blanket of snow: catch your death

— Господа, «Les Paravents». Предлагаю на сегодняшний вечер окунуться в незамутнённую атмосферу театра. Леди Дамслетта любезно согласилась составить мне компанию, и нам нужны сопровождающие. Многие из Фатуи встрепенулись; видно, что переглядываются озадаченно, не совсем понимая, к ним обращаются или же нет. Пятый Предвестник обладает странной особенностью обращаться сразу ко всем и ни к кому конкретно, такое обычно пугает рядовых, не привыкших к командованию серьёзнее старших офицеров: ответишь, а обращались не к тебе — ситуация максимально идиотская, не ответишь — могут посчитать неподчинением. Аякс тихо фыркает, искоса поглядывая в сторону Пульчинеллы, сидящего напротив Коломбины. Локоны её темных волос струятся чуть ли не до самого пола; она выглядит так, будто совершенно не впечатлена предложением вместо работы праздно сходить в театр. Если уж начистоту, то обычно она выглядит невероятно… уставшей. И опасной. Аякс сам не знает почему, но когда он смотрит на кукольно-красивую Коломбину, то чувствует, как волоски на загривке поднимаются дыбом от пробегающего по позвоночнику холодка. Les Paravents. Они разговаривали об этом с Пульчинеллой несколькими ночами ранее. Конечно же Аякс догадывался, что один из артистов не просто так сломал ногу и отказался от роли в спектакле. То, что Аякс любит выступления и умеет показать себя публике — не более чем совпадение, на его месте мог бы оказаться абсолютно любой фатус, но… но. Именно Аякс раньше, чем успел подумать, предложил себя на замену, и, благодаря небольшой подтасовке документов и удачному стечению обстоятельств, он теперь будет наблюдать за действием не из зрительского зала, а прямиком со сцены. В чём-то Мила оказалась чертовски права: Аякс практически ничего не знал об истинной цели, которую Фатуи преследовали в Фонтейне. Пазл из мелких кусочков, части которого находились у нескольких разных исполнителей, чтобы в случае маловероятного провала никто не смог сопоставить их воедино. Пазл начал складываться в голове у Аякса не так уж давно: примерно после того, как аж сразу двое Предвестников почтили своим присутствием вотчину Гидро Архонта. Двое изобретателей, на которых пало внимание Фатуи, очень любили театр и часто появлялись на вечерних спектаклях по четвергам и пятницам, поэтому театр — самый легкодоступный способ добраться до них. Зачем же Фатуи понадобились фонтейнские изобретатели? Вот этого Аякс уже сообразить не мог, а любые его попытки копнуть в дело поглубже встречались с глухой стеной недостаточных данных. В Снежной и без того технологии достаточно развитые, так зачем им нужны изобретатели из чужой страны? Всё, что он смог узнать об этих людях, так это то, что они занимаются исследованиями в отрасли переработки энергии и обработки металлов различной прочности, а на их счету уже есть несколько реально работающих машин, черпающих энергию из источников извне и перерабатывающих сырьё под нужды Фонтейна. У Фонтейна, каким бы красивым он ни был, всё же есть существенный недостаток: никто не знает, как долго протянет существующая энергетическая система. Перебои с поставкой энергии для обеспечения комфортной жизни случаются всё чаще и чаще. Впрочем, всё, что требовалось от Аякса, это выследить изобретателей, втереться в ближайший круг их интересов и разузнать их максимально типичный распорядок дня. С этим он справился. — Почему именно эта пьеса? Требовательный, но спокойный и отчасти даже нежный тон. У Коломбины своеобразная манера выражать свои мысли вслух. Аякс не сталкивался с ней слишком уж часто, но сейчас, глядя на главу магов цицинов, он не понимает, почему именно она