Зорчие

***

      Ливень наскочил на неё, точно спятивший кабан. Усиливаясь и разгоняясь, он вдруг зарычал громом и пасть его засверкала слепящими молниями. Львица едва успела заскочить в родную пещеру, когда поток воды хлестнул сущим водопадом по иссушенной, жаждущей того земле.       Зябко отряхнувшись и болезненно чихнув, Тали посмотрела на уступ, выискивая самца. Зорчий ленно валялся на животе, свесив вниз лапы и качая ими из стороны в сторону. Завидев свою ученицу, он не изменился в позе, лишь глаза его сверкнули хищным азартом.       — Лежишь? — кошка дёрнула ушком, в который забралась капелька воды.       — Угу.       — Хм… — она поднялась к нему и уселась на хвост, — Знаешь, как-то не очень справедливо, что я половину дня бегала и отбивала лапы в поисках трав, пока ты тут просто валялся.       — Согласен, — сладко зевнул карегрив, — Жизнь, она вообще несправедливая штука, Талиши. Вот родилась ты в Нонденаи, попала не на ту гриву, и теперь вынуждена притираться и ласкаться к каждому льву Вульсваи, чтобы заполучить свои уют и расположение. Я же изначально родился здесь, и мне не нужно никому и ничего доказывать, мне вообще ничего не нужно — и при всём при этом я ничем не лучше тебя. Ну, разве что наличием гривы… и яиц тоже… Хотя, тут тоже как посмотреть…       — Ты целый день выдумывал это оправдание? — вновь чихнула молодая львица, утирая влажный носик.       — Это не оправдания, кошечка, — Мраву вальяжно перевернулся на бок, предлагая самке свои тёплые объятия, — Это Жизнь.       — Пф-ф, — Тали закатила глазки, но под гриву всё же забралась.       Приятно вздрогнув от прикосновений его жаркой и колючей шерсти, самозабвенно отдаваясь и изогреваясь в ней, она поинтересовалась — не от особой надобности, а лишь для того, чтобы отвлечь на что-то уставший и заплутавший ум:       — Чем занимался?       — Думал.       — Это не занятие.       — Неужели? — самец снисходительно лизнул её в щёку, сразу определяя тон и характер предстоящей ночи.       Ливень ещё сильнее забил по камню пещеры, и можно было отчётливо расслышать его мерный ритм. Стихия яростно загромыхала, да так сильно и близко, словно обустроилась над самым загривком.       — Ну ладно, — Тали сдалась и муркнула, — А о чём думал?       — Тебе и вправду интересно, или просто скучно? — вдохнул запах её иссыревшей шерсти карегрив.       — И то, и то.       — Помнишь ту львицу, с Вершинного?       — О небеса… — Младшая снова почувствовала себя неуютно и капризно повела подбородочком, напрашиваясь на утешительный лизь в щёку, — Конечно помню. Как тут забыть… И что?       — Да я всё сидел и размышлял. Понимаешь, — Мраву задумчиво затапал лапой по пятнышкам на животе ученицы, — Что-то во всём этом мне никак не давало покоя, что-то не нравилось, хотя, казалось бы, что там вообще должно нравиться… Знаешь, бывает, ты нечто такое видишь, но догадываешься, что именно увидел уже с запозданием. Такое нередко бывает после сна — когда разгадываешь образ, исходящий из самого бессознательного.       — И что же там не так? — Тали чуть перевернулась на спину, чтобы самцу было удобнее ласкать молочную шёрстку, и видеть её всю. — Жаль эту львицу, ей бы ещё жить да жить, — бережливое сердце ильсивы сжалось в тоске.       — А тебе самой там не показалось ничего странным?       Львица замерла.       — Нет.       — Помнишь я попросил тебя осмотреть тело? Сколько, по-твоему, она там пролежала?       — Ну, — самочка задумчиво приложила лапу к подбородку, — Плоть только начала гнить, так что как будто бы не более десяти восходов солнца.       — Та-а-ак, — разгонял когтем её мысль Старший, — И я тебе ещё сказал, что это не наша львица, точно не она. И Сазарра так сказала, а она всех львиц знает, она их чуть ли не на каждый выдох считает.       — Может, кто-то из мены? — Тали посмотрела на кончик своего неподвижного хвоста.       — За все последние сезоны у нас было лишь две мены… Ну, три, если считать твою, — лев бережно погладил кошку по округлой попе, — Одна была из Нонденаи, другая из Скаллира. И никто здесь не остался.       — Это может быть и простая дикая львица…       — Дикая львица так не выглядит, Талиши. Да, эта кошка и вправду смотрелась не очень, но вспомни, как чиста была её шерсть, сколь аккуратны очертания морды… ну, той части, что от неё осталась. Вспомни этот отпечаток сытости в её теле — дикая львица истощена голодом, исцарапана хищником, изуродована случайным родством. Это точно не она, это прайдовая.       — Как же такое может быть? — сквозь разлом в одной из стен угрожающе сверкнула молния. Раскат гневливых небес оказался столь сокрушительным, что самочка поспешила прижаться поближе к своему Старшему, спрятаться под ним от всего мира.       — Вот об этом-то я как раз и думал, кошечка, — Мраву с удовольствием принял её нежное и хрупкое тело в свой коварный плен, — Если это и вправду не наша львица, остаётся только один вариант — кто-то из мены тайно остался в прайде, а не ушёл с остальными.       — Но зачем? — промурчала из-под его гривы самка.       — Не знаю, Талиши, не знаю… — инстинктивно приглаживал её зорчий, — Но кто бы это ни был, ни Нонденаи, ни Скаллир о нём так и не вспомнили. Или не пожелали вспомнить.       — Что ты хочешь сказать? — львица требовательно выглянула из-под гривы.       — Хочу сказать, тут что-то очень нечисто, — тяжёлая лапа с чуть подвыпущенными коготками прошлась от шеи до междулапья Тали, — Я бы даже сказал, что мы имеем дело с чем-то весьма-превесьма грязным.       — Ну во-о-от, ты опять?.. — недовольно простонала самка, слегка приподнимая хвост, — Вот что ты за зорчий такой… А-я! — она восторженно взвизгнула, когда оказалась безжалостно перевёрнута на спину и схвачена острыми когтями.       — Много болтаешь, — бёдра Старшего заботливо обжали её шею, когда он властно воссел на неё сверху. Его шипастый отросток уже чуть выглянул из ножен: приткнувшись к самым губам кошки, он даже успел капнуть на неё своим скопленным за день соком, — Давай-давай, — он строго прорычал, тыкаясь похотливым жалом в столь примечательную цель, — Сейчас займём твой язык, львушка-трепушка.       Тали выдохнула от возмущения и неловкости, что и было сакральной целью самца — ведь едва её пастька приоткрылась, он тут же заскочил внутрь, точно в свою пещеру, привычно и небрежно, сладостно притираясь о шершавый язык львицы, оставляя ей свой едко-острый, солоноватый привкус.       — Фот фе тфянь! — сверкнула глазами самка, пытаясь не захлебнуться от такого возмутительного вторжения в личное пространство.       — М-м-м, Тали, как же ты сейчас красиво смотришься, — облизнулся Мраву, свысока разглядывая изозлённую мордашку, плотно обвившую его возбуждённый дрын, — Я бы хотел, чтобы таких искренних и чутких мгновений между нами было больше, а то мы всё про дела, да про прайды.       Львица возмущённо хлюпнула, но всё же проглотила пряную обиду и принялась старательно полировать доверенный ей шипастый отросток. Старшему она это делала всего во второй раз, но уже сильно свыклась и породнилась с его вкусом, принимая солоноватую плоть как неотъемлемый элемент уюта своего нового дома. Она разглядывала снизу вверх исцарапанную, нарочито серьёзную, даже строгую морду вальсавийского льва, и чувствовала как начинает влажнеть и теплеть между лапами, как ей хочется большего, много большего — и продолжала обсасывать пылающее древко, то принимая его за щёчку, то испуская из пасти, чтобы лизнуть под самый корень, а затем пристыженно и невинно посмотреть в родные карие глаза. В какой-то момент она даже осмелилась распробовать его пушистую мошонку, осторожно прикусив её, точно дразнясь.       Мраву рассержено рыкнул, отстраняясь, и капелька густой смазки потянулась от кончика возбуждённого стержня к привлажнённым губкам львицы. Скользнув по персиковой шерсти вниз, он уложил лапу на нежную шею, вжимаясь в пленницу всем телом, с когтями, не давая ни выбраться, ни выдохнуть. Глаза вальсавийского зверя исполнились алчностью, когда он оскалился, жадно вонзаясь в лоно, заявляя свою абсолютную власть и волю над юной нонденайкой.       