blanket of snow: catch your death

Очередная командировка. В последние годы их всё больше и больше, только конкретно эта, в Лиюэ, почему-то не начинается как отпуск в тёплом регионе. А жаль. Несмотря на личное поручение от Её Величества Царицы, хотелось бы, чтобы хоть раз отъезд из Снежной воспринимался немного иначе, чем штыком да между лопаток. Тарталью намеренно держат подальше от Родины, это читается даже не между строк, а чёрным по белому крупными буквами. В последний раз задание непосредственно дома ему давали, кажется, пару лет назад, когда мондштадтский рыцарь решил в одно лицо портить жизнь армии Фатуи. Кое-что у него получилось, кое что — не очень. Как и предполагалось, рыцаря [потом выяснилось, что и рыцарем-то он уже и не был] объявили персоной нон грата, примерно после того, как покушение на него, загнанного в ловушку, провалилось, благодаря невыясненным обстоятельствам. Жители Лиюэ поглядывают настороженно, шепчутся. Банк Северного Королевства — одна из самых развитых финансовых структур в гавани Камня и Контракта; денежный оборот с лёгкостью вытеснил с рынка мелкие частные банки [Фатуи могут предоставить гарантии вкладчикам — Панталоне явно печётся о репутации, и это вносит немалый процент успеха]. Расположение на площади Фэйюнь весьма выгодно, что делает банк ещё и опорным пунктом. И, наверное, именно это сыграло не лучшую шутку. Скоро местные начали замечать запах из колодца посреди площади, откуда все заведения и обычные люди черпают воду для своих нужд. Потом пошли болезни. Несколько людей загремели к лекарям с резями в животе и признаками сильного отравления. Колодец на время очистки и фильтрации воды закрыли для доступа, однако слухи всё равно успели распространиться. Кто-то один ляпнул, другой поддержал, и вот практически вся гавань уверена, что виноваты во всем Фатуи. Впрочем, ничего нового. Тарталья решает лично заняться этим. С одной стороны, потому что до Церемонии Нисхождения ещё несколько месяцев впереди, и вряд ли Гео Архонт ходит по городу просто так, раз его видят раз в год. С другой стороны, потому что это хоть какая-то смена деятельности, и немного поизображать из себя детектива ещё никому не вредило. Ну да, один раз он уже пробовал и получилось не очень, так что мешает попробовать повторно? Самое простое: немного поспрашивать миллелитов, которые наверняка что-то могут об этом знать. Ниже по улице, в стороне горы Тигра, как раз частенько ходит один. Кажется, его зовут Хун И [подсказали пиро-агенты, работающие неподалёку]. Ну, что же. — Похоже, что всё-таки кто-то загрязнил воду в колодце, — нехотя отвечает миллелит, поудобнее устраивая древко алебарды на плече. — Пахнет так, будто в нём что-то гниёт… Местным жителям становится всё труднее добывать воду. — Он вздыхает, всё-таки опирается на алебарду и смотрит мимо Тартальи; тот оборачивается, но видит за собой разве что неглубокий водоём, поросший кувшинками. Миллелит, судя по всему, оттаявший в своём отношении к фатуусу по сравнению с началом разговора, с явной досадой в голосе продолжает говорить: — Им приходится идти аж к горе Тигра, а то и дальше. Что хуже — некоторые подлецы увидели в этом неплохую возможность нажиться. Они требуют безумную плату с пожилых и немощных людей, которые не могут сами принести себе воду. Какие ужасные люди… Тарталья усмехается и тут же поджимает нижнюю губу, чтобы лишней сейчас эмоциональной реакцией не отбить у миллелита охоту говорить. Видно ведь, что тот сдерживается: не будь на службе, явно выражался бы куда более крепкими словами. А вот с водой действительно нужно что-то делать: банк Северного Королевства, как и аппартаменты делегации Фатуи, берут воду из всё того же колодца. — Но если выяснится, что кто-то специально отравляет воду, то ему придётся отправиться за решётку до конца своих дней! — убеждённо заявляет милллелит, как будто Тарталья вот прям сейчас с ним спорит. Даже группировка Цисин вмешалась в ситуацию. «Воля Небес» Нингуан лично издала «Указ об обращении с природными ресурсами», который цитировали чуть ли не на каждом углу, пока каждый житель гавани прочно не запомнит: «Распространение болезней можно ограничить, поддерживая чистоту водоснабжения. Однако загрязнение источника вызывает распространение заболеваний или способствует этому. Если загрязнение происходит по неосторожности, к ответственному лицу следует относиться с терпением. Однако если он действовал сознательно и преднамеренно, то ему не может быть оказана никакая милость». В конечном итоге, как выяснил Тарталья, непосредственное загрязнение самого колодца следствием миллелитов не подтвердилось. Токсин явно поступал извне прямиком по воде, и оставалось только обнаружить источник.

