be(d)st friends

«Интерес — это первый шаг к чувствам.

Не заблуждайся, порой они бывают безответны», — Ли Хисын

#19

      Жизнь в общежитии — не то, что Чонвон назвал бы прекрасным опытом. И всё же Ян привык. К шумному соседу Шим Джеюну, к сильно любящему порядок Ёнджуну — каждое утро, вставая непозволительно рано, он заправлял кровать так, что не было на ней и одной складочки или залома, перед душем делал утреннюю зарядку (как-то парень сказал, что был спортсменом, но Чонвону верилось с трудом), нагибаясь и звеня гирями, которые порою не мог удержать, а перед тем, как всех поднять в половину седьмого утра (при этом никто никогда не просил его об этом!), шёл в душ, проводя там как минимум с четверть часа. Привык и к вечно безразличному — как оказалось только на первый взгляд — Субин-хёну. Казалось, только маленькая, чистая лишь благодаря Ёнджуну, комнатка в общежитии могла объединить настолько разных людей. Чонвон говорил, что перестал удивляться этому на второй месяц обучения, на деле — не перестал даже сейчас, когда прошёл целый учебный год и грозился начаться новый.       Они разделили их небольшое помещение на четыре части. В джеюновой было полно плакатов с афиш фильмов ужасов, любимых рок-групп — Ёнджун называл их сатанисткими — и кучей наваленной одежды, потому что «он художник, он так видит». И в самом деле Ёнджуну не было на него управы: тот в самом деле учился на дизайне (Ян в самом деле не мог понять, как юношу туда занесло), а значит, был художником. Хотя бы отчасти. В части Субина — мышь повесилась. Казалось, парень не привёз из дому ничего. Даже чемодана! И неважно, что как раз его-то он только и привёз, а после багаж, так и не разобранный, пылился в шкафу до тех пор, пока юноше не понадобилось разобрать одежду. Его часть Чонвону казалась безликой. На стенах не было ни плакатов, ни рисунков, полочки не занимали никакие статуэтки или фотографии, а на рабочем столе только необходимое: тетради да ручки. И то, Чонвон признается, что никогда не видел, как тот занимался. На самом деле, Субин-хён обычно мало говорил, уходил рано (не настолько, как вставал Джун), возвращался поздно. Ян почти привык. Что до него самого… он постарался обставить свою комнату так, чтобы чувствовать уют дома. Пусть дорога домой и занимала несколько часов, он не мог позволить себе ездить туда на выходные, приезжая лишь раз в несколько месяцев, когда отец не работал, а матушка не зависала в церкви, и поэтому пришлось взять от туда то, что будет напоминать о нём. Чонвон постарался обустроить своё место схожим образом с его старой комнатой. На окне висела гирлянда из больших лампочек, вечером заливающих тёплым светом комнату, на том небольшом столе — пара фотографий и расставленные в ряд учебники. На кровати на втором этаже (Ёнджун занял нижнюю, а Чонвон не возражал) — старое постельное, которое бы уже выкинуть, но всё никак не доходили руки, на стене рядом — ещё одна фотография с выпускного, где он и его матушка счастливы, несмотря на то, как сложно им было в тот момент.       С годами Чонвон всё сильнее держался за прошлое.       Тем не менее прошёл целый год, чтобы Ян смог попытаться привыкнуть к новой жизни. Переезд дался тяжело, как бы парень этого не отрицал. Он убеждал себя, что именно к этому он и стремился (так-то оно и было), но желание всё бросить и вернуться к прежнему устрою жизни с этими словами становилось всё больше. Ян соврёт, если скажет, что за минувший год у него не возникало желания бросить всё и вернуться домой. И всё же он справился, как бы тяжело ни было. Так или иначе, поверить, что прошёл целый курс, Чонвон почти не мог. В выпускном классе он думал, что его жизнь будет наполнена вечеринками, хорошим кругом общения и весельем. На деле же (и в этом только чонвонова проблема!) он проводил свободное время за учебниками, и только изредка его удавалось вытащить из книг и заставить повеселиться. В этом плане его парень был другим: ходил на вечеринки, развлекался и был душой компании. Именно он был тем, кто заставлял Чонвона делать то, о чём он так грезил в старшей школе. Именно Нишимура стал парнем, которому оказалось по силам отвлечь юношу от зубрёжки и заставить отвлечься.       Чонвон думает, что они познакомились по чистой случайности. Чонвон думает, что ему повезло, так думают и другие, — он ухватил звезду университета (разве мог он сказать иначе?), и они вместе казались счастливы. Ян считал, что они были противоположны друг другу. И всё же так получилось, что они стали встречаться — к несчастью для влюблённых девушек, порою слишком самоуверенных, и к удивлению парней, которые на деле были лишь рады: теперь они могли залечить разбитые сердца девушек со всего университета — выбирай любую. На самом деле Чонвон говорит «так получилось», потому что не был уверен, как лучше было описать произошедшее.       В середине года Нишимуру с психологического выбрали лицом университета — эта новость была настолько громкой, что всё здание (и общежитие в том числе) гудело как улей от этих новостей. Потому что Рики любили, восхищались его красотой, аристократическими (Ян этого не придумывал! Так писали на фанатских форумах внутри заведения!) чертами лица и его характером. Рики был общительным, этого было не отнять. Чонвона заставили написать об этом статью в университетское издание сплетен — это название придумал Джеюн, когда увидел, над чем работал парень, а потом Ян не мог не согласиться. Поручили это ему, потому что их писательский клуб состоял всего из двух человек: занятого работой магистра Ким Мингю и него самого — команда маленькая (меньше и быть не может!), Чонвон знает, но в прошлом году он был единственным, кто захотел присоединиться. Поэтому колонка в «сборник сплетен Сеульского» была за юношей. Поэтому он был тем, кто бегал за Нишимурой — как бы, черти, это не звучало! — чтобы пригласить того на интервью и наконец закончить со статьёй. Наверное, тогда Ян выглядел глупо. Он предпочтёт об этом не думать.       Однако, пусть и не с первого раза, — казалось — ещё один отказ и он проклянёт Нишимуру — но парень всё же согласился пообщаться с ним. Не без того, к сожалению, что Чонвону пришлось пригрозить его распавшейся фанбазой. Тогда Рики назвал его интересным, а Ян не признается, что это слово звучало до чего двусмысленно. Тем не менее они провели интервью. Лишь позже, куда позже он поймёт насколько плохим оно было, но тогда казалось почти что идеальным.       Статья опубликовалась на следующий день. Количество фанатеющих девушек увеличилась как и их с Нишимурой встречи. Чонвон больше не был инициатором. Всегда это был Рики. Даже тогда, когда предложил встречаться. Тогда Ян согласился, пусть многого и не понимал, когда вдруг почувствовал, что может, наконец, быть свободным. Он не собирался разыгрывать драму от того, что ему нравились парни. Ни тогда, в семнадцать, когда со скрипом сердца принять это было сложно, но вовсе не невозможно, ни сейчас, встречаясь с одним, ни далеко позже.       Хисын научил его принимать себя таким, каким он был, и плевать было на мнение окружающих. Этот совет Ян вряд ли когда-нибудь забудет. Поклялся себе не забывать.       Поэтому, возможно, один пункт чонвоновых мечтаний учёба в университете всё-таки исполнила. Он был счастлив, думал, что был, как бы тяжело не было.       