заложники прошлого

Жар гнева вспыхивает в груди Ки Хуна, как сухой хворост, грозясь вырваться наружу обжигающим пламенем. Мышцы напряглись, кулаки сжались, готовые обрушиться на это безмятежное, до омерзения спокойное лицо. Но рядом стоит она. Матушка. Ее морщинистое лицо светится радостью, она не видит, не чувствует бури, бушевавшей в Ки Хуне. Он не может, не имеет права сейчас разрушить этот хрупкий мир ее скромного счастья. С усилием, словно поднимая непосильную тяжесть, Ки Хун заставляет себя вдохнуть глубоко, пропуская воздух через нос, затем медленно выдохнуть. Жар гнева не угас, но отступил, тлея где-то в глубине, как загнанный в угол зверь. Протянутая Ин Хо рука повисла в воздухе на мгновение, кажущееся вечностью. Ки Хун видит эту руку, помнит ее, помнит, как она… Нет. Не сейчас. Преодолевая внутреннее сопротивление, он заставляет себя ответить на рукопожатие. Ки Хун сжимает ее крепче, чем следовало бы, пытаясь этим жестом, этим прикосновением выдавить из себя бурлящий коктейль из гнева и отвращения. Улыбка Ин Хо не дрогнула. Чистая, искренняя, словно он действительно видит Ки Хуна впервые. В голове Ки Хуна бешеным роем кружатся вопросы. Какого черта происходит? Как это возможно? Что за игру он затеял на этот раз? Но ответов нет. Лишь давящая тяжесть непонимания и предательская трещина страха, змеей проползающая по позвоночнику. Пока что. Он найдет ответы. Он должен. Резкий возглас женщины прорезает туман, окутавший мысли Ки Хуна, словно луч прожектора в ночном небе: — Ох, надо же закрываться уже! Он вздрагивает, будто очнувшись от глубокого сна, и мгновенно одергивает руку, словно обжегшись о прикосновение Ин Хо. Вся его ярость, все отвращение, все еще кипевшее внутри, на мгновение потеряло свою цель, переключившись на внезапное вторжение в его внутренний мир. Матушка уже суетилась, маленькая и юркая, собирая не продавшиеся за день сушеные морепродукты. Шуршание целлофановых пакетов, ее приглушенное бормотание, привычные звуки ее рабочего дня, вдруг стали для Ки Хуна спасательным кругом, вытаскивающим его из омута нахлынувших воспоминаний и гнева. И тут Ин Хо нарушает тишину, его голос мягкий, почти ласковый: — Она ваша мать? Эта женщина такая разговорчивая, с ней не соскучишься, и любой рабочий день пролетит незаметно, — слова, казалось бы, обычные, вежливые, но в них Ки Хуну послышалась издевка, насмешка, словно Ин Хо играл с ним, забавлялся его реакцией. Внутри все сжимается, каждый мускул напрягается до предела. Ки Хун едва сдерживает себя, чтобы не выплюнуть сквозь зубы короткое, ядовитое «Закрой рот!», чтобы не дать волю ярости, которая рвется наружу, требуя выхода. Кулак сжался так, что костяшки побелели. Он представляет, как со всего размаха впечатывает его в эту самодовольную, улыбающуюся физиономию… Но матушка рядом. И это – единственное, что удерживает его. Решение созрело мгновенно, жесткое и бесповоротное, как щелчок сломанной ветки. Ки Хун останется. Он проводит женщину до дома. Оставлять ее наедине с ним, с этим… призраком прошлого, с этой ходячей загадкой, слишком опасно. Тревога, холодная и липкая, обволакивает его сердце. Совесть больно кольнула где-то под ребрами. Он и так слишком редко навещал матушку, слишком часто откладывал встречи, слишком редко приходил помогать, ссылаясь на дела, на усталость, на что угодно, лишь бы не возвращаться в этот район, потому что он невольно напоминал о своей собственной матери, о погибшем друге. Он сжимает зубы, прогоняя непрошеные мысли. Когда троица двинулась прочь от ларька, матушка, словно не замечая напряжения, витавшего в воздухе, весело щебетала о своем приемном внуке, Кан Чхоле. О его успехах в школе, о том, как он стал одним из лучших учеников, какой он умница и помощник в домашних делах. Ее голос, обычно такой родной и успокаивающий, сейчас