be(d)st friends

«Порой я даже не могу сосчитать, сколько раз я говорил,

что в порядке только потому,

что не хотел никого беспокоить своими проблемами», — Ким Сону

#17

      Всё началось днём четырнадцатого сентября, в четверг.       Ян помнил, как галдела вся старшая школа, — без малого шестьдесят человек — помнил, как разрывался его сотовый от приходивших на него сообщений, как все ученики были заняты чем угодно, но не учёбой. Чонвону казалось, что все посходили с ума. Именно на это всё было похоже. Вместо внимания предметам, школьники утыкались в телефоны и чаты школы. Вместо зубрёжки и самоподготовки — строчили сообщение за сообщением, не боясь быть пойманными и наказанными за использование телефонов в учебное время. Чонвон не понимал их всех, так внезапно воодушевившихся чем-то настолько грандиозным, пока сам не открыл чат. Пока не стал читать короткие сообщения, пока, в конце концов, стал не находить себе места от отзывающейся где-то внутри головы тревоги и едкого чувства, наполнившего грудь.       Чонвон не признается (вряд ли сможет), но он летел в библиотеку по окончании основных занятий, словно опаздывал на важную встречу: упустит — и больше никогда не выдастся возможность. Ни за что и не признается, как искал за многочисленными столиками белый затылок. И никогда не расскажет, как стучало его сердце где-то у самого горла, когда наконец нашёл среди пустующих столиков и стульев на их обычном месте разложившегося Кима, а Хисына рядом не было. Ян шагал меж рядов столов так быстро, как будто от этого зависела чья-то жизнь. А потом оказался рядом с опустившим голову на сложенные руки Сону, и на первый взгляд казалось, что тот замер, словно в ожидании удара. Чонвону даже показалось, что парень не дышал. Видел, как тот сжался, вжимая голову в плечи, пряча лицо в тени, и словно ждал чего-то, что парень понять не мог.       — Ким Сону, — Ян говорил настолько мягко, насколько мог. Имя парня прозвучало с настороженностью, со скрытой (так казалось только Чонвону, на деле же всё было куда очевидно) жалостью, а незаданные вопросы так и зазвенели в воздухе.       Но стоило юноше помедлить, а после медленно поднять голову, как всё крутившиеся на языке чонвоновы мысли не имели больше никакого значения. Сону поднял голову, а Чонвон не мог заставить себя перестать смотреть. На белом виске виднелось красное пятно, так и привлекающее к себе внимание. Такое же расположилось и на лбу под короткими волосами, рядом — безобразно лиловый синяк и ещё один, не такой явный, под глазом. Запёкшаяся кровь на разбитой опухшей губе и следы наспех стёртой под носом. Чонвону не нравилось то, что он видел. Мало кому понравилось бы.       — Вид, наверное, у меня так себе, правда? Хотя на троечку, может, всё же и натянет, — Ким… веселился, а Чонвона вводило это в ступор. — Отец, наверное, рад будет увидеть меня таким, расстроится только, что не его рук дело, — раздражение ядом окутывало слова Кима, но Ян почти их не слышал. Что-то словно крутилось внутри его головы, отдаваясь звонким писком в ушах и колющей болью за глазами. Звенело и не давало покоя.       До тех пор, пока парень ни выпалил:       — Подожди здесь. Никуда не уходи, — наспех кинув на место рядом с Кимом свой рюкзак, ринулся из библиотеки, а после к самим лестницам, чтобы через минуту, запыхавшись и чувствуя жар в щеках, пробежать через мужчину пожилых лет у ворот и оббегать обеспокоенных родителей, забирающих своих детей после школы.       Чонвон нёсся в круглосуточный магазин в паре кварталов от школы, стараясь не прокручивать в голове всевозможные сценарии того, что могло случиться. Но его разыгравшееся воображение всё подкидывало правдоподобные картинки за картинкой случившегося, что не думать об этом всём возможным не представлялось. Появившееся сообщения в общем школьном чате отдавались в его голове адской трелью, и парень ни черта не мог с этим поделать. Люди писали, не стыдясь. Высказывались, не думая ни о чём, кроме важности своего мнения. А в конце концов, их сообщения звенели у Яна в голове. Ему бы заткнуть к чертям свою эмпатию и продолжить жить свою жизнь, но он не мог.       Не было ничего нового, что люди… говорили. В общем чате всей старшей школы города Порён каждую неделю появлялись сочные слухи, а уставшие от рутины ученики раскручивали личность жертвы вокруг пальца, перевирая и просто измываясь. Такое случалось. Однако Чонвон всё твердил, что это его не касалось, ведь разговоры утихали к следующему дню. И он искренне не понимал, почему в этот раз всё было иначе. Почему широкие рты голосящих во всю учеников никак не затыкались, почему срывались на Киме и отчего от простых слов кто-то перешёл к делу.       В конце концов, у Яна не было времени, чтобы подумать.       Он оказался у круглосуточного магазинчика, не обратил внимания на сидящего за кассой со скучающим видом парня — может, чуть старше его самого — и прошагал в отдел с аккуратно разложенными пачками бинтов, пластырей и простых мазей. Чонвон сгрёб всё, что посчитал нужным, а после расстался со всеми карманными деньгами, но на деле не это имело значения. Ян ворвался в здание школы так же стремительно, как оттуда уходил. Летел по ступенькам, не стараясь выровнять дыхание или успокоить бьющееся о рёбра сердце с такой силой, что это почти причиняло боль. Вновь рассекал коридор, а после и помещение, отведённое под библиотеку, пока вновь ни остановился рядом с Кимом, толкая того в плечо, чтобы тот пересел на соседний стул.       Ян вывалил всё купленное на стол, и баночки со звоном ударились о деревянную поверхность. Чонвон сделал вид, что не услышал удивлённого вздоха Сону, когда, ничего не сказав, распаковал ватные палочки, рассыпав их по всему столу, открыл баночку с йодом, а после обхватил кимово лицо двумя ладонями, подталкивая его ближе к своему.       — Что ты делаешь, Ян Чонвон? — казалось, Сону в самом деле не понимал, что собирался сделать парень, что заставляло задуматься Яна, не было у парня сотрясения.       — На что это похоже? — он был слишком увлечён тем, чтобы промыть кровоточащую рану над бровью, чтобы взглянуть дальше лба парня. Вероятно, поэтому не заметил, как блеснули глаза юноши, когда тот зашипел от пронзающей боли. — Потерпи немного, — Ян успокаивал того, как ребёнка, упавшего с качелей и плачущего на всю улицу. Только Сону не плакал, да и ребёнком-то не был. Он сминал ткань школьных штанов, шипел, когда терпеть не получалось, пока Чонвон увлечённо водил ворсистой палочкой вокруг ран, прежде чем приступил к мази для ушибов.       Ян наносил ещё прохладную мазь осторожными движениями, словно боялся причинить больше боли и дискомфорта. Он в самом деле боялся, но это мало что меняло. Чонвон осторожно водил пальцем по лиловым и уже жёлтым безобразным синякам, перемещаясь всё ниже по лицу Кима к шее, прикрытой воротом грязной рубашки. И стоило ему коснуться ткани, чтобы пробраться к скрытым от его взгляда ранам, как Сону резким движением перехватил чонвонову руку, а Ян вдруг испытал дежавю.       — Не нужно.       — Но если не обработать, станет хуже, поверь мне, — Ян всматривался в черты лица юноши, плотно сжимая палочку меж пальцев.       Ким шумно сглотнул и сипло, со свистом выдохнул, прежде чем клацнул челюстями и отобрал у парня измазанную ватную палочку.       — Не нужно. Это бессмысленно, — его голос звучал хрипло и сдавленно, почти безэмоционально, заставляя Яна проглотить свои возражения. Сону помедлил, прежде чем добавил так тихо, что Чонвон еле услышал: — Но спасибо за это. Это уже больше, чем я когда-либо рассчитывал.       Парень слабо кивнул, выравниваясь на своём месте. И ему. и Киму было понятно, что до внеклассных занятий никому не было сегодня дела. Возможно, Чонвон будет корить себя за это вечером, когда придётся сидеть до поздней ночи или, чего хуже, — до раннего утра. Быть может, будет жаловаться Ли, что придётся заниматься больше на выходных (словно Яну без того было чем заняться помимо учёбы). Но не поднимет этот вопрос сейчас. Чонвон не смог бы, даже если бы не находил себе места. А Ян не находил, но причина была вовсе не в учёбе.       — Ты странный, Ян Чонвон, — слова прозвенели в тишине библиотеки, и Ян дёрнулся, обращая свой удивлённый взгляд на скучающее лицо Кима.       Чонвон вопросительно выгнул бровь.       — Что, прости?       Он не знал, как реагировать. Быть может, в самом деле следовало позвонить в больничку (в какую, правда, — неясно) и отвести парня на обследование, в случае, если у него и правда сотрясение и он начинает бредить. Вот только Ким выглядел вполне серьёзным и в здравом уме. Он цеплял на лицо скучающую гримасу, потому, думалось Яну, что так меньше болели его раны, но на самом деле с реальностью это не имело ничего общего. Скрыться за маской и назвать Чонвона «странным» было проще, чем показать истинное «Я» и обнажить эмоции без каких-либо гарантий, что на него в который раз не решат наплевать.       — Говорю: странный ты, — он достал из кармана сигарету, и юноша в самом деле подумал, что тот закурит, а их пинками выгонят из школы. Ян приготовился отбирать криво скрученную сигарету, но Сону лишь зажал ту между зубов, но поджигать не стал.       — Почему это?       Ким скривил губы, а Ян так и не смог понять показавшуюся всего на мгновение эмоцию. Сону открытым человеком назвать было сложно. Это Чонвон выучил ещё до их первой встречи.       — Потому что другие бегали вокруг и виляли бы хвостиком, клацая зубами, желая узнать правду, выпытать причину всего происходящего, а ты — нет. Не делаешь ничего из этого, но несёшься в круглосуточный, чтобы купить нужного и ненужного хлама, — он указал на пару пачек бинтов, которые неизвестно как могли пригодиться в их-то ситуации; Ян хмыкнул, прикусив щёку со внутренней стороны. — Поэтому ты странный.       — Это зовётся простой заботой о друге. И я не странный, не называй меня так, — Чонвон сложил руки на коленях, кусая губу и не находя себе места.       Он бы звался Лгуном с большой буквы, если бы вдруг заявил, что ему не было интересно узнать, что произошло на самом деле. Но он так же хорошо понимал, что не имел права спрашивать — ни морального, ни какого-либо ещё. Всё, что он мог сделать — позаботиться и, если Ким захочет, выслушать его. Но Сону не открывался людям, держал всё в себе, пока, в конце концов, не взорвётся, поэтому Чонвон знал, что тот не скажет. Поэтому Чонвон знал, что он мог делать выводы только из того, что видел собственными глазами.       Сону вырвал его из мыслей, когда вдруг заявил:       — Но я не просил заботиться обо мне.       — О таких вещах не просят, Сону, — Ян свёл брови на лбу, судорожно глотая воздух. Чонвон старался быть хорошим другом. — Я делаю то, что считаю правильным. Ты ведь всё равно не расскажешь, что произошло, сколько не выпытывай. Дело во мне, тебе или нас обоих — не так уж и важно. Я могу уважать твои персональные границы и решения, могу позаботиться, как твой друг, даже если сейчас ты вдруг заявишь, что меня таковым не считаешь, — Ян пожал плечами и говорил так, словно всё сказанное — само собой разумеющееся. Возможно, для него самого это было и так. Но не для Сону, чей жизненный опыт кардинально отличался.       И Чонвон был прав: Сону бы не рассказал. Не сейчас, когда больше не знал, кому мог доверять. Ким думал, что у него было достаточно сил справиться со всем этим самому — в крайнем случае, им осталось меньше двух месяцев, и больше он никогда не увидит никого из этой маленькой гнусной старшей школы города Порён.       Было время, когда Сону не доверял даже Чонвону.

