be(d)st friends

«Я был тихим и терпел, но это вовсе не зачало,

что мне нечего было сказать», — Ян Чонвон

#23

      Утром в середине июля Сону пригласил Яна на свои съёмки. Чонвон точно не понимал, что скрывалось за всем этим, не соглашался раньше, но прошлой ночью, прячась в ванной после тяжёлого дня, вдруг с неожиданностью для себя принял предложение Кима. Всё сводилось к тому, что Ян не хотел много думать.       Он сидел рядом с Юнджин на одном из многих утренних совещаний, — Чонвон так и не понял, зачем было проводить их каждый день — не слушал главу отдела Чона и, прикрываясь записной книжкой, просматривал ленту, рыская взглядом по трендовым новостям, где-то на подсознательном уровне боясь отыскать там очередной скандал о Сону, и кратким комментариям по обсуждаемой теме. Чонвон считал, что ему повезло, что топ горячих статей возглавлял какой-то скандал на одной из фабрик и что гнев и негодование обсуждающих не были направленны на и без того узкий круг его общения. Так или иначе, он лишь мельком взглянул на статью, а после поспешил её закрыть, пока в строке уведомлений ни появилось краткое сообщение, так словно и кричащее: «Оторвись от своих дел, Чонвон-и». И Ян в самом деле оторвался. Бросил недочитанной новость, которую читал, и осторожно нажал на сообщение, кусая внутреннюю сторону щеки, пока Вону продолжал что-то говорить. лис-хён: «Чонвон!» «Ян Чонвон». «Чонвон-иии». «Свободен в обед?»       Чонвон не знал, был ли он удивлён сообщениям Пака или нет. Чему он точно не был удивлён, так это форме, в которой писал Сонхун, — словно они были хорошими друзьями, словно они общались так всегда. Ян лишь шумно выдохнул, прежде чем собрался с мыслями и напечатал ответ.

Вы:

«И тебе привет, Сонхун».

лис-хён: «?»

Вы:

«Свободен, свободен».

«Что-то случилось?»

      Ян наблюдал за тем, как строка «печатает» внизу экрана то появлялась, то вновь спешила испариться, заставляя гадать, не подбирал ли Пак слова, печатая краткий ответ. лис-хён: «Поедим вместе? Я угощаю».       Чонвон сделал всё, чтобы не чувствовать резкого удивления, словно сонхуново предложение выходило за рамки. Оно не выходило. Не было ничего страшного в том, что двое коллег пообедают вместе. Чонвон прикусил язык и постарался убедить себя в этом.

Вы:

«Тогда встретимся в час».