Второй учебный год грозился начаться с суматохи.       На самом деле, Ян точно не вспомнит, что (или кто) заставило его подать заявку в члены студсовета; не вспомнит, как прошло собеседование и, в конце концов, как стал его частью. Однако порядок вещей был именно таковым, словно у Яна было много свободного времени. Он был там самым младшим. Квон Сунён — самым старшим. Он учился на четвёртом курсе юридического, кажется, на адвоката, и был сердцем их студсовета: принимал решения, возился со всеми документами, чтобы всё было сделано правильно. Ан Юджин с факультета прикладной математики руководила их финансами. Девушкой жадной она не была, но скрупулёзной — точно. Она часто разражалась тирадой, что у них и без того небольшой бюджет и как им вообще пытаться устраивать какие-то мероприятия, если на руках какие-то гроши. Тогда обычно голову поднимала Ынче — девушка с дизайнерского, которая упорно искала и, в конце концов, находила нужное спонсирование, никогда не говоря, как ей это удавалось — а Юджин спрашивала. И не один раз. Она всё просила раскрыть её секрет, на что Хон всегда бросала, что на то это и секрет, чтобы держать его за зубами. Их перепалки находились Яну забавными. Что до него самого, то он занимался всем и сразу. Была нужна кому-то помощь — помогал, работы для него не находилось — приходил по средам и пятницам (дни, предложенные Сунёном для сборов) и покорно ждал, если вдруг кому-то он понадобится. И всё же против такого распорядка вещей Ян не был.       И всё же Чонвон говорил, что начало года собиралось стать хаосом, потому что их маленький студсовет (на весь такой большой университет нашлось всего четыре человека, Ян ещё долго будет удивляться такому) решил устроить приветственную вечеринку для первокурсников. На самом деле это было идеей Чонвона. Лишь отчасти! В один из дней он предложил, что было бы не плохо, если до начала занятий первокурсники смогли б познакомиться друг с другом и узнать больше о месте, где собирались провести несколько лет жизни. Он думал так, потому что, когда приехал сам, адаптироваться было сложно. А потом Юджин, казалось, больше нельзя было остановить. В тот момент она выглядела так, словно собралась взломать Пентагон (а судя по всему, ещё пару лет обучения и она и это сможет, Чонвон почти не сомневался). Тогда она схватилась за бумажку и писала с полчаса, интенсивно чёркая по листу, дырявя его в некоторых местах, когда что-то зачёркивала, и никто не посмел издать и звука, пока девушка не подняла его к потолку, глядя, как на произведение искусства.       Она решила завлечь все существующие клубы, и неважно, сколько бы это стоило. Чонвон видел, как полезли глаза Сунён-хёна на лоб от удивления. В них так и читалось: «И это тот человек, который пилит меня за то, что я растрачиваю бюджет студсовета». А она тогда, словно по уши влюблённая, залепетала:       — Я так мечтала о таком приёме. Когда ты, мелкая студентка, со скрипом сдавшая сунын, входишь на территорию университета, во круг всё украшено, шарики, стенды, улыбчивые красивые старшекурсники, — она активно жестикулировала, хлопая глазками, отдаваясь иллюзии, которую рисовало её сознание. — Стоят палатки со всеми-всеми клубами, в которые можно записаться. Найдётся клуб для каждого. Я уверенна! И все счастливы, общаются. А в конце кто-то из очаровательных второкурсников устраивает концерт и делится своим незабываемым первым опытом.       Тогда Сунён, щёлкая пальцами перед задумчивым лицом нуны, со смехом сказал:       — Кто-то либо пересмотрел фильмов, либо до сих пор не забыл, что такое пубертат.       А она ответила:       — А ну что сказал?       Они почти подрались, по меньшей мере, словесно и театрально так точно, но в итоге Квон Сунён всё же написал план, подробно расписав каждое желание девушки. В конце концов, его подписали. И все забыли, что такое отдых. Потому что у них было меньше двух месяцев на подготовку. Чонвон тогда так и не смог съездить домой, так же как не смогла и Ынче. Впрочем, им и без того было чем заняться. Нуна хотела грандиозное событие (ещё грандиознее, чем у них в итоге получилось), но пришлось поумерить свои аппетиты, иначе они бы ничего не смогли подготовить.       Планировка декораций, места и размещение заняла много времени — больше, чем они предполагали. Ведь, чтобы разместить все клубы, как того хотела девушка, и как-то было прописано в плане, пришлось занять всю центральную площадь перед университетом и зайти на пешеходную зону улочки рядом (Ян лишь надеялся, что никто не решит пожаловаться на них), а чтобы разместить сцену — забыть, что такое красивый газон позади здания. И Чонвон был в самом деле удивлён, как их до сих пор не отчислили за это. Но, тем не менее, сцена была поставлена — его, Сунён-хёна и пары его друзей силами. Ян готов будет поклясться, что будет вспоминать в кошмарах эти доски и шурупчики, которые они, как конструктор, собирали весь вчерашний день, всю ночь и сегодняшнее утро под возгласы Юджин-нуны, что они не успевают. Так или иначе они закончили с ней в половину шестого утра, когда в идеале им бы спать в тёплой кровати. И всё же девушка нервничала, гоняла из стороны в сторону и, кажется, выкурила несколько десятков тонких сигарет, пряча бычки прямо в пачку с ещё новыми.       Они приступили к декорации в семь, когда на помощь пришло ещё пару человек, получивших смачное «мы вас полжизни ждём», хотя им даже не платили. Ян старался не запутаться в широкой ленте, обвивая её вокруг входной арки на территорию университета, надеясь на ней не повеситься, чтобы после нацепить ярких шариков и, по словам нуны, отвратительно выглядевших пластиковых цветов «и-что-меня-только-дёрнуло-заказать-их-в-интернете». Чонвон промолчал, но думал, что издалека те выглядели вполне нормально — на деле же вряд ли кто-то из присутствующих поднимет голову так высоко, чтобы посмотреть на них. Сунён и Ынче распорядились курированием палаток клубов. Девушка глядела на неаккуратно начерченную схему, а парень помогал с размещением, а после переходили дальше, спрашивая, не нужна им помощь и всё ли будет готово к открытию.       Возможно, дело в том, что Ян не спал (пусть он утверждает, что уже привык), но казалось, что всё происходившее походило на хаос, впрочем, это не имело значения.       Чонвон сверился с кривым эскизом в руках, прежде чем спрыгнул с небольшой лестницы, убирая её к стене, лишь надеясь, что не забудет отнести её с глаз долой позже — нуна отгрызёт ему голову, если увидит.       — Эй, Вон-а! — вдруг окликнула его Ан, и Чонвон повернулся в их сторону, чтобы увидеть машущую ему вдалеке девушку. — Тащи свою задницу сюда, — парень видел, как Ынче ударила девушку по плечу в лёгком жесте, а та сделала вид, что сейчас вгрызётся ей в шею.       Чонвон остановился рядом с Сунён-хёном, вопросительно глядя на него, на что тот лишь помотал головой, пожимая плечами, а Юджин продолжила:       — Они говорят, что мой наряд не подходит для этого мероприятия, — уперев руки в бока, она надула губы, смотря на Чонвона в упор.       Думал ли Ян, что серое шёлковое платье в пол с открытой спиной и собирающееся на шее металлическим ободком, и белые кроссовки подходили для мероприятия? Нет, не думал. Готов ли был он сказать об этом девушке? Всё ещё определённо нет.       — Нуна, у тебя хороший вкус, но не подумают ли ученики, что после основной части ты пригласишь их в клуб?       Квон засмеялся, а девушка с сипением втянула воздух, распрямляя указательный палец, целясь наманикюренным красным ногтем прям на парня. Чонвон поднял руки вверх к голове, словно сдавался, когда Ынче заломила палец девушки, а после сказала:       — Вот видишь, а я тебе говорила, — победно заговорила Хон. — Нам нужно срочно тебя переодеть.       — Но… но, — не могла подобрать слов Юджин, открывая и закрывая рот, пока девушка разворачивала её в сторону кампуса. — Где мы возьмём мне одежду?       — В швейном клубе! — как-то слишком воодушевлённо заголосила она, и, казалось, у Ан больше не было никаких вариантов, кроме как проследовать за ней.       Чонвон посмотрит, что из этого выйдет.       — Я буду очень громко смеяться, если Ынче приведёт Юнджин в одежде панков конца семидесятых, — Ян вылупился на него широко открытыми глазами, а тот поспешил пояснить: — Поверь мне, пока в швейном клубе будет Сокмин, они не перестанут таким промышлять.       — Только не говори, что хочешь увидеть её всю в розовом вместо этого? — в той же манере сказал Чонвон, и Квон замотал головой из стороны в сторону, словно отмахивался от этого видения.       Ан Юджин не любила чёрное, но ещё больше ненавидела девчачий розовый, потому что: «Скажите спасибо моей маме, которая растила для себя принцессу, и моей эмо-эре бунтарства в двенадцать. Меня тошнит от этих двух цветов. Придёте, как на траур на собрание или как на вечеринку к третьекласснице во всём розовом — грозитесь вернуться домой без одежды».       — Если Ынче каким-то образом оденет этого черта в розовое, и та будет выступать в нём перед столькими людьми, я буду бегать голым по всему кампусу, помяни моё слово! — на месте парня Ян бы такими словами не раскидывался.       И всё же он запомнил. Запомнил и собирался посмотреть, что из этого выйдет.       Под хохот Квона, Чонвон глядел на листок в руках, перечитывая сделанные задачи, боясь, что мог что-то забыть (лестницу у входа, например). По плану мероприятие должно было начаться в одиннадцать. В лучшем случае к двум они смогут собрать всех, а концерт, о котором так грезила девушка и который сама же вызвалась вести, начнётся в шесть. Чонвон не знает, как Сунёну удалось уговорить парней из группы Джеюна (удивление для Яна: парень — барабанщик в музыкальном клубе. А он-то думал, что, прожив с ним год, вряд ли мог чему-то удивиться) исполнить пару песен за овации и бесплатные коктейли вечером, но ему всё же это оказалось по силам.       И всё же до вечернего концерта нужно было ещё дожить, а на утро план был таков: Ян будет стоять у украшенной им же арки, раздавая напечатанные листовки (лишь бы студенты не бросали их на пол сразу, как получат!), проговаривая, как рад видеть их тут. Сунён убежит в свой клуб дебатов, отчего-то сильно пользующийся спросом среди первогодок, потому что был его основателем. Ынче будет стоять рядом со столиками с водой и холодными напитками, вежливо предлагая новым студентам поддерживать свой водный баланс. А Юджин будет… сидеть в теньке и ожидать концерта. Не сложно было догадаться, кто написал этот план. И всё же они договорились, что та поможет девушке улыбаться красивым парням и вручать им бутылки воды, как она всегда мечтала (Ян не стал рушить её мечты. Никто не стал. Как и сдерживать потом смеха никто не стал).       День грозился быть предательски долгим, но Чонвон постарается не жаловаться.       Он потёр точку на лбу, надавил на глаза, а после проверил своё отражение в экране сотового с одной лишь мыслью: «Лишь бы не распугать первокурсников своим видом». Ян не заметил, как Квон подошёл со спины, всматриваясь в его отражение. Не заметил, как выпрямился и опомнился только тогда, когда парень положил руку ему на плечо, проговаривая:       — А ну идём за мной. Подправим немного твой вид.       И Ян не успел ничего ответить, как обнаружил себя шагающим за хёном куда-то к сваленной в кучу их вещам. Сунён выудил из рюкзака какой-то крем, кидая небольшим тюбиком в парня, лепеча «намажь его на лицо», и продолжил рыться в сумке дальше, что-то увлечённо ища. Чонвон сделал, как сказали: нанёс солнцезащитный крем (как прочитал на упаковке) на лицо и почувствовал приятный холод. А потом Квон подошёл к нему с пушистой кисточкой и пудрой в руках, подвёл юношу к ступенькам и надавил на печи, чтобы он сел. Чонвон опустился на каменную ступеньку, чувствуя небольшую боль в спине — в последнее время она всё чаще давала о себе знать.       — Нужно следить за кожей, а то станешь таким же страшненьким, как профессор Со, — в памяти парня всплыло лицо тучного профессора за пятьдесят, и Ян помахал головой, чтобы развидеть это. — Вот именно, мало кто захочет так выглядеть, —он опустил кисточку в спрессованную пудру, набирая немного.       — Может, это уже лишнее? — не то чтобы Ян был против макияжа. Он просто раньше не пробовал его на себе.       — А может, тебе распугать всех своими синяками под глазами? — в той же манере, сдерживая рвавшийся из груди смех, заговорил он. — Они же подумают, что замучают их тут до смерти. Что света белого видеть не будут, скрепя за учебниками, — осторожно касаясь кисточкой чонвонового лица, парень выглядел сосредоточенным. — Хотя это будет чистой воды правда. Но мы же им этого не скажем. Пусть сами научатся, — Ян засмеялся вместе с ним. — Вот и всё. Теперь ты похож на человека.       Чонвон криво улыбнулся, кратко поблагодарив парня.       — Меня моя девушка научила, — в ответ на немой чонвонов вопрос заговорил Квон. — Рассказала все основы ухода за кожей, а потом бросила меня, а я так и не узнал, как правильно наносить тональный крем, — он продолжал хохотать и говорить так, словно тогда, при расставании, как бы давно оно ни было, это беспокоило его больше всего.       — Спроси у Юджин, она расскажет, — та в самом деле могла рассказать. Она говорила о макияже и укладках так много, что порой не выдерживала даже Ынче.       — Предлагаешь ей стать моей девушкой? — в шутку бросил Сунён.       — А это нынче так делается? — Ян заломил бровь, прикусывая губу.       — Да кто знает, — он сложил пудру в тёмный рюкзак, зыкнув молнией. — Я уже ничего не знаю. Вот закончится эта вечеринка для первачков, и я расскажу всё-всё Юджин, что думаю о её таких спонтанных и таких масштабных идеях.       Не расскажет. Чонвону хватило года в их компании, чтобы точно сказать, что Квон Сунён не выскажет девушке ничего, а если той вздумается провернуть такое во второй раз — подыграет. Чонвон уже видел это однажды и не думал, что что-то изменится сейчас.       И всё же сейчас он лишь покачал головой, промычал что-то в ответ, а после двинулся за хёном куда-то к многочисленным палаткам. Он бы проследовал за ним и дальше, если бы на сотовый не пришло сообщение, заставляя остановиться и достать из кармана разряженный телефон — не провозись он целый день и всю ночь со сценой, смог бы его зарядить, возможно, подзарядился бы и сам, если бы смог уснуть, перестав при этом нервничать. когда-нибудь-я-стану-богатым: «привет».       Чонвон ждал, что на экране высветится ещё что-то, но не пришло ничего, пусть абонент был в сети.

Вы:

«Привет».

«Ты сегодня рано».

