Владыка-развоеватель

онᴀ быᴧᴀ ʙоᴄхиᴛиᴛᴇᴧьноᴇ, ᴋᴩᴀᴄиʙоᴇ ᴨуᴄᴛоᴇ ʍᴇᴄᴛо.

϶нди уоᴩхоᴧ

ɸиᴧоᴄоɸия ϶нди уоᴩхоᴧᴀ

      Она не знает, зачем. Зачем она сейчас делает сама себе прическу. Совсем несложную, но открывающую изящную тонкую шею. Бледную как мел, красивую как изгибы ангельских тел. Вплетает в пламенные волосы свою хрустальную шпильку в виде веточки китайской сосны – сосной пахнет кожа ее Соуске, и так он будет с ней – это официально их первое свидание. В центре несправедливого мира, кишащего шинигами. В центре мира, который с удовольствием похоронил бы ее в капсуле.       Она надевает свое самое роскошное хомонги – белоснежное, украшенное аметистовыми гипсофилами. Оно все так же прекрасно смотрится на ее истощенном теле, делая из нее настоящую куколку – в хорошем ли смысле, стоит задуматься. Но девочка не хочет думать. Она зовет Цутию, чтобы та помогла ей с оби – самой это сделать невозможно. Старушка аккуратно справляется с работой, умудряется не касаться молодой госпожи. С грустью любуется юной девой, накидывает на хрупкие плечи хаори – погода оставляет желать лучшего, хоть дождь на короткое время и пощадил жителей Общества Душ. А напоследок, провожая безразличную ко всему риоку до крыльца, старушка лишь сказала:       – Подарите миру улыбку, Ичиго-сан. Возможно, ответная улыбка мира заставит вас улыбнуться от всего сердца.       На это девочка с благодарностью кивнула, но оскорблять женщину фальшивой улыбкой не стала – уж совесть у нее еще не умерла.       Из-за погоды пришлось надеть неудобные высокие гэта, а еще поехать на повозке, чтобы не замарать одежды. Кьека Суйгецу терпеливо отыгрывала роль – подала свою изящную руку, чтобы Ичиго смогла забраться наверх, а после, одетая в дорогое мужское кимоно и поправляющая очки в черной оправе, которые наверняка давят на переносицу и ей, невозмутимо села рядом.       Путь прошел без разговоров. Пару раз занпакто что-то сказала будто бы самой себе, но рыжая риока провела все время пути с закрытыми глазами, притворяясь спящей или просто отдыхающей – так проще сохранить силы для предстоящего и совершенно нежеланного приключения. А когда они остановились у здания театра – стоит сказать, что довольно громоздкого, – снаружи вновь начал накрапывать дождь. Около входа уже толпились разодетые дамы и их мужчины, и девочка, подавая руку Кьеке, опустила глаза и запланировала поднять их только тогда, когда начнется представление – лишь бы не увидеть никакое знакомое лицо.       С той же целью – целью не наткнуться на знающую ее душу или шинигами – Ичиго прикрывает личико рукавом кимоно, якобы защищая кожу от ветра и проигнорировавших зонт грубых капель дождя. Будто бы по ярким рыжим волосам и капитану пятого отряда Готея 13 под боком ее не узнают. По пути до самой ханамити – их места находятся в первых рядах – девочка не замечает взглядов некоторых гостей театра, с восхищением направленных на нее, но будто бы чувствует их собственным телом и ежится. Старик в голове упрямо твердит ей, что это шанс отвлечься, не думать о кошмарах хотя бы на время. Воспользоваться ли?       Скользит агэмаку, звучат первые ноты шамисена. Маленький хор напоминает загробные звуки духов, а стройный ряд монахов в белом – рядовых воинов квинси, которые пока что вынашивают свои планы по свержению Общества Душ. Ичиго прячет кулаки в рукавах шикарного кимоно, вдыхает отчетливый запах древесины и эфирных масел. Она слышала об этой пьесе – одна из самых известных в театре кабуки в Генсее даже в ее время – “Девушка в храме Додзедзи”. Пугающая история о хитрой Ханако.       Вот она, появляется на сцене. Молит монахов, просит войти в храм – вся живописная, с белоснежным лицом, сложной прической. Наивные мужчины впускают и верят ей, потакают ей. Даже тогда, когда та начала танцевать, оскверняя этим храм. Сменяются прециозные кимоно, грубеют танцы, нарастает музыка. Монахи становятся все глупее. Несведущие слепцы, обманываются грациозностью движений, впускают девушку под священный колокол.       А оттуда встречают ведьму в серебристых одеждах – самую настоящую змею. Она меняется в своей физике. Она движется странно, страшно. Жутко. Она улыбается алым ртом, кровавым пятном выделяющимся на белесом лице. Ее волосы ниспадают вниз по груди жуткими пиявками. Ее взгляд наполнен безумием – властью, реваншем, торжеством самого демонического. Зло победило, монахи осквернили храм – дураки, виноваты сами. Ичиго судорожно выдыхает, хватаясь за подлокотники кресла, и попадает на руку умиротворенной женщины, что сидит рядом.             

ниᴋᴛо нᴇ ᴨᴩᴀʙ, у ᴋᴀждоᴦо биᴧᴇᴛ

ᴋудᴀ-ᴛо, ᴦдᴇ нᴀзʙᴀний боᴧьɯᴇ нᴇᴛ,

и ᴛᴀʍ ᴛᴇʍнᴇᴇ, чᴇʍ ʙоᴛ ϶ᴛᴀ ʙᴧᴀᴦᴀ,

и ни одной ᴨᴩиʍᴇᴛы нᴇ ᴄᴨᴀᴄᴛи.

зᴀᴄᴛынь, ʙодᴀ, и чᴇᴩноᴛу ᴄᴦуᴄᴛи,

ᴀ ʍы ᴇᴇ ᴧᴇᴦᴋо ᴩᴀзниʍᴇʍ ᴄᴀʍи.

ʙᴇᴩᴀ ᴨоᴧозᴋоʙᴀ

      Апатичные глаза женщины не смотрят на сцену. Не смотрят на молодого мужчину, плавно двигающегося в танце. Не смотрят на монахов, подобно ей не сумевших защитить от подлой искусительницы свою обитель, свой храм и колокол. Суйгецу видела этот спектакль множество раз. Для нее сцена находится не впереди. В отличие от поглощенных мнимым искусством излишне нежного юноши в женском кимоно, она смотрит на ложу. Тревожную музыку перебивает пьяный мужской хохот и такое же женское хихиканье. Бодро стучит дорогая керамика пиал саке. Там, среди разодетых девиц с оголенными бледными плечами, сидят некоторые капитаны, заскучавшие аристократы и высшие офицеры Готея. В том числе и лучшие друзья – тайчо Кьераку повис на Джуширо Укитаке. Капитан тринадцатого отряда неловко улыбался и пытался удержать внимание на спектакле. Вот только Шунсуй притянул приятеля к себе, начав о чем-то шептать и вместе с тем взял под локоть строгую брюнетку в роскошном кимоно, выглядящую будто таю.       Женщина следит за тем как гремят кувшины саке о низкие столики, ломящиеся от яств, и как пренебрежительно шинигами и аристократы относятся ко всему. С какой вседозволенностью раздевают девиц на публике, с готовностью подставляют пиалы под реки алкоголя и смеются, едва не прерывая музыкантов. Слуги не успевают убирать разбитую посуду и приносить алкоголь, как вновь гремит пустая керамика, требуя добавки.       Для Кьека Суйгецу этот спектакль отвратителен. Мерзок. Но, как и люди, обязательно пытливо посмотревшие на мертвое животное у обочины, чтобы после сказать, как им тошно, получив свою порцию удовольствия, так и она следит за зверинцем загробного мира. Что-то в этом есть. Словно в очередной раз убедиться, что они с хозяином делают все правильно. Она права и выбор ее верен. Миру нужен новый бог, новая опора. Соуске…       В руку впиваются короткие ноготки, напоминая своим существованием, что Соуске идиот, когда дело касается его самого. Женские брови выразительно поднимаются. Кьека смотрит на девочку, но та будто загипнотизированный заклинатель змей не может оторваться от сцены. Занпакто поднимает взгляд и видит, как курого запоздало убирают предыдущие наряды оннагата. И среди них выделяется фиолетовое кимоно, так похожее на верхний слой ее дзюни-хитоэ своей темнотой и на хомонги девчонки своим цветом гипсофил.       Суйгецу вновь смотрит на белое личико змеи под боком и хмыкает, возвращаясь к собственному спектаклю. Рука на подлокотнике остается на месте.       

