Кватлинги. Ловушка для шельмы

      На утро следующего дня Ёнмин и Чонхёк не явились на занятия. Остальные наследники, пропустив завтрак, отсидели на уроках до обеда. За столом было непривычно тихо. Многие не упускали шанса лишний раз пошушукаться о событиях прошлого вечера, и если близнецы отнеслись ко всем разговорам равнодушно, Раян отшучивался, а Соджун просто их проигнорировал, то Тэён воспринял все разговоры в штыки.       Половину учебного дня Ким-младший провёл в самом скверном настроении, бросая на окружающих злые взгляды, но после обеда, набравшись сил, всё же нашёл куда выместить всё своё недовольство.

«Как тебе спалось этой ночью? Я тут решил напомнить, что крысы не самые достойные грызуны»

      Всё утро он искал виноватого в косых взглядах на него, а когда наконец пришёл к умозаключению не смог промолчать. На предпоследнем уроке, пока учитель расхаживала у доски читая с учебника на английском поэму автора имя которого Ким пропустил мимо ушей, он написал небольшую записку, через других ребят передал Канне.       Хару, сидящая с Тэёном, изрядно вымотанная за день и не выспавшаяся ночью, не обращала внимания на то чем занят Ким, пока она сама пыталась не уснуть под равномерное чтение «великого произведения гениального автора», как выразилась учитель Чон.       — Какого чёрта?! — возмутилась Канна, прочитав написанное. Учитель Джиху прервалась и удивлённо посмотрела на девушку, а та, смяв записку в кулаке, нахмурившись бросила взгляд на непоколебимого Тэёна.       — Вот именно, — проговорила учитель Чон. — Мне тоже интересно, но думаю, что директора это заинтересует куда больше.       Оправдываться смысла не было, но всё же после того как выяснилось чья была записка к директору были отправлены и Канна и Тэён. Пока шли до кабинета, Ким только и делал, что твердил о косых взглядах в его сторону, а после ещё и добавил, что даже не представляет какого сейчас Эрану, которого пол академии считают недостойным парнем, который хреново обошёлся с девушкой.       — Я не понимаю причём тут я?! — возмутилась наконец Канна, когда ребята проходили через холл на первом этаже.       — Ну не я же настукачил на себя и всю нашу компанию! И явно не я слухи про Эрана с его недодевушкой распускал!       — Так вот и не я тоже! — выпалила девушка.       Тэён даже остановился всё обдумывая. Канна же шла строго в кабинет отца, заранее представляя эту дискуссию. После вчерашнего она спокойно дождалась Союль и, посмотрев ужастик, они легли спать, причём настроение у Канны немного приподнялось, хоть и ненадолго. Утро как всегда на подъём было тяжёлым, а учитывая недосып ночью Канна пришла к заключению, что утро было просто ужасным. Весь день девушка ходила из кабинета в кабинет как варёный пельмень, а допросы Джуёна легче не делали. Причину такой заинтересованности в её отношениях с наследником Ли или качестве того поцелуя Канна искренне не понимала, что раздражало её не меньше того, что друг просто не даёт ей забыть об этом.       Канна старалась не думать о вчерашнем вечере, потому что если с утра не попало никому, то вряд ли попадёт к вечеру, но её уверенность начинала рушиться, когда она представляла, как наследник Ким будет объяснять её отцу причину, по которой их к нему отправили. Сама она не собиралась оправдываться, потому что не понимала ничего. На сонную голову соображала плохо и собиралась просто кивать каждому слову отца, но как только дверь в его кабинет открылась, девушка взбодрилась.       На неё смотрели шесть пар глаз, а сама она взглядом бегала от одного главы к другому. Остановившись на отце, она попыталась неловко выдавить улыбку.       — Ну и чего встала?! — Тэён отпихнул Канну в сторону и прошёл в кабинет, но сразу же остановился, оглядел пятерых мужчин и одну женщину, чей вид не внушал ничего хорошего. Сделав шаг назад, он уже попытался уйти, как его остановил строгий голос господина Ким.       — Ты проходи, не стесняйся, — Канна, отошла, давая проход наследнику. Ребята в голос поздоровались с главами кланов и по совместительству родителями всей компании наследников. — А мы как раз за вами собирались, а вы и сами нас навестили. Что ж рассказывайте. Сейчас середина урока, а вы тут.       Канна передала отцу записку, а тот, развернув скомканный листок, прочитал вслух написанное. Глава Ким осторожно забрал листок из рук директора и убедился, что почерк принадлежит его сыну.       Когда мужчина поднял глаза, Тэён буквально сжался под грозным взглядом.       — Ты писал, не так ли? — мужчина протянул записку её автору. Тэён едва кивнул. — Объяснишь?       Однако парень молчал, опустив глаза и не решаясь посмотреть не только на отца, но и на директора и других глав кланов. Тэён так и не заговорил. Господин Ким пытать сына вопросами не стал, объяснив, что когда соберутся остальные, то тогда всё и обсудят.       Ребятам предложили присесть на свободный диван, и те заняли места по разные его стороны, стараясь не пересекаться даже взглядами. Канна не сразу заметила Кёниля, сидящего в кресле в углу кабинета. Парень попытался привлечь её внимание, но она его проигнорировала. Слова Кёниля сильно задели её, ведь он буквально пожелал им обоим смерти. На пьяную голову люди говорят правду и девушке оставалось только гадать, что творилось у её брата в голове, раз он допускал эту мысль.       Долго ждать остальных наследников не пришлось. Первыми в дверь кабинета постучали Соджун и Раян. Завидев отца у Раяна с лица, улыбка пропала, а Соджун нервно сглотнул, перевёл взгляд на Тэёна с Канной, сразу поняв о чём именно речь пойдёт. Вчера старший наследник Ким не сильно задумывался о последствиях, считал, что всё может обойтись, однако если даже отца вызвали в академию, то всё не закончится даже простым выговором.       Больше всего Соджун переживал о том, как именно отец отнесётся к его поступку, ведь в его глазах он всегда был примером для Тэёна, а по итогу вёл себя не лучше, чем младший. Смотреть в глаза отцу он не решался. Раян тоже отводил взгляд от своего отца. Серьёзный тон взрослых ни капли не успокаивал, когда те приветствовали ребят, а дальнейшее молчание только накаляло обстановку.       Следующими постучали близнецы. Хару и Мёнхёк только «привет, пап» выдавили и, поприветствовав остальных взрослых, заняли места между Канной и Тэёном на диванчике. Хару свои пальцы рассматривала, пока Мёнхёк с остальными наследниками взглядами менялись. Раян и Соджун стояли по разные стороны двери, опустив глаза в пол, и ждали.       Тэён кивнул Мёнхёку и бросил беглый взгляд на Канну, а та, заметив этот жест губы поджала, стараясь игнорировать прожигающие взгляды. Из всех наследников именно Тэён и Мёнхёк не отличались мягким характером и Канна в сотый раз спрашивала себя какие ниточки постоянно сводят её с наследниками. Благо сейчас её с этими двумя разделяла Хару.       Госпожа Мин Гаён держалась ровно и спокойно. Кёниля она уже оповестила, что они обязательно поговорят, когда её сын присоединится. Она была буквально единственной женщиной в кабинете, к тому же приехала в замок она по своей инициативе ещё до звонка Джунхо её мужу. На коленях её было аккуратно сложено кухонное полотенце ярко жёлтого цвета и каждый присутствующий кроме Канны знал его предназначение.       Дочь директора нервничая начала натягивать рукава, пряча в них пальцы, но поймав на себе кроткий строгий взгляд отца оставила пиджак в покое. Молчание в кабинете затягивалось.       Пока дети каждый в своих мыслях прокручивали финал разговора с родителями, главы кланов ожидали разъяснения ситуации. Ёнг не отрывал взгляда от близнецов, размышляя, что сначала стоило бы обсудить с детьми ту правду, что они узнали о клане, а потом уже ругать их, но пока что в приоритете вставали правила, которые они к тому же должны были уже знать, ведь Джунхо говорил, что выдавал им на руки свод правил.       Директор Джунхо читал очередную новостную статью на рабочем планшете.       В обычной ситуации вся компания взрослых начала бы обсуждать дела кланов или семейные, но сейчас каждый был погружён в свои мысли, да и Джунхо, когда просил всех приехать был серьёзен, что только нагнетало обстановку. В другой ситуации директор Ли спустил бы всё с рук наследникам, потому что знал каждого из них лично чуть ли не с младенчества, но в его академии были определённые правила, которые даже дети главы должны были хотя бы попробовать соблюдать. Джунхо не собирался делать скидку ни по знакомству, ни даже по родственным связям. Канне с Кёнилем практически за каждый их шаг прилетал выговор от отца.       Всё что было у Джунхо это его жена, дети и академия, которую ему доверил покойный отец. Замок передавался по наследству в его семье и имел определённую славу, которую мужчина не желал терять. Ещё одной причиной строго отношения к детям было то, что Кёниль следующий директор академии и ему стоит лучше учиться и стать более серьёзным. На плечи Канны ляжет не меньшая ответственность. Мужчина старался воспитывать их достойно, при условии, что на его плечах был целый замок с больше чем тысячью студентами и женой, которая дома практически не появлялась и пропадала по работе за границей.       Джунхо воспитывал тысячи детей в год в числе которых сейчас были и его собственные, старался поддерживать семейный очаг и думать о будущем его семьи как по отдельности каждого члена, так и полноценной ячейке общества.       Именно директор первым нарушил молчание. Мужчина окликнул Ёнга и протянув планшет дал тому прочитать статью, в которой чёрным по белому прямо кричал заголовок:

«Бабочка вернулась. Правда или обман?»

