Кватлинги. Ловушка для шельмы

      — Я просто хочу разобраться! — возмутилась Хару, указывая на простреленную плазму. — Мне не важно, что ты обещал купить новый телевизор, пап! Я смотрела новости!       — Тебе не стоит переживать насчёт этого. Необязательно что-то узнавать, — Ёнг подошёл ближе и попытался обнять дочь, но Хару отпихнула его от себя. — Послушай, — Ёнг вздохнул и усадил дочь на диван рядом с Мёнхёком. — Бабочка — это не то, во что вам с братом стоит углубляться.       — Может есть ещё что-то о наших жизнях, что мы знать не должны, отец? — Мёнхёк доверял ему, но в этой ситуации полностью был на стороне сестры. Они всегда были откровенны с отцом, а от них многое скрывают все вокруг. — Все умалчивали важнейшее правило клана. Ты запрещаешь смотреть новости про хрень, которая за нами вроде как охотится… Есть ли что-то ещё, что мы с Хару не должны знать?       Дохён в кресле прокашлялся. Он как старший знал чуть больше близнецов, а про чистоту крови был именно его прокол. От Мёнхёка сложно скрыть что-либо. Рано или поздно он должен был узнать правду, которую обязательно разделил бы с сестрой.       Глава Ли же просчитывал лучший ход, чтобы подтолкнуть детей на правильные решения и поступки. Вот-вот их план перейдёт от разговоров к действию.       — Я наверняка не смогу вам разъяснить всё правильно, — вздохнул Ёнг, обведя всех троих детей взглядом. Сможет. Но не будет. — В вашем возрасте мне во всём помог разобраться шаман. Он умеет подбирать нужные слова, но он и не знает всех тех подробностей дела бабочки. Он ведь лес не покидает, вы знаете.       Все трое наследников навострили внимание на отца. «Вот и подобрал нужные слова». Ёнг смог дать наводку, а по переглядкам детей понял, что те попались на приманку. Он воспитывал их, знает как облупленных. Ещё бы они не клюнули на такую очевидную подсказку.       — Зашибись! — Мёнхёк встал с дивана. — Нам так и будут лапшу на уши вешать!       Он бросил взгляд на Хару, и девушка, уловив его мысли, поднялась. Напрасно они думают, что Ёнг не понимает их. Пятнадцать лет пылинки с них сдувает. Пятнадцать лет следит чтобы ты не нуждались не только материально, но и духовно, старается улавливать все детали их общения, характеров и мелочи поведения.       Близнецы молча направились на улицу, показательно обойдя диван подальше от отца. Пусть видит, что задел их, что обидел.       — Погуляй с Куми, — велел Ёнг Мёнхёку.       — Так и сделаю! — холодно бросил в ответ парень, снимая с крючка шлейку.       Этап первый пройден. Ёнг смерил взглядом Дохёна. Старший, поджав раненные губы, смотрел на дыру в телевизоре, а ощутив на себе взгляд отца, перевёл внимание на пистолет, зажатый в руке мужчины.       — Пойду с ними.       «А вот это не по плану» — но Ёнг лишь кивнул. Он часто велел старшему приглядывать за близнецами и, запрети он сейчас идти за ними вслед, Дохён мог и что-то заподозрить. Парень был далеко не глупый. В конце концов что могло страшного произойти пошли он к шаману не двух наследников, а трёх? Задуманному это не должно помешать.