***

Труп нашёл Александр. Ну, как нашёл: просто предположил, что если вода в колодце на площади Фэйюнь набирается из подземных вод, то стоит поискать у истока реки: токсины в воде распространяются быстро и живут долго, мало ли что можно там обнаружить. В информации подсобил отряд, работающий в Разломе в непосредственной близости к подземным водам и шахтам Черногорья: замком девятой роты Мельников Антон передал через гонца письмо о том, что они прочесали всё вдоль и поперёк, поэтому если где-то и есть проблема, то снаружи. Тогда появилось предложение, что стоит прочесать местность, начиная от Глазурного утёса и ниже, в сторону озера Цинсю. Там-то проблема и обнаружилась. Александр оказался прав, оправдал собственное жалование. Именно поэтому Тарталья больше любит работать с агентами, а не с дипломатами. Дипломатами пусть Синьора занимается. Дело за малым: передать информацию желательно не через третьи руки до «Нефритового Равновесия» Цисин, занимающейся земельными вопросами, и можно было бы об инциденте забыть. Через пару дней на доске объявлений даже появился своеобразный некролог: «Расследование Миллелитов выявило причину загрязнения водоёма. Девушка трагически свела счёты с жизнью в районе истока реки. Миллелиты приносят искренние соболезнования семье погибшей. Из уважения к тайне частной жизни и семье мы не будем публиковать её имя». Расследование Миллелитов, ага. Ладно уж, в данном случае действительно лучше, что результаты опубликованы от лица официальной армии Лиюэ, а не Снежной. Проблема в том, что слухи никуда не делись: население гавани Камня и Контракта оказалось падко на домыслы и рассуждения, поэтому даже обнаружение причины загрязнения колодца никак не повлияло на отношение к Фатуи и их причастности к делу. Хотя самый очевидный аргумент против: кто в здравом уме будет травить колодец, из которого сам же воду и берёт? Банк Северного Королевства располагается на всё той же площади Фэйюнь, апартаменты делегации — тоже. Железная логика ломается о кор-ляписовую уверенность.

***

Самый простой способ отвести, наконец, подозрение и оборвать все слухи — добиться заключения эксперта о наличии концентрации птомаинов в воде и опознать личность погибшей, а также по возможности получить заключение о причинах смерти. То, что это девушка, угадывалось с некоторым трудом: труп размок и раздулся от воды и процессов разложения, началось отслоение кожи из-за отторжения эпидермиса. Однако беглый осмотр прямо на месте показал, что внешних ран на теле не было. Это всё, что удалось зафиксировать Фатуи до того, как тело забрали в местное ритуальное бюро. Перевесившись практически через перила, Тарталья смотрит в сторону гавани, благословлённой удивительно ясной погодой. Акклиматизация до сих пор не завершилась: ему чертовски жарко в Лиюэ даже когда местные предпочитают застёгиваться на все пуговицы. Доски, из которых сколочен мост между горой Тигра и торговыми рядами, поскрипывают под тяжёлой подошвой сапог, а длинные ветви раскидистого дерева то и дело стараются цепануть за макушку. Солнце, отражённое водой, слепит глаза ярко-белыми бликами, невольно заставляя щуриться и приглядываться. Тарталья жмурится на солнце, ощущая присутствие рядом, и, не глядя на предполагаемого собеседника, негромко произносит: — Саш, возвращайся к гробницам Дуньюй. Твоя работа не закончена. Агент почтительно склоняет голову на слова Предвестника. Их работа — собирать долги [а по возможности ещё и информацию, что может быть гораздо ценнее возвращённого долга], и, желательно, при этом не особо мелькать перед глазами. Мелкие поручения, дела деликатного характера — это всё, конечно, отлично, но не все из них способны действовать в пределах своей компетенции без прямого приказа. — Лорд Чайльд, вы уверены, что моё участие не требуется? — Да, — Тарталья отталкивается от перил моста и машет рукой в сторону, — я сам. Идти от моста не долго: ритуальное бюро «Ваншэн» расположено