Зорчие

***

      Вернувшись в пещеру, Тали решила первым делом прибрать все разбросанные панцири. Окунув лапку в зеленоватую жижу, ту самую, какой мучили под хвост, она испробовала смесь на язык.       — Так тоже жжётся.       — Я туда макал свой корешок.       — Вот как? — львица жадно обсосала пальчик, переляпанный склизкой массой, — Вполне неплохо.       — Хочешь ещё?       Самка посмотрела на Мраву с лёгкой укоризной и милостивым снисхождением:       — Иди уже, неугомонный. Укладывайся на бок, а я сейчас попробую что-нибудь приготовить.       — Приготовить? Я уже поужинал.       — Траву, дурак. Мяса в тебе и так уже сверх меры. Смотри, какой буйный и абьюзивный.       Зорчий хохотнул и направился на уступ: такой ответ его вполне удовлетворил. Тали же сумела каким-то чудом выискать чистый панцирь и выскочила из пещеры, сжимая его в пасти — она намеревалась отыскать побольше корений жгучего тонколиственника да хотя бы парочку бутонов пёстрых цветов.       Даже первые дни, проведённые с вальсавийскими ильсивами, смогли задарить свои плоды — она без особых трудностей отыскала оба ингредиента, а затем вернулась к пошедшим рябью водам Тихой, чтобы заготовить целительный настой. Очистив когтями и растерев толстые и сочные коренья, она добавила к ним пахучие ало-жёлтые лепестки, а затем осторожно зачерпнула воду панцирем.       «Какая она у них тут чистая и свежая», — подивилась Тали, опробовав смесь на вкус, — «И прямо у самых пещер, не нужно бежать через все земли, как в Нонденаи».       Чарующие речные воды привычно манили, утягивали разум, зазывая остаться, но у львицы ещё оставались дела, не ждавшие промедления, и оттого, испив ледяной влаги и умыв ещё жгущиеся от корня лапки, она осторожно прикусила краешек панциря и направилась обратно к своему зорчему, мурча и сладко представляя его дурашливую седогривую морду.       «Интересно, хватит ли у него сил на что-то ещё», — размышляла она, ощущая как носится под хвостом ветерок, кусая все её прираскрытые щёлочки.       Львица решила пройтись вдоль небольшой рощицы, за которой стелилась небольшая травная поляна, та самая, у которой она ранее набирала пёстрые цветы. Ещё с самых первых пятен она хорошо усвоила урок Анриэль не следовать одной и той же тропе снова и снова, а познавать и исследовать мир во всех его новых, ранее чуждых тенях и гранях. Будучи весьма скромной и послушной самочкой, Тали не решилась спросить у наставницы, почему ей следует поступать именно так, но подсознание намекнуло, что это весьма разумно и удобно, ведь на неизведанных землях всегда можно найти какие-то нужные и редкие травы, и, что ещё лучше — хорошие панцири.       Редкие поросли акаций слегка шелестели на ветру. Где-то вдалеке распевно трепетала одинокая ночная птица. Две змейки, нашедшие покой у больших корней, приподняли свои чешуйчатые шеи, и теперь недвижимо поглядывали на Тали тёмными, острыми глазками, предупреждающе шипя и демонстрируя острые, ядовитые зубы. Приятная прохлада скользила по шёрстке, лапки постанывали от лёгкой усталости, ум терялся и дурел от сильного и сочного аромата цветущей и спевшей предлесной саванны.       Уже добравшись до края рощи, молодая самочка вдруг изловила знакомую, едва различимую метку львицы. Вдохнув сильнее, она инстинктивно повела носик в сторону видевшихся неподалёку зарослей, и приметила две быстро проскользнувшие тени.       «Наверное, какая парочка ушла поразвлекаться…» — чуть облизнулась Тали, поглядывая вокруг, — «Надо идти, чего тут смотреть… или всё же глянуть… ну прямо краешком глаза…».       Ей вдруг стало нестерпимо интересно узнать, как ведут себя наедине львы и львицы Вульсваи.       «Интересно, в любви они такие же строгие, как и на вид?..»       Нерешительно потоптавшись на месте, ильсива присмотрела небольшой кустик и упрятала панцирь под ним. Её взгляд скользнул по череде высоких трав, где можно было незаметно подобраться ближе. Ветер тоже подыгрывал: разносясь с запада, прямо на неё, он позволял оставаться скрытной ночной хищницей.       «Талиши, что же ты делаешь…», — львица прикусила губу, прижавшись к земле и осторожно подбираясь к заветной цели, — «А если тебя изловят? Что скажут тогда? А вдруг накажут?.. Накажут… м-м-м…»       Она почувствовала как предательски теплеет под хвостом и отчаянно вжала его в землю.       «Только с этим не хватало попасться», — рассердилась на себя кошка и решила думать о чём-то запредельно прохладном. На ум сразу же пришёл Вершинный утёс и та львица, что навечно упокоилась в нём. Это и вправду помогло — все мысли изошлись в печали и ужасе, — «Не хотела бы закончить так же», — Тали буквально жалась животом к земле, стараясь не издать ни звука, ни шелеста.       Наконец-то она смогла приблизиться так, что навострённое ушко изловило обрывки чужого разговора. Голоса было два: один был хриплый и низкий, и явно принадлежал льву, другой — более мягкий, но гордый, даже вызывающий — предназначался львице не самых молодых, но всё ещё довольно сочных и спелых лет:       — … чего тебе ещё надо? Я сказала, что знаю, — тон самки был близок к ярости, самец же изобличал спокойствие и агрессивное упрямство:       — Что-то конкретное. Например, «как и где».       «Ух, сейчас и вправду что-то будет», — замерла Тали, тихонько приподняв мордочку, чтобы разглядеть тени среди зарослей.       — Вот когда самой станет известно, тогда и скажу, — чуть рыкнула незнакомая кошка, — А пока мне надо возвращаться, мало ли что скажет Тахаан.       «Это же она, львица правителя», — прошёл волнующий холодок по загривку затаившейся зорчей, — «Как же её зовут…»       — Он немного подождёт, не так ли, Альса? — усмехнулся самец, — Ты же знаешь, шариться по этим кустам день ото дня не особенно интересно, хочется чего-то… большего.       — Нет, ты чего!.. — послышалась возня. Тали осторожно выглянула из травы, как раз в тот момент, когда крупный самец повалил и поджал под себя львицу, — А если кто увидит!.. Ай!..       Та сдавленно простонала, а темногрив над ней ликующе рыкнул: он овладел своей положенной наградой.       «В этом прайде с этим делом долго не затягивают», — чуть улыбнулась Тали, облизываясь и уже смелее поглядывая на совокупляющуюся парочку, — «Надо же, прямо мордочкой в землю, и так нещадно, будто под хвост…» — она всмотрелась сквозь траву, туда, где мельтешил острый петушок самца, — «М-м-м, хотя нет, всё же не под хвост… Но всё равно, так страстно, жадно… мр-р-р…».       Между лап запекло вновь, и молодая кошка решила упрятаться чуть подальше, но повыше, на ветвях одного из пожилых баобабов.       «Если этот гривастый узнает, что наблюдала за ними, я стану его новой Альсой» — игривая мысль обожгла ум, и Тали даже прижала ушки, стыдясь и желаясь. Карабкаясь коготками по толстому стволу дерева, она чувствовала, как всякое новое прикосновение к грубой коре пробуждает ещё более откровенные, дикие мысли. Оставив на баобабе своей едва приметный, влажный след, она упряталась за могучими ветвями, пытаясь выискать в кустах любящихся кошек.       Те уже перешли из сознательного, мерного чувства в стихийное, алчное совокупление. Дымчатая львица отчаянно бороздила когтями землю, пока завалившийся на неё самец толкался в её лоно, да так исступлённо, что хлюпающие звуки доносились даже до Тали. Его глаза горели огнём, морда дёргалась в воздухе, густая слюна разлеталась по сторонам, а сам он утробно выл, удерживая лапой шею своей пленницы, так сильно, что наблюдавшей за этим зорчей стало немножко не по себе.       «Сношаются, как гиены… так дико, по-звериному…» — нонденайская дочь прижала к себе хвост, словно опасалась, что закончив с вальсавийкой, темногрив возьмётся и за неё.       Однажды она совершенно случайно увидела, как делают это падальщики, и тогда её немало впечатлила та стадность, та бесконечная очередь из черневших склизкий червей, поджидавших в чём-то провинившуюся пятнистую самку. Наблюдая, как смыкаются у бёдер гиенки самцы, Тали подумала, что у них с падальщиками даже меньше общего, чем могло бы показаться.       