Зорчие

***

      Тёплый заполуденный ветерок ласково облизывал их шкуры. Они лежали друг против друга, на больших плоских камнях, предаваясь сладостному мареву неумолимого солнца. Все травы и коренья были собраны, все зорчие вскормлены и утешены, и теперь не хотелось делать ничего, совершенно ничего, лишь предаваться томной лени, потягиваясь всем телом да отмахиваясь хвостом от редких, докучливых насекомых.       — Ох, ну и объелась же я, Талишк, — погладила себя по животу вальсавийская хищница да перевалилась на другой бок, — Тот последний кусище явно был лишним.       Ильсива улыбнулась и благодарно мурлыкнула. Она ещё никогда не бывала на «втором завтраке», ведь был он скромен и полагался лишь для кормящих матерей да ловчих охотниц, но Раша так отчаянно зазывала с собой, что пришлось сдаться.       «Я с тобой заделюсь, у меня хорошее мяско. А тебе надо кушать, смотри какая, одни кости да пися», — сетовала подруга, откармливая ильсиву, что свою дочь.       Помимо них, на Большой поляне дремало ещё несколько львиц. Кто-то был из круга Раши, кто-то из самок постарше. Поначалу, когда охотница привела её сюда на «помять шерсть», Тали распереживалась, что окажется вновь в самом сердце общих обсуждений, но вальсавийки будто бы и не заметили её, и все разговоры только и были что о пропавшей кошке правящего льва.       — Представляешь, — зевнула золотистая хищница, — Говорят, Альса сбежала от нашего высокогривого.       — Вот как? — Тали ощутила, как покалывает щёку.       Раша сразу же приметила следы на шёрстке подруги, но не придала им абсолютно никакого значения, словно присутствие их было самым преобыкновенным, даже необходимым делом для львицы — и зорчая была нескончаемо благодарна ей за это.       — Ага, — охотница притянула к себе персиковое бедро и уложила на него голову, — Да и ничего удивительного — он та ещё скотина. Я бы дала дёру в первый же день. Наша ещё долго продержалась.       — Что, прямо настолько невыносим?       — Ты даже не представляешь, Талишк, — снова зевнула кошка, сладко облизываясь и притираясь загривком о шерсть своей ильсивы, — Лучше с ним не связывайся, а не то потом весь день будешь поджимать хвост.       Где-то вдалеке проревел буйвол, и охотницы помоложе на миг умолкли и инстинктивно поджали ушки, но не заслышав за этим никакого интересного продолжения, довольно быстро вернулись к оставленному разговору.       На глаза ильсивы попалась совсем юная и довольно симпатичная кошка, прижимавшая к животу несколько крохотных, едва различимых комочков. Те жадно впились губами в розовые сосочки, потягивая своё тёплое молоко и довольно фырча. Тали вдруг подумала о том, что вскоре и ей случится испытать счастье первого материнства. В конце-концов, после такого количества львов и семени ждать иной судьбы было бы весьма наивно.       «Интересно, на кого они будут похожи? На Мраву? Или на Шамалу? А может и вовсе на того молодого стража, Архана?» — самочка имела безупречную память на имена и морды тех, с кем случилось ей пережить хотя бы один момент страсти, — «Чем он занят на чужой земле? Вспоминает ли меня каждую ночь? Или забыл в первое же утро разлуки? Нет, не мог, никак не мог, я же видела его глаза… А он ведь скоро вернётся… Сегодня? Да…»       Тали вспомнила обещание черногрива.       «Неужели, и впрямь заберёт меня в Нонденаи? Вот так возьмёт — и с собой? А я… я что?..» — она нервно облизала пересохшие губы, — «Что говорить ему, он же страж, а я львица. Он берёт, я отдаюсь… Но как же Мраву? Как же все? Я к ним уже так привыкла…»       Чувства были странными, даже дикими. Прошло совсем немного времени, но земли Вульсваи казались ей уже совершенно привычными, словно были с ней всегда, с первых пятен, с молока матери. Нонденайское прошлое мыслилось чем-то совсем уж невероятным, таким, что могло присниться лишь во сне, таким, что осталось в далёкой, уже совсем позабытой жизни.       «Скажу, что мне тут хорошо», — решила она, — «Что вернусь потом, позже… А если и слушать не будет?.. Ох, как же быть…»       Мысли мучили и изводили. Так и не отыскав чистого ответа в своём сердце, Тали решила оставить последнее слово за самцами — Мраву и Арханом. Кто из них её выберет, кто возжелает больше, кто убедит остаться?       «Только бы не начали грызться… Или пусть погрызутся?.. Есть же за что. Эх, львы, что же мне с вами делать, вы все такие хорошие… Но ведь и я неплоха…»       — Что, Талишк, замечталась? — игриво ткнулась ей в бок Раша.       — Вроде того, — ильсива уложила кисточку хвоста на шею подруги, — Слушай… А у тебя не было того, что ты не могла… выбрать самца?       — Выбрать? — как будто удивилась охотница.       — Ну да. Вот у тебя два льва, и ты к ним обоим нечто чувствуешь, но… Не знаешь, к кому эти чувства… более… настоящие что ли…       Раша расхохоталась, похлопывая грустящую кошку по мягкой попе:       — Ох, Талиша, ну у тебя и загоны. Сама себе надумала — саму себя измучила. Вы там в Нонденаи вообще как, размножаетесь, или только и думаете о словах и причинах?       — Ну да… А при чём здесь это? — растерялась ильсива, нервничая от того, что несколько других львиц теперь с любопытством запялились на них.       — Да при том. «Кого выбрать», «что чувствовать», «как поступить»… Почему бы не выбрать всех? Почему бы не влюбиться в того, кто отвечает тем же? Тем более — всего два льва! Ой Талиш-Талиш, я-то думала, там хоть какая серьёзная история. С твоей мордочкой и писёнкой не успеешь и воды испить, а этих «влюблённых» у тебя будет уже весь Вульсваи. Что, тоже будешь решать, кто достоин, кто нет? — глазки охотницы пылали огоньком, но в них не было смешливости, лишь мягкий укор.       — Нет, просто…       — Просто люби, и всё, — строго определила вальсавийка, — И вообще, тебя послушать, так будто жизнь это прогулка по лугам, полным жирных зебр с мясистыми боками да смелых львов со сладкими петушками. Нет, Талишенька, жизнь это ни на пожрать, ни на поебаться, это уж я тебе со всей уверенностью могу сказать, — она утвердительно ткнула себя коготком в грудь, — Не успеешь зарадоваться, так сразу струёй в глаз шакал пометит.       — Ну, может ты и права, — вздохнула молодая кошка, — А если я выберу всех… они не задерутся из-за меня?       Охотница пожала плечом:       — Захочешь — задерутся, не захочешь — заделятся, это уж как сама решишь, — она тряхнула чёлкой, — Но я бы посоветовала избрать путь без страдания и крови. Поверь, куда приятнее, когда они когтями впиваются не в друг друга, а в тебя, да с двух сторон, а если есть ещё и третий, что у самой пасти, м-м-м…       Тали смущённо улыбнулась:       — Пробовала такое?       Раши посмотрела на неё так, точно услышала нечто совершенно нелепое:       — Обижаешь. Только этим и спасаю душу. Знаешь, — она улеглась позади Тали, обвив её лапами будто сладкую антилопку, да заворковав на самое ушко, — Иногда так тошно: охота душит, жара печёт, гиены скулят, лапы болят, а под вечер как упрячешься меж родных и тёплых грив, как отдашься им вся и во всё, что имеешь — и как будто исцеляешься, молодеешь, начинаешь верить в жизнь, понимаешь, что всё обязательно наладится. И, поверь — налаживается.       — Звучит соблазнительно… ух! — ильсива уркнула, когда охотница цапнула её за ушко. — Хоть и немного страшновато. Всё-таки, два льва. Вдвое больше силы.       — Угу, — зализывала её шею Раша, — Вдвое больше силы — вдвое больше любви. Если боишься — так могу помочь, есть у меня на примете два нежных коготка для утончённой и эстетствующей киски.       — О-о-ох, — сглотнула Тали, — Но только если с тобой.       — О чём речь. С удовольствием потереблю свою ракушку, глядя на то, как два вальсавийских ствола вспарывают нонденайскую скромняшку.       — Раши!       — Ну ладно-ладно, — подруга испустила её из своих жарких когтей и ловко подскочила, разминая лапы, — Погодка-то и впрямь чудо. Может, прогуляемся немного? Глядишь и выцепим какую нечаянную добычу, — она хитро подмигнула.       День ещё был в самом разгаре, и большинство обитателей Вульсваи предпочитали прятаться по своим сырым и влажным норам. Пустынные луга и предгорья смотрелись крайне необычно, взывая и к покою, и к тревоге. Казалось, сама саванна наблюдала за двумя молодыми львицами, следовавшими к реке и болтавшими о всяких непринуждённых глупостях.       — А как у вас дела… со львятами? — добралась до мучившей темы Тали.       — Да вроде есть пока, — удивилась вопросу вальсавийка, — Правда, в последнее время одни самочки, львов почти нет. Только не спрашивай, и сама не знаю, почему.       — Я имела в виду, если я решу…       — А-а-а, ты об этом, — тут же перебила Раша, — Ну, полежишь с животом, немного помучаешься. Наши ильсивы помогут, снимут боль… хотя об этом тебе переживать и смысла нет, ты ж с ними на одной лапе. А там, как выносишь — можешь, конечно, и сама с ними валяться, пока пятна не уйдут, но вообще присмотреть у нас всегда есть кому, с сиделками проблем нет.       — Ясно, — кивнула львица, чувствуя сильное облегчение.       — А ты чего, уже решила? — охотница обошла Тали, деловито ощупывая её молочный живот, — Тут вроде пока ничего лишнего, разве что сочный кусок антилопки малость задержался, — она фыркнула и ткнулась носом о плечо подруги, скользя к шее и громко урча.       — Да я так, на будущее, — слегка улыбнулась ильсива, — Мало ли что.       — Ты давай-ка с этим «мало ли что» на новый сезон, — посоветовала ей Раша, — В этом у меня другая подруга изведётся, придётся с ней сидеть. Двух беременок я точно не вытяну.       — Постараюсь… Правда, тут мало что от меня зависит… сама понимаешь. Не могу же я…       — Как это не можешь? Очень даже можешь. Я слышала, что если всё сжать в последний момент, — и дикая львичка даже обернулась, чтобы показать, как смыкаются губки её пряного бутона, — То поможет, не попадёт, куда надо. Хотя сама я в это не верю, слишком уж рискованно. Лучше сразу попроси на живот там, в пасть, куда-нибудь ещё, ну или делай, как тётя Раши: если чувствуешь, что тот уже на пределе, тряхни попой, чтобы он тебе под хвост влез и прямо туда сделал. Сколько раз так поступала — ни один не устоял. Они от этого просто в восторге, поверь.       — Попробую, — смущённо потупила носик ильсива, понимая, что никогда на такое не решится, — А твоя подруга, она тоже молодая?       — Ага, Арса, — Раша клацнула клыками, прогоняя завозившегося в кустах бородавочника, — Хорошая охотница, чем-то на тебя похожа, такая же неуверенная, но очень милая. Познакомлю вас.       Они оказались у берегов Тихой. Как и сами земли Вульсваи, река словно обмерла и едва слышно журчала, подбиваясь на порожках и блестящих камушках.       — Как же ей теперь охотится? — не спешила забираться в воду Тали.       — Так же, как и всем остальным, — Раша с самым невозмутимым видом пошлёпала вглубь сырой стихии, скрывшись в ней почти по плечо, — Пока не мешает живот, побудет в загоняющих, а там уже придумаем, кем её заменить. Ты, кстати, как, охотиться умеешь? — подплыв к нерешительно жмущейся фигурке подруги, вальсавийка коварно брызнула в неё стылой влагой.       — Ах ты! — поняв, что на суше спасения не найти, Тали сглотнула и одним прыжком забросилась в реку, едва не отбив лапы о большой камень на дне, — Вот тебе!       — Ну ты даёшь, — зафырчала Раша, отскакивая от едва не настигнувшей её волны, — Не иначе как в ловчие пойдёшь.       — Из меня ловчая, как из тебя скромная дочь Нонденаи, — подплыла к ней ильсива, — А как так вышло, что у этой твоей подруги, Арсы, совсем не оказалось смены? Я думала, у охотниц есть какие-то правила, особое время.       — Ну вообще-то есть, — на мгновение занырнула под воду Раша, — Но там такой лев… — выдохнула она, отряхивая намокшие уши, — Что ему никак не скажешь «нет».       — Ох, и что же там за лев такой? — последовала её примеру Тали и взвизгнула, когда вода забралась в уши, — Фыр-р-р!       — Ну она всем сказала, что кто-то из стражей, — перевернулась на спину и поплыла по медленному течению подруга, — Но я то не дура, знаю, что там за «страж», — кофейная, обмоченная пися охотницы поблёскивала под лучами солнца, а хвост тянулся змеёй по воде.       — Правитель Вульсваи?       — Бери выше, Талишк.       — Властитель Амстандена?       — Ещё выше, — охотница схватилась лапками за нависавшую над рекой веточку и перевернулась обратно на живот, подплывая к подруге.       — Хм… тогда сдаюсь…       — Ну ты и дурында, — Раша куснула её за выглянувшую из воды кисточку, — Отец, конечно.       — Оу! Оу… — высоко вздёрнула бровки самочка.       — Да. А ты сама с папой как, — охотница добралась поближе к берегу, чтобы встать на лапы, — Часто пробовала?       — Что?! Нет! — выдохнула Тали, смутившись так, что едва не ушла под воду.       — Вот как… Почему же? — вопрос звучал по-издевательски, но мордочка подруги источала лишь сочувствие и жалость.       — В Нонденаи… так не принято, — теряясь в словах и чувствах, ответила львица. Подплыв к Раше, она с облегчением нащупала дно и добравшись до прибрежного овражка уже на лапах устало завалилась на спину, чувствуя, как приятно ласкают тело влажные объятия Тихой, необычайно тёплые на мелководье.       — Что ж вы там, в своём Нонденаи, делаете тогда, — искренне подивилась и даже возмутилась вальсавийка, — Это нельзя, то нельзя, — подобравшись к Тали она встала прямо над нею грозной и мокрой тенью.       — Только посмей! Ай-яй-яй! — заверещала львица, когда подруга затряслась над нею целым фонтаном ледяных брызг.       — Это тебе за прыжок ловчей, — облизнулась Раши, прижимаясь к ильсиве сверху и жгуче выдыхая в самое ухо, — Ох, Талишка, как бы я хотела сейчас оказаться львом! — их писи соприкоснулись, принявшись жадно тереться под водою, — Я бы тебя та-а-ак сладко отымела.       — Да ты и так… — жалобно простонала самочка, ощущая волнующую близость промеж лап.       — И это только начало, — вальсавийка угрожающе взрыкнула, — Ничего, ещё придумаю, как решить это врождённое неудобство.       Ткнувшись носиком, разглядывая полубезумными, тёмными от похоти глазами, она облизала персиковые губы, прежде чем сломить их жалкий протест и овладеть изнутри, всею. Их междулапья сомкнулись сильнее и жёстче. Тали почуяла, как с пугающей скоростью распаляется лоно подруги, как оно требовательно трётся о неё, взывая к большему.       — Знаешь, я тебя всё-таки выдеру, — яростно отстранилась от неё вальсавийка, — Прямо здесь и сейчас, — она быстрым и раздражённым прыжком заскочила на берег, силою притягивая за хвост фыркающую, молящую о пощаде подругу.       