заложники прошлого

Тишина давит на уши. Пустая квартира кажется безразмерной и холодной. Ин Хо лежит на диване, укрывшись мягким голубым пледом, что любезно предоставил ему младший брат, но холод все равно еще немного пробирает. Чун Хо сейчас на ночной смене, и Ин Хо пришлось остаться одному впервые за весьма продолжительное время, наедине со своими демонами. Сон не идет, в голове роятся обрывки мыслей, похожие на обломки разбитого зеркала. Он пытается собрать их, сложить в единую картину, но, разумеется, ничего путного не выходит. Он просыпается. Резко, словно от толчка. Сердце бешено стучит, горло в одно мгновение пересохло. Комната плывет перед глазами, а в голове пульсирует один-единственный образ: стакан виски в его руке, тяжелый и холодный. Он помнит, как медленно поворачивал стакан, наблюдая, как играют блики на его гранях. И экран… мутный, мерцающий экран, на котором еле различимо двигались какие-то фигуры. Ин Хо принимает сидячее положение, судорожно хватая ртом воздух. Что это было? Сон? Воспоминание? Он не может понять. Ощущение было настолько реальным, будто это происходит прямо сейчас. Вкус виски на языке, холод стекла в руке… Он потирает ладони, будто пытаясь стереть несуществующие ощущения. Встав с дивана, он решает пойти на кухню, налить себе воды, остудиться, прийти в себя. Дрожащими руками подносит стакан к губам, делает несколько глотков. Холодная вода слегка приводит его в чувства. Но образ экрана все еще стоит перед глазами, вызывая смутную тревогу. Что, если это не просто сон? Что, если это фрагмент его прошлого, которое он не может вспомнить? Мысль эта безумно пугает. Ин Хо ощущает себя слепым котенком, брошенным в незнакомом месте. Один. Без защиты. Без памяти. И этот экран… что он скрывает? Какой ужас таится за этой размытой картинкой? Сомнение грызет его, заставляя сомневаться в собственном расcудке. А что, если все это – лишь начало? Что, если дальше будет только хуже? Холодный пот липнет к спине, под светлой футболкой. Сердце бьется о ребра, подобно птице в клетке. Обрывок, видение, реальность? Вернувшись в комнату, Ин Хо садится обратно на диван, судорожно оглядываясь, ища опору в привычных вещах. Взгляд цепляется за угол журнального столика, где вчера вечером лежал телефон. Пусто. Паника, острая и колючая, пронзает его насквозь. Где телефон? Он должен позвонить. Ки Хун ведь просил… Ин Хо вскакивает на ноги, плед сползает на пол, но он не замечает. Голова кружится, мысли мечутся, как испуганные мыши. Он шарит руками по поверхности столика, по дивану, по полу, переворачивая подушки, сбрасывая журналы. Шепчет имя Ки Хуна, словно заклинание, способное отогнать наваждение. Телефон нашелся на подоконнике. Хван хватает его, словно утопающий – спасительный круг. Экран загорается, осветив искаженное тревогой лицо. Дрожащими пальцами он набирает номер Ки Хуна. Гудки кажутся бесконечными, каждая секунда тянется, как резина. За последнюю неделю многое изменилось. Напряжение первого дня, острая враждебность, таяли день за днем, как снег под весенним солнцем. Ки Хун… он стал другим. Хотя, может, таким он был всегда – Ин Хо просто не помнит. Рядом с ним появлялось странное ощущение покоя, ощущение правильности. Они говорили, много говорили, о пустяках, о жизни, о будущем, которого у Ин Хо, казалось, не было. Ки Хун рассказывал о своей дочери, о матери, о своих неудачах и мечтах. И в его глазах Ин Хо видел не страх, а… сочувствие? Заботу? Невероятное. Гудки оборвались. Голос Ки Хуна, сонный и хриплый, прозвучал на том конце линии: — Ин Хо? Что-то случилось? В этот момент Хван с горечью понимает, что не знает, что сказать. Как объяснить этот обрывок памяти, это видение, которое, возможно, и не видение вовсе? Как передать этот ледяной ужас, поселившийся в его душе? Он сглатывает, пытаясь справиться с дрожью в голосе. — Ки Хун… это трудно объяснить, но я, кажется, что-то вспомнил, — голос Ин Хо дрожит, слова путаются, цепляются друг за друга. Он с трудом сдерживает рвущуюся наружу панику. — Мне… Ты можешь приехать? — в голосе прозвучали умоляющие нотки, что было для него самого неожиданным и пугающим. Ки Хун, видимо, тоже почувствовал неладное. Сонливость исчезла из его голоса, он заговорил быстро и четко: — Да, конечно, я сейчас… И в этот момент связь обрывается. Тишина. Глухая, давящая тишина. Ин Хо подносит телефон к уху, почти крича: «Ки Хун! Ки Хун, ты меня слышишь?» Но в ответ – ничего. Он смотрит на экран – черный, безжизненный. Батарея сдохла. Мир вокруг начинает вращаться. В висках пульсирует тупая боль, словно кто-то забивает гвозди прямо в мозг. Ин Хо сжимает телефон в руке, костяшки пальцев побелели. Он чувствует себя запертым в ловушке, из которой нет выхода. Один, в пустой квартире, с обрывками воспоминаний, которые он не может ни понять, ни объяснить. И тут, словно издеваясь над его беспомощностью, в сознании вспыхивает новый образ: его собственная рука в черной кожаной перчатке сжимает телефонную трубку. Не современный смартфон, а старый, проводной аппарат, цвета слоновой кости. Палец в перчатке нажимает на кнопку… какую? Он не помнит. Но образ этот такой четкий, такой реальный, что Ин Хо ощущает, как по коже пробегают мурашки. Черная перчатка… телефон… Что это значит? Что он пытался сделать? Кому звонил? Быть может, ему кто-то? Головная боль усиливается, превращаясь в огненный обруч, сжимающий череп. Ин Хо опускается на пол, прислонившись спиной к дивану. Мир вокруг расплывается, теряя очертания. Он закрывает глаза, пытаясь справиться с накатывающей тошнотой.

