Сердце в кукольном теле

Забота о ближнем — это добродетель. Но, согревая чужое сердце, не забывай о своём, иначе, когда то, второе, уйдёт, ты не заметишь, как сама покрылась инеем с головы до пят.

[the lost tale — brunuhville]       Ты брела по снегу среди бесконечных гор. Прежде, когда ты глядела на них издалека, казалось, будто они касаются вершинами самого неба, распарывают его, точно брюхо громадного зверя. Может быть и снег-то это всего лишь кровь израненных туч…       Но теперь ты уверилась, что это не так. Даже горам, таким высоким, таким могучим, было далеко до неба. Ты поправила капюшон, выдохнула облачко пара и подняла глаза вверх. Солнце ответило тебе светлым взглядом.       В горах зимой было тихо. Не шелохнётся птичье крыло, не вынырнет из-за угла олень, не дрогнет лист ольхи… Только орлы, расправив крылья, парили где-то в лазурной вышине. В небе удивительно чистом для зимнего дня в горах. Ты опустила голову и посмотрела теперь вперёд.       Позади лежал Северный полюс, впереди же, за лесом, за еловым бором, за сотней километров пути лежал твой дом. Столица родной страны. Тебе казалось, что ты уже видела золотые купола храмов Снежной, маячившие на горизонте… И остановилась, скованная этой мыслью.       Хотя принятое решение вело тебя вперёд, ты не могла сделать и шага дальше. Замерла, рассматривая мир, лежащий перед тобой, как на ладони, и не смела сдвинуться с места.       Ноги твои погрузились в снег. Мелкие белые крупинки опускались в ворс тяжёлого шерстяного плаща, пристёгнутого к твоим плечам пряжами в виде волчьих голов. Ветер трепал тебя за плечи, стремясь уронить, но ты лишь крепче прижимала к себе походный кулёк с отстатками провианта. — Сделала выбор — иди. Не мучай себя сомнениями о том, что осталось позади.       Голос, раздавшийся из-за спины, был тебе знаком. Тем не менее, ты вздрогнула: в тишине гор он звучал неуместно. Голос этот был нездешний. Он говорил с отзвуком бури Северного полюса. — Учитель, — улыбнулась ты, прикрывая глаза, — я знала, что Вы захотите попрощаться ещё разок. — Ах, я стал так предсказуем на старости лет, — гортанно засмеялся голос позади. Шагов не было слышно. Не оставалось и следов на снегу. Всё потому, что учителя твоего здесь не было: было только его духовное тело — белый, почти прозрачный сокол. Ты почувствовала лишь слабый холодок, когда птица приземлилась на твоё плечо. — Чего ты боишься, т/и? — сокол взглянул на тебя большими жёлтыми глазами. — Я не знаю… — ты покачала головой. — Я не уверена, что готова, учитель. — И ты говоришь об этом после того, как неделю переправлялась через горы? — сокол вновь рассмеялся. Ты вздохнула, опуская глаза. — Северный полюс не даёт ответов, да? — пробурчала ты. — Северный полюс даёт единение души и тела, — отозвался сокол, — и время на раздумья.       Ты медленно кивнула. Ты знала это правило лучше всех. Знала с тех времён, когда впервые ступила на землю, которую на твоей родине звали местом одичалым и заброшенным. Ты пришла к Северному полюсу, но пришла как к храму, как к святыне, надеясь, веря, что неизведанный мир поможет тебе обрести себя.       И вскоре ты узнала его. Мир снега. Мир тишины. Мир буйного ветра и единения разума.       На Северном полюсе самым диким зверем всегда был снег. Ни волк, ни белый медведь не могли сравниться с ним по силе и свирепости. Даже восточные ветра уступали страшным северным ураганам.       Когда на Северном полюсе поднималась буря за стенами безопасных хижин оказывались только глупцы и откровенные неудачники. Остальные с замиранием сердца ждали, пока тоскливый вой ветра стихнет, а снег уляжется, утихомирит свой буйный нрав, сменит гнев на милость.       Северный полюс учил смирению перед силой природы. Северный полюс учил терпению и умению находить в эпицентре шторма свой покой. Северный полюс учил искать себя в отголосках бури.       Многие люди терялись там. Кто погибал в высоченных снежных сугробах, кто растворялся во вьюге навечно, кто проваливался под лёд и испускал там последний вздох. Кто-то, прячась за стенами севера от проблем внешнего мира, оставался заточённым в них навеки.       Редко кто искал в Северном полюсе ласки и понимания. Туда бежали. Бежали от южной разрухи, от жестокости столицы, от дикости запада. Туда бежали от фатуи, от настоящих себя, от теней, сгущавшихся над Снежной. Северный полюс был пристанищем людей, потерявших свой дух. Свой нрав. Свою твёрдость.       Люди верили, что холодный Северный полюс может вернуть им храбрость и закалит. В Северном полюсе искали как убежища, так и помощи. Люди молили вьюгу послать им смелость и волю, решимость и упрямство. Люди молили вьюгу, кричали в холодную безразличную высь, но так и не получали ответа.       Северный полюс никогда не давал ответов. Те, кто просил помощи у бурана и белого волка, совершали ошибку. Северный полюс не давал ответов… Он помогал искать их внутри собственного сердца.       Северный полюс не любил тех, кто молил о спасении. Северный полюс любил тех, кто старался понять себя. Кто просил ответов не у вьюги и ветра, а у своей души. Таким людям Северный полюс давал покой в снежном буране; время, чтобы измученное сердце могло залечить раны; иней, чтобы после оно стало крепче.       Северный полюс заботился о своих людях, откуда бы они ни прибыли. Позаботился он и о тебе, послав тебе мудрого наставника, свое собственное дитя. — Я сбежала из дома, оставив брату только проклятую записку, — тихо сказала ты. — Как считаете… Он меня ненавидит?       Сокол помолчал. Ты знала, что учитель задумался. Сейчас он найдёт такие слова, которые не будут лживыми, не успокоят тебя, но направят к себе, дадут ключ к разгадке собственных чувств. Ты подавила улыбку, взглянув на призрачную птицу. — Когда птенец вылетает из гнезда, его братья сердятся на него? — спросил сокол, поразмыслив немного. — Не должны бы, — признала ты. — Но могут. — А улетевший птенец в ответе за то, что улетел тогда, когда пришло его время, или за то, что они на него сердятся? — сверкнул глазами сокол.       Ты усмехнулась. Отвечать не было необходимости. Ты всё поняла. И учитель по твоим глазам, знакомым сколько лет, догадался, что ты нашла ответ. Ноги твои наконец отклеились от земли. — Нет смысла проклинать себя за то, за что я не в ответе. Как очевидно, учитель, — ты крепче закуталась в плащ. — Глазу смотрящего всё очевидно, — ответил сокол.       Склон уходил вниз. Ты чувствовала, как стремительно ослабевает присутствие учителя. Холодок становился едва ощутимым, а фигура птицы медленно таяла, становясь всё более прозрачной и незаметной на фоне гор. Тоска осторожно уколола твоё сердце, как было, когда ты прощалась с деревней, в которой провела долгих три года. Тоска по людям, которые приняли тебя и подарили дом, в котором ты нуждалась. — Мне будет не хватать Вас на юге, — призналась ты. — У тебя уже давно есть ответы на все вопросы и умения, чтобы преодолеть всякую беду, — невозмутимо ответил сокол. — Я научил тебя всему, что знал, а чему учить не хотел, ты научилась сама. Не так ли? — Так ведь управление снами — самое интересное, — захихикала ты.       Сокол покачал головой с укором, но его усмешка была слишком явной, и от этого веселья горечь твоя ослабла. Впрочем, может быть, дело было в слезах, которые ты сдерживала всю дорогу и наконец пролила.       Приближалась ровная земля. Северный полюс остался так далеко, что единственным напоминанием о нём стал тёплый меховой плащ, подаренный учителем. Сокол стал едва видимым, и лишь его жёлтые глаза оставались гореть так же ярко, как прежде.       У подножия горы ты остановилась. Прощаясь с тем, что миновала. Здороваясь с прошлым, которое готовилось стать твоим будущим. Ты молчала. Молчал и сокол. — Спасибо, что стали моим учителем, Виктор, — произнесла ты.       Ветви впереди шуршали, зовя тебя в пути. Ты вдыхала горный воздух, вспоминала ветра Северного полюса. Короткий миг последнего прощанья дался тебе тяжело, но ты не жалела, что полюбила дикий мир вьюги. Не жалела ты и о знакомстве с учителем, и о своём побеге…       Быть может, всё в жизни направляет нас правдами и неправдами к тому месту, где мы должны оказаться. Быть может, игра стоит свеч. Ты чуть улыбнулась предстоящему расставанию, ощущая, как оно дышит тебе в затылок робкой прохладой, ожидая, пока ты ступишь вперёд.       И слабая боль в твоём сердце, боль от прощания, была частью этого пути. — Спасибо и тебе, лиса, — ответил сокол.       Вы обменялись взглядами тёплыми, мягкими, исполненными затаённой печали, которая не смела омрачить момент вашего прощания. Ты вспоминала медитации на крыше во вьюжную ночь, хождение по тонкому льду, баланс на тонкой ветви. Он вспоминал, как ты впервые заявилась к нему в дом, замёрзшая до костей и потерянная, ищущая силы в огне и мече. Он видел тебя теперь — спокойную, умиротворённую, подобную ласковому пламени. — Да хранит Вас созвездие Очага, — прошептала ты.       Руки, омытые мудростью. Ясный ум. Душа, нашедшая истинный облик. Сердце, оставленное тьмой. Ты коснулась рукой изумрудного камня на груди и ощутила спокойствие. Да, пути расходились… И всё же во Вселенной звёзд и лунного света они однажды неизбежно встретятся вновь. — Да укажет тебе путь Полярная звезда, — отозвался сокол. — Береги себя, лиса. — И Вы. Не забывайте принимать лекарство от ломоты, — хмыкнула ты. — Негодница! — возмутился сокол. — Совсем страх потеряла без палки над головой?       Ты улыбнулась. Глаза сокола весело блеснули. А потом ты пошла вперёд, переступая границу между двумя полюсами, между миром войны и миром покоя. Сокол исчез, оставив после себя лишь клочок тумана.       Ты не оборачивалась, не молила о возвращении прошлого. Взгляд твой, полный острого внимания, устремился вперёд. Ноги несли тебя на родину. Силы переполняли всё тело. Слёзы, страхи, боль и горе… Всё осталось где-то там, в горах, в крыльях исчезнувшего сокола. — Я не забуду, чему Вы меня научили, — прошептала ты лесной чаще. — Я не забуду истинной силы.       В ближайшей деревне ты пересела на лошадь. Набив седельные сумки припасами, водрузив усталые ноги в стремена и устало вздохнув, ты отправилась дальше, сквозь чащу, сквозь тёмные ветви, клонившиеся к тебе подобно когтям, и заросли кустарников, угрожающе вздымавшиеся по бокам от тропы.       Лес был тихим и мрачным. Жизнь в нем под снежным покровом как-то замедлилась, затаилась. И всё же тебе нравилось ощущать её присутствие после бездыханной тоски гор. Тихо, но где-то сорока смахнула крылом снег. Тихо, но где-то проскочил стремительный заяц-беляк. Тихо, но ветерок перебирает заснеженные листья.       Лошадь тебе досталась спокойная. Юная девушка, передававшая тебе поводья, назвала её Лавандой и пояснила, что это из-за её влияния на сородичей. Когда эта удивительная кобыла заходила в стойло, все стихали, замолкали и засыпали.       Ты тоже ощущала на её спине особенное умиротворение. Поступь Лаванды была мягкой и степенной. Она не дёргалась, не реагировала на животных и шёпот листьев. Только белые ушки слегка подёргивались в ответ на говор леса. Лаванда была удивительной масти, почти белой, но шкурка её отливала нежным розовым оттенком. А глаза у кобылы были голубые, как летнее небо, что среди лошадей было большой редкостью.       Ты искренне считала, что выкупила её почти задаром. Она стоила серьёзно больше мешка с морой. Ты взъерошила мягкую белую гриву, и Лаванда склонила уши назад, к тебе. — Ну, красивая, — ты наклонилась к её уху, — домой, да?       И Лаванда послушалась мягкого толчка в бока. Она понеслась по тропе, сквозь лес, вырываясь из оков деревьев и зарослей. Она неслась призраком, духом, наваждением. Она была снежной иллюзией, а ты на её спине — точно простая тень. Ты нагнулась к её шее, сжала поводья, притиснулась ближе, позволяя ветру вцепиться в волосы, содрать с головы капюшон, пронзить щёки своими острыми клыками. До самых костей тебя вдруг пробрало восторгом…       Где-то впереди виднелась тьма. Дорога назад была закрыта. Прошлое покрылось бураном. А ты мчалась вперёд — за край юности, за край беспечности, туда, где все началось. И тебе больше не было страшно.       