      В свете последних новостей, вернувшаяся после восьми лет отсутствия организация, не вселяла даже главе Ли ни капли спокойствия, ведь именно Sonero в прошлый раз отловила часть людей бабочки, после чего организация пропала на длительный срок. Сейчас, когда Sonero в безвыходной ситуации на грани разорения, Ёнг не может привлечь ни людей, ни деньги к решению этой глобальной проблемы.       Масло в огонь подливало недавнее предсказание девушки-мантика сделанное его детям и детям директора. Оба мужчины прекрасно понимали, что дело не шуточное и то, что восемь лет назад всё обошлось и похищения прекратились было настоящим чудом. Все надеялись, что на этом история неуловимой бабочки закончится, но всё началось по новой спустя много лет. Никто не знает причину такого долго отсутствия новостей от этих ублюдков, ставящих опыты над невинными детьми, но все были уверены в одном — их надо остановить. Раз и навсегда.       — Я был там, когда они стирали эту мерзость со стены, — спокойно ответил Ёнг, рассматривая фотографию с аэропорта. На снимке всё тот же охранник, стоящий у рисунка бабочки на белой стене. Глава Ли гадал, когда только СМИ умудрились сделать фото и пронюхать про всё так быстро.       Когда взрослые заговорили о пропавшем мальчике из школы святой Эмилии и его родителях, найденных с проросшими в грудной клетке цветами, Канна дёрнулась и покосилась на брата. Кёниль явно нервничая бегал взглядом по кабинету. Чтобы он не говорил, но боялся повторения пройденного так же, как и Канна, и та, понимая это, постаралась не выдавать беспокойства ни ему, ни отцу, ни другим присутствующим, даже себе самой.       — Может не при детях? — мрачно попросил Ким Минджун, бросив на мужчин Ли испепеляющий взгляд.       Госпожа Гаён устало вздохнула и закатила глаза, бабочка уже начинала действовать ей на нервы. «Неужели всё не могло идти своим чередом?» — думала женщина.       Пока наследники невольно слушали и строили догадки о чём идёт речь, взрослые прекрасно всё понимая не желали слушать эти разговоры. Никто из родителей не пожелал бы своим чадам пройти через то, что там делают с детьми и Джунхо, понимающий это больше остальных, согласно кивнул.       Ёнг хотел было ответить что-то в духе: «Не твоё дело», но в дверь снова постучали и все присутствующие перевели внимание на буквально влетевшего Эрана.       — Господин директор, — с ходу начал наследник Мин, оперевшись руками в стол Джунхо. — Я понимаю, что натворил бед с правилами. Могу я просто отработь наказание, чтобы не беспокоить зазря матушку? Ей же не обязательно знать все мои провинности, правда?       За спиной Эрана послышались тихие смешки Раяна и Тэёна. Остальные ребята, старались сдержать улыбки, а Кёниль буркнув «Вот дурак» стал следить за реакцией и дальнейшими действиями госпожи Мин.       — Солнце моё, — ласково позвала госпожа Гаён сына. Эран набрав воздуха в лёгкие медленно повернулся на голос и выдавил улыбку. Такой тон матери парню не говорил ни о чём хорошем. — Подойди ко мне.       Неловко почесав нос, он приблизился к женщине, а та улыбнулась ему. У Эрана перед глазами киноплёнкой пронёсся весь вчерашний день. Он не успел и слова сказать, как ему прилетело полотенцем по плечу. Парень сжался, косясь на мать, которая причитала, что сейчас лично воздаст ему честь в исполнении наказания. И то, что планировала исполнить и то, которое он сам просил у директора.       Все взрослые, кроме Джунхо и Ёнга, сами невольно сжались. Глава Ли наблюдал равнодушно, а после взгляд на близнецов бросил, которого хватило, чтобы у тех улыбки с лиц пропали. Джунхо же только поморщился немного, вспоминая школьные годы, когда от Гаён этим полотенцем прилетало всем из их компании. Канна поняла зачем госпоже Мин полотенце с собой и это её совсем не успокаивало.       После совершения правосудия со стороны госпожи Гаён, Эрана наконец отпустили и он, потирая плечо, отсел подальше от матери, втиснувшись в одно кресло с Кёнилем.       — Вы хоть знаете за что отлупили меня, матушка?       — Ах, может быть за созданную вами петлю? Или может быть за письмо из прошлого с микрофончиком из двадцать первого века? Если бы письмо вскрыли не в том году это принесло бы всему клану проблем! — Госпожа Мин коротко вздохнула, набираясь терпения. — Сейчас дождёмся Ёнмина и Чонхёка и узнаю ещё причину по которой Джунхо хотел вызвать твоего отца в академию.       Гаён сложила полотенце на коленях, кидая гневный взгляд на Кёниля:       — С тобой мы тоже ещё побеседуем.       Тэён неловко откашлялся и покосился на Хару. Каждому из них чуть ли не лично повестку в кабинет директора всучили — во время урока к каждому постучались и учитель, выйдя за дверь, возвращался уже с новостью о том, что того или иного наследника уже ждут. Оповещены не были только Ёнмин и Чонхёк, которые на занятиях не появились.       Тэён, дабы гнев отца сгладить, с наигранным энтузиазмом позвонил своему лучшему другу. Пока шли гудки господин Пак Ёнгук молча попросил у того трубку и Тэён послушно вложил мобильный в протянутую руку главы. В повисшей тишине было чётко слышно, как заспанным голосом наследник Ёнмин выругался: «Чёрт, Тэён. Чего названиваешь, придурок?»       Господин Ёнгук на секунду забыл, что хотел сказать сыну и взглянув на Тэёна удивлённо вскинул бровь.       — И тебе доброе утро, сын.       На другом конце повисла тишина, продлившаяся секунд десять, после чего Ёнмин молча повесил трубку. Почти сразу пришло сообщение, содержащие всего два слова: «Скоро буду».       Сон Ёнмина как рукой сняло. Он вскочил с кровати и за три минуты принял душ, чтобы не появиться на глазах отца как зомби. С зубной щёткой в зубах, он приготовил себе идеально выглаженную рубашку и брюки, и спустя две минуты выскочил из комнаты переодетый. Чуть не столкнувшись в коридоре с Чонхёком, он удивлённо вытаращился на него.       Чон-младший решил не пропускать единственное занятие из расписания — по развитию сил, и уже будучи в форме собирался идти как раз в зал практик, но Ёнмин быстро сменил планы того и уже оба наследника перепрыгивали через три ступеньки лестницы в сторону кабинета директора.       Так быстро наследник Пак даже марафон не бегал. Уже у кабинета оба парня остановились и переглянувшись резко распахнули двери. Извинившись за опоздание, они стояли посреди кабинета, оглядывая присутствующих, после чего обоим было велено выйти и зайти как следует.       Ёнмин, выслушав замечание главы Ким, вышел за дверь, постучался и, извинившись, снова вошёл в кабинет, а вот Чонхёк так и остался стоять, косясь то на отца, то на брата, то на самого Ёнмина. Отец Чонхёка на поведение сына только глаза закатил, потому что другой реакции даже не ждал от него, а вот Ким Минджун был неприятно удивлён тем, что его слова были проигнорированы.       — Знаете ли вы по какому поводу я всех здесь собрал? — не в тему буднично спросил директор Джунхо.       В кабинете вновь воцарилась тишина. Никто из наследников не решался поднять взгляд на взрослых. Хоть все и воспитывались так, что им дома все с рук спускали, но тут они были предоставлены практически сами себе и на них накладывались дополнительные правила. В обычных условиях любую ссору или скандал могли сгладить родители, но в академии где от их поведения зависела не только репутация самих наследников, но и репутация главенствующих семей и в принципе кланов, ребята должны были научиться контролировать свои действия и вести себя в обществе достойно. Именно так господин Ким Минджун говорил сыновьям перед поступлением в академию, хоть и запомнил его слова только Соджун.       У каждого клана были свои правила, контролирующие поведение её членов, а на наследниках лежала двойная ответственность в духе «помни кто ты и веди себя подобающе». Ко всему этому приписывались правила самой академии, и если в клане Пак было принято пренебрегать излишними правилами, то в клане Ким наследники попали в минус практически по всем пунктам.       