сразу по левую руку, чуть в стороне от торговых рядов. Тарталья опускается у пустующей скамейки и проводит пальцами по шерсти белой кошки, что доверчиво трётся головой о сапог, а после останавливается у стенда-доски и заинтересованно разглядывает таблички. Он что-то слышал о том, что здесь не принято лезть в чужое горе, и просьбы о необходимых погребальных процедурах просто оставляют рядом с бюро на такой вот доске. На оборотной стороне некоторых перевёрнутых табличек красуются бойкие рекламные надписи о скидках и различных акциях в поддержку понёсших утрату семей [выглядят они неуместно, но, надо признать, внимание именно этим и привлекают]. Каллиграфия Лиюэ своеобразна даже для всеобщего языка Тейвата: Тарталья далеко не с первого раза разбирает завитушки и быстрые росчерки. На логичный вопрос «можно ли войти?» паромщица поначалу заметно теряется. У неё на лице легко прочесть то, что с ней практически не разговаривают; Тарталья уже собирался было повторить свой вопрос, но девушка всё-таки отмирает. — Извините, — она поправляет выбившуюся из аккуратного пучка прядь волос, заправляет за ухо. — Хозяйка Ху Тао не разрешает присутствовать на вскрытии даже родственникам, не говоря уж о посторонних людях. Очень часто это травмирует людей: они сами не представляют, насколько сложно непосредственно видеть процедуру аутопсии. — Вы действительно считаете, что это нанесёт мне травму? — Тарталья вскидывает брови, улыбается чуть снисходительно. — Поверьте, я тут самое заинтересованное лицо, учитывая тот факт, что ещё даже доподлинно неизвестно, есть ли живые родственники у покойной. Если так переживаете за мою правомерность нахождения во время процедуры или моё душевное состояние, то дайте мне поговорить с вашей хозяйкой. Или любым человеком, кто вправе принимать такое решение. Паромщица уходит в бюро, тогда как Тарталья остаётся снаружи. Она даже имени его не спросила — ну, и так видно, что он из Фатуи, пусть и принципиально не скрывает лицо за хищными формами красной маски. Перенос центра тяжести — Тарталья расслабленно сгибает колено левой ноги и цепляется большими пальцами рук за карманы штанов. Он может и подождать, у трупа всё равно вся вечность впереди, пока кости не сгниют или не подвергнутся кремации [как в Снежной: иногда мёрзлая земля настолько не поддаётся лопатам, что тело приходится сжигать и отдавать родственникам только лишь урну с прахом]. — Проходите, — вернувшаяся паромщица распахивает одну из дверных створок. — Вас ожидают. Тарталья благодарит и следует за паромщицей, по привычке чуть сутулясь чтобы не задеть макушкой притолоку [снова забывает, что в Лиюэ достаточно высокие дверные проёмы, но, может быть, за время командировки всё-таки сумеет запомнить]. — Обращайтесь к нашему консультанту «господин Чжунли», — тихо просит паромщица, закрывая дверь. — Он очень уважаемый человек и специалист широкого профиля. — Вот как? — Тарталья коротко кивает, показывая, что понял. — Надеюсь, его специализация распространяется и на это деликатное дело. Было бы весьма неплохо — никому не нужны проблемы, особенно если возникнут трения между Фатуи и группировкой Цисин. Переговоры, имеющие целью сгладить все шероховатости, в таком случае будут весьма продолжительными и изматывающими, особенно если верить всем слухам, распространяемым о Цисин и в частности о «Воле Небес» [или, как её иногда называют в Снежной, о Мегрец]. Внутри ритуальное бюро «Ваншэн» едва ли выглядит как-то по-особенному: невольно ожидаешь увидеть нечто, непривычное глазу человека, не встречающего со смертью достаточно часто [упуская из внимания факт, что смертью Тарталью давно не удивить]. Минимализм, выраженный в стенах под тёмное дерево, специфических украшениях-дощечках, витринах с, должно быть, товаром. Смешанные запахи крашеного и свежего дерева, каких-то благовоний, пудры, и, кажется, средств для бальзамирования. С другой стороны, где ещё клиентам смотреть и… выбирать, пусть