      Вону обратился к Чонвону как раз в тот момент, когда он с лёгким клацаньем выключил экран сотового и поднял голову. Он смотрел на него несколько секунд, вертя в руках шариковую ручку, пока ни развернулся вокруг своей оси, вновь обращаясь к материалу, изложенному на интерактивной доске. Чон пытался сказать, что в этом квартале они поработали до нельзя отвратительно — парень утверждал, что стоило ему получить аналитику из других отделов, пришлось выпить успокоительного (шлось про таблетки или про спиртное — неясно) и созвать утреннее совещание с таким угрюмым видом, на который он только мог быть способен. Но Чонвон не слушал. И в самом деле полагал, что вряд ли, кроме Дживон, то и дело поправляющей свои очки и ёрзающей на стуле, кто-то ещё увлечённо слушал главу отдела, распинающегося про планы на следующий квартал и то, как все они должны были постараться.       Чонвон наблюдал, как Бомгю-хён, впервые с момента его перевода — прошёл месяц! Месяц, как Ян торчал в отделе бульварной прессы и не знал, что он вообще здесь делал! — появившись в офисе, отбивался от тоненьких ручек Вонён, как вытягивал указательный палец и просил слушать сонбэнима, а не лезть к нему, и как старался не реагировать на высокие завывания девушки, всё говорящей, что когда закончится совещание, она последует за ним — Чонвон не знал, было ли им в самом деле, о чём говорить, или такое поведение было лишь глупостью Чан и чертой её характера. На самом деле, Ян наблюдал за ними не потому, что было интересно увидеть воочию то, о чём рассказывала Хо. Чонвон уговаривал себя, что не прятался, давя на раны на коленях, сдирая только образовавшуюся корочку, когда на самом деле делал всё возможное, чтобы игнорировать Чонсона. Ян знал, что тот то и дело глядел на него. Яну казалось, словно тот знал больше, чем должен. И всё же Чонвон вовсе не был спокоен. Ни вчера, когда Пак вновь оказался в их квартире. Ни тем более сегодня. Чонсоново присутствие напоминало о Нишимуре, а это, в свою очередь, — о том, почему он цеплял маску за маской, лишь бы скрыть ту трещину (казалось, вполне реальную) так грубо оставленную на его сознании ночью.       Однако, когда Чон объявил, что совещание окончено и они могут приступать к своей работе (опять же, Чонвон не слушал, чтобы знать, чем должен был заняться), Ян поспешил запихнуть все тревожащие сознание мысли словно в дальний ящик его подсознания и вернуться на своё рабочее место, чтобы после остаток дня провести к Чонсону спиной и не возвращаться к ядовитым догадкам. Ян проигнорировал вопрос (быть может, это было предложение, Чонвон не знает) Хо, осторожно встал и вышел из зала совещаний в первых рядах, судорожно шумно вдыхая, прижимая записную книжку к груди.       Казалось, игнорировать тревожность, вонзившую свои длинные когти в место под чонвоновым затылком, возможным больше не представлялось. Чонвону казалось, что ещё немного и его маска треснет, а за ней — изуродованное лицо его истинного «Я». Чонвону казалось, что пройдёт ещё немного времени, и он больше не сможет ни притворяться, ни убеждать себя, — хотя бы себя! — что всё нормально. Нормальным всё происходившее в последние месяцы точно не являлось. Но у Яна не было сил, чтобы с этим бороться, но были мозги, чтобы это понять.       Казалось, ещё немного — и Чонвон сорвётся.       В самом деле, он точно не знал, что будет, если (когда) это в самом деле случится. Не знал, будет ли это к лучшему. Ровно как в той же степени не был уверен, будет ли хоть кому-то до этого дела. Раньше Чонвон хорошо притворялся. Теперь больше не думал, что сможет продолжить.       Как преминули несколько часов, Чонвон не заметил. Он лишь делал вид, что что-то увлеченно искал в интернете, по правде, лишь бездумно перелистывая поисковую страницу за страницей, вовсе не обращая внимание на содержимое, как Юнджин, перекинув цепочку маленькой сумочки через плечо, упёрла руку в спинку чонвонового стула, наклонилась к нему и спросила, не собирается ли он уходить на обед. Чонвон помотал головой, не сразу сообразив, а как девушка ушла — огляделся вокруг, вдруг обнаружив себя в той ситуации, от которой бежал всё утро. Они остались с Чонсоном один на один; отдел опустел, разбежавшись кто куда, а они остались сидеть на своих местах. И если раньше такое вряд ли бы стало взывать к чонвоновому страху, то сейчас именно это происходило. Тревога Яна лишь усилилась, казалось, стала вполне осязаемым существом, что стояло рядом и выжидало момента, когда Пак, уставившись на него, поднялся со своего места, вот-вот собираясь раскрыть рот, чтобы заговорить с ним. На самом деле, в чонсоновом взгляде не было того отвращения, гнева и блеска пошлости — всё это рисовало лишь чонвоново восприятие и истерзанное сознание. И всё же Ян пообещал, что не будет возвращаться к этому моменту позже в своих воспоминаниях (не стоило уточнения, что этим он не убедил даже самого себя).       Чонвон не был тем, кто сбегал от проблем. Больше не был. Или, по крайне мере, он так считал. Но сегодня он позволил себе сделать это: собрать свои вещи, подхватить со стула тканевый шоппер и, набирая сонхунов номер, проскользнул в распахнутые двери из отдела в коридор раньше, чем Чонсон оказался достаточно близко.       Чонвоново сердце отстукивало мелодию его страха где-то у горла, пока ноги несли вниз по лестнице к полупрозрачным турникетам у выхода из офисного здания, а в голове эхом отдавались гудки приложенного к уху телефона. Ян не знал, чего на самом деле боялся больше: того, что Чонсон всё знал и хотел насмехнуться поговорить об этом, или того, что парень строил догадки и собирался обо всём расспросить и не важно, насколько некорректно это было. На самом деле догадки здесь строил только сам Чонвон, но это не имело значения.       Ян убедил себя, что было совсем неважно, о чём думает Пак. Ян убедил себя, что сможет с этим справиться, как справлялся всегда.       Сонхун ответил не сразу. Кажется, Чонвону пришлось набрать номер парня ещё трижды, прежде чем наконец получить долгожданное «алло» в трубке, а после услышать: «Потерял счёт времени, но уже лечу на выход. Встретимся на улице у входа». Ян протяжно выдохнул, а как вновь послышались короткие гудки, остановился у какого-то арт-объекта рядом со зданием и, казалось, делал всё, что было в его силах, лишь бы не глядеть на открывающиеся и закрывающиеся двери и радостно выскакивающих на улицу работников, чтобы не высматривать в каждом из них худощавого Пак Сонхуна, который всё никак не возьмёт за привычку выходить вовремя на назначенные им же встречи. Чонвон глядел на металлическую конструкцию арт-объекта и раньше не понимал, о чём думал автор, разместив изогнутый лист отполированного железа, походивший на толстую нить, затянутую в узел. И всё же теперь, глядя на него снова, казалось, все его чувства были этим арт-объектом — натягивались и затягивались в узел где-то внизу живота, почти что сводя его с ума и причиняя боль.       И Ян бы думал об этом и дальше, ковыряя короткими ногтями кожу на кисти, оставляя на ней красные следы и порою маленькие точечки выступающей крови, если бы не заметил приближающегося к нему запыхавшегося Сонхуна, словно с восьмого этажа он летел по лестнице, а не воспользовался лифтом — возможно, всё именно так и было. И, тем не менее, Пак улыбался, подходя ближе, и расставлял руки, словно думал, что Ян бросится к нему с объятиями, как делали девчонки на вторых свиданиях, ещё не зная, что парень с ними расстанется в конце того же вечера. Так или иначе, в этом был весь Пак Сонхун. Ему бы притоптать своё эго и посмотреть на собственное поведение с чужой стороны, но Чонвон этого не скажет, лишь по-привычному закатил глаза, не стараясь цеплять улыбку, — то ли из-за того, что боялся, что та будет до чего натянутой, то ли из-за того, что сил на это притворство больше не оставалось — а после заставил себя поднять словно налитые свинцом ноги и сделать шаг навстречу. Чонвон проигнорировал раскрытые сонхуновы объятья, а тот театрально надул губы, ударяя парня в плечо.       — Давно не виделись, Чонвон-а, — Пак протянул руку, чтобы потрепать Яна по голове (старая привычка, проявляться которой парень не даёт только рядом со строящим ему глазкам девушкам), а тот отступил на шаг назад, слабо кивая и тихо мыча что-то в ответ, низко опуская голову.       Тени под сонхуновыми глазами стали куда заметнее — это то, на что обратил внимание Ян, шагая по непривычно пустой улице многолюдного Сеула, направляясь в «до чего недооценённую забегаловку, и я там ни разу не травился» по рекомендации Пака. Вероятно, парень работал над статьёй за двоих, отбиваясь от претензий Гаыль-нуны неотразимой улыбкой и ворчал о маленькой зарплате, стоило полупрозрачным дверям её кабинета закрыться за его спиной. Чонвон вполне мог поверить в такой порядок вещей и всё же сделал мысленную пометку расспросить Пака за обедом. Яну нужно было отвлечься, и теперь сонхуново предложение больше не ощущалось простой услужливостью.       Чонвон толком не заметил, как они оказались внутри небольшого ресторанчика, и опомнился только тогда, когда они опустились за свободный небольшой столик, а нос наполнился резким ароматом специй и жареного мяса, которое, может, на самом деле и имело не столь хороший запах, но всё вызывало обильное выделение вязкой слюны в чонвоновом рту. Ян не ел со вчерашнего утра и только сейчас, казалось, понял, насколько был голоден — до колючей боли в животе и периодических спазмов. Пришлось шумно сглотнуть скопившуюся слюну и постараться не думать, как на самом деле этого выглядело со стороны. Пак лишь негромко усмехнулся, хлопая, а после стал потирать ладони друг о друга, как если бы задумал какую-то пакость.       