***

      Близнецы уже у ворот с территории резиденции обернулись на окликнувшего их Дохёна. Старший догнал ребят и все трое огляделись проверить наличие Дэна, Дживона или отца. Мёнхёк спустил Куми с рук на землю, и лисёнок начал обнюхивать дорожку вокруг ног хозяина.       Пока шли по городу к окраине, несколько детишек наровились погладить необычного зверька наследника, но Мёнхёк, одаривая их холодным взглядом, грозился руки им переломать. Родители любопытных чад, зная характер младшего господина, спешили скорее убрать их от зверька наследника.       — Просто узнаем почему мы вдруг попадаем под удар летающего таракана, — причитала Хару. — Канны с Кёнилем им оказалось мало видимо…       Мёнхёк шикнул на сестру, и та, недовольно нахмурившись, всё же притихла. Проходя мимо семейного древа, чьи ветви были увешаны цветными ленточками, наследники ловили на себе взгляды некоторых взрослых.       — Мне по-прежнему кажется эта затея плохой, — закатил глаза Мёнхёк.       По узкой тропинке они вошли в лес, где стало значительно темнее чем в черте города. Мёнхёк следил за Куми, который бежал впереди всех то и дело внюхиваясь в кору старых деревьев или в мох, которым были покрыты попадающиеся на пути камни.       — Признай, что ты всё ещё злишься за ту рану Куми.       Хару старалась держаться ближе к Мёнхёку, идущему впереди. Взгляд от земли почти не поднимала, перешагивая сухие ветки и камни на тропинке. Дохён шёл позади близнецов, иногда оглядываясь.       — Этот шаман что-то сделал с моей лисой, — Мёнхёк поморщил нос, словно кролик. — Я не уверен, что он в своём уме…       Теперь уже Дохён шикнул на брата.       — Но спросить всё же стоит, — тихо заметила Хару. — Он считается самым мудрым в нашем клане.       Мёнхёк на это ничего не ответил.       Вскоре просвет позади ребят пропал, будто лес отрезал им дорогу обратно в город. С каждым шагом они углублялись в самый опасный лес страны, ставший для всего клана Ли пристанищем, домом. Звуки голосов сменились на шорохи травы и редкие голоса птиц, кричащих над головами ребят с верхних ветвей гигантских деревьев.       — Тут есть змеи? — Хару ещё ближе подошла к Мёнхёку, почти вжавшись ему в спину, а тот вместо ответа свободной рукой снял ладонь её со своего плеча и, не отпуская руки, вёл за собой.       — То есть тебя пугают хладнокровные ползучие, но никак ни духи? — усмехнулся Дохён. — Интересно, однако.       – С нами папы нет, – шепнула девушка. – Это за ним вся нечисть таскается. В прошлый наш общий поход в лес я думала, что умру от страха. Нет, Кодама и те огоньки очень даже милые, но вот Квищин, Инугами и прочие жуткие духи… Эта вся нечисть такая мерзкая, а когда мы с папой рядом, она вокруг шарахается. Однажды они сожрут и папу и нас. Странно почему папу все боятся, но не эти жуткие твари. Нет, Инугами его побаиваются, но всё равно вылазят в его присутствии…       В кустах в этот момент что-то зашелестело и Хару остановилась сильнее сжимая руку Мёнхёка. Дыхание затаила и не сводила взгляд, ожидая что оттуда что-то сейчас выпрыгнет.       — Это, наверное, плотоядная бабочка, — прошептал Мёнхёк ей на самое ухо, еле смех сдерживая. Хару одарила его хмурым недовольным взглядом.       Как бы не была шутка младшего брата жестока, но она подействовала на Хару, и девушка перестала тараторить от волнения, чему Дохён был очень рад.       Вопреки всем ожиданиям, чем глубже в лес по тропинке проходили ребята, тем картина всё больше менялась. Колючие кустарники попадались уже реже папоротника, а Мёнхёк, кивнув на камень с вырезанной руной, оповестил, что, кажется, они скоро придут.       С каждым шагом попадалось всё больше следов пребывания неподалёку шамана. «Следы жизни» — такое название им давали взрослые, что уже ходили по этой тропинке, но для ребят руны, черепа и подвески с ракушками и камнями на ветвях деревьев, больше по атмосфере напоминали «дорогу смерти».       