к такому выбору и хочется обращаться как можно реже. Паромщица провожает Предвестника до нужной двери и уходит, видимо, не собираясь присутствовать при вскрытии. Тарталья толкает дверь от себя и она тихо открывается — не заперто. Он поднимает руку и несколько раз чисто символически стучит костяшками пальцев по дверному косяку, потому что консультант ритуального бюро уже и без того обернулся к нему лицом. Чайльд привык в первую очередь оценивать людей визуально — с точки зрения возможных столкновений, — поэтому замечает и то, что они практически одного роста [удивительно, потому что в Лиюэ люди в большинстве своём значительно ниже], и естественный для восточного региона разрез глаз с радужкой цвета кор-ляписа, и общее впечатление больше аристократа, чем жителя той же горы Тигра. — Надеюсь, я вам не помешал, господин Чжунли. — Дежурная улыбка, призванная смазать возможное раздражение абсолютно незапланированным присутствием. — Чем быстрее мы с этим закончим, тем быстрее меня здесь не будет. Ни мне, ни Цисин не нужны разборки, а наших дипломатов и без того пытаются урезать до необходимого для функционирования посольства минимума. И как там наша красавица? «Красавица» — мягко сказано. Ещё в тот момент, когда нашли тело, оно уже было обезображено разложением и долгим пребыванием в воде, а сейчас, скорее всего, дела и того хуже. Отпечаток смерти слишком быстро продавливается в податливую плоть, поэтому лучше как можно скорее провести аутопсию и предать земле или огню, чем томить на столе для вскрытий. И дело не в приличии и уважении к мёртвым, а чистом расчёте по минимизации проблем. Этикет предполагает представляться по всей форме, поэтому Тарталья едва морщится, прежде чем произносит: — Тарталья, одиннадцатый из Предвестников Фатуи. Можно просто Чайльд, без формальностей. У каждого из них есть имена, данные Царицей. Так гораздо проще, чем каждый раз даже в общении друг с другом обращаться по титулу [правда та же Синьора и здесь умудрилась отличиться, к ней проще по титулу, чем по имени], да и гражданских пугает не столько, сколько может напугать звание Предвестника. — Рад с вами познакомиться, господин Предвестник. У Чжунли, оказывается, глубокий, приятный тембр, с отчасти бархатистым оттенком. Однако то, какие слова произнесены подобным тоном, сводят весь эффект на минимум. Чжунли смотрит на свои руки, покрытые узкими перчатками, и едва качает головой: — К сожалению, не могу пожать вам руку. «Ага, рад». По крайней мере не пугается титула; уже хорошо, такие в последнее время редкость. Кто-то попросту не переносит одно только упоминание Фатуи, кто-то остерегается связываться с Предвестниками [мол, и дипломатов хватает, которые пользуются своей неприкосновенностью и лезут во все дела сразу, и банкиров по горло — задушили на корню многие частные банки Лиюэ, инвестируя в гавань золотой рекой буквально], а кто-то придерживается принципа «я — не я, и хата не моя». — Взаимно, господин Чжунли. Ответная улыбка ждать себя не заставляет. Чайльд отлично знает, что такое «не лезть» под руку в ответственный момент, поэтому предпочитает стоять неподалёку, при этом имея обзор на большую часть рабочей поверхности. Не то чтобы ему должно быть дело до конкретно этой девушки, не то чтобы ему должно быть дело до проблем Лиюэ в целом, но пока это связано с непосредственной его работой, он будет выполнять её на совесть. Возможно, после небольшого «отпуска» среди оппозиционеров Иназумы далёкий от Снежной Лиюэ — неплохая возможность встряхнуться. — Всё, что мне от вас нужно: заключение о смерти, — говорит Тарталья, поворачивая голову в сторону стола. — Было бы, конечно, неплохо получить и заключение о содержании токсинов в воде колодца, но вы вряд ли таким занимаетесь. Манипуляции с водой, скорее, его собственная стихия, вот только заключение всё равно понадобится. А вот дальше к столу мешает пройти заботливо придвинутый стул. Предполагая, что раз ему