хару было интересно совсем не это. Понятное дело, что никто другой не посмел бы её брату даже предложить сделать такое. Браслет создан, чтобы сдерживать силу, а со способностью Мёнхёка всё намекало на очередные тайны и секреты.       – Что не так с семьей директора Джунхо?       Мужчины проигнорировали вопрос наследницы.       – Думаю, вопросу нужно больше конкретики, – шепнул Мёнхёк.       Хару сморщилась. Ещё и пояснять что именно она хочет услышать? Глупые люди…       – Хорошо, – она задумалась на несколько секунд. – Что за долг такой семьи Им? Почему у них в принципе так мало живой прислуги? Почему каждый раз, когда приезжают родители жены директора Джунхо они такие недовольные? Что значит их привезли под дулом пистолета? Почему Канна и Кёниль так боятся собственного дядю? Связано ли это с ИМПАРГО? И почему у них семья ведёт себя друг с другом как заклятые враги? – Хару сделала вдох и задала финальный вопрос: – И почему уже трижды на церемонию посвящения папа и директор Джунхо берут с собой пистолеты? Кого они ожидают убить там?       Дживон с Дэном переглянулись, но от ответа им было не отвертеться, поэтому одному из них пришлось взять на себя эту ношу и поведать всю правду наследнице.       – Понимаешь, Хару, – начал объяснять Дживон. – Это долгая и скучная история. – Девушка хлопала глазами, ожидая её услышать, а мужчина надеялся на обратное. Но ему пришлось продолжить. – Семья директора Джунхо довольно отстранённая и нелюдимая. Они живут в лесу, практически его не покидая…       – Не считая Ли Хуан, – встрял Дэн.       – Ага, – устало вздохнул Дживон. – Сам директор проводит большую часть своей жизни в замке. Такова судьба этой семьи. Наследник рождается в Шиями, растёт там же, поступает, в частности, в академию Аями, а после становится директором и посвящает свою жизнь замку. – Хару слушала рассказ внимательно, хоть и не нашла пока что в нём ответов на свои вопросы. – Так как директор замок почти не покидает, а его жена практически не бывает в стране, дети – Канна и Кёниль росли с бабушкой и дедушкой. С другими, по линии отца. Нормальной семьёй в условиях, когда все члены разбросаны по миру стать сложно. У них не получилось.       По этой же причине родители Ли Хуан и недолюбливают директора, ведь изначально не одобряли этот брак с нелюдимым, но властным Джунхо. Младший ребёнок их семьи – Хёнсо, вечно таскался за сестрой, а потому от него вслед за Хуан отказались родители. Даже в этих условиях у них не получилось стать близкими, ведь Хёнсо был единственным в семье без способности, а потому и учился в Сеуле, практически не видясь с остатками своей «семьи».       Ли Хуан в вечных разъездах, Джунхо практически не покидающий замок, его родители, воспитывающие детей подальше от леса Шиями, чтобы они увидели хоть кусочек мира за пределами священной земли и Хёнсо, брошенный родителями, оставленный на собственное попечение старшей сестрой, что лишь иногда его навещала, хоть и поддерживала общение через письма. Их дом всё это время предоставлен слугам, а так как обслуживать некого, были наняты лишь пару человек, а для рутинной работы и вовсе приняты меры по оживлению неживого.       – Это не отвечает и на половину моих вопросов, – заметила Хару.       – Ну а мы уже на месте, – сообщил Дэн, подталкивая близнецов навстречу их отцу.       Площадка перед семейным древом Ли уже была готова к церемонии. Вдоль каменистой тропинки выставлены тотемы с фонариками, пока ещё не горящими. Вокруг в разброс стояли члены семей: главенствующая семья сбилась вместе, а вот остальные… Хуан что-то говорила Хёнсо, поправляя ханбок того, будто ему было пять лет, их родители отрешённо стояли в стороне. Хару поначалу не увидела Кёниля, но после почувствовала лёгкое касание по плечу и обернулась.       Сын директора Джунхо слабо улыбнулся и кивнул в сторону, приглашая наследницу чуть отойти. Мёнхёк проводил обоих ревнивым и злым взглядом. Кёниль отвёл Хару ровно настолько, чтобы их не услышали, но при этом чтобы быть ближе к её же семье.       – Канна рассказала мне про изменения в истории, – шепнул Кёниль. – Никто из ваших этого не заметил? Вы не рассказывали господину Мёнхёку? Просто он… – Кёниль бросил короткий взгляд на близнеца, а за ним и Хару повернулась к брату, прожигающему их взглядом. – Кажется он что-то знает и ему это не нравится…       – Он всегда такой, – отмахнулась Хару. – Но думаю ему плевать на то, что вы влезли в историю. Он больше переживает, что я была с вами и без него.       Хару закатила глаза.       – Так он знает? – Кёниль начал чесать шею, стараясь уже не смотреть на наследника.       – Нет. Пока что… – сын директора поднял взгляд и, встретившись с голубыми глазами Хару, облизал губы. – Теперь моя очередь устраивать допрос! Что значит Дживон привёз ваших деда и бабку под дулом пистолета?!       Кёниль издал сдавленный смешок.       – Они не очень-то любят нашу семью…       – Я заметила…       – По правилам на церемонии должны присутствовать все, а они, как только могут, игнорируют наше существование… Поэтому каждый раз помощнику вашего отца приходится силой их заталкивать в машину и, угрожая смертью, привозить сюда…       – Я-я-ясно… – протянула Хару неуверенно.       Зато Мёнхёк очень даже уверенно подошёл, схватил сестру за руку и отвёл к отцу, снова гордо встав, будто ничего не произошло.       Кёниль хотел было встать рядом, но после предупреждающего взгляда Мёнхёка, занял место подальше от него, по другую руку главы Ли. Он планировал держаться поближе к человеку с оружием, пока не явится его отец. На всякий случай…       Но, стоило у древа появиться шаману в сопровождении Аями и Инугами, как Ёнг, оставив детей, подошёл к духовному наставнику. Отовсюду к ногам главы Ли начали сбегаться Кодама и подплывать Квихва. Из-за деревьев выглядывали заинтересованные и очарованные Квищин. Но мужчине было совсем не до всей этой нечисти.       – Чувствуете ли вы что-нибудь? – спросил он шамана. – Вы сказали, что именно сегодня это произойдёт. Я ждал и готовился всё это время. Вы сказали, что они придут. Когда? Как я узнаю их?       Несмотря на обеспокоенность главы Ли, шаман был невозмутим.       – Я лишь сказал, что это будет тот самый день, когда мы приведём их к твоим детям.       Ёнг вдруг повернулся к Хёнсо и вспомнил всё, что Джунхо высказывал об этом парне. Если же от него будет исходить хоть толика опасности, то Ёнг… мужчина запустил руку под ханбок и сжал в пальцах рукоять пистолета… Ёнг будет готов пустить в его тело всю обойму.        Может правда не успеть ничего предпринять… Рядом есть Аями, который защитит детей в любом случае и в любой ситуации… что наталкивало на мысль, что это не тот самый момент.       Аями ткнул мордой в сжатый кулак Ёнга, и мужчина посмотрел на покровителя. Одно из самых опасных, мощных и сильнейших существ вело себя с ним как… домашний любимец. Вроде и приятно, но со стороны выглядит странно.       – Туйгэ на удивление мирное сегодня, – шаман в задумчивости поднял с земли красный зубчатый лист и покрутил его в пальцах.       Ёнг нахмурился на такое название родового дерева. Так его называет один шаман. Остальные давно уже упростили это название. Да и к чему было им лично использовать шаманский диалект в разговорах?       Туйгэ – родовое древо семей Ли, являющееся отражением мирового древа, представляло собой крупный ильм с раскидистыми ветвями, красной листвой и грубой по себе и уже от времени корой. Самое удивительное, что древо цвело очень редко, лишь с рождением в семьях Ли очередного наследника.       В ожидании именинницы, глава рассматривал древо, разноцветные ленточки наследников прошлых поколений и окошко, за которым покоился сэвэн. С момента инцидента на церемонии посвящения Джунхо, стекло заменили и укрепили железом, предотвращая повторения прошлых ошибок.       Канна осталась последняя, кто не проходил церемонию посвящения. Возможно, ей и не достанется роль управленца Аями, но на случай непредвиденных смертей членов семей (что случалось не редко) каждый наследник проходил это посвящение. Аями должен был понять из этой церемонии насколько юный наследник готов к принятию в клан, в управленческую семью, насколько он или она готовы взять на себя ответственность вести за собой весь клан Ли и управлять духом покровителем. Не каждому дана такая власть.       Когда на поляне перед родовым древом Ли показались Канна с Джунхо, все члены обоих семей прекратили разговоры. К моменту, когда девочка встала у начала тропинки, ведущей к туйгэ, все прочие уже стояли по обе стороны, ожидая и наблюдая.       Помощник шамана уже зажёг ритуальные травы, начал слышаться стук бубна и напевание самого шамана. С каждым ударом колотушки о бубен, Канне казалось, будто сердце внутри бьёт по рёбрам и вот-вот переломает их и выпрыгнет наружу. Момент истины.       У подножия древа встал Аями, в дрожащих от волнения руках девочки трепетала зелёная ленточка. Канна никак не могла заставить себя сделать первый шаг. Скоро рассвет и выхода у неё не было. Только дорога, выложенная каменистой плиткой прямиком к родовому древу.       За первым шагом девочки все наблюдали, затаив дыхание. Нечисть среди деревьев, окружающих поляну, не шевелилась, хоть в уголке глаза девочке и было заметно белое свечение Кодама и синее свечение Квихва.       Вдоль тропинки с прикреплёнными фонариками за девочкой «наблюдали» родовые тотемы. Канна пожалела, что раньше не разузнала о них ничего, ведь после вчерашнего путешествия осознание своеобразного экзамена фонариками пугало гораздо больше, чем те же сотни глаз онгонов, что заглядывали в её душу.       С древа начали дождём осыпаться красные листья.       С каждым шагом её сердце колотилось всё быстрее. Что будет если она не пройдёт церемонию как подобает?..       