      В самом деле. Обычно Сону писал к одиннадцати; когда Ян писал первым, то отправлял первое сообщение в то же время. Потому что они договорились общаться каждый день, — Сону просил хотя бы пять минут — и Ян поддерживал это. На деле он нуждался в этих ежедневных сообщениях куда больше самого Кима, но вряд ли когда-нибудь признается хотя бы себе. когда-нибудь-я-стану-богатым: «не мог заснуть». «а теперь, кажется, уже и не нужно, ха-ха». «как, думаешь, пройдёт ваше посвящение первогодок?»       Сообщение из другого чата пришло одновременно с кимовым. Рядом с чатом, любезно названым Юджин «Дурка Студсовета», высветилось пара уведомлений. Ан Юджин: «в половину второго встретимся у палаток клуба сунён-оппы». «и чтобы никто не опаздывал». «иначе в этой жизни я никогда больше не стану покупать вам кофе».       Ян лишь написал краткое «хорошо» и вернулся к сообщениям Сону. Прошло по меньшей мере два часа, прежде чем Ян взглянул на время, понимая, что ему бы пора вытащить из бумажной коробки листовки и приготовиться к тем, кто придёт к самому открытию в одиннадцать. На деле Чонвон простоял по меньшей мере час, прежде чем в двенадцать или около того перед Яном появилась первая компания веселившихся и галдящих первокурсников. Чонвон нацепил самую дружелюбную улыбку, на которую был способен, и, вручая каждому по листу, нарисованному Ынче и продублированному бесконечное количество раз, желал насладиться этим днём, подготовленным специально для них, ознакомиться с брошюрой и в конце посетить концерт.       Чонвон скажет это поменьше мере тысячу раз, ещё столько же наклонится к коробке, когда музыка, выбранная Юджин, будет стучать в самой чонвоновой голове, вырываясь из массивных колонок, расставленных то тут, то там. И всё же, несмотря на всё это, Ян не чувствовал той усталости, отравляющей сознание. Он был счастлив. Видеть улыбки на незнакомых лицах, снующие повсюду тела, слышать шумны разговоры и удивлённые охи и ахи, так и звучавшие ото всюду. Чонвон был доволен. И собирался в этом признаваться.       А потом его телефон завибрировал в заднем кармане, и Ян, продолжая раздавать буклеты, выудил тот из кармана и, мельком глянув на экран, принял звонок.       — Ещё не устал, Вон-а? — заговорил Сону, а вокруг него было как-то слишком шумно, почти так же, как и вокруг самого Яна, но парень внимания не обратил.       — Вот всё думаю, как не прибить случаем Юджин-нуну, — через трубку прямо в чонвоново ухо послышался беззаботный смех.       — Всё так плохо? — голос Кима звучал так спокойно, что пришлось игнорировать разлившееся в груди тепло.       — Нет-нет. Просто, — Чонвон всё не мог придумать, что сказать. А потом выпалил: — Жарко. О-очень жарко.       Ян поправил рубашку, что была на нём, одним движением расстегнув верхние пуговицы, и постарался отклеить её от своего липкого тела, в надежде, что ему не будет больше так душно. Ким в трубке закашлялся.       — Не стой долго под солнцем; перегреешься. И без того вон щёки красные, — сказал Ким.       Чонвону бы быть внимательнее, в самом-то деле. Но то ли дело было в усталости, то ли в чём-то ещё, поэтому Ян был рассеян, а на то, чтобы прийти в чувства и собраться, казалось, сил почти не было. Пройдёт какое-то время, прежде чем Чонвон выпьет долгожданный кофе (за счёт Юджин-нуны!), и будет истощать свой адреналиновый запас, и тогда станет хоть чуть-чуть соображать. Но сейчас Ян слишком устал, чтобы обращать внимание на детали.       — Не буду. Тем более я стою в тени, — врал он, утирая со лба бусинами скатывающийся пот. А после, когда переспросил задаваемый студентом вопрос, поспешил на него ответить: — Не беспокойтесь, вы можете найти воду рядом с палатками клубов. Да-да, солнце сегодня разыгралось не на шутку, — Сону слышал, как кто-то, проходя мимо парня, легко смеялся. — Меня поставили на вход. Хотел бы я, чтобы кто-то мне помог. Тут так много студентов, — взвыл Чонвон, театрально строя глазки, как будто бы парень мог это увидеть.       — Я вижу.       Чонвон протягивал листовку за листовкой, не всматриваясь в лица. Желал хорошего дня, не поднимая глаз.       — А?       — Подними голову, — только и сказал Ким.       Чонвон сделал так, как сказал парень: поднял голову, чтобы после громко взвизгнуть, а потом радостно заголосить, убирая телефон от уха:       — Сону-я! — Чонвон почти был готов запрыгнуть на парня, обвивая руки вокруг шеи, но вовремя себя остановил: со стороны это выглядело по меньше мере странно и, как минимум, подозрительно. — Что ты тут делаешь? — забыв про листовки, Ян мял их пальцами, глядя на радостное и такое счастливое кивомо лицо, что ненароком фальшивая улыбка на своём сменилась настоящей, неподдельной.       — Приехал к тебе, — Ян не мог подобрать слов. — Лучше момента вряд ли бы смог подобрать.       Чонвон замер, радуясь, что вокруг не было никого, кому они могли бы преградить путь, застывши под аркой. Казалось, Ян не видел Сону вечность, а прошёл всего год. Черты его лица заострились, со временем взгляд карих глаз стал мягче (не потому ли, что он глядел на парня?), ещё год назад кроткие белые волосы теперь стали чёрными, и чёлка доставала до глаз. Чонвон оглядел парня с ног до головы, чтобы заметить, что некогда худое тело обросло видимыми мускулами, казалось, даже юношеские плечи стали чуть шире (или Яну казалось?). Впрочем, всё это не имело значения. Важно было то, что Ким Сону, проделав долгий путь из Ульсана в Сеул, стоял сейчас перед ним. Не было сомнений: юноша встал ранним утром, чтобы проделать четырёхчасовой путь на поезде и ещё простоять несколько часов в пробке в центре города, чтобы, в конце концов, оказаться перед Чонвоном с рюкзаком на перевес и синими кругами под глазами.       Ян завидел вдалеке стремительно подходящую к ним группу студентов, а после глянул на время, отмечая, что от долгожданного отдыха перед концертом его отделял всего час. Чонвону не стоило ничего говорить, как Ким понял всё сам.       — Давай я помогу тебе тут, — Ян поскрёб затылок, чувствуя, что это почти неправильно. — Не ты ли говорил, что тебе нужны дополнительные руки? — Ким использовал чонвоновы слова против него самого, и парню ничего не оставалось, кроме как кратко кивнуть и вручить ему стопку кончающихся бумажек.       — Я куплю тебе что-нибудь выпить потом, — звучало так, словно Ян предлагал ему алкоголь, хотя кто знает, куда это их приведёт.       Они закончили даже раньше, чем думалось парню до этого. Было ли дело в закончившихся листовках или студентах — неясно, но в половину второго, отобрав у Кима его рюкзак и старательно игнорируя его возражения, Чонвон схватил юношу за кисть и повёл их в тень, прямо к развалившимся на пластиковых стульчиках перед пустым столиком Юджин и Ынче. Девушки, стоило им только завидеть Яна, выпрямились и как-то слишком обрадовались, подзывая его раскрытой ладонью, и ему не оставалось больше ничего, кроме как остановиться рядом с ними, отпуская Кима.       — Это наш первокурсник? — взвыла Юджин, поддаваясь вперёд, чтобы встать. — Такой красивый, — потянула она, а Чонвон не повернул головы, чтобы увидеть смущение Сону. — Я Ан Юджин, — она улыбнулась, оголив ряд ровных зубов, и протянула наманекюренную маленькую ручку.       — Это Ким Сону. И нет, не надейся повиснуть на нём, — заговорил Ян, а девушка театрально надула губы. — Он приехал ко мне, — если бы взглядом можно было бы прожигать, то на месте Яна остался бы пепел да пару костей.       — Ну, может, он передумает и решит составить мне компанию, — самоуверенности этой девушки не занимать. Это Чонвон понял ещё с первой встречи.       — А ну отстань от парня, — начала Ынче, шлёпая девушку по руке. — Как пиранья на кровь налетела на мальчишку, — она театрально закатила глаза, цокая языком. — Я Хон Ынче, мы работаем вместе в студсовете с Воной, — девушка сделала паузу, прежде чем продолжить: — Не обращай на эту дурочку внимания: она видит парня — и у неё отключаются мозги.       — И это подруга называется? — девушка вот-вот и готова была разыграть драму. Казалось, ещё немного — и она пустит слезу, честное слово.       Чонвон сдержал застрявший в горле смех.       — Вы такие милые, — комплимент с губ Сону смущённо не звучал. Вовсе нет. Ян повернулся, чтобы поглядеть на парня, словно не узнавал его. В самом деле, жизнь в новой среде, где никто не знает, кто ты, пошла и ему, и самому Яну на пользу, сколько бы он этого не отрицал.       Юджин, казалось, засветилась. Вспыхнула так ярко, как умирающая звезда перед взрывом. И, сложив руки у лица в замок, хлопая длинными тёмными ресницами, залепетала:       — Видишь, он назвал меня милой! — обращаясь к девушке рядом, она покраснела в щеках.       — Если я слышала то же самое, то Сону обращался к нам двоим, — она ткнула девушку в плечо, а Ким кратко засмеялся.       И всё же Юджин стояла на своём, а Чонвон почти сказал парню пожалеть о его словах: будет самым настоящим чудом, если прилипчивая Ан отпустит их двоих. Иначе Ян грозился потерять друга на целый день. А разве мог он это допустить?       А потом Ян обратил внимание, во что была одета Юджин-нуна. Стоило ей встать, забыть, что она прятала под столом, как всем смотрящим открылась взору её малиново-розовая плиссированная юбка с каким-то нашивками. Ему потребовались все его силы, чтобы сдержать рвавшийся из груди смех. Чонвон не станет спрашивать, что сделала Хон, чтобы нарядить девушку в ненавистный розовый, соединив это «модное безобразие» со слов Ан с коротким белым топом, открывающим часть живота. И всё же у Чонвона были для Сунёна плохие новости.       — Не перестанешь пялиться на эту юбку, я выцарапаю тебе твои прекрасные глазки, — зашипела девушка, когда парень уставился на неё, не отводя взгляда. — Помяни моё слово, дорогой мой Вон-а. Хон нашла и для вас пару нарядов, потому что я всех вас потащу с собой на сцену.       Чонвон скрывать удивления не стал. Его глаза округлились, тёмные брови поползли вверх по лбу, а губы застыли в идеальной «О».       Сону вмешался прежде, чем Чонвон успел возразить:       — Пока до концерта ещё есть время, я заберу у вас его, дамы, хорошо? — он не спрашивал, а утверждал, глядя на девушек, чуть склонив головы.       Ким не дождался ответа, схватив юношу двумя руками за плечи, подталкивая его куда-то вглубь территории, и он покорно шагал вперёд, улавливая вздохи Хон и визг Ан. Когда Ян опомнился, они стояли посреди галдящей толпы и растянувшихся вдоль улицы палаток.       На самом деле, здесь нашлось бы место по душе для каждого. Чонвон уверен. Это сказала когда-то Юджин, и это видел собственными глазами Ян. Возле небольших палаток клубились люди, стягиваясь в одно место, словно железо на магнит. Они разговаривали и смеялись, о чём-то увлечённо спорили и сбивались в кучки новых знакомых, желая скрасить свою студенческую жизнь. Ян глядел на всё это с упоением, оглядывался и кружился вокруг своей оси, словно желал впитать в себя всё, что давало это место: запахи, тянувшиеся от кулинарного клуба, атмосферу всего происходившего и эмоции окружающих его людей.       Возможно, Ян ещё долго будет рассказывать матушке по телефону, как счастлив он был, что то, что они сделали, оказалось чем-то стоящим. Не расскажет про усталость, потому что не вспомнит о ней. Не расскажет про рядом стоящего Сону, потому что отец не любил о нём слушать. И всё же скажет, как счастлив был.       Чонвон не сразу заметил, как словно ноги прилипли к вымощенной камнями дорожке, пока Сону его не окликнул.       Ян не слышал, что тот говорил.       — Что, прости?       Киму пришлось наклониться, чтобы проговорить прямо в чонвоново ухо, и только тогда Ян, кажется, заметил, как сильно на самом деле вытянулся парень за минувший год.       — Сможешь показать мне всё здесь? — он говорил осторожно, словно Ян мог ему отказать. — Мой университет далеко не такой впечатляющий, как этот, — он со смущенной улыбкой на лице отстранился и поскрёб ногтями затылок.       Впервые за целый день он радовался палящему солнцу: было непонятно, горели его щёки из-за жары или из-за парня перед ним. Чонвон будет уговаривать себя, что причина в первом. Ким — верить во второе.       — Конечно! — звучало как-то слишком воодушевлённо. Ему пришлось прокашляться и побороть желание опустить голову, видя довольное выражение кимового лица.       Они двинулись вниз по улице, скрытой кронами деревьев от палящего и жалящего кожу солнца. Чонвон рассказывал всё, что знал. А Сону внимал каждому слову, даже если уже слышал это раньше. Ян рассказал, чем они занимаются в студсовете, как курируют работу клубов, как Сунён-хён старается дать больше поддержки тем, которые не столь популярны среди учеников (как, например, кулинарный), потому что считает, что так правильно — не стоило уточнения, что Юджин проела ему мозги, стараясь доказать, что парень не прав. Проходя мимо палаток, рассказывал про каждый клуб, словно Сону в самом деле собирался записаться в один. А когда они остановились у оживлённой палатки нашумевшего кулинарного клуба (казалось, так много людей здесь не было никогда раньше), Ян вдруг заявил:       — Подожди здесь минуточку, — и почти что в припрыжку отправился прямо сквозь толпу, кому-то интенсивно маша рукой.       Чонвон вернулся через минуту с двумя стаканами чего-то непозволительно яркого. Стоило ему подойти ближе, как цветной лёд в больших прозрачных стаканах стал различимее. Ян протянул один, лепеча:       — Я обещал тебе что-то за помощь, — на деле, это не имело значения. Сону кратко кивнул, ожидая, когда парень протянет ему стакан с синим льдом, чтобы принять его двумя руками.       Потому что Ян знал, какой нравился Киму.       — Спасибо, — с широкой улыбкой Ким отсалютовал им, словно в нём было дорогое шампанское.       Чонвон честно вдруг захотел провалиться сквозь землю. Пришлось бороться с этим желанием, как с самым страшным монстром, чтобы не убежать. Потому что Сону приехал к нему. Проделал этот долгий путь, чтобы провести с ним день. И Чонвон хотел ему отдать всё свободное время. Потому что это возвращало его в прошлое, напоминало о нём. А Ян так и не отучился держаться за него. Как бы сильно они не изменились, парень не знает, сколько ещё пройдёт времени, прежде чем он перестанет оглядываться назад.       — Ты уже записался в какой-то? — вдруг спросил Сону, а Ян не уловил сути. Чонвон вопросительно взглянул на парня, громко втягивая клубничный лёд через трубочку (Рики говорил, что после этого их поцелуй со вкусом клубники. Но Чонвон не будет проверять это сейчас!). — Из клубов, имею в виду. Вступил в какой-то?       Чонвон часто заморгал, словно не знал ответа, и, мгновение помедлив, ответил:       — Не сложно догадаться, что вступил в журналистский, — он потёр переносицу, а Ким довольно замычал. — Теперь я ответственен за колонку в студенческой газете, на деле это лишь страничка на сайте университета, — парень пожал плечами. — А ты?       У Яна не было представлений о том, мог ли Ким принять участие в жизни университета, или он всё же решил оставаться в тени. Они никогда не говорили об этом раньше — не было повода — а потому Чонвону было интересно. Если бы его любопытство было бы существом, то порою парень сам хотел его прикончить. Но сейчас это не имело значения.       — Хотел бы я наплевать на всё это, но мне продолжали капать на мозг весь прошлый семестр, — потянул Сону, касаясь пальцами переносицы, словно это могло исцелить расцветающую за глазами головную боль. — Но меня приняли в бейсбольную команду университета. Взяли даже питчером — то ли от того, что некого было взять, то ли мои навыки и правда хороши, — он пожал плечами, губами касаясь трубочки, когда закончил говорить.       Тогда парень промычал что-то в ответ, и они двинулись дальше по улице. Они говорили ещё о чём-то. Чонвон будет винить себя позже, что не сможет вспомнить о чём, но будет оберегать ту лёгкость тех часов, что они сновали по улице, пили лёд с яркими красителями и едкими ароматизаторами и скрывались в тени от зенитного солнца. Они проходили мимо студентов, огибали толпы и шли дальше, а когда Сону уставал говорить, Ян продолжал.       