Кровоцвет

Над степью несмело поднимается солнце, окрашивая небо в красный — цвет пролившейся крови. Небеса скорбят не по сотням и тысячам воинов, которые могли бы отдать свои жизни в бою, а по единственной женщине, которая обменяла свою жизнь на жизнь ребёнка. Он, будто чувствуя, что его рождение сотворило с миром что-то страшное, уже долго молчит в руках отца. Ласковые солнечные лучи, коснувшись детского лица, на мгновение выкрашивают глаза в оранжевый, и мужчина, скорбящий по любимой жене, передаёт младенца знахарке, которая, пускай и боится кары за то, что не уберегла жену вождя, крепко прижимает мальчика к груди. — Следи за ним, Малахит, — произносит мужчина. — Этому дитя не стать моим наследником, но, если с ним что-то случится, тебя ничто не спасёт. Ты должна сохранить его. — Я поняла, — опускает глаза знахарка и отходит на несколько шагов назад. После торжественных похорон племена, бесконечно кочующие на юге огромной степи, снимаются со стоянки и продолжают свой неторопливый путь — так проходит вся их жизнь. Несколько засушливых лет едва не убивают огромные стада животных, а обрушившиеся на племя болезни выкашивают большую часть людей, и все видят в этом лишь одного виновника — ребёнка, на которого разгневались духи за гибель женщины, любимой всем племенем. Взрослые реже обращают внимание на мальчика, предпочитают просто обходить его стороной, а дети же вовсю награждают его тумаками и обидными прозвищами. Так происходит и в этот раз — мальчишки издалека выкрикивают гадости, но ближе подходить не решаются, потому что совсем рядом находится шатёр Малахит. Женщина, расслышавшая обидные речи даже с большого расстояния, отодвигает полог и только качает головой, потому что детей уже нет. Рядом только сидит мальчик, рассматривая всё вокруг любопытными глазами. — Что ты здесь делаешь, Спессартин? — садится на корточки перед ним Малахит. Уже пять лет проходит с того времени, как погибает его мать, но знахарка всё ещё рядом и с каждым днём всё больше считает Спессартина именно своим сыном. Он совсем не похож ни на отца, ни на старшего брата — возможно, дело в том, что он их почти не видит, но становится он совсем другим. Спессартин растёт удивительно добрым, отвечающим и на удары, и на оскорбления одной только робкой улыбкой, но никто в племени не может оценить его доброты. — Гулял, — отзывается Спессартин. — Я видел отца сегодня. — Правда? — осторожно улыбается ему Малахит, присаживаясь на корточки рядом с мальчиком. — И что он тебе сказал? — Ничего, — совсем не расстраивается мальчик. — Но зато мы с братом играли вместе! Может быть, завтра мы тоже побудем вместе? — Может быть, — не спорит женщина. — А сейчас идём, мой дорогой, уже поздно. За несколько последующих лет совсем ничего не меняется. Вокруг племени бескрайняя степь, а внутри — бесконечные раздоры. В один из дней обычная детская шалость заходит слишком далеко — ребята постарше на лошадях увозят Спессартина вместе с собой, а возвращаются без него, и никто до самой ночи не задумывается о пропаже ребёнка. Первой спохватывается Малахит, обходит все шатры, но нигде не находит воспитанника и, позабыв о страхе и почтении, отправляется к вождю. Даже её собственная судьба не беспокоит её настолько, насколько судьба Спессартина. Спессартину совсем недавно исполняется девять — по меркам кочевых народов он уже должен трудиться наравне со взрослыми, но и учить его некому — все до сих пор избегают проклятого духами ребёнка, хотя давно уже прошла пора засух и болезней. Оставшись в одиночестве, Спессартин принимает уход друзей за очередную весёлую игру и двигается за ними в ту сторону, где они быстро исчезают на лошадях. Постепенно небо темнеет, холодная ночь сменяет жаркий день, а Спессартин всё двигается вперёд, совсем не зная того, что только отдаляется от родного племени. Когда уставший ребёнок уже окончательно выбивается из сил, он видит впереди огни костров и торопится на свет, надеясь, что вернётся в