* * *

      Первое сообщение пришло в десять тридцать пять утра. Фотография из мужского туалета на втором этаже, вместо подписи — смайлики с двойным значением. Все, кто был заинтересован, открыли сообщение в следующее мгновение, чтобы узнать, что именно кто-то написал на одной (не одной) кабинке в мужской уборной.       Кто-то, неаккуратно выводя буквы, писал: «Шлюха Ким Сону из класса 3-3(2) отсосёт за две тысячи вон». Обычно такие выходки много внимания не привлекали. Не должны были и сейчас.       Но стоило фотографии появиться, как старшая школа превратилась в жужжащий улей, а звуковое сопровождение отправляемых сообщений звучало во всех комнатах их небольшой школы.       В тот момент, не обращая внимания на сотовый, Сону был на крыше. Постоянные разговоры с Чонвоном почти ничего не давали — пока Ян твердил, что парень должен исправно посещать школьные занятия, Ким игнорировал их существование. Ему думалось (и не без причин), что их подготовки-с-умником-Яном будет достаточно, чтобы со скрипом сдать сунын. Ким был в этом уверен, а у Чонвона до сего не нашлось аргументов против; Ян скрипел и шипел, бухтел себе что-то под нос, но обычно закрывал эту тему, и они продолжали заниматься, потому что пока он не найдёт весомых аргументов, почему Ким должен сидеть на каждом занятии изо дня в день, парень будет делать то, что считает нужным.       Сону курил. Начал из-за отца, когда тот, не слушая упрёков мамы выпускал клубы дыма прямо в прихожей людям в лицо и ни чуточку не смущался. Ким начал, потому что думал, что мог бы показать отцу, что уже не ребёнок и может дать отпор, — на какое-то время тот даже поверил! — но закончить не находил сил. Сону хватался за самокрутки с паршивым настроением, с таким же плохим выкуривал их, и только изредка становилось лучше. Но некоторые привычки умирают с трудом, и Ким это хорошо знает. Ким пытался бросить, когда мама сказала, что ей не нравится запах табака. Он продержался неделю, а после вновь сорвался и вдруг испытал такое облегчение, когда дым заполнил лёгкие.       Возможно, когда-нибудь Ким бросит. Быть может, это случится в университете. Не исключено и то, что никогда не закончит. Не сможет. Но сейчас это не имело значения.       Сону зажал сигарету меж зубов, чувствуя на языке горький привкус. Утро выдалось паршивым и собиралось стать ещё хуже, стоит ему заглянуть в чат, или кому-то из неумолкающих студентов найти его там, на той крыше.       Сону долго думал, что незнание — добродетель, но потом так же долго будет утверждать, что не в его случае и не в тот раз.       Так или иначе, железная дверь на крышу со скрипом распахнулась в десять сорок утра, но Ким не обратил внимание. Если это и был кто-то из учителей, думалось Сону, то следовало им засунуть своё важное мнение о его поведении куда подальше или прямо в трубку его законным опекунам. Начни причитать кто (и неважно, работник этого чёртового заведения или кто-то из учащихся) Ким выпалил бы им в лицо пару ласковых, и плевать было на последствия. Но, к кимову удивлению (если не сказать облегчению), вошедший остановился рядом и молчал, уставившись куда-то вдаль. Только спустя пару минут, когда самокрутка дотлеет, и парень потянется к следующей, узнает в остановившемся рядом человеке Хисына и скроет своё удивление за безразличностью.       Сону заметил, как тяжело дышал Ли. Его грудь часто вздымалась и опускалась, а с выдохом звучало и сипение. Казалось, словно чем больше вдох делает парень, тем меньше воздуха попадает внутрь. Ким шмыгнул носом, подпаливая спичкой кончик бумаги, кидая оттлевшую сигарету и сожжённую спичку куда-то за бетонное ограждение.       — Плохой день, а? — Сону казался настолько безучастным, насколько мог себе это позволить. Заводить беседы не в его стиле, но то ли дело было в собственном удивлении, заполонившем сознание, то ли в отвратительности четырнадцатого сентября, что необходимость спросить стала вполне осязаемым существом, давящим на кимовы плечи.       Хисын кивнул, потому что не мог ничего сказать, а Сону подумал, что тот не хотел разговаривать с ним. Ким винить его не станет, но вряд ли потом решит завести такую же беседу снова. Ли сипло дышал, а парень делал затяжку за затяжкой, смакуя едкий дым на кончике языка, задерживая тот в лёгких до тех пор, пока не начинало печь, а после выпускал клубы густого дыма, что появлялся только для того, чтобы исчезнуть.       Внизу, под самой входной аркой в здание школы, кто-то громко заголосил, но Сону не расслышал. Он лишь перекинулся через холодную бетонную поверхность, чтобы увидеть куда-то бежавших парней — он их знал, но их дела были ему безразличны; они что-то кричали, а Ким не мог разобрать и слова, в конце концов повернувшись обратно к стоявшему рядом Ли.       Его тонкие хрупкие плечи подрагивали, когда костлявые кисти упирались в выступ на стене. А потом он заговорил:       — Дашь закурить? — его голос звучал трескуче и устало.       — А ты куришь? — Ким больше не скрывал своего удивления. Заломил бровь и нацепил ироничную улыбку.       Ли свёл брови к переносице, помассировал точку на лбу, словно над чём-то размышляя, а после уверенно ответил:       — Нет. Но самое время сейчас попробовать.       И Сону протянул ему сигарету, а как парень зажал ту меж обветрившихся, отчего-то слишком бледных губ, подпалил кончик от своей, и Ли сделал первую затяжку. Этого оказалось достаточно, чтобы парень зашёлся гулким кашлем, засипел пуще прежнего и всё никак не мог остановиться. Сону наблюдал, как тот осел на пол, Ким опустился на колено рядом с ним, обращая обеспокоенный взгляд на юношу. Он видел, как тот глотал ртом воздух, как из глаз брызнули слёзы, пока дрожащие руки что-то искали в карманах.       Хисын задыхался.       Сону громко цыкнул, закатывая глаза, игнорируя бешено колотящиеся сердце, когда выкинул собственную недокуренную сигарету и поддался к Ли, шерстя по его карманам, пока не нащупал баллончик. Ким открыл колпачок, поднёс к раскрытым губам парня и, показывая пальцы в воздухе, досчитав до трёх, сдавил баллончик меж пальцев, а Хисын постарался вдохнуть так глубоко, как только это было возможно.       Сону отступил от парня только тогда, когда сипение из его груди прекратилось. А после, хватаясь за волосы, оттягивая те у самых корней, пока не почувствовал жжение на коже, заголосил:       — Умереть захотел? — Ким вложил ему в руки его ингалятор, надавливая пальцами на глаза в приступе злости.       — Может, и захотел, — просипел Ли, упав на спину, и уставился на чистое голубое небо, словно думал о чём-то своём.       — Тогда не на моих глазах, пожалуйста, ладно? Чонвон мне голову оторвёт, а тебя — из могилы достанет, — Ким был вспыльчивым, он с охотой это признает.       — И это будет похоже на него, — бросил Хисын, а губы дёрнулись в подобии улыбки.       Прошло какое-то время, прежде чем Ли смог подняться. Ким протянул ему руку, помогая встать, а когда тот направился на выход, почти что ничего больше не сказав, потянулся парень к сотовому. Когда он открыл школьный чат, студенты уже не унимались. Они всё писали и писали, кто — плевался желчью через экран, кто — отправлял лишь смайлики, а кто-то — безмолвно наблюдал, убеждая себя, что это их не касается.       Ким бегал глазами от ответа к ответу на сообщение с фотографией, чувствуя, как багровели щёки, а злость, перемешавшись с кровью, отравляла всё тело. Они всё писали и писали, а Сону не мог заставить себя перестать читать. красавчик-мин-су: «давайте признаем, такому милому личику я бы вдул».