Прошло какое-то время, прежде чем Чонвон обнаружил, что держал Кима за руку. Ян схватил ладонь Сону почти что машинально, отвлёкшись на какой-то громкий звук, а после и проследив за куда-то ринувшейся разгорячённой толпой (словно концерт должен был начаться прям сейчас, хотя отцовские наручные часы на запястье парня убеждали его, что час у них всё ещё был в запасе), а потом так и не захотел отпускать. Держа в одной руке напиток, игнорируя отбивающее мелодию собственного смущения сердце, он повёл их куда-то вглубь, следом за толпой, вытягивая голову и шагая на носочках, словно так мог разглядеть, что там впереди, пока они не остановились у фотобудки, выставленной одним из клубов. Чонвон галдели на неё, не зная, мог ли он предлагать такое. И всё же юноше не нужно было проговаривать это в слух, чтобы Ким понял. Снова.       — Я забираю одну из копий, — заголосил Сону, стремительно приближаясь к закрытой шторками фотобудке.       Чонвону оставалось лишь удивиться, как им не пришлось выстаивать длинную очередь — а он уверен, стоит им выйти из-за ширмы, как та самая линия из студентов будет у него перед глазами. И всё же сейчас это не имело значения.       Там они кривлялись и веселились, пальцами проходились друг другу по рёбрам, вызывая смех и грозясь разлить свои напитки. Сону корчил рожицы, Чонвон повторял, забывая, как дышать, потому что всё, что он делал, — громко смеялся, словно никогда до этого так не мог. Возможно, это было правдой. Но у Яна ещё будет время, чтобы порефлексировать.       Он вывались (а по-другому назвать это было сложно) из маленького помещения под пристальные любопытные взгляды окружающих, не скрывая собственного веселья. Словно были пьяны, они шатались из стороны в сторону и хохотали (впервые за несколько месяцев Ян не думал о мнении, сложившемся у тех, кто видел). И пусть на самом деле пьяны они не были (пока что, судя по всему), это не интересовало ни смотревших, ни самих парней.       Когда Чонвон успокоился, чувствуя, как стягивало что-то в животе и как болели лёгкие от продолжительного смеха, обнаружил себя возле сцены. Толпа потихоньку стала стягиваться сюда, удачливые занимали места на мягких больших подушках (кто-то сажал девушек себе на колени и разговаривал в шумной компании, словно они были в сцене какого-то американского фильма для подростков — Чонвон почти готов поклясться, что рука парня была на бедре девушки и мягко поглаживала его. Чонвон также убедил себя в том, что это вовсе не его дело), те, кто приходил позже, располагались на небольших подстилках с искусственными свечами по бокам.       Группа Джеюна (Ян называл её так только потому, что не знал никого другого) уже снесла на сцену всё оборудование и приступила к его настройке, изредка проверяя звучание барабанов, как работали колонки, подключённые к электрогитаре, переодически кто-то стучал пальцем по одиноко стоящему микрофону, проверяя его исправность. Ян не смыслил в этом от слова ни черта, поэтому лишь наблюдал, остановившись вместе с Кимом рядом с ещё утром брошенными ими вещами (стоило удивиться, как их рюкзаки и сумки остались на месте. Хотя вряд ли кого-то интересовали конспекты и документы студсовета).       Юджин появилась рядом совсем неожиданно. Она напугала не сколько Чонвона, сколько Сону, повиснув на нём, как на давнем друге. А Ян блеснул на неё глазами, словно если бы мог отклеить руки девушки от парня этим взглядом, однако девушка лишь послала юноше такой же взгляд. Отступать Юджин вряд ли умела.       Ян повернулся на сто восемьдесят градусов, чтобы заметить медленно, почти неуверенно шагающего им на встречу Квон Сунёна, который, вероятно, только что закрыл свой клуб дебатов и приказал насладиться концертом. Его лицо исказила гримаса, которую не нужно было пристально разглядывать, чтобы понять. Он проиграл, а Чонвон вдруг решил рассказать об этом.       — Сунён-хён, кажется, ты проиграл, — начал Ян, когда парень, уперев руки в бока, остановился рядом с ним.       То ли дело было в лёгкости (несмотря на все сложности) этого дня, то ли в чонвоновом приподнятом настроении, или, быть может, в чём-то другом, или во всём этом вместе взятом, однако что-то подталкивало Вона рассказать то, о чём они говорили с хёном утром. Возможно, потому, что Ян знал, что парень не будет припоминать ему это оставшуюся жизнь — Квон любил шутки, особенно если смеялись с него. И он так же любил держать своё слово.       Поэтому Чонвон пришёл к выводу, что его грустное выражение лица, исказившее его черты, — не что иное, как маска, скрывающая его истинные эмоции. разве мог он рассмеяться с собственной глупости прямо сейчас? Казалось, он должен был продержаться ещё немного.       Ынче вклинилась в разговор сразу же, стоило словам Яна прозвучать:       — Проиграл что? А ну рассказывайте. Сикреты от нас имеете? — она говорила с шуткой, словно парням не нужно было отвечать на её вопрос, но, казалось, Чонвон был почти что пьян (от чего — неясно, хотя, быть может, так проявляла себя накапливающаяся со вчерашнего утра усталость? Чонвон не знает), раз решил всё выдать.       — Сунён-хён, да простят меня все существующие и несуществующие боги, не верил твои силы, — девушка удивлённо изогнула бровь, и Ян точно мог сказать, что та заинтригована.       Оказалась заинтересованной и Юджин, оторвавшись от Кима. Сону дёрнулся в сторону, словно если бы спрятался в тени, Ан бы там его не нашла. Стоило сказать Яну, как наивен был юноша, если так думал: когда Юджин чем-то интересовалась, она отдавала всё своё внимание, и неважно, как на долго её хватало.       — Ну не томи, — потянула Джин. — Рассказывай давай.       — Он не верил, что ты наденешь розовое, — Ян указал на её юбку, и девушка скривила губы. Казалось, если бы она могла её снять и не опозориться, то с удовольствием сделала бы это. — Кажется, он говорил помянуть его слово, что пробежится голышом, если вдруг ты выйдешь в розовом. Кажется, кому-то стоит ответить за свои слова, — Ян говорил со смехом и не стыдился. То ли из-за их хороших отношений с хёном, то ли ещё из-за чего-то, но Ян не стыдился, выдавая всю правду на блюдечке.       Стоило словам прозвучать, как смеха не сдерживал больше никто, даже Ким Сону. Сунёну не оставалось ничего, кроме как гордо заявить:       — Да, было такое. Придётся сдержать обещание. Смотрите после концерта во все глаза, иначе потом будете жалеть, — Чонвон был уверен, что вряд ли когда-нибудь забудет это, если увидит. А он собирался посмотреть.       Юджин зашлась громким хохотом, сгибаясь пополам и хватаясь за живот так, что Чонвон почти поверил, что ей больно. А потом она заголосила, не перестав смеяться:       — Мне пришлось прослушать двадцатиминутную лекцию про то, что фон на сцене будет фиолетово-синим. Он такой неприятный, что похож на растёкшийся синяк, честное слово. Ынче убедила меня, что если не надену эту чёртову юбку, то сольюсь с фоном. И пусть я хочу выцарапать ей за это глаза, — Чонвон готов признаться, что язык любви у Ан Юджин — угрозы, — она права: не для того мы из кожи вон лезли, чтобы сливаться с фоном, — она замолчала на мгновение, дёрнулась к лежавшим горой сумкам и, прежде чем вернулась с рядом вешалок, подобно ведьме, засмеялась. — Поэтому у меня есть и для вас такие же. Цвет в цвет. И не надейтесь, что позориться буду одна я.       Чонвон взглянул на короткие ярко-розовые шорты, так и режущие глаз своим цветом, сдерживая смех. Выйди они так, и этот розовый нарекут цветом студсовета, Ян уверен, а Юджин потом будет хвататься за голову, вырывая тонкие волосы. Но парень ничего против не имел. Стоило поблагодарить, что девушка не принесла ещё три юбки — а она могла!       И вот кто-то из гитаристов джеюновой группы завёл несколько аккордов, и парни стали играть на разогрев — себя или толпы, Чонвон в этом не разбирался. В итоге пришлось переодеваться прямо за углом здания (благо, все желающие уже ушли), слушая короткую речь ректора, и заставлять себя не нервничать. Юджин носилась из стороны в сторону, кусая ноготь и торопя, а Сону ушёл куда-то в центр, к первокурсникам, сказав, что посмотрит на них снизу. Чонвон убеждал себя, что, говоря свою речь (оказывается, Юджин написала пару примеров) не будет искать лицо парня, пусть и изначально знает, что это будет невозможно: Ян будет слишком нервничать, а Ким станет его островком спокойствия, словно так было всегда.       