Теперь она начинала думать иначе. С высоты своего укрытия, зорчая смогла получше рассмотреть льва. Выглядел он довольно необычно: шерсть его была куда светлее шерсти Мраву, лапы заметно худее, а вдоль всего плеча тянулся длинный, уродливый шрам. Во тьме полуночи было сложно определить цвет гривы, но любопытным казался сам её характер — она не топорщилась и не устилала густыми волнами шею, а как будто являлась новым продолжением шерсти, будучи куда более гладкой, ровной, выстилающей тонким слоем морду и грудь.       «Надо же, какой он интересный…» — выдохнула Тали, жадно разглядывая самца от шеи к хвосту, и распаляясь всё сильнее, — «Никогда таких не встречала…».       Наконец, тот расцепил жадные объятия и небрежно вырвал свой шипастый стержень, заставив львицу правителя взвыть и скорчиться от боли.       — Я всем рискую ради тебя, — донеслись до зорчей её обиженные, почти слезливые слова, — И вот чем отвечаешь мне ты…       Темногрив небрежно отряхнул лапу:       — Рискуешь всем? Ты целыми днями лежишь в своей пещере, хорошо жрёшь, хорошо спишь. Худшее, что тебе приходится делать — посасывать хуёк своего гривастого шакала. А знаешь, чем вынужден заниматься я? — он ощерился, опасливо склоняясь над шеей львицы, — Я целыми днями шарюсь по этим зарослям, отгоняя от себя всякую мразь, отбирая у гиен куски сгнившего, вонючего мяса, чтобы не подохнуть с голоду. Я сплю под палящим солнцем и бесконечными ливнями, харкая и сплёвывая из себя то песок, то кровь. Я пью из вонючего, зелёного, как эта трава, болота. Так что, знаешь, у меня есть причины брать в долг, даже если это будет не пышная пиздёнка, а вся твоя никчёмная жизнь!       Он злобно рыкнул, и Альса умоляюще простонала, прячась от клыков самца.       — Тебе придётся стерпеть все эти мелкие неудобства, — он оставил в покое львицу, и та нервно прикорнула языком к своему междулапью, слизывая уже растёкшееся густое семя, — В конце концов, это и в твоих интересах.       Когда кошка закончила свои умывания, темногрив снова взял её. А затем ещё, и ещё. За это время Тали уже пожалела, что забралась на дерево: лапы начали уставать и соскальзывать. Срываться вниз было слишком высоко, а осторожно сползать — громко. Она насчитала все своим передние когти, прежде чем лев окончательно утолил жажду, впустив внутрь Альсы последнюю порцию млечной смеси.       — Встречаемся через три дня, — предупредил он, сползая со львицы и разминая онемевшие лапы, — И в следующий раз узнай побольше. Я рискую не меньше тебя, когда обхожу границу через те гнилые топи.       — Хорошо, — бесцветно пробормотала Альса, так и оставшись лежать на животе, измученная и истерзанная животной страстью самца.       Осторожно ощупывая лапой землю и воровато осматриваясь по сторонам, темногрив скрылся в зарослях, а Тали выдохнула с облегчением. Спустя какое-то время на дрожащие лапы приподнялась и сама львица правителя: было видно, что каждый шаг даётся ей нелегко, что грубая любовь оставила мучительный след в её междулапье. Исполненная сочувствия, юная ильсива даже подумала спуститься и как-то помочь благородной кошке, но затем поняла, сколь подозрительно это будет выглядеть, и решила просто выждать, когда та уйдёт.       «В конце концов, если что-то серьёзное — сама заглянет к Ларзе», — наблюдала она за болезненно переступавшей самкой.       Когда Альса затерялась за южной тропой, зорчая аккуратно сползла по стволу вниз, предупредительно осматриваясь и внюхиваясь в воздух, выискивая что-то опасное и подозрительное. Не изловив ничего похожего, она отряхнула шёрстку, выгнула хвост и спину и поспешила к тому самому месту, где ранее оставила панцирь, стараясь как-то осмыслить всё, что увидела.       «Так странно… Не думала, что обычный лев может быть с избранницей правителя…» — она следовала медленно и неспешно, памятуя о том, что ранее в этом же направлении скрылась и сама Альса, — «Ну, в конце концов, это же Вульсваи. Здесь всё куда вольнее и проще…».       