      общᴇᴄᴛʙо иᴄᴨыᴛыʙᴀᴇᴛ ᴨоиᴄᴛинᴇ нᴇнᴀᴄыᴛноᴇ ᴧюбоᴨыᴛᴄᴛʙо ᴋо ʙᴄᴇʍу, ᴧюбоᴨыᴛᴄᴛʙᴀ нᴇ зᴀᴄᴧужиʙᴀющᴇʍу.

оᴄᴋᴀᴩ уᴀйᴧьд

             – Эй-эй-эй! Джуширо, дружище, т-ты только глянь к-кто сегодня здесь! – от Кьераку разило настолько устойчивым перегаром, что удивительно было, как членораздельно говорил мужчина, повиснув на товарище и своей спутнице. – Соуске-кун, как давно тебя не было видно в обществе!       Капитан восьмого отряда радостно повис на Кьеке Суйгецу, пока Укитаке извинялся, позабыв поприветствовать чету Айзенов.       – Как завел себе женушку, так и забыл про товарищей! И-ик! – Шунсуй оглушительно икнул, стоило ему повернутся к Укитаке. – Непорядок, да? Найоко, скажи ему! – мужчина капризно надул губы.       Строгая брюнетка в роскошном кимоно изучающе осмотрела сначала Кьека Суйгецу, а после и рыжую риоку, будто взвешивала, достойны ли те ее общества.       – Укитаке-сан, все хорошо, – занпакто, с привычной апатией в глазах и подражанием хозяина в голосе, запустила руку в волосы, минимально изображая неловкость за извинения тайчо тринадцатого отряда. – Кьераку-сан, мы еще обязательно встретимся, сколько праздников впереди! Погода сейчас не располагает, – пухлые губы растянулись в виноватой улыбке.       – У-у-у-у-у…. – капризно взвыл Шунсуй. – Но сезон дождей так не скоро закончится! А у нас такая замечательная компания! Ты ведь помнишь моего дядю, Нишио?       Из-за спин капитанов вышел мужчина с благородным профилем, схожим с Шунсуем, старческими пятнами на лбу, сединой на висках, но властным разворотом плеч, и довольно-таки не старым хмурым лицом. И сразу же уголки пухлых губ опустились вниз.       – Добрый вечер, Нишио, – процедила сквозь зубы занпакто. Дядя тайчо восьмого отряда вежливо кивнул, слыша лишь вежливое приветствие.       – Шунсуй, нам пора, невежливо задерживать капитана Айзена, – Джуширо попробовал в одиночку стащить с фальшивого Соуске своего друга. – Еще раз простите.       – Не-е-е-е-т, Соуске-кун идет с нами!       – Нам действительно пора, завтра собрание у Ямамото. Доброй ночи, – женщина подхватила Ичиго под локоть и стремительно покинула здание театра.             

ᴋᴛо ᴄᴛᴩᴇʍиᴛᴄя ᴋ добᴩу, доᴧжᴇн быᴛь ᴦоᴛоʙ ᴛᴇᴩᴨᴇᴛь зᴧо.

иоᴀнн дᴀʍᴀᴄᴋин

             Она не поднимает взгляда даже ради приличия. Кьераку-тайчо. Такой наглый, но одновременно веселый и участливый. И его друг – мягкосердечный и такой вежливый.       Она прячется за спиной занпакто, выглядывая лишь наполовину. Ком уже даже не в горле – на языке. Он катается мерзким колючим шариком по вкусовым рецепторам. Он горький как полынь и одновременно кислый как винный уксус. В груди снова болит – ни черта не фантомно, по-натуральному, животрепещуще. С далеким плеском шевелятся осколки сердца, а в пустых глазах – светящиеся ледяными аккордами лоскуты души.       Они же оба знали. Мило разговаривали с ней и знали. Вот так. Даже Укитаке, который, кажется, даже и мухи обидеть не может – знал и ничего не сделал, никому ничего не сказал, не захотел справедливости. Значит, она хуже мухи? Значит, она дешевее насекомого? Значит, такой беловолосый ангел не посчитал ее достойной чего-то большего, нежели чем быть просто растасканной на части такой ценной для Общества Душ, но безжизненной плоти?       А, может, никакой он не ангел?       Даже отец знал, что она связалась с Готеем с самого начала, и не остановил ее, ничего не поведал. И только Соуске…       Ее хватают под локоть. Девочка еле-еле поспевает за широкими шагами женщины, уводящей ее из здания театра. Ичиго не особо рассмотрела этого Нишио, но он слишком безликий – совершенно обычный мужчина, аристократ, семь пядей и идеальная осанка. Куросаки оно не нужно, Куросаки не нужны новые лица.       Озоновый аромат врезается в ноздри, и Кьека Суйгецу чуть замедляется. Настроение женщины не вырывается из нее отчетливо, но рыжая чувствует ее напряжение.       – Кто этот мужчина? – девочка плохо соображает сейчас, но не связать дядюшку Шунсуя и их умелый органичный побег невозможно.       Длинные пальцы сжимаются на ткани роскошного хомонги.       – Разве он не представился? – зло фыркает занпакто. – Кьераку Нишио, – женщина наконец отпускает руку девчонки и оправляет собственное кимоно.       Ичиго слабо кивает, опуская голову. У нее нет сил выпытывать, это не ее дело. Чуть поодаль маячит их повозка, а рядом с ней чинно ожидают слуги. Кику и Маширо, батрак, встрепенулись и направились к ним с зонтиками, явно не ожидав, что супружеская пара освободится так быстро. Девочка прячет руки в рукава кимоно и делает шаг.       Кьека Суйгецу поочередно смотрит на прислугу и тут же поникшую шинигами.       – Нишио один из будущих судей Совета 46.       Слуги довольно быстро настигают пару и закрывают господ от мелкого дождя. Ичиго морщится от редких капелек на лице, достает из тамото шелковый платок и изящно вытирает влагу с кожи.       – Вот как. Теперь понятно, почему мы так быстро ушли, – тихо говорит девочка.       Она прекрасно знает, что судьи Совета лицемерны и мерзопакостны. До той ли степени, чтобы их вырезать? Неизвестно…       Женщина хмыкает и подает руку, изображая заботливого мужа.       – Он приказал вырезать наше поместье.       Пока Кику накидывает на плечи юной госпожи белоснежное хаори, не слыша настоящего диалога, девочка сжимает хрупкими пальчиками теплую ладонь занпакто. Неморгающие карамельные глаза отчаянно, но коротко взглянули на женское красивое лицо, а после направились к внутренностям повозки. Девичьи ослабшие ноги дрожат, но забираются и становятся на дощатый пол.       Она молчит. Садится на свое место и ощущает движения под боком – Кьека Суйгецу, кажется, в секунду устраивается рядом. Кажется, Ичиго сейчас стошнит, а желудок пустой.       Вырезать? Как вырезать? Добродушную Цутию? Благодарного Накаяму? Других невинных? Просто так? Потому что господин повинен?       Боже. Да где же она находится? Не в Аду ли? Не среди монстров ли? Голова болит, бледные ледяные ладони накрывают миловидное личико, подушечки пальцев давят на веки.       – Какие чудовища… – сама себе, еле слышно заключает Куросаки.       Кьека стучит костяшками по повозке – приказывает трогаться. Женщина косится на девчонку.       – Только сейчас заметила? – надменно, почти насмешливо.       Она откидывается на спинку сиденья. И как можно быть такой глупой? Такой слепой и глухой? Видеть перед собой только выдуманный мир и держаться за свой синдром героя?       Глаза болят от сухости, пальцы в последний раз трут нежную кожу и оставляют ее в покое. В груди, по ощущениям, дыра как при трансформации.       Заметила… Почему не заметила раньше? Слишком сильна была угроза родным или слишком неудобно было спасать мир, понимая, что она в одной команде с благородными чудищами?       Пока ее занпакто пытаются голосами успокоить ее, девочка чувствует странные игры в голове. Странные, потому что это не эмоция Хичиго. Ладонь пробирается под ворот кимоно, растирает грудную клетку.       – Лучше поздно, чем никогда.       Женщина фыркает и отворачивается, поднимая шторку, чтобы понаблюдать за мелькающими улочками.       – Успокойся и возьми под контроль реацу. Того будущего больше нет.       Реацу?       Куросаки стискивает челюсти. Девочка и вправду нестабильна, а ее духовная энергия почему-то вторит ей. Покрасневшие веки опускаются, Ичиго обращается к своим занпакто, чтобы поговорить и уравновесить реацу, поэтому остаток пути проходит в тишине.             