Лес закончился. Вы вынырнули на равнину. Ты уже проезжала здесь три года назад, сбегая от себя, от собственной слабости. Ты проезжала здесь на другом коне — вороном, строптивом, коне, который так и норовил тебя сбросить.       Снег вздымался из-под копыт Лаванды, казалось, к самому небу. Тебе больше не было страшно, не было больно. Не было больше пустоты, сосущей под ложечкой. Не было сомнения и растерянности. Лаванда неслась вперёд лёгкой ланью. Она чувствовала то же, что и ты. Она ощущала силу твоего сердца, и её собственное подхватывало его ритм. Там не было её дома. Она не знала этих мест.       И всё же она удивительно тонко ощущала каждую твою мысль.       Её грива развевалась, сплетаясь с твоими волосами, белоснежный хвост нёсся по ветру, совсем как твой плащ. Звенели поводья. Скрипело седло. Ты не слышала ничего, кроме грохота крови в ушах.       Домой.       Ты возвращалась домой.       Ты совсем уже позабыла, каково это — быть рядом со своей семьей. Забыла запах маминого борща. Забыла ворчание отца. Смех Тевкра. Насмешки Тартальи. Ты забыла, но теперь всё это возвращалось к тебе с родными местами. А Лаванда словно сама знала, куда бежать дальше. Она направляла твой оживший дух, мчалась белым призраком, наваждением сквозь тьму твоих мыслей. Лаванда была дарованием мира.       И всё… Всё вокруг было дарованием мира!..       Ещё совсем недавно ты стояла на пороге прошлого, боясь постучаться в родную дверь. Теперь же ты возвращалась на свою родину, не зная страха и сомненья. В место, которое казалось чужим там, на склоне горы. В место, которое всё ещё было твоим домом.       Тебя уже не волновало, что скажет Тарталья. Ты возвращалась не к нему. Ты возвращалась не к своей семье. Ты возвращалась в прежнюю Снежную, чтобы понять, изменилась ли ты сама.       Ты возвращалась к прошлой себе, чтобы увидеть свое старое отражение.       Всё проносилось мимо, сливаясь в одно единственное снежно-белое пятно. Ты не видела ни деревьев, ни небес, ни даже Лаванду. Мир для тебя померк. Словно и впрямь дух нёс тебя обратно, повинуясь воле небес…       Путь был неблизкий. Ещё неделю вы с Лавандой мчались сквозь леса и равнины, которые приобретали всё более знакомые очертания. Вы миновали с десяток деревень, и все они, казалось, за три года не изменились и на брёвнышко. Ты останавливалась на тех же постоялых дворах, что и тогда. На этот раз ты всматривалась в убранство, улыбалась людям и некоторые из них даже узнавали тебя. Особенно обрадовалась твоему появлению старушка Наталья, приютившая тебя январской метелью. Она по-прежнему была слепа… И всё же сказала полушёпотом, взяв твою руку в свою морщинистую: «Голубушка… Ах, как ты выросла, маленькая… Как выросла… Сколько ж лет-то прошло?».       И что-то необъяснимо расцвело в твоём сердце. Быть может, ты исполнилась надежды, что твои перемены примут в старом мире. Дальше ты ехала подняв голову выше прежнего.       Дни были холодные, ночи — того хуже. Ехать оставалось немного. Надобность в карте исчезла позади, когда ты подъехала к деревне Морепесок. Ты постояла на границе немного, рассматривая силуэт матери, развешивающей вещи на верёвке во дворе. Подбежавшие к ней маленькие фигуры Тевкра и Тони. Тихо улыбнулась.       И всё с той же тихой улыбкой ты развернула Лаванду к столице. Может быть, позже ты пошлёшь им письмо. Может быть, приедешь в следующий раз вместе с Аяксом. Но сейчас твой путь лежал в самое сердце Снежной. Неутомимая Лаванда помчалась дальше. Тёмный сосновый бор встретил вас мраком и слабым запахом смолы. А следом за ним… Следом лежал лиственный лес, примыкавший к столице.       В берёзовую чащу, укрытую снегом, вы въехали лёгкой трусцой. Тебя вдруг переполнило радостное волнение ребёнка, готовившегося увидеть величественный город с его ярмарками, храмами, увенчанными золотыми куполами, и замком самой Царицы.       Дело оставалось за малым — пересечь рощу. Лаванда перешла на шаг, позволяя тебе проникнуться, насладиться лесом, который ты знала с юности. Она шла медленно, раздувая ноздри, шевеля ушами… Познавая этот мир вместе с тобой. Ты знала этот лес с тех пор, как впервые приехала в столицу в шестнадцать. Ты помнила, как бродила по этим тропам, заполняла дневники на ветвях могучих деревьев и купалась в речке жаркими летними вечерами…       Столица звала тебя, и ты с улыбкой шла на её зов. Ветви берёзы ласково потрепали тебя по голове, приветствуя, приглашая. Лаванда чуть ускорила шаг, ощущая твоё возбуждение.       Но в ответственный момент, в момент осознания твоего положения, в момент, когда ты уже совсем было приготовилась ступить в свою новую старую жизнь, встретить брата, обьясниться с семьёй, поведать о своём странствии… Над лесом пронёсся жалобный вой. [run boy run — woodkid]       Ты резко дёрнула за поводья. Лаванда вздрогнула, привстала на дыбы. Ты, опомнившись, обхватила руками её шею, успокаивая, и одновременно прислушалась к лесу. Визг повторился вновь. — Охотники… — прошипела ты, чувствуя, как твоё сердце наполняется злобой. Решение было принято мгновенно. — Похоже, со столицей придётся повременить… Но!       И Лаванда помчалась сквозь рощу навтречу отзвуку звериной боли. Ты стиснула поводья, прижалась к её спине, молясь успеть раньше, чем несчастное животное лишат жизни зазря. Ты не замечала плакучих ветвей берёз, чудом не хлеставших тебя по лицу; не ощущала и снега, летящего прямо в глаза. В голове твоей пульсировала мысль, разжигая пламенью всё тело: только бы успеть.       Всё внутри сгорало, изнемогало от страха. В ушах так и звенел вопль зверя — отчаянный, болезненный, полный дарованного природой стремления к жизни. Кем бы ты была, брось ты животное на произвол судьбы?       Ты всегда ненавидела охотников. Можно понять приверженность к мясу и его питательным веществам; порой можно оправдать и добычу шкур за неимением лучшей алтьернативы. Но никак, никак в твоей голове не укладывалась мысль, что кому-то может нравиться убивать животных — а проклятые охотники искали именно удовольствия в погоне за жертвой, в натравливании собак на нее…       Ты никогда не понимала пристрастия к убийству. В чём азарт, в чём удовольствие отнимать чью-то жизнь? Каков высший замысел человека, ищущего наслаждения в убийстве чьего-то ребёнка?       Ты не могла понять, как не могла и простить столь бесцеремонного, бесчеловечного, безнравственного отношения к жизни, к крови, к судьбе. И ты знала: если человек столь жесток к другим, щадить его не стоит. «Милосердие это хорошо, — подумала ты мимоходом, вынимая из-за спины лук и накладывая стрелу на тетиву, — но тот, кто проявляет доброту ко всем и не умеет быть жёстким, однажды проснётся с перерезанным горлом.»       Ты не знала, что тебя ждет на поляне, которая уже виднелась из-за зарослей, но готовилась стрелять без раздумий. Тело повиновалось тебе, точно зная: животному нужна твоя помощь. Так часто бывало — оно словно само бросалось на выручку, не давая тебе и подумать. «Быть может, вам стоило дать мне гидро Глаз Бога, — подумала ты насмешливо. — Мудрый человек не должен быть таким импульсивным.»       Сжимая бёдра, чтобы не упасть, ты выпрямилась и оттянула тетиву. Подняла локоть. Выдохнула. Дробь копыт. Оглушительный стук сердца. Конец рощи. Быстрый взгляд.       Ты увидела всё точно в замедленной съемке. Посреди поляны замерла лисица. Красивая. Скорее даже необыкновенная. Шёрстка тёмная, как ночь, а на вытянутой морде — золотые глаза, как две звезды. Шкурка вся переливается серебряным. Загривок вздыбила и зубы оскалила… А за её спиной — крохотный лисёнок, которого совсем уже не стало видно под материнским хвостом. Лисица закрыла его собой от десятка охотников, окруживших их со всех сторон.       Коршуны. Стервятники. Все они были на лошадях, дорогих чистокровных скакунах, которых продавали в столице. Такие лошади не отличались выносливостью, зато были вполне способны обогнать молнию. Кружили по поляне и собаки — великолепные породистые фурии.       Это были люди отличного достатка, носившие шевроны Фатуи. Ты совершенно ясно понимала, что будет, если ты вмешаешься в удовольствия таких людей. Но они… Они так гадостно, так громко смеялись… Их хохот разносился над всем тихим лесом. Их собаки, приспособленные убивать, скалились и рычали, изувеченные своими хозяевами.       А среди всего этого безумия, среди насмешки над чужой болью, мать пыталась спасти свое дитя. Животное, которое всего лишь желало выжить. Несчастное создание, которое эти мерзкие чудовища посчитали достойным кандидатом для самого страшного шоу — издевательства над чьим-то страданием.       Ты не думала ни секунды. Не размышляла о том, что будет потом. Не задавалась вопросом, как справишься с целой толпой. Ты вытянулась — и, стрела, обвитая лозами, сорвалась с тетивы.       Стремительный свист. Мужчины шарахнулись в стороны, и стрела скользнула аккурат между их носами, чуть только их не задев. Она не пыталась задеть ни лица, ни лошади…       Она вонзилась прямо перед лисой. И в тот же миг из наконечника хлынула зелень — могучие ежевичные заросли, покрытые колючками. Изумрудная стена воздвиглась на защиту лисицы, накрыла её тёмным куполом, который было не прострелить. Ошарашенные охотники отхлынули от ежевики, а ты стремительно влетела в их круг и остановила Лаванду, взметнув тучу снега. — Пошли вон отсюда, — прошипела ты, — жестокие ублюдки!       Исполненная ненависти к ним, ты не смотрела ни на шевроны, ни на оружие. Тяжёлое дыхание клочьями вырывалось из груди. Сердце, утомлённое бешеной погоней за временем, тяжело гудело в груди. — А ну брысь, наглая девица! — рявкнул один из воинов, спрыгивая с лошади. — Как смеешь ты… — Нет, как смеете вы! — перебила ты, выпрыгивая из седла. — Убивать ради потехи! Отнимать жизнь, чтобы посмеяться! Да как вас таких земля носит!       Мужчины зашлись смехом. Ты стиснула зубы, сжала изогнутый лук покрепче, отступила поближе к ежевичным зарослям. Ты знала, что лисица запаникует, оказавшись в ловушке, и быстро наслала сонную пыль, чтобы она ненадолго задремала. — Девочка, не смеши. Охота существует дольше, чем любой из нас, — отсмеявшись, заметил мужчина, стоявший перед тобой.       Он был одет с иголочки, в тёплое серое пальто с меховым капюшоном. Волосы его были взлохмачены, на лице выступили капельки пота. — Легко оправдать безумство традицией, — холодно отозвалась ты. — Менее безумным оно от этого не станет. — Довольно! — гаркнул другой мужчина, приземлившись в снег. — Пошла прочь!       Он наставил на тебя ружьё, снял его с предохранителя. Ты успела заметить, что светлые волосы его чудом остались прилизанными во время погони — столько средства для укладки было на них нанесено. Впрочем, причёска не могла спасти его глаз от тьмы. Почти прозрачные, они клубились холодным мраком, выдававшим его жестокость, его бездушность, его… Его истинный облик. Дьявол.       Тёмное дуло, наставленное на твой лоб, на секунду заставило тебя пожалеть об отсутствии запасного плана на подобный случай. Лаванда за твоей спиной нервно зафырчала, но ты не повернулась. Плечи твои неожиданно ослабли. Ты изогнула бровь, опустила лук, глядя на охотника с осуждением.       Пришло время импровизации. — Позволь узнать, ты меня застрелить собрался? — поинтересовалась ты. — Если не уйдёшь в дороги, я и не такое с тобой сделаю, деточка, — зло ответил мужчина. — Я тебя, стерву, научу хорошим манерам! Ты у меня по струнке ходить будешь, узнаешь, что такое перечить мужчине и… — Подожди! Подожди! — ты подняла руки вверх. — Кто-нибудь, запишите, чтобы я могла передать Тарталье дословно!       По рядам охотников к твоему удовольствию мгновенно прошла сумятица. Казалось, даже лошади затанцевали на месте, услышав имя Одиннадцатого Предвестника. Ты оскалилась. — Причем здесь Чайльд?.. — ослабевшим голосом поинтересовался первый охотник. Ты ухмыльнулась. — Сюрприз, — развела руками ты. — Он мой брат.       