blanket of snow: catch your death

В пустыне неимоверно жарко. Настолько, что самые неприспособленные хватают солнечный удар и превращаются в выброшенных на берег медуз, а приспособленные тихо ворчат, пьют маленькими глоточками из фляжек и щурятся в сторону закатного солнца. Здесь, в пустыне, земля в направлении солнца в полдень зовётся землёй Верхнего Сетеха; наверное, будет логично предположить, что земля Нижнего Сетеха расположена как раз в направлении заката. Пустынники, разбившие базу около заброшенной больницы, затаились в пустыне, изгнанные пришедшими фатуи. Вернутся они в конце концов на обжитое место или же нет — это уже не забота агентов, главное, что прямо сейчас они не мешают забрать нужные материалы и записи. Никто из агентов, держа в руках старые, пожелтевшие страницы, не вчитывался в их содержимое [кроме Аякса] — никому не хотелось потом оказаться в «Гаересис», о которой слагают легенды. Вотчина второго Предвестника, персональный ад, из которого никому не удавалось выйти живым. Ходят слухи, что именно там Дотторе ставит свои эксперименты по соединению в единое целое биологических организмов и механических частей, и дело даже не в протезах, а в полноценном перенесении сознания живого существа в машину. Аякс хмыкает, когда пытается представить, как Дотторе мог выглядеть в студенческую пору. Иногда, если внимательно смотреть по сторонам, можно заметить сегменты, исполняющие задания от оригинала. Они все разные, но одновременно чертовски похожие [некоторые сегменты старше, некоторые — моложе, они даже одеты бывают по-разному], и угадать, есть ли среди них тот самый, практически нереально. От Дара аль-Шифа до порта нужно пересечь пустыню, но это не самая главная проблема на пути агентов. Другое дело, что нужно не попадаться на глаза местным и, желательно, перемахнуть такое существенное расстояние незамеченными. Для того, чтобы это провернуть, придётся потратить изрядно усилий, а потому сейчас коллективным голосованием, выраженным поднятием руки, решено на ночь остаться передохнуть в расщелинах местных скал. И потом с утра, когда пустыня успеет остыть за ночь, отправиться до цивилизованного региона, чтобы затем вернуться на Родину. Хорошо, что всё ещё существуют барыги чёрного рынка, которые за умеренную плату способны провести своих клиентов куда угодно и как угодно. А за процент ещё и сделать так, чтобы клиентов никто не увидел. Ах, да. Не барыги. Негоцианты. Справа от входа в заброшенную больницу, если смотреть на растрескавшийся провал входа лицом, обнаруживается спуск под землю. Спуск достаточно широкий, чтобы могли пролезть одновременно хоть трое человек, но деревянная лестница — к тому же старая и иссохшая — одна. Там, внизу, виднеются зелёные лохмотья палатки, и, кажется, даже кострище. — Нужно осмотреть внутри, прежде чем останавливаться, — говорит руководитель группы. — Мало ли тут унуты ещё. Справедливо. Не хочется в очередной раз наткнуться на этих тварей. Слепые и без глаз, с острой мордой, но отлично ориентирующиеся по вибрациям почвы. Фатуи по очереди спускаются в подземную пещеру. Здесь действительно обнаруживается видавшая виды палатка, шатко установленная на пару шестов, прохудившийся котелок над кострищем, походные сумки — пустые, естественно. Как будто здесь кто-то пережидал бурю, а потом исчез, побросав все свои вещи. Как в классических историях про пропавших без вести: вещи есть, а людей или хотя бы тел — нет. Аякс вскидывает голову, когда видит, как Ингвар машет ему рукой. Разумеется идёт к нему практически сразу, заметив, что тот стоит неподалёку от отдельного входа вглубь куда-то под землю. — Ну, что, пойдём? Дождавшись ответного кивка, Ингвар первый, слегка пригибаясь, заходит в пещеру. Аякс, немного погодя, юркает следом. С потолка осыпается песок, кое-где торчат сверло-серые сталактиты и сталагмиты. Твёрдые — Аякс трогает один такой рукой, и даже через перчатку чувствует исходящий от нароста могильный холод. И чем глубже они заберутся — тем холоднее будет. Если бы не широкий капюшон, который можно глубоко натянуть на голову, песок сыпался бы прямо за шиворот да и куда бы только мог. — Готов к встрече с унутом? — Аякс подначивает, вытягиваясь и стараясь через