Пак Бёнчоль:

«что? девчонки больше не цепляют?»

«или просто не ловятся на вялый крючок?»

красавчик-мин-су: «а ну что сказал?» «и этот хрен ещё другом зовётся». «вот так. теперь все тут знают, какой друг их бёнчоль-оппа». […] Ю Джимин: «о? это правда? неужели кто-то уже проверил?» «или все только горазды рассказывать?» некогда-принц-школы-о-хён: «разве это не тот тихий мальчишка с безобразно белыми волосами?» «мин су прав: личико у него ничего». Ким Минджон: «да что вы все как сцепи посрывались?» Пак Сонхун: «ахаха от кого не ожидал, так это от сону». «если это правда», «то я буду последним придурком». «потому что, получается», «водился с шлюхой».

Пак Бёнчоль:

«да ты и так последний придурок, сонхун».

«тебе многого и не надо».

«вот честное слово».

Пак Сонхун: «твоя правда ха-ха».       Им было смешно. Они веселились, а злость и негодование поднимали внутри Кима голову. Эти смеющиеся смайлики стояли у Сону поперёк горла, яд их слов отравлял самые кости, но всё это не имело значения, потому что им не нужна была правда. Никому, кто был активен в этом чёртовом чате, не нужна была правда! Сону усвоил этот урок. Ким Минджон: «Осуждаю». «Идите к чертям со своими приколами!»

«Пользователь Ким Минджон был(а) удален(а) из чата».