Отыскать в полутьме тот самый куст с панцирем оказалось совсем не просто, и Тали какое-то время тёрлась мордочкой по земле, пока наконец не изловила душистый аромат пёстрых цветов. Прихватив в пастьку свою целебную ношу, она предпочла следовать и дальше тихой охотницей, вдоль по зарослям, пока не вышла к уже знакомой и родной пещере.       Лев как будто бы дремал, свесив лапы с уступа. Поднявшись к нему, самочка уселась на хвост и уложила панцирь рядом. Её коготки осторожно скользнули по загривку Мраву, а затем ещё и ещё. Утешая и лаская спящего самца, она не сразу заметила, что тот довольно заурчал и заулыбался.       — Ты в соседний прайд за травами ходила? — томно просопел он, не открывая глаз, не сдвигаясь с места.       — К твоим друзьям, к шакалам, — Тали придвинула носом заготовленную смесь, — Пей.       — К шакалам? — равнодушно посмотрел на панцирь зорчий, — А что, простых львов тебе уже мало?       — Пей давай! — показала клыки самка. — А не то сама волью в пасть.       Мраву обречённо простонал и опасливо зачерпнул пальцем желтоватую жижу:       — Что это? — он поморщился, пробуя её на вкус, — Надеюсь, ты туда не помочилась?       — Следовало бы, — согласилась Тали, — Но мой долг как ильсивы куда сильнее меня и всех моих обид. Так что пей с тихим сердцем, это поможет, утром будет легче.       Поверив её обещаниям, зорчий стремительно заглотил почти всё содержимое панциря:       — Вряд ли что-то может быть хуже этого, — скорчил морду он.       — Давай спать, — решила взять гриву в свои лапы львица, — Спать говорю! — она хищно отбила его лапу на своём хвосте, — Игры завтра. Если будешь хорошо себя вести.       — Буду, — самец довольно обвил спину улёгшейся рядом Тали и сладко притянул её к себе, — Я стану самым заботливым львом в этом мире, — нашептал он в ушко.       — Верю, — фыркнула от щекотки кошка. Ощутив кончик петушка у крупа, она словила всё пушистое хозяйство в извилистый плен хвоста, — Но предпочитаю заботу здорового и сильного льва.       — Хочешь, чтобы я показал тебе, какого это быть с сильным львом? — крепче обвил её Мраву.       — Нет… нет-нет… — ещё свежие воспоминания о прихрамывающей Альсе вновь захватили самку, — Мраву?       — М-м-м?.. — уже почти уснул на её плече Старший.       — Слушай, а у вас и вправду… — Тали хотела сразу упомянуть имя избранницы правителя, но вовремя опомнилась: в конце концов, это могло оказаться очень личной тайной, — Любая львица может быть с совершенно любым львом?       — Не совсем. Есть множество законов, и если следовать всякому из них, то никому нельзя ни с кем, если же быть избирательней и умнее — можно всем и со всеми. Ну, за исключением диких, чужих — вот с ними посложнее, да и опаснее. Не будет львица ложиться под дикаря, тот может и шею прокусить. Они ж прайдовых не очень любят, мстят всегда нам, самкам особенно. Ну и мы тоже мстим их самкам, это тебе любой страж скажет, — Мраву вдруг о чём-то так сладко размечтался, что даже излил слюну на загривок кошки.       — Хм… Ну а если… допустим… если это самка непростая, благородная, скажем, львица правителя… — осторожно начала Тали.       — Ты видела, как львицу правителя трахал другой самец? — оживился зорчий.       — Что? Нет! — попыталась неумело соврать Младшая. — Мне… просто стало интересно.       — Интересно, значит? — ухмыльнулся карегрив, — А ну-ка Талиэль нинь-яльсиви, скажи мне это в самые глаза, — он перевалился через неё, притягивая мордочку к себе.       Молодая львица как могла изобразила совершенную наивность, чем немало насмешила вальсавийца:       — Эх, бессовестная ты дочь Нонденаи, — он похлопал её по плечику, — Бессовестная, но бесхитростная. Не умеешь ты врать, Талиши. Значит, Альсу приходовал какой-то лев, да? Ты уверена, что это был не Наш? Он иногда сам на себя не похож.       — Нет… — покачала носиком кошка, — Точно не он. А тебе что, это так важно?       — Конечно важно, — хохотнул зорчий, — Будет теперь повод его позлить, яйца позажимать.       — Мраву!       — Что? А ты как будто и против? Помнишь, как он вёлся с тобой?       — Он правитель Вульсваи.       — Да хоть всех львиных земель. Это не поступок сына Вульсваи, а значит, — самец решительно тряхнул гривой, — Он должен быть поставлен на место.       — Хм… Ну, его львице здорово досталось от этого…       — Где ты их видела?       — Да тут, неподалёку, за поляной, у больших зарослей.       — Наверное, один из стражей с южной границы, — рассудил Мраву, — Они там часто бродят. Как он выглядел, помнишь?       — Ну, шерсть у него была посветлее, почти как у меня… и грива такая странная, — Тали что есть сил делала вид, что вспоминала всё с трудом, хотя сам образ самца уже очень ярко и уверенно поселился во всех её фантазиях, — Гладкая, как шерсть.       — Гладкая? — нахмурился лев.       — Ну да, — пожала плечиком кошка, — И шрам у него такой был, во всё плечо. Наверное, где-то в бою получил.       — Да, весьма интересно, — продолжал внимательно смотреть на неё лев, — Опять врёшь мне?       — Что? — опешила Тали. — Нет! Так всё и было! Правда! — она даже чуть приподнялась на лапу от лёгкого возмущения.       — Интересно, — повторил зорчий, — Нет у нас такого льва в прайде. И стражей таких нет. Тем более, с гладкими гривами. У всех грива — что у меня, — он провёл когтем по своим колючим и густым космам.       — Но я же видела! — отчаянно защищалась самка, — Такой был!       — Значит, это дикий, — Мраву о чём-то серьёзно задумался, — Они только мрявкались, или говорили о чём-то ещё?       — Вроде говорили, — попыталась уже по-настоящему припомнить Тали, — Я самих слов не помню, но этот лев ругал Альсу. Говорил, что она что-то не рассказала, не сообщила. Заявил, что они увидятся снова, через… три дня, кажется. И вроде как ей надо что-то выяснить.       Старший какое-то время смотрел на самку не двигаясь, а затем вдруг приподнялся с налёжанного места.       — Говоришь, ты их видела у южной?       — Да, там, за поляной… — Тали неохотно перевернулась на другой бок, наблюдая, как спускается вниз лев, — Ты куда это? Нельзя, тебе отдохнуть надо!       — Вставай, — обратился к ней через плечо самец, стряхивая с себя остатки сонливости, — Покажешь место.       — Небеса, Мраву, ну зачем…       — Талиэль, встать, — рыкнул Старший.       — Хорошо.       Ночь становилась довольно прохладной. Ветерок то и дело пробирался под самую шёрстку, вызывая лёгкий озноб. Тали послушно вела льва по знакомой тропе, чувствуя себя очень неловко, словно нечаянно стала причиной какого-то важного, очень некрасивого происшествия.       — Вот здесь, почти пришли, — она обошла уже знакомый баобаб и окинула осторожным взглядом заросли. По счастью, вокруг никого не было.       Глубоко вдохнув воздух, Мраву последовал по земле, почти сразу изловив нужный тёплый след.       — Это и вправду Альса, — бросил он, направляясь к кустам, — И… кто-то ещё… да… не наш.       Тали осторожно следовала за ним, не издавая ни звука, мягко касаясь лапкой ещё тёплой, чуть влажной земли. Пробравшись сквозь колючие ветки, лев внимательно исследовал каждое пятнышко, каждую соломинку, сводясь мордой то в одну, то в другую сторону. Затем он как будто учуял что-то важное, и с ещё большей сосредоточенностью не пошёл, но понёсся по следу прямо сквозь заросли, да так, что львица едва смогла за ним поспеть.       Остановившись у небольшого озерца, плавно переходящего в целое царство болот, зорчий недовольно хмыкнул, уселся на хвост.       — Этот лев тут не в первый раз, — заметил он, когда Младшая молчаливо устроилась рядом, — И явно знает все эти тропы как свою гриву.       — Мраву, почему это так важно? — осторожно поинтересовалась львица.       — Да потому, Талиши, что это не простой лев, — Старший вдруг навострил ухо: где-то порхнула крыльями растревоженная птица, — Я не всё рассказал, когда ты вернулась.       — Не всё? — нахмурилась самочка.       — Помнишь, этим утром я направлялся на Вершинный утёс?       Львица кивнула:       — Конечно. А что с ним?       — Ничего, Талиши, — зорчий выразительно посмотрел ей в самые глаза, — Совершенно ничего.       — Ты о чём это? — пролепетала самочка. Этот странный тон и само это тёмное место навевали жуть.       — Тело исчезло, — просто ответил Мраву.       — То есть как «исчезло»? — оробела кошка, — Может… может его гиены подъели, или грифы, или…       — Когда что-то сжирают падальщики, всегда остаются кости, Талиши, — покачал мордой зорчий, — Хотя бы поперву. Тут же не осталось ничего, совершенно. Я попытался отыскать хоть какие-то отметки, но ночной дождь всё изничтожил. Кому-то хватило ума прийти туда сразу после нас. Кому-то хватило ума замести следы вовремя, зная о приближающемся ливне. Кому-то хватило ума проделать всё это незаметно, не потревожив никого из прайда. Как будто…       Тали внимательно его слушала, поджав ушки:       — Как будто?..       — Как будто этот кто-то не совсем из прайда. А знаешь, что ещё любопытно? — лев сказал это шёпотом, да так, что кошке стало совсем не по себе.       — Нет…       — О нашей находке я сообщил лишь Сазарре и Тхиену. И угадай, кто был рядом с ним, когда мы вели нашу непринуждённую беседу?       Тали сглотнула, тьма и заросли вокруг стали вдруг совершенно чужими и враждебными. Из самих глубин, за толстыми стволами деревьев, насмерть переплетённых лианами, за ними как будто бы наблюдал кто-то невидимый.       — Альса.       Мраву кивнул.       — Поэтому я попросил тебя показать это место, — голос его стал заметно тише, — Жаль, что дальше след теряется. Идти по незнакомым болотам, да ещё и в полутьме — даже для вальсавийца это слишком смелая затея.       — И что же нам делать? Куда теперь? — поморщилась от холодного ветра львица. Сейчас она всем сердцем мечтала и вожделела услышать из уст льва столь сокровенное «домой», но полученный ответ разбил всякую надежду:       — Если мы не можем выйти по этому следу, то пойдём по другому, что ведёт в прайд, — решил карегрив, разворачиваясь и направляясь обратно, к поляне, — Я предлагаю заглянуть в гости к нашим благородным и высоким хвостам.       — Мраву… — сглотнула Тали, — А нам и вправду нужно всё это? Что, если у Альсы просто какой-то общий секрет с этим самцом? Что, если они только встречаются, и всё?       — Тогда худшее, что ждёт наш прайд — скандал между двумя львами, — отмахнул в сторону колючую ветку зорчий.       — Мра-а-аву… — зажаловалась было кошка, но оставаться одной посреди болот было до жути страшно, и она быстро нагнала Старшего, — Может, не станем вот так сразу всё выяснять? Присмотримся, затаимся, — она даже мягко впилась коготками в его плечо, умоляя найти покой.       — Талиши, — строго обернулся к ней вальсавийский лев, — Скажи мне, ты сможешь спокойно спать в прайде, по землям которого ходит кто-то чужой, неизвестный, что уже убил одну из львиц — заметь, не нашу, вальсавийскую, а какую-то другую, возможно… — он сделал эффектную паузу, — Нонденайскую, м? Он бродит сейчас где-то там, у тех болот, в завидной близости от нашей пещеры, которую, заметь, никто, совершенно никто не охраняет. Этот некто бродит с каким-то непонятными, пока что неизвестными нам целями, находясь под покровительством старшей львицы всего прайда, а значит — способен сделать нечто ещё более скверное и вновь уйти безнаказанным. Так что, оставим всё как есть? Пойдём спать и видеть сладкие сны?       Тали убрала лапу с плеча карегрива.       — Вот и славно, — тот склонился над ней, приглаживая за ушком, — Я переживаю о тебе не меньше, чем об остальном прайде, ведь отныне — ты мой прайд. Мой самый главный зорчий прайд.       Самочка кротко кивнула, ощущая горячее дыхание самца на своей шее.       — Однажды я уже потерял одну родную мне душу, — огненные глаза пленили, низкий рык разносился волнующей вибрацией по всему телу, — Очень не хотелось бы повторить это вновь.