занимает третье место в системе рангов Предвестников; она выглядит хрупкой для суровой зимы, того и гляди — кровь замёрзнет в жилах, и её глаза практически всегда закрыты тонкой паутинкой белой вуали, но когда она всё же открывает их и смотрит, Аяксу до жути не нравится этот её взгляд. — У неё занятная история, — Пульчинелла смотрит на собеседницу как-то по особенному; он всегда смотрит так, когда говорит об интересующих его произведениях — Аякс успел это приметить за несколько вечеров наедине с пятым Предвестником. Здесь, в круглом совещательном зале, находятся только двое Предвестников, несколько агентов и часть дипломатов, не отправленных на рабочие посты. В тишине, провисающей в паузах меж неторопливого разговора, кажется, словно можно услышать колебание пламени свечей, но это только лишь кажется. — Автор пьесы не побоялся показать Фонтейн в тот момент, когда предыдущий Гидро Архонт сменился нынешним. И многие радикально настроенные последователи демона-Бога Справедливости посчитали, что эта пьеса — осквернение образа справедливого Фонтейна. Несколько раз постановку срывали вплоть до того, что актёрам на сцену подбрасывали крыс и слезоточивый газ. Занятно будет посмотреть, чем же пьеса вызвала столь сильный общественный резонанс, тем более, что сама Фокалорс, судя по всему, не против, чтобы постановку показывали. Или же ей просто всё равно. Аякс поджимает губы, но ничего не говорит — не имеет права, пока старшие по званию или Предвестники не обратятся лично к нему. Конечно, им занятно будет посмотреть, тогда как это ему, Аяксу, придётся находиться на сцене как раз в тот момент, когда радикалы-фанатики в очередной раз могут попытаться сорвать представление. Но сегодня нельзя, чтобы представление было сорвано. Оно должно пройти как по маслу. Именно поэтому он будет присутствовать на сцене, а Предвестники хотят лично посмотреть на действие. Удивительно, когда в одном регионе пребывают сразу несколько Предвестников. Они — гордость Фатуи и само олицетворение мощи снежийской армии, и их непосредственное нахождение поблизости может означать только то, что ситуация, на самом-то деле, серьёзнее, чем кажется на первый взгляд. Что же требует вмешательства сразу Пятого и Третьей? Коломбина пожимает тонкими плечами и улыбается, бросает салфетку на поверхность стола по направлению к Пульчинелле. Салфетку тот забирает и, секунду посмотрев на ровный квадрат бумаги, убирает её в карман пальто с шикарной перьевой опушкой. — Крысы, — Коломбина кривит красивые губы, подтягивает руку к себе и ведёт кончиками ногтей по столу [сегодня на ней не привычные длинные перчатки, а гловелетты — узорчатая ткань плотно обхватывает предплечье от ладони до локтя, оставляя пальцы открытыми]. Каждое слово она произносит напевно, будто готовится выступить в опере, а первое, что приходит в голову стоит услышать её чистый голос, это звон хрустальных бокалов. — Будет занятно, если они запоют под полом. «К смерти». Есть такое поверье: когда крысы возятся и пищат под полом — это обычно предсказывает чью-то смерть или большое несчастье. — Почему не Синьора? — Коломбина обводит взглядом притихших дипломатов. Даже Аякс, обычно особо-то не скрывающийся, и тот старается не попадаться ей на глаза [она кажется слепой с этой своей вуалью, но она видит всё]. — Тут в большинстве своём её люди. — Боюсь, столь деликатное времяпрепровождение совсем не в стиле Синьоры, — вздыхает Пульчинелла, — Падает мост лондонский, моя Прекрасная Леди. И мне снятся сны об одном и том же: как кричат мосты под железной кожей, как крадётся ночью в моё жилище человек, сбежавший от гильотины, и об одном попросит: «не находи её». Из