Папоротники и трава вдоль тропинки сменились на красные, оранжевые, жёлтые цветы эчеверии. Хару с любопытством разглядывала их жесткие, сочные и мясистые листовые пластины, собранные в плотные розетки. Мёнхёк наконец отпустил руку сестры и, опустившись на колено, отстегнул поводок от шлейки Куми дав зверьку свободно бегать вокруг.       Лисёнок отбежал от хозяина к одной из подвесок из палок, ракушек, перьев и птичьего черепа, висящей на нижней ветке дерева. Начал лапами играть с черепом, вызывая бряканье и перестук каменных рун о деревянные.       Вскоре вышли на поляну, при входе на которую ребят встретила плетённая арка, увенчанная рогатым черепом с подвешенными к рогам перьями, амулетами и прочими подвесками. На поляне, образовывая своеобразный круг, было построено несколько хижин из старых, уже покрывшихся мхом, брёвен и досок. Все хижины так же были увенчаны рогатыми черепами у самой крыши и по углам дверей.       В центре поляны большое кострище, а по всей территории разбросаны несколько тотемов с разными животными: волком, медведем, лисицей, орлом и другими. Так же в круг горели несколько факелов, и Хару приметила уже знакомые булыжники, поросшие мхом везде, кроме как на местах с древними надписями и рунами. Как и вдоль тропинки на подходе к этому месту ветви деревьев по периметру были завешаны перьями, ракушками, камнями, веточками, что складывались в руны, и мелкими костями.       Со всех углов поляны к гостям сбежались собаки. Ухоженные, но большая часть — беспородные. Четвероногие обнюхивали наследников, а Мёнхёк больше волнуясь за своего питомца внимательно следил как лисёнок кусал загривок одного из лежащих на земле псов.       — Не стоит переживать за своего друга, — Мёнхёк повернулся на хриплый голос шамана. — Они все здоровы и своих не обижают.       Все трое наследников низко поклонились, поприветствовав мужчину. Шаман в ответ медленно кивнул с мягкой улыбкой.       — Я ждал вас.       После его слов из хижины выскользнул молодой парнишка в длинной тёмно-бежевой рубахе и таких же брюках. На ботинках смехом переливались колокольчики, а вдоль длинных распущенных волос на нитках висели перья. Паренёк, взяв один из факелов с крепления поджёг кострище. Пламя за пару секунд поднялось выше человеческого роста, но помощник шамана даже не отпрянул от огня. Встретившись взглядом с наследниками медленно склонил голову и вскоре вновь скрылся в хижине.       Несмотря на век технологий, прогресс и модные тенденции не коснулись этого кусочка леса Шиями. Традиции не позволяли шаману следовать моде, а вера и вовсе не приняла бы его в джинсах и толстовке. Мужчина в камлайке пригласил ребят к костру.       Множество подвесок, амулетов при ходьбе шамана позвякивали, когда деревянные, каменные руны, костяшки и бусины ударялись друг о друга, а волосы, что белым водопадом спадали с плеч шамана развивались от лёгких порывов ветра. В белоснежные тонкие косички были вплетены бусины с высеченными рунами, а по спине и плечам одежд развивались разномастные перья. Из-под бахромы, что скрывала лицо мужчины наполовину, можно было кожей почувствовать, а иногда совсем мимолётно разглядеть взгляд зелёных глаз в тон одеждам шамана. Словно корона голову его украшали оленьи рога. Он не выпускал посох из рук, а из-под перчаток без пальцев можно было разглядеть кровавые мозоли.       Наследники редко видели шамана в городе. Знали, что тот живёт в лесу, и знали какая тропинка ведёт к нему, но во владениях его были впервые.       — Не то, чтобы меня это прям сильно тревожит, — начала было Хару, но шаман перебил её.       — Если ты пришла ко мне с вопросами, значит тревожит.       Хару задумалась с чего ей начать. Сидели неподалёку от огня на своеобразных лавочках — срезанных булыжниках с такими же срезанными спинками. Естественно на голый камень наследников не усадили бы, а потому Хару чувствовала себя неудобно и некомфортно на чьей-то шкуре. В отличие от Мёнхёка с Дохёном.       