В тот же миг, раскрутившись на месте, ты подняла тучу пыли. Скакуны, породистые, быстрые, но такие тревожные, мгновенно подскочили на дыбы. Твои руки воздвиглись к небу, поднимая из-под земли крепкие лозы. Сама природа, сам мир пришёл тебе на помощь: растения окружили тебя и принялись расшвыривать противников. Ты гарцевала внутри кольца из лиан. Они повиновались тебе, связывали врагов на твоё усмотрение, отталкивали прочь тех, кого ещё недостаточно напугал титул твоего брата.       Гнев распирал тебя изнутри, но гнев этот был праведным. Ты повиновалась его ритму. Была быстрой, стремительной, смертоносной. Ты повиновалась его ритму, и плети твои разили без жалости, без милосердия, лишённые его так же, как и охотники. В первые мгновения исчезли из твоего поля зрения двое охотников. Ещё трое сбежали с появлением лиан. Несколько пытались прорвать оборону, но теперь, вырванные из сёдел, повисли в воздухе, подвешенные за руки, ноги или туловище.       Лошади, испугавшись твоего волшебства, поспешили исчезнуть с истеричными воплями, и одна Лаванда, хоть прижала уши, осталась стоять рядом с тобой, защищённая танцем лиан. Вокруг носились, заливаясь истошным лаем, собаки. Они рычали, скалились, но не смели приблизиться к тебе.       И всё же жестокие люди не прощают вмешательства в зло. Ты не заметила, как пропал второй охотник. Не заметила, как он зашёл тебе за спину. Ты услышала лишь ржание Лаванды, подскочила, обернулась…       Ружьё осталось лежать на земле, но опытный охотник имел при себе арбалет. И прежде, чем ты успела сообразить, что происходит, стрела вонзилась тебе в ногу. Ты вскрикнула, и лианы мгновенно вышли из-под контроля. Они вытянулись в последний раз и пожухли, обмякли, легли на землю, не в силах вынести морозов Снежной без твоей магии. Ты зашипела, попыталась выпрямиться, но ногу пронзило болью.       Лаванда встревоженно заржала, топнула копытом. Охотник усмехнулся, двинулся к тебе опустив арбалет. Остальные начали подниматься — разъярённые, оскорблённые, униженные. Им было уже не до того, чья ты сестра.       Впрочем, закопай они тебя где-нибудь в снегу, вряд ли твоё тело нашли бы. Никто кроме них не знал, что ты вернулась.       Но ты не намерена была так просто сдаваться. Упрямо взявшись за лук, ты призвала все свои силы. Лианы обвили древко от зеленоватого оперения стрелы. Охотники приближались. Приподнялась на задние ноги Лаванда. Ноги стали неметь, руки пронзало болью. «Без боя не дамся,» — быстро подумала ты.       Пальцы твои уже готовы были отпустить стрелу. Охотники направили на тебя ружья, ножи, арбалеты и злые взгляды. Ты знала, что убить тебя после такого им будет мало, но в таком случае предпочла бы просто умереть. Мир замер, тревожно ожидая развязки. Твоё тяжёлое дыхание разрывало лёгкие. Ты готовилась вступить в последний бой.       И в следующий миг холодный приказ пустил трещины по инею: — Прекратить. [you win or you die — ramin djawadi]       Твои слабеющие болезненные руки вместе с луком невольно опустились к земле. Прицелы арбалетов и ружей слетели с тебя. В наступившей тишине раздавались лишь его шаги. Подошвы длинных сапог скрипели, ступая по снегу.       У него были волосы цвета звездного неба, прикрытые огромной круглой шляпой, и сапфировые глаза. В его походке, в его плавных движениях ощущалась его хищная натура. Под чёрной шерстяной накидкой виднелась эмблема гроз. Ты, совершенно ошарашенная, всмотрелась в его черты и неожиданно обнаружила их знакомыми. Ты не сумела вымолвить и слова. Стоило ему ступить на поляну, как воздух затрещал от напряжения. Ты поняла: все эти люди не уважали его. Они боялись. Боялись так, что их колени при его виде начинали дрожать.       Ты, признаться, и сама занервничала. Его поступь была ровной и уверенной. Тебе казалось, ему ничего не стоит пройти мимо и отсечь тебе голову лёгким движением руки, пока ты рассеянно сидишь, не в силах подняться на ноги.       Было в нём что-то пугающее. Дикое. Злое. Но было и что-то ещё, чего ты не могла так легко угадать.       Пока он медленно приближался своим крадущимся шагом, ты боялась даже вдохнуть. Наконечник стрелы уткнулся в снег. Мужчины вокруг тебя спешно выпрямились, расправили плечи, пытаясь впечатлить своего господина, но по одному его презрительному взгляду ты поняла: напрасно. Он смотрел на них, как смотрят на муравьёв или тараканов. С отвращением. С неприязнью. Желая раздавить. Они же не ведая о его мыслях, таких очевидных в тёмных глазах, всё силились понравиться ему. Однако же ни ровная осанка, ни дорогие одежды, не могли привлечь его взгляда… В отличие от пленницы.       Он остановился перед тобой, глядя сверху вниз. Пренебрежительно. Как на насекомое. Ты стояла перед ним на коленях и не могла найти в себе воли подняться. Лук бессмысленно лёг в снег следом за стрелой. Всё тело оцепенело, никак не могло пошевелиться и к тому же переполнилось болью. Ужасно саднило ногу.       Но дело было не в страхе. Ты думала. Думала, где могла видеть его, откуда могла знать… Почему черты его изящные казались тебе знакомыми? Тебя не покидало ощущение, что там, в прошлой жизни, ты уже отмечала эти сапфировые глаза, такие красивые и такие холодные.       Очарование длилось недолго. — Кто дал тебе право вмешиваться в дела моих воинов? — ледяным тоном поинтересовался юноша.       Ты вздрогнула. Оцепенение слетело с тебя мгновенно. Ты задрала подбородок, прищурилась и спросила без всякого стеснения: — Так это твои олухи? — прошипела ты, ничуть не смущённая своим положением. — Скажи им, чтобы прекратили охоту на чернобурок. Их и без всяких идиотов почти не осталось. — Мерзавка! — вдруг выступил твой любимый прилизанный охотник. — Да я тебя!.. — Закрой пасть. Я не давал тебе разрешения говорить, — холодный взгляд юноши резанул по мужчине.       Он отступил мгновенно, опустив голову, пристыженный и униженный. Ты даже ощутила некоторое удовлетворение, увидев, как покраснели кончики его ушей. — Ты осознаешь, что вмешалась в работу отряда Предвестника? — поинтересовался юноша, руша всю прелесть момента. — Ты не понял что ли? Мне плевать, кто вы, — ты, собрав всю силу в кулак, опёрлась на лук и тяжело поднялась. — Я не позволю вам убить лису.       Юноша почему-то не торопился отвечать. Ты вглядывалась в его глаза, он — в твои. И оба искали ответ, знакомую искру… Искали ответ у времени, разума и сердца… Пытались понять, откуда знаете друг друга… Нога пульсировала болью, но ты её едва ощущала сквозь паутину раздумий. Все молчали. Молчал и лес. Ты успела даже пожалеть, что тебя не обезглавили в первые пару минут.       Юноша прищурился, скрестил руки на груди. Он гадал. Спрашивал себя. Не спешил пронзить тебе сердце или отвесить пощёчину за то, что посмела подняться с колен. Наконец он задал вопрос, совершенно неожиданный на твой взгляд: — Почему ты решила спасти эту лису? — он пристально смотрел на тебя, не моргая.       Охотники вокруг, если бы не были так напуганы, зашептались бы. Вместо этого, опасаясь гнева своего господина, они недоуменно переглядывались. Юноша же, прищурившись, смотрел лишь на тебя, ожидая ответа.       Что-то в голове щёлкнуло. Твои глаза широко распахнулись. Ты поняла, кто перед тобой. Поняла, откуда его знаешь. Ты даже позволила себе усмешку, заставив народ вокруг ахнуть. — Потому что, — негромко сказала ты, — слабые создания нуждаются в помощи сильных для выживания. Юноша ещё несколько мгновений смотрел на тебя, затем махнул рукой. — Вон отсюда. Все.       Его взгляд был прикован к тебе. Он не сомневался в исполнении приказа. Люди вокруг зашевелились, засуетились, стали брать оставшихся лошадей за поводья, хватать скулящих собак за ошейники. Вы же молчали. Лаванда за твоей спиной не издавала ни звука, ожидая, что будет.       Охотники посматривали на тебя не то боязливо, не то зло. Ты же теперь не боялась их. Знала, что в столице они тебя при всём желании не достанут, а попробуют — отведают клинков брата. Ты держала голову высоко, хотя боль становилась просто невыносимой. Охотники спешили, почти бежали, спотыкались. Лицо юноши приобретало все более недовольный оттенок. Ты подождала, пока стихнут шаги и голоса. Всмотрелась ещё раз в его черты, такие же изящные, такие же прекрасные, как и прежде. — Три года назад у той деревни, — твой голос звучал приглушённо, отдаваясь во власть воспоминаний. — Это был ты. [the howling — within temptation] Три года назад Деревня Росинка (восточнее столицы)       Дыхание сбилось. Сердце громыхало в груди, подобное раскатам во время грозы. Ветви нещадно царапали твоё лицо, когда ты пробиралась сквозь чащу. Спотыкалась. Ударялась ладонями о землю, покрытую тонким слоем снега. Поднималась так быстро, как только могла, и неслась дальше.       Лёгкие горели огнём. Вокруг тебя клубилась тьма. Не было видно ни дороги, ни силуэтов деревьев. Ты бежала, не зная пути, не в силах рассмотреть корней под ногами. Позади гремело рычание. То, что бежало за тобой, было огромным. У него была длинная вытянутая морда, пасть, полная острых зубов, мощные плечи и злые, очень злые глаза. Его чешуе твой меч был что чайная ложка. Под могучими когтистыми лапами ломались ветви кустарников, хвост, увенчанный шипами, оставлял на деревьях борозды.       Рычание звенело у тебя в ушах вместе с кровью. Ты споткнулась, и длинные когти просвистели над твоей головой. Ты взвизгнула, перекатилась, ударившись спиной о дерево, — и громадная лапа зверя приземлилась туда, где только что было твоё тело. Ты уставилась на него. Чудовище. Монстр, сбежавший из бездны. Беспощадный зверь. Его морда уже была перепачкана кровью твоих более умелых соратников. У них были Глаза Бога и глаза порчи, ружья и арбалеты, опыт и знания… Но все они были мертвы. Так почему же тебе повезло?       Ты отскочила в сторону от очередного удара, и ежевичная плеть оставила глубокую царапину на твоей скуле. Слёзы сами брызнули из глаз. Полились по щекам, мешаясь с грязью, кровью, сожалением…       Ты рыдала. Кричала. От боли. От страха. От неизвестности. Смысла вести себя тихо не было давно — у тебя не было и шанса спастись от этого чудовища. Он бы выследил тебя, найди ты укрытие. Нашёл бы, спрячься ты хоть в столице.       Ты вновь увидела над собой его разинутую пасть. Ужас переполнил тебя. Ноздри забились вонью гнили и крови из его рта. Ты закричала пуще прежнего, попыталась подняться, нащупала за поясом рукоять. Глаза едва не вылезли из орбит. Времени думать не было. — Пойди прочь! Сука! — ты выхватила меч из ножен.       Лезвие прошло сквозь щёки зверя. Горячая алая кровь брызнула на тебя. Меч вылетел из твоих рук. Монстр взревел от боли, поднялся на задние лапы, замахал когтями в воздухе, не в силах избавиться от муки. Ты несколько секунд смотрела на него, не веря, что снова сумела выжить, а потом перекатилась на четвереньки, спешно пытаясь подняться. Позади послышался вопль — теперь уже разъярённый. Ты взвизгнула. Монстр сорвался за тобой. Рука упёрлась во что-то твердое — и ты без сомнения запустила это что-то в чудовище. Еловая шишка ударилась ему прямо в глаз.       Зверь разозлился ещё больше. Теперь ярость его была сокрушительной. Неудержимой. Ничто в целом мире не могло его остановить. Ты знала, что его сознание пульсирует мечтой о твоём убийстве. «Я ведь выжила! — в отчаянии подумала ты. — Боги позволили мне выжить! Я не могу умереть сейчас! Не могу!»       Ты подскочила и вновь побежала, уводя зверя всё дальше от деревни. Ты была напугана… Нет, даже сказать, что ты была в ужасе, мало. Всё твоё существо разрывало от страха. Разум заволокло дымкой. И всё же ты не могла привести монстра в деревню. Ты могла надеяться лишь, что наткнёшься где-то в зарослях на отряд Тартальи. О, тебе никогла в жизни так сильно не хотелось, чтобы твой брат был рядом!..       Челюсти щёлкнули прямо за твоей спиной. Ты резко свернула, делая крюк вокруг дерева. Зверь взревел. Неповоротливое тело ударилось в сосну. Дерево задрожало, затрещало, а ты, поскользнувшись, побежала дальше.       Ты не чувствовала лёгких. Они словно вовсе отказали. Перед глазами стоял туман. Ты понятия не имела, что делаешь, но хотела выжить, хотела отдать дань всем тем, кто погиб вместо тебя. Погиб за то, чтобы зверь не дошёл до деревни.       