плечо Ингвара увидеть, что там впереди. Со стороны пусть и глухо, но слышно как переговариваются сослуживцы. Стены сети пещер, вероятно, достаточно тонкие, чтобы пропускать голоса. Сложно разобрать отдельные слова, но можно сориентироваться примерно кто и где находится. Если здесь нет этих подземных тварей, то место не самое плохое, чтобы переждать дневное пекло. — Угу. Предпочту окаменевшего. В пещере не совсем темно. Здесь какие-то чудные флуоресцентные растения с мелкими листьями, дающими немного света, и периодически встречаются факелы, которые Ингвар поджигает своим пиро Глазом Порчи. А стены… исцарапаны местами, будто кто-то в отчаянии скрёбся, снедаемый приступом клаустрофобии. — Смотри, там что-то написано. Ингвар обращает внимание на ближайшую стену. И правда: отметины здесь больше похожи не на царапины, а на осознанные символы. Аякс подходит ближе, чтобы разобрать надписи. Полустёртые, запыленные песком, нацарапанные на какой-то дремучей смести общетейватского и наречия пустынников. Но всё же постепенно разобрать удаётся, особенно когда Ингвар удачно подсвечивает участок стены. «. Я слышу ядовитый ветер, несущийся по пустыне, сердитые слёзы Авина, оплакивающего Хакима, и слова божества. Я слышал всё от начала до конца». — Может, это те же люди, что оставили палатку у входа? — предполагает Игвар. Аякс же едва жмёт плечами [Авин… он уже видел это имя — Авин] и продолжает с трудом разбирать: «…Сначала Хаким, потом Авин и, наконец, маленький Арбааз. Они ушли, слились с жёлтым песком, и я остался страдать в одиночестве. Но моё разбитое сердце и измученное тело больше не выдержат. О, тот, кто защищает всех обитателей пустыни, кто могущественнее песчаной бури и славнее солнца, я молю тебя положить конец этому испытанию». — Их тут много было, — негромко отвечает Аякс, отрываясь от чтения надписи. — И ты угадал насчёт детей. Та сахарница в заброшенной больнице, судя по надписи на стене, действительно принадлежала ребёнку. Давно мёртвому ребёнку. Ингвар ничего не ответил, лишь покачал головой: едва ли рад тому, что догадка оказалась правдивой. «Умоляю тебя, избавь меня от скальпеля злобного врача и от лекарств, вызывающих боль во всём теле. Позволь мне вернуться на поля моей родины. Умоляю тебя…» — Скальпеля, значит, — повторяет Ингвар. Надпись на этом обрывается, поэтому тот отходит немного в сторону, не сочтя нужным задерживаться у одной только стены. — Ну, так-то всё логично. Над нами больница. А это — пациенты, которые умудрились сбежать и спрятаться. Бывшие пациенты, тогда уж. Обречённость, сквозящая между выцарапанных строк, шепчет на ухо о том, что едва ли история единственного выжившего в подземных пещерах беглеца закончилась счастливым концом. Ответвление сразу после надписи приводит в тупик. Не найдя в нём ничего интересного, Аякс и Ингвар следуют вдоль стены, надеясь найти следующий проход. Воздух в пещере не застоявшийся, циркулирующий — значит, где-то должен быть ещё один выход наружу, помимо того, через который зашли агенты. Немного погодя они действительно находят провал в стене. Провал выглядит так, будто кто-то отчаянно колотил по камню и спрессованному песку в надежде, что те не окажутся глухим препятствием. Аякс же, подпихнув Ингвара в бок, кивает на очередную надпись на стене. Ингвар, поняв намёк, подносит пламя поближе, чтобы можно было прочесть несколько строк: «Аббас, бей сильнее. Если ты попадёшь в нужное место, то сможешь сломать эти глинобитные стены, и тогда тебе больше не придётся есть траву и ящериц. Бей, Аббас. Не бойся, ты выберешься отсюда. Не бойся, ты выберешься отсюда. Не бойся, ты выберешься отсюда…» — Мы уже знаем, что не выбрался, — бормочет себе под нос Ингвар. Пламя, порождённое Глазом Порчи, пляшет тенями на стене, выделяя каждый скол и рытвину. Аббас. Да, это о нём была врачебная заметка в заброшенном комплексе: если верить записке, то этот человек не мог выжить без медицинской помощи. — Пойдём дальше? — спрашивает Аякс, и, получив согласие, медленно движется глубже. Чем дальше пара агентов отходит от сослуживцев, тем хуже их слышно. И тем чаще на стенах встречаются надписи, одна отчаяннее другой. Неприятное, царапающее ощущение: словно воочию наблюдаешь