Первым под напором строгих взглядов и чувства вины сломался Соджун.       — Мы действительно виноваты, — честно сознался он и в подтверждение своих слов и согласия оглядел наследников, не получив при этом ни капли поддержки.       По вопросительным взглядам родителей он понял, что никто кроме директора не знает по какой именно причине они были вызваны, но так и не смог вслух признаться в распитии алкоголя после отбоя. Совершеннолетних среди них не было и объяснить взрослым откуда у компании наследников появилось аж две бутылки алкоголя было скорее неловко, чем невозможно. Соджун прикусил щеку, не зная, как именно объяснить произошедшее.       К несчастью всех наследников, глава Ли сам разъяснил всё остальным взрослым, отчего те явно прибывая в шоке от поведения детей потеряли дар речи. Сам Ёнг был оповещён обо всём ещё до звонка Джунхо и не проявляя инициативы просто ждал, когда его вызовут, потому что знал, что этот случай не пройдёт мимо. К тому же он сам планировал в ближайшее время посетить замок и поговорить с детьми на тему чистоты крови.       Наследники слушали объяснения главы Ли в растерянности, а Тэён бросил в сторону Канны испепеляющий взгляд. Ким-младший был уверен, что именно дочь директора нажаловалась отцу.       После завершения рассказа воцарилось недолгое молчание, которое прервалось болезненными стонами братьев Чон, отец которых за уши тех притянул к себе, требуя объяснений.       — Па-а-а-а-ап, — простонал Чонхёк и медленно осел на корточки, зажимая ладонями раскрасневшееся ухо.       Раян отойдя на пару шагов от отца пробормотал себе под нос что-то нечленораздельное. После чего господин Чон хотел было переспросить сына о том, что тот сказал тем же методом, каким про пьянку спрашивал, но Мин Гаён остановила его.       — Может хватит детям больно делать?! Что ты за отец такой? — возмутилась женщина, треснув того полотенцем по плечу.       Эран в кресле хихикнул, о чём быстро пожалел. Госпожа Гаён переведя внимание на сына припомнила тому, что он тоже причастен ко всему и отлупила его по всем правилам её личного воспитания. Причём попало и сидящему рядом Кёнилю. Если первый раз его задело случайно, то после Мин Гаён напомнила, что Кёниль относится к её клану так же, как и к клану Ли, и она в праве его воспитывать. Джунхо же вмешиваться не стал, посчитав, что простого разговора Кёнилю было недостаточно, раз он так спокоен.       Госпожа Гаён, даже приводя наказание в исполнение, оставалась непоколебимой и прекрасной, держала свой статус властной правительницы клана. Вернувшись на своё место на диване, она снова сложила жёлтое полотенце на коленях, окинув взглядом притихших взрослых.       — Пожалуй продолжим с того места, на котором остановились, — откашлявшись заговорил директор.       — Лично я не согласна с Соджуном, — чуть слышно пробормотала Хару. — Я не пила вместе с ними, а попадёт и мне тоже…       Она не хотела привлекать к себе внимание, но сидящие рядом ребята всё же перевели на неё возмущённые взгляды.       — А что скажешь насчёт публичного унижения одной из студенток на прошлой неделе? — спокойно поинтересовался Ёнг.       Сначала девушка растерялась, что всё же её мысли уловили, и никто иной как отец, но после просто недовольно фыркнула.       Хару искренне не понимая претензии недоумённо смотрела на отца. В клане Ли было правило по которому ты должен иметь чувство собственного достоинства, правда в большинстве случаев оно воспринималось совсем по-другому и многие оправдывали им своё грубое поведение. В том числе и близнецы.       Из наследников почти никто не принимал публичное унижение за проступок. Исключением были только Дохён и Соджун, который тогда в порыве общего поведения нарушил все возможные правила — и клана, и академии, и моральные как главы дисциплинарного совета.       После непонимающих взглядов от глав прочих кланов, Ли Ёнг в подробностях рассказал о случае с девушкой семьи Ю, не забыв упомянуть, что зачинщиком всего являлся именно Соджун. Наследникам оставалось только гадать откуда глава Ли знал всё это.       Ким Минджун как услышал о том, что Соджун переступил через буквально все правила клана, ещё при этом и к брату своему так отнёсся побагровел от злости. Он был готов услышать что-то подобное о Тэёне, который в нормы клана не вписывался, но не о старшем сыне, который был образцом морали и примером для подражания для многих сверстников ещё в том году. Глава Ким искренне не понимал причин изменения в поведении сына и всё что ему оставалось это списывать всё на плохое влияние Тэёна.       Глава Пак, чей сын в тот раз был центром всех событий, только кивал каждому слову Ёнга, периодически поглядывая на Ёнмина. Ругать сына за его поведение было бы не правильным, потому что тот не нарушал правил, а только следовал им, показывая свой статус и статус клана.       По окончанию рассказа большинство наследников понимали, что наказания им не избежать. Только ребята Ли и Пак были спокойны. Кёниль своё наказание получил лично от отца, Канна была не причастна ни к одному из двух случаев, Ёнмин считал, что наказывать его не за что, а близнецы, будучи полностью уверены в своей правоте оставались спокойными.       — Чья идея выпить была? — суровым тоном поинтересовался Чон Джихё, будучи уверенным, что вся вина ляжет на плечи его старшего сына, который ещё в первый год обучения в академии прославился своим развязным поведением, постоянными вызовами к директору и шутками абсолютно над всеми в стенах замка. Мужчина перевёл уверенный взгляд на Раяна, ожидая чистосердечного признания.       — Кхм, Раяна… — чуть слышно прошептал Ёнмин.       «Это было ожидаемо» — господин Чон только глаза закатил.       — И где вы алкоголь взяли? — поинтересовался Пак Ёнгук.       — У Соджуна, — Раян кинул взгляд исподлобья на наследника Ким-старшего, а тот возмущённый взгляд в ответ.       — Если что, это Тэён стащил у тебя, пап, — Соджун гордо вскинув голову старался игнорировать прожигающий взгляд брата.       С лица господина Минджуна сошла краска. Мужчина попытался встать, но после осел обратно на диван. В сердце что-то кольнуло, а в кабинете показалось вдруг очень душно. Мужчине не хватало воздуха. Он с трудом старался сделать вздох и почти потерял сознание. Вдруг накатила ужасная усталость, голова закружилась. Согнувшись пополам Минджун сжал пиджак, а перепуганные Соджун с Тэёном бросились к отцу и осели рядом на корточки. С дрожью в голосе Соджун спрашивал у отца всё ли в порядке, а тот только воздух ртом ловил и не мог ответить.       — Пап, — после очередного болезненного стона позвал Тэён. — Пап, прости меня, пап. Тебе врача позвать? Пап, пожалуйста…       Госпожа Гаён, сидящая рядом с главой Ким, придерживала того за плечи. Глава Чон велел детям отойти от мужчины, а сам подойдя ближе твердил тому посмотреть ему в глаза. Голоса для Минджуна были приглушёнными, как под куполом, но он мог ещё разбирать слова.       — Потерпи, Минджун, — успокаивала Гаён клаву Ким. — Сейчас мы всё решим, правда?       Женщина сурово взглянула на Ёнгука, а тот, загладив светлую чёлку назад, злобно зыркнул на директора.       — Джунхо, чёрт возьми! — рявкнул он. — Позови врача, чёртов придурок!       — Заткнись! — огрызнулся в ответ Джунхо, набирая номер в телефоне. — Сам знаю.       Вскочивших с мест подростков Ёнг одной фразой «успокойтесь» усадил на место, правда с Соджуном и Тэёном это не сработало. Оба наследника по-прежнему стояли чуть в стороне, с тревогой наблюдая за отцом.       Спустя минуты две, которые для Минджуна тянулись слишком долго, в кабинет буквально ворвалась медсестра Ким Ахён и без лишних приветствий разогнала всех от главы Ким. Заметив своего господина у самой женщины дух перехватило. Сняв с плеча сумку, она достала пузырёк с лекарством. Добавив несколько капель в стакан с водой, медсестра велела своему господину выпить содержимое.       