ᴇᴄᴧи ʙᴀɯᴀ ᴩᴀбоᴛᴀ - ᴄъᴇᴄᴛь ᴧяᴦуɯᴋу, ᴧучɯᴇ ʙᴄᴇᴦо ϶ᴛо ᴄдᴇᴧᴀᴛь ᴄ уᴛᴩᴀ. ᴀ ᴇᴄᴧи ʙᴀɯᴀ ᴩᴀбоᴛᴀ - ᴄъᴇᴄᴛь дʙух ᴧяᴦуɯᴇᴋ, ᴧучɯᴇ ᴄнᴀчᴀᴧᴀ ᴄъᴇᴄᴛь ᴄᴀʍую боᴧьɯую.

ʍᴀᴩᴋ ᴛʙᴇн

             Женщина с поразительно веселым расположением духа поднимается по ступеням, отдавая Цутии промокшее хаори и совершенно не понадобившийся зонтик. Ливень барабанил по каменным дорожкам, превращая их бурные ручейки.       – Айзен-сама! Ну как же так можно! – неодобрительно качает головой домоправительница.       – Все хорошо-хорошо, – машет рукой Кьека Суйгецу, садясь за котацу, зачесывая взмокшие волосы назад. – Приятного аппетита, Ичиго.       – Мита, принеси господину хаори, – приказывает Цутия. – Айсава, подготовь ванну. Как прошло собрание?       Занпакто берется за палочки и на мгновение замирая. Пухлые губы искривляются в пакостливой ухмылке.       – Как всегда.       – Приятного аппетита, – девочка хмурит брови, сжимая палочки в пальцах. Цутия до того, как встретить “господина”, взяла с Ичиго обещание, что та съест немного супа, и рыжая уже чувствует тошноту, смотря на дымящийся бульон.       У Кьеки странное настроение. Такое настроение рыжая видела перед тем, как в библиотеке Гинрея появились непотребные книжки.       – Что-то случилось? – нейтрально интересуется она.       – Ничего такого, что бы повлияло на планы, – палочки кружат над столом, выбирая закуску, но под строгим взглядом загипнотизированных глаз Цутии возвращаются на стол. Кьека так же берется за горячий суп.       Ичиго берет в руки рэнгэ и зачерпывает бульон, но ко рту подносить не спешит.       – Расскажешь или подождать слухов? – девочка не требует, просто скрывает детское любопытство, вдруг проснувшееся в ней.       – Такого по слухам не узнать, – женщина хихикает и когда Цутия отворачивается, тянется за закуской. – После обеда приходи в кабинет, начну тебя учить.       Рыжая дует на бульон в ложке, чтобы остудить. Удивительный хозяин – удивительный меч. В Кьека Суйгецу сочетается поразительное изящество и красота даже в самом маленьком движении, беспрецедентного уровня обеспокоенность за хозяина и любовь к хулиганству – к авантюрам, подлянкам и к черт еще знает чему.       – Хорошо, – соглашается девочка. – Может, все-таки расскажешь?       – Скажем так... – тушеный дайкон отправился в рот, но стоило Цутии вновь повернуться, как Кьека взялась за рэнгэ. – Некоторые травки Уноханы не стоит смешивать с чаем Ямамото.       Ичиго почти давится супом, который отпила только из-за сурового взгляда домоправительницы.       – Я не буду соболезновать, – вдруг иронизирует девочка, но на лице и в глазах – ни единой эмоции.       Занпакто довольно хмыкает, оценив слова.       – В ад ему пока рано отправляться. Так что пусть помучается в отэарай.       Кукольные глаза расширяются. Так подшутить, да еще и над главнокомандующим.       – Однажды, когда отец меня совсем достал своими пинками, я дала объявление прямо на сайте клиники, что он бесплатно проводит операции малоимущим. От клиентов не было отбоя…       – Недурно, – кивает женщина.       Они заканчивают обед в тишине. Ичиго все еще не может расслабиться в присутствии занпакто, но все же, частичка ее Соуске дает небольшое, совершенно мизерное ощущение спокойствия. Ее же мечи очень недовольны этим – их хозяйка снова поддается и доверяет тому, кто ей навредил. И девочка осознает проблему, но… для того, чтобы что-то сделать с этим, нужны моральные силы. Их у нее нет. Новость за новостью нападают за нее, раскрытый секрет за секретом, и рыжая просто не знает, о чем еще ей доведется услышать в следующую минуту.       Она крепит занпакто поменьше на пояс. Ее же огромный меч, символизирующий силы чертовых шинигами, повисает за спиной. Пустой во внутреннем мире недовольствует и заявляет, что это не его проблемы, что шинигами такие придурки. Что же, Куросаки не может не согласиться.       Настроение поникло, мечи отговаривают ее, чтобы та не тратила силы. От Хичиго веет странным настроением. Но у Куросаки одна цель – выпустить из этой сквозной бездны, ледяной и темной. Чтобы они подышали нормальным воздухом, а не мертвой водой. Девочка выходит во двор – дождь чуть поутих, на душе тяжело.       – Вот это мечи! – резвый голос мальчика распространяется волной по всему двору. Ичиго оборачивается и выдавливает слабую улыбку, чтобы ребенок не расстроился.       – Привет, Рю, – рыжая подходит к ребенку и наклоняется к нему, трепля его темные тонкие волосики. – Тебя Накаяма-сан отпустил погулять?       – Да! – радуется мальчик и обнимает ноги девушки. – А ты этими мечами и драться умеешь?       – Умею, – слабо кивает Ичиго, а в горле все холодит. Изящная рука ложится на детскую спинку, поглаживая. – Как проходит твое обучение?       – Мне нравится, Накаяма-сан даже иногда играет со мной! – мальчик, облаченный в простое детское кимоно, едва-едва подпрыгивает от эмоций. – А ты научишь меня драться мечами, сестричка?       Уголок персиковых губ едва заметно дергается.       – Конечно, малыш, – девочка гладит его спинку, опускается ниже и целует темную макушку. – Обязательно. А сейчас, отпустишь меня? Айзен-сама меня очень ждет.       – Отпущу, – деловито, но по-детски. – Я скучаю!       Ичиго сглатывает слюну, поглаживает ребенка по голове в последний раз и старается улыбнуться ему напоследок.       – Айзен-сама, – звучит нежный голос у седзи, ведущих в кабинет мужчины, – позволите войти?       – Проходи, – разрешает занпакто. Женщина сидит за рабочим столом хозяина кабинета и читает книгу. В руке покоится изящный белый веер с нарисованным бамбуком и стихотворением. В кабинете, как и прежде – чисто, но гора документов дожидается своего хозяина.       Ичиго почти беззвучно заходит, окидывая кабинет глухим взглядом, будто с целью увидеть новое. Карамельные омуты останавливаются на столе, но сразу же убегают к лицу женщины.       – Где мне расположиться?       – Можешь сесть за стол, – кивает занпакто на кресла и откладывает книгу. Веер звонко закрывается, и женщина встает.       Мечи кочуют на пол рядом с креслом для гостя, девочка усаживается на него же. В голове два мужских голоса все еще настойчиво рекомендуют поберечь силы.       Кьека Суйгецу внимательно осмотрела лезвия.       – Можешь приступать. Призови своих Зангецу.       – Каким образом? – слова занпакто ничего ей не дали. – Мне нужно погрузиться во внутренний мир?       Женщина вопросительно выгнула бровь.       – Ты же достигла банкая. Мне казалось, что твоя основная проблема в удержании материализации, как это было с маской, а сам процесс тебе известен, – она подходит ближе и раскрывает веер.       Ичиго покачивает головой, едва заметно пугаясь звука раскрытия веера.       – Нет. Устройство помогло мне материализовать Зангецу тогда. Но ты права, я не знаю, как удерживать его. Тогда это было довольно легко, но мы сражались.       Удивление искажает женское лицо во второй раз.       – Сражались? – веер замер из любопытства.       Девочка удивляется не меньше.       – А почему нет? Так было каждый раз.       – Как грубо, – надменное фырканье и веер отмирает, гоняя ветер. – Совсем не знаешь, как повелевать занпакто.       – Я им не владыка, – не терпит Ичиго. – Мечи – это я. Мой путь начался со сражений и продолжился ими, поэтому силу я добывала таким способом. Они закаляли меня.       – И к чему это привело? Выхватываешь крупицы силы, будто изголодавшаяся змея, – белый веер изящно прикрывает бледное лицо. – Что ж, это пустое. Начнем с основ. Чтобы материализовать занпакто, прежде всего нужно отделиться от него, – женщина начала расхаживать по кабинету, элегантно играясь веером в руке. – Грубо говоря, чтобы достичь банкая, материализация нужна для того, чтобы посмотреть на себя со стороны для полноценного осознания себя как целой личности. Некоторые говорят – проявить скрытые черты характера. Но как по мне, пустая софистика. Прежде всего важно доверие. Доверие к себе, своим силам. Можно назвать это уверенностью. И уже после идут контроль, закрепление духа в материальной форме, и выносливость. И конечно же не стоит забывать про реацу. Чтобы держать дух занпакто снаружи, нужен запас равный минимальному капитанскому.       Кьека Суйгецу наконец остановилась, громко защелкнув веер.       – Начни с просьбы подняться из глубин сознания. Поговори с ними. И если в добром настроении, пригласи их сюда. Для этого сконцентрируй реацу не внутри, а снаружи.       Девочка снова вздрагивает от звука веера. Не комментирует никакие аллегории, лишь слушает указания – они довольно расплывчаты, поэтому Ичиго хмурится.       Обращается ко внутреннему миру с просьбой, но не погружается туда. Закрывает глаза.       “Ну, что скажете?” – спрашивает Ичиго. От Хичиго слышит размытый смешок. Ей он не нравится.       “Ичиго”, – а вот старик отзывается на вопрос, – “ты нестабильна. Тебе не стоит сейчас играть с тем, чему шинигами учатся годами.”       “Я виновата перед вами. Вы там… Вы там страдаете.”       “Нет”, – твердо говорит бархат голоса, – “неважно, в каком мы месте. Внутри или снаружи. Так как мы – частицы твоей души, страдаем мы не из-за условий внутреннего мира”.       Куросаки едва заметно усмехается. Старик настолько хотел сгладить углы, что не смог сказать, что страдают мечи из-за того, что страдает она. Чтобы не винила себя еще больше. Будто бы есть куда.       “Я хочу это сделать. Давайте попробуем. Зангецу, если почувствуешь всплеск энергии, ты можешь забрать контроль над телом. Так ведь?”       В ответ – тишина. Минута, по ощущениям. Две. Три.       “Как скажешь”, – вдруг сообщает лязгающий голос. От старика в затылке ворочаются неясные иглы, хотя тот и пытается сдержать эмоции. – “Но так не получится. Полезай сюда.”       Карамельные глаза распахиваются. Рыжая встает с кресла и берет в руки мечи, бросая мимолетный взгляд на женщину.       – Мне нужно погрузиться глубже, – коротко сообщает девочка и садится голый на пол в позу лотоса. Кимоно сковывает движения, поэтому Куросаки растягивает полы одежд, и острые коленки обнажаются. На них ложатся два клинка.       – Не внутрь, а наружу. Не они тебя приглашают, а ты их, – веер недовольно раскрывается. – Если тебе не нравится приглашение, сравни это с рыбалкой. Примани их, – она задумчиво смотрит на клинки и вдруг серьезно говорит, словно отсутствующему хозяину: Судя по всему, у нее и банкай может быть не полным. Они могли не сказать ей полного имени.       – Кьека Суйгецу, – ровно и серьезно обращается Ичиго, прикрывая глаза веками, – Зангецу – не рыбки, и ловить я их не буду. Они дали мне подсказку – я слушаю их. Разве не про доверие ты говорила?       Женщина отмирает и осматривает девчонку сверху вниз, останавливаясь вновь на клинках.       – Тогда не утони.       Девочка безнадежно хмыкает. Утонешь тут…       