чего бы, Леди, твой мост не сделан: деревянный — смоет водой, как тело, и металл устанет, и подведёт королева, севшая вновь на трон. Пятый Предвестник, поднимаясь из-за стола, прощается с Третьей и направляется в сторону выхода из совещательного зала. Никто не останавливает его и не задаёт лишних вопросов: станется, что любопытство однажды аукнется. Аякс, прикусив губу, смотрит ему вслед; сомнения, мечущиеся в голове, никак не позволяют сразу принять решение, и дверь за Пульчинеллой успевает закрыться прежде, чем Аякс соскакивает со своего места и шустренько направляется за наставником. Наставник. Едва ли Пульчинеллу действительно можно так назвать, но он, по крайней мере, относится к Аяксу чуточку лучше, чем остальные офицеры Фатуи. Пару раз он даже наведывался в отчий дом, жутко перепугав мать, но та всё же не постеснялась пригласить его на семейный ужин. — Господин!.. Аякс резко останавливается, когда Пульчинелла оборачивается на его голос. Кажется, Аякс успел немножко подрасти с тех пор, как видел пятого Предвестника в последний раз, потому что смотрит на него слегка сверху-вниз. — Почему вы здесь? И госпожа Дамслетта с вами… Пульчинелла усмехается в белые пушистые усы и едва качает головой. «Разумеется он не скажет», с разочарованием думает Аякс, «но попытаться стоило». — Её маленькие помощницы сегодня окажут нам добрую услугу. А я просто люблю театр.

***

Обманки, обманки, обманки. Настоящие на этой сцене только актёры, а большая часть предметов — лишь нарисована на ширмах, выезжающих из-за края сцены; несколько вещей дополняют композицию, разрушают иллюзию полной искусственности и резко своей подлинностью контрастируют с рисунками. Вся декорация состоит из нескольких ширм, на которых изображены предметы и пейзажи. Высота каждой ширмы — около трех метров, в глубине сцены и по бокам — высокие черные доски разной высоты. Могло бы показаться странным, что столь неоднозначную пьесу ставят в крытом театральном помещении, а не играют где-нибудь на улицах или же по подвалам [чем обычно эти ребята и занимаются — большая часть их спектаклей настолько нетривиальна, что им приходится играть там, где их не застанут служители закона]. Аяксу даже не пришлось выспрашивать самому, эту информацию принесли на блюдечке вышестоящим по званию фатуи уже пиро-агенты: помещение принадлежит близкому знакомому главы труппы, поэтому проблема с тем, где выступать, не оказалась такой уж проблемой — директор театра не сдаст своих. Актёры все — в масках, и Аякс несказанно рад, что сейчас труппа не может узнать, кто конкретно прячется за одеждой «стенографиста». Некоторые из актеров очень сильно загримированы, вернее — грубо размалёваны, а их утрированный грим полярен обыденности костюмов. Труппа очень талантлива, правда. Неудивительно, что столько зрителей собирается на их спектакли, пусть и пускают только доверенных, кто точно не пойдёт доносить. Но это — тяжкий труд, который Аякс за несколько дней внедрения познал с головой, ведь каждому из актёров приходится не только молниеносно переодеваться, но и играть по ходу пьесы пять-шесть персонажей, и не только мужчин, но и женщин. Ширма этой сцены представляет собой четыре полотнища цвета извёстки. В ней вырезано окно, а за окном намалёвано карикатурно-счастливое солнце. Перед ширмой на столике — огромный свод законов Фонтейна, название его напечатано латинским шрифтом, под которым мелко написано, так, что зрителям и не разглядеть [но что знает каждый фонтейнец] — «Iustitia omnia vincit». Аякс сидит в самом углу сцены за небольшим секретером, усердно делает вид, что ведёт протокол судебных решений, но на самом-то деле поглядывает в