Тали застонала и завозилась, изгибаясь под выверенными и настойчивыми толчками самца. Она чувствовала, как он погружается в неё всё дальше и уверенней, открывая те грани мучительного удовольствия, о которых она ещё не знала. Обвив лапами и хвостом, с мольбою вжавшись в шею, она тихонько урчала и всхлипывала, желая ещё, желая больше. Неутомимый голод, что таился и мучил её все эти луны, всю её жизнь, отныне можно было смело раскрыть — ведь было, кому раскрыться, ведь Мраву не судил за натуру самки, за её природу и страсть, а напротив, словно поощрял их, желая разжечь ещё сильнее и ярче.       «Жить и любить…» — львица вспомнила слова Ларзы, и мысленно пообещала себе следовать им верно и достойно, как благородная сестра всех ильсив.       Самец злобно прорычал, сильнее вжимая нежную шею. Тали почувствовала, как он зашёл в неё весь, до самого конца, и его пушистые плоды жались к её розовому ухвостному ромбику, дразня мысли, как будто бы намекая на то, к чему их игры вскоре придут. Она вытянулась и выдохнула, расслабленно и покорливо принимая в себя семя Мраву. Внутри стало совсем влажно, и ощущать в себе жаркое, ещё пульсирующее естество льва оказалось куда приятнее.       Зорчий сладко потянулся. Он ещё пару раз взял её во всю свою длину, прежде чем вырваться наружу да заляпать млечным соусом подхвостье.       — Кажется, я не давала тебе разрешения оставлять мне львят, — капризно поджала ушки дочь Нонденаи, — И вообще, я… ахм! — она охнула, когда самцовая плоть вновь ткнулась в её пасть, вынуждая навести порядок и забрать остатки своего наследия.       — Хорошая яльсива, — довольно муркнул гривастый угнетатель, утерев влагу о её персиковые губки.       Справившись с первыми чувствами, зорчий попытался было приободрить свою ученицу, даже вкрадчиво прикусил за ушко, но Тали всё сердилась и хмурилась. Пришлось вновь перевернуть её на спину, склониться у лап и прилизать особенно чуткие недра.       — Урф… — львица вздрогнула от неожиданности, поглядывая на смешливую морду самца и на то, как его острый язык хлёстко скользит по переляпанным им же лепесточкам жгучего лона.       Она думала, что ни за что не поддастся столь банальному приёму, но уже спустя пару десятков подобных поцелуев пришлось судорожно впиться коготками в камень и обвиться хвостом вокруг шеи Мраву.       Львы отдышались. С чувством абсолютного достоинства, Старший оставил её сочащееся лоно, заваливаясь тут же на бок да широко зевая. Тали же громко замурчала и деловито обратилась к умыванию всего того, чтобы было нещадно запользовано и запачкано.       — Что может быть приятнее, чем видеть мурлычащую удовлетворённую львицу? — философски обратился к миру зорчий.       Кошка лишь фыркнула и демонстративно перевернулась на бок, спиной к самцу.       — М-м-м, — он притянулся к ней сзади, обхватывая лапами за плечи и попу, — О чём я и говорил.       Он перевалился вместе с нею на спину, прижимая к сердцу и дыша в ушко. Лизнул в шею. Посмотрел на тучистое угрюмое небо, что открывалось сквозь разлом в навершии пещеры. Подумал.       — Похоже, дождь с нами на всю ночь.       — Угу, — львица потёрлась загривком о его шею.       — Жалеешь, Талиши?       — О чём?       — Обо всём этом. О том, что здесь, сейчас, вот так.       — Почему я должна жалеть? — обернулась краем мордочки львица, — Это был лучший секс в моей жизни.       — Талиши…       — А всё ты, — она вжалась в него, вдыхая аромат густой гривы, — Ты меня такой сделал. Ты испортил.       — И сильно испортил? — хлёсткая кисть скользнула по бессовестной плоти.       — Не знаю, — фыркнула от щекотки львица, — Но с каждым разом, ты делаешь это всё больше.       — Слаще слов и не придумать, — прошептал Мраву, утягивая когтями и чуть отгоняя капризный хвост лапой.       — Мраву?       — М-м-м?       — Вот почему ты такой неугомонный?       — Это как?       — Ну вот так. Думаешь о той несчастной львице, помогаешь умирающей гиене, вступаешься за незнакомую нонденайку, жадно тычешься ей под самый хвост.       — Трудно сказать, — зорчий член уже нащупал знакомую норку, — Просто так привык. Иначе не могу, не умею жить, понимаешь?       Тали сцепила клыки и сладко ахнула, принимая в себя льва с той дрожью, что обычно случается лишь в самый первый раз. Утопив шею в его гриве, закатив глаза, разведя лапы и хвост так, чтобы самцу было удобно брать и овладевать во всю возможную силу, она страстно нашептала:       — А иначе и не надо, мой Старший.