кажется Ки Хуну слишком громким, слишком… жизнерадостным, диссонирующим с тяжестью, осевшей в его душе. Ки Хун заставлял себя улыбаться, поддакивал, иногда даже вставлял реплики, стараясь вести себя как обычно, как ни в чем не бывало. Но присутствие Ин Хо, его молчаливая тень, нависшая над ними, его редкие, но меткие вставки в разговор, напрягали Ки Хуна до скрипа зубов. Он чувствовал на себе его взгляд, тяжелый и пронизывающий, словно рентгеновские лучи, и этот взгляд жег кожу, вызывая нестерпимый зуд тревоги. До дома женщины дошли весьма быстро. Она, словно торопясь избавиться от неловкого молчания, повисавшего между мужчинами, быстро попрощалась с Ки Хуном, а Ин Хо напомнила про деньги, которые обещала выдать в конце недели, коротко поблагодарив его за очередную помощь. Как только дверь за ней захлопнулась, Ки Хун, больше не сдерживаемый необходимостью сохранять спокойствие перед матушкой, резко хватает Ин Хо за шиворот утепленной рубашки. Рывок оказывается настолько сильным, что Ин Хо невольно отшатывается, его спина с глухим стуком ударяется о шершавую поверхность каменного забора. Весь сдерживаемый гнев, все напряжение, копившееся внутри Ки Хуна, наконец вырвались наружу, обрушиваясь на Ин Хо лавиной обвинений: — Какого черта вы здесь забыли?! Как давно вы знакомы с этой женщиной?! Что за очередную игру вы затеяли?! Решили сломать не только мою, но и жизнь моих близких людей?! — голос Ки Хуна дрожит от ярости, слова вырывались прерывисто, точно выстрелы. Ин Хо хлопает глазами, в них читается неподдельное изумление. Он смотрит на Ки Хуна, как на сумасшедшего. — О чем вы говорите, Ки Хун?… — растерянно произнес он. И в этом растерянном вопросе нет ни капли притворства. Он действительно ничего не понимает. В его голове проносятся обрывки воспоминаний последних дней: работа в ларьке, разговоры с женщиной… Лица Ки Хуна в них нет. Только голос, да и тот кажется смутно знакомым, будто он слышал его когда-то очень давно, в другой жизни. Ки Хун, ослепленный яростью, резко замахивается, намереваясь ударить Ин Хо в челюсть. Но тот, словно предвидя удар, с невероятной скоростью перехватывает его руку и машинально, одним плавным движением, заламывает ее за спину. Ки Хун охает от неожиданности и резкой боли. В тот же миг Ин Хо отступает, словно ужаленный. Он смотрит на свои собственные руки с каким-то испуганным удивлением, будто не веря, что это сделал он. Он явно не ожидал от себя такой реакции, такой ловкости и силы. Ки Хун, воспользовавшись замешательством Ин Хо, попытался вновь напасть, но тот резко выставляет перед собой ладони, показывая, что драться не собирается. — Успокойтесь, пожалуйста! Давайте спокойно поговорим! — и в его голосе слышалась искренняя просьба, даже мольба. И в этот самый момент, что-то щелкает в голове Ки Хуна. Ярость начинает отступать, уступая место смутному беспокойству. Он замирает, всматриваясь в лицо Ин Хо, полное недоумения и… страха? Что-то с ним не так, думается ему. Адреналин, бушевавший в крови Ки Хуна, постепенно отступал. Дыхание становится ровнее, мысли – яснее. — Ладно… ладно, давайте поговорим… — произнес он неуверенно, будто бы пробуя слова на вкус, а его голос прозвучал уже без прежней агрессии. Ин Хо, видимо, тоже начинает приходить в себя. Он предлагает пройти в более укромное место, подальше от любопытных глаз и жилых домов. Ки Хун не стал отказываться. Молча, словно два незнакомца, связанные невидимой нитью напряжения, они дошли до реки. Уселись на траву, на склоне берега, держа между собой приличную дистанцию. Вечерний ветерок шелестит листвой деревьев, шум воды почти заглушает звуки города. Долгое молчание нарушает Ки Хун. Он по-прежнему не смотрит на Ин Хо, а его взгляд устремлен на темную поверхность воды. — Расскажите мне все с самого начала, ничего не скрывая, — потребовал