разрешили прийти, то эти вещи всё-таки для него, Тарталья расстёгивает массивный аксельбант, придерживающий верхнюю часть одежды, и накидывает пиджак на высокую мебельную спинку [а вот нижние пуговицы рубашки с косым разрезом приходится всё-таки наглухо застегнуть, скрывая гидро Глаз Бога на поясе, и опустить закатанные рукава до самых запястий]. Дело за малым: натянуть и закрепить фартук, защитить глаза и нос от трупных газов специально предназначенным для того щитком, да сменить собственные перчатки, открывающие верхнюю треть тыльной стороны ладони, на целиком закрытые. — Заключение о смерти я вам предоставить смогу, но учтите, что оно не пишется скоро, — отвечает Чжунли, выбирая подходящий скальпель из заботливо разложенных на металлическом подносе. — А вот что касается ядов и токсинов, с этим придётся повременить. Возможно, тело расскажет нам о своей смерти больше, чем вода из колодца. Яды и токсины. То есть версия о том, что девушку убили целенаправленно, до конца не отсекается. Понятное дело, Тарталья бы больше удивился, если бы сразу на варианте поставили крест и забыли. Головной болью, скорее, обернётся не перспектива пару часов провести в бюро, а перспектива объясняться с группировкой Цисин. — Никаких проблем, — заверяет Тарталья, едва пожимая плечами. — Ей торопиться некуда, да и мне сегодня — тоже. — В таком случае, не могли бы вы под запись рассказать об обстоятельствах, предшествовавших появлению этой девушки в бюро. Лёгкость постиронии проскальзывает в речь Тартальи вместе с вопросительным взглядом после просьбы консультанта. Если консультант ритуального бюро собрался стенографировать всё, что сейчас скажет Предвестник, то писать придётся… немного. С другой стороны, Тарталья знает, что именно сейчас лучше рассказать всё как есть, или, по крайней мере, большую часть из того, что было, чтобы не вызывать дополнительных не самых удобных вопросов. Откровенную ложь и увиливание как меру достижения желаемого он не признаёт, в отличие от недосказанности. Янтарный прозрачный гео-щит спадает со стола, и в нос тут же бьёт тяжёлый, сладковатый запах разложения, замешанный на болотном отзвуке цветущей воды. Тарталья невольно делает шаг назад и отворачивает голову, подавляя собственные не самые восторженные ощущения от столь сильного раздражителя, но всё же придвигается обратно, чтобы иметь возможность наблюдать за манипуляциями Чжунли. — Боюсь, мне известно немногим больше вашего или доблестной стражи Лиюэ. — Мягкая подколка в сторону миллелитов едва ли останется незамеченной. Тарталья воспроизводит слова пиро-агента и дополняет собственными наблюдениями буквально на ходу, сплетая две точки зрения в полноценный рассказ. — Её нашёл один из моих подчинённых. По большей части всё выглядело как типичная картина самоубийства: тело на мелководье, на берегу немного личных вещей. Ни предсмертной записки, ничего. Исток реки находится неподалёку от полуразрушенной башни? Не знаю точно, что уж там когда-то было. Вряд ли место частого посещения горожанами, уж слишком много хиличурлов. Присланный на место отряд миллелитов не дал осмотреть тело и что-либо сделать, практически сразу оцепили местность. Коротко и по существу. Если бы Александр вызвал стражу несколько позже, может, Тарталья и успел бы понять о происшествии чуть больше, чем очень-плохая-попытка-самоубйства-по-совместительству-отравившая-часть-города. — Река берёт начало от подземных вод Разлома, если точнее, — поправляет Чжунли, откладывая исписанные каллиграфическим почерком листы в сторону. — Но разливается в районе развалин, в этом вы правы. То есть, с ваших слов, это должен быть несчастный случай. Разлом. Странно, что товарищи, работающие сейчас в Разломе, не видели ничего подозрительного. С другой стороны, Тарталья и не спрашивал их особо дотошно, хватило письма от Антона. Антон. Интересно, как там сиблинги дома? Нужно будет отправить им весточку. Двойняшкам Тоне и Антону уже