ᴩуᴄᴀᴧᴋᴀ ᴨᴧᴀчᴇᴛ ᴄʙоиʍи ᴄᴧᴇзᴀʍи,

жᴇʍчуᴦоʍ оᴄыᴨᴀᴇᴛ хᴧᴀдную ᴦᴩудь.

ʙ ᴋᴧᴇᴛᴋᴇ, ᴩыбᴋᴀ, ᴄцᴇᴨиᴧᴀᴄь ᴄ ᴧозᴀʍи,

ᴩʙᴇᴛᴄя нᴀ зоʙ и ищᴇᴛ ᴄʙой ᴨуᴛь.

      Как же здесь холодно. Так холодно, что тошнит. Внутри сразу же клокочет каждая вена, сужаясь. Внутри органы будто подбираются к самой гортани, скручиваясь как куча котят, чтобы обогреть друг друга. Тьма – чернее сажи в Аду.       Ну конечно же она не хочет, чтобы ее занпакто были здесь. Они не заслужили такого обращения, они – ее настоящие и истинные защитники, они никогда не желали плохого, никогда не оставляли в беде.       – Ичиго, – зычный баритон накрывает куполом внутренний мир, – ты все еще уверена?       – Да, – девочка оборачивается, крутится на месте, ощущая, как ее волосы вьются змеями вокруг головы. – Я не чувствую вас.       – Потому что мы скрылись, малявка, – скрежещет голос альбиноса по всей водной толще. – И это нужно исправить. То, что ты не чувствуешь части своей души, не даст тебе нас вытянуть наружу. Хотя, вот старика я бы оставил тут…       – Хичиго, – строго прерывает Куросаки. Тема слишком болезненная. – И как мне вас почувствовать?       – А я ебу?       – Зангецу, – устало обращается она, – ты же знаешь, что у меня нет сил. Помоги мне.       – Ичиго, – вместо пустого отвечает старик, – мы правда не знаем. Мы не будем тебе мешать, но способ ты должна найти сама. Я – твоя сила квинси. Я – это здания в твоем мире, и ты не только должна знать, где я, но и где находится каждое здание. Даже в темноте ты должна ориентироваться.       – То же самое со мной, хозяйка, – добавляет скрежет. – Будешь знать, где заканчивается небо или, как сейчас, водное пространство, будешь одновременно понимать, где заканчиваются мои силы и где начинаются силы старика. Потому что мы связаны. Мы – продолжение друг друга.       – Из-за того, что ты не ориентируешься и не чувствуешь структуру своего мира, его не чувствуем и мы. Мы здесь слепы, как и ты, – заключает старик.       Час от часу не легче. Ичиго в отчаянии выдыхает в воду – слышит, как лопаются пузырьки. Она уже устала. У нее нет никаких сил.       – Ичиго, возвращайся. Сейчас не время, – бархат чуть ли не гладит ее по голове.       – Нет. С чего мне начать?       В ответ – тишина. В затылке – снова иглы. Такие, которые не понять. Такие, которые тяжело интерпретировать.       – Сначала найди нас. С пространством разберемся позже. Возможно, даже и не придется, – все же отвечает альбинос. – Пробуй все, что можно. Сосредоточься на том чувстве, которое бывает, когда ты сражаешься нами, когда пользуешься силой, – даже пустой пытается помочь ей, девочку это подбадривает.             

ᴩуᴄᴀᴧᴋᴇ нᴇчᴇʍ ᴨᴧᴀᴛиᴛь зᴀ ножᴋи,

ᴩуᴄᴀᴧᴋᴇ нᴇчᴇᴦо дᴀᴛь зᴀ ᴄʙободу.

ᴇй бы ᴨоᴋоя, ᴛᴇᴨᴧᴀ и ᴄиᴧᴇноᴋ нᴇʍножᴋо,

ᴇй бы зᴀбыᴛь ϶ᴛу чᴇᴩᴛоʙу ᴄᴛᴩᴀɯную ʙоду.

             И она опускает веки. В зрении нет смысла, а открытые глаза заставляют что-то ими искать. Мечи тянут руки вниз, и рыжая расслабляет их и даже кисти, лишь пальцами удерживая занпакто – вода делает их легче, чем они есть на самом деле.       Она отключается от своего слуха. Он будто мешает. Лопающиеся пузырьки воздуха, ее собственное дыхание, даже сердцебиение. Она стирает это. Этого больше нет, это все – мишура. Ей это все не нужно.       Вода затекает в легкие. Она во рту, в носу, в трахее. Она – полумертвая барракуда. Она вцепилась своими острыми зубами, но держит некрепко. Она еще шевелится, но взгляд у этой воды потерял надежду. Она так противоестественна, она не нужна. Ичиго выдыхает. Выдыхает все, до миллилитра выжимает легкие, словно сок из апельсина. И задерживает дыхание.       Задохнется, но найдет. Найдет, черт его дери. Соберет кусочки своей души, разбросанные, кое-как и где попало.       Она представляет, как сражается. Как стирает с лица мира Ад. В голове пробегают картинки – ее мечи рассекают все ее кошмары, всех чудовищ. Чудовища визжат, поливают проклятиями, плюются лавой. Но ее мечи – это крылья, самые белоснежные на этом свете. Они распахиваются, несут ее, ее ступни даже не касаются золы и праха под ногами.       Она представляет, как от ее света гаснет и перегорает кровавая лампа лавовых кратеров. Воображает себе, как иссушается смердящее озеро, обнажая кости грешников. И девочка дробит каждую. Каждую измельчает своими мечами, мечи впитывают их страдания. Мечи впитывают ее страдания.       Она знает, что делать дальше. Она убивает стражей. Она возненавидела тот хруст костей, который они издавали. Она возненавидела крик и звон цепей. Она возненавидела природу этого места, она сама – личный враг Ада. Она уничтожает его, она растаптывает его уставшими ногами. Она сжимает его в своем кулаке, перетирает как песок в руке.       Возможно, проходит лишь пара минут. Возможно, день или два.             