зрительский зал, пытаясь хотя бы навскидку понять, где сидят цели сегодняшней операции. Обзор затрудняет тусклое освещение, подобранное специально для этой части спектакля, а если Аякс будет вертеть головой — это будет выглядеть слишком уж подозрительно. «Чиновник» с бутафорским крючковатым носом поворачивается к зрительскому залу, нарочито строго говорит: «Сидите. Её Превосходительство пока не выйдет». А вот «полицейский» всем своим видом показывает нетерпение: трясёт ногой, цыкает и ёрзает на деревянном стуле. Сейчас по сценарию вот уже несколько минут как идёт перерыв. Актриса, изображающая демона-Бога Справедливости, ушла за ширму, а блюстители порядка и обвиняемые на сегодняшних заседаниях остались на сцене. Костюмы этого акта больше напоминают маскарад своей вычурностью, нежели серьёзное мероприятие; по переулкам и тёмным подворотням Фонтейна шёпотом поговаривают, что Гидро Архонт живет лишь зрелищем зала суда — сама не судит, и вместо неё это делает Верховный Судья Фонтейна Невилетт. Но при этом она присутствует на каждом заседании и одним своим словом может кардинально изменить приговор. «Женщина», на самом деле являющаяся молодым актёром с высоким тембром голоса, наигранно всплескивает руками: — Опять ждать! Как всегда, когда имеешь дело с судейскими! Я в своем праве, а кроме того, мне надо кормить малыша. — Он все еще грудь сосёт? — «чиновник» переводит взгляд на «женщину», говорит с ней немного раздражённо. — Каждый раз, когда тебя вызывают в участок, у тебя оказывается крикун-сосунок. — Что может быть лучше, чтобы поддерживать правосудие? Язвительная шпилька «женщины» демонстративно остаётся без внимания. Вместо этого «чиновник» неспешно прохаживается по сцене, наблюдая за немногими оставшимися обвиняемыми — «женщиной» да «вором». Аякс тоже наблюдает. В зале тихо: пока на сцене не происходит ничего примечательного, зрители занимают позицию расслабленного наблюдения. В один момент в толпе Аякс выхватывает краем глаза знакомый плащ, но, возвращаясь к той же точке, уже ничего не видит. Показалось, наверное. С этой позиции слишком хорошо слышны все шепотки и тихие разговоры, которые позволяют себе люди в зрительном зале. Остаётся только поклониться профессионализму артистов, которых не сбивают с концентрации на игре лишние звуки. — Потерпите, — успокаивает присутствующих «чиновник». — Сейчас Её Превосходительство будет вершить правосудие. Она ждёт. — Ждёт кого? — ворчливо интересуется «женщина». — Вдохновения, — пафосно изрекает «чиновник». — Вердикт — это поэма. Её Превосходительство сказала мне об этом перед тем, как отойти на перерыв. Вершить правосудие, воздавать по заслугам — благородное занятие. Воздавать, давать то, что получила. От кого же получила, если не от Богов Селестии? Значит, необходимо иметь вдохновение. — А у неё нету? — осторожно интересуется «вор», прерывая речь «чиновника». — Десять минут назад не было, пойду узнаю, — вздыхает «чиновник». — Табак ей очень помогает. И некоторые другие ингредиенты… Из зала доносится поначалу робкий, а затем заметно усилившийся шум. Никто в Фонтейне обычно не высказывает неодобрения методам Фокалорс вслух, но многие задумываются сами с собой: зачем нужна идеальная система суда, если одним словом Гидро Архонт по каким-то своим представления может изменить приговор на диаметрально противоположный? И какими фактами руководствуется Архонт, раз их не видит Верховный Судья, ею назначенный? Наконец, когда возвращается «Гидро Архонт», заседание суда продолжается, и теперь перед столом со сводом законов Фонтейна стоит «женщина». «Гидро Архонт» слепо проводит ладонью над столом, пытаясь нащупать свод — её глаза