за агонией человека, которую не можешь прекратить. Милосердный добивает свою жертву, уменьшая период боли и страданий; здесь же никаким милосердием и не пахнет. «Небеса наказали меня. Я должен был умереть, но теперь прячусь в этой пещере и живу, словно ящерица. Этот злой доктор забыл обо мне, как и небеса…» «… Жду в яме, которую я выкопал, когда придёт конец. Как будто он вернётся с семью сияющими апостолами. Тогда боли больше не будет. Хаким и Авин вернутся в свою деревню Аару, а у маленького Арбааза будет больше конфет, чем он сможет съесть, и я…» «Дюны, вьючные яки, дом… Когда наступил конец, будут ли меня там ждать папа и мама? Они ещё здоровы. Они должны быть в поле, а не…» «Я не хочу умирать» «Король всех обитателей пустыни, ты всё ещё слушаешь меня? Ты наказал меня элеазаром за то, что мы отлынивали от работы и забрасывали драгоценные поля, которые дарованы божеством. Я принимаю это наказание…» Расстояние между надписями увеличивается. Чем дальше — тем реже они встречаются, как будто отчаявшийся человек устал даже разговаривать сам с собой, не то что оставлять след после себя. В пещере становится заметно светлее к тому времени, когда агенты находят очередную надпись: «О, небо, если ты по-прежнему хочешь, чтобы верующий Аббас был твоим, пожалуйста, яви мне свой облик и поговори со мной ещё раз. Я не хочу растворяться в жёлтых песках…» Что же. Никто не хочет умирать. — Давай вернёмся немного назад, — говорит Ингвар. — Чувствуешь, поток воздуха переменился? Выход где-то рядом. Аякс, поёжившись, кивает. Не стоит отходить далеко от товарищей, пусть те и наверняка тоже обследуют сеть пещер и скоро будут здесь. Если этот выход, не доходя до которого они остановились, ведёт дальше в пустыню, то можно будет не подниматься на поверхность в самом начале, и к ночи выйти как раз через него. Они возвращаются. Песок забивается в складки одежды и в сапоги; когда они ещё днём шли по поверхности, ветром песок задувало вообще во все щели, тот даже на зубах скрипел. Голоса сослуживцев становятся чуть отчётливее, значит, те действительно начали изучать ответвления пещеры. Интересно, насколько изменился Фонтейн с тех пор, как Аякс там бывал на дипломатической миссии? И те двое учёных. Аякс их больше так и не видел. Вместо того, чтобы идти напрямик к товарищам, Ингвар подхватывает Аякса под локоть и тащит в сторону тупичка, который они осматривали не так давно. Там нет буквально ничего, кроме камней и пыли, а ещё он с узким перешейком и находится в отдалении от основного туннеля, а ещё… Действительно, почему бы и нет. Аякс, думается, тоже не дотерпел бы до момента, когда можно было бы остаться совсем наедине без риска оказаться застуканными. Тяжёлый тёмный плащ пиро-агента падает на камни с громким звоном. Наверное, это клинки так громыхают — заточенные по длинной стороне, с рукоятью посередине. Эти клинки — оружие, разобравшееся со многими «долгами» и отлично пользующееся слабостями отсутствия возможности видеть всё вокруг себя на триста шестьдесят градусов; даже без хозяина они отражают беспокойный холодный свет. Ингвар садится прямо там где стоял — куда-то на торчащий из песка достаточно широкий камень. Т-образная маска слетает вслед за плащом вниз, и Аякс, перекинув ногу через бёдра Ингвара, садится сверху. Аякс сдвигает собственную маску практически на макушку, чтобы иметь возможность видеть лицо напротив не через узкие щели. Ингвар выглядит абсолютно расслабленным, но при этом удивительно собранным, касается ладонями плечей Аякса через плотную ткань плаща и сжимает, поглаживает. Шепчет что-то едва слышно: от шёпота у Аякса мурашки сбегают по загривку, а мелкие волоски на задней поверхности шеи приподнимаются дыбом. — Эй, там есть кто? Сослуживцы. Глаза Аякса расширяются; Ингвар зажимает ему рот ладонью и лукаво подмигивает. — Порядок! — голос Ингвара спокойный и уверенный, как будто это не на нём тут живой тяжестью сидит другой человек. — Я осмотрю и присоединюсь к вам, идите дальше. Шаги постепенно отдаляются. Аякс мотает головой и исхитряется прихватить зубами Ингвара за пальцы в ответ на беспардонную попытку вынудить его молчать. Аякс и сам бы мог ответить товарищам, вот только… Аякс тянется и шутливо