В этот раз Сонхун выбрал на свой вкус. Он озвучил названия, которые не говорили Яну ровным счётом ничего и больше походили на скороговорку, заказал напитки, поинтересовавшись, будет ли что-то парень, — в конце концов, он отказался — а когда дымящиеся блюда оказались на их столе, а парень перестал проверять почту и многочисленные чаты в Какао от сотрудников компании, лишь изредка отвечая на сообщения, шумно стуча пальцами по экрану, демонстративно отложил сотовый в сторону, упёр локти в стол и, уставившись прямиком на Чонвона, начал:       — В отделе творится полный кошмар, — мотая головой, он прикрывал глаза, словно там, в офисе, его в самом деле его ждала нерешаемая проблема, что действовала ему на нервы, и Чонвон даже знал, какое было у неё имя — Ким Чэвон. — Может, ты вернёшься к нам? От этих расследований у меня голова вот такая, — он расставил руки около своей головы, шумно выдыхая. — Так и свихнусь без чей-то помощи.       Однако Сонхун не долго жалел себя, а Чонвон вовсе не был сильно удивлён от этого. Казалось, прошло всего-то мгновение, и злость с сонхунового лица растворилась сама собой, а ещё секунду назад резкие черты лица вдруг скрасила обычная, свойственная Паку ослепительная улыбка.       — Представляешь, она сказала, что возьмёт на себя часть твоей работы и будет редактировать снимки для статей, а вот откуда мы их возьмём — не сказала, — Пак закатил глаза и цокнул языком, прежде чем сделал глоток пузырящейся содовой из прозрачного стакана.       — О-о, — потянул Ян, — в это я охотно поверю, — и улыбнулся, представляя хаос, творящийся в их маленьком отделе.       — Помощницей ещё называется, — потянул Сонхун, вытягивая ноги под столом. — Только и делает, что пилит и пилит меня, как будто бы мы в отношениях, нам под сорок, у нас кризис в отношениях, у меня вот такое пузище, а на ней несколько спиногрызов, — ворчал Пак, активно жестикулируя.       Нет. В самом-то деле. Если эти двое в конце концов не сойдутся, Чонвон продаст все свои коллекционные издания, что только и делали, что пылились на полках, и отойдёт от дел, аргументируя, что его журналистская интуиция больше не та и пора бы новому поколению взяться за дело.       — Но вы не в отношениях? — чонвонов голос сквозил нотками озорства.       — Нет, нет, нет. Ты за кого меня принимаешь, — казалось, Пак старался убедить в этом больше себя, чем самого Яна, — чтобы я и роман на работе?       Чонвон пожал плечами, не упуская из виду нахальную сонхунову улыбку, что появилась на его лице всего на мгновение, и так же быстро поспешила исчезнуть, однако незамеченной всё равно не осталась. Пак постарался спрятать лицо за стаканом, прежде чем выпил остатки содовой одним глотком. Ян, негромко хмыкнув, перевернул сотовый экраном вниз, когда тот, не переставая, стал жужжать от приходивших на него сообщений.       — Кажется, такое уже было, — Пак указал на не унимающийся мобильный, вынуждая Чонвона густо покраснеть и окончательно отключить звук входящих уведомлений.       Не было сомнений, из-за кого разрывался его телефон. Не было сомнений, что после Нишимура будет зол. Но Чонвон не желал об этом думать. По крайней мере, не сейчас. Он ответит Рики позже (возможно), а сейчас постарается не закипеть от бурлящей под кожей злости.       Порой такой нишимуреной заботы, Чонвон не оценивал.       — Всё тот же парень? — заломив бровь, серьёзно (вовсе не осуждающе, как казалось Чонвону!) спросил Пак, закидывая мясной кусок в рот, тщательно пережёвывая его. Ян кратко кивнул, подхватив зелёную спаржу, наспех запихнув ту в рот, сминая пальцами ткань джинс под столом. — Он мне сразу не понравился, — цыкнул Пак, скривив губы, — ходит весь таким напыщенным индюком в своих дизайнерских одеждах, а о своём парне нормально позаботиться не может.       — Всё в порядке. Рики — парень хороший, — слова сорвались раньше, чем Чонвон успел осмыслить их. Ян точно не знал, отчего защищал Нишимуру. Точно не понимал, почему хотел, чтобы Пак не говорил плохо о парне, словно боялся, что тот как-то сможет услышать, но, казалось, Ян в самом деле чувствовал жгучую необходимость сказать это. Как будто не сделай он этого, не постарайся переубедить он Сонхуна, это сожжёт его изнутри, не оставляя ничего, кроме пепла.       Утром Чонвон убедил себя, что всё, что говорили о Нишимуре, что раньше, что сейчас, — приукрашенная ложь, завёрнутая в красивую упаковку и перевязанная красным бантиком. Теперь же Ян делал то же самое — лгал, так как правда разрывала его на части. Так как смериться с этим оказалось сложнее, чем это казалось на словах.       — Хорошие парни таких следов не оставляют.       Мгновение — и Пак схватил чонвонову кисть, чуть засучив рукав его кофты, чтобы после взглядом впиться в витиеватый сине-лиловый узор на руке, догадываясь, что стоит ему заглянуть под второй рукав, как он увидит точно такой же. Ян хватал ртом воздух, но, казалось, наполнить лёгкие им не мог. Он только и делал, что открывал и с клацаньем зубов закрывал рот, не зная, что сказать. А когда слов так и не нашлось, осторожно выдернул руку из сонхуновой, натягивая рукава длинной кофты к самым кончикам пальцев.       — Это не имеет значения.       — В самом деле, Чонвон-а?       Ян не знал, что сказать. Не знал, что должен был сказать. И в конце концов просто замолчал, прикусывая язык, а Сонхун продолжил:       — Только потому, что такие, как он, существуют, мне становится не по себе, — Сонхун натурально злился, сцеплял челюсти, и казалось, словно всё это задевало его за живое. — Такое часто случается?       Пака не волновало, что он лез не в своё дело. Пака не волновало, что, возможно, он не имел права спрашивать об этом. Сонхун делал так, как считал нужным, а Чонвон всё не понимал, как к этому относился.       — Я сам виноват, — разве могло это убедить хотя бы его самого?       На языке вертелось «Я заслужил».       И всё же Чонвону не давала покоя мысль, что не выведи он вчера Рики на эмоции, не начни спорить с ним и не будь он таким упрямцем, возможно, сегодня все было бы иначе, и этого разговора с Пак Сонхуном точно не было бы. Но разговор состоялся, как бы того не хотел Ян.       Однако сил поднять взгляд на Пака у Чонвона не находилось.       — Да неужели! — разразился Сонхун, краснея в щеках от кипящей под кожей злости. Чонвон вжал шею в плечи. — Никогда не смей говорить так, Чонвон-и, — Ян затаил дыхание, терзал нижнюю губу зубами и глотал появившийся в горле ком. — Это он виноват, он поднял руку. Как ты можешь говорить, что это твоя вина? — казалось, Сонхун в самом деле не понимал, почему парень говорил это, а Чонвон не собирался что-то объяснять — не потому, что не мог найти подходящих слов, а потому, что думал, что решись он что-то сказать, и шанса исправить всё больше не будет.       Чонвон не любил ссор. Чонвон не любил проблем. И сейчас в своих же глазах он был той самой проблемой, потому что не мог разобраться, что было правильным, а что — нет.       Пак Сонхун из старшей школы и Пак Сонхун сейчас, казалось, — два совершенно разных человека. Чонвон не удивлён: люди меняются, и даже сам парень больше не имел ничего общего со школьной версией себя — к лучшему то или к худшему. То, что Пак говорил сейчас, кардинально отличалось от того, что делал семнадцатилетний Хун, и Чонвон делал всё, что было в его силах, лишь бы не акцентировать на этом внимание. Не потому, что считал, что его слова не заслуживали внимания только из-за того, каким парнем был Сонхун в старшей школе, — Чонвон слушал и хотел услышать ещё, потому что дыра сомнений в его груди стала потихоньку затягиваться, обрастая плотной коркой до поры до времени — а лишь потому, что не мог… понять.       Чонвон привык оглядываться назад. Привык смотреть на людей через призму прошлого, заведомо зная, что это неправильно. И всё же Яну казалось, что Сонхуна куда больше должно было заинтересовать то, что Чонвон — приличный школьник, любимец учителей и некогда примерный староста класса — встречается с парнем, а не то, как тот с ним обращается. Однако Пак акцентировал на том, что такие отношения — билет в один конец для самого Чонвона. И, говоря «такие отношения», его гомосексуальность вовсе не подразумевал.       Чонвон не знал, откуда появились слёзы на его глазах. Не заметил, как неприятный ком поднялся к горлу, как сбилось дыхание, как стал он тянуть носом, больше не стараясь спрятать эмоции в себе. Он обнаружил себя всхлипывающим под разразившуюся сонхунову тираду и точно не знал, почему. Словно сил казаться сильным, притворяться и играть на публику больше не осталось. Ян больше не слушал, что говорил Пак, до тех пор, пока и он не замолчал, подняв голову и увидев дрожащего, словно осиновый лист на пробирающем до костей осеннем ветру Чонвона.       Ян не сразу понял, как Пак оказался на месте рядом, как обернул вокруг его тела свои руки, перед этим бросив не многозначительное «ты только не подумай лишнего». Впиваясь пальцами в играющие мышцы сонхуновой руки, Чонвон постарался заглушить скрипучий голос в своей голове, всё твердящий ему, что увидь это Нишимура, и он будет недоволен. Этот оглушительный голос всё продолжал твердить, что заметь его Рики таким, — в объятиях другого парня — как в его сторону вновь полетят гнусные ругательства. Потому что такое уже было.       Прошлым вечером Нишимура назвал Яна громким словом «потаскуха», стоило Чонсону покинуть их квартиру. Это было не впервые, но било под дых так, будто столь противное слово в его адрес сорвалось с губ парня в первый раз. Прошлым вечером Рики сказал, что выбьет из него всё желание видеться с «этим хреном Ким Сону» только потому, что Чонвон вновь встретился со старым другом. Прошлым вечером Нишимура заставил Яна поверить, что он виноват во всём. Он заставил того убедить самого себя, что ему не следовало писать про Кима. Вчера он убедил себя, что если бы не его чёртово желание докопаться до правды, обелить имя давнего друга, — потому что Ян вдруг подумал, что в этот раз сможет! — всего этого не было.       И всё же где-то глубоко в подсознании Чонвон знал: не важно, что он сделал или чего не сделал, Рики это бы не изменило. На самом деле Яну следовало бы вспомнить, что Нишимура был таким всегда: когда они только познакомились в стенах университета, когда только стали работать, когда Рики предложил съехаться. Нишимура был таким всегда — играл чонвоновыми чувствами, словно низкосортной игрушкой, прощупывал его границы, перекручивал и в конце концов раз за разом ломал.       И кажется, теперь Чонвон окончательно сломался.