***

Звонок Ин Хо разрывает ночную тишину, точно удар грома. Хриплый, сдавленный голос, обрывки фраз… Ки Хун мгновенно просыпается, сердце заколотилось в груди тревожным барабаном. Что-то серьезное. — Да, конечно, я сейчас… – и тут три коротких гудка, оповещающие о том, что связь оборвалась. — Чертов кусок пластика! Ки Хун вскакивает с кровати, на ходу натягивая джинсы и футболку. В голове пульсирует одна мысль: Ин Хо. С ним не все в порядке. Он должен быть там, сейчас же. Выскочив из квартиры, Сон влетает в лифт, нетерпеливо барабаня пальцами по кнопке первого этажа. Каждая секунда кажется вечностью. Лифт, наконец, дергается, и, спустя время, останавливается, вновь раздвигая двери. Ки Хун выбегает из подъезда, холодный ночной воздух обжигает лицо. На парковке он находит свою машину, дверцу распахивает с такой силой, что она глухо ударяется о соседний автомобиль. Вставляет ключ в зажигание, резко поворачивает – двигатель чихнул, закашлял и с трудом завелся. Ки Хун резко выжимает сцепление, газ в пол – машина рванула с места, едва не заглохнув. Он гнал, не обращая внимания на ограничения скорости. Ночной город проносится мимо смазанными пятнами света. На светофорах Сон бешено сигналит задержавшимся машинам, бормоча под нос неприличные ругательства. Страх, холодный и липкий, сжимает горло. Что случилось с Ин Хо? Что он вспомнил? Эти обрывки памяти, о которых он хотел рассказать… Ки Хун боится даже представить, какой ужас они могут скрывать. Он чувствует себя ответственным за него, наверное, даже больше, чем его собственный брат. Чувствует, что должен защитить его, помочь ему справиться с тем, что возвращается из тьмы забвения. И еще он чувствует глубокую, щемящую тревогу, которую не может объяснить. Знает, что прошлое Ин Хо связано и с ним самим. И эта связь не сулит ничего хорошего. Дверь квартиры Чун Хо поддается с треском, кажется, едва ли не срываясь с петель мощным заходом Ки Хуна. Он врывается внутрь, как ураган, готовый смести все на своем пути. — Ин Хо! — крикнул он, оглядывая комнату. Тот сидит на полу, сжавшись в комок, лицо закрыто руками. Тело его сотрясает дрожь. Вокруг разбросаны подушки, журналы, плед валяется скомканной кучей у дивана. Картина полного хаоса. Ки Хун бросается к нему, падая на колени рядом. — Ин Хо, что случилось? Что ты вспомнил? — он говорил быстро, сбивчиво, стараясь не выдать охватившего его ужаса. Хван поднимает голову. Глаза его расширены, зрачки огромные, черные. Он смотрит на Ки Хуна, будто вновь не узнавая. — Телефон… черная перчатка… провод… я… — бормочет бессвязно, слова обрываются, переходя в невнятный шепот. Сон осторожно кладет свою ладонь на чужое плечо. — Успокойся, Ин Хо. Все хорошо. Я здесь. Расскажи мне, что ты видел. Ин Хо судорожно вздыхает, словно задыхаясь. — Экран мутный… виски… и телефон с проводом, старый… черная перчатка… Ки Хун крепче сжимает плечо, пытаясь передать ему хоть немного своего спокойствия. — Хорошо, постарайся вспомнить еще что-нибудь. Что было на экране? Кому ты звонил? Ин Хо замотал головой, словно отгоняя назойливую муху. — Не знаю… не помню… больно… — он хватается за волосы, лицо искажается гримасой боли. Ки Хун не придумывает ничего лучше, как обнять его, прижать к себе. Ин Хо не сопротивляется. Сон гладит его по волосам, по спине, шепчет успокаивающие слова, как ребенку. В этот момент он готов на все, чтобы хотя бы немного облегчить его страдания. Чтобы прогнать этот ужас, отразившийся в глазах Хвана.