завязаны лентой из холщовой ткани — и говорит негромко, но достаточно сурово: — Подойди быстрее и скажи скорей, что ты совершила, если хочешь, чтобы я тебя судила, пока Боги Селестии здесь и не покинули меня. — Я ничего не совершила, Ваше Превосходительство. От такой откровенной наглости «полицейский» аж давится и начинает верещать, размахивая руками над головой: — Какая лгунья! Ваше Превосходительство, она написала знаки на двери древнего капища океанидов. — Какие знаки? Голос «Гидро Архонта» звучит заинтересованнее, чем в тот момент, когда она вновь вышла на публику. Аякс продолжает незаметно разглядывать зрителей: вон там, в небольшой верхней ложе, расположился пятый Предвестник [его пенсне зеркально бликует, и ему наверняка пришлось попросить себе стул повыше, чтобы с комфортом любоваться спектаклем из-за высокого ограждения], и рядом с ним, очевидно, сидит Третья [она сложила руки на ограждение и наверняка не смотрит на сцену, но шевелит губами, повторяя слова актёров]. — Нет, Ваше Превосходительство. «Женщина» весьма упорна в своих показаниях, «Полицейский» рядом с ней аж подпрыгивает от возмущения. А Аяксу больше интересно, где остальные сопровождающие. Неужели больше никто, кроме Предвестников, не пришёл? Хотя нет, он же точно видел плащ… не могло же показаться. — Какие знаки? Добрые или злые? — «Гидро Архонт», кажется, и не слышит активного отрицания «женщины» или не хочет слышать. — Боги Селестии желают уйти. Если хочешь, чтобы тебя судили они, будь добра, помоги мне. Скажи, какого наказания ты хочешь, да скорей говори. — Десять ударов палкой, — очень быстро говорит «женщина» и, спохватившись, добавляет: — Ваше Превосходительство. — Дай ей пятнадцать, — тут же приказывает «Гидро Архонт» «полицейскому». Пока «женщина» уходит со сцены, её место занимает «вор», Аякс потихоньку ёрзает на своём стуле. Он не уверен до конца, но вроде бы видел цели сегодняшней операции в партере — недалеко от пустующей оркестровой ямы. Сейчас головой не особо-то повертишь, пока приходится «вести протокол заседания», но если притвориться, что пытаешься разобрать бормотание «вора», то, может, удастся посмотреть ещё раз. — Боги уходят. Актриса, играющая «демона-Бога Справедливости» виртуозно владеет искусством передавать характер своей маски одним лишь тоном голоса: сейчас тот перетекает в усталый и раздражённый, создавая отчётливое ощущение, что «Гидро Архонт» потеряла всякий интерес к судебному процессу. Стоящий перед ней «вор» выглядит растерянным, но она даже не даёт ему вставить и слова, когда утомлённо взмахивает рукой и продолжает монолог: — Они приходят, уходят, интересно куда? В другую голову? В осу, летящую на солнце? В изгиб дороги? Во всяком случае, из головы они улетучиваются. Убирайтесь. На сегодня я закончила. — Я украл, Ваше Превосходительство. Вы должны меня осудить. «Гидро Архонт», уже собиравшаяся уйти, останавливается. Она поворачивает голову, не видя, но слыша человека, который подошёл непозволительно близко к столу, разделяющему их. Секунду словно бы размышляет, а после качает головой: — Боги Селестии сегодня больше не судят. —Я прошу лишь наказания. Вздох. «Гидро Архонт» разворачивается корпусом и, не скрывая раздражёния, качает головой. Её светлые, почти белые с нежным голубым отливом волосы, красиво обрамляющие лицо, цепляются за повязку, оставляющую её слепой. — Ну осужу я тебя, а что мне это даст? — Зло, которое я совершил, должно… — Подумай, какие ничтожные проблемы мне предлагаются, — перебивает возражение «демон-Бог Справедливости». — Я служу судьёй в стране, где каждую минуту должны совершаться ужасные преступления. — В обеспокоенном тоне её голоса