* * *

      Ян вернулся в офис разбитым. Он вернулся с обеденного перерыва на час позже, не беспокоясь, что кто-то может заметить. И не знал, как он относился к тому, что к концу дня его никто не трогал: ни Юнджин, вечно кидающая взгляды на его спину, ни Чонсон, испарившийся из офиса, но всё ещё находившемся в его стенах. Чонвон сам ушёл раньше, и впервые его совесть не билась в конвульсиях от этого. Он лишь отправил на электронную почту Вону прошение о дистанционной работе до конца недели (его главный аргумент — второй готовый блог-статья о Ким Сону с хорошими фотографиями и не только его собственной ретроспективой, несмотря на то, что это в конце концов принесло свои просмотры — статья оказалась в топе просматриваемых, может, не на всех информационных площадках, но на многих), а как получил подписанный документ, собрал свои вещи и ретировался из офиса, оставив на стационарном компьютере слишком воодушевлённую записку: «Вернусь в понедельник!»       Ян не солгал. Он в самом деле отправлялся на съёмочную площадку, чётко следуя инструкциям навигатора, в конце концов пожалев, что решил добираться пешком, собираясь сделать пару эксклюзивных снимков, вовсе не зная, пригодятся ли они когда-нибудь. Так или иначе, Ян шагал к съёмочной площадке, толком не понимая, на что надеялся. Утром принял столь странное (для самого Яна и только!) предложение, потому что был зол и хотел насолить Нишимуре — как оказалось, той зияющей дыры, что он оставил той ночью, было достаточно, чтобы подумать об этом дважды, но всё равно искать встреч с давним другом — теперь он шёл к крытому павильону, потому что мысль вернуться домой и застать там парня буквально заставляла колени подкашиваться.       Чонвон не знал, остыл ли Рики. И уж тем более, не знал, что будет дальше. Возможно, не поговори он днём с Сонхуном, он бы вернулся в их квартиру и притворился, что ничего не произошло, как делал это всегда. А возможно, эта встреча вовсе не имела к этому отношения. Ян не знал, и признаться честно, его тело ломило от всех этих мыслей.       Идя многолюдными улочками, Ян почти что заставлял себя не думать. Пришлось решать математические задачки в уме (ответ был не столь важен), лишь бы не возвращаться к терзающим сознание и душу мыслям, заводя себя в тупик. Не думать обо всём этом до поры до времени казалось Чонвону лучшим решением.       Он написал на телефон Кима, когда навигатор — наконец! — показал злосчастные: «Точка назначения — двести сорок метров». Сону не ответил. Ян написал вновь, остановившись у огороженной территории, заранее спрятав свой бейдж в тканевую сумку: увидь его жеманный охранник в будочке у входа, пинками выпроводил бы его на соседнюю улицу, Ян больше чем уверен. Он переминался с ноги на ногу, остановившись в нескольких метрах от ограждения, пока не отважился набрать его номер, надеясь, что даже если парень и занят, это не помешает съёмкам. К чонвоновому удивлению, Сону ответил после третьего гудка.       — Чонвон-а! — как-то слишком радостно заголосил Ким, и Ян прикрыл глаза, пальцем нажимая на точку на лбу. — Ты уже на месте?       — Да, — кратко ответил Чонвон, почти коря себя за то, что не мог разделить веселье Кима.       — Я сейчас спущусь к тебе.       И Ким вправду сделал это: вышел к нему на улицу через несколько минут, энергично маша рукой над головой. И Чонвон не смог с собой ничего поделать, когда подумал, что так парень до чего походил на резвящегося пса, прыгающего вокруг и мотыляющего пушистым хвостом. Пришлось Яну тряхнуть пару раз головой, чтобы развидеть это. Ким бросил пару слов уже не такому грозному парню на входе, и Чонвон, по привычке, чуть кланяясь, прошёл мимо него и ограждения, оказываясь рядом с Кимом.       — Я, конечно, знал, что вкус в одежде у тебя, — парень замялся на мгновение, подбирая слова, — специфичен. Но чтобы в такую жару и с длинными рукавами. А ну признавался, что ты под ними прячешь?       И пусть, возможно, подтекста в вопросе Кима никакого не было, Ян насторожился, словно парень за секунду раскрыл его секрет, а после поспешил отшутиться:       — Ножечек. Ножечек я прячу. Чтобы ковырять тебя им незаметно со спины. Надо же мне как-то вернуться в свой отдел криминальных новостей, — Сону засмеялся, а Ян выдохнул.       — Но только не на людях-то, пожалуйста, — взвыл он, кашляя от сдерживаемого в горле смеха. А потом всё-таки не смог сдержаться и рассмеялся во весь голос, и стоило закончить, как Ким, словно ни в чём ни бывало, продолжил: — Я так рад, что ты пришёл. Наверное, мне снилось это ещё с университетских времён, как я привожу тебя сюда, и ты удивляешься моей жизни, — начал Ким, и слова его звучали признанием. И всё же почему-то краснел в щеках только Чонвон, стоило осмыслить слова друга. Ян не признается, но он надумал себе лишнего. Он поспешил списать это на нервозность, отмахнуться от этих картинок, которые перед глазами были столь яркими, что казались почти реальными, как от самых страшных монстров в мире.       — Я даже не хочу спрашивать, в каких ещё твоих снах я участвовал, — Ян поднял руки вверх, словно сдавался, когда Ким опустил свою на чонвоново плечо, шагая в сторону здания.       — Точно не хочешь знать? — Сону заломил бровь, а Чоновон энергично замахал головой из стороны в сторону, что-то бессвязно мыча. — Ну, как хочешь. А ведь мне есть что рассказать, — с лёгким хохотом парень выставил указательный палец лишь для того, чтобы ткнуть им в щёку Яна и с широкой улыбкой на лице в голос рассмеяться.       Они шли широкими коридорами, стоило войти в обдуваемое со всех сторон кондиционерами здание, и Чонвон должен был осознать, что пришло время, чтобы признать, что с прошлой их встречи Сону стал выглядеть лучше. Не то что бы изменения в самом парне были значительны, казалось, дело было как раз в том, насколько привычно выглядел Ким — стал употреблять он меньше и употреблял ли вообще, Чонвон не знал, но собирался выяснить. Его руки не тряслись, как в прошлую их встречу, глаза не были опухшими и туманными, а в белках не было того противного красного узора из лопнувших капилляров. Движения Сону были плавными, речь связной. Казалось, не было ничего, что могло бы убедить Яна в том, что парень оступился. Но это вовсе не значило, что это переубедило б общественность.       Казалось, прошло достаточно времени, чтобы аккаунты в социальных сетях забыли о нашумевшем деле, однако так же казалось, что кто-то отчаянно пытался убедить Яна в обратном. Новых новостей не появлялось — Ким Сону отчаянно прятался и не по своей воле — и всё же даже этого не нужно было, чтобы некоторые новостные агентства продолжали раскручивать личность Кима вокруг пальца, один за другим выдавая сочные слухи в массы. Чонвону казалось, что всё это было неспроста, но он собирался молчать, пока не разберётся о всём для себя, и надеяться, что это не займёт так много времени.       Ян не сразу заметил, как на самом деле многолюдно было на съёмочной площадке, куда завёл их Ким после нескольких минут пешей прогулки нескончаемыми коридорами. Всё здесь, казалось, жило в своём темпе, что куда отличался от привычного Яну. Парень наблюдал, незаметно для себя замерев на одном месте, как девушки и парни носились по помещению с аппаратурой, инвентарём и прочими вещами, дать названия которым он точно не смог бы. А потом Чонвон заметил, что они построили целый сказочный лес среди серых стен и синих вставок ткани. Цветочная поляна растянулась прямо посреди Сеула. Чонвон едва ли мог в это поверить. Мох, земля и разной величины камушки, поваленные закрученные деревья, кувшинки и яркие цветы — всё казалось настолько реальным, насколько нереальным было (пусть последние, кажется, были вовсе не из пластмассы). Всё это заставило стоять Яна с отвисшей челюстью и лишь надеяться, что он не выглядел столь глупо, как себе это представлял.       — Это… Сложно поверить, что это реально, — Чонвон не смог выразить то, что думал, но эта фраза была лучшим, на что сейчас он был способен. Да он даже не моргал, боясь, что стоит ему сделать это, и чарующая картина перед глазами растворится, погружая его в обычный тёмный мир.       Сону где-то сбоку прочистил горло, пару раз кашлянув.       — Вот именно таким ты мне и представлялся, Вон-а, — потянул Ким, но Ян, казалось, не услышал.       Он так и стоял, словно привинченный к земле, пока режиссёр, поправляя свою короткую причёску (словно столь короткие волосы вообще можно было уложить), ни закричал на всё помещение:       — А ну тащите свои задницы на прогон! И ты, Ким Сону, тоже!       Ян дёрнулся, словно на него вылили ушат воды, а Ким сипло захохотал, пожимая плечами. Сону нашёл парню стульчик, — Чонвону пришлось уговорить отчего-то развеселённого Кима не воровать стул у режиссёра с белыми большими буквами на спинке — попросил наслаждаться представлением и двинулся прямо в центр раскинувшегося леса, подхватывая с подставки клинок и вставая в центре кадра.       И Чонвон завороженно глядел, как тот разыгрывал сцену, как читал свои реплики. Наблюдал за тем, как менялось лицо Кима, как искажалось окрашивалось эмоциями, которые раньше Яну не удавалось увидеть. И пусть Чонвон не понимал ни черта из того, что происходило в кадре, он увлечённо наблюдал и ловил себя на мысли, что когда-то сделал правильное решение.       Ким Сону был актёром. Лучшим из тех, кого когда-либо знал Чонвон. И куда лучше его самого.       