родное племя. Только на подходе к разбитому лагерю Спессартин понимает, что это совсем не то, что он искал. Воины переговариваются на чужом языке, хотя тот и оказывается знакомым — Малахит не зря учит ребёнка всему тому, чему должен быть обучен сын вождя. Первым Спессартина замечает один из воинов. Он удивлённо таращится на невысокую фигурку, а после оборачивается в сторону центра лагеря и взволнованно зовёт: — Господин, здесь ребёнок! — и несмело добавляет: — Может, гадость какая-нибудь? Мало ли в степи водится колдунов да ведьм? — Жена твоя — ведьма, — сварливо отвечает ему второй воин, выглядящий чуть старше. — В самом деле, нельзя верить во всё, что тебе рассказывают. — Да лучше лишний раз поверить в слухи, чем ведьме! — оскорбляется мужчина. Из-за крайнего шатра выступает совсем юный воин, на фоне остальных кажущийся едва ли не мальчишкой, окидывает Спессартина удивлённым взглядом, явно не ожидая встретить ребёнка посреди безлюдной степи, и улыбается ему без доли злости: — Правда, это просто ребёнок, — отмахивается он от суеверных домыслов. — Что ты делаешь здесь, малыш? Спессартин не отвечает, оробев перед незнакомцами. Воин подходит ближе, присаживается на корточки и хмуро осматривает свежие ссадины и расцветающие синяки. Ребёнок от усталости едва стоит на ногах, дрожит от холода и вызывает нечто между жалостью и желанием позаботиться. А может и то, и другое — сложно определить, когда прежде такого не случалось. Он слишком редко видит детей, особенно таких. — Ладно, не отвечай, если не хочешь, — не настаивает воин. — Как тебя зовут? — Спессартин, — негромко отзывается мальчик. — Приятно познакомиться, Спессартин, — кивает юноша. — Меня зовут Амариллис. Идём со мной? Я тебя не обижу, не бойся. Спессартин соглашается — Амариллис вовсе не выглядит так, будто хочет навредить ему. Посреди лагеря горят костры, и Амариллис подсаживает ребёнка к одному из них, приказывает лекарю обработать раны и ненадолго уходит, чтобы завершить осмотр лагеря. Когда он возвращается, Спессартин таращится на всё вокруг своими огромными глазами, подмечая то, насколько необычное окружение отличается от его племени. Здесь не так буквально всё — видно, что это временное путешествие, а жизнь воинов проходит совсем иначе. Амариллис опускается рядом и пододвигает еду к ребёнку, который, пускай и голодный, без разрешения даже не смотрит на мясо, аппетитно пахнущее на всю округу. Пока Спессартин жадно набрасывается на еду, Амариллис приказывает принести из повозок сладости и подкладывает их ребёнку, а сам ограничивается одним только слабым вином. Спессартину любопытно всё, но усталость оказывается сильнее — едва он доедает, как веки опускаются под тяжестью надвигающегося сна. Никто из незнакомых воинов не вселяет страха, но Амариллис не только ближе остальных, но и дарит такое нужное ощущение полной безопасности, поэтому Спессартин, придвинувшись ближе, лицом утыкается в чужое плечо и почти мгновенно засыпает. Амариллис даже не сразу замечает, как это происходит, крепко задумавшись о чём-то, но потом, опустив взгляд, видит привалившегося к нему спящего ребёнка и властным жестом приказывает остальным быть тише. Не хватало, чтобы кто-то потревожил покой измученного мальчика. — Приготовьте мне коня и отнесите ребёнка в мой шатёр, — чуть позже произносит Амариллис. — Вам с ним неудобно будет, — откликается один из ближайших воинов, оторвавшись от кубка с вином. — Может, забрать его? — Ночью в степи холодно. Это вам плевать, хоть на льдышки вас положить, а ребёнок замёрзнет, — отказывается Амариллис. — Он мне не помешает. Я спать всё равно не хочу. Посмотрю округу, к утру вернусь. Амариллис и правда спать не хочет. Он без труда может обходиться и вовсе без сна, а вдали от империи успокоиться совсем не получается, поэтому он едва засыпает на несколько часов и то не каждый день, просто по человеческой привычке, чтобы ни у кого не возникало вопросов. Он до самого утра сидит выше по реке