      Теперь было более чем ясно, как поступали с теми, кто имел мнение, отличное от большинства. Студенты старших школ вымещали свой стресс и накопленную злобу на других. Для Сону это не было открытием. И всё же до этого он думал, что делал всё, чтобы не оказаться грушей для битья: вёлся с «правильными» людьми (хотя таковыми их на самом деле назвать было сложно), вливался в их компанию и подстраивался под их ритм, лишь бы в конце концов не оказаться под их же ударами. Но кто-то словно специально желал доказать, что всё, что делал до этого парень, не имело значения. Ни для кого из них.       В конце концов ядовитые слова учеников старшей школы теперь были адресованы ему. Сону думал, что мог бы закрыть на это глаза и переждать, когда всё утихнет, пока на телефоне не высветилось сообщение, сигналом тревоги отдаваясь в его голове: красавчик-мин-су: «этот сону хорошо прячется».       Сону не прятался, а следовало бы. Следовало бы запрятаться в тёмном углу и не высовываться. Впрочем, до этого Ким не бежал от проблем. Не станет и сейчас. красавчик-мин-су: «если кто-то найдёт его раньше нас, я доплачу ещё 4000 сверху». «дайте мне первым поиграться!»       Это было смешно. Смешно и отвратительно в одном смысле.       Казалось, на Кима объявили охоту в самом прямом смысле этого слова. Сону клацнул челюстями, вдавливая пальцы в старенький экран смартфона. Всё это казалось третьесортным спектаклем, где он в главной роли. Всё это начинало становиться проблемой, давящей юноше на голову, и ему это не нравилось. Не имело значения, было ли всё это чей-то шуткой, вышедшей из-под контроля, желанием проучить Кима (за что?) или ещё чем-то — всё это было неважно. Что на самом деле было важно, так это последствия или бьющее чьё-то озорство, остановившееся в железных дверях у входа на крышу, кинув на Ли беспристрастный взгляд.       — А вот и попался, сучонок! — Мин Су (Сону до чего хорошо знал это имя) заголосил так, что его крик был слышен на другой улице, Ким уверен.       Юноша не знал, что делать. Он стоял там, загнанный в угол на крыше, и наблюдал, как парень, а после и ещё, словно материализовавшиеся из неоткуда двое стали наступать, а Ким — не находить себе места. Всё, что оставалось — сжимать сотовый в ладони, словно мог им отбиваться, вжимать голову в плечи и скрыть свой страх за раздражением.       Сону думал показать, что ему было так же смешно, как и им. Эта идея провалилась с треском, когда он не смог нацепить на лицо нахальную улыбку, идентичную той, что красовалась на лицах хорошо знакомых ему парней из класса Ли, вместо этого лицо исказила гримаса недовольства.       Возможно, это и был тот момент, когда у парня больше не осталось шанса вернуть всё, как было раньше.       Возможно, это было тот момент, когда он проиграл.       — А ну иди сюда. Чего это вдруг ты убегаешь, — в самом деле, отчего же? Ким театрально закатил глаза, сцепляя челюсти так сильно, что на шее выступили желваки. Сону пятился, пока не ударился спиной о бетонную стену.       — Ну вот и всё, — захохотал парень по правую руку от Су, потирая ладони друг о друга, словно готовился к чем-то.       — То, что написали в том туалете — правда? — словно его в самом деле интересовал ответ.       — А если ты включишь мозги, то как думаешь, правда это или нет? — слова сорвались с пухлых губ раньше, чем Ким успел он них пожалеть.       Чья-то рука потянулась к его голове, пальцами ухватившись за короткие волосы, царапая кожу, толкая парня лицом в пол. Сону споткнулся, удержавшись на ногах, грубым движением откинув чужую руку от своего лица. Он не хотел ещё больших проблем. Ему было достаточно.       Удар в живот сал неожиданностью. Ким лишь успел вдохнуть, прежде чем получил ещё один и ногой по колену. Он упал на второе, хватаясь за бок.       — Шавка дерзит, смотрю.       — Приходи, когда сможешь принять правду и отличить её о дерзости, — Сону сам заводил себя в могилу. Ким отчётливо понимал это, но молчать, терпеть их ядовитые высказывания и ничего не делать сил больше не было.       — Что? Совсем всё с деньгами плохо? Приглашаешь меня на второе свидание ещё за две тысячи? — парень самодовольно смеялся, впиваясь пальцами в челюсть Кима, поднимая его голову так, чтобы юноша глядел ему прямо в глаза. — Я вот что скажу тебе: ты красивый, конечно, — словно Сону должен был растаять от этих слов, как девчонка на концерте. — Но не порти имидж школы. Отдаваться прямо тут, в государственном заведении, как так можно? — его голос сквозил злобой и сарказмом, он плевался желчью, думал, что это смешно (его друзья, видимо, не умнее его самого, находили это смешным), а Сону было противно. — Но у этой школы есть такие ученики, как мы, — удар кулаком пришёлся прямо в челюсть. Ким сглотнул скопившуюся кровь. — Мы выбьем из тебя всю дурь. Потому что мы правильные. Для тебя же лучше!       Сону не помнил, в какой момент его повалили на бок. Не вспомнит, как парни стали бить ногами, как круглые носки кроссовок и острые носки лаковых туфель (так неподходящих к школьной форме) били по лицу, шее, оставляли синяки и открытые раны. Смех парней звенел внутри кимовых ушей, их слова адской трелью отдавались в голове, а нахальные выражения их лиц он вряд ли сможет когда-нибудь забыть.       Ким почти не чувствовал боли. Он ощутит её позже, когда та ядом расползётся по телу, не давая возможности сосредоточиться на чём-либо, кроме неё. Сону осознает всё потом. Пройдёт время, возможно больше, чем думалось самому парню, он будет лежать и думать обо всём, пока не станет тошно, и только тогда осознание в полную силу ударит по голове.       Но сейчас нескончаемые удары не были болезненными. Сону глядел на железные двери и почти буквально чувствовал, насколько большим было расстояние до них. Глядел на выход и не думал ни о чём и обо всём одновременно, пока чужая обувь оставляла на его теле видимые следы. Ким глядел и на Ли. Хисын стоял в дверях. Стоял, смотрел и ничего не делал.       И Сону вряд ли сможет винить его.       В конце концов, на его месте он сделал бы то же самое.