он. И Ин Хо начал свой рассказ, и его голос тихий, подобно струйке воды, пробивающаяся сквозь толщу песка, постепенно заполнял пространство между ними. Он говорил о том, что помнит лишь последние два месяца своей жизни. О том, как очнулся в стерильной белизне больничной палаты, окруженный незнакомыми лицами и запахами. В голове – пустота, безмолвная и холодная, как космический вакуум. Единственное, что он знал – свое имя. Все остальное – стерто, словно ластиком прошлись по страницам его жизни. Он не помнил, где живет, есть ли у него семья, друзья, работа. На все его вопросы медперсонал лишь пожимал плечами, их взгляды скользили мимо него, будто он был призраком, недостойным внимания. На следующий день его выписали, вытолкнули в яркий, шумный мир, который казался ему чужим и враждебным. Он стоял на пороге больницы, как потерянный ребенок, не зная, куда идти, что делать. На второй день, измученный голодом и отчаянием, он оказался на той самой улочке, где и встретил «матушку». Она, маленькая и энергичная, сжалилась над ним, накормила горячим супом, выслушала его спутанный рассказ. А потом, к его удивлению, предложила пожить у нее, пока он не встанет на ноги, не накопит достаточно денег, чтобы снять себе жилье. В благодарность за ее доброту, за неожиданное проявление милосердия в этом чужом и холодном мире, Ин Хо предложил свою помощь в ее маленьком магазинчике. Он помогал ей с продажей морепродуктов, таскал тяжелые ящики, делал все, что было в его силах, чтобы отплатить ей. Его рассказ был простым, без прикрас, и в нем чувствовалась искренность, которая заставила Ки Хуна задуматься. Наконец, Ки Хун отводит взгляд от гипнотизирующей ряби на воде и переводит его на Ин Хо. В его глазах больше нет ярости, лишь настороженность и смутное сомнение. — Это и вправду все, что вы помните? — спросил он, и в его голосе прозвучала непривычная мягкость. Ин Хо молча кивнул, глядя прямо в глаза Ки Хуну. В его взгляде читается надежда, что ему поверят, ведь у него нет ни единой причины лгать этому человеку. — Почему вы так агрессивно реагируете на меня? — Ин Хо наконец озвучил вопрос, мучивший его с самого начала этой странной встречи. Ки Хун молчит. Долго, тягостно, бесконечно. Он всматривается в глаза напротив, пытаясь найти там хоть что-то, что могло бы подтвердить его подозрения, хоть намек на ложь, на притворство. Но там нет ничего, кроме искреннего недоумения и… ослепляющей, почти детской доброты. Это сбивает с толку, разрушает все его тщательно выстроенные теории. — Простите, не берите в голову, — выдавил из себя Ки Хун, вновь отводя взгляд. — Я в последний год сам не свой… Он не может рассказать Ин Хо всю правду. Не может объяснить, кем он является, вернее, кем являлся до этого дня, до этой встречи. Не сейчас. Возможно, когда-нибудь потом… когда он сам разберется в этом хаосе, который перевернул его жизнь с ног на голову. Ин Хо опускает глаза, погружаясь в раздумья. Резкая реакция Ки Хуна не дает ему покоя. Если этот человек испытал такую сильную неприязнь, возможно ли, что в своей забытой жизни Ин Хо был человеком, заслуживающим подобного отношения? Эта мысль подобна занозе, оставляющей неприятный след в душе. Он вспоминает слова Ки Хуна, сказанные в порыве гнева: «… Решили сломать не только мою, но и жизнь моих близких людей?!» Ин Хо невольно вздрагивает. Его взгляд вновь обратился к Ки Хуну, который сидит с напряженным лицом и плотно сжатыми губами. Ин Хо охватывает страх – страх перед неизвестностью, перед своим прошлым, перед тем, кем он мог быть. — Простите меня. Я был плохим человеком, верно? — и в этом вопросе отражается вся тяжесть неизвестного прошлого. Ки Хун с трудом выдавливает из себя улыбку, которая выходит кривой и неестественной. — Это… уже неважно, — ответил он, и его голос прозвучал так, словно он