***

Больше Ки Хун ни о чем не расспрашивал – пока что нельзя, считает он. Только мысленно связывает недавно сказанные обрывочные слова Ин Хо: экран, виски, телефон. Все это Сон уже видел около года назад, тогда, когда сам сидел в том своеобразном кабинете ведущего смертельных игр, когда смотрел в хладнокровные глаза напротив, когда… Ки Хун переводит взгляд с чашки горячего чая на более-менее успокоившегося Ин Хо, который, в свою очередь, к напитку даже не притронулся. Хван невольно задумался о том, что в последнее время у него слишком частые вспышки воспоминаний. Слишком. Нормально ли это? Так и должно быть? Значит ли это, что совсем скоро он, наконец, вспомнит, что он за личность такая? Почему вообще память начала возвращаться только сейчас, да еще и так стремительно? — Прекращай думать, не ломай сейчас голову, — ласково произнес Ки Хун, улыбнувшись натянуто. Конечно, прошла всего неделя с момента, как они вновь встретились спустя долгое время – для Ки Хуна, разумеется, – но он, наблюдая, понял, что нынешний Ин Хо для него не угроза. Нынешний Ин Хо старается делать все правильно, старается угождать Ки Хуну. Но он, исходя из ранее полученного опыта, не перестает быть бдительным. От так называемой ненависти не осталось и следа, потому что сейчас ненавидеть Ин Хо попросту не за что. Когда же его память вернется – Ки Хун уверен, – их отношения вернутся в первоначальное русло. Они вновь возненавидят друг друга, вновь будут желать друг другу смерти. «А смогу ли я после всего этого?…» — пронеслась мельком мысль в голове. — Тогда и ты тоже, — говорит Хван, в ответ получая лишь вопросительный взгляд. — Ты тоже прекращай голову ломать. Слишком громко думаешь. — А… — усмехается Ки Хун. Повисло молчание, скорее неловкое, нежели напряженное. Оба сейчас чувствуют себя как-то странно, и до конца не совсем понятно, отчего: не то из-за недавнего приступа паники Ин Хо, не то из-за Ки Хуна, что влияет как эдакая доза успокоительного на окружающих. — Я сегодня останусь здесь, — резко и полный уверенности говорит Сон, — если ты, конечно, не возражаешь, — и уверенность куда-то улетучилась. Ин Хо дернул щекой. — Конечно, оставайся, — мягкий голос приятно щекочет слух. — Думаю, так нам обоим будет спокойнее.