неподалёку от разбитого лагеря и, вслушиваясь в мерное журчание воды, мыслями находится далеко отсюда. Спессартин просыпается ранним утром в шатре гораздо более тёплом, чем тот, где он спит обычно, под толстым слоем нескольких одеял, принесённых специально для него, и, сколько бы не хотелось остаться внутри, всё же не решается пользоваться чужой добротой и выбирается наружу. Воины собирают шатры, о чём-то переговариваются между собой, в лагере без конца разносятся звонкий смех и удары металла, но среди всех звуков Спессартин быстро улавливает голос Амариллиса и поворачивается на него. Тот стоит совсем рядом, но, отдавая какие-то приказания, ребёнка замечает не сразу, а, когда оборачивается, приветливо улыбается ему. — Здравствуй, Спессартин, — кивает ему Амариллис. — Может быть, сегодня ты мне расскажешь, что ты делал в степи? Или хотя бы откуда ты? — Я из племени кочевников, — осторожно, хотя и без страха произносит Спессартин. — Мы с друзьями гуляли, но я заблудился. — Гуляли? — недоверчиво приподнимает брови воин. — Это вы без коней так далеко зашли? И куда делись твои друзья? Почему заблудился только ты? Спессартин опускает глаза в землю и долго молчит. Амариллис и не торопит его с ответом, а остальные воины заняты своими делами и наверняка не слышат разговор. Тогда мальчик негромко признаётся: — У них были кони. Они уехали и сказали, чтобы я шёл за ними. На его же счастье он не поднимает взгляда и не замечает, как тень недовольства касается лица Амариллиса. Он чувствует, как раздражается, но ребёнок не виноват в произошедшем и пугать его нельзя, поэтому Амариллис даже пытается улыбнуться. — Знаешь, легче не становится, — вздыхает он. — Ладно, это ничего, ты не расстраивайся. Мы как раз направляемся к одному племени. Если ты оттуда, мы вернём тебя домой. Амариллис распоряжается покормить ребёнка и, только убедившись, что тот сыт, отдаёт приказ продолжить путь. Спессартин весь день находится возле Амариллиса, внимательно слушая его рассказы о военных походах и стараясь запомнить всё, а вечером, выбившись из сил после длительной поездки верхом, сидит у костра и таращится на огонь, пока вокруг не умолкают разговоры и песни. Отряд движется медленнее, чем одинокие всадники, и за день не достигает кочевого племени, но Амариллис отмечает, что уже завтра они будут на месте. — А если это не моё племя? — спрашивает Спессартин. — Не брошу же я тебя посреди степи, — отзывается Амариллис, и этого хватает, чтобы успокоить ребёнка. Спессартин прежде почти не ест сладостей, потому что у Малахит они появляются совсем редко, но Амариллис, видя то, насколько ребёнку нравится, без конца подкладывает ему разные десерты, хотя и похвастаться большим разнообразием в походе сложно. Раньше, чем Спессартин успевает уснуть, Амариллис отправляет его в шатёр, а сам до утра сидит у костра, разглядывая в пламени картины, открывающиеся ему одному. На следующий день, как Амариллис и обещает, они вместе с отрядом достигают племени кочевников, и Спессартин с радостью и вместе с тем со странной печалью узнаёт тех, с кем он прожил свою жизнь. Больше Спессартин Амариллиса почти не видит. Ребёнка забирает к себе напуганная и заплаканная Малахит, бесконечно благодарящая Амариллиса, а прибывшего воина приглашает в свой шатёр вождь племени. Амариллис пробывает в племени почти две недели, прежде чем покинуть его и отправиться обратно, и за это время Спессартин видит его лишь издалека, но ближе не подходит, словно опасается, но сам не разбирает, чего. Спессартин взрослеет и постепенно превращается из ребёнка в подростка, не забывает воина, спасшего его, но никто в племени не упоминает Амариллиса, а сам он не интересуется. Постепенно всё забывается, дети, становясь взрослее, переключаются на то, чтобы заботиться о нуждах племени, и никто уже не вспоминает о том, что Спессартин когда-то был проклятым ребёнком, хотя и дружбу с добрым, но неразговорчивым юношей никто не водит. Единственным, кто не может