Рядом очень даже удачно решили порасти высоченные заросли папоротника. Не приведённая, но брошенная в самую их кущу ильсива даже на мгновение подумала посмотреть, что тут за стебель, пойдёт ли он в смесь, но лапы охотницы нетерпеливо вжали мордочку к земле, заставляя инстинктивно выгнуть круп кверху.       — Какая же ты сладкая, Талишка, — исступлённо рычала над ней львица, нетерпеливо ощупывая и исследуя.       Откинув застенчивый хвост в сторону, Раша едва не простонала от удовольствия. То, что предстало ей в своём невинном, почти первозданном великолепии, сводило с ума, заставляло изводится слюной от предвкушения. Она понимала, что нонденайка беззащитна и совершенно беспомощна пред всеми её тёмными желаниями, и от этого под хвостом ныло и зудело со всё большей силой.       — Ты моя, Талишка. Моя, — охотница смачно провела языком от её розовой ухвостной щёлки до влажнеющей писи, дурея со вкуса молодой, свежеспелой львицы, — Я буду твоей первой, самой первой самкой, гр-р-р!       Её лапа скользнула по соблазнительному лонцу подруги, восхищаясь его изяществом и невероятной, дразнящей мягкостью. Тряхнув рыжей чёлкой и зарычав, точно самый настоящий лев, она вонзилась пальцем во влажное, податливое нутро Тали.       — О-о-ох, — закатила глазки нонденайка, сильнее вздымая круп и отчаянно вихляя бёдрами.       Такого она и вправду ещё не испытывала. Ощущение от подчинения другой львице было столь необыкновенно, что самочка лишь всхлипывала и напряжённо покусывала губки, даже и не помышляя о каком-то там противлении. Ей казалось, что они совершают нечто совершенно запретное, недопустимое, до кошмара постыдное для всякой ильсивы, особенно такой благородной и чистой, как она — и оттого сердце отчаянно билось в страхе за свои чувства, за риск быть замеченной, и вместе с тем — пьянило ум в предвкушении новых откровений, будило исступлённое желание сорваться вниз, в сладостный полёт в неведомое.       Умелая охотница хищно щерилась, ритмично проталкиваясь внутрь, растирая грубыми, знавшими землю и плоть подушечками чуткие, но вожделевшие покои Тали, иногда хищно испуская коготок на самый кончик и взывая к её громким стонам. Прижав хвост к собственному лону, Раша тёрла себя им, наслаждаясь абсолютной властью над светлой и нежной львичкой, тихонько порыкивая в такт всякому плотоядному движению. Ей хотелось всё больше и больше, и она поочерёдно сменяла пальцы, забираясь уже самым толстым из них в податливую, капающую от желания норку.       — Стони! Стони для меня, нонденайка! — прорычала она, огрев свободной лапой беззащитное бедро ильсивы.       Тали дёрнулась от неожиданности, но послушно заскулила, ощущая как горят от стыдливого огня щёки.       И всё же там, где брала её вальсавийка, горело куда сильнее.       — Вот так, хорошая киска, — тёмно хмыкнула Раша, — А теперь у меня для тебя небольшой сюрприз… — другой её палец уткнулся под самый хвост, в укромный, почти девственный лазик, и принялся медленно пробираться вперёд, без всякой ласки, безо всякого снисхождения, — Наша симпатичная зорчая приглянусь сразу двум стражам! — она злорадно размурчалась, а затем вновь рыкнула, толкаясь сразу в обе щёлки своей пленницы так сильно, как только могла.       Тали задрожала и захлебнулась от собственных стонов. Испуганно поджимая ушки, она снова и снова косилась назад, наблюдая за собой не львицу, но настоящую дикарку с огненной гривой и боевой мордой. Прикусив пальчик лапы, самочка покорливо принимала эти два пушистых стержня под свой хвост, сходя с ума от боли и удовольствия.       — У-у-у… — жалобливо извивалась она, с мольбой глядя на подругу, когда та зашла так далеко, как не решался заходить ещё ни один самец.       — Хочешь ещё? Мало тебе? — с издёвкою отвечала ей охотница, и в уже вполне послушную, растянутую писю Тали вошло уже два когтистых и мясистых пальца. — Вот тебе, третий лев. Может, дать четвёртого?       Ильсива что есть силы затрясла мордой. Вальсавийка хищно сузила глаза:       — Тогда стони и умоляй, чтобы эти «самцы» как следует нафаршировали семенем твои жалкие и никчёмные потроха!       — У-у-ух… — вновь простонала кошка.       — Что, четвёртого дать? — клацнула подруга над её хвостом.       — Нет! — Тали взвизгнула и поспешила залепетать, — Пожалуйста… львы! — сдалась она игре Раши, — Пожалуйста, сделайте это… в меня…       Охотница с новым ликованием отшлёпала её жмущиеся булочки:       — Что, соскучилась по вальсавийскому семени, нонденайка?       — Да!.. — отчаянно вздёрнула хвост та, — Да! — она почуяла, как накрывает её сокрушительный укус страсти.       — Ну раз так, — Раша выдернула из неё сырую лапу, — Получай, что заслужила, киска, — растянув по краям её сочащуюся писю, она громко и смачно харкнула сперва в неё, а затем, ещё громче и щедрее — в пылающий от жара и унижения ромбик подхвостья.       Тали не простонала, но гулко рыкнула, тряхнув попой и брызнув лоном. В голове помутнело от удовольствия, лапы покосились, и едва не потеряв сознание, львица повалилась на бок, ощущая как безумно колотится сердце, как исходятся дрожью мышцы. Однако положенный отдых не случился, ведь почти сразу же ей на шею завалилась одичавшая, издразненная подруга, и её собственный вожделеющий вареник яростно уткнулся в самые губы, выпрашивая свой глубокий поцелуй.       — Тебе лучше сделать это со старанием, с любовью в глазах, — хрипло прошипела вальсавийка, — Иначе к тебе наведаются, — она игриво помахала лапками перед нею, — Сразу десять голодных львов.       Ильсива сглотнула, кивнула и тотчас принялась облизывать и обсасывать пахучие, невероятно опытные до самцов лепестки подруги, не желая искушать судьбу, прекрасно понимая, что и тех трёх львов в своих потайных глубинах она ещё надолго запомнит. Смаковала она отчаянно и хаотично, то массируя языком плоть у самых пушистых, уставших и промасленных краёв, то проникая глубоко внутрь, позабыв о всякой брезгливости, сосредоточившись лишь на чувстве момента. Охотница же сладостно тёрлась о неё, сжимая между сильных и крепких бёдер, словно свою добычу, глумясь и отбивая рыжей метёлкой хвоста осквернённые и пылающие дырочки Тали.       — Вот так, хорошая нонденайка, давай глубже… глубже… — плыла от удовольствия Раша, восседая на своей самке, — Сильнее! Быстрее! — она ощерилась, притянув к себе подругу за загривок и рыкнула в самые небеса, — О да-а-а!..       Бойкий сок охотницы брызнул в пасть ильсивы, оставляя ей едкое и яркое послевкусие. Хищница ещё как-то время сладостно тёрлась о губы Тали своей сочащейся в блаженстве щёлкой, пока окончательно не отдалась слабости. Завалившись друг на друга, львички истомлённо обвились, ласкаясь в долгих и чутких поцелуях, громко мурча и играясь хвостиками, потряхивая бёдрами да отдавая во власть солнца свои изнемождённые, испечённые писи.       — Ох, хорошо, — карие глаза Раши въедливо скользнули по чуть смущённой мордашке подруги, — Не хватает только парочки львов, что изловили бы нас да взяли прямо вот так, сзади, без спроса, без просьбы!       — Тебе всё мало? — с улыбкою гладила всклоченную шёрстку охотницы Тали.       — А чего бы мне было много? Ты же сама знаешь, первый раз — это только разойтись, проснуться, — прижалась в новом поцелуе хищница, — На десятый раз уже начинаешь входить во вкус, на сотый…       — Как я тебя понимаю, — небесные глазки ильсивы блеснули смешливым вызовом.       — А ты, Талишка, хитрюнья, ой хитрюнья, — соскочила с неё вальсавийка, — На вид такая вся скромная и стеснительная, а как в траву — так сразу расхитительница чужих влагалищ!       Львицы посмеялись и вновь обнялись, чувствуя необыкновенное тепло и близость друг к другу.       — Хорошая ты, — коготки Раши с чувством прошлись по плечу ильсивы. Сама охотница вдруг стала необыкновенно серьёзной, даже слегка печальной, — Я это почувствовала тогда, чувствую и сейчас. Ты нужна Вульсваи, как воздух, кошечка. Я хочу, чтобы ты осталась, Талиша. А ещё, — она приблизилась к ней, слегка сжимая в своих сильных лапах, — Я хочу тебя. Всю тебя. Я тебя съем, от ушей и до хвоста — а затем и под хвостом, ещё и ещё, пока бьётся сердце, пока чувствую и дышу. Что-то в тебе есть, что-то неправильное, странное, что-то такое, что заставляет сходить с ума, — её изумрудные глаза и впрямь воспылали необыкновенной жаждой.       Дочь Нонденаи растерянно улыбалась, сдаваясь и прикосновениям и откровениям подруги. Ни в чём подобном ей ещё никогда не признавались, и было в этом нечто до одури страшное, и, одновременно, столь волнующее, что из лап исходила сама воля, и всё вокруг казалось большим и очень сладостным сном.       — Надо нам льва, вот что, — Раша вдумчиво осмотрелась вокруг, выискивая среди мирных и тихих полуденных земель хоть какой-то знак или метку, — О, кажется, знаю, — её взгляд остановился на золочёных сводах Тёплогорных пещер, — Знаю-знаю! — она даже довольно прирыкнула, — Ну что, идём? — охотница подняла лапу, выжидая подругу.       — Не знаю… — Тали вдруг подумала о Мраву, — Может… просто… опять… — она сжала лапки и чуть побагровела, — Потрёмся?.. Да и лапой… тоже можно…       — Ну нет, кошечка, — выразительно покачала головой вальсавийка, — Тело, оно не глупое, его лапой не обманешь, шерстью не насытишь. Твоим дыркам нужен хороший, толстый и смачный львиный хуец, желательно, два, а в идеале — столько, сколько сможешь принять, и ещё немного больше, — она боевито вздёрнула чёлкой, — Так что давай, поднимай свою попу и топай за мной.       — И куда мы пойдём? — не хотела сразу же сдаваться дочь Нонденаи.       — Вон туда, на Тёплые, видишь? — вздёрнула коготок Раша.       Тали посмотрела на острые клыки скал, боязливо поджала хвост и попыталась на что-то решиться. Будучи ильсивой, она привыкла следовать своей тропе, верить знакам, и теперь ей хотелось найти или понять нечто такое, что смогло бы оправдать этот новый, незнакомый, даже чуждый ей путь. Уже изморившись в раздумьях, львица вдруг припомнила последний сон, где сновала именно там, среди пустых пещер. Тут же вспомнились и слова Мраву о значении и важности всех этих видений.       «Ну что ж, Талиши», — горько призналась себе она, — «Никто не обещал, что быть зорчей так уж легко… Всё ради испытаний… только ради них…»       — Да ты не бойся, — заприметив неуверенность, Раша ободряюще ткнулась загривком в персиковую шёрстку, — Там есть очень хорошие львы. Дряхловатые, конечно, но, поверь, у них всё на месте, всё как надо… Плохие, кстати, тоже есть, так что сможешь сама выбрать, что тебе больше по душе.       — Плохие, значит? Что ж… вряд ли кто-то из них сможет сравниться в этом с тобой, — дала ей хитрый взгляд ильсива, отправляясь навстречу очередным острым испытаниям.       — Ох, Талишка, — вальсавийка приняла с должным чувством этот комплимент, — Слово твоё — что язык льва под хвостом. И всё же, чем больше я смотрю в эти невинные голубые глазки, тем больше понимаю, что истинный демон Вульсваи здесь кое-кто другой.