Тотемы образовывали своеобразный коридор и стоило Канне вступить в него, как фонарик и узоры на первом же тотеме загорелись. «Олень, – выдохнула она. – Олень — это, наверное, хорошо…» Но впереди её ждало ещё одиннадцать «экзаменаторов».       Все тотемы абсолютно разные – каменные и деревянные, подробные и абстрактные, объёмные и плоские, цветные и бесцветные, высокие и низкие, толстые и узкие. К некоторым были прикреплены красные фонарики, а у других они висели на нитях, тянущихся к соседнему тотему.       Тотем лисицы не отозвался. На тотеме черепахи лишь вспыхнули узоры, но огонь в фонаре так и не зажёгся. Канна сглотнула, с трудом дыша, делая каждый шаг. Тотемы медведя, ягуара и льва тоже не отозвались, так же, как и дракона, на котором лишь засветились узоры.       Глаза Канны защипало от поступивших слёз. Впереди всего четыре тотема, один отозвавшийся позади и семь не загоревшихся огоньков… Это провал. По всем фронтам. Позади уже слышался шёпот родственников. У девочки началась паранойя, что уже ведётся обсуждение как её выставить из клана.       Вдруг всё потеряло чёткие границы. В такой неподходящий момент в ней очнулась сила и всё материальное вдруг перестало таковым являться. Остались лишь очертания, которые просто терялись под правильным углом. Канна споткнулась о выпирающий на тропинке камень и, чуть было не упав, остановилась.       Аями перед ней смотрел на неё пустым взглядом жёлтых глаз. Четыре финальных тотема были готовы вынести свой приговор. А Канна попросту не видела куда идти. Она видела покровителя впереди, видела очертания леса, нечисти в нём, древа и тотемов, но ничего чёткого.       Она обернулась к семьям позади и тут же отвела взгляд. «Чёртова способность!» Канна зажмурилась, стараясь стереть из мыслей только что увиденную картинку. Рентгеновское зрение играло с ней злую шутку. Она сжала ленточку в пальцах, а по щекам уже катились слёзы. Глаза неистово жгло, то ли от проснувшейся силы, то ли от накатывающей истерике от провала.       Даже если исход церемонии был ясен из уже прошедшего пути, но она должна была дойти до древа мимо каждого тотема, чтобы шаман смог понять какие именно качества не отозвались духам в девочке.       Канна открыла глаза, собираясь хотя бы интуитивно пройти к семейному древу, но вдруг замерла, не способная сделать и шага. Впереди на неё ожидающе глазели четыре духа: собаки и волка, сидящих у подножий своих тотемов, буйвола, чешущего рог о свой собственный тотем, и рыбы, что в невидимых водах плескалась вокруг своего тотема. Они должны были проникнуть в сознание Канны и найти там ответ на вопросы: готова ли она? Есть ли в ней качества, присущие каждому их них?       Канна сглотнула и, осторожно ступая, пошла к ним. Первой сорвалась с места собака. Когда дух с разбегу прыгнул прямо на неё, Канна даже отступила на шаг, но ничего не произошло. Собака просто растворилась в грудной клетке девочки, но она вдруг ощутила, будто всегда замечала оценивающий взгляд со стороны. В самые важные моменты её жизни. Душа тотема проходилась по всей линии жизни девочки в поисках ситуаций, где нужное качество в ней откликалось. Или нет.       Самое странное, что пока Канна не видела души тотемов, она и не чувствовала процесса их оценки, но сейчас её пугало то, как именно в её жизнь проникнут буйвол и волк…       Холодок в груди вдруг пропал, а душа тотема собаки вновь появилась у подножия. Канна, затаив дыхание, смотрела на изучающий взгляд духа, а затем тот оббежал собственный тотем и прыгнув в красный фонарик остался в нём синим пламенем.       Канна облегчённо выдохнула. Осталось трое…       В момент, когда на неё побежал буйвол, Канна зажмурилась. Ничего не почувствовав, она открыла глаза и с облегчением обнаружила, что способность вновь утихла. Она снова могла видеть мир таким, каким он являлся. Чувство кого-то чужого в её жизни тоже пропало, но даже спустя долгие вечные секунды фонарик не загорелся.       Тотемы волка и рыбы тоже молчали.       Канна дошла до древа, понимая, что ей нет смысла даже пробовать вешать ленточку. Слёзы катились по её лицу. Аями даже озвучивать приговор не стал, лишь улёгся в корнях родового древа.       Листья перестали сыпаться и Канна обернулась. Два тотема из двенадцати… Ей конец…       Помимо двух горящих огоньков, на четырёх тотемах светились узоры.       Бубен стих, шаман перестал напевать, а оценив картину, бросил взгляды на Джунхо и Ёнга. Трое мужчин отошли в сторону, а все остальные разошлись по поляне.       Зарождался рассвет.       Канна опустилась на каменистую плитку, которой было выложено вокруг родового древа, и заплакала. Хотелось кричать, но не тут… не при всех.       Она стала разочарованием для родителей, брата, семьи, рода и клана… Худший день рождения из всех пятнадцати, что она пережила.