что-то не так; как будто бы она волнуется совсем не за то, за что на самом деле должна была волноваться, и правда о причинах её колебаний раскрывается как на ладони. — Или ничто не есть преступления. А мир преподносит Архонтам лишь два-три очаровательных проступка. Нет. Мне все надоело. «Вор» импульсивно дёргается ближе к столу. «Полицейский» хватает того за рукав; надрывный треск ткани слышно даже в удалённых уголках зрительного зала. Аякс видит, как зрители начинают возбуждённо перешёптываться, не отрывая взгляда от разыгрывающейся сцены. Есть в их обеспокоенных взглядах что-то такое… сложно определимое. «Они боятся», — отчего-то думает Аякс, ощущая этот страх как от загнанной в угол добычи. — «Они боятся, потому что они каждый день находятся под угрозой немилости». — Давайте как есть, — «Вор», не обращая внимания на то, что «полицейский» пытается его удержать, стремится приблизиться к «Гидро Архонту». Та отшатывается, больше слыша его тяжёлые шаги, чем действительно понимая, где находится угроза, а «полицейский», чертыхаясь, всё никак не может выудить из-за пояса карикатурно огромные наручники. — Я и этим удовольствуюсь, я — не гордый, и я не прошу, чтобы сами Боги Селестии побеспокоились и открыли мне тюремные ворота. Это может сделать и региональный судья. «Гидро Архонт», понимая, что к ней сейчас никто не подойдёт, приосанивается. Она ведёт раскрытой ладонью не то в сторону «вора», не то в сторону свода законов Фонтейна, и тихим, усталым голосом произносит: — Если бы речь шла только о том, чтобы открыть решетки и затворить их, тогда — да. Но мне нужна причина. Чтобы найти ее, нужно знать, где искать. «Вор» больше не смотрит на «Гидро Архонта». Он разворачивается к зрительному залу и разводит руками, как бы показывая, что сделать что-либо с этим он едва ли сумеет: — Вы одно забываете: вам платят за то, чтобы вы открывали и закрывали тюремные ворота. В этот момент словно все замолкают: дерзкие слова, так легко произносимые «вором», остаточно дребезжат в воздухе, пока зрители пытаются осмыслить, какую крамольную мысль до них только что донесли. И тут

звук возвращается.

Гам, случайные женские крики, переполох. Аккуратные ряды зрительских кресел буквально на глазах становятся мешаниной из паникующих тел, старающихся как можно быстрее перелезть друг через друга и добраться до выходов. Несколько человек перекрывают массе людей свободные проходы и поднимают руки с зажатыми в них предметами. По залу в мгновение распространяется дымка, от которой слезятся и горят глаза; невозможно преодолеть рефлекторное сжатие век, но это ещё не самое худшее последствие, которое могло бы настигнуть. Аякс поспешно натягивает на лицо узкую маску, которую ему было разрешено снять только на время выступления, и закрывает лицо рукавом актёрской рубахи. Дышать становится немного легче, но слезоточивый газ действует на всех остальных, вызывая ещё большую панику и хаос. Кто-то мелькает слева на периферии зрения. Аякс едва успевает заметить, но узнаёт эмблему Фатуи, размещённую во всю спинную часть тёмного плаща. Агенты? Здесь? Аякс готов поклясться, что с самого начала выступления не видел ни одного сослуживца поблизости, кроме, разве что, Предвестников в верхней ложе. А, ну да. Плащ в зрительном зале. Кстати. Предвестники. Где Пятый и Третья? Аякс поднимает голову и судорожно шарит взглядом по балконам, стараясь выхватить из общего переполоха знакомые фигуры. Они ведь должны были знать, что так будет, верно? Должны были. Наконец он замечает знакомую шляпу с перьями и поднимает уже было руку чтобы махнуть и привлечь к себе внимание, но так и застывает, ничего не предпринимая. Глядя на