простить Спессартина, остаётся его отец, до сих пор скорбящий по жене. Всё чаще со Спессартином проводит время его старший брат, и однажды от него юноша слышит знакомое имя. Он, боясь, что ошибся, переспрашивает: — Что ты сказал? — Говорю, отец отправляет меня в Империю Тамариск, — повторяет Гранат. — Будет славно построить с ними хорошие отношения до тех пор, пока они не пошли на нас войной. Там ведь и генерал Амариллис. Ты, наверное, уже и не помнишь, как он спас тебя, да? Ты же был такой крохой. — Помню, — качает головой Спессартин, — я же не совсем ребёнком был. Это было всего пять лет назад. «Уже пять, — тут же удивляется Спессартин. — А кажется, будто совсем недавно». — Конечно, был не ребёнком, — соглашается Гранат, снисходительно улыбаясь. — А сейчас-то ты уже совсем взрослый. Ещё немного, и начнёшь меня учить, да? — И начну, — не отрицает Спессартин. — Ты только вернись. Может быть, Спессартин и правда проклят разгневавшимися духами, только его слова, сказанные из-за плохого предчувствия, оказываются не домыслами — Гранат не возвращается. Вместо него до племени доходит весть о том, что Империя Тамариск, убившая наследника, объявляет войну, и вся тяжесть чужих решений обрушивается на плечи Спессартина — вождь племени сходит с ума от горя после гибели любимого сына и отказывается от своей власти. И тогда Спессартин и Амариллис встречаются ещё раз — совсем ненадолго, едва ли даже на десять минут, но оба узнают друг друга и вместе с тем удивляются изменениям. Они встречаются перед боем, а после и прямо в бою, но Амариллис, ведущий войско Империи Тамариск, отчего-то не убивает Спессартин. Возможно, не хочет, чтобы оказалось, что когда-то он спас ребёнка зря. Он остаётся единственным выжившим из всего племени — остальных просто перемалывает безумный напор войска Империи. Спессартин даже не возвращается в племя, твёрдо уверенный в том, что не найдёт никого выжившего, и лишь радуется тому, что Малахит, покинувшая мир годом раньше из-за болезни, не застаёт ужасающего зрелища. Их дома больше нет. Спессартин уходит далеко на север. Ему удачно встречается караван, вожак которого соглашается проводить юношу в обмен на помощь, и тот честно трудится наравне с остальными до пункта назначения. Во время нескольких стычек Спессартин показывает себя умелым воином и быстро завоёвывает уважение хозяина, но от того, чтобы остаться с караваном, отказывается и присоединяется к следующему. Так за несколько месяцев Спессартин достигает Северной столицы, миновав империю Тамариск, и остаётся там на долгое время. Его детская мечта увидеть весь мир воплощается совсем не так, как хотелось бы. Не той ценой. В Северной столице Спессартин подрабатывает у старого мастера, изготавливающего оружие, и попутно совершенствует собственные навыки в мелких стычках, которые совсем не являются редкостью для большого города, где каждый норовит ухватить богатства другого, даже если его богатство измеряется в паре мелких монет. После нескольких таких драк Спессартина находят городские стражи, наслушавшиеся жалоб, но вместо того, чтобы бросить его в темницу, они, заинтересовавшись, предлагают ему стать воином правителя. И в день, когда Спессартин хочет в очередной раз отказаться от предложения двух назойливых парней, он встречает Амариллиса там, где их встреча совершенно точно не может произойти — на огромное расстоянии от сердца Империи Тамариск на городском базаре столицы соседней страны. И тогда Спессартин понимает, что война будет преследовать его всюду, куда бы тот не пошёл, до самого его последнего дня. Амариллис будто напоминает ему об этом, когда тот забывает, лёгкой улыбкой, парой брошенных фраз и подаренной заколкой. Короткая, но такая важная встреча. Спессартин всё ещё ребёнок, а Амариллис теперь — его первая и единственная любовь, возникшая из детского восхищения. — Почему это ты решил передумать? — искренне радуется, но вместе с тем удивляется Кречет — молодой и, надо признать, весьма