Насколько Ян мог судить, наблюдая за происходившим больше часа, фильм должен был рассказывать историю сбежавшей принцессы (которой в кадре-то пока что не наблюдалось) и шамана-предателя, который ненавидел королевство, выстроенное её отцом. Чонвон словил себя на мысли, что эта работа кардинально отличалась от первого проекта Кима. Если тогда Сону играл сильного, странного и напуганного мальчишку (парень смотрел фильм, но никогда не признается), то сейчас вживался в роль таинственного шамана, который точно удивил бы зрителей.       На самом деле, и он должен был это признать, его до чего удивляло то, что Ким Сону мог быть кем угодно, менять личину за личиной в кадре, чтобы после становиться вновь собой — когда-то в школе он сам сказал ему это, но ни разу до этого не видел своими глазами.       И Ян продолжил бы наблюдать за тем, как искусно парень управлял мечом, заводил тот по широкой дуге и обрушивал на актёров в чёрном, проговаривая реплику за репликой из своего длинного монолога, если бы режиссёр, до сего молча наблюдающий за всем этим, ни хлопнул бы в ладоши, крича эхом разносящееся «отлично» и следом «хватит».       — С этим хорошо, посмотрим потом на вас в костюмах, — режиссёр соскочил со своего стульчика, когда Ким положил свой не заточенный клинок на место, с которого его взял, и кратко кивнул, подхватывая кипу бумаг с пола. Чонвон вытянулся на стуле, оглядываясь вокруг. — А теперь давай мне сцену под замком, какая там страница, — за несколько широких шагов оказавшись рядом с расслабленным Кимом, он пролистал с десяток страниц сценария в его руках и указал на какой-то момент на бумаге. — Тут всё ясно? — в его тоне не было недовольства или чего-то, что ожидал бы услышать Ян. Мужчину в самом деле интересовало, хорошо ли Ким понимал своего персонажа. А Чонвон не сомневался, что Сону провёл не один вечер за изучением роли, на которую его выбрали.       Они говорили ещё несколько минут, а Ян утерял интерес слушать. Ровно до тех пор, пока режиссёр ни оказался рядом с ним. Он не сразу понял, что тот говорил, словно слышал того через толщу воды, а когда вдруг пришёл в себя, единственное, что смог сказать:       — А?       Чонвон хотел влепить себе по лицу, стоило заметить взгляд, которым мужчина глядел на него.       — Раз Ким всё равно, несмотря на все существующие правила, — режиссёр стрельнул в парня глазами, а Сону пожал плечами у мужчины за спиной, словно знал, что тот ему ничего не сделает, — привёл… друга сюда. То ты ему сейчас и поможешь.       — Я?       — Ну, да. Я же не платье прошу тебя надеть и играть за главную героиню, — Сону где-то сбоку прыснул со смеху, лепеча что-то, чего Чонвон решил не понимать. — Просто скажи пару строк по тексту, чтобы я посмотрел на нашего Кима, а потом забирай его, и чтобы до раннего утра я это лицо не видел, — он театрально скривил губы, в воздухе рисуя круги ручкой в его руках перед Сону.       Ким лишь бросил «И я вас тоже люблю, режиссёр Ан» тому в спину и протянул Яну сценарий, указывая на пару небольших строк. Когда парень спросил, всё ли понял Чонвон, он кивнул на автомате, так и не признавшись, что он не только ни черта не понял, но ещё и не слушал. И Ким потянул его в центр кадра, туда, куда на него были направлены объективы больших камер.       Чонвон чувствовал себя некомфортно. Возможно, дело было в том, что за ним наблюдали. Возможно, в том, что просили зачитать фразы девушки из фильма. Возможно, всё вместе взятое. Чонвон не знал, но заглушить нервозность не получалось.       — Начали! — воодушевлённо заголосил режиссёр через громкоговоритель, и Ян дёрнулся на месте.       Чонвон ахнул, когда вдруг Сону обернул руку вокруг его талии, прижимая к себе. Он уставился на парня широко раскрытыми глазами, не скрывая своего удивления, когда тот, понизив голос, заговорил:       — Давай сбежим, — он провёл рукой по чонвоновым волосам и стал опускаться ниже по спине, пока парень глотал ртом воздух, всё не зная, что должен был делать и как ему стоило реагировать. — В конце концов, разве тебе разрешат занять трон? Младшей из дочерей? Ваш отец не любит тебя, ты знаешь это лучше моего, — Сону опустил ладонь на лицо Яна и приблизился, а после шепотом добавил: — Читай реплики, Вон-а.       Парень часто заморгал, сглатывая ком в горле, стараясь успокоить дыхание и усмирить бешено колотившееся сердце под решёткой рёбер. А после безэмоционально зачитал реплики со сценария, что продолжал держать (мять) в руке:       — Займи трон моя сестра и ничего не поменяется, — Чонвон сделал так, как было написано — опустил руку на плечо Кима и инстинктивно вдавил пальцы, почувствовав, как хватка на его талии окрепла. Чонвон продолжил читать: — Словно не ты говорил мне это. Мы можем сбежать, скрыться в этом лесу, но что дальше? Народ продолжит голодать, солнце — спаливать нашу землю, а мы станем отшельниками, обречёнными на смерть. Этого ты хочешь?       — Я лишь желаю тебя рядом — вот чего я хочу, — в словах Сону Чонвон не слышал лжи. Он уговорил себя, что Ким хорошо играл. За это-то его и любили. — Всегда. Всегда хотел.       — А ну стоп, — заголосил режиссёр. — Всё было замечательно, но когда мы это вдруг стали импровизировать, а? — его голос звучал издёвкой. — Не то? — Сону повернулся к мужчине лицом, заломив бровь и растянув губы в обаятельной улыбке, а Чонвона всё интересовало, как долго они так будут близко стоять — хватка Кима вовсе не ослабевала. — Запамятовал, режиссёр Ан, — парень стрелял глазками в мужчину, и тот поддался.       — Давайте ещё раз. По сценарию, Сону, — он выделил фразу, театрально клацая зубами. — А потом по домам, у нас ранний подъём.       Они отыграли сцену ещё раз, Ким — вкладывая всю душу, Ян — всё так же безэмоционально. Чонвон старался не акцентировать внимания ни на том, как близко они стояли друг к другу с Сону, ни на том, что он при этом чувствовал. Не стояло упоминания, что получалось у него с трудом. И всё же Ян был рад, когда их наконец отпустили — и дело было вовсе не в руках Кима на его талии! И вовсе не в том, что он отчаянно пытался убедить себя в этом.       Ким подхватил свои вещи, наспех сложенные в спортивную сумку с длинным ремешком, а когда вновь оказался рядом, вдруг предложил:       — Идём прогуляемся?       А Чонвон не стал возражать.       И они выдвинулись в сторону парка, высаженном сотней деревьев. Там люди куда-то спешили, бежали, поправляя свои тренировочные одежды, отчаянно крутили педали, словно желали скрыться от своих «лишних» килограмм, старики держали собак на привязи, а они с Сону размеренно шли, словно специально не желали подстраиваться под тем окружающих. Чонвон рассматривал цветущие деревья, ловя себя на мысли, что такой пейзаж приелся, глядел на колыхающиеся на несильном ветру ветки, думая, что будь тот сильнее, то сломал бы эти коричневые прутья, вдруг окрасившиеся в розоватые оттенки, как сломали и его. И всё же Ян шёл молча, не подстраиваясь под шумный и вечно куда-то спешивший Сеул.       Они шли так какое-то время. Шагали прямо, куда глаза глядят, не нарушая ту комфортную для Яна тишину — на самом деле это было впервые, когда она ему нравилась. Сону плёлся рядом, подстроившись под чонвонов темп, а тот старался не коситься на него часто. Он обходил идущих на встречу людей, уступал место оседлавшим велосипеды и готовился тянуть Яна за рукав на себя в случае, если тот не заметит движущегося на него (Чонвон замечал, но это не имело значения). А потом, когда незаданные вопросы стали прожигать язык, а необходимость узнать ответ завертелась змеёй под кожей, Ким прочистил горло, прежде чем спокойно спросил:       — Чонвон-а, — Ян повернул на него голову. — Что происходит?       Чонвон затаил дыхание. Сону спрашивал так, словно точно знал, что происходит. Словно желал лишь удостовериться, всё ли так, как он думает. Но он не мог знать. Не мог знать о том, какие у них отношения с Рики. Не мог знать о их проблемах. Не мог даже догадываться, что происходило в его жизни, потому что Чонвон думал, что хорошо играл до этого. Но на самом деле его игра была хуже актёра третьесортного фильма, и он об этом догадывался. И всё же… И всё же продолжал убеждать себя, что до этого момента он хорошо всех обманывал. Когда на самом деле обманывал лишь самого себя. Он вспомнил, как дышать, только когда в голове запульсировала кровь.       — Ничего, — от лжи чонвоновы внутренности скрутило узлом. Ян помедлил, борясь с мерзким ощущением внутри себя, прежде чем продолжил: — В самом деле, ничего, — и вновь неубедительно. — Я просто, — он подбирал слова, прикусывая кончик языка, — расплачиваюсь за свои эгоцентризм и глупость.       Сону звонко клацнул зубами. Ян вгляделся в черты его лица, чтобы заметить тень исказившей их негодования и чего-то ещё, но эта эмоция так быстро слетела с лица Кима, что разобрать её Чонвон не смог.       — Ты не готов рассказывать об этом? — голос Кима сквозил теплом и заботой, а Чонвон не знал, мог ли на неё рассчитывать.       Готов ли был Чонвон рассказать обо всём? Он… не знал. Не знал, было ли это правильно, ровно как в той же степени не знал, мог ли он обрушивать свои проблемы на кого-то другого. Чонвон сомневался. И дело было не в том, что его окрестят постоянной жалкой жертвой (хотя именно этого Чонвон и опасался. Не только потому, что Нишимура раз за разом вкладывал это ему в голову), и не в том, что окрестят его лгуном — ложь! Ложь, в которую Ян заставил себя поверить! — Чонвон боялся, что его терзания бессмысленны, что его мысли — глупость, которую не нужно было высказывать. Ян Чонвон боялся, что его проблемы — надуманные на пустоте конфликты, причиной которых был он сам. Чонвон думал, что его проблемы не достойны были внимания. И до сего никто не сумел убедить его в обратном.       