* * *

      — Мы должны обратиться к учителю Юну, — предложение Яна заскрипело в воздухе. Чонвон проговорил это так, словно было лучшим из всех возможных решений. Быть может, и было. Но Сону согласен не был.       Он округлил глаза, прежде чем строго выпалил:       — Нет.       — Почему нет? Я уверен, он поможет. Юн-сонсэнниму можно доверять.       Ким невесело засмеялся, пальцами касаясь ярко-синего пластыря с детскими рисунками (Ян выбрал первые попавшиеся! Он не специально!) над бровью.       — И что он сделает, Чонвон? — Ян прикусил губу, собираясь что-то сказать, но Сону не дал, продолжив говорить: — Передаст этот случай дальше? Поговорит со всеми учениками? Проведёт им воспитательную лекцию? — его голос холодил кожу недовольством, и Чонвон сжался, затаив дыхание. — Я не знаю, почему это началось. Было бы славно, если знал, но не имею и малейшего понятия. Расскажу об этом кому-то выше — назовут стукачом и истеричкой, я уверен в это на все «сто». И тогда порядок вещей изменится. Всё станет только хуже, я тебе гарантирую, — несмотря на то, насколько аргументированно звучали слова Кима, Ян не мог заставить себя поверить. Но он не на его месте и не сможет принять за Кима решение, которое считал верным. Сону опустил на Чонвона взгляд, а парень не мог прочитать эмоций, исказившие черты его лица. — Я разберусь с этим сам. Это лучшее решение… как будто есть какое-то ещё, — и вновь невесёлый смех, пускающий дрожь по чонвоновому телу. — Впрочем, это не имеет значения. Не справлюсь сам, смогу потерпеть — не в первый и, кажется, не в последний раз.       — А если всё так и продолжится? — Чонвон сам не заметил, как перебил Кима, но остановиться уже не мог, сминая ткань школьных штанов на коленях: — Если они будут продолжать делать с тобой это, — юноша обвёл пальцем фигуру юноши, непроизвольно скривив губы, — что будешь делать?       Чонвон решения не находил. От этого что-то неопрятно сосало под ложечкой. Тревога пустила свои толстые корни в чонвонову грудь.       — Не знаю, — Ким говорил правду. — Но я разберусь. В крайнем случае, зная, что меня ждёт, буду хорошо прятаться — это уж точно в моих силах, — Чонвон всё никак не мог отделаться от чувства, что парень старался успокоить этими словами не сколько самого себя, сколько его самого. Казалось, Ян переживал больше, чем должен был. Впрочем, так оно и было. Но это не имело никакого значения. По крайней мере, для самого Чонвона.       Он не нашёл, что ответить. Кажется, промычал что-то в ответ, похлопал парня по плечу и утонул в круговороте мыслей, не находя в них утешения. Яну всё казалось, что он должен был что-то сделать. Казалось, должен был что-то предпринять, но в то же время что-то разумное внутри головы так и твердило, что он вряд ли чем мог помочь. Чонвон вряд ли избавится от привычки думать, что должен был вмешиваться туда, куда говорили ему не соваться. И всё же в то раз он решил послушаться.       Он доверился Киму, когда тот сказал, что сможет справиться с этим. Убедил себя, что у того был план, и Яну нужно лишь наблюдать, а в случае чего — найти силы, чтобы вмешаться. Он заставил себя поверить Сону, потому что в тот момент думал, что это правильно. И в конце концов, Ян стал тем, кто будет наблюдать.       Они просидели в тишине просторной пустой библиотеки (видимо, студенты были слишком воодушевлены сегодняшними новостями, что совсем забыли о учёбе) ещё какое-то время. Сону всё думал о своём. Чонвон желал дать ему время. Было более чем очевидно, что их занятие не состоится. Ян предпочёл не корить себя. И всё же оставлять парня одного после всего этого казалось… неправильным. Чонвон в самом деле убедил себя в этом, когда вдруг подорвался с места, взглянув на часы.       На самом деле Ян лишь подумал, что сейчас было хорошее время, чтобы покинуть школьное здание так, чтобы не наткнуться на тех, ко мог быть заинтересован в «знакомстве» с Ким Сону поближе. Чонвон ничего не смог с собой поделать. Он сгрёб купленные медикаменты и бинты в открытый рюкзак, схватил юношу за пораненную руку, пару раз извинившись, когда парень стал шипеть о колющей боли, и уверенным шагом направился к выходу, всё глядя на бегущие по кругу стрелки часов.       Чонвон не стал ничего объяснять, ведя их вниз по улице, по до чего знакомому Киму маршруту. Не стал объяснять, пока Сону не спросил его прямо.       — Скажи, что мне не кажется, мир не сошёл с ума и вместо учёбы мы не идём в интернет кафе? — они остановились прямо напротив вывески «Хэ и Бён» и сомнений больше не осталось. Ян кивнул, скрывая лицо за длинной чёрной чёлкой. Он обещал себе не жалеть о принятом решении. Но если Ким продолжит над ним подшучивать, они в самом деле развернут свои учебники прямо среди тех чёртовых компьютеров и начнут заниматься корейским, потому что в знаниях Сону всё ещё была не просветная дыра, которую Ян собирался забить званиями (и неважно, что на самом деле об этом думал сам Ким). — За какие такие заслуги, боюсь спросить? — юноша скривил задумчивое выражение лица, а Чонвон всё думал, как не шлепнуть его по нему же. — Если скажешь, что тебе меня жаль, я не побоюсь последствий и смачно пропишу тебе по лицу, — и пусть Ян точно знал, что парень вряд ли это сделает, он интенсивно замотал головой, хотя причина была именно в этом.       Пришлось выдать то, что первым появилось в голове:       — Если будешь постоянно только и делать, что зубрить, то далеко мы вряд ли так уйдём, — и Чонвон, и сам Сону знали, что парень не зубрил ночи на пролёт, в отличие от Яна. И всё же юноша задумчиво стал кивать, словно верил. — В конце концов… Я и без всего этого думал, что нам стоит сделать перерыв в один день, — Чонвон врал и краснел, но это не имело значения. Сону сделал вид, что поверил. Ян замахал руками в воздухе, словно отгонял навязчивые мысли, а после, толкая Кима в спину, завёл их в интернет кафе, стараясь не думать о том, что девушка-администратор, должно быть, могла вспомнить его.       