***

Разобрать диван так, чтобы вместо одного появилось два спальных места на нем, или хотя бы найти и принести Ки Хуну матрас, Ин Хо уговаривал долго, но тот наотрез отказывался, говоря, что и на кресле будет неплохо. Спустя несколько, кажется, сотен попыток, Ин Хо все же сдался, а Ки Хун после этого битый час старался найти более-менее удобную позу на месте для сна, которое сам же и выбрал. То нога быстро затекала, то рука, то что-то непонятное в спину упиралось больно, то просто неудобно. А по-другому Ки Хун не мог – напрягать страдальца такой «проблемой» совсем не хотелось. Ки Хун вскоре начинает чувствовать, что еще немного и он начнет беситься, поэтому, убедившись, что Ин Хо мирно спит, решает осторожно выйти на балкон, дабы последнюю в пачке сигарету выкурить, да и просто свежего воздуха глотнуть. Пластиковая балконная ручка легко поддается небольшому напору руки, чему Сон радуется, ибо та временами любила пошалить, умудряясь каким-то образом заедать. Ночной воздух приятно гладит кожу Ки Хуна, слегка запутывая между собой чуть отросшие волосы на голове. Наверное, неправильно, думается ему, выходить в одной футболке холодной мартовской ночью. Мало ли, вдруг утром с больным горлом и осипшим голосом проснется? — Да и плевать, — бормочет под нос, чиркая пальцем зажигалку. Податливая бумага легко загорается благодаря красивому язычку пламени. Ки Хун делает первую затяжку, но навязчивые мысли из головы не выходят. Ин Хо, по сути, чуть ли не с каждым днем становится все ближе, чтобы вспомнить свою прежнюю жизнь. Несомненно, это пугает, но еще пугает и тот факт, что, возможно, совсем скоро их маленькая, только-только возникшая дружба растворится так же, как растворяется сейчас пепел, сброшенный с балкона вниз. Ки Хун вздрагивает, но не от холода, а от едва ощутимой тяжести на своих плечах. Кожа рук и шеи чувствует приятный, мягкий материал. — Совсем за своим здоровьем не следишь? — Ин Хо улыбается, равняясь с другом. От неожиданности Сон роняет почти выкуренную сигарету вниз, Ин Хо только смотрит ей вслед. — За экологией, видимо, тоже… — посмеивается Хван, переводя взгляд на Ки Хуна. — Да нет, просто… — он не договаривает, осматривая Ин Хо, что на балкон тоже вышел в одной лишь футболке. — А сам-то! — повышает голос, возмущаясь и хмуря брови. — Пример здоровья, блин… Сон на мгновение отводит глаза, мотнув головой и вздыхая, а затем вновь впивается в Хвана мягким взглядом. — Чего не спишь? Притворялся, что ли? — Попробуй тут уснуть, когда в паре шагов от тебя ворочается человек в кресле под охи-вздохи. Ки Хун открывает рот, намереваясь возразить, сказать, мол, а ты сам попробуй в кресле поспать, но вовремя замолкает, вспоминая, что от удобного спального места сам же и отказался. Сон взъерошивает рукой свои волосы на затылке, из-за чего плед, любезно предоставленный Ин Хо, едва ли не скатился на пол. — Ладно, — вздохнув, начинает Хван, — пошли, если ты закончил. Ки Хун в ответ ничего не говорит, только послушно последовал за другом. Под последующие возражения Ки Хуна, Ин Хо диван все же разобрал, аргументируя: «Я выспаться хочу, да и устал я твои старческие вздохи слушать».