Ночью Нишимура словно раз за разом полосал его тело острым ножом, пока, в конце концов, на нём не осталось живого места. Утром Чонвон чувствовал дыру в своей груди, что норовила стать лишь больше. Днём Сонхун разбередил и без того кровоточащую рану. А теперь вечером Сону вновь спрашивал правду, которая сейчас была горой сомнений и, возможно, беспочвенных обвинений в голове Яна.       Чонвон в самом деле паршивый актёр.       На самом деле, Чонвон запутался.       И всё же Чонвон рассказал не сразу. Стрелка часов прокрутилась по циферблату как минимум дважды, они прошли небольшой парк вдоль и поперёк, выпили холодного кофе, нисколечки не помогающего в ту духоту на улицах Сеула (Чонвону порой казалось, что дышать он не мог не из-за погоды, а из-за той толпы людей, что окружала его, пусть он сам им был не интересен), и пока вечер не стал выигрывать у дня. И прежде чем они опустились на небольшую скамью, а Ян не начал свой рассказ, Ким делал всё, чтобы парень не закрылся в себе. Чонвон думал, что раз тот не получил ответа сразу же, он потеряет интерес или, что хуже, — станет выпытывать. Сону не делал ничего из этого. Он считал, что Ян расскажет, когда наступит подходящее время, и если не ему, так кому-то другому. Именно поэтому, плетясь за парнем, он перескакивал с тему на тему, рассказывал о своих проектах и интересовался чонвоновыми, — Ян вновь не сказал над, чем работает, но это не имело значения — вовсе не надеясь поднять сегодня больную для парня тему вновь. Но Чонвон попросил найти место, где они могли бы присесть так, чтобы не привлекать внимания, когда наконец собрался с мыслями.       Сону отвёл их вглубь парка, чтобы опуститься на одиночно стоящие деревянные скамьи.       Ян начал не сразу. Ему потребовалось какое-то время, чтобы, жуя пластиковую трубочку от своего напитка, собраться с мыслями, а после, под внимательный взгляд Кима, начать:       — Пообещай, что не будешь меня прерывать, — Ян поднял на него глаза, часто дыша. Чувство, название которому он вряд ли сейчас смог бы дать, подкралось откуда-то со спины, вызывая тошный ком в горле и липкое ощущение на коже.       — Обещаю, — Ким поднял три вытянутых пальца, словно для полноты картины.       Чонвон судорожно выдохнул, а после постарался успокоить бьющееся о рёбра сердце — это почти причиняло боль.       — Мы с Нишимурой всё ещё вместе, — отчего-то Яну казалось, что он должен был это сказать. Ким клацнул зубами, но ничего не сказал. Чонвон потупил взгляд куда-то на вымощенную тропинку, прежде чем продолжить: — Мы поссорились. Я имею в виду, ссоримся постоянно. Наверное, дней, когда этого не происходит, будет меньше, чем национальных праздников. И… кажется, именно я виноват в этом. Это имеет смысл? — Чонвон не поднял взгляд, чтобы увидеть, как Сону отрицательно машет головой, сомкнув губы в одну линию. — Рики… Он иногда срывается. Иногда мне кажется, что я совсем не знаю этого парня. Но в то же время думается мне, что я это заслужил. Потому что кажется, что я для него проблема и только изредка — счастье. Я старался это исправить. Рики не любит, когда я много говорю. Нишимура не любит слушать советов. Рики хочет знать всё, но в то же время ничего не рассказывает о себе, — Чонвон говорил медленно и тщательно подбирал слова, словно смаковал их на кончике языка, прежде чем сказать, но мысли всё равно разбегались во все стороны, оставляя Кима распутывать эту загадку самостоятельно. — Кажется, он совсем не изменился с тех пор, как я встретил его в университете. Нисколечки. Менялся я, подстраивался я, а Нишимура… он оставался таким, каким был всегда. И вчера, — он прикусил язык, чувствуя металлический вкус во рту и острые когти паники, вцепившиеся в его спину. Сомнения чувствовались грязью на коже, но Ян продолжал говорить, пока на то были силы. Чонвон знал, что больше не решится рассказать. А раз второго раза не будет, он расскажет то, что сможет. — Я разозлил его. Он… ревнивый. И правда такова, что он недолюбливает тебя. Никогда это не было иначе, — Ким шумно сглотнул и вжал пальцы в острые колени, словно только сейчас понял что-то для себя. — Рики подумал, что у меня роман на стороне. Не важно с кем. Он даже не хотел слушать, словно хоть когда-то делал это. Казалось, он принял для себя какую-то правду, и не важно, что истинной это не было. Но это моя вина: я не нашёл подходящих слов, не сделал ничего, что мог бы. Тогда я просто стоял и слушал его обвинения и не сказал ничего в свою защиту. Я… испугался. Наверное, это будет правильным словом, — плечи Яна задрожали, и Киму потребовалось всё своё самообладание, чтобы не опустить на них руки — это не то что сейчас нужно было парню, и Сону не собирался пробивать выстроенные парнем стены, не тогда, когда тот и без того разбит. — Я не думал, что он вновь сорвётся. Не подумай, это случается не часто, просто иногда я ошибаюсь, а он не любит ошибок.       Ян больше ничего не сказал. Вдохнул полной грудью, прежде чем оставить пластиковый стаканчик рядом на скамью, а потом рывком расстегнул кофту на молнии и спустил ту вниз по плечам, пока не снял полностью. Сону охнул, — не смог сдержаться — увидев сеть витиеватых узоров из синих пятен и полосок, что в некоторых местах были особо лиловыми, а где-то прихватились кровавой коркой. Сону глядел на следы точно от верёвки на запястьях Яна, прожигал взглядом следы от пальцев на чонвоновой коже, а после думал, что это только физические шрамы — то, что парень пережил на физическом уровне. А то, что отразилось на его сознании, то, что изуродовало его «Я» ещё больше, таилось глубоко под кожей; эти раны скрывались от цепкого кимового взгляда глубоко в чонвоновых костях, и Сону лишь оставалось догадываться. И эти домыслы, вихрем крутящиеся в его голове, подпитывали его гнев.       Киму потребовалось время, чтобы усмирить эмоции, — словно это вообще было возможно! — а Чонвон, в моменте почувствовав себя некомфортно, словно он вновь оказался в их с Рики спальне, поспешил сказать:       — Прости, что вывалил на тебя свои проблемы. Я не должен был.       — Почему ты продолжаешь извиняться, Вон-а? — Сону наконец заговорил, стараясь собрать свои мысли воедино. Чонвон помотал головой в отрицательном жесте и вновь припал к искусанной трубочке, лишь бы не сидеть, бездумно глядя на Кима. — Ты говоришь, что во всём твоя вина, — Ким прочистил горло, а после, наконец, протянул руку, чтобы накрыть ею чонвонову в успокаивающем жесте (Сону делал так со времён школы, потому что Ян это первым начал), всё боясь, что тот оттолкнёт его. Но Чонвон этого не сделал, а Ким продолжил: — Но… разве это в самом деле так? — он не заламывал бровь, словно то, что он говорил — правда, а Ян — дурак, который не может до неё добраться. Сону говорил так, будто хотел, чтобы Чонвон сам решил, было ли это правдой на самом деле, или его сомнения влияли на восприятие. Сону не говорил, что прав. Он желал, чтобы Ян сам дал себе ответ, каким бы тот ни был. — Люди не могут изменить друг друга. Я усвоил это правило на собственной шкуре. Но людей меняют травмы. Не те видимые, а те, что сидят глубоко под кожей и ноют. Они становятся бременем, и пока есть первоисточник, эти травмы никогда не перестанут болеть — затянутся грубым шрамом, но будут ныть в знойную погоду, а потом раскроются новой раной, в конце концов станут новой болью. Я знаю это нескончаемое колесо: когда ты стоишь на вершине, чувствуешь себя свободным, но стоит только начать падать, как преодолеть следующий подъём кажется задачей невыполнимой. Я знаю, что можно твердить, словно у тебя достаточно сил, чтобы пережить это. Но, Вон-а, ты сильный, но не для того, чтобы терпеть, — Сону шумно выдохнул, вырисовывая круги на чонвоновой ладони. — Такие… вещи не исчезают с одним разговором — второй отвратительный урок, который придётся усвоить. Душевные раны требуют внимания и терпения, времени и разговоров, пока ты готов об этом говорить. Но если причина твоих, — Сону старался подобрать нужное слово, — переживаний, — на языке так и вертелось «страданий» — останется рядом, то в конечном итоге ты потеряешь себя, и лечения больше не будет существовать, — Чонвон не знал, что думать, но внимал каждому сказанному Кимом слову, словно иначе и быть не могло. — Я не могу сказать тебе, как поступить: это решение должен принять ты сам. Но я хочу, чтобы вот здесь, — он указал на грудь парня, — ты всегда знал, что я буду рядом. Здесь и для тебя. Тебя и только. Ты спас меня однажды, Вон-а, а я всё не знал, как тебе отплатить за это. Быть рядом — всё, что я могу сейчас. И я хочу, чтобы ты знал, что ты не останешься один, какое решение ты бы ни принял.       Чонвон не сразу понял смысл всех слов, сказанных Кимом. Возможно, некоторые поймёт со временем, а другие останутся загадкой навсегда. Но сейчас это было не важно. Куда важнее было то, что Ким не оттолкнул его, дал выговориться и выслушал, а после сказал, что примет любое его решение, подразумевая, что теперь они справятся с этим вместе. Сону был прав, когда сказал, что однажды Ян спас его, пусть Чонвон считал, что тогда у него не получилось, а от того отчаянно пытался сейчас, написывая статью за статьёй про давнего друга. Сону сказал, что не смог отплатить ему тогда, и Ян вновь считал иначе. Но это было в прошлом. И теперь Чонвон, кажись, впервые за столько лет не станет на него оглядываться.