пытался убедить в этом не только Ин Хо, но и самого себя. А где-то в глубине его сознания раздался крик: «Еще как важно!» Ки Хун прекрасно понимает, что Ин Хо должен вспомнить, кем он был на самом деле: безжалостным ведущим смертельных игр, предателем, хладнокровным убийцей. Должен вспомнить и ответить за свои поступки. Но в глубине души Ки Хун не хочет этого. Рядом с ним совершенно другой человек: добрый, отзывчивый, с открытым сердцем, готовый помочь ближнему. Человек, который искренне раскаивается в своих неизвестных грехах. В душе Ки Хуна разгорается настоящая война. С одной стороны, неумолимое желание справедливости, жажда мести, потребность заставить Ин Хо ответить за все. С другой – странное, необъяснимое желание сберечь этого нового Ин Хо, защитить его от ужасов прошлого, от самого себя. Это противоречие разрывает его на части. Между ними вновь повисло молчание. Тихий плеск реки, шелест листвы, далекий шум города – все эти звуки сливаются в одну нежную мелодию, которая лишь подчеркивает некую напряженность момента. Сгущаются сумерки, краски неба становятся глубже и насыщеннее, отражаясь в темной воде. Тишину разрезает резкий звук – рингтон телефона Ки Хуна. Он машинально вынимает его из кармана и замирает, словно пораженный громом. На экране высветилось имя: «Чун Хо». Ки Хун бросает быстрый взгляд на Ин Хо, который в этот момент смотрит на него с некоторым любопытством. — Отвечайте, ничего страшного, — произнес Ин Хо, и в его голосе послышалась легкая заботливость. Он, очевидно, решил, что Ки Хун смущен внезапным звонком, прервавшим их молчание. Но Ки Хуна волнует совсем другое. Имя на экране вызывает в нем вихрь противоречивых чувств: надежды, страха и необъяснимой тревоги. Ки Хун, помедлив мгновение, прикладывает телефон к уху. — Алло, — произнес он, и его голос слегка дрогнул. —Спать не ложишься еще? — раздался из динамика мягкий, бархатный мужской голос, в котором слышались знакомые нотки тепла и заботы. — Нет, что-то случилось? — Хотел предложить встретиться, — продолжил Чун Хо в трубке. — У меня смена закончилась, да и мы давно не виделись. Что скажешь? Ки Хун замолчал, погрузившись в раздумья. Пальцы его нервно сжимают телефон. Он не знает, как поступить. С одной стороны, ему очень хочется увидеть Чун Хо, поговорить с ним, поделиться своими переживаниями. С другой стороны, он не уверен, стоит ли сейчас рассказывать ему про Ин Хо, про его внезапное появление, про потерянную память. Эта ситуация кажется настолько странной и запутанной, что Ки Хун боится, как бы Чун Хо не воспринял это неправильно. Он боится его реакции, боится вопросов, на которые у него самого нет ответов. Молчание затягивалось, наполняясь невысказанными словами и сомнениями. Ки Хун резко мотнул головой, словно пытаясь отогнать назойливый рой мрачных мыслей. Его взгляд на мгновение стал рассеянным, а на лбу пролегла глубокая складка. — Ки Хун, ты тут? — голос Чун Хо в трубке прозвучал уже с легкой тревогой. — Я перезвоню… — выдавливает из себя Ки Хун и, не дожидаясь ответа, резко сбрасывает звонок. Он проводит рукой по волосам, взъерошив их. Внутри все сжимается от напряжения. Слова, которые он собирается произнести, кажутся ему тяжелыми, как камни. — Ин Хо… — начал он. — Что, если я вам скажу, что у вас есть младший брат?