Секунды казались минутами, а минуты часами для Минджуна. Глава Ким начинал чувствовать ужасную усталость и пульсирующую головную боль. Перенервничал. Глава потихоньку приходил в себя, пока Мин Гаён поддерживала его за плечи, а Ахён что-то записывала на небольшом листке бумаги, который позже вложила в карман пиджака господина.       Когда мужчина вновь начал нормально дышать, его уложили и Ахён проверяла его состояние, измеряя давление и слушая ритм сердца. Всё это время наследники Ким крутились рядом и медсестре приходилось раз пять отгонять их, чтобы не мешались. Остальные молчали, наблюдая со стороны.       Когда, наконец, глава Ким лично сказал Ахён, что с ним всё в порядке и поблагодарил её за помощь, женщина откланялась и уже у двери подозвала Соджуна с Тэёном. Все трое вышли из кабинета. Ахён строго велела беречь нервы господина Ким и стараться меньше его тревожить плохими новостями. Медсестра посоветовала обратиться к семейному врачу, добавив, что шутки с сердцем плохо заканчиваются.       Ахён ушла, и пока Гаён спрашивала Минджуна о его состоянии, вернулись и Тэён, который сейчас мялся в стороне, и Соджун, стоящий неподалёку опустив взгляд на ноги отца. Минджун поднял усталый взгляд на Тэёна.       — Пап, — поникшим голосом начал парень. — Прости меня. Я виноват и готов ответить за это…       Все присутствующие молча наблюдали.       — Никому ничего не хочешь сказать? Кроме меня… — поинтересовался господин Ким. Тэён бросил взгляд на директора Ли, а Джунхо лишь улыбнулся и покачал головой, но Минджун всё так же строго продолжил: — Ты провинился не только в тех двух случаях.       Сглотнув ком в горле Тэён бросил взгляд на Канну.       — Прости, — сухо бросил он. Девушке даже показалось, что у того глаз дёрнулся от того, что пришлось через себя перешагнуть. Тэён ведь всерьёз считал её виноватой, а признавать свои ошибки и просить прощения было не в его характере. — Я был не прав, но и ты могла сказать и…       — Тэён! — господин Ким сурово посмотрел на сына и тот не стал продолжать свою мысль.       — Мёнхёк, — Ёнг привлёк внимание сына и тот недоумённо перевёл взгляд на отца, не понимая, что от него требуют. Глава Ли кивком указал на Канну. — Твоя очередь.       — Серьёзно? — нахмурился Мёнхёк. — С чего бы?       — За поцелуй, — строго отрезал Ёнг. — Я не припоминаю, чтобы учил тебя так обращаться с девушками.       — А этому разве учить надо?       Канна обиженно надулась, начав рассматривать пальцы, а Джунхо, нахмурившись, переводил взгляд с наследника Ли на дочь.       — Значит нет? — Мёнхёк стойко принял затяжной суровый взгляд отца. Ёнг только усмехнулся этой наглости. — Тогда пойдём по начертанному на страницах свода правил. Раздел первый, правило номер десять, сын.       Мёнхёк нервно сглотнул. Директор выдал им с сестрой свод правил, которые он не читал, а по растерянному виду Хару, парень понял, что она тоже их не читала.       — Что же ты молчишь? Неужели вместо заучивания правил ты был занят распитием алкоголя? Мне повторить свой вопрос? Может Хару оветит, раз уж она не пила и виноватой себя не считает? Дочь, у тебя видимо была возможность заучить текст в своде правил. Раздел первый, десятое правило. Слушаю.       Хару что-то промычала и опустила голову, начав перебирать рукава пиджака.       — Ёнг, — Джунхо выдохнул и прикрыл глаза. Эту бурю нужно остановить пока она не нанесла ущерб невиновным свидетелям. — Может не при других?       — Кёниль, — Ёнг проигнорировал Джунхо и перевёл холодный взгляд на его сына. — Раздел первый, правило десятое.       Джунхо сделал глубокий разочарованный вдох. «Однажды он поймёт свою ошибку».       — Раздел первый свода правил клана Ли, страница восьмая, абзац четвёртый, правило десятое гласит, что за дебош в пьяном виде следует наказание в виде сдирания кожи с рук провинившегося без каких-либо обезбаливающих средств, — после недолгой паузы Кёниль добавил: — Прилюдно.       Мёнхёк сидел крепко сжав кулаки. Вот, что его ждёт.       На лице главы Ли появилась мрачная усмешка, у Джунхо же не дрогнул ни один мускул. Зато Хару стала бледнее обычного, вжалась всем телом в диван, на котором сидела, чувствуя, как на неё с братом все взгляды направлены. Никто не решался нарушить мёртвую тишину в кабинете, лишь Джунхо заметил испуг Ёнмина и как братья Ким на шаг отступили ближе к отцу. Ёнг шутить не собирался.       — Минджун, — Джунхо заговорил первым. — Выйди на воздух.       Практически приказной тон, но глава Ким и сам рад был выбраться из этой душной комнатушки с накалённой от напряжения атмосферой. Стоило ему представить наказание Мёнхёка как дыхание вновь становилось неровным и оборванным.       — Тэён, Соджун, — обратился Минджун к сыновьям. — Погворим на улице?       Вопросительный тон просто для вежливости. Все трое покинули кабинет в молчании. Ёнмин на долю секунды захотел сменить клан, лишь бы оказаться подальше от главы Ли и безумных правил этого клана. Он с немой мольбой взглянул на отца, но Пак Ёнгук не отводил хмурого взгляда от главы Ли.       — Ёнмин, — глава Пак встал с места и, положив сыну ладонь на спину, подтолкнул его к выходу из кабинета. — Ребята, — Ёнгук взглядом встретился с каждым подростком, кроме близнецов и кивнул на дверь. — Нам всем стоит подождать снаружи. У господина Ким слабое сердце, а у детей психика.       Пак Ёнгук не зря искал согласия во взгляде Мин Гаён и Чон Джихё, нашёл согласие в их молчании. Жестокость была нормой только среди Ли и остальным не обязательно погружаться в эти пучины.       Несмотря на то, что Эран поднялся с кресла, Кёниль даже не подумал об этом. Канна тоже не двинулась с дивана. Оба смотрели на отца и ждали, что скажет он.       — Свидетели, Ёнгук, — Джунхо заговорил в тот момент, когда Ёнмин взялся за ручку двери. Камень, что, казалось бы, упал с его души, вновь повис не шее, начиная душить парня. — Все слышали Кёниля. Он чётко дал понять, что наказание приводится в исполнение прилюдно. Кимам разрешили выйти в качестве исключения. Их клан всегда был слишком ранимым.       — Занимайте лучшие места, — усмехнулся Ёнг.       Что ж, если отец решил, что он заслужил наказание, то Мёнхёк примет его с высоко поднятой головой не роняя гордость в грязь перед другими. Вот только тело совсем не слушало ЭГО.       Ёнмин немного неуверенно сел на свободный диван рядом с госпожой Мин. Братья Чон остались у двери, встав по обе стороны от неё. Эран снова втиснулся в кресло к Кёнилю.       — К чему весь этот фарс? — Пак Ёнгук сложил руки на груди. Он с Чон Джихё единственные кто стояли, и братья Чон были от части им за это благодарны, ведь своими спинами взрослые практически полностью преграждали вид на Ли Ёнга.       — Серьёзно. Ты же не сделаешь это с собственным сыном?       Хару не моргала уже с минуту. Она перевела взгляд на главу Пак, надеясь, что гордый брат и упрямый отец не будут ему ничего доказывать.       Но Мёнхёк встал.       Он, наконец, нашёл способ пересилить страх. Ли держат слово. Ли не боятся боли. Ли не страшатся ужасов, которые не под силу всем прочим слабакам. Мёнхёк Ли и он докажет это своей смелостью и покорностью.       Великая глупость или сильньный дух в детском теле? Но у Мёнхёка пропало трепещущие чувство страха в груди, выжигающее дыру где-то в середине, пропала дрожь в руках. Отца нельзя ослушаться. Правилам надо следовать. Ёнг учил его этому чуть ли не с рождения и Мёнхёк усвоил все уроки. Пришло время усвоить новый.       Со вздохом Пак Ёнгук сел на диван и Ёнмин оказался между отцом и Мин Гаён. Среди вменяемых, по мнению парня, взрослых было безопаснее и не так жутко от предстоящего «ритуала».       