Зорчие

***

      Яростный луч полуденного солнца коснулся мордочки молодой львицы, и та заморщилась, неохотно приоткрывая заспанные глазки. Измученная странностями последних дней, она стала куда недоверчивее к миру, и не сразу поверила, что взаправду лежит в пещере Вульсваи в компании какого-то странноватого седогривого льва, вдали от дома, вдали от всех, кто её любил и знал.       Но реальность оставалась неизменной. Льва, впрочем, рядом не оказалось. Тали осмотрелась вокруг, принюхалась, прислушалась к ощущениям на сердце и под хвостом, и не заприметила никаких следов насилия и гривастого превосходства над собой. Поначалу это утешило, но вскоре где-то в самой глубине души стало даже немного обидно:       «Как так… неужели я настолько плоха?..»       Уколовшись этой мыслью, львица всё же решила признаться себе в том, что день только начался, как и её знакомство с этим самцом, и всё ещё может наладиться самым низменным и пошлым образом, а потому сладко зевнула и попыталась также сладко потянуться, но вместо томных ощущений вдруг ощутила сильную, рассекающую тело боль, да такую, что с её кофейных губ тотчас сорвался мучительный стон.       — Ой-ой-ой, — запричитала она, пытаясь перевернуться на бок, чувствуя, как перехватывает дыхание от острой ломоты у шеи и спины. Ещё не до конца ушедшая из мира снов, львица не понимала своего состояния, и это привело её в совершенный ужас — если чего-то о боли не знает она, ильсива, маловероятно, что с этим поможет кто-то иной.       Она продолжала ворочаться из стороны в стороны, намереваясь приподняться на одну из лап. Когда ей это почти удалось, до её ушей добрался знакомый тихий голос:       — Ты чего?       — Я… — Тали резко одёрнула мордочку в сторону звука и тут же сжала клыки от боли, — Не могу подняться… Всё тело болит… почему-то. Вот тут и тут.       Она тихонько коснулась своего загривка и плеча лапою.       — Колит, ломит? — Мраву обошёл её со спины, осторожно ощупывая указанные места.       — Да, здесь… Ай! — дрогнула от болезненных чувств львица, — Не надо так… — и вспомнив о старшинстве самца, поспешила добавить: — Пожалуйста…       — Хм, — оставил её зорчий, — Ну что тут сказать… Я говорил тебе не спать у прохода?       — Да… — жалобно муркнула Тали, сжимаясь клубком в муках.       — И что ты мне сказала?       — Что… что останусь здесь…       — Не послушалась, да? — склонился над ней лев, медленно набивая кисточкой хвоста, — И вот итог — ветер тебя всю искусал, будет теперь болеть.       Самочка не ответила, лишь легонько шмыгнула носом, обижаясь и на себя, и на стихию-негодницу.       — Сейчас, — Мраву направился к груде сваленных панцирей и начал там что-то подыскивать, небрежно отбрасывая в сторону всякий ветхий хлам.       — Твой? — он обернулся, удерживая лапой окрашенный панцирь.       — Угу, — Тали кивнула самым кончиком носа, опасаясь делать со своим телом что-то более смелое.       — Симпатичный, — лев отодвинул его чуть в сторону, продолжая копаться в пыльных черепках, — Хорошо владеешь целительством?       — В Нонденаи знала все травы и коренья, — гордо начала было ильсива, но подумав о том, что вальсавийского льва может обозлить упоминание главного прайда, тут же добавила, уже более скромно, — А здесь пока не все знакомо… но я изучу.       — Не сомневаюсь, — выискав необходимое, зорчий толкнул один из наполненных чем-то панцирей в сторону Тали, — Я вчера снова думал о тебе, и твоём присутствии здесь… — он вернулся к львице и мягко уложил лапу на её бедро, — И решил, что мне очень пригодятся твои знания ильсиви. Ложись на живот.       — Хорошо… — пролепетала львица, осторожно переворачиваясь, чуть боязливо поглядывая то на самца, то на панцирь с загадочной зеленоватой жижей, — А что это?       — То, что тебе поможет, — обошёл её сзади зорчий, — Только лежи спокойно, иначе будет больно.       