ᴩуᴄᴀᴧᴋᴀ ищᴇᴛ ʙыход и ᴦᴩᴀнь,

онᴀ ᴛычᴇᴛᴄя ноᴄоʍ ʙ чужую ᴧᴀдонь.

ᴧᴀдонь ᴛянᴇᴛ ʙʙᴇᴩх, ᴦоʙоᴩиᴛ ᴇй: “ʙᴄᴛᴀнь”,

ᴧᴀдонь ᴦоʙоᴩиᴛ ʙᴄᴇʍ: “нᴇ ᴛᴩонь”.

             Стеклянные глаза распахиваются, перед ними – темнота. Все такая же. Безжизненная, черная, немая. Ичиго вдыхает воду, задыхаясь, и смотрит вниз. Что-то тянет взгляд, что-то призывает посмотреть.       Из живота торчит алая нить, разделяется почти сразу надвое и уходит во мглу. Она светится так слабо, что темнота почти поглощает ее рубиновое свечение. Пузырьки выпадают густой галькой изо рта, Куросаки дышит как утопающий – это оно? Это их узы?       Она срывается с места. Ей даже не нужно смотреть, нити сами ведут ее. Она знает, где они заканчиваются. Она знает, кем они заканчиваются.       – Ты умница, – довольно заключает старик над ушком, когда девочка врезается в него своим телом – не слепо, а намеренно, прижимаясь своим щуплым тельцем к его телу.       Девичий кулачок хватает чернильный пояс чужого белоснежного шихакушо, будто сама Ичиго точно знает, где второй. Она тянет альбиноса к себе, нити сияют ярче, но ни черта не освещает. И плевать.       Потому что девочка даже чувствует, как вода огибает широкую и довольную улыбку ее Зангецу. И как развиваются длинные пряди волос ее старика, каждый вороной волосок. И как каждое стеклянное здание мерзнет в толще студеного пространства.       – Королева, – ледяная, невидимая белоснежная ладонь ласково касается ее щеки. – Такая достойна быть моей хозяйкой. Бери нити по центру, где они пересекаются. Бери с собой.             

ᴩуᴄᴀᴧᴋᴇ боᴧьно дыɯᴀᴛь, ᴦоʙоᴩиᴛь,

ᴇй жжᴇᴛᴄя ʍᴇᴄᴛный ᴛуᴛ ʙоздух.

ᴩуᴄᴀᴧᴋᴇ ᴄᴧожно нᴀучиᴛьᴄя ходиᴛь,

ᴩуᴄᴀᴧᴋᴇ ʙ ножᴋи бьюᴛ ᴦʙозди.

ʟɪᴛᴛʟᴇsᴜɢᴀʀʙᴀʙʏ

             Кьека Суйгецу откровенно скучает. Веер перестал забавлять, и женщина уже поглядывает на принесенные по ее приказу чай со сладостями. Она смотрит на всполохи золотой реацу и наконец видит два силуэта.       – Я бы даже удивилась, будь это кто-то другой.       Терракотовые глаза даже не расширяются, видя знакомые лица.             

ʙы знᴀᴇᴛᴇ, чᴛо обознᴀчᴀᴇᴛ ᴄᴧоʙо "ʙозʍᴇздиᴇ"? ʙозʍᴇздиᴇ – ϶ᴛо ᴀᴋᴛ оᴛʍщᴇния, ϶ᴛо ʍᴇᴄᴛь, оᴄущᴇᴄᴛʙᴧяᴇʍᴀя ᴧюбыʍи ᴄᴩᴇдᴄᴛʙᴀʍи. ʙ дᴀнноʍ ᴋонᴋᴩᴇᴛноʍ ᴄᴧучᴀᴇ ϶ᴛо оᴄущᴇᴄᴛʙиᴛ ᴇбᴀннᴀя ᴄʙоᴧочь. я.

боᴧьɯой ᴋуɯ

             Она выныривает из внутреннего мира и сразу же почти задыхается, насыщается кислородом и вдыхает полной грудью, пока под веки пробираются солнечные всплески, доносящиеся из-за спины. На краю слуха угадывается женский голос, но разобрать его тяжело.       За плечами рыжеволосой явились двое – из вихрей огненно-золотой реацу. Двое – как противоположности. Юноша будто бы вышел из утробы матери вместе с Ичиго – черты явно напоминают ее, однако, менее мягкие. Только вот белоснежный настолько, будто рыжего близнеца в роддоме просили в бочку с отбеливателем. А второй – молодой Яхве. В черном плаще, со смольными волосами, статный и высокий, но выражение лица ничуть не надменное, спокойное и будто бы доброе.       Мужчина наклоняется и кладет горячую пятерню на хрупкое девичье плечо, словно это не он материализовался только что, а его хозяйка.       – Ичиго, ты в порядке?       – Я… – девочка оборачивается, и персиковые губы даже трогает еле заметная улыбка. У нее получилось.       Однако ее тихую радость перебивает такой звучный и громкий скрежет голоса.       – Удивилась? – даже по тону угадывается, что за другим ее плечом альбинос растягивает свои губы в безумной ухмылке. – Вот сейчас удивишься.       И Куросаки в долю секунды поняла, что значило поведение Зангецу до материализации. Почему он так затих и не сказал ни слова против. Лишь из-за адреналина она успевает вскочить на ноги и, покрываясь броней, перейти в сонидо. Большой меч лязгает о пол, а вот маленький она вслепую все же схватила в дрожащие пальцы.       – Зангецу!       Она останавливает пустого в шаге от Кьеки Суйгецу, тяжело дыша. Старик даже не шевелится, хотя под рыжей копной волос шипят его эмоции. Он недоволен, но альбиносу не мешает.       – Прекрати, – Куросаки приставляет лезвие к белоснежной шее только потому, что Зангецу это ей позволяет.       – А не то что? Ты сейчас слаба даже с моей силой, малышня, – довольно скалится занпакто, смотря в залившийся чернилами глаз хозяйки. – Даже с этим мечом.       – В этом нет смысла!       – Да какого хуя ты так себя не защищала?! – взрывается пустой и отталкивает девочку, не особо прикладывая усилия, но та так просто не дается и врезается в него в сонидо, используя грубую силу и оттесняя от женщины.       – Зангецу, Ичиго права, – звучит бархатный голос, старик приближается к сцепившимся и обхватывает руку своего соседа по внутреннему миру, которая уже успела схватить девочку за грудки и почти поднять над полом. – Отпусти ее и успокойся.       – Ты же сам не прочь, старик, – Хичиго в ярости, Хичиго не шибко улыбается, – эта… она защищает их. Какого хуя ты так не защищала себя? – отчаянно повторяет занпакто и сверлит хозяйку своим сусальным золотом. – Какого хуя, объясни мне!       Белая девичья ладошка с обсидиановыми когтями также хватает альбиноса за запястье и оттягивает только потому, что Зангецу уже сдался.       – Хичиго, – девочка говорит это имя, вплотную приблизившись к нему и одними губами. Рог утыкается в белоснежную мочку уха ее близнеца. – Ты ничего этим не добьешься, и ты это знаешь, – звучит твердо, почти властно. – Приходи в себя…       Женщина привлекает внимание к себе очередным щелчком веера.       – Близнец и копия Яхве, – припечатывают пухлые губы. – Похоже, у тебя трепетная любовь к отцам. – уголки губ едва поднимаются. – Для первого раза совсем неплохо.       Кьека Суйгецу говорит так, будто ее не волнуют злые слова Зангецу.       – Что ж, думаю, стоит прерваться на чай. Первая трапеза всегда особенная, – белый веер указывает на чай и сладости на столе.       Ичиго не успевает отозвать броню, как альбинос вырывается из ее руки и хватки старика и исчезает в сонидо. Девочка бросается следом, но отражение Яхве хватает ее за шиворот, покачивая головой. В затылке больно, и рыжая морщится.       – С хуя ли ты возомнила себе, что мы – твои друзья? – Зангецу приблизился к мечу Айзена вплотную, схватил ее за шею, прижался носом к женскому лицу, чтобы нарушить личное пространство, и цедит прямо в чужие губы. Он серьезен, зол и смотрит чуть снизу-вверх исподлобья из-за небольшой разницы в росте. – Будешь чаи распивать с моей дурочкой-хозяйкой, которая свои мозги иногда не включает.       Удар под дых заставляет юнца отступить на шаг назад. Следом длинные пальцы впиваются в предплечье наглой руки. Женщина бьет Зангецу между ног, одновременно с этим, выкручивая руку, отрывая ее от собственной шеи.       – Я таких как ты в Руконгае на мизуну рубила, – шипит Кьека Суйгецу, наклоняясь к парню. Пальцы свободной руки почти любовно берут мужской подбородок, чтобы поднять платиновую голову. – Но я рада, что, хотя бы один из вас имеет характер. Не все потеряно.       Белоснежные губы растягиваются в улыбке. Пустой даже не трогает женскую руку, взявшую его за подбородок.       – Зангецу! – девочка по иглам в затылке поняла, что он задумал. Старик крепко сжал шиворот – лицо мужчины нечитаемо. – Не трогай ее!       – О, моя королева, – альбинос смеется своим лязгающим тембром. Реацу вокруг него собирается вихрем. – Тут грех не тронуть…       Руки юноши также приобретают когти. Они сверкают обсидианом, и пустой исчезает из поля зрения, подпитываясь силой пустого. Появляется за спиной женщины и, не щадя, в отместку за свою гордость, бьет под колени.       – Вы любите грязные приемчики, – скрежет становится громче. Зангецу не дает чужому мечу упасть, хватая ее за волосы, и прижимается губами к уху. – И мою дурочку научили. В последний раз схватила меня за лицо и швырнула. Долетел с ветерком. Че еще мне сделаешь? Ножку пяточкой отдавишь?       – Так понравилась? – женщина хитро щурится, а терракотовые глаза по-настоящему светятся азартом. Кьека Суйгецу заносит назад свободную руку. – Путь связывания шестьдесят три Садзё Сабаку.       Из ладони вырывается желтая цепь, состоящая из реацу, обхватывает торс занпакто, прижимает наглые руки, и сжимает в мертвой хватке.       – Маловат, чтобы тягаться за мной, – она поднимает упавший веер и раскрывает.       Альбинос не шевелится некоторое время, но потом с усилием разрывает кидо, надавив на него волной реацу пустого.       – Старовата, чтобы мне понравиться. В этом я не в хозяйку, – Зангецу самоуверенно поправляет шихакушо. – Мне этого хватает, – он кивает в сторону старика, удерживающего девочку. – Угомонись, малышня. Хотел бы, разъебал бы здесь все.       – Зангецу, она слаба, – брюнет опускает голову к Ичиго, у которой распадается броня. – Мы только отнимаем ее силы. Нам пора.       – Не решайте за меня, – возмущенно звучит девичий голос.       – Было бы чем, – весело фыркает Кьека. – А как сорвались! Хотя я тебя не трогала.       Темно-алые глаза старика поднялись на женщину, тяжелый взгляд можно ощутить тактильно. Стоит этим же глазам опуститься на рыжую макушку, как взгляд обеспокоенно потеплел.       – Завали, – небрежно бросает альбинос своим скрежетом и подходит к хозяйке. – Ты и твой ебаный Соуске ломали ее с особым удовольствием. Особенно ты. Ее ебырю, я так понял, это не особо нравится. Так что просто завали.       Броня с рук Зангецу также пропадает с той целью, чтобы не навредить нестабильной реацу Ичиго. Белоснежная рука ложится на хрупкое плечо.       – Ты – дура, хозяйка. Не слушай ее, она вся в своего ебнутого хозяина. Дай мне ее, – занпакто забирает девочку из рук старика и напоследок говорит ему: – будем рядом. Не пизди с ней долго, а то заразишься, – и исчезает в сонидо в сторону покоев жасмина.       – Поразительно похож на шинигами. Впрочем, есть в нем что-то от Белого, – весело фыркает Кьека вслед занпакто. Женщина закрывает седзи за близнецами и садится в кресло, по-деловому наливая себе и “гостю” чай. – Не расскажешь, отчего так похож на Яхве?       – Догадаться довольно просто, – старик безразлично осмотрел женщину, в пару шагов из-за собственного роста пересек расстояние и сел в кресло, напротив чужого занпакто. Локти упираются в древесину подлокотников, длинные пальцы сцепляются в замок. – Айзен много знает об Ичиго. Так что, знаешь и ты.             