… Ин Хо, до этого погруженный в созерцание вечернего пейзажа, мгновенно повернулся к Ки Хуну. Его глаза, до этого спокойные и немного отстраненные, вдруг загораются изумлением и невероятным любопытством. На его лице отражается целая гамма эмоций, сменяющих друг друга с быстротой молнии: удивление, даже недоверие, и что-то похожее на робкую надежду. — Брат?... — неуверенно переспросил Ин Хо, словно пробуя это слово на вкус, пытаясь понять его значение в контексте своей потерянной жизни. Ки Хун включает кнопку питания на телефоне и быстро, почти лихорадочно, начинает набирать сообщение. Пальцы его мелко подрагивают, буквы прыгают на экране, но он упорно продолжает печатать: «Давай встретимся. Со мной будет кое-кто. Пожалуйста, отреагируй спокойно, он совершенно ничего не помнит». Отправив сообщение, Ки Хун тяжело вздыхает. Он ощущает, как по его спине пробегает холодок. На самом деле, настаивал на встрече с Чун Хо больше Ин Хо, нежели сам Ки Хун. Он долго сомневался, не зная, чего ожидать от этой встречи, какой будет реакция Чун Хо. Но видя, как Ин Хо буквально умоляет его об этом взглядом, как в его глазах теплится робкая надежда, он не выдержал и согласился. Весь путь до моста – их излюбленного места встречи с Чун Хо – Ки Хун наблюдал за Ин Хо. Тот был необычайно возбужден. Его взгляд теперь горел одним нетерпением. Он постоянно поправлял одежду, теребил пальцами край рубашки, нервно переступал с ноги на ногу. Казалось, он вот-вот сорвется с места и побежит вперед. Он нервничал, как ребенок перед встречей с долгожданным гостем, словно сейчас должен был увидеть не просто брата, а самого Бога. Ки Хун, наблюдая за ним, чувствовал, как в его собственной душе нарастает волнение. К обочине вскоре бесшумно подкатил черный автомобиль, блестящий под светом уличных фонарей. Дверь распахивается, и из салона почти молниеносно выпрыгивает Чун Хо, замирает на месте. Его взгляд, полный изумления и некого недоверия, прикован к Ин Хо. В нем читается целая палитра эмоций: радость, страх, боль. — Ин Хо?… — произнес он сдавленным голосом, будто боясь, что это видение исчезнет, как только он нарушит тишину. Ин Хо смотрит на него в ответ почти таким же взглядом, но в его глазах читается не только удивление, но и что-то еще. Он пристально разглядывает Чун Хо, словно пытаясь найти в его чертах лица что-то знакомое, родное. Голос брата, его интонации, – все это вызывает в нем смутные, неясные воспоминания. В голове проносятся обрывки фраз, мелькают лица, возникают образы, но они настолько расплывчатые и неясные, что Ин Хо не может уловить их смысл. Словно сквозь толщу воды он видит проблески света, но не может до них дотянуться. Что-то крутится на самом краю сознания, что-то важное, но ускользающее, как песок сквозь пальцы. Это чувство такое мучительное, как незавершенная мелодия, как недосказанное слово. Ки Хун наблюдает за воссоединением братьев, подобно застывшей статуе, внутри которой бушует ураган эмоций. Он ощущает себя хрупким сосудом, наполненным до краев противоречивыми чувствами. С одной стороны, тепло разливается в его груди, видя, как в глазах Ин Хо загорается яркий огонек. Эта хрупкая искра, обещающая вернуть потерянные воспоминания, вызывает в нем тихую радость, как первый робкий луч солнца после долгой зимы. Но одновременно с этим, ледяные пальцы страха сжимают его сердце. Он боится, что всплывшие воспоминания окажутся слишком тяжелым бременем для Ин Хо, что правда, какой бы она ни была, погасит этот огонек, точно хрустальный шар, упавший на каменный пол. Эта двойственность чувств в десятый раз за вечер разрывает его на части. И еще есть одно чувство, непонятное и горькое, словно привкус полыни. Чувство отстраненности. Он здесь, рядом, свидетель этого важного момента, но в то же время остается сторонним наблюдателем, будто смотрит фильм на немом экране. Он видит их боль, их радость, их неуверенность, но не может прикоснуться к ним, не может разделить их переживания. Эта невидимая стена между ним и братьями вызывает в нем щемящую тоску, будто он стоит на берегу и смотрит, как волны уносят его собственные мечты. Мир Чун Хо сужается до одного человека – до старшего брата, стоящего перед ним. Все сомнения, весь страх, накопившийся за годы разлуки, растворяются в одном порывистом движении. Он делает резкий, почти отчаянный шаг вперед и