Ты перемахнула через папоротники, свалилась, больно ушиблась коленями. Рычание вновь ударило в спину. Ты сорвалась с места, бросилась к горе валежника. В горле першило. По лицу стекала кровь, перемешанная со слезами. В груди всё сводило. Почему ты?       Ноги сами несли тебя вперёд. Зверь догонял, разгоряченный яростью. У тебя не было ни силы элементов, ни меча, ни арбалета. Только ум, искалеченный ужасом, да ноги и руки. Что ты могла ответить порождению бездны? Слабачка.       Другие заслуживали жизни больше тебя. Но, даже если так, ты не хотела умирать. Ты хотела жить, хотела вернуть долг крови. Поэтому ты продолжала бежать, даже если боль разрывала твоё сердце.       Одним могучим прыжком ты взлетела до середины валежника. Ветви под твоим весом болезненно захрустели, изломались, застонали. Ты рывком продвинулась дальше. Последовал удар — это когти зверя вонзились в валежник аккурат за тобой. Ты обернулась. Его глаза горели ненавистью. Животной яростью. Он тоже хотел жить. И, чтобы выжить, он должен был отобрать твою жизнь. Заплатить железную цену.       Ты оттолкнулась, влезая на вершину валежника, но очередной удар сотряс всю груду деревьев. Ты вскричала, и в следующий миг соскользнула вниз, в снег. В этот момент в твоей голове пронеслась вся жизнь.       Ты приземлилась в снег, а сверху на тебя свалилось несколько веток. Зверь отскочил. Навис над тобой грозовой тучей. Он зарычал. Оскалил на тебя свои страшные зубы. Ты тяжело дышала, глядя в глаза своей смерти.       О чём думает человек перед гибелью? О том, что сделал? О том, чего не сделал? Он винит себя? Прощает себя? Благодарит? Ненавидит? Любит ли умирающий человек жизнь, как никогда прежде, или думает о том, когда всё это закончится?       Ты не думала ни о чём. В твоей голове поселилась абсолютная пустота. Ты помнила как в тумане, что оттолкнулась от земли. Ты не то чтобы любила жизнь, не то чтобы ею горела… Но выжить хотела. На уровне подсознательном, запечатанном глубоко в мозгу, ты хотела жить.       Челюсти вновь схватили пустоту. Ты вжалась в валежник, с ужасом глядя на монстра. Неистовое чувство в груди нарастало. Ты не понимала, что оно значит, но почему-то искала спасения именно в нём. Над тобой уже разинулась клыкастая пасть, разверзлись врата смерти, а потом ты ощутила её — странную энергию внутри. «Почему я выжила?» «Мне повезло?» «Нужно увести его.» «Простите меня…»       В темноте вспыхнули глаза зверя, черты которого ты различить не сумела. Глаза эти были невероятной красоты: золотые, как само солнце. Животное улыбнулось тебе.       В следующий миг ты вскричала — и взрыв незнакомой энергии, поднятый твоей рукой, отшвырнул монстра прочь. Пурпурная дуга прокатилась над лесом, склоняя деревья к земле, изгоняя прочь всё живое. Где-то вспорхнула стая ворон.       Чудовище ударилось о толстый ствол и повалилось в снег. Ты несколько мгновений сидела неподвижно, боясь, что монстр встанет, но он не шевелился. Ты не думала о всплеске энергии. Не думала о силе. Ты думала лишь о том, как быстро колотится сердце, как тебе повезло и как сильно хочется домой.       С коротким выдохом утих последний раскат сердца. Ты закрыла глаза. В лесу наступила тишина. Тело твоё совсем обмякло после использования силы. В голове стало пусто. Кривыми и непоследовательными движениями ты стёрла с лица кровь и слёзы. Полнялась на дрожащие ноги. Тело подчинялось тебе с трудом. Ты задрала голову. Разглядела купола столицы. — Что, чёрт возьми, произошло? — одними губами спросила ты.       Ответа, конечно не последовало. Ты вздохнула. Тяжело, с трудом наступая на ноги, ты побрела прочь. То ли в деревню, то ли в столицу… Ты лишь хотела поскорее упасть на кровать и забыть о смерти, которой только что взглянула в лицо. Всё было позади. Ты закрыла глаза, опёрлась на колени. Спасена. Ты была спасена. Так почему твоё сердце никак не желало успокоиться? Ты подняла голову к небу.       И в этот миг расслышала, как позади под тяжёлыми лапами захрустели ветви деревьев. — О семеро… — прошептала ты. — Молю только не это.       У тебя совсем не осталось сил. Ни бежать, ни сражаться. Не было нужды оборачиваться, чтобы понять: твой удар оказался недостаточно сильным. И всё же ты повернулась, чтобы посмотреть на свою смерть взглядом безнадёжным и измученным. — Ну какого чёрта? — прошептала ты.       Монстр встал. Он обернулся к тебе медленно, смакуя момент. Он словно точно знал, что ты израсходовала все свои силы. Он развернулся. Сделал к тебе шаг. Другой. Убедился, что ты больше не сможешь ему навредить.       А потом сорвался. Помчался к тебе по снегу, по гниющим листьям и веткам, разевая израненную пасть. Ты отступила на шаг, будто какая-то часть тебя ещё пыталась спастись. Зверь прыгнул. Ты зажмурилась, больше не в силах смотреть.       И вдруг раздался раскат грома. Ты распахнула глаза — и успела увидеть, как небо прочертила зазубренная вспышка молнии. Разряд пронзил спину вишапа, подобный копью, раздробил его позвоночник, оставил на спине кошмарный чёрный след. Ты ахнула.       В последний момент ты отскочила в сторону, чтобы туша монстра не зашибла тебя. Бездыханное тело повалилось за твоей спиной. Ты обернулась, ошарашенно глядя на него. Ноги подкосились. Ты свалилась на четвереньки. Тебе снова повезло.       Тень вновь накрыла тебя, на этот раз — человеческая. — Встань.       Голос холодный и жёсткий, как сталь, прорезал твоё сознание. Ты задрала голову. Он стоял над тобой, скрестив руки на груди, со своими сапфировыми глазами и несоразмерно большой шляпой. Взгляд его был ледяным, как все ветра севера, и в высшей степени пронзительным. — Я не могу, — прошептала ты, едва ворочая языком. — Ты меня плохо понимаешь? — поморщился юноша. — Живо вставай! Смотреть противно.       В тот же миг в тебе вспыхнул гнев. Ты злилась на свою слабость. Ты злилась на его грубость. Ты злилась на проклятого вишапа, появившегося из ниоткуда и перебившего весь твой отряд. Твоё сердце готово было взорваться от ярости и несправедливости. — Так отвернись, идиот! — вырвалось у тебя. — Мне и без тебя тошно, слышишь? Эта хрень, — ты махнула рукой в сторону трупа монстра, — перебила весь мой отряд, ясно тебе? Она просто вылезла из ниоткуда и убила их всех, слышишь? Она убила всех! А я выжила! Я! Без Глаза Бога! Без ничего! И даже так я не смогла с ним справиться! — злоба сменилась тоской в одно мгновенье. Ты прочертила землю пальцами, сжимая кулаки. — Я оказалась слишком слабой, чтобы помочь им… Я… Никого не спасла…       Юноша ничего не ответил. Он молча смотрел на то, как твоя спина содрогается от плача. Не жалел. Не просил ничего объяснить. Он постоял так недолго, затем медленно опустился перед тобой на корточки, заставив тебя вздрогнуть и отпрянуть. Ваши лица находились на одном уровне, и теперь ты ещё яснее увидела его ледяные.       От него исходила угроза. — Ты и правда слабачка, — холодно заметил он, — которая не смогла защитить даже саму себя. Но ты сидешь здесь и распускаешь нюни, пока твои соратники гниют на земле, разорванные вишапом. Думаешь, у тебя есть повод реветь?       Ты уставилась на него ошарашенно. Слезы остановились как-то сами собой. — У тебя эмоциональный диапазон как у зубочистки что ли? — ты говорила негромко, но горячо. — Я оплакиваю погибших, ясно? — И толку им от этого? — юноша качнул головой. — Если бы я не вмешался, ты бы погибла. Хочешь всю жизнь так прожить? Как слабачка, которая всегда будет нуждаться в помощи сильного? — Да иди ты к черту! — вспыхнула ты. — Если мне больно, я буду плакать, ясно? Мне плевать, что ты обо мне думаешь, я имею право на выражение своих чувств!       Ты почти подскочила, но мгновенно потеряла равновесие и опёрлась на его плечи. Юноша выпрямился, став чуть выше тебя. Одним резким движением он смахнул твои руки со своих плеч, вынудив тебя прислониться к дереву позади. — Ты хоть знаешь, с кем говоришь? — поинтересовался юноша.       Ты тяжело дышала. Тело пульсировало от пережитого страха, кипело от возмущения. Все силы ушли на то, чтобы сфокусироваться. Ты не могла упасть перед ним в грязь лицом.       Большая шляпа. Короткие волосы. Грубость. Холодность. Надменность. Ты изо всех сил заставляла себя думать. Пробегалась по коридорам разума. Изучала собственную память, пока наконец не нашла ответ. — Шестой Предвестник, — отозвалась ты безразлично. — Сказитель. Скарамучча. Брат рассказывал о тебе.       Голос твой сорвался. Стал звучать устало. Словно даже твои голосовые связки были измотаны сначала мольбами о помощи, затем гневной тирадой. Сказитель, похоже, ожидал увидеть твоём лице выражение ужаса после того, как ты осознаешь, с кем имеешь дело, но тебя сегодня уже вряд ли могло что-то напугать. — Брат, значит… — Сказитель прищурил глаза. — Ага, — кивнула ты обессиленно. — Рыжий. Несносный. Наверняка предлагал тебе пободаться.       Сказитель поморщился. — Теперь ясно. Одного поля ягоды, — он покачал головой. — Слабаки, не сознающие своего положения и одарённые только грубостью. — Зато ты-то просто подарок, — огрызнулась ты, задетая за живое. — Характер просто сказка. Думаешь, то, что ты можешь пуляться молниями, делает тебя крутым? Думаешь, это всё, что нужно?       Его выражение лица не поменялось ни на миг. — Думаю, этого хватит, чтобы защищаться пришлось от меня, — ответил он. — А теперь, когда ты наконец перестала трястись, расскажи, что случилось. Только без соплей.       Ты стиснула зубы. Жестокий. Эгоистичный. Надменный. От него разило чувством превосходства над всем миром, и тебя это раздражало.       Тем не менее, как высшему звену, ты рассказала ему, как ты и твой отряд Искателей Приключений отправились на разведку. Вам сообщили, что возле Росинки поселились какие-то опасные твари, но никто не предупредил, насколько. Чудовище появилось из темноты, когда вы уже собирались возвращаться в столицу. Ты чудом уцелела лишь потому, что тебя послали за помощью. Только далеко убежать ты не успела: зверь разделался со всеми и погнался за тобой.       Сказитель слушал молча, продолжая рассматривать тебя. Под его пристальным взглядом было неуютно. Хотелось ёрзать. Договорив и умолчав лишь о странном всплеске энергии, ты тяжело вздохнула и опустила голову. — Это всё? — спросил Сказитель.       Ты молча кивнула. — Славно. В таком случае возвращайся в столицу. Здесь идти минут десять до ближайшей деревни, — он швырнул на землю мешок со звенящими монетами. — Сними себе комнату и постарайся не попасть в неприятности.       Он развернулся, чтобы уйти. Ты уставилась в его спину. Хотя он был надменной сволочью, в одном он был прав: ты была слабой. А ещё тебе повезло выжить, несмотря на твою откровенную бездарность. Ты зажмурилась. Пересилила себя на мгновение. — Спасибо, Сказитель.       Он обернулся, но ты, подобрав мешок с морой, уже захромала прочь. Он прищурился. Смелая. Слабая, но отважная, с сердцем, полным страсти и беспокоящимся о других.       Ты не стала распинаться, за что именно его благодаришь. Не стала спрашивать, почему он спас тебя. Шестой предвестник фатуи и без того сделал для тебя больше, чем любой другой человек.       Ты переночевала в деревне. Утром смыла с себя кровь. Покрытая синяками и мелкими ссадинами, вернулась в столицу, где доложила обо всём высшему составу. Правда, оказалось, что Сказитель уже сделал это до тебя. Тарталья ужасно испугался, когда узнал, что случилось, и едва не отправился прямиком за тобой, но Сказитель остановил его. «Твоя сестра жива. Она скоро прибудет.»       И действительно. Ты вернулась. Целая, почти невредимая, с натянутой улыбкой.       А следующей ночью, оставив лишь записку на прикроватной тумбочке, ты отправилась в путешествие, чтобы найти свою силу. Ты не могла до конца объяснить, почему тебе нужно было уйти так далеко, чтобы отыскать себя. Просто… Просто сердце знало ответ прежде разума.       