Несмотря на то, что гостей было трое, вместо запланированных двух, шаман старшего не прогнал и виду не подал, что он стал неожиданностью. Для троицы он знал о их приходе от духов, а в реальности от самого главы с которым и обсуждали когда именно это должно было произойти. Дохёна предсказание не коснулось, но и он был отгорожен от всей информации о бабочке. Старший начинал задумываться — если бабочка так опасна, что всю страну всполошила и если так сильна, что может изменить саму суть человека при этом оставаясь в тени даже для Ёнга, то чего они хотят? Насколько глобальны их планы? И причём тут Хару с Мёнхёком?       Ветер тревожил подвески, амулеты и талисманы на деревьях от чего по поляне разносилось побрякивание. Здесь сама атмосфера отличалась от любых других знакомых наследникам мест — что-то волнующее, тревожное, но в то же время мирное и спокойное. Будто на тебя сотни взглядов направлены, смотрят, но не с яростью и голодом, а внимательно наблюдают, оценивают и изучают.       Даже пламя костра казалось другим, правильным, будто именно это пламя истинно, а всё что за пределами поляны — обман. Тепло разливалось по груди, волнуя, но маня испытывать это чувство без конца. Под общий ритм шаман начал постукивать по посоху, а талисманы с рунами на нём побрякивали о рогатый череп. Неожиданно он дёрнулся, что-то выкрикнул на непонятном для наследников языке.       Хару вздрогнула и взглядом скользнула по братьям. Оба воспитывались в большей строгости, чем сестра. В то время как Дохён не позволил бы себе хоть немного перестать соответствовать ожиданиям отца из чувства благодарности, преданности, чтобы не подорвать его доверия, у Мёнхёка помимо ожиданий отца важную роль играли его гены и воспитание. Ёнг воспитывал в сыне второго себя, а Мёнхёк впитывал каждое его слово, каждый совет, никогда не смел сомневаться. Разница между братьями была лишь в том, что Мёнхёк хорошо внешне скрывал свои чувства, а Дохён умел их подавлять до состояния апатии и играть эмоции так, чтобы они выглядели искренними.       Никто и слова не смел проронить. Подсознательно это казалось лишним, а молчание было чем-то правильным. Из хижины вновь показался молодой помощник. Опустившись на колено перед шаманом протянул тому бубен и колотушку. Сам же остался рядом, держа в ладонях какую-то ступку. Все трое наследников переглянулись.       — Подойди, девочка, — велел шаман.       Хару неуверенно поднялась и подошла ближе. Шаман велел снять ей куртку от чего у Мёнхёка возникло дикое желание вмешаться, но девушка молча всё сделала. Оставшись в одной футболке почувствовала тот самый ветер, что играл с подвесками на ветвях деревьев. По рукам пробежали мурашки. Шаман почти не смотрел на Хару, опустил два пальца в ступку, что держал помощник, а наследница, увидев алую жидкость, мысленно взмолилась чтобы она не оказалась кровью.       Попадая на кожу алая жидкость принимала совсем другой оттенок — коричневый. Хару выдохнула, убедившись, что это просто краска, пока шаман простыми движениями выводил узоры у неё на руках. От спиральных узоров тепло начало разливаться по телу и Хару это почувствовав немного съёжилась.       Шаман завершил несколькими рунами на лице девушки. Хару даже дыхание задержала, пока он рисовал их, смотрела в лицо напротив и пыталась прочитать хоть что-то, но зелёные глаза шамана едва показывались из-за кожаных лоскутков, которые всё равно не могли сдержать взгляд, пробирающий до мурашек.       Хару засмотрелась на шамана, не заметив как его помощник зажёг какую-то траву, дым которой начинал окутывать всё вокруг, а шаман резко коснулся лба наследницы посохом. Лоб в лоб с черепом на нём. Девушка даже понять ничего не успела как в памяти вдруг начали всплывать все факты о импарго, что она успела узнать. Картинками появлялись перед глазами.       Самое первое — самое волнующее. Предсказание Лилии в зале практик. Испуганные лица детей директора. Словно в ухо кто-то прошептал неизбежное: «Один из круга тех, кто должен близок быть предаст, и бабочка придёт в разы быстрей. С врагами наготове будь и жди подвох, но не забывай и про друзей».       