надоедливый воин, едва ли не каждый день снующий за ним по пятам. — Мало ли, почему, — пожимает плечами Спессартин. Они сидят в полупустой таверне, которая каждый день пользуется спросом, но мало кто захаживает в неё ранним утром. Хозяйка крутится рядом, то и дело приносит угощения, за которые ей щедро заплатит Кречет, являющийся едва ли не постоянным гостем. Спессартина совсем немного утомляет чужое любопытство. Мысленно он всё ещё на городском базаре. — Ладно тебе, мы же теперь товарищи, — ободряюще улыбается ему Кречет. — Сначала побудешь немного в городской страже, а там вдруг и сам правитель тобой заинтересуется? Тем более, что Сапсана больше нет — сгинул, и славно. — Встретил в городе одного знакомого, которого совсем не ждал увидеть тут, — сухо отзывается Спессартин, которого вовсе не тянет на откровения. — Так тебя, кажется, все знают, — задумывается Кречет. — Неужели ты знаешь кого-то из степняков? — Догадливый, — не отрицает Спессартин. — Раз уж мы теперь товарищи, расскажешь, может, зачем я тебе? Не настолько я выдающийся воин. Хозяйка вновь останавливается рядом, наклоняется, чтобы опустить на стол кувшин с вином, и два одинаково безразличных взгляда лишь на мгновение скользят по её красивой груди, едва не вываливающейся из туго затянутого платья. Когда женщина отходит, Кречет без утайки отвечает: — Просто нравишься ты мне. — И на что ты рассчитываешь? — устало интересуется Спессартин. Кречет правильно понимает вопрос. Он поднимается из-за стола, бросает несколько монет на деревянную поверхность и, легко улыбнувшись, объясняет так, что сомневаться в его честности не приходится: — Ни на что. Просто хочу помочь тебе. Мне не нужно ничего взамен. Ты у нас недавно, но когда-то тобой заинтересуются, а так ты при деле, ни у кого вопросов не будет. Пойдём. Кречет едва ли старше Спессартина и совсем немного похож на Амариллиса. У него такие же зелёные глаза, но улыбается Кречет чуть ярче, говорит чуть громче и часто щурится, словно плохо видит. Наверное, так и есть. Ещё у него тёплые губы и ласковые пальцы, но об этом Спессартин узнаёт позже — через год или два после того, как соглашается на предложение и тем определяет свою судьбу — не странствовать дальше, а навсегда остаться в Северной столице. Кречет на протяжении долгих лет остаётся для него каким-то странным напоминанием, которое не даёт зажить гноящейся ране, но вытащить эту маленькую занозу и отпустить прошлое Спессартин отказывается. Его душа так и увядает из-за холодного равнодушия человечества. Жизнь течёт размеренно. Постепенно из памяти стирается жаркая степь, заслонённая жестокой зимой, а Спессартин с трудом вспоминает лица отца и брата, хотя и хорошо помнит Малахит. Кажется, будто вся прошлая жизнь принадлежит не ему. Даже Амариллис со временем почти забывается, хотя мысли о нём не покидают головы, но образ всё тускнеет в сознании. Тогда с юга приходит весть о падении Империи Тамариск и гибели императора и генерала, и Спессартин нисколько не сомневается в том, что для Амариллиса, который жил войной, этот исход стал лучшим из всех возможных. И всё же больно. Потому что теперь ни на какую случайную встречу рассчитывать не приходится. — Жаль, — скупо отзывается Сокол, уже несколько лет правящий Северной столицей после внезапного исчезновения Сапсана. — Ты знаешь, я помню их. Славные были воины. — Вы хорошо их знали? — интересуется обычно немногословный Спессартин. В тронном зале нет никого, кроме Сокола и его верного стража. Кречет прежде без остановки крутится где-то рядом, но уходит, бросив, что скоро вернётся, и Спессартин его не останавливает. — Не слишком, мы виделись лишь однажды, — рассказывает Сокол. — Император Тамариск был удивительным человеком. Ты хоть раз видел его генерала? Настоящее чудовище, — в голосе ни капли отвращения, но явно слышится восхищение. — Не представляю, кем нужно быть, чтобы подчинить его себе. О таком воине только мечтать. — Я видел, — задумчиво кивает