В путешествие с собой ты взяла вороного коня, маленький рюкзак с самым необходимым, меч и воспоминание о сапфировых глазах. Ведь, как бы ты не ненавидела воспоминания о том дне, символом победы в твоей голове с тех пор стал Шестой Предвестник фатуи. Наше время [blue rose — brunuhville] — Вижу, с тех пор ты стала ещё более наглой, — Сказитель скривился. — Большего от сестры Чайльда я и не ждал. — А ты всё тот же напыщенный индюк, — не менее радостно отозвалась ты.       Вы стояли друг перед другом и ты остро ощущала, что разница между вами существенно сократилась. Нет, ты так и не достигла уровня силы хотя бы Одиннадцатого Предвестника: твоё боевое мышление было весьма слабо развито.       Но ты нашла силу в другом.       Прихрамывая, ты повернулась к Сказителю спиной и подняла руки. Повинуясь твоим движениям, ежевичные заросли опустились, явив вам виновников инцидента. Лисёнок забылся крепким сном, зарывшись носом в снег. Мать же его во сне дрожала от боли: на топливе из злобы она не чувствовала мучений, которые приносила ей рана на ноге, но теперь она изводила ее даже в забытьи. — Ты ради этого чуть не погибла? Какая глупость, — Сказитель покачал головой. — Спасение чужой жизни — это не глупость, — ответила ты. — Ты ведь помог мне тогда. — Меня послали убить вишапа — я убил его. Твоё спасение просто побочный эффект, — пожал плечами Скарамучча. — Ты так уверен, что я говорю о вишапе, — усмехнулась ты, садясь на колени рядом с лисицей.       Сказитель изогнул бровь. Ты, ничего более не добавив, принялась осматривать лапу лисицы. Рана была неглубокая. Похоже, стрела одного из охотников прошла по касательной. Наверняка они сделали это, чтобы подольше помучать хромое животное. Сил злиться у тебя уже не было, так что ты молча подозвала к себе Лаванду и вынула из седельной сумки заживляющее зелье, которое дал тебе на прощание Виктор. Склянка была небольшая, гранёная, до краёв наполненная зеленоватой жидкостью. — Так и будешь стоять истуканом или поможешь? — ты обернулась к Сказителю. — Ты совсем страх потеряла? — поинтересовался он. — Я его и не находила, — ты прищурилась. — Послушай, вот что бы ты сделал на моем месте? Дал бы им убить её? — ты указала на лису. — Она заслужила смерти за то, что защищала свое дитя?       Сказитель бросил взгляд на чёрного лисёнка. Крохотное создание мирно сопело за спиной у матери. Тёмную шерсть усыпал снег. Лисёнок пошевелился, потянулся сквозь сон и, перекатившись на другой бок, свернулся потуже. — Почему не сберечь жизнь, если ты можешь это сделать? Даже случайно? — спросила ты, всматриваясь в его лицо, ища ответа.       Сказитель долго смотрел на тебя не отклеивая рук от груди. Ты подняла брови, ожидая, что он сделает дальше. Он отвёл глаза. Посмотрел куда-то вдаль. Прошло несколько мгновений. Ты вздохнула, склонилась было над лисицей, когда из-за спины вновь раздался голос: — Благими намерениями вымощена дорога в ад. Доброе сердце — это проклятье, тупица, — произнёс Сказитель, опускаясь рядом с тобой. — А ты это не понаслышке знаешь, да? — ты пристально взглянула на него.       Он посмотрел на тебя в ответ. Холодно. Давая понять, что ты лезешь не в свое тело. Ты только пожала плечами. — Вообще-то мне больше по душе «солнышко» или там «принцесса», — пробурчала ты. — Чудесно. Мне плевать, — грубо ответил Сказитель. — Лучше молчи и держи вот здесь, ага? — ты указала две точки вверху и внизу лапы.       Сказитель последовал твоим инструкциям. Краем глаза, капая зельем на кусочек ткани, ты заметила, что делает он это куда бережнее, чем ты предполагала, стараясь не задеть рану, не сделать лисице больно. Ты подавила смешок. Быстро и ловко ты перебинтовала бедро лисицы. Зелье должно было подействовать в течение суток, а затем, ты была уверена, лисица обо что-нибудь непременно сорвет повязку. — Можешь отпускать, — сказала ты. — И отойди пожалуйста.       Сказитель выглядел крайне недовольным, но всё-таки послушался тебя. Ты лёгким мановением руки вновь навеяла туман на лис и, поднявшись, отошла к своему спутнику вместе с Лавандой. Через несколько мгновений уши лисицы пошевелились. Сначала задёргался нос. Потом приоткрылись жёлтые глаза. Ты быстрым движением опустила Сказителя на землю и присела сама. Он хотел было огрызнуться, но ты приложила палец к губам.       Лисица приподнялась и покрутила головой. Когда она заметила вас, уши её встали топориком. Она мгновенно подскочила, оскалив зубы. Из-за спины её раздалось поскуливание. Лисица обернулась. Её щенок был в порядке. Целый и невредимый.       Лисица ненадолго замерла, затем заметила повязку. Обнюхав её, умное животное посмотрело на вас и, похоже, признало в тебе ту, которая встала на её защиту. Она недолго глядела на вас, но в глазах её ты увидела всю ту горячую благодарность, на какую было способно животное. В следующий миг лисица подхватила щенка и исчезла, оставив лишь мелкие следы на снегу. Ты проводила её взглядом, а потом, вздохнув, отпустила руку Сказителя и осела на землю. — Ну вот, — ты вывернула раненую ногу, — теперь можно и этим заняться.       Сказитель взглянул на тебя. Стал наблюдать. Ты глубоко вдохнула, зажала рану пальцами и осторожно вытащила стрелу, морщась от боли. Кровь закапала на снег. Сказитель поглядел на неё… Вновь вернулся к твоему лицу.       Ты изменилась. Стала куда спокойнее. Страх… Его больше не было в твоих глазах. Но сердце твоё как было добрым, так и осталось. Три года назад ты больше сожалела о тех, кого не смогла спасти, чем о том, что чуть не погибла. Теперь первым делом помогла лисе и лишь затем занялась своей раной… На первое место ты всегда ставила тех, кому помощь была нужнее. Ты почему-то заботилась о мире, силилась проявить доброту ко всем… Ты была солнцем для попавших в беду и страшной пургой для тех, кто причинял боль.       Покосившись на Сказителя, ты успела поймать в его глазах лёгкий оттенок недоумения прежде чем он отвернулся. Ты опустила глаза на рану. Он был сварливым, холодным и жестоким. Но не всегда.       Ему было легче спрятать доброе сердце за сотней стен, потому что когда-то, и в этом ты была уверена, ему сделали очень больно. И всё же он помог тебе тогда. Прогнал охотников сейчас. Придержал лапу лисе так нежно, словно она была хрустальной. Ты чувствовала её. Доброту, заточённую в облике тьмы. И, думая о том, сколько он для тебя сделал, сам того не зная, ты хотела вернуть ему всё то, что он дал тебе. Зелье пролилось на новый кусок бинта. — Тогда, три года назад, я уехала из столицы, — сказала ты, — через день после нашей встречи. — Не утруждайся. Твой братец поднял на уши всю страну, чтобы найти тебя, — Сказитель поднялся и отряхнул свой плащ. — Я не собираюсь пересказывать тебе своё путешествие, — ты приложила бинт к ране и зашипела от боли. — Просто… Скажу, что во многом я решилась на это из-за тебя.       Сказитель опустил на тебя глаза, теперь уже глядя с откровенным недоумением. Ты затянула бинт и посмотрела на него в ответ с мягкой улыбкой. — Что за чушь ты несёшь? — вежливо озаботился Сказитель. — Ты был сильным в тот день, — сказала ты просто. — Достаточно сильным, чтобы помочь мне. И я решила, что тоже должна стать достаточно сильной. — Получилось не очень, — насмешливо произнёс Сказитель, выразительно посмотрев на твою рану. — Ты прав, — согласилась ты. — В бою я всё ещё уступлю почти любому рядовому фатуи. Но я видела, что такая сила делает с людьми. Тех, кто ею обладает, она заставляет стремиться к власти, подчинять, разделять, разорять и убивать. Тех, у кого её нет, она губит и калечит, — ты вздохнула, рассматривая свои руки, перепачканные в крови. — Я нашла силу в другом. — И в чем же?       Голос Сказителя прозвучал без насмешки. В некотором роде даже с интересом. Но он изучал тебя, скорее, как любопытного зверька, чем как себе равную. Он вряд ли придавал значение твоим рассуждениям.       Тем не менее, ты ответила. — В исцелении.       Ты омыла руки снегом, оставив на нём багровые пятна. Сказитель вдруг зашёлся хохотом. Ты вздрогнула. Смех его был холодным, неискренним, больше походил на истерику или плач… Он смеялся долго. Ты молчала, скорчив мину. Лаванда прижала уши и подошла ближе к тебе, настороженно посматривая на Сказителя, пока в конце концов он не выпрямился, выдохнув. — Ничего глупее я в жизни не слышал. Люди признают лишь грубую силу. Ты никого не спасёшь, если будешь проявлять только доброту, тупица, — Сказитель так и смотрел в небо. — Идиот что ли? — возмутилась ты, вновь став прежней. — Естественно я не буду проявлять только доброту. Я наваляла этим остолопам, прежде чем они подстрелили меня. А лисе помогла. Весь смысл в балансе, понимаешь? — ты изобразила руками чаши весов.       Сказитель взглянул на тебя и пялился ещё несколько мгновений, прежде чем покачал головой. — Ты безнадёжна, — резюмировал он. — Тогда чего ты тут трепешься со мной? Проникся моей чепухой, да? — хмыкнула ты.       Сказитель мгновенно поменялся в лице и посмотрел на тебя без насмешки. Его глаза, на секунду чуть оттаявшие, мгновенно покрылись коркой льда. — Ты много о себе… — начал было он. — О, нет, нет, нет! Выключи! Выключи это! — ты замахала руками. — Выключи Шестого Предвестника и прекрати так реагировать на мои шутки! Сейчас же!       Сказитель действительно замолчал. Он был… Ошарашен. Ты смеялась над ним, но по-доброму. Вела себя как его старая знакомая, не думая о его ранге. Ты… Ты совсем не боялась его. Словно он был обычным человеком. — Темнеет, — сбитый с толку Сказитель отвернулся, чтобы ты не видела его смятения. — Заканчивай быстрее. — Да я уже сто лет, как закончила, — фыркнула ты, подбирая лук и стрелы. — Ты верхом? — Нет, — качнул головой Сказитель. — Тогда давай мы подбросим тебя, — ты, морщась, перебросила больную ногу через лошадиный круп, устроилась в седле. Дрожь почти оставила твоё тело. — Или тебе по статусу не положено?       Сказитель обернулся, нахмурившись. Ты так резво и беспечно миновала все границы, словно их вообще не существовало. Улыбалась ему, как будто он был не Шестым Предвестником, а твоим соседом. Предлагала помощь, будто он в ней нуждался. — Думаешь, ты можешь со мной фамильярничать? — грубо спросил он.       Ты притворно ахнула, приложила руку к груди. Тебя не пугали его выходки. Суровый нрав не прятал за собой желания тебе навредить. От сварливости же, пожалуй, ещё никто не умирал. — Ах, простите, уважаемый Сказитель, что я позволила себе такое невежество, — взмолилась ты. — Впредь я буду кланяться вам в ноги и падать на колени при виде вас, — ты, отвернувшись, усмехнулась. — Или можешь наконец перестать вести себя как недоумок и поедем в город. Темнеет же.       Сказитель тяжело вздохнул, явно раздражённый. Но он ещё не метнул в тебя молнию, значит как минимум половина слухов была абсолютной ложью. — Ты слишком много себе позволяешь, — на этот раз он заставлял себя говорить спокойно. — Неужели? — подняла брови ты. — Ну и оставайся в холодном тёмном лесу, как идиот. Была рада повидаться! Пойдём, Лаванда.       Та, словно всё поняв, заржала с каким-то оттенком насмешки. Тебе не хотелось оставлять Сказителя здесь, но и уговаривать его ты не собиралась. Именно поэтому ты не оборачивалась до того момента, пока сзади не раздался его голос: — Останови лошадь.       Ты послушно притормозила, взглянула на него через плечо. — Смотрите-ка, кто одумался, — ты склонила голову набок. — И тридцати секунд не прошло. — Заткнись, — он гневно посмотрел на тебя из-под шляпы. — Извините, Ваше Высочество! — рассмеялась ты. — Я совсем забыла, что мне нельзя фамильярничать… — Ты несносная. — Просто невыносимая. — Яблоко от яблони. — Ты совершенно прав. — Прекрати. — Ты залезешь или нет?       Сказитель стиснул зубы. Одним резким движением он заскочил на спину Лаванде. Лошадь недовольно переступила с ноги на ногу, косясь на Сказителя. Ты успокоила её похлопываниями по шее. — Держись за меня, — подсказала ты. — Чего? — возмутился Сказителя. — Ты хочешь доехать до города или упасть и разбить себе голову о камень? — обернулась ты.       