В тот день Ян окончательно распрощался со своими карманными деньгами на этот месяц. Но в то же время Чонвон не жалел.       Чонвон оплатил два компьютера на четыре часа, в который раз убеждаясь, что это игровое кафе — не что иное, как сдирание со школьников денег. Так или иначе, когда они сели за места почти что в самом конце зала (казалось, тут же и сидел парень, когда Ян за шкирку вытолкал его отсюда, уговаривая заниматься с ним), Чонвон не думал о многом. Юноша постарался заглушить вдруг подавшую голос ответственность за учёбу — он не сможет забыть о ней совсем (не до тех пор, пока ни сдаст сунын), но, по крайней мере, смог убедить себя, что уделит этому внимание позже.       Ян сосредоточиться не мог. Отчего-то Ким выбрал сетевую игру, а Ян всё никак не мог вникнуть, что должен был сделать. Его реакция была медленной, сколько бы парень, сидящий рядом, не раздавал команды, Чонвон их игнорировал, потому что не успевал — всегда находился кто-то быстрее и проворнее его самого. Хотя, справедливости ради, любой не новичок будет быстрее и проворнее Ян Чонвона.       Но Чонвон старался. Кусал губу до крови, неосознанно приближался так близко к экрану, что до него оставалась пара сантиметров, и старался понять всё, что говорил ему Ким, пусть и казалось, что тот говорил совершенно на другом, незнакомом парню языке. А потом закончился ещё одна игра, и Чонвон точно не скажет, какая та была по счёту. Ян терял счёт времени, теперь хорошо понимая, как школьники могли проводить в интернет-кафе дни и ночи на пролёт.       — И это лучший ученик, — звучало вовсе не злорадно, скорее, сочувствующе, словно именно это было чонвоновой проблемой. Ким откинулся на стуле, заведя руки за голову, и гортанно смеялся, и только видя это, Ян мог сказать, что парню было лучше. Чонвон подавил улыбку, убеждая (хотя бы себя), что так бы сделал каждый. — Наверное, я никогда до этого не проигрывал столько раундов.       — Не вини меня, что я не умею заниматься таким, — в свою защиту бросил Ян, клацая на клавиши стрелок, чтобы продвинуться вперёд. — В конце концов, это мой первый раз, — тише добавил он, удерживая себя, чтобы позорно не опустить головы.       Управляться одновременно с клавиатурой и мышкой, Чонвон признает, было сложнее решения всё ещё плохо дающихся ему математических задач. Сону же давалось всё с лёгкостью, он стучал по клавиатуре, клацал мышкой с такой скоростью, что Яну оставалось наблюдать с упавшей на стол челюстью.       В чём-то Ким был лучше его самого. Чонвону не нужно проговаривать это в слух, чтобы понять.       А потом Сону поднялся с места, раскручивая кисти, сцепленные в замок, прохрустев затёкшей шеей, разминая плечи. Ян бросил на него не многозначительный взгляд и продолжил жать на кнопки подсвечиваемой клавиатуры, хаотично двигая персонажем и дёргая мышкой. Нет, Чонвон точно не был создан для этого!       Парень не сразу понял, как Сону оказался за его спиной, как тот наклонился над его ухом, снимая цветные наушники на шею. Ким стал говорить, а Чонвон, наверное, забыл, что должен был дышать:       — Вместо стрелок используй эти клавиши, — он указал на ряд стёртых кнопок на клавиатуре, чтобы после осторожно разместить чонвоновы пальцы на клавишах «W», «A», «S», «D», — тогда тебе не придётся останавливаться, чтобы взять мышку, — положив вторую руку на игровую мышку, Ким накрыл чонвоновы своими.       Он стал играть, надавливая на пальцы Яна, водил его рукой, прижимался спиной к спинке стула и щекотал дыханием чонвонов затылок. Юноше ничего не оставалось, кроме как уставиться на большой экран и наблюдать, как Сону одерживает за него победу.       — Вот так, — он отстранился, скребя затылок короткими ногтями. — Ещё пару часов практики, и у тебя получится.       Чонвон бездумно кивнул, пробубнив что-то на подобие «спасибо», а парень сказал, что ему нужно отлучиться. Казалось, Ян в самом деле чувствовал, как жар поднимался вверх по шее, к самим щекам, как дрожал собственный кадык и трепетали ресницы. Он тяжело дышал, словно задыхался, и не знал, отчего. Чонвону потребовалось какое-то время, чтобы перестать слышать в ушах эхо колотившегося набатом сердца. Он приступил к игре так, как рассказал ему Сону, и пришлось признать, что способ парня был куда лучше того, как пытался играть раньше парень.       Ян не заметил, как Ким вернулся с двумя холодными бутылками воды, до тех пор, пока парень не приложил одну из них к пылающей чонвоновой шее. Он дёрнулся, сбрасывая наушники, а на лице Сону грозилось появиться ещё пару отметин.       Если парень продолжит подкрадываться так, со спины, ничем хорошим это не закончится. По крайней мере, для самого Чонвона.       — Ты горишь, — залепетал парень, а Чонвон уставился на него выпученными глазами. — Наверное, стоит всё же предложить владельцам поставить тут парочку кондиционеров, — он замотылял бутылкой перед чонвоновм лицом, пока парень не принял её, с хрустом раскрутив крышку и делая большие глотки. А Ким слабо засмеялся, вернувшись на своё место.       Они вышли из интернет-кафе в половину девятого, громко — громче, чем следовало, — обсуждая последний выигранный раунд. Ян гордился собой, пусть его вклад был ничтожным (сколько не просите, Чонвон не признает). Он сказал, что проводит Сону домой. Прикрылся, что делает так всегда, — ведь Хисына он сопровождал домой! — хотя на деле опасался, что кто-то из тех, кто не побоялся побить Кима в школе, не побоится сделать это в одном из переулков (словно появись эти парни перед ними на самом деле, Чонвон смог бы дать им отпор). Сону отказывался. Чонвон не слушал.       