* * *

      Чонвон не собирался расставаться с Нишимурой.       Не думал об этом по дороге домой. Не думал раньше. Ни даже после слов Пака этим днём. Он лишь думал о том, что им пора поговорить. Вовсе не расстаться. Но всё получилось иначе.       Ян вернулся домой к половине одиннадцатого, до этого бродя вокруг многоэтажного здания, словно боялся войти. Он боялся, но, казалось, это не имело значения, потому что выяснить, что именно пугало парня, возможным не представлялось. Так или иначе, он на ватных ногах добрёл до нужного этажа, предпочитая лестницу лифту, — оттягивал время, не более — со звенящей головой отворил дверь, только сейчас в полной мере прочувствовав, как сильно устал. Эта истома ядом расползалась по мышцам, вызывала лёгкую (пока) головную боль и желание завалиться в постель и проснуться поздним утром, в идеале — без лишних переживаний и сожалений.       Ян ввалился внутрь нишимуреной квартиры без сил. Собственное тело сейчас казалось чужим и тяжёлым. Чонвон грезил о холодном душе и мочалке с карамельно пахнущим мылом, как будто это могло стереть отметины на его теле. Впрочем, похода в душ это не отменяло. Он прошерстел в гостиную, нырнул на кухню, а когда опрокинул стакан воды и со звоном поставил его на столешницу, в проеме появился Рики. Ян соврал, если бы сказал, что не дёрнулся, увидев его, перекрывающего ему путь. Чонвон чувствовал себя в клетке с хищником, чувствовал себя жертвой, загнанной в угол, которой, возможно, в самом деле был. По крайней, мере до тех пор, пока Рики не отошёл от прохода, продвигаясь вглубь их небольшой кухни.       Ян инстинктивно сделал пару шагов к выходу, шумно втягивая воздух, и пытался обмануть то ли себя, то ли Нишимуру, что он совсем не нервничал. Рики мог считать, что у парня не было причин нервничать, только если тот ничего не сделал, что могло бы его разозлить. Чонвон оказался убеждённым в этом ещё давно.       — Слышал от Чонсона, что ты ушёл сегодня раньше, — его голос сквозил невысказанной злобой, холодил чонвонову кожу, словно оставлял на ней мертвенный отпечаток.       «Снова Чонсон», — пронеслось внутри головы Яна. Он незаметно клацнул зубами, но больше ничего не сказал.       Чонвон не играл в молчанку, но пока Рики не сказал ничего из того, на что Ян мог бы ответить.       — Думал, это значит, что ты вернёшься ко мне пораньше, но ты пришёл только сейчас.       Ни вчера ночью, ни сегодняшним утром Нишимура не сделал ничего, что могло было заставить Яна вернуться к нему пораньше. Продолжи он так говорить, и Чонвон взорвётся новой тирадой, и тогда действительно он будет виноват в перепалке.       — Так где ты был? — и пусть Рики держал дистанцию, Чонвону было не по себе. Следы от его ударов пекло, мышцы до сих пор пускали тянущую боль от крестца вверх по позвоночнику, а в голове словно прошёлся ураган. Нишимура повторил резче, когда не получил никакого ответа: — Целый день не отвечал на мои сообщения, отклонял звонки и вернулся в итоге почти к ночи. Так куда ты пошёл после работы? — заботы не было ни в голосе парня, ни на его лице, что буквально заставляло задуматься, а был ли вообще Рики внимателен раньше или это чонвонов разум рисовал эту картинку.       Ян сжал челюсти, стараясь успокоить отбивающее неизвестный ритм сердце.       — Я собирал материалы для статьи, — Чонвон солгал. Эта мысль беспокоила его даже больше, чем то, насколько недовольным выглядел парень перед ним. Ян лишь постарался убедить себя, что в его лжи правда всё же была — по крайней мере, именно это он написал Вону днём на электронную почту.       — Не верю, — слова, как пощёчина на чонвоновом лице. Ян не знал, что сказать, потому что казалось, неважно, что он скажет, так как парень был убеждён в своей правоте — такое было вчера, было и постоянно, и только сейчас так сильно задевало самого Яна. — Чонсон сказал, ты пишешь про актёров, — Ян готов был поклясться, что в следующий раз сам обернёт руки вокруг шеи Пака.       — Именно про них, — Чонвон посчитал, что чем безучастнее в разговоре он будет казаться, тем больше шансов, что Нишимуре надоест. В самом плохом из вариантов он вновь будет спать на диване в гостиной. Но Чонвон просчитался, и его безучастность лишь подпаливала нишимурено раздражение. — Про Ким Сону, да? Куда же без него, — Рики больше не притворялся, что ничего не знал. — Встречаешься с ним, пишешь про него, а в итоге морочишь мне голову. Это отвратительно, Ян Чонвон, — собственное имя с губ парня сорвалось почти ругательством.       Чонвон не заметил, как они остановились в коридоре. Не заметил, как вдруг перестал трястись, когда негодование, смешавшись со злостью и усталостью, вдруг наполнило его вены, заставляя сердце стучать с новым ритмом. Чонвон перешёл на повышенные тона раньше, чем успел это заметить:       — Да что не так? Да, я пишу про него. Тебе это тоже Чонсон сказал? — он заломил бровь, вдавливая короткие ногти в кожу ладоней. — Сону мой друг, это так сложно принять? Почему ты продолжаешь не верить мне, словно я хоть раз тебя подводил. Подозреваешь. Желаешь полного контроля. Мне это не нравится, — и вот впервые он сказал это. То, что думал на самом деле, то, что сказать раньше он никогда не находил сил. Но вот теперь слова его повисли в воздухе; в тишине, которую буквально можно было резать ножом.       И вот снова Чонвон был тем, кто был зачинщиком ссоры. И пусть на самом деле это было не так, именно об этом думал Ян. «Не стоило мне начинать» и «Я не должен был срываться» крутились в голове адской трелью, не давая покоя.       — Я не прошу многого, Чонвон, — и снова в его словах хватающий мёртвой хваткой за горло холод. Ян поморщился, сам того не осознав. — Этот наркоман тебе не компания, только если не хочешь закончить с ним в одном гробу. Тогда, пожалуйста, ищи с ним встреч, развлекайтесь сколько влезет, — Ян закатил глаза.       — Ты хоть раз встречался с ним, чтобы так говорить? Судить лишь слухами из интернета неправильно.       — А ты? Ты встречался? — Ян догадывался, в каком контексте спрашивал парень. От того становилось только противнее.       — Не неси чепухи, — Ян поднял руки к груди, когда Рики сделал шаг в его сторону.       Чонвону не нравилось то, что они ссорились. Вновь, когда не остыли ещё с прошлого раза. Чонвону не нравилось то, чем опять могла закончиться их словесная перепалка — его нагнут и выебут до боли в самих костях, потому что Нишимура никогда не был нежен с ним в постели. Ему не нравилось, что Рики за четыре-то года их отношений всё не смог принять Сону как его друга. Чонвон не просил о многом. Но он устал и готов был это принять.       — А что? Вы ещё не пробовали трахаться? — Рики насмехался, и это чем-то липким оседало на чонвоновой коже. Ян шумно сглотнул, когда Нишимура схватил его за плечи. — Или дальше того раза не заходили, и мне стоит тебя поблагодарить? — Чонвон знал, о чём тот говорил. Знал. Но сейчас это не имело никакого отношения. Они много говорили об этом в девятнадцать. И теперь, казалось бы, Рики не должен был вспоминать того случая.       — Отпусти меня, — процедил Чонвон через плотно сомкнутые зубы.       Но Рики продолжал, всё сильнее вдавливая пальцы в кожу:       — Это же так весело и занимательно водить меня за нос! — разразился парень.       — Никто и никогда не обманывал тебя, Рики. Поверь мне хоть раз, ладно? — у Яна больше не оставалось сил на перепалки с парнем. Ему просто хотелось, чтобы это всё закончилось. Хотелось, чтобы ужас последних двух дней вдруг перестал существовать — здесь и сейчас, в идеале — в его памяти тоже. Но Нишимура не хотел слушать, словно у него всё это время была своя правда.       — Скажи мне честно, тебе это нравится, да?       — Да что с тобой не так? Ты меня не слышишь или не хочешь слышать? — Ян не заметил, как кричал парню прямо в лицо. Быть может, тогда, казалось, тот наконец вслушается.       — А с тобой, а? Я задал столько вопросов, на какой из них ты ответил? — и вновь в голосе издёвка. И вновь Чонвон не чувствовал себя в безопасности. Когда Рики так близко, когда напряжение между ними становится в самом деле осязаемой материей.       То же самое было и вчера. Отличались лишь выплюнутые в лицо слова, чонвоново молчание на них, но в общем и целом всё было точно так же. Ян думал, что дал Нишимуре достаточно времени, чтобы остыть после вчерашнего. Думал, что этого будет достаточно, чтобы они спокойно поговорили и больше не возвращались к вопросам ревности в сторону Ким Сону. Но всё пошло к чертям ровно в тот момент, когда Нишимура заговорил за Чонсона. Стало ясно: ему не нужна была правда, ведь сделать Чонвона виноватым, окрестить лгуном и подстилкой куда проще, чем принять, что его мания (а иначе Ян вряд ли мог назвать это) контроля, его прожигающая кожу ревность были болезнью, отравляющей мозг.       — Ни на один ты не ответил! Потому что ты чёртов лгун, Чонвон! — слово «лгун» опустилось жгучим клеймом на коже. Рики запустил руки в волосы, оттянул тёмные пряди у корней, прежде чем продолжил: — Лжец, которому нравится играть с чужими чувствами.       — Это ты! Ты всегда играешь! С моими чувствами, не ставя моё мнение в счёт, с чувствами других! Но тебе сложно признать, что виноват ты сам, а не я!       Чонвон понял, что тот сделал, только тогда, когда громкий шлепок донёсся его уха, а щёку обдало жгучей болью от удара. Там, где пальцы Рики коснулись его лица, остались красные следы. Ян инстинктивно накрыл пылающее место ладонью и часто заморгал, словно не мог в это поверить. Раньше Рики избавлялся от гнева с помощью секса — грубого, но Чонвон предпочитал думать, что мог подстроиться — и впервые поднял на него руку. Ему нравилось оставлять на чонвоновом теле отметины, нравилось оставлять синяки на ягодицах, вверх по спине, нравилось, когда Ян стоял перед ним на коленях — Чонвон выучил это всё и приспособился. Но ни разу до этого тот не бил его просто потому, что был зол и не мог совладать со своим гневом.       — Извини, — и только сейчас парень был искренен.       Чонвон подавился подступившей к горлу желчью.       — Я не… — парень скрёб пальцами затылок, открывая и закрывая рот, не зная, что сказать, — я не хотел.       Чонвон не поверил. Казалось, это и было тем самым логическим концом.       — Давай расстанемся.       Рики опешил. Чонвон должен был признаться, что давно не видел такого выражения лица парня, если вообще когда-либо видел. Вероятно, именно поэтому он повторил в этот раз увереннее прежнего:       — Давай расстанемся, — Ян проговорил каждое слово уверенно и чётко. Чонвон был уверен, что это правильное решение — одно из немногих, которое он принял за последнее время.       Именно так всё и должно было закончиться. Расставанием, на которое Нишимура не был согласен.       — Нет.       — Мы расстанемся, — теперь, когда держаться больше было не за что, Чонвон держался уверенно.       — Тебе следует остыть, — Рики заметался из стороны в сторону, словно в самом деле не понимал, почему вообще Чонвон заговорил за это. Но то, как Ян это говорил, было точно ушатом холодной воды на морозе. — Мы поговорим об этом, когда каждый из нас придёт в себя.       — Я не стану с тобой об этом говорить, — слова сорвались раньше, чем парень их осмыслил.       — И вот опять ты думаешь только о себе! — заголосил Нишимура, шумно глотая ртом воздух.       — Да. Теперь я в самом деле буду думать только о себе. Мы расстаёмся, Рики, хочешь ты того или нет, — Чонвону следовало бы удивиться спокойной сердитости своего голоса. Раньше он вряд ли мог позволить себе это рядом с парнем. Теперь, пока адреналин бушевал в крови, мог.       — Ты останешься здесь, а утром мы всё обсудим.       И с этими словами он покинул гостиную, а после с грохотом, таким, что им можно было напугать соседей снизу приближающимся апокалипсисом, входной двери оставил их небольшую квартиру, стены которой давили на Яна, как будто та стала ещё меньше. Однако Чонвон не собирался ни дожидаться утра, ни пьяного тела парня (а в этом-то он уверен) ни тем более утреннего разговора.       Чонвон устал и хотел свободы, и это он с охотой признал.       Он ухватился пальцами за спрятанный в глубине шкафа чемодан почти машинально. Сгрёб в него только самое нужное, не заботясь о том, что важные документы останутся на дне багажа, а его вещи — помнутся. Сейчас это не имело никакого значения. Казалось, Ян не чувствовал ничего, а в то же время боролся с ураганом чувств и эмоций, что выходили из-под его контроля. Чонвон оставил аварийные ключи от замка на столе, удалил свой отпечаток пальца с панели, стёр отслеживающее приложение с телефона, как давно о том мечтал, и в последний раз окинул взглядом комнату, говоря себе, что не станет жалеть.       Так Чонвон стал вторым, кто покинул их квартиру, и первым, кто больше туда не вернётся.       Ему не было куда идти. Не только потому, что часы показывали без двух минут двенадцать, а ещё и потому, что Ян просто не знал, к кому мог обратиться в такое время. Тревожить других своими проблемами посреди ночи Чонвон не мог себе позволить. Именно поэтому, просидев с полчаса у дороги, отказывая каждому останавливающемуся таксисту, Ян искал свободные номера в отелях, желательно как можно дальше от чужого дома. Чонвон устал и был измучен, поэтому решил, что найдёт решение с постоянным жильём, когда хорошенько отоспится.       И всё же Ян знал, что, покинув вот так квартиру Рики, всех проблем он не решит. Как минимум, в их офисе оставался Пак Чонсон — желание обернуть руки вокруг шеи парня никуда не делось, пусть Ян в самом деле знает, что никогда не сделает этого. Но, по крайней мере, твердил себе в надежде убедить, что с этого момента ему будет легче, хотя на самом деле правдой это не являлось.       Чонвон не смотрел на цену за ночь, когда доехал на такси — остановившемся так вовремя рядом — до большого отеля в другой части города. Всё, что его волновало, так это то, что сотрудникам с ресепшена придётся обслуживать его посреди ночи, а Ян ведь не хотел приносить проблем. Тем не менее он расстался с кругленькой суммой за ночь в люксовом номере — да Яну следовало бы раскрыть глаза пошире, когда он прочёсывал сайты букинга! — и оказался внутри номера, рассматривать который сил не хватило. Он завалился на мягкие подушки большой кровати — на ней, казалось самому Чонвону, могло уместиться трое — и только тогда осознание происходившего и сдерживаемые эмоции вдруг вырвались наружу, и Чонвон не стал ничего с этим делать.       Ян Чонвон не плакал. Расставание не ощущалось вырванным куском сердца, не ощущалось болью и обидой. Чонвон просто чувствовал себя… свободным, в полной мере не осознавая этого. Осознание придет позже. Куда позже. Вероятно, даже не следующим утром, если вообще появится в голове парня. Ян Чонвон не любил драматизировать и сейчас не станет. Он просто будет лежать в пустом номере отеля и постарается заснуть не ранним утром, а там будет думать над завтрашним днём.       Чонвон решил: то, что случилось сегодня, останется в прошлом, пусть и сам понимал, что это ещё не конец. Потому что когда-то Яну сказали быть сильным, сказали, что его сила не в том, чтобы терпеть. Чонвон послушался. Чонвон не жалел. Уверил себя, что не будет.       Сообщение пришло на сотовый к половине первого ночи. Ян боялся поднять светящийся в темноте экран, чтобы увидеть гневное сообщение от пьяного Нишимуры, но стоило это сделать, подхватить мобильник с подушки и вглядеться в мелкие буквы, как переживания испарились. Сону писал краткие сообщения, спрашивая, не спал ли Ян. Чонвон поспешил убедить того в обратном и глядел потом, как строка «печатает» то исчезала, то вновь появлялась, пока в конце концов не заменилась сообщением. господин-когда-нибудь-я-стану-богатым: «после нашего последнего разговора я забеспокоился». «ты в порядке?»       Чонвон проглотил чувство, дать название которому не мог.