Хару с ужасом смотрела как брат положил на стол перед отцом руки ладонями вверх. Она не видела огонь уверенности в его глазах, но он буквально всем телом излучал настрой и девушку это напугало не меньше, чем то, что последует после такой провокации. Дорога назад закрыта…       Ёнг, усмехнувшись, достал из внутреннего кармана пиджака складной нож и послышался щелчок. Хару показалось, что лезвие блеснуло неприятно полоснув по её собственным нервам.       Канна рядом подобрала к себе ноги, не стесняясь запачкать диван обувью, и уткнулась лицом в колени. Идя в кабинет отца с запиской, она никак не ожидала увидеть кровавое представление.       Хару начало трясти. Дорога назад закрыта.       …но можно попытаться протоптать новую дорожку.       Хару подорвалась с места, как только её отец по привычке покрутил нож в руках перед тем как закончить дело. Личная фишка Ёнга, когда он чувствует своё превосходство над жертвой перед ним.       Мёнхёк вздрогнул, когда руки сестры опустились в его ладони. Вся уверенность вмиг стёрлась, и он уже не мог поднять взгляд на отца с тем же рвением принять наказание. Парень ссутулился под грузом вины перед сестрой за её страх и переживания, но руки убирать со стола не стал, хоть пальцами и сжал ладони сестры. Небольшой знак поддержки, что всё в порядке и он примет, что заслужил. Вот только он был уже не так готов к этому как несколькими секундами ранее.       — Па-ап, — дрожащим голосом позвала Хару мужчину, будто взывая к чему-то сокрытому в сознании человека с ножом. Где-то в глубине он всё ещё был их отцом и любил их. Любимым ведь боль не причиняют… — Пожалуйста, — ещё более жалобно попросила она. — Он всё понял. Не надо.       Никто в семейные разборки семьи Ли не вмешивался, хоть многие и считали это сумашествием. У Хару на глазах уже слёзы начинали выступать и Мёнхёку показалось, что на долю секунды их отец оттаял.       — Повтори правило, — Ёнг вновь прокрутил нож и Мёнхёк отогнал свои мысли-иллюзии. Ёнмин, уловив блеск лезвия на свету, дёрнулся к отцу и вцепился в его руку, крепко сжав. Ёнгук погладил сына по руке, успокаивая.       — За дебош в пьяном виде следует наказание в виде сдирания кожи с рук провинившегося, — после недолгой паузы отозвался Мёнхёк. — Раздел первый, правило десятое.       Теперь он это запомнил, а после наказания уже никогда не забудет.       — Господин Ли, — послышался совсем тихий голос с дивана.       Все повернулись к заговорившей Канне, а Мин Гаён не сводила глаз от ножа в руке Ёнга.       — Я… — Канна подошла к близнецам, от чего Хару ещё больше напряглась: «Всё ведь именно по её вине происходит. Что она хочет? Сделать ещё хуже?» Канна аккуратно коснулась запястья наследника, а почувствовав, как тот напрягся, более уверенно обхватила его руку. — Всё в порядке. Я… правда была не против того… того поцелуя.       Ей давалось каждое слово с трудом, учитывая высокую фигуру главы Ли с ножом напротив; учитывая взрывной и гордый нрав Мёнхёка, который мог просто из-за гордости сказать, что всё это ложь; учитывая обиду, которую ей пришлось запрятать глубоко внутри во благо господина.       Хару лбом уткнулась в плечо брата, не отпуская рук. Если отец решится применить нож в действии, то она разделит с Мёнхёком это наказание и причинённую боль. Душевную или физическую.       — Не против значит? — Ёнг сжал нож сильнее. — Поэтому видимо в слезах убежала из столовой?       Канна прикусила губу.       — Просто… Мы с Дарэном…       «Во имя Аями! Замолчи!» — послышался знакомый голос Мёнхёка в голове.       — Причём тут этот мальчишка? — строгий голос главы продолжал давить на нервы девушки.       — Мы с ним были в отношениях и…       «Просто хватит болтать!»       Хару, как и Канна слышала каждую мысль Мёнхёка. Возможно дочь директора и несла полный бред, но этот бред помогал тянуть время, за которое отец отходил медленно от гнева. «Пусть болтает» — Хару надеялась, что брат уловит её мысли.       Ёнг молчал.       — После того поцелуя он бросил меня, и я… я расстроилась…       «Дура ты, а не расстроилась!»       Гнев главы Ли начинал остывать, зато у Кёниля появился тысяча и один вопрос: «Что за тупость учудил тот парень?», «Как он посмел довести сестру до слёз?» и «Знает ли он, что с ним за это будет?»       — Джунхо, — Ёнг повернул голову к директору. — Твой выход. Она лжёт?       Единственный человек, способный распознать истинность слов оказался Ли. Игра в монеточку. Монета в воздухе: чувствовать лукавость в словах собственной дочери и уберечь детей от, казалось бы, неизбежного наказания, солгав главе Ли, самому жестокому человеку, кого знал Джунхо, или сказать правду, обрекая двоих минимум на наказание и подписывая себе возможность видеть в глазах дочери презрение всю оставшуюся жизнь, зато подтвердить имя справедливого директора и верного главе клана человека и друга. Монета падает.       — Она с тобой честна, — Джунхо соврал без зазрений совести, не выдав себя ни единым жестом, ни единой эмоцией. — Прими тот факт, что ты не прав.       Ёнг ядовито ухмыльнулся и ещё раз прокрутив нож воткнул его в стол между руками детей. Все трое вздрогнули. У Ёнмина сердце удар пропустило, он уже не стесняясь осуждения друзей прильнул к отцу, уткнувшись в его плечо, спрятав глаза в пиджаке мужчины. Он был не готов видеть результат этого выпада главы Ли. Госпожа Гаён прикрыла глаза, делая глубокий вдох. У Канны из глаз слёзы хлынули горячим потоком, она сама не заметила, как сжала запястье наследника сильнее.       — Позвать мне сюда Дохёна! — процедил сквозь зубы глава Ли.       Канна отпустила Мёнхёка отходя на шаг, а тот руки сестры прижал к своей груди и Хару чувствовала, как сильно сердце того колотится. У неё и у самой сердце вот-вот из груди выскочет.       — Я позову! — Ёнмин глубоко дыша выскочил из кабинета.       Пак пока что даже не представлял где ему искать Дохёна, но был рад оказаться подальше от всего, что осталось за запертой дверью кабинета директора. Слишком много стресса за один день…       Быстро прошествовав мимо семейства Ким, Ёнмин не стал вдаваться в разъяснения, даже несмотря на то, что там был его лучший друг. Тэён часто показывал свой характер, но, если его отец не позволил ему смотреть на наказание, значит и слышать ему этого не стоит.       — Кажется, он не в духе, — шепнул Соджун брату. — Думаешь всё закончилось?       Тэён не ответил, но их отец уже направился к кабинету, веля сыновьям следовать за ним. Две минуты по коридору и все трое снова оказались в кабинете.       Ким Минджун встретился взглядом с директором Джунхо и тот лишь кивнул. Ли Ёнг стоял у панорамного окна отвернувшись от всех, руки его были сложены за спиной, а в пальцах он прокручивал нож. «Чистый», — выдохнул Минджун.       Глава Ким перевёл взгляд на диван, где Мёнхёк поглаживал Хару. Оба притихшие, но целые, что немало успокаивало. Девчонки в слезах, что не удивительно даже несмотря на то, что обе из клана Ли. Всего лишь дети.       Минджун занял место на диване рядом с Ёнгуком и Гаён. Чонхёк проскользнул на диван к близнецам и Канне, Тэён пристроился на подлокотник кресла к Кёнилю и Эрану, а Соджун, как и в прошлый раз, встал у двери.       Ёнгук листал документы в папке, которую всё это время держал в руках. Когда в кабинете прекратилось какое-либо движение, он захлопнул папку и, посмотрев на главу Ким, кивнул ему.       — А теперь поговорим о наказании, — Ким Минджун бросил строгий взгляд на сыновей. — Я звонил вашей сестре, чтобы она немедленно приехала.       Соджун с Тэёном не хотели сейчас слушать выговор от сестры. Настроение у обоих и без того на нуле было.       Старшая Ким была всем известна как воспитанная в строгости перфекционистка и педантная женщина. Она не хотела подчиняться правилам семьи и мечтала совсем не о месте главы, которое должно было достаться ей по праву. Отказавшись от наследства, она сбежала из дома, как только ей исполнилось двадцать лет. Обрывать связи с семьёй было не в её правилах, но и домой она не возвращалась, живя уже несколько лет со своим молодым человеком.       