– чᴛо ᴛы нᴇᴄᴇɯь, ᴇжиᴋ?

– ʍоᴩᴇ.

– зᴀчᴇʍ ᴛᴇбᴇ ʍоᴩᴇ?

– ᴄᴋоᴩо зиʍᴀ, ᴀ я ʙᴄᴇ один дᴀ один…

оᴄᴇнниᴇ ᴋоᴩᴀбᴧи

             – Убери. Дышать тяжело, – недовольный девичий голос разрезает тишину спальни жасмина. Пробираясь из террасы, пасмурный ветерок пробегается по босым ледяным ножкам.       – А пососать не завернуть? – альбинос демонстративно ерзает затылком по животу хозяйки, лежа поперек ее кровати, а после довольно усмехается, когда тонкие женские пальцы все же снисходительно зарываются в его белоснежные жесткие пряди.       – Ты – идиот, – заключает Ичиго, пока чужая голова давит даже на внутренности. – Зачем напал?       – Потому что это ты – идиотка, – занпакто ластится под холодные руки, но они теплее его кожи. Он на короткое мгновение садится на кровати, накидывает на голые ноги хозяйки угол одеяла и ложится обратно. – И напасть должна была ты. Намного раньше. Точнее, напасть в ответ.       – В этом нет смыс…       – Блять, заладили, – перебивает парень. – Что ты, что старик. Вы или тряпки, или полоумные альтруисты, – Зангецу, смотрящий до этого в потолок, поворачивается на бок, лицом к девочке. – Бля… погоди, – он трется ухом о живот рыжеволосой, словно прислушиваясь, – ебать он урчит! Это как?       – Хичиго, – утомленно выдыхает Куросаки, приподнимая голову с подушки и глядя в сусальное золото, а после снова падает головой в перьевое облако. Хрупкие пальцы ворошат платиновые нити. – Желание отомстить – не лучшее из чувств. Мне оно сейчас не нужно. Только отравит меня еще больше.       – Знаю, – соглашается меч, а после прикрывает чернейшие склеры белейшими веками. – Только вот эти придурки травят тебя больше. А ты и рада. Лучше уж жить местью.       – Нет, – ладошка наощупь находит белесую щеку, большой палец проходится по скуле. Ичиго чувствует, как ее занпакто приятны такие касания. Он будто бы маленький щенок внутри радуется, но прячет это за суровым металлическим голосом и хмурыми бровями. – Я жила во лжи. Даже со стороны отца. Они мне ее открывают – иногда неправильно, но хотя бы так.       – Так пусть сначала научатся как правильно, блять, – раздраженно бросает альбинос. – И что ты будешь делать с тем, что твой любовничек тот еще головорез?       – Не знаю… – искренне отвечает девочка, тошнота снова подбирается к ее горлу. – Совет 46 – чудовищная организация. Но я против убийств. Тем более, он убивает не из справедливости – из выгоды.       – Ты знала, что так будет.       – Знала. Но с ним я… впервые не одинока, – она шумно сглатывает слюну. Рука гладит чужую щеку.       – У тебя есть мы, – мягче обращается Зангецу. Совсем на него не похоже.       – Вы – это я. Я без вас не могу. Как и вы без меня. Мы – одно целое.       – А без него ты, значит, можешь?       – Нет. Уже не могу…             

будᴇᴛ у ʍᴇня доʍᴀ ᴄʙоё ʍоᴩᴇ: ᴨᴩоᴄнуᴄь — оно ɯуʍиᴛ, зᴀᴄыᴨᴀᴛь буду — оно ɯᴇʙᴇᴧиᴛᴄя...