Тали не стала спорить, покорно отдаваясь воле своего новоназванного Старшего. Сжав пушистые подушечки вместе и уложив на них подбородок, она чуть дрогнула, когда упитанный круп льва прижался к её бёдрам, а массивные лапы опустились на шею.       — Красивые у тебя пятна тут, — изгибистые пальцы карегрива чувственно прошлись по её плечами, чуть приминая шёрстку, нанося пахучую мятную мазь, — Ты уже прошла своё Принятие?       — Мхм… — тихонько простонала Тали, смущаясь и близости льва и его вопроса, — Ещё нет… пока нет.       — Так и знал, — вкрадчиво вибрировал низкий голос самца за ушком, — Сразу подумал, что совсем молодая. Красоту юности не скрыть.       Львица заалела щёчками, но ничего не ответила. В ритмичных прикосновениях Старшего ведалась и томность, и строгость. Не раз практиковавшая мурси, Тали сразу же поняла, что лев в ней весьма опытен.       — Боишься меня? — очередной вопрос самца застал нонденайскую дочь в ещё больший расплох.       — Почему я должна вас бояться, госпо… мой Старший? — пролепетала она, чувствуя, как отстукивает в горло сердце.       — Ну, боишься, что сделаю с тобой что-то? Что-то плохое, — лапа льва мягко прихватывала её шёрстку, опускаясь по спине всё ниже и ниже, — Что-то необратимое.       — М-м-м… Наверное… да… немного… — сглотнув комок, решилась на откровение Тали.       — А ты хотела бы этого?       — Что вы имеете в виду, мой Старший? — поджала ушки львица, ожидая всего.       — Ну, бояться чего-то — не значит этого не желать, — карегрив ласково прошёлся по её бёдрам, массируя их кончиками грубых пальцев, — Ты же боишься не меня самого, а того зверя, что во мне есть. Того, что в любой момент может вырваться на волю. Или не вырваться. Всей этой неопределённости.       — А он вырвется? — боязливо пролепетала Тали, пытаясь обернуться, но тут же скалясь от нового укуса боли.       — Не знаю, пока не решил, — признался уже самец, медленно возвращаясь обратно к шее, мягко постукивая лапками по нежной персиковой шёрстке.       — Понятно… — протяжно мяукнула львица, осознавая всю неизбежность своей судьбы.       — А если вдруг вырвется… — Старший чуть навалился на неё сверху, вправляя ушедший позвонок, — Ну, мало ли, случится такое… — он облизнул губы, — Ты бы хотела, чтобы он сделал это, когда ты будешь хвостом вверх или по земле?       — М-м-м… — нервно замурчала юная ильсива, — Не уверена… Наверное… Наверное, лучше хвостом вверх… Да, лучше вверх…       — Прямо как сейчас? — лапы самца обхватили её шею, осторожно разминая.       — Ам-м-м… Ну да… Как сейчас, да… Почти… — совсем растерялась Тали, поджимаясь там, где опытные охотницы в подобных случаях всегда советовали расслабляться.       — Почти? — сквозь рокочущее полуурчание льва можно было ощутить игривую улыбку.       — Да… Почти… — ещё тише пролепетала самочка, чуть впиваясь коготками в камень.       — Ну хорошо, — сделав несколько последних движений, зорчий уложил лапы рядом с её подушечками и прижался к ней всем телом, — Тогда попридержим его немножко внутри. Тепло тебе так?       Тали осторожно муркнула, ощущая как от грубой шерсти льва и впрямь исходит жар, растекавшийся приятными волнами по всем примятым местечкам, куда впитывалась лечебная мазь.       Объятия самца оказались необычайно томительными и умиротворяющими, и львица и не думала беспокоить вершившийся покой напрасным словом. Карегрив тоже молчал, тихо и размеренно дыша за ушком Тали, чем ещё больше усыплял и навевал расслабление и даже лёгкую негу.       Теплее, чем у простуженной шеи было лишь у хвоста. Львица ощущала, как обжигающее естество Старшего слегка трётся о её нежную шёрстку. От мыслей о том, что оно покинуло пределы своих пушистых ножен, и теперь бродит на свободе, готовое в любое мгновение напасть, у самочки вновь зарделись щёчки, а дыхание стало жарче. Она ощущала лёгкую влагу — и ту, что оставлял на ней самец, и ту, что отдавало камню пещеры её собственное естество.       — Мраву, — смущаясь своих мыслей всё сильнее и сильнее, Тали попыталась как-то отвлечься.       — Мррр?       — А у тебя… львица есть?       Карегрив громко фыркнул над ушком. Почувствовав свою бестактность, он поспешил виновато его лизнуть:       — Что ты имеешь в виду?       — Ну… та, с которой вы гуляете, с которой проводите всё время, с которой… — самочка запнулась, уже немного жалея, что задала подобный вопрос, — С которой, в общем, тебе было хорошо.       — У меня много таких львиц, Тали, — лизнул её уже за другим ушком самец.       — Ну, я имею в виду… — кошка растерялась, — Не просто хорошо… Не как самцу с самкой… Была ли у тебя такая, что не хотелось большей никакой?       — Такая львица, чтобы не хотелось больше никакой? — зорчий на мгновение призадумался, разглядывая саванские дали по ту сторону от пещеры, — Нет, такой точно не припомню.       — Понятно, — кротко выронила Тали, слегка ворочаясь под жаркими объятиями Старшего.       — Впрочем… Была одна хорошая львица… — карегрив осторожно уложил лапу на мягкую подушечку самочки, ощупывая и пробуя ту на коготь, — Умная, молодая, немного дерзкая, немного наивная… чем-то на тебя была похожа, — он лизнул кошку в загривок, — С ней как будто что-то было вот здесь, — лев скользнул лапой от шеи Тали к груди, — Такое… странное ощущение мира. Трудно описать.       — И… — выдохнула под его прикосновениями самка, — Почему вы расстались?       — Да разбилась насмерть о скалы, вот почему, — Старший неохотно приподнялся с пригретого тела львицы, отряхиваясь шерсть и разминая подзатёкшие лапы.       — Ох… Как же это случилось? — Тали виновато обернулась, наблюдая как старый лев медленно направляется к выходу из пещеры и усаживается там на хвост.       — Сноходи́ла она, — после некоторого молчания произнёс тот, — Знаешь, что это такое?       — Когда ходишь во сне? — нахмурилась ильсива, отчаянно пытаясь вспомнить какой-то давний разговор со своей наставницей.       — Почти, — лев смотрел куда-то вдаль, — Ты засыпаешь и попадаешь в мир снов, но тело твоё остаётся в этом мире. И ты путешествуешь по своим особым видениям и тайным уголкам сознания где-то там, пока твои лапы поднимаются и следуют по земле здесь.       Вздохнув, он обернулся к Тали:       — Понимаю, звучит глупо и невероятно, но она что-то чувствовала там, нечто такое, что её вело. И следуя своим грёзам, она могла ощутить жизнь и смерть, кровь и семя в этом мире. Это очень помогало нам во всех этих… делах зорчих.       — Она видела во снах что-то из реальности? — нахмурила розовый носик самочка. — Разве это возможно?       — Понятия не имею, — качнул плечом карегрив, — Но в них она могла ощутить кровавый след, а когда пробуждалась, вела нас к одной из пещер, и там находили задушенного гиенами гепарда.       — Звучит… довольно невероятно, — Тали осторожно подбирала слова.       — Да. Ну, теперь ты зорчая… — лев выдержал паузу, — … вместо неё. И, поверь, чем дольше ты такой пробудешь, тем меньше невероятного останется для тебя в этом мире.       — Ох… — самочка нервно сглотнула, ощущая, как пробегает холодок под изогретой шёрсткой.       — Поначалу всё было неплохо. Она ловила знаки во снах, и мы начинали примерно понимать, куда идти и что делать, — продолжал карегрив, — Но со временем этих видений становилось всё больше, а она… она всё продолжала их брать и брать, не щадя себя. Говорила, что не может бросить это, что многим попросту необходима, что изовсюду льётся этот зов, и подло его оставлять без ответа… Сноходить она начала позже, когда ночи перестали давать отдых, когда она начала что-то пить, пытаясь удержать сами образы, сделать их ярче и насыщенней. Так она разрушила эту границу между реальностью и миром сновидений, так позабыла о своей телесности, — зорчий тяжело вздохнул, умолкая.       — И она…       — Мы нашли её у южной тропы. Там очень высокое плато, множество обрывов… Обычно я следил за ней, присматривал, а тут… Остался на ночлег в Тёплых горах, а когда пришёл… уже было всё.       — Понятно… — сочувственно поджала ушки львица, — Прости… те, что начала этот разговор.       Карегрив лишь небрежно махнул лапой:       — Рано или поздно он бы случился. Теперь мы зорчие, Тали. Ты и я, — он приблизился к ней и уложил лапу на загривок, — А значит, никаких секретов у нас быть не должно, не так ли?       — Да… — сглотнула львица, имея крайне смутное представление о том, к чему клонит Старший, и всё же готовая на ответную искренность.       — Прекрасно, — вмиг отринул былую серьёзность самец, и его морда снова приняла привычное, чуть смешливое выражение, — Мой секрет в обмен на твой, справедливо? Так что… — он вкрадчиво провёл коготками по шёрстке львицы, — Кто был твой первый лев? И когда у вас с ним было?       — Эм-м-м… — увела глазки вниз Тали. Поначалу она хотела уклониться от ответа, но подумав, решила, что это будет нечестно по отношению к раскрывшемуся пред ней самцом, — А тебя… это точно не заденет?       — Хм… а почему меня это должно задеть? — теперь смутился уже зорчий, — Ты молодая львица, да ещё и такая хорошенькая, ничего удивительного, что тебя успел подмять под себя какой-то лев. Мне лишь интересно, кто был первым счастливчиком.       — Ур-р-р, — зарделась от комплимента самка, — Ну… было недавно… пару дней назад…       — Пару дней назад у тебя был первый раз? — от изумления лев даже комично повёл мордой вбок.       — Ну да… — растерялась Тали, — А что… Слишком рано? Я понимаю, до Принятия нельзя, и…       — Да какое рано, — почесал гриву Старший, — Наоборот, я думал, тебя с первыми пятнами взяли, а ты, получается, ещё совсем неопытная?       — Ну…       — Ладно, и кто это был? Кто сорвал этот поздний цветочек саванны, — лев снова предался игривости и мягко, уже совсем вольно провёл лапой по бедру кошечки.       — Один страж…       — Только один?       — Один… Небеса, конечно один! — в ужасе поширила глазки Тали.       — А что тут такого, они же всегда парами ходят, — невозмутимо парировал карегрив, — Я и подумал, что они тебя, так сказать, по обе границы взяли.       Он фыркнул, ловко отмахиваясь от когтистой лапы своей Младшей.       — Да ладно тебе, — самец миролюбиво куснул её за кофейную кисточку, — Просто не могу никак привыкнуть к вам, нонденайцам. И как вы вообще дожили до этих дней, с таким-то неприятием Жизни?       — Как-то уж уживались без этой похоти во всяком слове и мысли, — горделиво вздыбила мордочку дочь Нонденаи.       — И очень зря, — в предвкушении залюбовался ею сын Вульсваи, — Похоть это проявление чувства. Чувство это страсть. А жизнь без страсти — это и не жизнь вообще. Зачем она такая нужна? Вот что, — он вдумчиво осмотрел её тело, на котором уже начинала возмущённо дыбиться шёрстка, — Вижу, тебе стало полегче? Давай, поднимайся и пойдём уже к Нашему. Заодно может и на обед заглянем. Ты как вообще, не проголодалась?       — Нет! — непримиримо поджала губку самочка, ощущая, как ворчит от истощения в животе. Внезапно и вправду захотелось покушать, точно сами слова льва пробудили аппетит.       — Ишь какая дикая нонденайка, — ухмыльнулся Старший, осматривая самочку то спереди, то сзади, — Одно удовольствие будет тебя приручать.       — Приручалка не выросла, — ощерилась кошка, набивая хвостом.       — Выросла-выросла, — подмигнул ей карегрив, лапою приманивая за собой, — А будешь капризничать, останешься без мяса, поняла?       Львица лишь недовольно закатила глазки.       — Талиэль нинь-яльсиви! — рык зорчего ворвался в её ушки с такой сокрушительной силой, что едва приподнявшиеся лапы чуть покосились, а тело сжалось в лёгкой дрожи и испуге.       — Да, мой Старший, — спешно склонив мордочку, пролепетала она.       — Ты будешь слушаться, или мне всё-таки придётся спустить на тебя своего зверя?       — Буду слушаться, мой Старший, — ещё ниже вжалась самка.       — Тогда слушайся и следуй мне, — в исходящемся умиротворении проурчал лев, — И, быть может, однажды это спасёт тебе жизнь.