Вы помолчали несколько мгновений. Ты подняла брови. Сказитель выдохнул сквозь стиснутые зубы. Он взял тебя за пояс осторожно, как бы нехотя, словно прикосновения к тебе были ему в высшей степени омерзительны. Ты лишь фыркнула. — Вперёд, Лаванда, — коротко скомандовала ты. [nda — billie eilish]       Лошадь молча двинулась по заснеженному лесу. Ты не говорила. Скарамучча тем более не пытался начать разговор. Ветви деревьев под тяжестью снега клонились к вам навстречу… Хруст снега под лошадиными копытами наполнял хрустальную сумеречную тишину. Лаванда ступала в полутьме призраком. Ты поглаживала её по мягкой гриве, благодаря за сдержанность и проницательность, удивительные для животного.       Сказитель расматривал лес вокруг, словно искал в нём угрозу. Иногда ты ощущала его дыхание на своей шее. Он старался держаться подальше от тебя: отодвинулся к самому краю седла, к талии твоей едва-едва прикасался. «Ну, я не обязана ему нравиться, — подумала ты. — В конце концов, я просто благодарна ему и просто подвожу до города.»       Лунный свет, отражаясь от снега, поднимал к небесам серебряное свечение. Пряжки на седле и поводьях поблескивали. Ты с улыбкой задрала голову, всматриваясь в звезды, и отыскала своё любимое, свое самое родное созвездие. — Гляди, — шепнула ты, словно боясь нарушить сокровенную тишину, — созвездие Белого волка!       Хотя ты не ждала, что Сказитель отреагирует, он посмотрел в небо, куда ты указывала. Там загорающиеся звезды уже чертили морду, вытянутые лапы и пышный хвост. Рисовали неровно, даже криво, чтобы угадать в нём белого волка мог лишь знающий. — Ты знаешь, когда я была на Северном полюсе, я видела Белого волка, — улыбнулась ты. — Духа севера. Он громадный. Жаль, что его нельзя потрогать… В смысле, он же дух! Но, я думаю, на ощупь он был бы невероятно мягкий… — Голова не болит? — поинтересовался Сказитель. — Поразительно, сколько глупостей в ней может уместиться.       Ты стушевалась. Не способная заглянуть в глаза Сказителю, ты предположила, что в них плещется раздражение. Обида кольнула твоё сердце, но пока ещё совсем слабо. — Рада, что ты заботишься о моём здоровье, — насмешливо отозвалась ты.       Сказитель только фыркнул. Ты, заметно поникнув, молча повела Лаванду дальше. Столица впереди уже сияла золотыми огнями. Они перескакивали с купол на купол, исчезали куда-то, смешивались, повисая над городом желтоватым туманом. Темнело быстро. Ты даже не заметила, как сумрак окутал деревья, покрыл их одеялом долгого сна. Всё стихло. Природа забылась. И только столица продолжала шуметь, галдеть, сиять…       Чем ближе вы подходили, тем сильнее тебя одолевало волнение перед встречей с братом. Ты снова начала спрашивать себя, что должна сказать, чтобы все объяснить, что сделать, чтобы он понял тебя… Ты дотронулась до своего Глаза Бога, точно ожидая, что он может дать тебе ответ. Побрякушка молчала. Очевидно. Ты со вздохом спрятала её под одежду и опустила голову. «Может быть встретиться с ним завтра? — уныло подумала ты. — Переночую сегодня на каком-нибудь постоялом дворе…»       Ты изводила себя сомнениями. Присутствие Сказителя не облегчало твоих раздумий. Напротив, ты начинала размышлять ещё и о мотивах его поведения. Ты анализировала его шаги, его жесты, его взгляды, его слова… А потом снова мысленно возвращалась к брату. Всё новые и новые фразы приходили тебе в голову. До въезда в столицу оставались считаные минуты. Ты судорожно вдохнула. — Ты можешь перестать ёрзать? — вырвал тебя из тягучих дум Сказитель. — Нет! — воскликнула ты, резко оборачиваясь. — Я вся на нервах, я не контролирую это! — На нервах? Серьёзно? — Сказитель закатил глаза. — Ты представляешь, как отреагирует мой брат? Что мне вообще ему сказать? Ну то есть… Не могу же я просто войти и сказать «эй, привет, я вернулась!», да? Это глупо! — ты покачала головой. — Он меня выгонит, во имя семи… — Ты умалишенная? Выгонит? Твой брат? У него кишка тонка. Он слишком привязан к своей семье, — Сказитель хмыкнул. — Какого черта ты выносишь мозг себе и мне?       В этот миг накаленная атмосфера внутри тебя достигла предела. Словно по всему комку спутанной проволоки пустили электрический ток. Голова прояснилась. Ты резко остановила Лаванду и обернулась к Сказителю. — Зачем ты поехал со мной? — резко спросила ты. — Потому что ты предложила. Память отшибло? — поинтересовался Сказитель. — Нет, почему ты согласился? — упрямо загнула свою линию ты. — Почему сел ко мне? Я много о тебе слышала, Сказитель. Человек, о котором все они говорили, не поехал бы со мной на одной лошади. Да даже не говорил бы со мной там, на поляне! Так почему…       Воздух между вами резко затрещал. Ты увидела в глазах Сказителя тень промелькнувшего чувства. Так смотрел человек, чья безопасность оказалась под угрозой. Человек, к разгадке тайны которого подобрались слишком быстро. — Ты сидишь в одном седле с Шестым Предвестником, — он отодвинулся от тебя дальше прежнего, — и ты должна благодарить меня за оказанную честь.       Ты вспыхнула яростью. Всё волшебство поездки, всё очарование хрустального леса обрушились в одно мгновение. Ты стиснула зубы. Он не смел так обращаться с тобой. Никто не смел. — Да поцелуй меня в зад, — процедила ты.       Даже Сказитель опешил от такой наглости. Ты повернулась набок, свесив ноги со спины Лаванды, чтобы взглянуть на него. Пристально. Внимательно. Ты совсем его не знала. Не знала, кого посадила себе за спину. Не знала, кому рассказала о своём путешествии. Не знала, кто взирал на тебя молчаливо, злобно и недоверчиво. И всё же рискнула предположить. — Ты постоянно грубишь и обзываешься. Постоянно отталкиваешь. Почему? — ты покачала головой. — От чего ты защищаешься, Сказитель?       И по выражению его лица ты поняла, что задела за живое. Его глаза вспыхнули синим пламенем. Он вдруг схватил тебя за запястье, сжал его до боли и дёрнул тебя к себе. Сердце подскочило в груди. Ваши носы оказались в дюйме друг от друга. — Ты совсем забылась, — прошипел он. — Я ни от кого не защищаюсь. Это от меня защищаются. А таким, как ты, следует помнить, что вы лишь жалкие насекомые, — он придвинулся ещё ближе. — Букашки. У. Моих. Ног.       Ты несколько мгновений смотрела на него, не в силах поверить, что он сказал это. Опустила глаза на его пальцы, сжимающие твоё запястье. Боль остро отдалась куда-то в грудь.       И отчего это ты подумала, что слухи — ложь? Отчего решила, что вы похожи? — Слезай.       Голос твой прозвучал холодно и отстранённо. Ты вырвала руку из ослабевших пальцев Сказителя и отвернулась от него, пряча смесь из обиды и злобы в глазах. — Что, прости? — снова этот ледяной тон. — Я сказала слезай, — повторила ты. — Прочь. — Ты не смеешь мне приказывать, — Сказитель скривился. — Мне плевать. Слезай или я тебя скину, — ты бросила на него взгляд через плечо.       Он понял, что ты не шутишь. Не смеешься больше. Глаза твои вдруг переменились: потемнели, похолодели, стали похожими на небо перед сильным бураном. Сказитель… Отчего-то не стал противиться. Он медленно кивнул. Спрыгнул на снег. Ты сжала поводья. Лаванда встревоженно повернулa голову, и тебе пришлось потрепать её меж ушей, чтобы она уверилась, будто все хорошо. — Знаешь, если ты хочешь, чтобы тебя все ненавидели, ты выбрал отличный образ, — тихо сказала ты, не глядя на Сказителя. — Только вряд ли от одиночества у тебя прибавится силы.       Ты не хотела знать, как на тебя посмотрел Сказитель. Не хотела прощаться. Поэтому больше ты не обронила ни слова — только коротко отдала команду Лаванде. Лошадь сорвалась с места и помчалась прочь.       Столица была за ближайшим пригорком. Копыта Лаванды вскоре застучали по мостовой, и вы вышли на финишную прямую, в конце которой виднелся твой любимый несносный рыжий братец. Сказитель остался позади. И, честно, в тот миг все мысли о нём выветрились из твоей головы. В конце концов, это нормально что вы не поладили. Ты сделала достаточно шагов навстречу, а он тебе ничего не должен был. «Я хотела бы пообщаться с ним больше, но раз ему нравится быть одному — я не стану мешать,» — подумала ты, выбрасывая из головы последние сомнения на его счёт. И твой разум сумел наконец сфокусироваться на приближающихся вратах в столицу. [one last dream — radical face]       Снежная была страной холодной и, по мнению иностранцев, бесприютной. Дышала она морозом, а пела вьюгой. Сердце её было соткано изо льда, покрыто инеем; душа же, чуть более живая, походила, наверное, на домашний очаг. Но в Снежной было свое великолепие. Лишь иностранцу она могла показаться холодной, жестокой и злой. Они привыкли к своей земле, размякшей от покоя. Привыкли к своим людям.       Снежная отличалась от других стран. Лето здесь было жарким, а зима промораживала до самых костей. Горы Снежной были такими высокими, что покорить их смог бы либо сумасшедший, либо гений, не иначе. Озёра здесь покрывались толстыми слоями льда, а просторные поля частенько тоскливо пустели. Мрачная репутация Фатуи отбрасывала на Снежную длинную тень. Нельзя было отрицать, что всё не было гладко. Дети пропадали и обнаруживались в лаборатории Доктора. Беспризорники попадали в ряды фатуи без всяких вопросов. Преступные группировки оживали под покровом ночи, а бедность большинства жителей и лицемерие властей, скрывавшихся за пышной мишурой, ни для кого не были секретом.       И люди… Конечно. Куда без них.       О жителях Снежной ходила слава людей колючих, грубых и склонных впадать в уныние. «Они не улыбаются», — тихо замечали обитатели Мондштадта, склонясь друг к другу. «Веди себя с ними вежливо, — шептали матери своим детям. — Они не любят веселья.». «Прохвосты и плуты. С ними нужно быть осторожными,» — отвечали торговцы на вопросы путешественников.       Люди старались держаться подальше от Снежной. Боялись её могущества, её таинственности, фасада, который создала Царица. Люди ничего не знали о Снежной, и потому предпочитали просто спрятататься от холодного взгляда мороза и вьюги, так и не разобравшись, что за ним прячется.       Лаванда остановилась, миновав ворота, и ты взглянула на родную столицу. Улыбка, лёгкая, чуть заметная, тронула твои губы, как бывает, когда возвращаешься после долгого путешествия. Где-то высоко над головой раздался пронзительный крик орла, и, раскрыв огромные крылья, он пронёсся над миром, точно сбежавшим из снежного шара, которым торговали на ярмарках.       Ты ступила в город, и тебя окружило веселье. Из ромбовидных фонарей проливался золотой свет. Он сопротивлялся серебру луны, спорил с ним, упирался, борясь за свое первенство… Он покрыл светлым шатром всю столицу, подхваченный куполами, осветил белый снег, деревянные домики, выхватил из темноты всё великолепие ярмарки.       Флажки. Шумная толпа. В воздухе — сладковатый запах блинов и детский смех. Вдоль всей улицы развернулись шатры, красные, белые, синие, в звёздочку и в полоску; торговцы в яркой одежде, с шеями, увенчанными цепями из искусственного золота хохотали, размахивали руками, подзывая к тебе покупателей. — Полуночный нефрит из Ли Юэ! Самые низкие цены! — практически пропела девушка в жёлтом шатре. — Какой нефрит! — возмутился торговец из соседней палатки. — У нас всё свое! Алмазы с Орлиных гор! Кварц из Лунных Пещер! Чего нам этот твой нефрит!..       Ты не вслушивалась в их перепалку. Улыбка не сходила с лица. Всё здесь было свое, все родное, все такое же, как и три года назад. На ярмарке всегда было тепло и вкусно пахло — это ты усвоила с первого дня, когда впервые пришла сюда с братом. Тебе казалось, что ты видишь тот день собственными глазами прямо сейчас. В твоем сознании был жив образ напыщенного Тартальи, который отчаянно пытался выиграть тебе огромного плюшевого медведя…       Впрочем, стрельба из лука всегда плохо ему давалась, так что вместо плюшевого медведя вы съели по блину со сметаной.       Лаванда, широко раздувая ноздри, обнюхивала мирок, отделившийся от мрака. За пределами ярмарки зияла ночь, но здесь, в логове торговцев, веселье лишь начиналось. В полночь, знала ты, выйдут танцоры в длинных пёстрых одеждах, и увлекут людей в хоровод. Ночь взорвётся песнями, плясками, полными огненной воды и закусок. А торговцы под шумок, конечно, распродадут свою расписную посуду с узорами цветов и животных, полуночный нефрит и, разумеется, кварц из Лунных пещер.       