то, как Пульчинелла поднимается и уходит из верхней ложи, Аякс наконец осознаёт в полной мере, зачем он здесь находится. Кто-то ведь должен проследить, что всё прошло по плану. Что никто и не подумает свалить нападение радикалов-фанатиков, громящих театр, на честных Фатуи. Коломбины уже тоже не видно в зрительном зале. Возможно, пиро-агенты — её рук дело, но за всю свою службу Аякс не слышал, чтобы она была их руководителем; обычно если где-то мелькали разговоры об агентах, там же говорили о Сандроне. Или об Арлекино. Так почему… — Ты что здесь забыл? Голос запыхавшийся, принадлежащий скорее вчерашнему подростку, которому только-только стукнуло совершеннолетие. К Аяксу спешно подходит один из пиро-агентов и кивком головы пытается согнать со сцены, однако Аякс отрицательно качает головой: — Да я тут с начала спектакля. — Твою ж мать, — шипить пиро-агент. — Нас не предупреждали, что будет кто-то ещё. Крик. Агент оборачивается и вскидывает руку вверх, выпуская из ладони церемониальный изогнутый нож. Нож, вращаясь в воздухе, летит по дуге и втыкается в потолок рядом с широкой люстрой, на которой только сейчас Аякс подмечает несколько мешков. Не нужно быть гением, чтобы понять, что сослуживец целился именно в мешки, но траекторию церемониальных ножей сложно предугадать, когда пытаешься метнуть их прямо, а не вокруг себя. — Не болтайся под ногами, — отрывисто бросает пиро-агент, отбегая от Аякса, — Мы ещё не закончили. Конечно, в такой хаотичной толпе сложно будет найти нужных учёных и забрать их так, чтобы никто не заметил. Аякс и без того чувствует себя растерянным, потому что, как оказалось, он совсем ничего не знает об истинном плане операции похищения, а теперь, понимая, что всё в любой момент может пойти не так… Аякс медленно выдыхает. Из-за газа, вызывающего обильное слезотечение, из-за кричащих, боящихся и потеющих людей, в воздухе набирается достаточно влаги, чтобы попытаться сконцентрировать её. Как мастер Скирк учила, верно? Эрамберт помог ему отточить мастерство. Из концентрированной влажности воздуха возникает тонкий лук с туго натянутой прозрачной тетивой. Аякс хватает его, боясь растерять концентрацию, и заводит руку назад, привычно щурясь на один глаз. Он плохо владеет луком, но сейчас, кажется, от этого зависит многое. Между пальцев заведённой назад руки и тетивой возникает гидро-стрела, которую Аякс отправляет под потолок. Стрела, пролетая, задевает гранью острия мешок, из которого прямо на толпу сыплется мерцающий порошок, распространяющий сильный и смутно знакомый запах. Так пахло от Милы, когда они встретились на мосту и делились друг с другом информацией по поводу текущей работы. Так — очень слабо — пахнет от Коломбины, когда она подходит слишком близко [что бывает нечасто, но всё же]. Пыльца туманной травы. Пальцы дрожат. Гидро-лук рассыпается и растекается каплями между пальцев, мокрыми пятнами впитывается в покрытие сцены. Создавать оружие из чистого элемента сложно, но каждый раз у Аякса получается всё лучше и лучше. Гидроабразивное оружие состоит из постоянно текущей воды, перемещающейся в созданной усилием концентрации форме на очень, очень большой скорости. Этот поток воды способен разрезать буквально всё, начиная от металла и заканчивая другими материалами. Пыльца сыплется на макушку, оседает на плечах мерцающими частичками. Сквозняк? Аякс дёргается, намереваясь убраться со сцены, но даже первый шаг даётся с трудом: мозг обволакивает туманная дымка, соображать получается с трудом, а мышцы чувствуются словно собранными из вялотекущего желе. Соберись, Аякс, соберись. Тебя не должны найти в этом зале, если полиция устроит облаву. Соберись.