Когда мужчина с серебром волосах и морщинах на лице попросил членов студсовета подняться на сцену, чонвоновы ноги стали подкашиваться на ступеньках. Он всё думал, как бы не упасть, прочертив носом собранную им же сцену, а когда остановился в центре и глянул на внимательных и развеселённых первокурсников, придушил собственную нервозность. Чонвон сказал то, что написала Юджин, добавив напутствие от себя (что он мог сказать ещё, кроме как того, что им будет сложно адаптироваться?), а Сунён-хёну пришлось обращать всё в шутку. Они закончили свои речи, поблагодарили тех, кто пришёл, и наконец наставили насладиться концертом.       Джеюнова группа — как позже узнает Чонвон с названием R(EVOL)UTION — начнёт с популярных хитов, их вокалист исполнит пару песен, которые звучали из каждого динамика, а после перейдут к собственным (Ян не знает, получили ли они разрешение или нет — это было уже не важно), и тогда толпа окончательно отдалась веселью. Чонвон еле успел вытащить оттуда Сону, прежде чем люди покинули свои места, заходясь в безудержных танцах, умудряясь что-то подпевать незнакомым тактам.       Чонвону следовало повернуться, чтобы увидеть Юджин, влюблённым взглядом глядевшую на происходившее, прежде чем она залепетала:       — Всё идеально настолько, насколько неидеальным казалось, — Яну, как и всем остальным, пришлось подумать несколько секунд, чтобы понять, что имела в виду девушка. Её комплементы всегда отличались особой странностью. Она положила голову на плечо Ынче, покачиваясь из стороны в сторону, и парню почти что казалось, что та сейчас пустит слезу. — А теперь мы идём в клуб! — заголосила она. — Как только я верну своё очаровательно платье на это прекрасное тело, — девушка говорила гордо, не слушая фырканья Хон. — Дождёмся этого Квона и рванём на Каннам.       И парень был лёгок на помине. Он вынырнул из здания кампуса, и лучше бы ему не отпускать рук, прикрывающих его достоинство. Он бежал и голосил, словно желал привлечь внимание, хотя на деле вся его публика (члены студсовета и невольный зритель в виде Ким Сону) и без того за ним наблюдала. Юджин подначивала его, крича во всё горло, Ынче смеялась, почти что задыхаясь, и Чонвон подхватывал их веселье вместе с Кимом. А потом парень вновь нырнул в кампус и вышел к ним в новь через минуту уже в своей одежде, раскручивая ключами от автомобиля.       — И правда, нужно было смотреть во все глаза, а то точно бы не разглядела, что ты там прятал, — девушка утирала слёзы вместе с объёмным слоем туши, стирая тени и подводку.       — Думаешь, хочешь уделить этому больше внимания? — звучало сродни вызову. В самом деле, только Квон мог приструнить эту девушку, но вовсе не заставить смущаться.       — Готов показать? — она заиграла бровями, а Хон ущипнула её за руку, выбивая громкое «ай» из груди. — Мы едем в клуб. Интересует?       Квон завертел ключами от авто вновь, прежде чем сказал:       — В отличие от всех вас, я уже готов. И Ким Сону тоже, — он протянул руку в сторону юноши, чтобы в следующее мгновение закинуть её ему на плечо. — У тебя не было планов? Поедешь с нами?       Сону подумал несколько секунд, зажал губу меж зубами, прежде чем ответил:       — Если разрешите составить вам компанию.       Лицо Сухёна озарила широкая улыбка.       — Друг Чонвона — наш друг. Особенно после такого шизанутого дня, — он всё ещё тяжело дышал после недавнего бега, а капельки пота на лбу блестели под лучами садившегося солнца.       Ян лишь переспросил, точно ли всё в порядке и не было ли у Кима других планов, а юноше потребовалось повторить свой ответ как минимум дважды, чтобы убедить, и только после Чонвон подхватил свои вещи, чтобы переодеться.       В конце концов, в клуб они выехали почти к девяти. Ждать девушек, готовящихся к ночной жизни — каторга, которую вряд ли Ян когда-нибудь сможет ещё раз вытерпеть. Они ждали с два часа, прежде чем девушки вывалились из тёмного здания с новым макияжем и завивкой — и Чонвон не хотел спрашивать, откуда они взяли нужные приспособления (в женских сумочках чего только не лежало). А потом простояли ещё четверть часа в пробке. Ынче выставила громкость на максимум, и они, сидя пообок от Чонвона, кричали песни так, что это почти заставило парня оглохнуть и захотеть веселиться вместе с ними (впрочем, в этом он себе и не отказал). Чонвон изредка ловил взгляды Кима и Квона, направленные через зеркало дальнего вида, замечал их улыбки и лёгкие взмахи головой, когда он, подражая девушкам рядом, дёргался в танце и выкрикивал слова песни в открытые окна.       Чонвона не волновало мнение окружающих. По крайней мере, только сегодня.       А потом они добрались до клуба, еле нашли место, где забыть машину до полудня (они не настолько безалаберны, чтобы думать, что сядут за руль пьяными, и не насколько эгоисты, чтобы заставлять кого-то из них — а права были только у к вечеру до чего уставшего Сунёна — отказывать себе в удовольствии и не пить), а после протиснулись меж двух охранников, заплатив только за троих. Как оказалось, порой быть девушкой быть очень выгодно, по крайней мере, пока вход в один из клубов в Каннаме для них бесплатен. Чонвон не станет брать на заметку, но запомнит.       Музыка ударила по ушам, ошарашивая сознание, когда в носу закружился запах дыма, потных тел и алкоголя. Яну требовалось время, чтобы привыкнуть. Ынче с Юджин подхватили его под руки, тяня к барной стойке, и у Яна закралось подозрение, что собирались они два часа не без водки, спрятанной в одном из ящиков — Ан была способна и не на такое, парень не сомневался. Они заказали по маргарите, осушив треугольный стакан за мгновение, а после добавили к счёту и пару космополитенов, пока Чонвон потягивал свой клубничный дайкири, потому что до сих пор химозный вкус того льда будоражил рецепторы. Ян оглянулся, чтобы увидеть затерявшегося в толпе с Сунён-хёном Сону, и постарался себя не винить: когда девушки успокоятся, он уделит ему всё время, что у них будет. Чонвон пообещал.       А когда парни остановились рядом, юноша так и не услышал, что те заказали: как бы сильно он не обращался в слух, музыка, отдающая вибрацией в самой голове, заглушала любое сказанное не прямо в ухо слово. Чонвон лишь увидел, как парни забрались на небольшие стульчики без спинок и как перед ними уставший бармен выставил пару рюмок с чем-то бледно-жёлтым в них. Девушки потянули его на танцпол, держа коктейли в руках и громко смеясь. Яне почти не сопротивлялся. Что-то тянуло их в самый центр, туда, где им бы удалилось столько внимания, сколько они желали, а Чонвон считал себя почти невинной жертвой. И всё же ему это нисколечки не помешало двигаться в такт музыке (порой движения выходили куда откровеннее, чем задумывалось), поднимать руки над головой и отдаваться в почти-то дикий пляс с Ынче, пока Юджин искала себе приключений. Ян лишь приказал себе следить, чтобы та не пожалела, пусть алкоголь забирал частички здравого смысла из его сознания.       Он громко смеялся, кружил Хон в танце, не подходящим под играющую музыку, и особо об этом не задумывался, а когда их стаканы опустели, она выхватила чонвонов и с кратким «я куплю нам ещё, оставайся тут», нырнула в толпу, чтобы пробраться к барной стойке и построить глазки стоящему за ней работнику, потому что тот был в её вкусе (не стоило упоминания, что тот видел таких сотнями за вечер. Но Чонвон просто не смог найти в себе силы сказать, что у девушки вряд ли получится привлечь его внимание).       Оставаясь на месте, ожидая новый коктейль, что заколет язык, потому что слабость Хон к кислому Яну была знакома давно, он двигался в ритме толпы, поднимал руки и неосознанно раскручивал бёдрами, глядел на незнакомые лица, улыбался незнакомцам и смеялся, когда жар от выпитого поднимался вверх по телу. Тёплые ладони на его талии, так близко к ягодицам, оказались для парня неожиданностью. Первым желанием было повернуться, но кто бы его не держал, сделать этого не дал: он уткнулся носом в его шею, поддаваясь навстречу чонвоновым движениям, и то ли дело было в опьянении, то ли ещё в чём-то, но Ян вовсе не имел ничего против — он не позволит этому зайти куда-то далеко, но не откажет себе в веселье, и Нишимуре вовсе не нужно было знать об этом. Возможно, потом Чонвон будет винить себя за эти мысли.       