Картинка должна была начать складываться как пазл, но в воздухе по-прежнему сухим туманом висел вопрос: Какие враги? Наследники Ли и не общались-то толком ни с кем. Начали социализироваться только в академии, но от начала учёбы прошло всего две недели. Сохён? За врага сойдёт, но врага Хару, не Мёнхёка. Он тоже был в предсказание втянут… А друзья? С кем надо быть наготове? Круг общения наследников Ли ограничивался другими наследниками великой пятёрки. Кого из них стоило рассматривать как ошибку?       Бабочка.       «… Не забывай и про друзей»? Кто-то, кто входит в их круг общения и связан с бабочкой? Красная бабочка махнула крыльями перед глазами Хару, будто занавесу приоткрывая, давая взглянуть, оценить и понять. В их круг общения вошёл Кёниль! Совсем недавно, но всё же на нём всё сходится. С Мёнхёком он тоже не поладил поначалу. Месть и сын директора? Как-то не клеилась эта версия с безобидным образом Кёниля. Шуганный той самой бабочкой, пугливый, а в повседневности вполне безобидный, но Хару вдруг вспомнила.       Вспомнила тот пост о драке с парнем из клана Бан, вспомнила ту надменность над Сохён и тот взгляд и ухмылку. Злую, ехидную, недобрую. Кёниль тоже Ли и это не стоит недооценивать. Но стоит ли его опасаться?       Узор бабочки.       Похищение детей и убийство их родителей. Выпуск новостей из «Кванбока». Один из немногих выпусков, который Хару смогла посмотреть. Тогда впервые появилось название тех, кто больше восьми лет существовали под именем, что им дала общественность. Почему? Они убили родителей и похитили малышей. Передали записку через Тэёна. Он втянут в это? Или что-то знает? А может просто под руку попался…       Слишком мало информации.       Тут, словно ответив на зов Хару, возникла новая картинка. То, что она не видела никогда и то, что она попросту не могла знать. Что-то не из её сознания, а из памяти шамана.       Другое время, но место то же. Двое детей узнать которых так просто — яркие веснушки, светлые волосы Кёниля и длинные волнистые волосы Канны. Обоим лет по семь. Заплаканные, необычайно тихие. Девочка ближе к брату жмётся, в рукав кофты пальчиками вцепляясь. Боится. Чего?       Всё вокруг дымом окутано и запахом жжёной травы. Ритуал? Из тумана показалось знакомое лицо женщины. Кто она? Точно… Хару признала жену директора академии. Её редко можно было увидеть, но всё же узнать просто. Знакомые веснушки, светлые короткие волосы. Тонкими длинными пальцами она убрала волосы с лиц Канны и Кёниля. В стороне сам Джунхо стоял — суровый, серьёзный.       — Этот страх возник после их возвращения, — сказала женщина. — Мы его проверяли, и он полностью оправдан. У него есть алиби и я ему верю.       О ком она говорит? Чужие воспоминания распознавать сложно, проникать в них становится всё сложнее. Хару старалась в свои воспоминания вернуться, найти там ответы или хотя бы подсказку.       Новости, которые Хару смотрела совсем недавно. Старый выпуск из аэропорта. Бабочка словно преследует её. В тот раз она оказалась совсем рядом. Но чего стоит от неё ждать? Чего стоит опасаться? Хару видит узор перед собой. Совсем простой, но после всей (или нет?) правды пугающий. Хару потянулась к узору, тянулась к бабочке, желая коснуться её.       В груди что-то жечь начало, давить. Расстояние становилось всё меньше, а Хару почти задыхалась. Картинка перед глазами начала плыть, а в висках боль пульсировать. Она отдёрнула руку, когда из стены лица показались. Объёмные. Рвущиеся наружу из стены, всё сильнее тянущие, более отчётливыми становящиеся. На Хару тошнота накатила, что усиливалась с каждой секундой. Чувство, что изо рта вот-вот что-то полезет. Она двинуться не могла хоть от страха и покрылась мурашками. Как при сильном кашле лёгкие жечь начало, а из них по глотке словно что-то пробиралось наружу, перекрывая дыхание.       Из стены уже руки тянулись, ухватить желая. Хару ртом воздух драгоценный ловила, зрение пытаясь сфокусировать. Из стены белая голова вытянулась, а за ней плечи и руки такие же. Хару шаг назад сделала. Из стены два белых человека вышли. Девушка ткань футболки сжала. Жжение в груди невыносимо стало, а люди из стены совсем реальным. Они сделали резкий рывок в сторону Хару. Всё оборвалось как натянутая нить.       