Спессартин. — Скоро обход. Я пойду. Юноша уже поднимается и доходит до дверей, за которыми начинается вытянутый коридор, как его останавливает оклик: — Спессартин, — Сокол отечески улыбается, когда юноша оборачивается с немым вопросом в глазах, — ты бы и правда подумал. Нравишься ты моей дочери, что уж тут поделать? Да и мне кажется, что ты — хороший вариант. Я бы не настаивал, если бы у тебя была невеста, но ты ведь один. А так она — просто чудо, других наследников у меня нет. Ваши дети будут править Севером. — Как я могу противиться Вашей воле? — пожимает плечами Спессартин и, не дождавшись ответа, выходит. Даже если бы он захотел подумать, времени на это не остаётся — Северную столицу атакуют соседи, прорвавшиеся через границу, и Спессартин мгновенно забывает обо всём, кроме долга. В первом сражении погибает Кречет, а уже через несколько дней город не выдерживает бесконечного роя солдат, и стены обрушиваются, пожираемые жадным пламенем. Тогда же погибает Спессартин, до последнего защищающий дочь Сокола, пока он сам, распятый в тронном зале, ужасает своим видом совсем юную девушку, прежде заботливо лелеемую любящим отцом. Очередной город оказывается стёрт с земли. Спессартин совсем не понимает, где он оказывается, и не помнит ничего из того, что было прежде — кто-то стирает всю его жизнь. Перед ним широкая река, а позади выжженая пустыня. На потрескавшейся земле петляют бесконечные узоры. Юноша едва думает о том, как здорово было бы, если бы жара не погубила растения, и сквозь сухую почву пробиваются первые листочки, а уже через несколько мгновений прямо под его ногами расползается травянистый ковёр. Это странное место с лёгкостью выполняет его желание. — Здравствуй, дитя, — звучит голос то ли сразу отовсюду, то ли в голове. — Скажи мне, ты помнишь, кто ты? — Анекси, бог весны, — отвечает Спессартин и сразу же удивляется этому знанию. — Именно так, — Анекси впервые слышит, чтобы с ним разговаривали с такой материнской лаской, и кажется, что это будет в последний раз. — Я посчитала тебя достойным места в Крепости, но посчитают ли тебя достойным мои дети? Ступай, и пускай перед тобой откроются врата. А нет — Небытие однажды примет всех без исключения, так что не бойся его. Хоть сейчас, хоть через тысячи лет ты сольёшься с тем, кто породил саму жизнь. — Есть ли смысл в той жизни, которую я вынужден будут прожить в одиночестве? — с горькой усмешкой спрашивает Анекси. — Может быть, будет проще, если Небытие сразу поглотит меня? Голос молчит так долго, что Анекси уже не сомневается, что он не получит ответа, но тут снова звучит сразу со всех сторон: — Кажется, будто я говорю с богом войны, — голос всё так же равнодушен. — Вы чем-то похожи. В голове мелькает воспоминание — на мгновение возникает знакомый образ, но затем он пропадает, оставляя вместо себя странную пустоту. Хочется уцепиться за эту мысль и вернуться к ней, но не выходит. — Бог войны? — переспрашивает Анекси. — Его имя — Химос. Вы обязательно встретитесь, если он не лишит тебя своей милости. — И всё же Вы не ответили на мой вопрос, — напоминает Анекси. — Твоя душа открыта передо мной. Я знаю, чего ты хочешь и кого ты любишь. В жизни всегда есть место для того, что может казаться невозможным. А теперь ступай, — звучит повелительно. — Здесь, на границе, мы говорим лишь несколько минут, но в мире людей, равно как в мире богов, проходят годы. Анекси чувствует, что то, что он задерживается возле реки, не нравится говорящей с ним женщине, и, хотя и не сразу, всё же делает неуверенный шаг вперёд. Пространство перед ним тут же преобразуется — исчезает бесконечная пустошь, пропадает река, и впереди оказываются пять престолов, а позади — Анекси не видит, но ощущает — ещё сотни фигур, с любопытством рассматривающих его. И среди них ни одной знакомой. Но теперь Анекси уверен, что должен встретиться с богом войны. — Здравствуй, — первой приветствует его розоволосая богиня. — Скажи мне, что ты помнишь о себе?