заключает Ин Хо в крепкие объятия. В этом объятии все: и невысказанная боль расставания, и радость долгожданной встречи, и страх потерять его снова. Его руки дрожат, он прижимается к Ин Хо со всей силой, словно пытаясь слиться с ним, стать одним целым; боится, что если отпустит, то брат снова исчезнет, как мираж. Горячие слезы текут кривыми линиями по его щекам, обжигая кожу. Он шепчет бессвязные слова, имена, прозвища, которые знали только они двое, будто пытаясь за одно мгновение восполнить пустоту долгих лет разлуки. Ин Хо, оказавшись в объятиях Чун Хо, ошарашено замер. Сначала он не понимал, что происходит, его тело было словно деревянным, негнущимся. Но постепенно тепло, исходящее от брата, начинало проникать сквозь эту защитную оболочку. Он почувствовал знакомый запах, знакомое биение сердца. Что-то забытое начинало пробуждаться в его душе. Словно кто-то включил тусклую лампочку в темной комнате, и теперь она начинала постепенно разгораться, освещая затерянные уголки памяти. В его груди разливается непонятное, но приятное тепло. Он робко обнимает Чун Хо в ответ, как бы боясь разрушить это хрупкое волшебство. В этом объятии присутствует не только теплота братской любви, но и надежда, что забытое прошлое вернется. Он не знает, кто этот человек, но чувствует всеми фибрами своей души, что он важен, очень важен. Дверь автомобиля вскоре бесшумно открылась, приглашая троицу в уютный салон. Ин Хо, все еще немного ошеломленный, сел на заднее сиденье. Чун Хо, не отрывая от него взгляда, расположился рядом. Ки Хун занял место на пассажирском сиденье спереди, наблюдая за братьями через зеркало заднего вида. На его лице играет слабая, немного даже грустная улыбка. В салоне автомобиля повисла тишина, наполненная невысказанными эмоциями. Ин Хо с любопытством разглядывал Чун Хо, словно пытаясь запечатлеть в памяти каждую черточку его лица. Чун Хо, в свою очередь, нежно сжимал руку брата, будто боясь, что тот снова исчезнет. Ки Хун, наблюдая за этой сценой, про себя отмечает, как быстро Ин Хо привык к обществу брата, которого, по сути, видит впервые в своей сознательной жизни. Между ними словно существовала невидимая нить, связывающая их души. Они обменивались короткими фразами, робкими улыбками, как бы испытывая прочность этой вновь обретенной связи. Ин Хо задавал вопросы о прошлом, Чун Хо отвечал осторожно, подбирая слова, стараясь не спугнуть хрупкие воспоминания. Сообщение Ки Хуна помнил. В воздухе витало чувство неловкости, смешанное с некой радостью.

***

Машина плавно остановилась на парковочном месте у многоквартирного дома. Мужчины молча поднялись на нужный этаж, вошли в просторную квартиру. Ин Хо огляделся. Квартира обставлена просто, но со вкусом, в ней царит атмосфера спокойствия и уюта. Но первое, что в скором времени бросается ему в глаза – это полное отсутствие фотографий на стенах. Ни одного семейного портрета, ни одной запечатленной улыбки, ни одного мгновения из прошлого. Стены пусты, подобно чистому листу бумаги, ожидающий, чтобы на нем написали новую историю. — А где… фотографии? – спросил Ин Хо, невольно нарушая тишину. — Год назад у меня случился нервный срыв… — ответил Чун Хо, отведя взгляд. — Я все выбросил. Не мог смотреть на людей, которые там были, потому что все они уже мертвы. В его голосе прозвучала такая боль, такая безысходность, что у Ин Хо сжалось сердце. — Прости. Чун Хо слабо кивает, пытается улыбнуться. — Все в порядке, не переживай, — сказал он, словно пытаясь убедить в этом не только брата, но и самого себя. В этой улыбке столько печали, столько усталости, что Ин Хо невольно отвел взгляд. Он понял, что за этой внешней спокойствием скрывается глубокая, незаживающая рана. Но был ли он причиной этой раны? Ки Хун сразу, как только попал в уже едва ли не родную квартиру, прошел на балкон, оставляя