Дыхание начало приходить в норму, тошнота ушла почти полностью, а странное чувство чего-то чужеродного в лёгких пропало. Хару лишь успела понять, что люди в чёрном — мужчина и женщина. Наследница с трудом глаза разлепила и первое, что понять смогла — она окружена дымом. За дымом последовал запах — тот же, что был в видениях. Побрякивание рун никуда не делось, но теперь к этому перестукиванию добавился бубен. А ещё на улице была тьма.       «Сколько прошло времени?» — Хару огляделась. Бубен смолк, но шаман на неё не обращал внимания. Всматриваясь в пламя чего-то ждал. Помощник его принял из рук наставника бубен. Вспышка пламени и из костра что-то вылетело. Шаман поймал это и Хару нахмурилась: «Обгоревший кусок бумаги?»       С тишиной пришла боль в ногах. Она стояла минимум несколько часов не шевелясь. Бросила взгляд на «лавочку», но та оказалась пуста. Шаман же, сжав в кулаке листок, раскрошил его и без того хрупкий, что-то шепнул в закрытую ладонь и раскрыв подул на пепел, что ветер подхватил и куда-то унёс. Шаман наконец обратил своё внимание на наследницу. Помог ей сесть.       — А… — начала была Хару, но не озвучила «Где они?». Боль отошла на задний план. Мысли теперь занимали братья.       — Закончили, — раздался знакомый голос. У Хару с души камень свалился. С другой стороны костра вышли Мёнхёк с Дохёном.       Оба наследника сразу к шаману направились. Мёнхёк лишь кроткий взгляд на Хару бросил и мельком улыбнулся ей. Он что-то отдал шаману, а Дохён протянул резной нож, лезвие которого сверкнуло, отражая языки пламени. Хару приподнялась, желая своё любопытство утолить. На руках Мёнхёка такие же узоры были нарисованы, как и на её собственных, а руки Дохёна… Хару сглотнула, насчитав минимум три окровавленных пореза.       — Приведи лису, — велел шаман своему помощнику.       Мёнхёк уже хотел было встрять, что Куми не пойдёт к чужим в руки, но зверёк с большим энтузиазмом запрыгнул в объятия незнакомца.       Братьев Ли усадили рядом с Хару. Перед ними на землю на колени опустился помощник шамана, крепко ухватил лисёнка и поднял взгляд на шамана. Тот кивнул и протянул ему нож, а Мёнхёку отдал вырезанный Дохёном тотем лисицы. «Что происходит?» — Хару в растерянности следила за происходящим. Думала, что что-то важное пропустила, но Мёнхёк выглядел таким же потерянным.       Помощник шамана резким движением провёл лезвием ножа по лапе Куми и зверёк взвыл от боли, задёргался.       — Какого чёрта?! — Мёнхёк наплевал на все приличия, которым его обучали (особенно в общении с шаманом). Этот человек в клане пользовался уважением не меньше самого главы. Он был тем редким типом, кому даже наследники в пояс кланялись, выражая почтение, но сейчас Мёнхёку было не до поклонов и почитания.       Дохён прошипел сквозь зубы, когда Хару ему в руку вцепилась, а её ногти больно в кожу врезались. Несмотря на присущую клану жестокость в этих действиях все трое не видели ни капли логики, а лишь угрозу.       — Смажь тотем его кровью, — ровно велел шаман Мёнхёку. Наследник на коленях на земле стоял, прижимая к себе скулящего лисёнка. Он поднял злой взгляд, который по проницательности сейчас мог бы сравниться с взглядом зелёных глаз самого шамана. — Давай!       Впервые шаман тон голоса повысил от чего Хару не по себе стало. Мёнхёк всё же сделал как было велено, сильнее прижимая к себе Куми. Протянул тотем помощнику, но тот лишь головой помотал. Тогда наследник схватил руку того и силой вложил тотем. Поднялся на ноги и прикладывая титаническую силу воли разжал стиснутые зубы.       — Мы уходим, — твёрдо заявил он. Хару поднялась вслед за братом. — Ты тоже.       Дохён немного неуверенно тоже встал. «Правильно ли это?» — он оглядел по очереди шамана и помощника. Близнецы уже направлялись к арке, а потому, слегка поклонившись, старший поспешил догнать брата и сестру. Мёнхёк Хару вёл за руку, будто она могла здесь остаться или её могли забрать.       — Подождите, — впервые за всё время подал голос помощник шамана. Догнал ребят и, взяв свободную руку Хару, вложил ей в ладонь тотем. — Храни его.       Мёнхёк каждое его движение злым взглядом сопровождал.       — Вы должны приблизить неизбежное! — заговорил шаман. — В этом решение!       Оба больше ничего не сказали. Наследники тоже не проронили ни слова. Мёнхёк увёл сестру за руку и Дохёну велел двигаться.       Обратная дорога заняла, как показалось ребятам, времени гораздо больше, чем путь к шаману. Хару пугалась каждого шороха. Дохён её успокаивал, подталкивал вперёд и подсвечивал тропинку фонариком на телефоне. Мёнхёк, как и в прошлый раз, шёл впереди, кутая Куми в свою куртку, будто это залечило бы порез на его лапе.       Хару выйдя из ванной в свитер укуталась. Заняла место на диване в гостиной рядом с братьями. Семейный врач Ли уже обрабатывал порезы Дохёна, а Мёнхёк тем временем самостоятельно перевязывал лапу лисёнку.       — Они не смываются, — пожаловалась Хару, сбросив с плеч свитер и покрутив руками исчерченными узорами. — С лица смылись, а с рук нет!       Мёнхёк мельком взглянул на такие же узоры на своих руках: «Кажется, они со мной надолго».       — Значит не стоит и пробовать их сводить, — заверил дочь Ёнг, войдя в гостиную с кружкой ароматного чёрного кофе. — Всё, что шаман говорил вам и все проведённые ритуалы — не пустой звук. Эти узоры не просто проформа, а духовная защита.       «Которая уже не понадобится» — мысленно съязвил Мёнхёк. После всего, что произошло на той поляне он не собирался следовать наказам шамана. Хару рассказала о том, как задыхалась в видениях и как тяжело ей было дышать после; Дохён с изрезанными руками, а Куми — невинное животное, ранен. Не досталось только самому Мёнхёку, хотя он считал, что именно он должен принимать все удары на себя, защищая сестру, четвероногого друга, или даже старшего брата от всего.       Хару села на диван рядом с Мёнхёком, наблюдая как тот поглаживает по загривку Куми.       — Наверное ему больно, — Хару потянулась к зверьку, но Мёнхёк сгрёб того в объятия.       — Конечно больно! Мы же только спросить шли к шаману…       Хару почти обиделась на упрёк брата.       — Я же не знала, что всё так обернётся! — девушка надула губы и отвернулась.       — Хару, — позвал Мёнхёк сестру. Девушка не сразу, но всё же обернулась. — Что будет, если спросить совета у сумасшедшего?       Девушка невинно пожала плечами.       — Это! — воскликнул Мёнхёк сначала ткнув на узоры на руках Хару и своих собственных, а потом на перевязанную лапу лисёнка. — Два раза он брал Куми в руки и дважды возвращал его с порезами! И… то, что ты говорила про те боли… — уже спокойно, даже неуверенно добавил он. — Мне не нравится всё, что там происходило. И совет его полная хрень!       Мёнхёку не составило труда сложить боли в лёгких у Хару и то, что он слышал о способе убийства у импарго. Приблизить неизбежное значило подставить Хару под удар бабочки. А они не пройдут мимо. Несмотря на то, что их уверяли, что причин для беспокойства нет, взрослые в академии обеспокоены. Не один Мёнхёк заметил, что охрану усилили, не один Мёнхёк заметил, что правила ужесточились. Теперь за пределы академии тебя могли забрать или родители, или с их разрешения, далеко не письменного. Директор лично убеждался в том, что родители доверили своих детей другому сопровождающему.       Мёнхёк всё же посадил Куми сестре на колени. Пока готовили чай, он наблюдал как Хару гладила лисёнка и трепла его большие уши, а сам зверёк даже с любопытством рассматривал её руки и выведенные краской линии и изгибы.       Мёнхёк знал, что Хару не оставит попыток избавиться от узора. Это ему будет наплевать на косые взгляды, а вот сестра та ещё неженка, не терпящая излишнего внимания. Пора было готовиться к причитаниям о том, что отныне — длинные рукава станут обыденностью, пока рисунки не выведутся из кожи.