Вы:

«Теперь в порядке».

«По крайней мере я так думаю…»

      Ян промедлил, прежде чем написать:

Вы:

«Мы расстались».

«И я съехал с его квартиры».

      Вверху экрана появился входящий вызов. Отклонять Ян не стал. Нажал на зелёную кнопку и поднёс телефон к уху.       — Ты нашёл, к кому можешь поехать посреди ночи, Вон-а? Я могу за тобой заехать, — Сону… беспокоился, точно на это была причина.       Ян шумно сглотнул, — громче, чем хотелось бы — прежде чем вяло прошептать в трубку:       — Остановился в отеле. Всё нормально, — а после добавил: — Почему до сих пор не спишь? — Чонвону думалось, что отвлечь себя разговором было хорошим решением.       — Утренние съёмки, — напомнил Сону, — уже, кажется, нет смысла ложиться. Просплю — и режиссёр снимет с меня кожу.       Чонвон хрипло засмеялся, прикрывая рот тыльной стороной ладони.       — Хочешь, чтобы я приехал?       Сону не был навязчивым. Никогда не был. Однако Ким был хорошим другом — это Чонвон понял давно. Ян на самом деле не знал, почему Ким спрашивал, и всё же, раз сон бежал от него со всех ног, а голова буквально пульсировала от никак не унимающихся в ней мыслей, он подумал, что мог бы согласиться. По крайней мере, они могли бы выпить, а Чонвон — забыться на какое-то время.       — Ты сам это предложил. А я бы не отказался от выпивки.       Чонвон не вспомнит, о чём они говорили всё следующее время, прежде чем он отправил адрес места, в котором остановился. Чонвон не вспомнит, как много заняла у Кима дорога и во сколько тот оказался у его номера. Чонвон не интересовался, как парня пропустили на ресепшене, когда тот вошёл в комнату. И Ян не узнает, что Ким потратил сумму ещё больше, чем оставил на ресепшене он сам, чтобы оказаться рядом — Сону снял номер, не беспокоясь о том, сколько денег за ночь, которую он там не проведёт, нужно будет заплатить. Потому что он обещал, что будет рядом. Потому что Ян не оттолкнул, прикрываясь глупыми отговорками. Только поэтому во втором часу ночи они открыли привезённое Кимом шампанское — может, Сону в самом деле что-то отмечал — разлили по узким бокалам на длинной ножке (кажется, Ким всё-таки пролил что-то на пол, но Ян не обратил внимания) и стали пить, пока не опьянели.       Чонвон точно не вспомнит, когда они включили музыку на телевизоре в номере, но вспомнит, какую выбрал Ким. Ян лишь надеялся, что за те деньги, с которыми ему пришлось расстаться, здесь была хорошая звукоизоляция. Сону выбрал спокойную музыку на рассвете, когда голова гудела от выпитого, — у Чонвона, не у Кима — а небо за широкими окнами стало окрашиваться в розовато-оранжевые тона, а душная ночь стала уступать не менее жаркому утру. Чонвон вряд ли сможет понять, когда протрезвеет, как они с парнем оказались друг напротив друга, как Ким закружил его медленном танце. Они покачивались из стороны в сторону, порою не попадая в ритм — словно кого-то из них это беспокоило! Рука Кима лежала на его бедре, вторая — придерживала спину, пока Ян припадал к нему всем телом, что казалось, ещё немного — и он повиснет на парне, а тот не будет против.       Они плавно вальсировали по комнате под рассветным солнцем, огибали пустые бутылки, кружились вокруг мебели, и Ян не думал о многом. Возможно, всё дело было в количестве выпитого, возможно, в чём-то другом, но Чонвон кружился и смеялся, хватался за плечи Кима и упирался в них подбородком. Чонвон был спокоен. И что бы это осознать, потребовалось какое-то время. И если бы не та истома, охватывающая каждую клеточку его тела, вероятно, парень, испугавшись, что делает что-то не так, оттолкнул бы Кима и продолжил пить. Но усталость брала своё. И Чонвон не вспомнит, как тело его обмякло в чужих руках, а Сану постарается никогда не забыть.       Ян разлепил точно налитые свинцом веки в половину третьего. Голова гудела, за глазами что-то неприятно кололо, а солнечный свет, так упорно пробирающийся через задёрнутые занавески, был врагом номер один. Чонвон надавил на глаза в попытке ослабить боль за ними, заведомо зная, что это не поможет. Ему хотелось настучать прошлому себе по голове как минимум потому, что, даже зная о непереносимости алкоголя, он налегал на него, точно на живительную воду, и не беспокоился о следующем дне. Как результат — сегодня он будет мучиться от головных болей до самого вечера и будет чудом, если следующим утром проснётся без неё. Тем не менее пришлось перерыть весь свой чемодан, чтобы отыскать несколько пластинок обезболивающего и надеяться, что этого будет достаточно.       Чонвон проверил телефон, чтобы, к собственному счастью, не отыскать там злобных сообщений. Проверил и рабочий чат, чтобы узнать, что Чонсон явился на работу в паршивом виде и ушёл сразу же, стоило Вону отлучиться на конференцию. Ян принял решение, что его это нисколечки не интересовало, а после кинул мобильный на подушки, подальше от себя, и обратил внимание на смятый лист на тумбочке рядом с кроватью. Он поднял его, чтобы увидеть прайс-лист, но глаза округлились, когда наткнулись на рукописный текст. Неровные буквы, очевидно, выведенные ручкой наспех, плясали из ряда в ряд, от того пришлось приложить усилие, чтобы разобрать некоторые слова:       «Твоё выселение в шесть вечера. Я закончу пораньше, чтобы забрать тебя из отеля. Не ищи квартиру. Моя слишком большая, чтобы жить одному, а если ты сомневаешься, позвони мне, и я всё тебе объясню.       P.S: Если не возьму трубку сразу, перезвоню через пару минут. Ты дождись, хорошо?       P.P.S: В любом случае, позвони мне, как увидишь. Буду ждать.

Ким Сону».

      Чонвон знал, что позвони он, и Сону будет настаивать, а он в конце концов согласится. Только после того, как скажет ему уверенное «квартплату делим на пополам», а Сону примет его условие. Только после того, как убедится, что не будет создавать проблем, и только после того, как Ким повторит «ты мне не помешаешь» с дюжину раз. Тогда Ян примет его предложение, считая, что так будет лучше для него самого, его работы и Ким Сону в том числе.       Они стали жить вместе восемнадцатого июля.