Ты остановилась тут ненадолго, наблюдая. Дети и родители. Братья и сёстры. Мир цвета золота и серебра. Мир, за пределами которого оставались вьюги, ветра и тьма. Ярмарка была прибежищем тех, кто хотел узнать настоящую Снежную. Когда иностранцы спрашивали у тебя, куда им пойти, ты с усмешкой направляла их к ярмарке, которую они поначалу обходили стороной. Действительно, порой с огненной водой выходил перебор.       Но только здесь, в пляске теней и алкоголя, оживали настоящие люди Снежной. Не то, что они стремились показать миру. Не те ярлыки, что на них навешали. Но настоящие, живые люди, люди снежного герба и танцев под луной.       О, Снежная была особенной страной! Она успела познать все беды мира. На её горах, лесах и полях лежало сколько шрамов и поражений, столько было пролито крови и слез, что другая страна бы просто развалилась на части.       Снежная перетерпела то, что другим не снилось.       Но отличие её людей было в том, что они на самом деле никогда не переставали улыбаться; может, оттого всем и казалось, будто улыбка им чужда.       Люди Снежной были удивительным. Когда грозился грянуть апокалипсис, они смеялись. Смеялись они и в лицо голоду, болезни, войне… Они смеялись в лицо своим проблемам и шли дальше, сбивая ноги в кровь. Люди Снежной были стойкими. Они сносили на тысячу ударов хлыстом больше, чем мог простой человек. Но люди Снежной притом были самыми любезными, самыми добродушными и открытыми из всех, кого ты знала. Они были искренни в своей помощи и так… Так просты? Люди Снежной не нуждались ни в одном из торжеств, которые устраивала Царица. Они были детьми тёплого очага и вьюжной ночи, берёзовых листьев и огненной воды. Люди Снежной рождались под инеевым гербом, готовые взять все обиды мира на себя, а затем сжечь его дотла за свою родину.       Да, Снежная была особенной. Она никогда не была идеальной. В ней находили пристанище тени, в ней не раз царствовали беды. Многие здесь переживали страдания столь ужасные, что теряли рассудок. Снежная часто делала больно. Её лидеры нередко принимали решения, которые простым людям было не понять. Они создавали своей стране славу монстра, порождения зла и самой смерти…       Но люди оставались прежними. Улыбались. Протягивали друг другу руки. Танцевали на ярмарке. Души людей оставались пахнуть свежим хлебом, берёзовой корой, простором равнины и снегом. Души людей оставались похожими на поле пшеницы под ясным солнечным небом.       И любовь… Любовь этих людей к стране была непоколебимой. Что бы ни случалось, какие бы тёмные тучи не собирались над головами, кто бы ни сидел в Белом замке, люди любили Снежную и готовы были отдать за неё жизнь, разинь кто на неё свою уродливую пасть. И всю тысячу ударов плетью, может быть, даже мечом, вынесет человек Снежной, пока не узнает, что его дом в безопасности…       Снежная никогда не была идеальной. Здесь иногда посещало чувство безысходности, пустоты и абсолютного желания броситься в море.       Но всё же Снежная была чудесной в великолепии природы и человеческой души.       Да.       Всё же чудесной. [welcome home, son — radical face (slowed)]       Ты развернула Лаванду и пошла дальше, в ночь, в темноту, в Снежную, которая не горела фасадом ярких огней, но все ещё была родной. Кончились развешанные флажки, золотые фонари, стихли песни. Остался качающийся у чьей-то двери светильник, звон поводьев, да снег, скрипящий под лошадиными копытами.       Ты выдохнула облачко пара, прикрывая глаза, наслаждаясь тишиной. В Снежной тишина звучала иначе, чем в других местах. Перешёпотом ветра. Снегом. Беседой идущих под ручку старушек, укутанных в пёстрые платки. Снежная никогда не молчала, но ты любила то, как голос её сливался с шумом твоих собственных мыслей.       Улицы были заботливо очищены. С тихим скрипом качались на ветру деревянные вывески магазинов. Где-то ещё горел свет. Неудивительно: Снежная никогда не спала. Магазины становились всё более знакомыми. Любимый книжный. Кафе, в котором подают лучший горячий шоколад в городе. А запах смородины… Это, наверное, тот самый ресторанчик, где продают блинчики с самыми странными добавками?       Лаванда рысцой вошла в центральное кольцо, которое находилось ближе всех к Белому замку. Солидные каменные дома высились по обеим сторонам от тебя. Ты не заглядывала в окна, прекрасно зная, какие знатные господа расположились в этих особняках и как они пришли к халатам из шелковицы и золотым перстням.       Ты не любила это место. Пустив Лаванду галопом, ты старалась не всматриваться в эти дома, чтобы ненароком не поймать лишний взгляд. На голову натянула капюшон. Здесь ты чувствовала себя неуютно. Это была ненастоящая Снежная. У этой Снежной было и впрямь ледяное сердце и лживый нрав, спрятанный на витражом из прекрасных особняков с громадными лоджиями и гостиными с хрустальными люстрами.       Здесь у предвестников было много противников. Ты прекрасно знала, что не все дворяне одобряют их действия, и, конечно, большинство из них знали всё о них и их семьях. У агрессивного Чайльда, который был полной противоположностью дворянам, желавшим спокойной, размеренной и роскошной жизни, здесь тоже наверняка было множество неприятелей, которые спали и видели, как разрубают его любимую сестрёнку пополам.       Жуть.       К счастью, квартал богачей кончился, кончился быстрее, чем ты рассчитывала, и вы с Лавандой остановились перед ним — Белым замком.       Огороженный высокой каменной стеной со сторожевыми башнями, увенчанными гербом Снежной, он тянулся к небесам своими острыми крышами. Белоснежный, словно бы сотканный изо льда и снега, он имел три башни, покрытые куполами. В темноте знающий человек мог угадать узоры на стенах, изображавшие, как правило, волков — негласную символику севера. Замок Царицы в темноте казался призрачным. Ненастоящим. Видением из детсткой сказки. Но ты провела за стенами этого показушного великолепия несколько лет и знала, что за ним прячется.       Впрочем, теперь ты понимала. Всё понимала.       Замок был высоким, не меньше двух сотен метров. Он возвышался над простыми домами, подняв голову гордым лебедем, расправив крылья из громадных построек по бокам — церкви, штаба предвестников, гостиницы для дипломатов из других стран. Белый замок был поистине огромен. Ты взглянула на Западную башню. Там жили Предвестники, когда не путешествовали по миру в попытках разрушить привычные порядок вещей. Там когда-то жила ты, как приближённая. Там сейчас, скорее всего, был твой брат. — Боже… Я всё ещё ума не приложу, что ему сказать, — ты вздохнула, опуская глаза.       Помявшись немного, ты сдалась и решила прогуляться ещё. Заглянула всё же в любимое кафе, где тётушка Ольга, как и три года назад, сварила такой же хороший горячий шоколад, как и прежде. Миновало ещё несколько кругов. Ты допила горячий шоколад, прокрутила в голове не меньше тысячи вариантов, что сказать Аяксу, один другого нелепее. Всё темнело, луна уже подбиралась к середине неба, а ты никак не могла решиться. — Что сказать, что сказать… — бормотала ты, вновь подходя ко входу в замок. Лаванда дёрнула ушами. Ты вздохнула. — Да знаю я, что он не злится! То есть, наверное он не злится… Но что сказать-то? Или вообще ничего не говорить? Просто войти? Поздороваться? Поздравить с днём Ледяного Очага? Я не знаю…       Ты вновь остановилась, глядя на громадную арку. Стражники, которые видели тебя уже в третий раз, явно напряглись. Ты и сама понимала, что выглядишь кошмарно подозрительно. Очередной вздох вырвался из твоей груди. Ты прикрыла глаза. Коснулась груди и нащупала свой Глаз Бога. Сердце слегка успокоилось. Ты снова подняла глаза на западную башню.       Рано или поздно ваша встреча всё равно случится, поняла ты вдруг. Ты можешь сколько угодно ходить вокруг да около, беспорядок в твоей голове от этого не изменится. «Если уже приняла решение, зачем зазря в нём сомневаешься? — спросил голос учителя в твоей голове. — Сделай первые шаги, прощупай почву… Не понравится — вот тогда уходи. А в пустых сомнениях толку нет.»       Ты подавила смех. Будь Виктор здесь, именно так он бы и сказал. Грохот в груди стих. Беспокойство минуло твой разум. Глубоко вдохнув, ты всё же направилась к стражникам, снимая с головы капюшон, и чем ближе ты подходила, тем сильнее они менялись в лице. — Т/и? — выдохнул один из мужчин, когда ты подошла.       Едва заметным движениям он приказал лучникам на стенах опустить оружие и снял с головы шлем. Ты улыбнулась. Не мужчина. Юноша. Твой ровесник, с которым вы когда-то познакомились в кофейне. У него были коротко остриженные светлые волосы и зелёные глаза. На доспехах его был герб Белого волка — символ королевской стражи. Ты усмехнулась. — Уже окончил военное училище, Денис? — произнесла ты.       Второй стражник, удивительным образом догадавшись, что вы знакомы, взглянул на своего соратника, ожидая объяснений, но тот не сводил с тебя глаз. — Ты вернулась… — прошептал он. — После стольких лет…       Ты поморщилась. Тебе жуть как не хотелось выяснять отношения на глазах у кучи стражников, да ещё и на морозе. — Да, — согласилась ты, — и я ужасно замёрзла. Надеюсь, за три года мою комнату никто не занял?       Денис молчал, словно ты была призраком. Вздохнув, ты обратилась ко второму стражнику: — Я сестра Тартальи Чайльда, — ты пошарилась в кармане и вытянула оттуда жетон. — Т/и.       Стражник принял его — небольшой прямоугольный кусок золота с твоим именем, который ты сумела сохранить во всех битвах, тренировках и путешествиях. Даже в горах ты бережно прятала его, зная, что однажды вернёшься. Этот жетон был пропуском в замок в любое время дня и ночи и полагался тем, кто имел тесные связи с предвестниками.       Впрочем, учитывая, сколько твой брат его выбивал… Ты полагала, что получить его весьма и весьма непросто даже доверенным лицам. Такому знаку отличия стражник не смел возразить. — Открыть ворота! — прокричал он в темноту. — Тимур! Спустись!       Один из мужчин послушно нырнул в темноту башни. Стражник повернулся к тебе и протянул жетон. — С возвращением, — сказал он коротко.       И врата в старый дом распахнулись перед тобой — тяжёлые, железные, оттянутые металлическими цепями. Лаванда подняла морду, широко раздувая ноздри. Ты ощутила, как усилилось твоё волнение, но отступать теперь было некуда. — Спасибо, — ответила ты сухими губами, входя в сад и слезая с Лаванды.       Следом за тобой вошёл Денис. — Я провожу, — сказал он.       Ты чуть губу не прокусила. Тебе так хотелось побыть в одиночестве, хоть немного собраться с мыслями… Но ты вряд ли могла передвигаться в такое время без сопровождения после стольких лет отсутствия, будь у тебя хоть бриллиантовый пропуск. — Конечно, — вежливо отозвалась ты.       В молчании вы пошли дальше. Копыта Лаванды застучали по расчищенной плитке. Ты молча шла рядом с Денисом, ощущая, как воздух неприятно тяжелеет. Чувствовала это и Лаванда, недовольно посматривавшая на стражника.       Летний сад, раскинувшийся на подступе к замку, пожух от морозов. Пустые клумбы покрылись снегом, и лишь одинокие зимние розы продолжали цвести, обвивая беседки, стоявшие по обеим сторонам от тропы, арки, протянувшиеся над дорогой. Но ты не любовалась цветами. Твоя голова была по-прежнему заполнена мыслями об Аяксе. Не замечала ты и смятение Дениса, и того, как он поглядывал на тебя. Ты сама была в растерянности.       К конюшне вы подошли быстро. Волнение в твоей груди всё нарастало. Поводья Лаванды молодой конюх забирал уже из дрожащих рук. Ты поблагодарила его, кивнула на прощание, потрепала кобылу по белому носу. Затем вы двинулись к берёзовым дверям роскошного замка с вырезанными на них волками. Очередные стражники стояли у двери. Ты уже приготовилась было предъявить им жетон, когда Денис вдруг остановился. — Почему, т/и? — спросил он, смотря на тебя глазами отчаянными и полными горечи. — Почему ты просто ушла?       