братьев наедине. Глоток прохладного ночного воздуха обжег легкие. Он достает сигарету, чиркает зажигалкой, и огонек на мгновение освещает его напряженное лицо. Затянувшись, Ки Хун выпускает дым в ночное небо, наблюдая, как он рассеивается, словно его собственные мысли, путавшиеся и толпившиеся в голове. Смотря на эту новую версию Ин Хо, такого спокойного, почти беззащитного, в один момент он невольно поймал себя на мысли, что они могли бы быть друзьями. Хорошими друзьями. Если бы не тень прошлого, нависшая над ними непроницаемой тучей. Эта мысль вызывала странное, горько-сладкое чувство. Словно видеть прекрасный цветок, растущий на краю пропасти. Ки Хун понимает, что это хрупкое перемирие не может длиться вечно. Рано или поздно правда выйдет наружу. Либо Ин Хо каким-то чудом все вспомнит сам, либо Ки Хун не выдержит и расскажет ему все сам. Этот дамоклов меч висит над ним, отравляя радость воссоединения братьев. Тихо скрипнула балконная дверь, и рядом с Ки Хуном появился Чун Хо. Он молча встал рядом, его взгляд устремлен в ту же точку ночного города. — Я все еще не верю, — вполголоса произнес он, наконец, нарушив молчание. — Расскажи, что у него с памятью? Почему он вообще ничего не помнит? Ки Хун в ответ лишь пожал плечами, выпустив очередную струйку дыма. — Если бы я знал… — пробормотал он. Ки Хун взглянул на друга, в голове подбирая слова. — Я все расскажу тебе, — продолжил он после короткой паузы, — но позже. Не сейчас, пока он рядом. Ин Хо сейчас совсем другой человек… и, честно говоря, — замялся, — часть меня все еще его ненавидит. В его голосе прозвучала не только боль, но и смущение, будто ему стыдно признаться в этом даже самому себе. Он потушил сигарету о перила балкона, оставив на металле очередной темный след, как клеймо его противоречивых чувств. Чун Хо на это ни разу не ругался – сам так делал. Сосчитать невозможно, сколько таких кругов находится на поверхности перил. Он не один раз думал о том, чтобы пойти и купить пепельницу, да забывал всякий раз, из-за чего вскоре и вовсе эту мысль из головы выкинул. Пока Ки Хун и Чун Хо разговаривали на балконе, Ин Хо медленно бродил по квартире, точно призрак, заглядывая в каждую комнату. Его взгляд скользил по мебели, по стенам, по незнакомым, но в то же время до боли привычным предметам. Внутри него росло странное ощущение, что он здесь уже когда-то был. Нет, не просто был, а жил. Это чувство похоже на смутное воспоминание о давно забытом сне – вроде бы и помнишь что-то, но не можешь ухватить, рассмотреть, понять. На кухне он аккуратно присаживается на стул, словно боясь нарушить хрупкую тишину квартиры. Закрывает глаза, погружаясь в себя, в свои мысли, пытаясь нащупать хоть какую-то ниточку, которая выведет его из этого лабиринта забвения. Он почему-то решил, что если за два месяца ничего не вспомнил, то сейчас, в этой квартире, в окружении брата, память вдруг вернется. Наивно. Глупо. По-детски. Но в голове, как и ожидалось, была лишь пустота. Или, вернее, не пустота, а самый настоящий хаос. Неразборчивые голоса, мелькающие, как тени, лица, смутные, обрывочные фрагменты каких-то событий. Все это кружится в вихре, не давая сосредоточиться, не позволяя сложить пазл. Он старается ухватить хоть один фрагмент, расшифровать хоть один голос, но все тщетно. Они ускользают, растворяются, оставляя после себя лишь чувство беспомощности и растущей тревоги. Словно он стоит перед запертой дверью, зная, что ключ где-то рядом, но не в силах его найти. На кухню бесшумно входит Ки Хун. Ин Хо, погруженный в свои мысли, не замечает его. Мужчина останавливается ненадолго, наблюдая за ним. Сердце жалобно сжимается внутри. Этот Ин Хо, такой потерянный и ранимый, напоминает ему Ен Иля из игр – вымышленного персонажа, которого когда-то создал для себя сам Ин Хо. И Ки Хуна вдруг