Несмотря на то, что главенствующая семья собиралась не так часто, но из подобных встреч Соджун с Тэёном вынесли только одно — всё становится невыносимым, когда приезжает Лиён.       — Я велел ей привезти серебряное кольцо, — весьма доходчиво сообщил мужчина. — Соджун, в качестве наказания ты должен будешь носить его неделю, лишившись статуса наследника.       У парня пропал дар речи. Соджун даже руки опустил, которые были сложены у него на груди. «Вот она безысходность», — но он лишь кивнул отцу и опустил голову.       Клан Ким, обосновавшийся на вершине всей таблицы, являлся самым крупным, богатым, многочисленным кланом. Несмотря на всю его «праведность» люди внутри клана воспитывались в строгости, чтобы соответствовать статусу клана как самого знатного из всех. Для Соджуна лишение статуса было одним из самых серьёзных наказаний, но настрой парня упал совсем, когда, откашлявшись директор Джунхо сообщил тому, что на эту же неделю он будет лишён статуса как главы дисциплинарного совета, пока не осознает суть той самой дисциплины, за которой обязан следить.       Смотря на подавленного новостями старшего брата, Тэён сглотнул и почти побелел, представляя какое наказание ждёт его самого. Конечно, с наказанием близнецам это не сравнимо, но по меркам гордого Тэёна уж лучше кожу с рук, чем лишение статуса на целую неделю.       Пусть он принимал наказания намного чаще брата в силу своего характера, но если даже Соджуна не обошло стороной, то Тэёну стоит ждать худшего. Расстаться с кольцом он не готов был, даже не представляя какого это лишиться того, что делает его особенным среди других, а более страшного он пока не видел. На что готов был пойти отец? Приставить его к дисциплинарному совету, противоположно брату, для которого лишиться этого поста означало провал по всем фронтам? Но то, что придумал для него отец оказалось гораздо страшнее всех его представлений.       — Тэён, — господин Ким подождал, когда его сын полностью сосредоточит своё внимание на нём. — Ты же понимаешь, что должен усвоить урок о дисциплине и хорошем поведении? Я подобрал тебе лучшего надзирателя на ближайшую неделю. Собирай вещи.       В голове парня пронеслись сотни мыслей от исключения до исправительного лагеря где-нибудь на границе страны, где не будет связи не то что с друзьями и семьёй, но и внешним миром.       — Зачем? — с подозрением поинтересовался Ким-младший, волком выглядывающий из-под кудрявой шевелюры.       — Ты на неделю переходишь на домашнее обучение, а жить будешь у Лиён, — господин Ким перевёл взгляд на Джунхо, а тот лишь понимающе кивнул и, достав из стола бланк, протянул его Минджуну на заполнение.       — И живые позавидовали мёртвым, — усмехнулся Раян, смотря как Тэён сверлит взглядом лист бумаги, где глава Ким подпись уже ставил.       Ким Минджун передал подписанный приказ о переходе на домашнее обучение директору и тот, поставив свою подпись, отложил листок в сторону. Эран становясь свидетелем наказаний только выдохнул, что отделался полотенцем.       Никто из наследников даже не представлял себя на месте Соджуна без статуса, а зная старшую сестру Ким сочувствовали Тэёну. Соджун своё кольцо рассматривал золотое, а Кёниль с иронией свои два серебряных ему показывал.       В дверь постучали и все, кроме Ёнга, перевели внимание на заглянувшего Ёнмина.       — Мы тут… — Пак младший оглядел кабинет на наличие крови, глянул на близнецов и, выдохнув, шагнул с коридора в кабинет. — Мы пришли.       Ёнмин прошмыгнул внутрь и пристроился на диване с близнецами, Канной и Чонхёком. Вслед за Паком вошёл сам Дохён. Старший Ли взглянул на двойняшек. Обычно холодный взгляд Мёнхёка был покорным, а у Хару глаза раскрасневшиеся и ресницы, слипшиеся от слёз. Дохён приготовился к худшему.       — Я пришёл, отец, — поклонился он, не сводя глаз от его рук.       Ёнг прекратил крутить нож и, крепко сжав рукоятку, повернулся, наконец, лицом к собравшимся.       — Простите, что вклинюсь без очереди, — Пак Ёнгук наморщил лоб и жестом подозвал сына к себе. — Прежде чем мы доломаем психику моему сыну, я хочу отпустить его. У меня тоже есть дела в клане.       Ёнмин нервно сглотнул и привычно зачесал назад светлую чёлку. Под холодный взгляд главы Ли он прошмыгнул мимо Дохёна и остановился в паре шагов от отца. Сам не знал благодарить его за спасение от предстоящего разговора семьи Ли или злиться за то, что именно сейчас решил высказаться, когда внимание каждого концентрируется на каждой мелочи.       Пак Ёнгук протянул сыну синюю папку, а после вопросительного взгляда того, велел открыть её. Под любопытные взгляды наследников, Ёнмин достал табели успеваемости по всем предметам и изучил баллы, обведённые отцом красной ручкой.       — Ты можешь пить сколько угодно, гулять, нарушать правила… — Джунхо покашлял, привлекая внимание Ёнгука. — Или хотя бы делать это тихо, — директор глаза закатил, отметив, что с годами Пак Ёнгук не меняется. — Но ты должен быть всегда и во всём лучшим.       Господин Пак оглядел подростков в кабинете.       — Я вас прекрасно понимаю ребята, — мужчина кивнул в подтверждение своих слов. — В своё время мы все тоже вели себя не лучшим образом, но… — глава Пак вновь посмотрел на сына. — Я всегда и во всём был лучшим.       У Ёнмина щёки и уши вспыхнули ярким красным. Парень опустил взгляд на листок, где на восьмой строчке по успеваемости было вписано его имя и, сжав лист так, что тот помялся, поспешил убрать все бланки обратно в папку. Отцу не посмел отдать обратно, но пообещал, что исправится.       Он действительно заигрался, забыв о том, что для остальных в клане примером должен быть, что не должен позволять кому-либо быть лучше хоть в чём-то. Отец был прав и от этого только обиднее становилось, а под взглядами окружающих ещё более противно. Ёнмин думал только о том, что выглядит в глазах окружающих слабым и жалким, а потому просто чуть слышно сказал «прости, пап» и быстрым шагом вышел из кабинета, хлопнув дверью так, что Раян, стоящий у косяка отпрянул.       Глава Пак тяжело выдохнул, а Гаён успокоила его, веля оставить парня в покое, ведь тот пообещал исправиться, а нарушать обещания не любил, поэтому зачастую просто не давал их. Пак Ёнгук откашлялся и взглянул на наручные часы.       — Мне пора, — на выдохе сказал он, вставая с дивана. — Ведите себя прилично и тогда мы увидимся с улыбками на губах, а не страхом в глазах, — мужчина перевёл взгляд на Ёнга, что выглядел мрачнее тучи. — Не перестарайся, пожалуйста. Помни, что они твои дети.       Подростки все встали и, поклонившись, попрощались с главой Пак. Мин Гаён тоже поднялась с дивана.       — Кёниль, Эран, — обратилась женщина к подросткам. — Мне тоже пора, но нам нужно ещё побеседовать. Джунхо, позволишь?       Директор Ли кивнул и ещё трое вышли из кабинета. Соджун с Раяном остались стоять, а прочие ребята снова сели на диванчик. Дохён по-прежнему оставался по центру кабинета, ожидая.       — Итак, мальчики, — Чон Джихё по очереди взглянул на сыновей. — Ваша очередь.       Чонхёк размял шею, готовясь принять наказание. Раян на выходку брата только глаза закатил и сосредоточил внимание на отце.       — Джунхо, — обратился глава Чон к директору. — Мы же можем этих двоих приставить к дисциплинарному совету, правда?       На том и договорились. Джунхо пообещал пристроить братьев Чон помогать в совете, на что Тэён раздражённо простонал и закатил глаза, жалея, что не получил этого же наказания. Суровый взгляд господина Ким он не заметил. Он занял кресло, в котором совсем недавно ютились Эран с Кёнилем, и, запрокинув голову, опёрся о спинку, ожидая окончания своего пребывания в кабинете директора и начала адской недели под крылом старшей сестры.       — Пора прекращать этот цирк, — грозный голос главы Ли грянул в воцарившейся тишине. — Наказание есть наказание, и я только что чуть не содрал кожу с рук своего сына. Практически ни за что. Дохён, — Ёнг прожигал взглядом парня. — Тебе стоит объясниться что ты видел в столовой, потому что Канна говорит, что ты мне солгал.       Дохён повернулся к девушке, у которой из-за коленей только большие карие заплаканные глаза виднелись. Канна шмыгнула носом, а Дохён даже не изменился в лице, зато все прочие посматривали с толикой страха и непонимания, особенно братья Ким, которые не присутствовали при прошедшем уже разговоре.       Осознавая серьёзность гнева отца в сложившейся ситуации, и видя перепуганных двойняшек, Дохён принял решение: что бы не произошло в кабинете до его прихода, чтобы не должно было произойти — он защитит Хару и Мёнхёка, пусть даже придётся взять любую на себя вину или ответственность.       — Возможно я что-то не так понял, отец, — кротко, но покорно. Он был готов признать это даже для самого себя. Отбросил все лишние вопросы и выяснения. В лице остался неизменным.       Сдержанно принял ответный взгляд отца, полный раздражения и злобы.       У Ёнга плечи опустились, будто он, наконец скинул тяжёлый груз. Вдохнув побольше воздуха глава Ли прокрутил нож и подошёл к Дохёну, приставляя лезвие к его горлу. У парня на лице ни один мускул не дрогнул, зато Хару спряталась в плечо Мёнхёка, а остальные напряглись.       — Твой брат мог лишиться кожи на руках из-за твоей лжи, — процедил Ёнг сильнее давя ножом на бледную кожу сына. По шее спустилась красная капля, оставляя за собой кровавый след. — Не смей больше лгать мне!       Один резкий взмах рукой. Тэён зажмурился. Хару уткнулась в плечо Мёнхёка ещё сильнее, а Канна вновь спрятала лицо в коленях. Братья Чон одновременно сморщились.       Дохён стоял как прежде. Даже не моргнул, когда нож полоснул его по губам. Простая задача — игнорировать боль, не ронять лицо перед отцом. По подбородку текла алая кровь, стекая по шее на воротник белой рубашки или капая на пол. Косая линия пореза через пухлые губы и ни капли страха в глазах.       — Ты знаешь, что должен сделать, — холодный голос Ёнга до мурашек проник в разумы близнецов.       Минджун и вовсе был в ужасе от того как глава Ли проявляет «воспитание», будто не сын перед ним, а чужой человек стоит. Всё время твердит, что Дохён ему родной, но оно так не чувствуется со стороны, даже по отношению к тем же близнецам.       Когда Дохён повернулся к Хару и Мёнхёку, те ужаснулись количеству крови и разрезанным губам старшего, а у того привычная покорность, не искажённая болью.       — Мне жаль, что подвёл вас, — Дохён опустился на колени, кланяясь в пол близнецам, а у тех на лицах ужас отразился.       Ёнг выжидающе смотрел на детей. У Хару пропал дар речи, но Мёнхёк, обнимающий сестру, вдруг выпрямился, сложил руки на коленях, а Хару машинально повторила за братом. Ужас сменился холодностью и ясностью за считанные секунды.       — Ты можешь подняться, — поощрительно кивнул Мёнхёк. Хару тоже кивнула, но вслух ничего не произнесла.       — Свободны, — холодно бросил Ёнг.       Все трое наследников Ли, встав, поклонились сначала отцу, директору, а после и другим главам по очереди.       Свободно Хару смогла вздохнуть только когда они втроём оказались вне кабинета директора Джунхо, в коридоре за запертой дверью. Она сначала на Мёнхёка взглянула, убедиться, что они думают об одном и том же, а после они синхронно проводили старшего брата взглядами. Поговорить бы об этой ситуации, но близнецы решили, что меньше всего старшему сейчас нужно именно разговаривать.       Спустя всего несколько секунд после того как близнецы отошли от кабинета директора, в дверь постучался один из охранников, нарушив повисшую там тишину.       Из пяти подростков, оставшихся в кабинете, никто не решался заговорить, а когда директору и господину Ким сообщили, что к замку подъехала машина наследницы Лиён, братья Ким выпрямились как по приказу, а у Тэёна и вовсе пропало желание общаться с какими-либо людьми. Соджун обратил внимание на отца.       — Нам пора, — сообщил Ким Минджун.       — Провожать не буду, — отозвался Джунхо.       Чоны покинули кабинет сразу после.       Соджун хотел было догнать Раяна. Старший Чон часто мог быть невыносимым, но так нагло переложить ответственность надо ещё уметь. И ладно если бы виноваты были в равной степени, но ведь Соджун до последнего даже не подозревал о бутылке, половину которой Раян осушил ещё до общего сбора в столовой.              Чонхёк перекрыл Соджуну выход из кабинета. Взрослые прошли вперёд.       — Оставь его, — потребовал Чонхёк. — Не стоит.       Соджун пару секунд смотрел в чёрные глаза Чона, но всё же отступил. Чонхёк молча ушёл вслед за старшим братом по коридору.       В кабинете же Джунхо тяжело вздохнул и провёл пальцем по трещине на столе. Тут снова остались все свои и можно вернуться в привычное состояние, перестав строить из себя кого-то чужого.       — Пап, — из подростков осталась только Канна и наедине с отцом и главой Ли она чувствовала себя некомфортно. — Я могу идти?       — Да.       Канна поклонилась мужчинам и выскользнула в коридор. Её следующий пункт назначения — медицинский кабинет. Ей нужно было собраться с мыслями чтобы объясниться со старшим наследником Ли. Совесть не позволит оставить так ситуацию, ведь именно из-за её слов Дохёну так перепало… Пусть получит от него наказание, презрение или что-то хуже, но он ведь господин и однажды это может аукнуться с большей силой, если сейчас всё не решить.       Джунхо нажал кнопку на селекторе.       — Слушаю, господин.       — Ты нужен здесь, — директор выдержал паузу, хмурясь на кровавые капли на полу. — С тряпкой.       — Какой код, господин?       — Красный.       Ёнг и Джунхо встретились взглядами. Глава Ли выглядел уже не так зло, не так хмуро и грозно. Наконец расслабился.       — Понял, — послышалось на другом конце линии селектора и Джунхо отключил связь.       Ёнг сел в кресло и, наконец, перестал выглядеть будто ему снова нужно страну спасти. Глава размял шею и вопросительно брови вскинул на затяжной взгляд Джунхо.       — Ты перестарался, — Джунхо впервые за долгое время встал со своего кресла и, обойдя стол, облокотился на него. Мужчины оказались лицом к лицу, только в этот раз стоящий Джунхо возвысился над сидящим Ёнгом. — К чему было это представление? Однажды они узнают, что большинство правил на них не распространяются. Или ты всё же был готов содрать ему кожу с рук?       — Сейчас они не знают этих нюансов, а мне их нужно как-то воспитывать, — Ёнг мрачно усмехнулся и машинально покрутил обручальное кольцо на пальце, вспомнив Хани и их общее видение счастливого будущего, которое пеплом развеялось после её смерти.       Теперь он один воспитывает детей и один наблюдает за каждым периодом их жизней, а Хани лишь воспоминание и счастливое прошлое, никогда настоящее и невозможное будущее...       — К тому же ты сам начал поддерживать зарождающийся цирк, — добавил Ёнг. — Ты отчасти сам виноват в наказании Дохёна.       — Значит, ты понял?       — Я знаю своих детей, Джунхо. Я знаю тебя и твою семью всю жизнь.       — Если ты понял блеф…       — Распознал ложь.       — За что Дохён получил наказание? — Джунхо нахмурился, а Ёнг сел в кресле удобнее.       — За ложь.       — Какое же тогда моё наказание?       Ёнг улыбнулся и склонил голову из-за чего стал похож на типичного маньяка из тёмного переулка, разве что не в обносках, а в дорогом костюме.       — Если я расскажу, так будет не интересно. Не находишь?       В дверь вновь постучали и, после разрешения, вошёл парнишка с тряпкой и поклонился в приветствии господину Ли.       — Ни капли, ни развода, ни следа, — предупредил Ёнг, когда парнишка присел перед алыми каплями на полу.       — Да, господин.