Ты обернулась. Сердце твоё кольнула совесть: единственным, кому ты оставила записку, был Тарталья. В злости и обиде Дениса не было ничего удивительного. Ты понимала, что должна быть снисходительна… Но мысли твои путались от волнения, ты едва могла думать. — Я сделала тебе больно? — тупо спросила ты, глядя ему в глаза. — Даже не представляешь, насколько, — покачал головой тот. — Знаешь, каково было узнать о том, что ты ушла, только когда тебя объявили в розыск? Знаешь каково было ждать тебя каждый день и надеяться, что ты вернёшься?       Ты вздохнула, теребя в руке золотой жетон. Ты наворотила дел, прежде чем исчезнуть. Знала, что стоило поступить иначе, но иначе было нельзя. Они бы остановили тебя. Их слёзы удержали бы тебя от принятия решения. Исчезнуть тёмной ночью было для тебя самым верным решением, как бы ни мучала совесть. — Мне жаль, Денис, — честно сказала ты. — Я не хотела причинять всем вам боль, но так было нужно. — Что? — вспыхнул он. — Да какая религия обязала тебя не прощаться со мной?       Ты обвела пальцем его лицо — отчаянное, разочарованное, искажённое болью. — Эта, — коротко сказала ты.       Денис покачал головой не в силах поверить, что ты говоришь ему это. Ты смотрела печально. Знала, что в какой-то степени была не права. Понимала, что выбрала себя и поступила верно.       В следующий миг Денис метнулся к тебе, схватил за руку, прижал её к своей груди. Ты чуть не отпрянула. Стражники у дверей обратили на вас внимание, стали пристально наблюдать. — Но теперь ты вернулась, — горячо сказал он. — И что? Что ты будешь делать дальше?       Ты вздохнула. Осторожно вытянула свою руку из его пальцев и отступила назад. Денис смотрел растерянно, ты — устало, надеясь поскорее встретиться с братом и проститься с тревогой. — Денис, — тихо сказала ты, — я говорила тебе и не раз, что не ищу отношений с тобой. Мы договорились, помнишь? Ничего серьёзного.       Денис на мгновение завис. Ты представляла, что только что сделала: он ждал тебя три года, наверняка не мог забыть, ни с кем не встречался, а теперь оказалось… Оказалось, ты совсем не искала встречи с ним, не стремилась к нему, не мечтала о нём, как он о тебе. Ты знала, как глубоко осколки вонзились в его сердце. Знала, что причинила ему невыносимое страдание. Ты посчитала нужным мягко коснуться его плеча. — Послушай, — сказала ты тихо, — в твоей жизни будет ещё много девушек. Отпусти меня и просто живи дальше, ладно?       Денис посмотрел на тебя глазами, покрасневшими от выступивших слез. Глазами человека, чьи трёхлетние надежды были безжалостно разбиты, стёрты в порошок и растоптаны. — Я ждал тебя, — прошептал он, — три года. — Я знаю. Я не хотела, чтобы так вышло, — ты покачала головой. — Тебе не было бы лучше, если бы я лгала. — Ты и так лгала, — Денис сбросил твою руку. — Нет, — ответила ты. — Я всегда была честна с тобой, но ты предпочитал видеть то, что угодно тебе.       Денис замотал головой как умалишенный. Отвернулся. Ты опустила голову. Чувства вины не нашлось в твоём сердце. Ты знала: правда на твоей стороне. — Ты каждый раз говорила, как любишь проводить со мной время, — он поднял голову к небу. — Да. А ещё я говорила тебе, что не хочу отношений с тобой, — добавила ты. — И ты отвечал, что все в порядке и тебе просто хорошо со мной. — И ты не поняла, чего я хочу? — он резко обернулся к тебе. — Ты и словом об этом не обмолвился. У меня было никакого интереса разгадывать ребусы, — ты отступила ещё на шаг назад.       Денис несколько мгновений всматривался в твоё лицо, словно силясь рассмотреть человека, с которым проводил ночи и свидания в кофейне. Он искал в тебе девушку, которой ты была три года назад.       Но всё изменилось. Тебе уже не было интересно его внимание, прогулки по саду и бессонные ночи с этим человеком. Огонёк, что когда-то, быть может, имел шанс разгореться, теперь бесследно угас. — Не лги себе, как не лгала тебе и я, — сказала ты с тяжёлым сердцем, глядя в его полные боли глаза. — Я никогда тебя не любила.       Денис отпрянул. Выражение его лица изменилось. Ты не томила. Не тянула. Ты говорила правду так, что она резала по самому сердцу. И всё же… Всё же это было лучше, чем медленно травить его надеждой и затем разбить.       Но теперь глаза Дениса налились гневом. Холодом. Они стали отрешёнными, как глаза человека, который силится закрыться от боли. Денис утёр слёзы одним движением руки. Ты заметила, как все переменилось. Теперь в его глазах появилась она — непримиримая ненависть, злая и беспощадная. Ты лишь вздохнула. С такими, как он, этого не избежать. — Ты самая лживая, жестокая и отвратительная из всех, кого я встречал, — Денис подступил ближе. — Тебе не стоило возвращаться. Не думай, что я просто забуду о том, что ты сделала.       Ни единый мускул не дрогнул на твоем лице. Ты шагнула к нему в ответ, приблизила свое лицо к его лицу, к его глазам, покрывшимся коркой льда. Мука совести сменилась отвращением. — Попробуй мне навредить, — холодно предложила ты, — и действительно пожалеешь о том, что узнал меня.       Твой взгляд был страшнее. В нём не было ненависти или гнева… Только сдержанное, собранное, ледяное желание защитить себя. Ты не дала бы себя в обиду. Однажды ты сумела выжить. Эту жизнь тебе подарили боги, взрыв энергии и молнии Сказителя. И эту жизнь ты отстояла бы любым способом, не зная совести, вины или чести. Тебе дали эту жизнь не для того, чтобы ты боялась, но для того, чтобы училась защищать себя и других. Для того, чтобы быть свободной и счастливой. И это желание, это отважное чувство пылало в твоих глазах золотой пламенью.       Денис отступил. Медленно кивнул. А потом он просто развернулся и пошёл прочь, оставив тебя у дверей замка. Ты вздохнула. Посмотрела на свой поцарапанный жетон, который всё это время сжимала так крепко, что заболела рука. — Ну, что ж, — пробормотала ты, — полагаю встреча с братом после этого не такой уж и кошмар.       Стражники пропустили тебя, провожая заинтересованными взглядами. Ты представляла, какие теперь пойдут слухи о твоей личной жизни. Но всё это ждало тебя там, в далёком будущем.       А сейчас ты, серьёзно хромая, — обезболивающее постепенно прекращало своё действие, — поднималась по мраморной лестнице за стражником. Там, впереди, неподалёку от тронного зала располагалась комната совещаний. Двери в неё были массивными, тяжёлыми; вырезанные на них волки так и скалились на всякого входящего.       Ты остановилась. Сердце в груди беспорядочно подпрыгивало. Стражники уже потянулись было, чтобы открыть перед тобой двери, но ты остановила их жестом руки. — Погодите, я… Не готова, — пристыженно сказала ты, делая шаг назад.       Мысли стали совсем лихорадочными. Ты судорожно вздохнула, потирая руки. Хотелось спрятаться в свой тяжёлый плащ, укутаться в него, исчезнуть в чёрной шерсти, чтобы не знать проблем, но его услужливо сняли с твоих плеч и отнесли в твою комнату. Ты нервничала. Сильно нервничала. Это было похоже на на змею, ворочавшуюся где-то в районе желудка: она мешала думать, дышать, говорить… Стражники переглядывались, но чем тебе помочь не знали. — Мисс… — начал было один из них.       В этот момент дверь зала совещаний распахнулись. Вышел высокий широкоплечий мужчина, чьё лицо было перекрыто чёрной демонической маской, но лишь наполовину. Он не обратил на тебя никакого внимания. Ты прижалась к стене. Это был Пьеро — лидер Одиннадцати Предвестников.       Следом за ним вышли Капитано и Синьора. Прекрасная леди выглядела донельзя раздражённой. Взгляд её холодного голубого глаза, не прикрытого чёлкой, упал на тебя, презрительный и высокомерный, как всегда. — Посмотрите-ка, кого я вижу, — ей не хватало только плюнуть в твою сторону. — Отродье из семьи Чайльда всё же вернулось. Подумать только, — она оскалилась.       Обернулся на тебя и Капитано, однако ничего не сказал. Только дотронулся до плеча своей подружки. Она, хмыкнув, последовала за ним. Ты проводила Синьору равнодушным взглядом — её грубые выпады редко задевали тебя, ты, пожалуй, просто привыкла к ним и не хотела связываться с этой малоприятной женщиной — и вошла в зал совещания, не давая себе времени подумать.       В комнате было ещё восемь Предвестников. Ты увидела Коломбину, Арлекино, Панталоне. Все они повернулись к тебе, рассматривая, щурясь, узнавая, может быть не понимая, как тебе хватило смелости войти сюда. От их взглядов все внутри похолодело. Из всех Предвестников поднялся один. Он был облачён в красную рубашку и серый пиджак, в серые брюки, которые ты всегда называла кошмарными. На нем был тот же красный шарф, что и три года назад. Рыжие волосы растрепались от того, как часто он проводил по ним рукой.       Его глаза остались прежними. Синими, как глубокий океан. Ты остановилась. Он смотрел на тебя, не в силах поверить, что ты стоишь перед ним. Живая. Невредимая. Все волнение куда-то ушло. Твоё сердце впервые за долгое время укололо, обвило другое чувство, похожее на шипастую морозную розу. Это была горечь многолетней разлуки с братом, с твоим родным любимым братом.       Тебе столько хотелось ему сказать: как тебе жаль, как ты скучала, как все прошло. Тебе хотелось рассказать ему, как сильно ты изменилась, как Виктор тренировал тебя. Тебе хотелось поведать ему, как прекрасен Северный полюс весной, и показать свой Глаз Бога…       У тебя было столько слов, столько подготовленных заранее идей, столько оправданий и извинений, которые ты пронесла с собой через горы, лес, столицу и замок… Но ты сказала лишь: — Я вернулась, — тихо, словно тебе было стыдно.       Он услышал. Все услышали. Ты же услышала смешок Панталоне и почти почувствовала, как он покачал головой. Арлекино наверняка, сложив руки, задумчиво наблюдала за вами. Коломбина улыбалась. Доктор, скорее всего, ухмылялся.       Но ты смотрела лишь на Тарталью. Не отрывала глаз. Пыталась угадать, что он тебе ответит, когда он вдруг дёрнулся. Вышел из-за стола и двинулся к тебе шагом быстрым, отрывистым, резким. Сердце подпрыгнуло. Что он хочет сделать? Вытащить тебя за шкирку и поговорить? Накричать? На глазах у всех? Убедиться, что ты настоящая? Убить ко всем чертям? — Аякс, я… — забормотала ты, вдруг разуверившись в своём решении. — Я… Мне жаль, что всё так вышло… Я объясню и…       Но в следующий миг он оказался рядом и, прервав твою тираду, заключил тебя в объятья. В крепкие, тёплые братские объятья, зарывшись носом в твои мягкие волосы и вдыхая знакомый запах. Ты растерялась. Замерла. — Ты жива, — прошептал он, не нуждаясь в твоих оправданиях. — Во имя Царицы, чертёнок, ты жива…       Голос его дрожал. Ты знала, что он не отстранится и не позволит другим предвестникам увидеть его слёзы. Знала, что он жмурится, тщетно пытаясь их сморгнуть. Поняла, что большего тебе и не надо, и сжала его в ответ так крепко, как только могла. Глаза твои мгновенно наполнились слезами. Окутанная теплом своего родного брата, заточённая в его крепких объятьях, ты ощутила, как горячие дорожки невольно прочертили твоё лицо.       Предвестники молчали. Они не возражали. Не ругались. Они, несмотря на свои скверные характеры, позволили Аяксу встретить родную сестру. И даже он молчал.       Ты увидела его в первую же секунду. Его огромную шляпу. Его холодный взгляд. Ты увидела, но намеренно не стала рассматривать. Теперь же твои глаза через плечо Тартальи невольно обратились к нему.       Он тоже смотрел на тебя, неизменно скрестив руки на груди. Несколько долгих мгновений вы глядели друг на друга. Узнавание. Непонимание. Лёд и пламя. Такие разные и такие похожие…       А потом ты спрятала нос в плече Аякса. Он сжал тебя в руках ещё крепче, и впервые, впервые за три года ты ощутила, что тебе не надо защищаться. Не надо спасать себя. Он сам тебя защитит. Сбережет. Спрячет от всего мира, кто бы ни посмел навредить.       Ты обязательно всё ему расскажешь. О Глазе бога и Северном полюсе, о своих приключениях и о том, почему ушла. Но не сейчас. Сейчас ты просто обнимала его и плакала, только теперь осознав, как тебе не хватало твоего любимого старшего братца. — Да, — наконец ответила ты шёпотом, шмыгнув носом. — Я дома, Аякс. Я дома.