***

Утро в квартире Чун Хо наступило тихо и незаметно, словно боясь нарушить хрупкое спокойствие, установившееся между Ки Хуном и Ин Хо. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь щели в жалюзи, рисуют на полу причудливые узоры. Ки Хун просыпается от тихого позвякивания посуды на кухне. Он приподнимается на локте, прислушиваясь. Из кухни доносятся приглушенные звуки, аромат кунжутного масла щекочет ноздри, пробуждая зверский аппетит. Ки Хун осторожно выходит из комнаты, проходя короткий коридор. Ин Хо стоит у плиты, спиной к нему. Одетый в простую белую футболку и домашние штаны, он кажется почти домашним, уютным. Эта непривычная картина невольно вызывает у Ки Хуна теплую улыбку. Он молча наблюдает, как Ин Хо двигается с привычной ему ловкостью и уверенностью, словно дирижирует оркестром ароматов. — Доброе утро, — все же подает немного хрипловатый голос после сна Ки Хун. Ин Хо оборачивается, на его лице появилась легкая улыбка. Она едва заметная, но для Ки Хуна почему-то сияет ярче солнца. — Доброе, — коротко ответил Хван. — Я тут поколдовал слегка. Знаешь, в знак маленькой благодарности тебе. Ки Хун подходит ближе, попутно продолжая вдыхая ароматные пары. На столе уже стоит несколько блюд: румяные блинчики пачжон, несколько видов кимчи, горка белоснежного риса и даже небольшая вазочка с маринованными огурчиками. — Это… довольно много для простой благодарности, — произнес Сон, удивленно глядя на изобилие еды. — Не преувеличивай, — говорит Ин Хо с легкой усмешкой. — Просто… я хотел сделать что-то хорошее. — В таком случае, у тебя отлично получилось, но, правда, не стоило так заморачиваться. — Чушь не неси, — отвечает Хван, жестом приглашая сесть за стол. — Это, наверное, меньшее, что я могу для тебя сделать. Считай это компенсацией за твое беспокойство. В ответ Сон только широко улыбнулся – стоит заметить, впервые за долгое время – и молча уселся на свое место. Они ели, перебрасываясь короткими фразами, атмосфера была легкой и непринужденной. Уверенность Ин Хо, словно теплое течение, разливалась по кухне, согревая и успокаивая. Затем темы для разговора закончились сами по себе, и оставшийся завтрак проходил в тишине, нарушаемой лишь стуком палочек о фарфор. Ки Хун наблюдал за Ин Хо, замечая, как он постепенно расслабляется, как в его глазах появляется новый, донельзя притягательный блеск. Несмотря на вкусный завтрак, в воздухе вскоре возникло ощущение чего-то недосказанного. Ки Хун, с чашкой чая в руках, задумчиво смотрит в окно, где птички весело щебечут, будто бы предвещая что-то важное. Ин Хо, заметив его задумчивый взгляд, приподнял брови, осторожно спросил: — Ты о чем-то думаешь? — Да, о матушке… — ответил Ки Хун, отрываясь от своих мыслей. — Она давненько мне не звонила. Тебе, полагаю, тоже? Ин Хо кивнул, его лицо стало серьезным. Он тоже чувствует эту тишину. Матушка, их добрая владелица маленького магазинчика с сушеными морепродуктами, всегда была на связи, чуть ли не каждый день спрашивала, по крайней мере, у Ки Хуна, сможет ли он выйти и помочь с чем-нибудь. — Может, стоит заехать к ней? — предложил Хван, отодвигая пустую тарелку и вытирая руки о салфетку. — Как я успел заметить, у нее там всегда много работы. Ки Хун улыбнулся, его глаза заблестели от идеи. Он ставит чашку на стол, поднимаясь на ноги: — Да, хорошо, поехали. Когда они вышли на улицу, свежий утренний ветер обнял их, наполняя легкие бодростью и обволакивая тела прохладой. По пути к припаркованной машине Ки Хуна, Ин Хо невольно замечает, что тот, оказывается, посреди холодной ночи примчался к нему в одной футболке. Его сердце больно кольнуло от навязчивого чувства вины, которое он, по идее, чувствовать не должен. Это же не он заставил его ехать в эту непогодную ночь почти раздетым, правильно? Они молча садятся в прохладный салон машины, а та в скором времени, покрехтев слегка, плавно тронулась с места. Почти весь путь Хван бросал мимолетные взгляды на сосредоточенное лицо Ки Хуна. Он знал, о чем тот думал, потому не видел смысла об этом спрашивать и уж тем более отвлекать разговорами. Уже подъезжая к парковочным местам чуть дальше от входа в небольшой район, Ин Хо ощущает сильную головную боль, словно ее сдавливают под гидравлическим многотонным прессом. Он жмурится, отворачивается к окну со своей стороны, стараясь не издавать ни одного страдальческого звука, в то время как перед глазами вспыхивает новый затерянный фрагмент: его пальцы сжимают холодный пистолет, указательный резко жмет на курок. Фантомный выстрел громким эхом отдается в ушах, из-за чего Хван непроизвольно дернулся. Боль отступила так же резко, как и появилась. Слишком, черт возьми, частые вспышки. Ин Хо быстро моргает, пытаясь развидеть увиденное, затем смотрит на Ки Хуна. Он ничего не заметил. Ин Хо на сей раз решает промолчать. Скоро они вошли в тот самый небольшой торговый район, почти сразу замечая маленький магазинчик, который, казалось, они не видели целую вечность. Они видят женщину за прилавком, что складывает в прозрачный целофанновый пакет морепродукты своему покупателю. — Ой, мои дорогие! Доброе утро! — вскоре воскликнула она, обнимая обоих. — Что случилось? Почему от тебя ни слова за последнее время? — Ки Хун решает сразу перейти к делу, чувствуя, как сердце постепенно сжимается в грудной клетке, когда счастливое лицо женщины мгновенно меняется на напуганное, печальное, а брови выстраиваются «домиком». — Чхоль… — дрожащим голосом произнесла она, на долю секунды потупив взгляд себе в ноги и шмыгнув носом. — У него диагностировали сахарный диабет третьей стадии. Все это время я чуть ли не ночевала в больнице с ним, не могла оставить его и уйти спокойно работать. Что уж там говорить… я и сейчас не могу, но вынуждена, чтобы накопить нужную сумму для лечения. У Ки Хуна мир вверх ногами перевернулся от услышанного. Он испуганными глазами смотрит то на женщину, то на Ин Хо, который, в свою очередь, находится в таком же шокированном состоянии. У Ки Хуна внутри что-то щелкнуло и в голову врезалась одна мысль: деньги. У него они есть. Сейчас он имеет возможность спасти жизнь. Сейчас он точно успеет это сделать…