оᴄᴇнниᴇ ᴋоᴩᴀбᴧи

             – И все равно забавно встретится с осколком праотца квинси, здесь, в Сейретее, за десятилетия до их нападения, – женщина легкомысленно пожимает плечами. Длинные пальцы игриво выбирают моти среди прочих сладостей. – Каково на свободе?       – Мне не впервой, – мужчина не меняет позы, зычный бархат наполняет каждый уголок кабинета, но старик не повышал тона. – Этот вопрос лучше задать пустому. Он захватывал ее тело, но сам не был снаружи.       – И все же? – Кьека любопытно улыбается и берет пиалу с уже теплым чаем.       Брюнет отводит безучастный взгляд к книгам и свиткам, что находятся в беспорядке. Он не любит бардак. Он цепляет и заставляет смотреть на него.       – Чтобы насладиться свободой, нужно быть в хорошей компании.       – Такой красивый голос и такие некрасивые слова, – занпакто качает головой. – Отчего не пошел за хозяйкой, а остался со мной?       Мужчина игнорирует лесть.       – Им нужно поговорить. Наедине.       – Неужели нужны такие сложности, чтобы просто поговорить с хозяином? – Кьека отпивает теплый чай.       Старик прикрывает глаза на несколько долгих секунд, чтобы не раздражаться.       – Это уже не твое поле интересов.       – Всего лишь праздный интерес, – женщина вновь пожимает плечами. – Не хочешь чая? Сладости?       – Вы слишком похожи.       Уголки женских губ едва поднялись.       – С кем?       Мужчина выдыхает и поправляет очки. На лоб падает смольная прядь, а баритон заключает:       – С Айзеном.       – Вполне справедливое замечание.       – Нам пора, – брюнет встает, выпрямляясь во весь рост. Полы плаща шуршат как дождь.       – У нее достаточно реацу, чтобы поддержать вас на воле.       – Она нестабильна, – ледяным голосом отвечает мужчина. – По своим причинам. Я не хочу нового всплеска, как и ты.       – И какая же причина может быть? Неужели тяготы жизни?       – Нет. Жизнь надоела только тебе и Айзену, – звучный голос отбивается от стен. – Но ты не сохранила секрет. Свой же я придержу у себя.       Игривое настроение женщины испаряется, как роса поутру. Быстро и без надежды на возвращение. Она встает, строго ударив изысканным веером по столу.       – У твоей девчонки нет причин желать того, что хотел Соуске, – строго, холодно, призывая в кабинет мороз Херинмару. – Да и некогда им появится. Я понимаю тебя, ты хочешь защитить хозяйку, но ты слишком молод, чтобы понимать настоящие причины.       – Я не намерен продолжать разговор с тобой, – мужчина не реагирует на чужую эмоцию и разворачивается к выходу. Но властный бархат, особенно напоминающий Яхве, напавшего на Общество Душ, добавляет: – Слово – домысел, второе – пустой лепет. Иногда лучше не говорить.       – Тогда не требуйте правды, – не позволяет оставить последнее слово за собой Кьека.       Женщина не может увидеть едва-едва заметно приподнявшийся уголок мужского широкого рта, но может услышать сдержанный штрабасный смешок. Брюнет позволяет ей сохранить последнее слово за ней, ведь иллюзия правоты – всегда опасна для владельца. Черная фигура в плаще исчезает.       Гостиная жасминовых покои встречают запоздавшую Кьеку не только хозяйкой и почти остывшим завтраком, но и ее занпакто. Погода так и не исправилась. Дождь барабанил по крыше создавая аккомпанемент для завтрака. Впрочем, Кьека Суйгецу было все равно не только на погоду, но и на присутствующих. Занпакто не стесняясь укуталась в мужское хаори, прикрывая скульптурные ключицы и по-деловому взялась за палочки.       – Очень красиво, Ичиго, – бархатный голос льется прямо над головой, девочка чувствует, как мужской волевой подбородок упирается в ее макушку и приятно давит.       – Правда? – она сидит на полу в позе лотоса. На плечи накинуто ватное одеяло, а сама Ичиго удобно расположилась в объятиях старика. Тонкие пальцы перебирают листы акварельной бумаги с рисунками, а некоторые из них лежат на полу. – А вот лисичка…       – Ты молодец, – мужчина, прижимаясь грудью к спине хозяйки, протягивает руки и берет рисунок. Рукава его белой рубахи закатаны, а на ногах можно полноценно разглядеть смольные классические брюки – плащ, тем временем, аккуратно сложен на диванчике.       – Дай посмотрю, – лист грубо вырывают белоснежные пальцы. До этого пустой лежал на полу, закинув руки за голову да сверля бушующий ливень через полуоткрытые седзи. – Ну и хуйня…       – Зангецу! – устало рычит баритон, кровавые глаза сверлят чернильные склеры пару секунд. В эти секунды в гостиную входит женщина. Все трое собравшихся реагируют по-разному, но про себя.       – Отдай, – обиженно тянется к альбиносу девочка, чтобы вернуть рисунок, но тот так просто не дается.       – Зангецу, – грубее звучит бархат, мужчина требовательно протягивает руку в сторону пустого. Занпакто усмехается и возвращает лист.       – Блять, больно надо, – близнец закатывает золотые глаза, – буду рядом, – и исчезает в сонидо в сторону спальни, явно не обрадовавшись их гостье.       Ичиго тяжело выдыхает и встает с пола, переступая скрещенные перед ней ступни старика. Она кутается в одеяло и проходит к небольшому столику. Мужчина же собирает рисунки в одну стопку и поднимается следом, усаживаясь на светлый диван. Длинные пальцы оправляют стрелки на брюках.       – Доброе утро и приятного аппетита, – уже по привычке говорит Куросаки, смотря на холодное лицо женщины. – Зангецу не стоило разводить драку вчера.       Старик позади хмурится. Ему не нравится, что хозяйка извиняется, когда не должна.       Кьека Суйгецу причмокивает от вкуса мяса, хотя апатичные глаза показывают тоску.       – Их можно понять.       Рыжая берет в руку палочки и сразу тянется к персику.       – Ичиго, – баритон мягко льется позади, смешиваясь с шуршанием бумаги, – тебе нужно нормально поесть.       Девочка не останавливается и кладет в рот фрукт, медленно пережевывая. Старик тихо вздыхает, прикрывая глаза.       Палочки кружат над столом, выбирая закуску. Пухлые губы обнимают маринованный дайкон. Следом идет рис. Кьека Суйгецу не обращает внимания на чужое копошение и просто наслаждается завтраком.       Мужчина хмурит брови, снимает очки и кладет их на плащ. Одну ногу закидывает на другую.       – Старик, мне больно, – комментирует Куросаки, жуя фрукт и не оборачиваясь. Иглы недовольства от ее меча беспокоят затылок. Его раздражает дождь, чужой занпакто и хозяйка, что не заботится о себе, в первую очередь.       – Ничего не знаю, – кровавые глаза пробегаются по рисункам, что в руках.       Кьека наконец фыркает, обернувшись к мужчине. К уголку губ прилипла рисинка.       – Они бывают упрямыми, да?       И хозяйка, и меч поднимают взгляд на женщину.       – Ичиго перманентно упряма, – выдыхает властный баритон.       – Да не хочется мне! – капризничает девочка, и теперь ее очередь хмурить свои светлые брови. Но к старику она не оборачивается. Цепляет пальцами шелковую салфетку, протягивает руку и, боязливо помедлив, убирает белое зернышко с чужого красивого рта. – Хочешь есть – ешь сам, – ворчит в дополнение.       Женщина замирает с приоткрытыми губами, меж которых застрял колкий ответ. Она следит, как застенчиво девочка убирает салфетку.       – Да... – заторможено кивает Суйгецу. – Вполне недурная трапеза.       Ичиго робко опускает глаза, рассматривая изысканную скатерть. Палочки подцепляют гома-аэ, потому что рыжая решила немного уступить своему мечу, и иглы в затылке очень медленно ослабляют хватку, но не исчезают.       – Что вы двое хотели бы попробовать? – наконец отмерев занпакто поворачивается к собрату.       – Ты удивительно участлива, когда это не нужно, – старик не издевается и не хочет уколоть, скорее говорит со строгостью. Кровавые глаза скользят по чужому лицу. – В чем твоя выгода?       Женщина улыбается уголками губ, возвращая себе лицо.       – Ни в чем. Лишь сентиментальная забота о собратьях.       Смольная бровь изгибается.       – Поразительное сопереживание, – баритон приобрел наставнический тон. – Я буду что-то должен?       Ичиго оборачивается и строго зыркает на мужчину.       – А ты мне нравишься, – женщина хитро щурится, отворачивается и берется за палочки. – Забота не требует платы.       – Заботиться стоит о тех, кто в этом нуждается, – ровно стелется бархат. – Да и твоя двойственность не вызывает симпатии.       – Старик, – строго окликает девочка. Мужчина прав, но ей надоели конфликты. – Хватит об этом.       – Ты слишком добра и юна, Ичиго. Так что дай взрослым поговорить.       – Старик!       – Взрослым? – короткая перепалка заставляет Кьеку оставить завтрак. – И с кем же мне говорить?       Мужчина устало опускает веки, потирая их пальцами. Этот дождь. Словно формирует у него в голове искрящиеся всполохи боли.       – Ты знаешь, как формируются силы у квинси?       – То, что ты частичка от крови Яхве, не придает тебе жизненного опыта.       – Как тебе будет угодно, – соглашается брюнет, переводя кровавые глаза на рыжий затылок.       – Конечно, – легко соглашается женщина. – Ты не ответил на вопрос. Что хочешь?       – Чтобы ты и твой хозяин исчезли из жизни Ичиго, – флегматично отвечает мужчина и видит тут же обернувшуюся к нему девочку.       – Старик, мы обсуждали…       – Меня спросили, чего я хочу, Ичиго. Я ответил.       – Наши желания обоюдны, – спокойно говорит Суйгецу. – Но как видишь, на мое предложение убраться она решила забить последний гвоздь в крышку гроба Соуске.       – Очень удобно обвинять ребенка в решениях великовозрастного головореза, правда? – мягко улыбается старик, смотря на недовольное личико хозяйки.       – Хватит, – Ичиго не выдерживает и вскакивает на ноги, отчего низкий столик испуганно скрипнул о пол, сдвинувшись на пару миллиметров. Девочка поочередно посмотрела на один меч и на второй. – “Ребенок” здесь я, а перепалку хотите устроить вы. Кьека, они не примут твоей заботы. Не притворяйся, что не знаешь причину, – девочка переводит взгляд на брюнета. – А ты не провоцируй.       Женщина хмыкает и встает следом. Элегантные и изящные движения закрывают настоящие эмоции занпакто, а в глаза возвращается апатия.       – Я устала, – заявляет Кьека, расправляя мужское хаори и обнажая скульптурные ключицы. – Ненависть к Соуске я понимаю. Но, Зангецу, я не вижу причин враждовать нам, занпакто. Я ее едва тронула. Она даже не под моим шикаем, чтобы говорить о действительно серьезном влиянии. Все, что происходит с ней – лично ее вина.       – Меч мечу рознь. У меня нет к тебе ни капли доверия, поэтому ищи понимания у других занпакто, – ровно заключает мужчина, не меняя позы и лишь на мгновение взглянув на женщину. Больше его волнует состояние рыжеволосой. – Откуда мне знать, что на ней не использован банкай? Твои способности практически невозможно ощутить.       Пухлые губы растягиваются в почти издевательской улыбке.       – А ты угадай мой банкай.             