***

      — Я должен кое-что рассказать, — неуверенно заговорил Кёниль.       Он, Эран и госпожа Мин стояли на парковке замка неподалёку от машины. Чуть в стороне ещё несколько уже известных автомобилей — глав кланов. Самый родной — мерседес, а на капот облокотившись стоял Дживон. Кёниль поклонился, здороваясь с правой рукой главы клана.       — Например к чему было всё это представление с микрофоном из прошлого? — поинтересовалась Мин Гаён.       Лёгкий ветер трепал её тёмные кудри, а парни машинально бросили взгляды на жёлтое полотенце, что женщина держала в бледных пальцах.       — Мы пытались выяснить видел он будущее, или же простой кошмар, — пояснил Эран.       — А просто спросить?       Кёниль замялся:       — Этот сон не единственный, — парень решил всерьёз поговорить с главой клана. Она-то уж должна подсказать истину всего происходящего. — Прошлой ночью я опять видел сон, связанный с бабочкой.       Немного задумчиво госпожа Мин кивнула.       — Попробуй рассказать. Мы вместе разберёмся видение это или кошмар на твою пьяную голову.       У Кёниля уши вспыхнули красным, и он попытался отвлечься на воспоминания о видении. Скорее всего именно так, ведь сон не мог быть воспоминанием и уж тем более его воображение не смогло бы придумать подобное...       Совсем тусклый свет от нескольких восковых свечей плясал на стенах подвала и газетным вырезкам.       Единственный источник освещения в помещении. Солнечным лучам попросту неоткуда было просачиваться, а электричеством заключённого не обеспечили. Словно насмехаясь выдали ему свечи и упаковку спичек.       Пустая комната, погружённая в тишину, ведь под толщей бетона не слышно голосов ни сверху, ни даже с соседних таких же комнат. В углу комнаты на кровати лежал мужчина, чьё дыхание сопровождалось равномерным капаньем воды с потолка где-то со стороны санузла.       Железная дверь с громким щелчком и скрипом открылась. Пламя свечей дрогнуло от сквозняка, а мужчина на кровати повернулся на звук шагов.       — Понравился подарок? — спросил вошедший мужчина, кивая на изрезанную свежую газету на столе заключённого.       Вырезанные статьи уже красовались на стене рядом с другими — восьмилетней давности.       Посетитель прошёл к записям и прочитал заголовок на самом светлом куске бумаги:

«Бабочка выступает в открытую или так шутят подражатели?»

      — Глупо предполагать, что это подражатели, — хриплым голосом ответил заключённый. С кровати послышался скрип, и он принял сидячее положение. Усмехнулся. — Даже почерк за много лет не изменился. То, что раскрыли вашу «неуловимую бабочку» вовсе не значит, что наше имя поддельно. Новые жертвы тому подтверждение.       Посетитель прошёл к столу оглядывая беспорядок.       — Ты, я смотрю, времени зря не терял.       Мужчина на кровати внимательно прослеживал каждое действие своего гостя. Тот, отодвинув стул, занял место напротив заключённого, широко расставив ноги и откинувшись на спинку.       — Чувствуй себя как дома, — съязвил заключённый. — Или может ты привык к более комфортным условиям? Там, наверху.       — Если бы не я, как ты сказал сверху, — гость поднял взгляд к потолку. — Ты не смог бы получить и той малой доли информации, что ты имеешь сейчас.       — Возможно ты и прав, — заключённый задумался, провёл ладонью по подбородку и нахмурился на отросшую за пару дней щетину. — Если ты такой незаменимый, то просто забудь обо мне, — он пожал плечами. — И тем двоим вели забыть. Заяви о себе и убери меня с дороги.       — Ты же знаешь, что без тебя всё впустую? К чему эти игры? Ты нужен для достижения наших целей.       — НАШИХ! — крикнул заключённый и вскочил с места. Большими шагами подошёл к гостю. — Без меня никогда не достичь поставленной цели! Я один из основателей! Один из первых и важное для дела звено! Или же… — он усмехнулся, выдохнул и отошёл на шаг. — Вы можете попытать удачу на беглецах.       В ответ посетитель только бровь вскинул.       — К ним не подобраться при всём желании.       — Ну я же, чёрт возьми, как-то подобрался! — заключённый вновь сделал глубокий вздох. — Я подобрался к той девчонке. Я выкрал её из-под носа нашей организации за что ты должен быть мне благодарен!       — Ещё чего, — буркнул гость и вышел из комнаты.       Скрип, щелчок и снова одинокая тишина, которую заключённый делил лишь с крысами и тараканами.       — Однажды, чёртов придурок, ты только спасибо мне скажешь…       «В открытую?..» — госпожа Мин за время рассказа Кёниля помрачнела.       Направление истории уже было выбрано, но не путь. Мантики редко ошибаются, а значит возвращения не избежать в любом случае. Один из сотни? Тысяч вариантов?       — Бабочка всё же вернётся? — Кёниль начал в голове составлять пазл. — Хару останется жива? Вы с Алексеем нашли решение?       Нет. Мальчикам это знать не обязательно. Одно вмешательство уже было, а после второго вся стратегия: «Жертва во имя изничтожения бабочки» может пойти крахом и одно событие может просто наложиться на другое. Нынешний выбор сложен, но когда выбора вовсе нет, то ситуация не становится более оптимистичнее.       Эран во время рассказа друга о сне задавал вопросы, но после последней фразы Кёниля притих.       — Его сон может оказаться ложным предсказанием на фоне стресса от предыдущего сна и надежды на тот диалог с Алексеем?       Нет. И этого Гаён вслух не сказала. Кёниля сейчас пугают его сны, пугает возможность потерять наследницу, пугает возвращение бабочки. Женщина решила, что не помешало бы снизить уровень накала событий в жизни шестнадцатилетних подростков.       — Пожалуй. Любой сон Кёниля может быть ложен в равной степени, как и правдив. Время изменчиво, а как вам известно история тоже, — госпожа Мин сделала паузу и раздражённый вздох. — Сейчас особенно. Совет со всем разберётся, а вы приглядывайте друг за другом. Старайтесь держаться вместе. И я сейчас о всей вашей компании, ребята. Сейчас вам необходимо общение друг с другом, а не проблемы взрослых. Постарайтесь быть друзьями.       Мин Гаён понадеялась, что общение с прочими ребятами великой пятёрки отвлечёт этих двоих от мрачных мыслей и обрубит им все возможности впутываться в серьёзные неприятности. Особенно те, что связаны с бабочкой и изменением истории на этом фоне.