Второй неожиданностью стало появление Кима напротив, глядевшего за чонвонову спину таким убийственным взглядом, что это чуточку пугало и самого парня. Незнакомец за Яном убрал руки, что-то говоря, что Чонвон не расслышал, отступил на шаг назад, а после и вовсе скрылся, а Сону оказался рядом лишь для того, чтобы протянуть к нему руку и сказать:       — Идём от сюда, тебе уже хватит, — прокричал в его ухо он, но Ян не послушал.       Он завидел вдалеке Ынче, и, так и схватив кимову ладонь, повёл их к девушке, прежде чем выхватить у неё стакан и послушать уверенное заявление, о котором позже она будет жалеть:       — Моя миссия на баре ещё не закончена, жди меня, мой милый бармен со своими сексуальными татуировками, я иду! — она закатила глаза и закусила губу, а Чонвон сделал вид, что не знает, что это значило.       Она ушла, а юноша продолжил противиться уходить с танцпола, пользуясь мгновением, когда Ким потерял бдительность, чтобы затащить его обратно в центр, а после, закинув одну руку к нему на шею, почти заставляя себя не запускать пальцы в волосы на затылке, желая попробовать, насколько они мягкие, в другой держа стакан, часто поднося его ко рту, буквально заставил Сону танцевать с ним. Не думая о последствиях. Да Чонвон даже не думал о том, что будет дальше, не говоря уже о чём будет думать наутро, когда голова будет непозволительно тяжёлой, а тело будет пробирать дрожь от подступающей к горлу тошноты. Чонвон оставит эти размышления на завтра.       А сейчас, чувствуя жжение кимовой руки на своих боках под самыми рёбрами, он двигался из стороны в сторону, желая мозгом игнорировать тепло, расползающееся от того места, где его ладонь касалась его кожи через тонкую ткань, вверх к самой груди, наполняя его сердце чем-то настолько порочным, насколько желанным должно было быть. Ян тяжело сглотнул, смачивая горло напитком, когда прижался к вытянувшемуся телу Сону ещё ближе, а тот позволил. Ким притянул его к себе так близко, что можно было подумать о многом и не найти ни одной приличной мысли. Жар охватывал щёки и полз вниз по телу, когда нос наполнял солоновато дымчатый аромат, исходящий от парня. Ян заставил себя не концентрироваться на этом.       Чонвон точно не скажет, сколько прошло времени. Две минуты? Десять? Вечность? Всё ощущалось одинаково. Он просто стоял там, среди пьяных людей, переваливался с ноги на ногу и был не менее пьян, чем остальные. Юноша не находил в себе сил, чтобы поднять глаза и увидеть выражение на лице Сону. Всё, что он мог, — уткнуться ему в грудь и допивать свой напиток, чувствуя опьянение вполне реальным существом, осевшем на его сознании.       Когда песня закончилась только для того, чтобы замениться новой, парень поддался желанию Кима, и они вместе покинули площадку, окутанную дымом, чтобы отыскать Сунёна и попросить его приглядеть за девочками. Они сошлись на мнении, что им стоило проветриться. Найти хёна сложным не было, попросить его об одолжении — тоже, а вот найти выход из лабиринта людей и столиков оказалось той ещё задачей. Чонвон спотыкался, путался в собственных ногах и вжимался в руку Кима, пока тот, самый трезвый из них двоих, прокладывал путь на улицу.       Они вывались из дверей с громким смехом и кружащимися головами. Осели на более-менее чистом клочке дороги без подозрительных пятен того, что покидало желудки выпивших, и Ян, вытянув ноги, откинувшись на руках, чувствовал, как тянуло спину. С губ сорвался стон, когда перед глазами всё закружилось, а к горлу подкатил ком, с которым пока что парень мог справиться.       — Выпил лишнего? — спросил Ким, теребя пластыри на выступающих мышцах бицепса.       Чонвон напрочь забыл ответить на вопрос, прежде чем потянулся к кимовой руке, чтобы пристальнее разглядеть непонятный объект.       — Что это? — Ян растягивал слова, потому что просто физически не мог говорить их быстро — язык грозился заплестись в узел. — Ты поранился? — его брови сошлись на лбу домиком, добавляя его лицу озадаченности, смешанной с беспокойством.       Грудной рокот, который услышал парень от Сону, эхом отдался в ушах приятной мелодией. Ким повторил чонвонову позу, вытянув ноги, не боясь, что кто-то о них споткнётся, прежде чем ответил:       — Это никотиновый пластырь. Я всё пытаюсь бросить, — мягко заговорил парень, радуясь, что больше не нужно было перекрикивать басы и рвущуюся из колонок музыку. Но это не значило, что это избавляло от перекрикивания голосивших пьяных парней и девушек в нескольких метрах от них.       — Я-ясно, — выдавил из себя Чонвон, стараясь побороть неожиданно появившуюся икоту. — А мне нравится запах дыма, исходящий от тебя.       Думал ли Ян, что он говорил? Определённо нет. Но пока это его не беспокоило. Он позволял словам литься изо рта, не думая о последствиях и стыде, который испытает завтра.       Что-то заставляло его об этом не думать.       Он не хотел думать об этом. Не сейчас.       — В самом деле? — Ким заломил бровь, шумно вдыхая, словно был поражён.       Ян кратко кивнул, скребя пальцами по сухим от искусственного дыма глазам.       Они просидели там какое-то время. В тишине между ними, наблюдая за внешним миром, словно не были его частью. Чонвон боролся с подступившим в горлу комом и завязавшемся узлом в животе. Пока Ким вёл внутреннюю борьбу, в которой с позором проигрывал. Пока, в конце концов, не проиграл окончательно.       Он поддался вперёд, сделал пару шумных вдохов над чонвоновым ухом и, прежде чем отравленный алкоголем мозг Яна смог оценить происходящее, опустил ладони на щёки парня в нежном жесте, водя большими пальцами круги у корней его подстриженных волос на висках. А потом тихо, словно боялся разрушить момент, спросил:       — Я хочу кое-что попробовать, Вон-а, — собственное имя, как благословение с чужих губ. — Ты мне позволишь?       Чонвон не задумался дважды, прежде чем кивнул, наблюдая за парнем из-под прикрытых век. Потому что Чонвон доверял Сону и потому что до сих пор убеждал себя, что не знает, что собирался сделать Ким.       Сону опустил свои губы на его, сминая чонвоновы и подталкивая его лицо ближе к своему. Глаза Яна поспешили округлиться, чтобы заметить прикрытые веки Кима и дрожащие тёмные ресницы. Сону цеплял его губы своими пухлыми и красными, уделял внимание верхней и чуть более полной нижней, пока Чонвон не ответил. Он погрузился с головой в происходящие, старательно игнорируя то, что чувствовал, словно сейчас это не имело значения.       Чонвон вёл языком по контуру вишнёвых губ Кима, надавливал своими и не заметил, как рука сама собой, словно змея, проскользнула по тонкой шее, а после пальцы зарылись в волосы, переминая мягкие, подобно шёлку, пряди на затылке Кима. Как он себе это и представлял. Ян никогда не узнает, как простонал в губы парня, оттягивая волосы у того на затылке до жжения кожи, когда Сону вдруг переместил большой палец с его щеки на раскрасневшееся ухо, ведя по хрящам и задевая мочку, рисуя там узоры, клеймом ощущавшиеся на коже.       Чонвон отдавался поцелую и почти позволил себе ошибку — забраться на колени Сону и забыть об усталости. И тогда сознание прошибло словно зарядом электричества, заставляя парня почувствовать себя оголённым проводом, больше не имевшем сил сопротивляться посылающему сигналы здравому смыслу.       Их поцелуй отдавал клубникой и ананасовым соком. Клубникой — потому что вкусозаменители в том льду, который пил Чонвон, были очень резкими и оставались до утра. Ананасовым соком — потому что Сону пил водку с ним. Чонвон вряд ли когда-либо представлял эти два вкуса рядом. Вряд ли представлял, что они могли ему понравится. Но всё же что-то он признает: ему понравилось. Настолько, что как бы неправильно всё это было, он не захочет забывать.       Чонвон знал, что должен был жалеть — хотя бы потому, что у него есть парень — но жалеть никогда не станет. И всё же не сможет дать этому зайти дальше. Пока не позволит.       Ян не манипулятор.       Чонвон не играет чужими чувствами.       Ян Чонвон не эгоист.       Тогда оттолкнуть Сону казалось почти преступлением. Преступлением, на которое он пошёл в страхе потерять всё, что он имел. И Ким Сону в том числе.