прихватывает зубами удлинённый красный камешек серьги в ухе Ингвара, не отпускает и создаёт слабое ощущение натяжения. Ладони на боках, одобрительно сжимающие и оглаживающие. Мокрые торопливые поцелуи, как будто товарищи сейчас передумают, вернутся и всё обломают. Шум в голове: гормоны пополам с дико нахлынувшим желанием и адреналином на фоне угрозы быть пойманными. Когда времени друг на друга чертовски мало — выхватываешь любую мало-мальски подходящую возможность, чтобы жить сейчас, а не потом. Аякс немного сползает по бёдрам Ингвара вниз, чтобы не мешать себе же, накрывает пах — Ингвар сидит очень уж удобно — поглаживает прямо через плотную ткань, чуть потирает и сжимает всеми пальцами сразу. — Если захочешь, то остановишь, — шепчет едва слышно. Аякс старается ёрзать на одном месте максимально бесшумно, просто меняет положение. У Ингвара чертовски хорошая выдержка: дыхание не сбивается ни разу [хотя, судя по всему, тот и не против дальнейшего развития событий], лишь мышцы бёдер рефлекторно напрягаются — Аякс чувствует это задницей, сползая по ним ещё немного ближе к коленям. Ингвар сглатывает с усилием, приоткрывает губы и медленно, размеренно выдыхает, чувствуя, как с каждым ударом пульса кровь приливает, отдавая пока ещё слабой пульсацией. Рефлекторно облизывается, чтобы кожа губ не сохла; пальцы левой руки — перчатки не снимал, правда — путаются в рыжих волосах, не крепко сжимая у самого затылка и чуть натягивая. Пещеру ощутимо потряхивает. Свод содрогается, с потолка сыпется песок и мелкие камешки. Наверху что-то трещит, и хвала Архонтам, если это не потолок. Там, снаружи уединённого от основной ветки пещеры тупичка, раздаются крики людей. — Какого… — Аякс, отвлекаясь, оборачивается в сторону предполагаемого выхода. Крики усиливаются. Невнятные шум и возню сложно идентифицировать, лишь складывается ощущение, что определённо точно что-то не так. Ингвар, медля, свободной рукой сжимает пальцами бедро Аякса. — Я посмотрю. Ладони согласно разжимаются. — Хорошо. А я пока найду остальных наших. Аякс, поднимаясь с чужих колен, подхватывает сначала плащ, а затем клинки с пола, и идёт, пригибаясь, в сторону шума. Чем ближе он к поверхности, тем явственнее начинает различать отдельные слова, выкрики. Угрозы. Аякс выскальзывает на поверхность под покровом пустынной ночи. Звёзды здесь, вдали от массива цивилизации, сверкают как никогда ярко. Снаружи открывается потрясающий вид на ночную пустыню: посечённые ветром камни, нетронутый человеком оазис с маленькими пальмами, где-то там вдали высится величественная гробница царя Дешрета. И побоище. Под протекторы сапогов попадаются какие-то деревянные обломки, обугленные, с поднимающимся от них дымом. Их множество, но останавливаться прямо сейчас, чтобы рассматривать их, было бы чертовски глупо. Пустынники вернулись, чтобы с новыми силами отбить свою базу у северян. Теперь фатуи оказались загнанными в ловушку: местность наёмники знают лучше, их количественно больше, а ещё они чертовски злы. На стороне фатуи по-прежнему остаётся лучшая боевая подготовка и Глаза Порчи, но преимущество неожиданности в этот раз играет против них самих. Агентов снаружи раз-два и обчёлся: часть ещё оставалась в пещерах, а тех, что встретили натиск пустынников, явно не хватает, чтобы решить проблему. Аякс не думая срывается с места; в пустыне сложно сразу элементальной силой создать привычную пару гидро-клинков, поэтому рабочие физические оказываются как нельзя кстати. Первый же пустынник, оказавшийся на пути, вопит и неловко валится на песок: клинки рассекают мышцы на плече до самой кости. Не останавливаясь, Аякс прорывается дальше, силясь оценить сложившуюся обстановку. Когда вокруг лязгает оружие и чёрно-красные плащи товарищей перемежаются с мелькающими красными шарфами пустынников, голова проясняется и мысли становятся чище. Ему легче чем кому бы то ни было без подготовки с головой нырнуть сразу в драку; в груди не отзывается ровным счётом ничего, когда кровь очередного противника льётся на песок. Пьянящее ощущение эйфории. Кто пришёл к нам с мечом, тот от меча и погибнет, да? Их много. Набежали как крысы, тараканы и иже с ними. Сложно сказать, те же ли это самые пустынники, которых