***

Густая, почти осязаемая тьма окутывает просторное помещение, скрывая его истинные размеры. Лишь три островка света выхватывают из мрака дубовый стол и три кожаных кресла, в которых высиживают фигуры в одинаковых черных костюмах и масках с белыми ромбами. Тишину нарушает лишь тихий шелест вентиляционной системы и мерцание редких ламп с теплым светом. На столе лежат распечатанные фотографии, отчеты, графики – свидетельства наблюдения за Ин Хо. — Его память возвращается фрагментарно, но быстро, — произнес голос из-под маски с одним ромбом, низкий и ровный, лишенный каких-либо эмоций. — Это проблема, — отозвался голос из-под маски с двумя ромбами, чуть выше и резче. — Он слишком опасен. Если он вспомнит все… — Нам нужно быть готовыми к любому развитию событий, — сказал человек с тремя ромбами, его голос тяжелый, властный. — Не стоит переживать, если он вспомнит все. В таком случае у нас имеется два варианта. Наступила тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом бумаги. — Мы примем необходимые меры, — спокойно продолжил человек с тремя ромбами. — Его окружение под контролем. Сон Ки Хун… полезный инструмент. Он удерживает его на месте, не давая ему сорваться. — Сон Ки Хун слишком эмоционален, — возразил голос с двумя ромбами. — Он может стать помехой. — Пока он полезен, — повторил голос с тремя ромбами, его тон не допускал возражений. — В случае необходимости мы используем его привязанность к Ин Хо в своих целях. — А что насчет… побочных эффектов? — подал голос с одним ромбом. — Его эмоциональная нестабильность, возможные провалы в памяти… Это может повлиять на нас. — Незначительные отклонения допустимы, — отрезал голос с тремя ромбами. — Главное – результат. Он – ключевая фигура. И мы не можем позволить ему просто так ускользнуть. — Какие у нас два варианта на случай, когда Ин Хо все вспомнит? Это ведь лишь вопрос времени, — вновь подает голос с двумя ромбами. — Первый – убеждение, — ответил человек с тремя ромбами. — Он ценный ресурс. Его навыки, его опыт… Мы можем предложить ему выгодные условия. Вернуть его в игры, снова стать ведущим при условии, что боле его проявлении слабости к игрокам мы не увидим. В случае повторных нарушений – ликвидация на месте. — А если он откажется? — спросил человек с одним ромбом, в его голосе слышались едва уловимые нотки беспокойства. — Второй вариант… менее желательный, но необходимый, — человек с тремя ромбами сделал паузу, словно взвешивая каждое слово. — Ликвидация. Мы не можем рисковать. Информация, которой он владеет опасна. — Выходит, убеждение – приоритет, — подчеркнул человек с одним ромбом. — Ликвидация – крайняя мера. — Именно, — кивнул человек с тремя ромбами. — Но мы должны быть готовы действовать решительно. Ин Хо не должен стать проблемой. В комнате повисла тяжелая тишина. Решение принято. Остается ждать и наблюдать.