Шагали по полупустой аллее, Ян подцеплял кроссовком лежащие на дороге опавшие листья, хватаясь двумя руками за рюкзак, и не мог найти себе место. Они о чём-то говорили. Чонвон вряд ли вспомнит, о чём, но будет помнить, насколько спокойным был сам Ким. Возможно, Чонвону следовало бы поучиться у него скрывать истинные эмоции за маской, в которой нуждались окружающие — и Ян научится, но куда позже. Вероятно, стоило и перенять его привычку не выпаливать всё, что приходило на ум, и тщательно обдумывать то, что собирался сказать. Когда-нибудь Чонвон научится.       Сону вёл их больше получаса. Ян оглядывался по сторонам — то ли из-за того, что боялся кого-то встретить, то ли просто потому, что район, в который они вошли с десять минут назад, особого доверия не внушал. Многоквартирные дома растянулись вдоль всей улицы, тянясь на несколько этажей вверх к небу. Какие-то казались заброшенными, словно подготовленными под снос и перестройку, какие-то — более-менее живыми (если судить по горящему в окнах свету). Они шагали мимо них, и Ян впервые не задавал вопросов. А потом вышли к улочке небольших (старых по большей части) частных домов, и шли ещё какое-то время вниз, пока Ким не остановился у железной, в некоторых местах, где грязно-зелёная краска облупилась, кажется, ещё давно, поржавевшей калитке. Ян не стал всматриваться в табличку — запомнил лишь номер дома, двенадцатый, не в силах разглядеть потёртые буквы адреса Ким Сону.       Ян постарался держать в голове обратный путь, лишь бы не заблудиться, когда придёт время возвращаться домой, как Сону заговорил:       — Мы пришли, — он указал на калитку и скрывавшийся за ней частный дом, а Ян проглотил свою неловкость.       — Угу, — замычал Чонвон, не находясь с ответом.       Казалось, он должен был попрощаться и уйти, но парень стоял как вкопанный, не находил себе места и не знал, что сказать. Чонвон убедил себя, что он сделал сегодня всё, что было в его силах, чтобы не переживать о том, что завтра Ким не явится в школу из-за причин куда худших издевательств. Беспокойство липкостью ощущалось на коже. И тем не менее Ким Сону был тем, кто попрощался первым, похлопал юношу по полечу, поблагодарив за всё. А Ян, лишь поджимая губы, говорил, что был рад провести с ним это день.       Когда юноша распахнул скрипящую калитку, Чонвон сделал шаг назад, а потом заскрипел и чей-то голос с территории:       — Думал, уже не явишься домой, — Сону замер в проходе преградой для Яна, но это не помешало парню разглядеть отца Кима и его нескрываемый недовольный вид.       Чонвон поклонился, лепеча:       — Здравствуйте, господин Ким, — и нацепил самую дружелюбную улыбку, на которую был способен, чтобы в коне концов мужчина не обратил на него никакого внимания. Чонвон проглотил недовольство и пождал губы в тонкую полоску.       Мужчина рокочуще фальшиво засмеялся, а у Яна мурашки пошли по всему телу.       — А тут ты возвращаешься такой красивый, — он потёр бутылку пива, которую раньше Чонвон не заметил. Ким сцепил челюсти, громко клацнув зубами друг о друга. — Да ещё и с парнем, — мужчина лишь ненароком бросил на парня свой брезгливый, Чонвон уверен, взгляд туманных глаз, чтобы после вновь обратится к Сону: — Пригласи его внутрь, или хочешь, чтобы твой друг подумал, что мы плохие хозяева.       — Чонвон уже уходит, — ни сам Ким, ни его отец не старались скрыть прожигающего кожу отвращения, глядя друг на друга. Наверное, на то были причины, спрашивать о которых Чонвон вряд ли имел права.       Отец парня дёрнулся вперёд, делая шаг по небольшим ступенькам, раскидывая выставленные в идеальный ряд уличные тапочки, не обращая на них никакого внимания. Чонвон мялся на месте, не зная, как поступить. Прикусывал язык, теребил лямку рюкзака и глядел на Сону, словно тот мог дать ему ответ, что он должен был сделать. Но Ким не сводил сверлящего взгляда с отца, пока тот делал шаткие маленькие шаги в их сторону. Чонвону думалось: если в самом деле можно было бы глазами прожигать вещи, то вместо господина Кима перед ними лежала бы кучка пепла и тлеющих костей. Так глядел на отца Сону и такой же взгляд получал в ответ.       — Почему, пусть останется, — протянул он, и не стоило упоминания, что тон, которым говорил мужчина, Яну не нравился.       — У него ещё есть дела, — выплюнул Ким, сжимая кулаки.       Ян не знал, куда всё это могло их завести. Поэтому решил подыграть.       Он высунулся из-за спины Сону, нацепил услужливую улыбку на лицо и с театральной печалью в голосе заговорил:       — Простите, господин Ким, но мене правда нужно идти. Матушка будет волноваться, — Ян поскрёб пальцами по переносице, борясь с желанием прикрыть глаза и взвыть от переполняющей его сознание паники. Чонвон боялся, но не знал чего. Чувство, которому он вряд ли сможет дать название, обвивало вокруг его тела свои щупальца, почти мешая ясно мыслить. — Но я обязательно загляну к вам в следующий раз, — Сону округлил глаза, а его отец довольно замычал, кивая и растягивая губы то ли в улыбке, то ли в усмешке. — До свидания!       И Ян низко поклонился, осторожно сжал плечо Кима, пролепетав «встретимся завтра в школе», словно это было обещанием (скорее, чонвоново и, скорее, самому себе), и, развернувшись на пятках, гнал вверх по улице, не сразу осознав, когда перешёл на бег.       Отца Сону приятным человеком назвать было сложно. Чонвон бы и не стал. А тот даже не желал притвориться хорошим. Не желал изменить первого впечатления. Чонвон помнил, как Сону сказал, что его отец будет рад увидеть парня в таком виде, но будет огорчён, что это не его работа. Тогда Ян не поверил. Теперь это казалось правдой. Ему оставалось лишь надеяться, что слова Кима были приукрашены, что тот говорил так лишь из-за натянутых отношений с родителями. Хотя на деле он никогда не узнает, как обстояли дела на самом деле: Ким не будет говорить, Ян побоится спрашивать. Парень будет говорить, что он в порядке, а Ян не сможет настоять. Поэтому он убедил себя, что всё, что ему оставалось, — вернуться домой, потому что он вряд ли смог бы вмешаться.       Тем вечером Чонвон отправил сообщение, на которое Сону так не ответил.