стукнуло десять лет, а самому младшему — Тевкру — едва исполнилось пять. Нужно будет также отправить им местные игрушки в качестве подарков. Может быть знаменитые воздушные змеи Лиюэ как раз подойдут. — Вам помочь с этим? — Тарталья кивает на разящий разложением труп. Даже если не с аутопсией конкретно, так хотя бы с внешним осмотром. Две точки зрения лучше, чем одна. — Благодарю за предложение, — отвечает Чжунли. — Вы бы сильно мне помогли, если бы с помощью вашего гидро-видения смогли что-нибудь сделать с водой. Внешний осмотр тела я уже провёл до того, как вы пришли. — Никаких проблем, — откликается Тарталья и мысленно отмечает внимательность собеседника. Заметил гидро Глаз, хотя Тарталья его особо никогда и не прячет, всегда держит на виду. — Ёмкости? Я могу удалить лишнюю воду из её тела, но вряд ли вам понравится, если всё это окажется прямо на полу. Закон сохранения. Нельзя что-то безвозвратно удалить или достать, материя не растворяется бесследно и не появляется из ниоткуда. Даже водяные клинки, которыми Тарталья привык пользоваться, если лук кажется слишком медленным, появляются либо из влажности в воздухе, либо из ближайшего даже самого маленького водоёма, либо же из крови врагов. Пока Чжунли что-то то ли записывает, то ли зарисовывает, Тарталья подходит ближе к столу и оценивает ещё раз труп от головы до пяток. Жара и влажность сделали своё дело: кожа с ладоней начала отходить от плоти и напоминать белые сморщенные перчатки, или, как их ещё называют, перчатки смерти. Таким нетривиальным способом когда-то [да и сейчас] пользовались различного рода преступники, чтобы выдать себя за кого-то другого: снимали кожу с ладони трупа, натягивали на собственную ладонь и оставляли отпечатки пальцев там, где необходимо. Неуважительно, отвратительно, но для достижения желаемого результата кто-то готов переступить все нормы морали и здравого смысла. Лицо неразличимо: черты лица разбухли и поплыли, часть плоти и кожи объедена рыбами. Сложно сказать, какой эта девушка была при жизни. — Господин Чжунли, а вы не слышали о пропажах в последнее время? — спрашивает Тарталья, касаясь пальцами самого края стола с телом. Слухи по такому городу как Лиюэ должны распространяться быстро. Саша, конечно, доложит, как только что-то узнает, но мнение местных тоже нужно держать во внимании, к тому же, спросить сейчас гораздо проще и быстрее, чем ждать полноценный доклад от собственных подчинённых. Для того, чтобы удалить воду и ничего при этом в и без того искорёженном теле не повредить, для начала стоило бы оценить масштаб повреждений и возможные перекрытые естественные пути. Элементальное видение в этом поможет как нельзя кстати, поэтому Тарталья склоняется чуть ближе, чтобы определить скопление воды в теле и возможные пути её удаления. — Несколько пропаж действительно были на слуху, — задумчиво отвечает Чжунли. — Что же касается погибшей, то полотняное плетение платья, обнаруженного среди вещей рядом с ней, указывает на добротную ткань, которая не по карману большинству жителей горы Тигра. Стоит отметить, что консультант действительно знает своё дело лучше, чем многие другие люди на точно таком же посту. Сам Тарталья в жизни бы не смог отличить одно полотняное плетение от другого, ему это банально не интересно, да и на службе ни к чему, а Чжунли даже без экспертизы, только на глаз, смог сказать, что ткань качественная, да ещё и не по карману некоторым слоям населения. Нужно взять на заметку, что родственников утопленницы, если они, конечно, есть, стоит искать в верхней части Лиюэ. Обернувшись на подставленное ведро, Тарталья смотрит на всё ещё делающего зарисовки Чжунли, а потом протягивает руку и аккуратно наклоняет голову девушки в сторону. Из-под рубашки и плотного фартука не видно, как вспыхивает Глаз Бога, реагируя на волю своего владельца: из носа и рта трупа потоком вытекает грязная, отравленная отходами разложения вода. Кажется, даже мёртвое тело на