выгнали из больничного комплекса, или же эти решили впрячься за изувеченных и позорно сбежавших товарищей. Некогда думать — необходимо действовать. Здесь нет законников, которые пресекли бы кровопролитие, и если наёмники не понимают другого языка — надо популярно им всё объяснить на языке насилия. Аякс оглядывается. Внимание привлекают бочки, расставленные над входом в пещеру. Несколько бочек пустынники закатывают внутрь и отдёргивают руки, словно боясь обжечься или потерять пару пальцев. Осознание колет с запозданием: бочки с пиро-слаймами! Аякс кидается обратно ко входу в пещеру: там наверняка остались ещё люди, он пусть и мало внимания обращал на окружающих, но видел далеко не всех. Если сейчас эти бочки подорвут, то они… Взрыв. Пещера повторно содрогается: пыль, песок, камни, всё летит вперемешку. Пустынники кричат ликующе, размахивают расширяющимися к острию клинками. Теперь понятно, что и в первый раз пещеру тряхнуло взрывом, но спрессованные песок и камни выдержали удар. Очень сомнительно, что выдержат во второй. Аякс отталкивает попадающихся на пути людей. Рыщет взглядом, выхватывая у людей какие-то мелкие отличительные черты, по которым ещё можно угадать, чьё лицо прячется за маской. Если попадается пустынник — не церемонился; сегодня пустыня вдоволь напьётся крови. Пустынникам приходится отступить: в этот раз, уверенные в переломе ситуации, они отходят сами, а не спасаются бегством. Не ожидали, что один-единственный фатуус, увидев взрыв, окажет им бешеное сопротивление. Агенты же, почуяв что им больше не нужно постоянно отбиваться от атак противника, собираются к обваливающемуся проходу в дюны. Аякс, долго не думая, собирается идти вглубь, но кто-то хватает его за руку. — Не нужно, — пробуют его остановить сослуживцы, — опасно, — но Аякс отмахивается. Он должен увидеть. Часть пещеры, в которой они ещё некоторое время назад спокойно остановились на привал, практически полностью обрушена. Сталактиты пообламывались с потолка и рухнули разбитыми на части сосульками вниз, разрушив тянувшиеся к ним снизу сталагмиты. Проходы в другое ответвления завалены полностью, и разбирать их — несколько дней. Наверняка придётся разбирать, — думает Аякс, когда подходит ближе одновременно желая и не желая увидеть, — там всё ещё могут быть люди. «Всё будет прощено». Он не добежал до фразы, когда-то давным-давно выведенной на стене чьей-то дрожащей рукой, от силы десяток метров. Т-образная маска расколота. Мёртвые глаза Ингвара смотрят куда-то в сторону выхода из пещеры, а под телом растекается багровая лужа крови — отколовшаяся от потолка сосулька прошила тело насквозь от лопаток до груди. Противнику пиро-агента тоже не повезло — лежит в паре метров рядом, раздавленный градом камней, — но на безымянного наёмника абсолютно плевать. Аякс неосознанно делает шаг назад, чувствуя на языке кислый привкус и тошноту, но не может отвести взгляд, запоминает. Одно дело, когда смерть — естественная часть твоей работы, и ты не воспринимаешь тех, кого убиваешь, как заслуживающих жизнь, потому что они знали, кому собираются перейти дорогу. Совершенно иное дело — когда смерть забирает близких людей, и невозможно вовремя подкинуть разменную монету; смерть всех догонит и всем покажет. Пересиливает себя, наклоняется. Видит, как носок ботинка попадает в лужу крови и смазывает край, как ещё не успевшая загустеть и впитаться в камень кровь начинает течь под протектор обуви. Аякс сидит так некоторое время; пальцы дрожат, в голове — сплошной бардак и сумятица. Он ничего не может сделать, только запомнить лицо и имя. Нужно, чтобы тело вынесли отсюда, нельзя оставлять его гнить среди камней и холода. Нельзя, чтобы он растворился в жёлтых песках. Аякс протягивает руку и выщёлкивает пальцами маленькую застёжку длинной серьги с красным камнем, вытаскивает гвоздик из собственного левого уха и заменяет серьгой. Выпрямляется.

***

В ту ночь отряд фатуи больше не видел своего гидро-агента. Но любой может поклясться, что наутро, когда собрались с силами нанести удар по лагерю пустынников, там не осталось никого живого. Ни единой души. Всё выглядело так, будто пустынников разодрал на части монстр, выползший из самого тёмного уголка Бездны.