нᴇ зʙᴇни ᴋᴧючᴀʍи оᴛ ᴛᴀйн.

ᴄᴛᴀниᴄᴧᴀʙ ᴇжи ᴧᴇц

             Дождь превратил деревенские дороги в мутные потоки грязи. Редкие прохожие прятались под циновками и вжимали головы в плечи, пытаясь защититься от промозглого ветра. В Генсее сезон дождей не жаркий и влажный, а холодный, почти осенний. Плащ раздувается на ветре. Айзен смотрит вниз и прислушивается к слабым потокам реацу. И ничего. Несколько мелких пустых да пару десятков блуждающих душ. И где же его искать?       Агатовые глаза щурятся в сумраке. Так не пойдет. Поиск будет пустой тратой времени.       Рука в иерро разрезает пространство. Скрежет перебивает ветер и гарганта раскрывает свою черную пасть. Вниз падает брошенная колба с концентрированной реацу. Гиллиан, подчиняясь инстинкту пожирания, любопытствующе выглядывает и заметив приманку выходит из гарганты.       Час, другой, третий… Айзен смотрит, как под серо пропадают посмевшие напасть на меноса мелкие пустые. Как вымирает потусторонний мир деревеньки. Как дождь вновь захватил власть на небе.       И вот, наконец. Мужчина улыбается уголками губ. Там, внизу, мелькает знакомая блондинистая голова.       Через несколько минут от гиллиана ничего не остается.       – Для адьюкаса ты слишком спокоен, а Васто-Лордам нет дела до мира живых, – свист сюмпо смазывает слова. – Кто ты?       Соуске снимает капюшон и поворачивается к своему визави. Каштановая макушка тут же темнеет от дождя.       – Айзен, – почти шёпотом удивляется мужчина.       – Урахара, – улыбается капитан пятого отряда. Чужой шок льстит. Но Урахара не был бы собой, если бы быстро не пришел в себя. Бенихиме сбрасывает с себя маскировку, обнажая опасное лезвие. Когда-то опасное лезвие.       – Чем признателен? – бывший капитан хмурится, сжимая крепче рукоять. Не ожидал. Скорее всего думал, что Соуске продолжит создавать Хогиоку, направив все внимание на Общество Душ.       – Может пригласишь на чай? Давно не виделись, хотелось бы узнать, как ты устроился, – улыбается Айзен. Чужая настороженность пикантной приправой ложится на язык, заставляя хитро щурится. – Не скажешь, где Хирако и остальные?       – Зачем ты предал Готей? Долг шинигами для тебя пустой звук? Неужели возможности Хогиоку затмили глаза? – Киске остается на расстоянии, все так же держа наготове занпакто. Притворяется, тянет время глупыми вопросами.       – Мы же оба знаем правду, Киске. Зачем себя утруждать пустыми разговорами? Мы бы могли неплохо побеседовать за чашечкой чая. Я бы ответил на все вопросы.       – Ответь на один, – блондин исчезает в сюмпо и появляется перед Соуске, приставив Бенихиме к горлу противника. – Зачем ты пришел в мир живых?       Вот только Айзен продолжает улыбаться.       – Знаешь... – начинает он так, будто они с Урахарой старые друзья. – ... в последнее время мне часто задают неправильные вопросы.       Бывший капитан двенадцатого отряда щурится.       – И какой же верный?       – За кем, – весело улыбается мужчина, чувствуя, как на мгновение лезвие чужого занпакто дернулось. – Бан-... – нежно и любовно, – ...-кай. Кьека Суйгецу Секаи Чиджоу но Гензо.             

ᴇᴄᴧи хочᴇɯь ᴄохᴩᴀниᴛь ᴄᴇᴋᴩᴇᴛ, нᴀдо ᴄᴋᴩыʙᴀᴛь ᴇᴦо и оᴛ ᴄᴇбя.

джоᴩдж оᴩу϶ᴧᴧ, 1984

             – ... Будем считать это платой, – но агатовые глаза не покидает апатия.       Ему хочется раздраженно закатить глаза, но из-за дождя его не хватает даже на это.       – Наверняка что-то подлое, как и шикай, – безразлично пожимает плечами мужчина. – Гипноз, обман. Управление волей.       – Хочешь сказать, иллюзия стороны добра, созданная Ичибеем, не подлость? – женщина щурится. – Думай еще.       – Не оправдывай себя за счет другого зла, – пока льется бархат, алые глаза следят за Ичиго, что приближается к своему мечу. Хозяйка недовольна, однако, по пустым глазам он прекрасно видит, что у той нет сил. Она хочет сесть рядом, но мужчина протягивает к ней широкую ладонь и забирает девочку к себе на колени, по-отечески кутая в одеяло. – Предположу, что если шикай занимается обманом скорее внешним – овладевает всеми пятью чувствами, то банкай может влиять на глубину сознания и личности. Или духовной силы.       – Почти угадал, – она не смотрит на риоку, она следит за собратом. – Кьека Суйгецу Секаи Чиджоу но Гензо, – величественно, гордо, смотря в рубиновые глаза. – Таково мое полное имя.       Ичиго удивленно приподнимает брови – до этого она внимательно слушала предположения старика, и сама пыталась угадать.       – Вот как, – заключает баритон. – Могу поспорить, что за всю жизнь Айзен мало его использовал. Я ошибаюсь?       – Нет, все верно. Мой банкай нужно заслужить.       – И кому довелось?       – Кенпачи Азаширо. Одно из недавних имен, – женщина по совиному наклоняет голову, следя за реакцией.       Мужчина едва заметно прищуривает кровавые глаза. Девочка же тянется к нему и шепчет на ухо.       – Кенпачи, значит, – голос звучно смешивается с шумом ливня.       – Восьмой, если быть точным, – агатовые глаза вновь щурятся.       – Он убил его? – вдруг подает голос девочка. Руки старика на ней сжались крепче. Ей ни к чему эта информация.       – В этом нет нужды, – просто отвечает Суйгецу. – Совет посадил его в Мукен.       – И Соуске использовал банкай, будучи запечатанным? – карамельные глаза Ичиго расширяются.       – Это было не так давно, – на днях, но Кьека благоразумно, как ей кажется, упускает эту деталь.       – В таком случае, Айзен мог использовать банкай на Яхве. Это бы изменило ход игры, – задумывается мужчина.       – Мог бы, – соглашается Кьека, не поправляя и не отрицая. – Но тогда бы меня попусту сломали.       Если бы сломали занпакто такого как Айзен, то…       – Поэтому он не дал и мне использовать банкай… и сам не стал. Вас бы снова сломали, – девочка поворачивается и поднимает голову, смотря в темно-алые глаза. – И мы бы оба остались без занпакто.       – Верно, – кивает женщина. – Что же, мне пора на службу.