столе становится немного меньше после того, как полгаллона жидкости покидает лёгкие и желудок. — Даже не могу сказать, была ли она жива, когда оказалась в реке, — бормочет Тарталья, проверяя, чтобы вода никуда помимо ведра не выплеснулась. — В смысле, она могла убиться об камни, и вода ведь могла затечь и после смерти, когда пищевод и трахея расслабились. Или же она ещё живой оказалась в воде и нахлебалась, пока не утонула. И тот и тот случай — не самая лёгкая и безболезненная смерть, да и быстрой тоже не назвать. — Благодарю, — не отвлекаясь от заметок говорит Чжунли. — Недаром у большинства искусных в медицине людей появляется именно гидро Глаз Бога. — Да что вы. — Тарталья откровенно смеётся. — Я максимум пластырь наложить могу. Наконец, консультант ритуального бюро берёт в руки заранее выбранный скальпель и подходит к столу, чтобы начать процесс вскрытия. — Почему вы так интересуетесь этой девушкой, господин Предвестник? — негромко спрашивает Чжунли, точным движением скальпеля оставляя ровный разрез от ярёмной вырезки вниз. Одно дело — огромные резаные раны во время сражения, и совсем другое — скупые, но аккуратные движения специалиста, способного вывернуть человека наизнанку. От точности разреза сквозит профессиональным холодом; Тарталья чувствует, как по хребту вниз сбегают мурашки. — Просто Чайльд, — поправляет Тарталья, стараясь не мешать под рукой. — Как скажете.Так почему вы интересуетесь, господин Чайльд? Следующими разрезами консультант углубляет доступ в межрёберное пространство, разрезает диафрагму, и затем достаёт пилу, чтобы распилить надкостницу. Показательную [или нет] вежливость начисто сбивает вид раскрытой грудной клетки. Чжунли успевает вставить в грудину девушки специальный инструмент, так что лёгкие и замершее сердце видно донельзя отчётливо. Раздвинутые расширителем рёбра напоминают окровавленные крылья орла, раскинувшиеся по белому снегу, меж которых влажно поблескивают давно не работающие органы. — Банк Северного Королевства, — жмёт плечами Тарталья, — также располагается на площади Фэйюнь. Воду берём из одного колодца. У Цисин и Миллелитов и без того полно работы, так что я подумал, что если самостоятельно разберусь с этой проблемой, то никто не останется в убытке. — А по городу ходят слухи, что в загрязнении колодца виновата делегация Фатуи, — кивает в ответ Чжунли. Ну вот, начинается. — Вы предпочитаете верить слухам, господин Чжунли? Консультант, прежде чем ответить, убирает ненужные инструменты на металлический поднос: — Предпочитаю верить фактам. С этим уже можно работать. Инструменты встречаются с поверхностью подноса отчётливым звяканьем. Неприятным таким. Чем дольше Тарталья находится в помещении, тем быстрее перестаёт замечать вонь разложения: рецепторы, перегруженные интенсивностью воздействия, перестают посылать сигналы восприимчивости в мозг. Вот уже вроде бы даже и терпимо, когда не отвлекаешься на этот ужасный запах. — Факт в том, что мы пользуемся тем же колодцем. Зачем нам травить себя же? — Жмёт плечами Тарталья. Его не просили участвовать в аутопсии, поэтому он лишь сидит рядом, как сторонний наблюдатель процесса. — И всё же её смерть не похожа на несчастный случай. — Факт в том, что тело начало подвергаться процессам некроза, — отстранённо отвечает Чжунли, возвращаясь к обследованию гниющего внутреннего мира трупа. — Отсюда и запах у воды, и отравления горожан. Они отравились отходами разложения, а не тем, что в воде содержался яд. — О, так я не говорил, что это убило её, — улыбается Тарталья, честно сдерживая едва заметную кривую усмешку. — Я только сказал, что это не похоже на несчастный случай. — Ваша правда. Консультант, отходя от стола с телом, поворачивается к Тарталье спиной и включает воду в раковине. Отсюда не видно, что происходит, но, судя по звукам, тот просто-напросто моет руки и меняет перчатки. — С подготовительной частью окончено. Дождёмся госпожу Ху, она по какой-то