осенило: а что, если Ин Хо во время тех игр и не притворялся вовсе? Что, если его улыбки, его волнение, его желание спасти других игроков – все это было взаправду? Что, если под маской безжалостного ведущего скрывался тот самый Ен Иль, которого он так отчаянно пытался разглядеть? Ки Хун тихо садится на соседний стул, не решаясь нарушить молчание. — Вы сказали, что это уже неважно, — вдруг произнес Ин Хо, не поднимая головы. Его голос прозвучал глухо, словно издалека. — Когда я спросил вас, был ли я плохим человеком, вы ответили, что это уже неважно. Он неожиданно, даже для самого себя, берет руку Ки Хуна в свою и все же поднимает на него взгляд. — Ки Хун, — продолжил он, — я чувствую, что вам тяжело даже просто находиться рядом со мной. Прошу вас, пожалуйста… Ин Хо не договорил, но Ки Хуну и не нужно было слышать продолжение. Он понял, что Ин Хо хочет правды, какой бы страшной она ни была. Ки Хун замирает, его рука в руке Ин Хо кажется ледяной. Он боится этой правды. Боится за самого Ин Хо. Да, часть его все еще ненавидит фронтмена, но это не значит, что ему плевать на этого нового, хрупкого Ин Хо, сидящего перед ним. Будто он держит в руках тонкий, дрожащий стеклянный шар, который может разбиться от одного неверного движения. Ки Хун смотрит в темные глаза Ин Хо, в которых читается смесь надежды и страха, и слабо улыбнулся. Эта улыбка не такая, как обычно – в ней нет привычной жизнерадостности, а скорее грусть и сочувствие. Он ласково сжимает руку Ин Хо в ответ, чувствуя, как мелко подрагивают его пальцы. Внутри него бушует буря противоречивых эмоций, но он заставляет себя говорить спокойно, мягко, словно успокаивая испуганного ребенка. — Может, будет лучше, — начал он, тщательно подбирая слова, — если мы с вами просто… начнем все с чистого листа? Сказав это, Ки Хун ощутил, как с его плеч словно свалился огромный груз. Он принял решение. Отбросил свою ненависть, задвинул ее в самый дальний угол своего сознания, заставил замолчать тот внутренний голос, который кричал о мести. Этот Ин Хо не заслуживает этой ненависти. Он другой. Новый. Чистый. И Ки Хун, давая ему шанс, дает шанс и самому себе. Шанс на новое начало, на новую дружбу, на новую жизнь, в которой не будет места призракам прошлого. Он будто открывает новую главу в книге своей жизни, оставляя позади все темные страницы, все страшные истории. Это страшно и волнительно одновременно, как шаг в неизвестность, но в то же время — неизбежно и необходимо. Ин Хо неуверенно кивает, его взгляд все еще кажется немного растерянным. Он снова остался без ответов, без объяснения той пустоты, что зияла в его памяти. Но, несмотря на это, он доверяется Ки Хуну. Верит в его искренность, в его желание помочь. В глубине души он чувствует, что Ки Хун станет для него тем самым проводником, который поможет ему вновь включиться в жизнь, разобраться в себе, очистить все те грехи, которые он, вероятно, совершил в прошлом. Эта вера, хрупкая, как тонкий ледок, дает ему силы двигаться дальше, не оглядываясь назад. Он словно цепляется за протянутую ему руку, боясь отпустить, боясь вновь погрузиться в пучину неизвестности. В дверном проеме весь этот промежуток времени стоял Чун Хо. Он молча наблюдал за этой сценой, за тем, как переплетались судьбы его брата и друга. В его груди смешиваются самые разные чувства. Радость от того, что Ин Хо наконец-то рядом, что он жив. Тревога за его будущее, за его хрупкое состояние. Благодарность Ки Хуну за то, что он не отвернулся от Ин Хо, за то, что он готов помочь ему. И еще – тихая надежда. Надежда на то, что они смогут преодолеть все трудности, что их дружба выдержит это испытание, что они смогут построить новое будущее, оставив позади все тени прошлого. Он смотрит на них, и в его глазах блестят слезы – слезы радости, боли, и нежной, братской любви.