причине изъявила желание присутствовать лично. Если кто и должен знать всё о трупах, так это хозяйка ритуального бюро, с этим сложно не согласиться. Тарталья коротко кивает на пояснения Чжунли, показывая что понял, и немного отходит от стола, чтобы не мешать непосредственно вскрытию, хотя если понадобится помощь — никаких проблем, подсобит. В конце концов раньше часто приходилось дома рыбу, птицу да скот разделывать — что на продажу, что на обеды семье. Проходит не так уж много времени, прежде чем двери открываются, и помещение наполняется как будто бы даже немного неуместным оживлением. Госпожа Ху Тао выглядит, пожалуй, совершенно не так, как Тарталья себе представлял. — Вы надолго в этом мире? Ну и первый вопрос он явно ожидал не такой. — В смысле? Он хмурится в замешательстве, а Ху Тао только машет рукой, мол, «не обижайтесь». — Я уже очень давно в этом деле, и иногда, м-м, чувствую, когда будущим клиентам что-то угрожает. Знаете, чаще всего я оказываюсь права, так что вам бы стоило на всякий случай показаться врачу. А что насчёт несчастной… Предвестник едва ли слушает, о чём говорит хозяйка бюро. К врачу показаться, значит. Хах. Дело не в физическом здоровье, строго говоря, хотя он действительно удивлён тем, что кто-то может чувствовать влияние на него извне. Пока это никак не проявляется — можно делать вид, что всё в порядке, потому что всё на самом деле в порядке. И пока Чжунли вместе с Ху Тао в четыре руки споро начинают аутопсию, госпожа Ху Тао рассказывает о том, что в городе действительно кто-то пропал: пропала одна девушка из богатого района — её отец был владельцем частного банка. Её до сих пор не нашли, Миллелиты уже грешным делом списывают на свой недосмотр по отношению к лагерям хиличурлов вблизи Лиюэ. Тарталья кивает, припоминая. Он и группа дипломатов прибыли в гавань на корабле, но пару раз он выбирался посмотреть окрестности. Действительно поблизости от Лиюэ можно было наткнуться на лагеря хиличурлов, если гулять совсем уж неосторожно. Для людей, одарённых Глазом Бога, хиличурлы не принесли бы много проблем, а вот простым смертным пришлось бы несладко. Возможно, этой девушке действительно просто не повезло. Процедура длится ещё около тридцати минут или часа. Консультант периодически прерывается, чтобы стенографировать за словами хозяйки ритуального бюро, а та надиктовывает так плавно и беспрерывно, словно читает всю историю трагической кончины как по листу бумаги вместо обнажённых внутренностей. Наконец, она удовлетворённо кивает и говорит: — Характер травм всё-таки весьма близок к самоубийству. Я поправлю её и позову на опознание семью, которая объявляла о пропаже девушки. Возможно, тогда дело будет закрыто. — Поправите? — непонимающе переспрашивает Тарталья. — Да, — всё также миролюбиво отвечает Ху Тао. — Поправлю. Верну внутренности, зашью тело и накрашу, чтобы казалось, что она спит. Но для последнего этапа мне нужны прижизненные фото, а поэтому сначала проведём опознание. Теперь понятно. Что же, если тело опознают, наконец-то обвинения с Фатуи будут сняты. — Впрочем, вряд ли семья захочет хоронить её в открытом гробу, — добавляет Ху Тао, медленно снимая рабочие перчатки. — Я сейчас немного занята, но как только у меня появится время, я навещу озеро Цинсю. Может быть она ещё там. До свидания, господин Предвестник. Хозяйка ритуального бюро «Ваншэн» оставляет после себя двоякое впечатление. Тарталья прощается с ней, а сам думает о том, какая же она жуткая. Она улыбается и шутит, но, чёрт возьми, она из той самой породы людей, по которой не скажешь, то ли ей пятнадцать, то ли ей двадцать. Она слишком молода для подобного дерьма. Как только двери закрываются, Чжунли возвращается за письменный стол, чтобы собрать пачку исписанных каллиграфическим почерком листов вместе. — Я пришлю вам копию результатов заключения, господин Чайльд, — говорит тот своим низким мягким голосом. — Думаю, скоро вам не о чем будет беспокоиться.